***
- Где ты был? Эймонд поворачивается так быстро, что ударяется плечом о край косяка и тут же задыхается от боли. - Мама? - вырывается у него, это старое ощущение, что его поймали, но нет, он взрослый человек. Это она стоит в его квартире, скрестив руки и постукивая ногой на своих чопорных каблуках. Эймонду не грозит наказание, - Что ты здесь делаешь? - Почему ты не отвечаешь на звонки? - требует она, в её тоне слышатся нотки истерики. Эймонд сглатывает и проверяет устройство. 17 пропущенных звонков. 38 сообщений. Это только от неё, ещё по несколько от Дейрона, дедушки и Кристона соответственно. - Кто-то умер? - спрашивает он в ужасе. - Нет, - Алисента перекрещивается, - Где твой брат? - Дейрон? - спрашивает Эймонд и это глупый вопрос, очевидно, что речь не о нём. Есть только один брат, про которого все думают, будто Эймонд его телохранитель. - Эйгон! - говорит она в разочаровании, нервно проводя рукой по волосам. Она выглядит уставшей, что странно, ведь его мать никогда не выходит на улицу с чуть растрёпанными волосами. Обычно она выглядит так официально, что каждая деталь, которую Эймонд замечает в её нынешнем состоянии, пугает его ещё больше. - Я не знаю, откуда мне знать? - Ну, тебя не было всю ночь, поэтому я предположила, что ты был с ним. Всю ночь? Она была здесь всю ночь? - Нет, я... У меня были дела на работе, стало поздно, и я остался... Мам, что происходит? Ты в порядке? Это... Это папа? Алисента только смеётся, пустым звуком, и нервно проводит руками по телу. - Нет, Эймонд, это не твой отец. Ты должен пойти со мной, малыш. Это Хелейна, я думаю, она собирается причинить себе вред.***
Много лет назад, когда она была беременна в первый раз, Эймонд посещал Хелейну три раза в неделю. Девушка за стойкой в холле всегда носила яркие цветочные платья, а медсестры - халаты желтых или розовых оттенков, так что всё отделение психиатрии постоянно напоминало пасхальные церковные службы, на которые их приводила Алисента. Все были одеты в наряды, застегнутые до последней пуговички воротника. Отжатые паром. Ни одного небрежно уложенного волоса. Ностальгию нарушали крики пациентов, их качало, они отказывались принимать таблетки. Хелейне там не место, твердил он своим родителям с праведным гневом девятнадцатилетнего подростка, который знал всё. Лучше всех знал свою сестру. Она не сумасшедшая! Когда-то он тоже говорил Хелейне об этом. - Ты не сумасшедшая. - Я знаю это, Питер Паркер. - Я вытащу тебя отсюда. - Дети хотят быть здесь. Сейчас Эймонд любит своих племянников и племянниц, но до их рождения он ненавидел их каждый день. Семья не давала ему выхода, поэтому Эймонд начинал свои споры с одной из медсестер. Темноволосая, зеленоглазая. Она слушала его постоянно. - Я думал, всё улажено, - говорит он, сидя на заднем сиденье, когда Кристон везёт их к Хелейне. Алисента рядом с ним, рука на его колене, которым Эймонд бессознательно подрагивал, - С врачами и лекарствами у неё всё было хорошо. - Не думаю, что они работают так же хорошо с тех пор, как родился Мейлор, - фыркает Алисента, - Послушай, детка, иногда после родов у женщины начинается... Депрессия. Это влияет на её психику, понимаешь? Ах, Хелейна, моя милая девочка. Ты знаешь, что нужно сделать, да? Она должна участвовать в программе добровольно. Если это её выбор, тогда это будет проще. Так будет лучше. Для кого? Почти выплёвывает он. - Где папа? - спрашивает он. - Твой отец в последнее время очень плох, ему нужен отдых. Ему не нужно в этом участвовать, - классика, - Просто вы двое всегда были так близки, да? Если кто и сможет убедить её, так это ты, хотя в последнее время ты пренебрегал ею. Эймонд смотрит в окно. - Я посмотрю, что скажет Хелейна. Если она хочет этого, то это одно, но если нет, то я буду на её стороне. - Эймонд, - предостерегает она, - Это не одна из тех игр, в которые вы играли в детстве. Если она не пойдёт по своей воле, нам придётся отдать её под суд, или, не дай Бог, случится что-то плохое, как ты думаешь, что будет с детьми? Их заберут! Их глаза встречаются, Алисента открыто и тихо плачет, в то время как Эймонд отмахивается от уколов слёз в веках. - Хелейна хорошая мать. Она никогда не причинит вреда своим детям, - возражает он, его голос очень тихий. - Государство будет действовать в соответствии с интересами детей, - говорит Кристон, наблюдая за ними в зеркало заднего вида, - Твоя мать права, сынок. Лучше действовать сейчас, чем потом. Для всеобщего блага. Всеобщее благо. Это жёлтые халаты, и психушка словно все там на охоте за пасхальными яйцами. Он сжимает кулаки, всё повторяется снова, не так ли? - Это несправедливо, - бормочет он, недоумевая от происходящего. - В жизни многое нечестно, но, по крайней мере, мы есть друг у друга, - мудрено говорит Кристон. Хотя он может отвалить, вся эта хрень с отеческой поддержкой утратила смысл много лет назад. Год, проведенный Хелейной в психушке после того, как галлюцинации заставили её свернуть шеи собственным питомцам, чтобы спасти их от невидимой угрозы, был поучительным. В тот год Эймонд многое узнал о себе и окружающих его людях. На что они все готовы пойти, чтобы почувствовать себя лучше.***
- Хел? Ты здесь? - Питер Паркер? Она смеётся, она одета в ярко-синее, её волосы заплетены в две косы в стиле, который она предпочитала, когда они были полудетьми-полувзрослыми, росли в бандитских телах и семейных распрях. В детстве они не были близки, но стали близки, когда стали взрослыми. Когда Эймонд отдалился от семьи, а Хелейна - от мира, между ними что-то расцвело - бессловесный способ видеть и поддерживать друг друга. Глядя на неё сейчас, Эймонд понимает, что это не она. Это видно по тому, как она сидит, по игривому выражению лица. Слишком огромная энергия из каждого её движения. Это Хелейна из психиатрической клиники. Хелейна которая уже поймала кролика в пасхальную корзину. Он так давно не видел эту её версию, что на него словно вылили ведро льда. Быстрый взгляд на змеиный вольер говорит ему, что она не так далеко зашла, как в первый раз, когда они все слишком сильно отрицали, чтобы позвать на помощь, но она определенно... Регрессировала. Эймонд хочет обнять её, но он так напряжён, что приходится сначала спросить: - Что происходит, Хел? Сестра пожимает опущенными плечами. - Я... - она делает круговое движение пальцами, - Снова не в себе. Как и раньше. - Это мама тебе сказала? - спрашивает он, звуча немного сурово. - Нет. Я сама ей позвонила, - он удивленно смотрит на неё. Хелейна прячет лицо в ладонях, смеясь за своими пальцами. Её ногти выкрашены в зеленый цвет, они выглядит свежо, но небрежно, как будто она сделала это, чтобы успокоиться после наркотической ломки. Хелейна никогда не принимала наркотики, её кайф не от таблеток или порошка, - Я слышу их, Питер Паркер. Я записала это в своём дневнике, но когда я прочитала его снова, мне стало страшно, и я позвонила тебе. Но ты не брал трубку. Эймонд ловит и получает этот укол куда-то между рёбер. - Прости. Я работал. О чём ты хотела поговорить? Она поглядывает на него сквозь пальцы. - Ты снова влюбился? - Нет, - Эймонд качает головой, - Нет, это не обо мне, Хел. Есть ли, есть ли здесь сейчас кто-то ещё? Кто-то, с кем ты можешь поговорить, кроме меня? - Только змеи. Я думаю, они боятся тебя. - Ты боишься меня? - уточняет он, потирая шею. Всё это происходит в голове Хелейны, и ему всегда было трудно понять, что в её словах реально, а что нет. - Нет, - энергично качает она головой, - Но я... Я боюсь, Эймонд. Что, если всё не станет лучше, как прежде? Я всё слышу, всё, что ты говоришь, всё, что говорят они. Я не глупая, понимаешь? - Конечно, ты не глупая. Это не твоя вина, Хел, это... - шизофрения, близнецы, новый ребёнок, мама, папа и я, - Прости, что меня здесь не было. - Ты не виноват, - хмурится она, - Перестань думать, что это так. Я уже взрослая, я всё знаю. Мама сказала, что они могут забрать детей, если я не поеду сама. Эймонд вспыхивает. - Этого никогда не случится. Я этого не допущу. Это... Это будет не так долго, как в прошлый раз, хорошо? Я буду там с мамой и детьми тоже, тебе не нужно волноваться. Просто сосредоточься на том, чтобы снова почувствовать себя собой. Это всё, что имеет значение. Хелейна некоторое время молчит, её лицо меняется от переполняющих эмоций. Эймонд не спрашивает, слышит ли она кого-нибудь ещё, потому что знает, что слышит, по тому, как её взгляд мечется туда-сюда, но она всегда возвращается к нему. Он благодарен за это. Когда она отодвигается в сторону, он принимает это за приглашение и опускается на кровать рядом с ней, принимая её осторожные и неловкие объятия. И только когда она успокаивается, он тоже обхватывает её руками. - Ты навестишь меня? - Почему ты вообще об этом спрашиваешь? Конечно, я приеду, Хел. - А детей ты тоже возьмешь с собой? Если я буду достаточно здорова? Мама, она... Она не захочет, она подумает, что им лучше не видеть меня в таком состоянии. Но у меня будут и хорошие дни, и я не хочу, чтобы они думали, что я... Что я их бросила. Что меня нет рядом. Эймонд сосредотачивается на ощущении её физической формы под своими ладонями. Пытается очистить свой разум от всего остального. Он не знает, что произойдет в последующие недели, поэтому хочет запомнить этот момент. Хочет вернуть Хелену домой. К ней самой, к нему. - Я сделаю это, - обещает он. Двадцать минут спустя они сидят в машине.***
К тому времени, когда они добираются до клиники, решимость пропадает. Все колеблются и ждут, кто сломается первым. Хелейна молит, Дейрон начинает трястись как пудель, их мать сжимает в руках ожерелье из четок, а у Кристона Коля в глазах тот самый огонь, по которому Эймонд не может понять, нравится ему что-то или он презирает происходящее. Эймонд идёт на стоянку покурить, останавливаясь только тогда, когда его пачка оказывается пуста. Он чистит зубы запасной щеткой из своего багажа, который упаковал, чтобы поехать в тур с Pall Mall, выплевывает всё это в одинокий куст, после чего возвращается в здание и вытирает рот о футболку. Его футболка всё ещё пахнет Люцерисом, понимает Эймонд в тот момент, когда возвращается внутрь. Стены здесь бледно-фиолетовые, диваны оранжевые, а в одежду вплетается сладкий аромат мыла его племянника. Дейрон подходит к нему, оставляя деда одного за стойкой администратора - молодой парень с кустистыми бровями разговаривает с ним, улыбаясь, как будто это какая-то добрая семейная встреча. - Лейна сходит с ума. - Где она? - В своей палате. - Отведи меня туда, - приказывает он, и они идут, Дейрон слегка скребёт ногтями по стенам, мимо которых они проходят. Эймонд рассматривает каждого человека, мимо которого они идут, каталогизирует их, пытаясь представить, насколько дружелюбно они отнесутся к его сестре. Будут ли они заботиться о ней. Хелейна из тех, кто ведет себя тихо, но это не значит, что с ней всё в порядке, это значит, что им нужно быть очень внимательными, чтобы понять это. - Не надо! - кричит Хелейна, когда они входят, отбивая руку Алисенты жестом, который, как сомневается Эймонд, причинит физическую боль, но эмоциональную - мучительную определённо. Когда его мама оступается, Эймонд хватает её за плечи, чтобы удержать на месте. Она обхватывает его костяшки пальцев своими, прижимая его к себе. (Дейрон ютится в углу. Он всегда словно чужой.) - Что происходит? - Эймонд, я совершила ошибку, - говорит Хелейна, тяжело дыша, - Мне это не нужно, ясно? Я подумала об этом и не думаю, что это мне поможет, мне не нравится это место. Мы можем пойти домой? Давай пойдём домой, я больше не хочу здесь находиться. - Что заставило тебя передумать? - спрашивает он, пытаясь заставить её сосредоточиться на нём. - Я хочу домой! - Хелейна, мы только что приехали, давай сначала успокоимся, а? - Ты обещал! Эймонд взвешивает то, что он действительно обещал, с тем, что Хелейна могла понять, как обещание, и решает, что конфликта нет. Последнее, что ему нужно, это чтобы его считали лицемером, нет, она должна знать, что он прежде всего на её стороне. И он готов сделать всё, что нужно, чтобы добиться этого. - С этим местом что-то не так, разве ты не слышишь? Под нами что-то есть, оно хочет подняться, и я думаю, оно расстроено, потому что я не привезла детей, оно хочет их... - Нет, Хелейна, - начинает Алисента, но Эймонд останавливает её. Позволяет Хелене болтать, слушает путаную историю, которую она плетёт. Даже задает вопросы. - Ты говорил мне, что твои мотивы чисты, - наконец шепчет она тоненьким голоском, в который просачивается обида. Изнеможение побеждает страх, и Эймонд делает шаг ближе, потом ещё один, пока Хелейна не позволяет ему и его матери сесть рядом с ней на матрас из материала с эффектом памяти. - В основном, - напоминает он ей, улыбаясь сквозь ненависть к себе, - Я дал тебе обещания, Хел. Я их не забуду. - Я боюсь, Питер Паркер. - Почему бы тебе не прилечь, моя дорогая? - призывает их мать. Она взбивает подушки, нюхает их с легким недоверием, - Я вернусь, как только ты освоишься. И твои братья тоже, разве это не прекрасно? Милая моя доченька, мы все тебя обожаем, ты знаешь это? Мы позаботимся о детях, что ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься дома. Приляг вздремни, дорогая. - Я боюсь, - повторяет она, подгибает ноги, чтобы освободить место для Дейрона, который нерешительно садится, обнимая её в надежде согреть и успокоить. Эймонд, со своей стороны, из последних сил выдерживает тяжесть сопения сестры и матери. Когда он наклоняется, чтобы поцеловать лоб Хел, на ум приходит другой поцелуй и тихая медленная песня, от которой его собственное сердце успокоилось. Мицки, думает он, и скорее чувствует, чем слышит слова, вплетённые в его волосы. Он не доверяет сейчас своим собственным словам, не верит этому месту, этим медсестрам и будущему, что оно будет хорошим. - Мой малыш, ты мой малыш, - бормочет он в её ладонь, когда прижимает руку с замедляющимся пульсом к своей щеке. Остальные слова ускользают от него, и он повторяет эти пять слов снова и снова, пока не успокаивается сам, а Хелейна уже видит сны. Пусть это будут хорошие сны, пожалуйста, просит он Бога, в которого никогда по-настоящему не верил. Сила привычки, думает он, глядя, как его мать поправляет четки.***
- Что ты ей обещал? - Что навещу, - пожимает он плечами, - Привезу детей, если она будет в порядке. Алисента щёлкает языком. - Эймонд. Ты не должен был. Ты знаешь, что лучше, если дети пока останутся со мной, они не должны подвергаться воздействию этой... - Это их мать, - замечает Дейрон. - Ты знаешь, что я имею в виду, - отмахивается Алисента. Эймонд сидит опустив голову к коленями, и зарывается головой в подол футболки, в ноздри ударяет знакомый запах мыла, когда он шепчет: - Она не должна была рожать этих чертовых детей. - Эймонд! Следи за языком! - Прости, - механически говорит он, - Но это правда. Это то же самое, что и раньше, не так ли? Она должна начать всё сначала, это случилось в прошлый раз, и это испортило её состояние на целую вечность. Это не может случиться снова. - И что же мне было делать? Хелейна хотела родить Мейлора, со мной же не советовались по этому поводу! Я пыталась воспитать всех своих детей с верой и любовью в сердце, но снова и снова вы все выбираете свои собственные мирские цели. И это прекрасно, у вас свои пути! Но у меня перехватывает дыхание от того, что вы все возлагаете вину на меня. - Никто тебя не обвиняет, мама, - Эймонд спокойно поднимает руки вверх, - Мы просто разговариваем. - Смени тон, если хочешь поговорить, - настаивает она, поджав нижнюю губу. В таком состоянии она выглядит как маленькая девочка, моложе Хелейны, и Эймонд знает, что лучше не давить. Однако Дейрон - самый младший и не способен видеть дальше своего носа, поэтому он не отступает. - Ситуация с Джейхейрисом и Джейхейрой была не такой, как с Мейлором. Она тогда не знала, во что ввязывается. - Ты считаешь меня чудовищем, - причитает Алисента, - Но я должна была заставить свою девочку пройти через... через это? - это был аборт. Эймонд уже не так консервативен в этом вопросе, несмотря на то, как их воспитывали. Мысль о том, что Хелейна может сделать аборт, признаться, напугала его в то время, в его голове пронеслись тысячи образов, которые он видел в воскресной школе. Крюки. Иглы. Адский огонь. - Ты знаешь, как разбилось сердце твоего отца, когда он узнал, что его драгоценная Рейнира подмешивала в свое тело эти таблетки, ходила полуголой в компании с мужчинами и травила себя? Как я могла заставить его пройти через это снова, Дейрон, как? Дейрон смеётся с трудом останавливаясь. - Какие таблетки, мама? Ты имеешь в виду противозачаточные? Все девушки, которых я знаю, принимают их, даже католички. - Заткнись, - рычит на него Эймонд, - Ты даже не представляешь, как это было в те времена. - Веришь или нет, Эймонд, но Хелейна и моя сестра, ясно? Мы все знаем истинную причину, по которой это было замято. - И что это за причина? - требует Алисента. На мгновение воздух становится тяжелым, как свинец. Это то как вёл себя Люцерис, также и сейчас Дейрон медлит, держа палец на спусковом крючке. Всех подводит отсутствие мужества, потому что Алисента пользуется моментом, чтобы перевести разговор в другое русло, а не ждать, пока Дейрон переступит негласные границы. - Я была не права, помогая Хелейне, не права по отношению к Эйгону, не права по отношению к Эймонду, - горько плачет она, - Могу ли я сделать хоть что-нибудь правильно? Я ведь тоже человек! Эймонд остаётся сидеть. Тут, к счастью, входит Кристон и бросается утешать Алисенту. Всегда готов быть нужным. Дедушка отводит братьев в сторону и говорит, что, возможно, это к лучшему, что у матери есть немного времени для себя, чтобы она могла прийти в себя после... Испытания. Эймонд бросает взгляд на мать и Кристона, которые перешептываются, обмениваясь напутствиями. Хорошо для них. Он надеется, что ночью им будет тепло, как чертям в аду. - Я найду Эйгона, - обещает он, - Отправлю его домой. - Будь добр, - кивает Отто, явно недовольный ситуацией. Дейрон подвозит его домой и не шлепает по дёргающемуся колену, но бросает на Эймонда достаточно раздраженный взгляд, чтобы тот нехотя остановился. Через динамики играет общественная радиостанция, говоря о том, что всё вокруг - дерьмо, а Uber эксплуатирует гиг-экономику, но Эймонд не обращает на это внимания. Только когда имя и фотография Люцериса вспыхивают на массивном экране автомобиля, он вздрагивает. - Какого хрена он тебе звонит? Телефон Эймонда лежит без дела в его кармане. Дейрон одаривает его быстрым взглядом. - Наверное, перезванивает. Я звонил ему вчера вечером, когда мы не могли найти тебя, подумал, что ты можешь быть с ним. Мне взять трубку? - Нет, блять. Ты сказал ему, что происходит? - Нет. Он не взял трубку, было около четырех утра, - Дейрон делает паузу, проводит рукой по своим кудрявым волосам и ухмыляется, - Не волнуйся, мама не знает. Нечего знать, хочет сказать он, но на самом деле он скорее съест свою собственную руку, чем заставит мать узнать об этом. Она не поймет, она ненавидит Люцериса и, скорее всего, всегда будет ненавидеть. Она упрямая женщина, чьё мнение Эймонд никогда не склонял к снисхождению в отношении своего племянника. Я всё ещё сам не понимаю что происходит. - Хочешь я подброшу тебя к Люку? Или домой? - Домой, очевидно. Какого чёрта мне ехать к нему? - Я ни хрена не знаю, чувак, для эмоциональной поддержки? Господи, ну почему ты все время такой чертовски агрессивный? Я что, не могу время от времени спрашивать брата о его дурацких отношениях? Эймонд закатывает глаза - очень часто один из его братьев и сестер склонен к подобным выпадам, расстроенный тем, что они не имеют большего доступа к жизни друг друга. Лично он этого не понимает. Ему не нужно напоминать, что они не особенно любят друг друга. - Мы не резвимся на цветочном лугу, Дейрон. Тебе не понять. - Не сложно понять что происходит, когда ты постоянно трахаешь одного и того же человека. - Отвали, - фыркает Эймонд, - Наш племянник маленький демон, вот и всё. Дети Рейниры растут настоящими шлюхами, ничего удивительного. - Серьезно? Они останавливаются на красный свет. На экране появляется сообщение: [ Эй, эй, прости, я пропустил твой звонок! Как ты? 🤠 ] И оно отвлекает Эймонда на мгновение, пока гудок не сообщает им, что они уже несколько секунд стоят на зелёном. Дейрон поворачивается обратно к дороге и смеётся. - Что смешного? - Ничего, - вздыхает он, - Абсолютно ничего. Удачи, чувак. Да благословит тебя Бог. После того, как Дейрон высаживает его, Эймонд идёт в спортзал, потому что не может ни отдохнуть, ни сосредоточиться. Он отзывается из тура, так что у него есть несколько неожиданных выходных, и много агрессии, которую нужно выплеснуть. Неуверенность выливается в жестокие спаринги или вбивается в боксерский мешок. Когда Эймонд заканчивает тренировку спустя три часа, он снимает футболку, чтобы принять душ. Он будто ещё чувствует запах мыла, но когда подносит черную ткань к носу, запах исчезает. Он уже утонул в море пота и вины.***
Через пять дней после второго...? Третьего? Определенно пяти худших дней в жизни Эймонда, он оказывается на знакомом пороге. Нетерпеливо постукивает ногой, всё ещё живой, несмотря на то, что за пару минут до этого выкурил несколько сигарет. Эймонд проверяет свои сообщения в лифте после того, как игнорировал их последние пять дней, и быстро прокручивает всё. [ Привези мне сувенир! ] За ним следовали случайные наборы из эмодзи. [ Представь, если бы мы переспали, разве это не было бы смешно ] Потом несколько селфи. Ссылка на плейлист в спотифай. [ Не могу дождаться, чтобы показать тебе, что у меня есть для тебя, хе-хе ] Бессмысленная чепуха, последнее заставило его скривиться. Эймонду сейчас не до спектаклей, он просто хочет получить приятный расслабляющий минет и чтобы Люцерис раздвинул ноги, не вываливая на Эймонда всю эту мишуру. Извращенные грубые штучки - это прекрасно, несомненно, но сегодня это не его цель. Задача №1: Тупо трахнуть племянника. Задача №2: Потерять рассудок на несколько часов, пока он не перестанет чувствовать свои яйца. Вот и всё. Больше он ничего не хочет. Люцерис не успевает вымолвить ни слова, когда Эймонд подхватывает его на руки, пинком закрывает за ним дверь, и они падают спиной на диван. Поцелуи, рычание, укусы. - То, что мне нужно, - стонет Эймонд, кровь уже прилила к его члену, а головокружение от слишком быстрого возбуждения вызывает у него боль. Люцерис говорит что-то, но Эймонду сложно сосредоточиться. - Ты скучал по мне? - Да, - бездумно отвечает Эймонд, нетерпеливо дергая за пояс, пока тот не расстегивается. Только когда он просовывает руку Люцериса в штаны, ощущает тепло ладони на своем члене, он может немного успокоиться, - Боже, да, блять. Прикоснись ко мне, давай, продолжай. Люцерис, к счастью, немного двигает рукой, но потом раздраженно останавливается. - Разве ты не хочешь посмотреть, что я запланировал? - дуется он, его лицо раскраснелось и он закусывает губу в предвкушении от того, что явно доволен собой. - Да мне по барабану, - честно отвечает Эймонд. Люк принимает это за шутку и реагирует соответствующим образом, приподнимаясь из-под него. - Ты слишком возбужден, - с упрёком говорит он, - Почему ты никогда не дрочишь перед тем, как прийти? Вместо этого заявляешься и ведёшь себя как животное. Почему ты такой неблагодарный? У Эймонда перехватывает дыхание. - Неблагодарный? Я здесь, чтобы кончить в тебя, зачем мне делать за тебя твою работу? Люцерис хмурится. - Это не очень приятно. Мы делаем больше, чем просто заставляем друг друга кончать. Посмотри, как красиво я всё здесь сделал для тебя. Осмотрев комнату, Эймонд видит, что она действительно очень красивая. Здесь приятно пахнет, очевидно пропылесошено, а в миске с закусками лежат любимые им чипсы из гранолы. Несомненно, спальня подготовлена ещё лучше. Эймонд чувствует легкое чувство вины. То, что его племянник ведет себя как домохозяйка всякий раз, когда у него гости, в некотором роде умиляет. Просто раздражает, что Эймонд всегда должен всё замечать, за всем следить, как будто он на одной из вечеринок своей матери. - Да, это мило, - вздыхает он, - Спасибо. - Видишь? Это так сложно? В любом случае, слушай, я подготовил кое-что... Новое для нас. Я сказал "нет" в контрольном списке, но ты сказал "да", и теперь я чувствую себя более комфортно для этого. Я подумал, что ты мог бы попробовать это первым, просто чтобы посмотреть, как всё пройдет? Я никогда не делал этого раньше... Эймонд подавляет смешок. - Что это? - ... наручники. - Наручники, - повторяет он, прикусив язык. Теперь он усугубляет ситуацию. Наручники. Именно сегодня? Из всех дней? Это определенно не то настроение, в котором он находится, и, честно говоря, он отметил их только для того, чтобы использовать их на Люке. Они и раньше держали друг друга за руки или за грудь, но позволить сковать себя - это совсем не то, что ему нужно сейчас. - Я буду в них? Люцерис бросает на него дерзкий взгляд, игривый и озорной. - Да, если ты не против? Но так мы оба сможем повеселиться, только я буду за главного. Просто ты такой большой и опасный, я бы не хотел, чтобы ты пострадал... - Поздно для этого, но ладно. Это вылетает из его рта прежде, чем он успевает об этом подумать. Это всплывало несколько раз, глаз, который он потерял из-за Люка, но, судя по пораженному лицу мальчика, это было другое. Что также немного обидно. Эймонд потерял глаз, он должен иметь возможность вспоминать об этом, когда захочет. Он проглатывает извинения - это ниже его достоинства, учитывая, что он сам их так и не получил. (Что, если подумать, просто пиздец). - Ты чем-то расстроен? - Люцерис качает головой, пытается протянуть к нему руку, но Эймонд уворачивается от неё и щелкает языком. - Нет. Я не расстроен. Всё в порядке, просто эта чертова штука... ... которая была всё это время прямо под ним. Он вытаскивает маленький предмет из под себя, это какой-то браслет из ракушек, который тыкался ему в бедро. Он свисает с его пальцев, вспыхивая в лучах зимнего солнца, как маяк сигнализирующий о необходимой помощи. - О, это браслет Рейны, она, должно быть, забыла его, - отмахивается Люцерис, забирая и бросая его на стол. - Рейна? - Да, твоя кузина? - Я знаю, кто она, - огрызается он, - Что она здесь делала? - Просто тусовалась, очевидно. - Когда? - Прекрати. Я знаю, что ты делаешь, и это странно, ладно, я немного смирился с этим, но Рейна - моя лучшая подруга и самый милый человек. Я никогда не хочу находиться в комнате с кем-то, кто говорит о ней плохо. Ты не знаешь, через что она прошла, через что мы прошли вместе. Эймонд усмехается. - Как по-рыцарски с твоей стороны. - Ты грубишь, - фыркает Люцерис, обида сквозит в каждом сантиметре его тела, особенно в скрещенных на груди руках. - Боже упаси, чтобы я не дрожал от страха всякий раз, когда ты защищаешь свою маленькую подружку. - Эймонд! - Что? - хрипит он, становясь всё более взволнованным и злым. Он отказывается встретиться взглядом со своим племянником, - Что, Люцерис, что? - Ты можешь остановиться? Просто не вспоминай о Рейне, если собираешься вести себя странно по отношению к ней, ладно? Мне не по себе, когда ты так себя ведёшь, я понимаю, что у тебя была напряженная неделя, но не вымещай это на мне... - Точно, твоя тревога, - смеётся Эймонд. Жестоко даже для его собственных ушей, но это слишком смешно. Я понимаю, у тебя была напряженная неделя. Стрессовая неделя! Рот Люка распахивается, как у рыбы, и он срывается с дивана, чтобы направиться в свою спальню. Эймонд не особенно хочет этого допустить. Он пришёл сюда за чем-то, и он уйдет с этим. Он уже устал от этих глупых игр. - Не уходи от меня! - приказывает он, и Люцерис резко оборачивается. - Что это, чёрт возьми, было, Эймонд? Почему ты так со мной разговариваешь? - Как? - Моя тревога? Что, блять, это значит? Да, у меня есть тревожное расстройство, извини, если твоё ограниченное мировоззрение не может этого понять! - О, я понимаю, что ты волнуешься, когда дерьмо становится серьёзным , - рычит Эймонд, - Я просто думаю, что это смешно, что ты думаешь, будто можешь бросить это мне в лицо. - Бросить это тебе в лицо? Когда я это делал? Я говорю тебе об этом, чтобы ты понял мою реакцию... - Я понимаю! Но мир не вращается вокруг того, что ты вздрагиваешь каждый раз, когда в одиночку переходишь ёбаную улицу! Ты хоть представляешь, что такое настоящая жизнь?! Что такое настоящие проблемы?! - Я не прошу мир вращаться вокруг меня! - он вызывающе выпячивает подбородок. И где теперь вся эта тревога? Хелейна не может включать и выключать свои симптомы, как выключатель, но очаровательный гребаный Люцерис, очевидно, может, - Я прошу тебя быть уважительным ко мне и моим друзьям! Ты серьезно испытываешь моё терпение, Эймонд, я даже не знаю, почему ты пришёл, если у тебя такое дерьмовое настроение. - Верно, - медленно кивает он, делает шаг назад, - Потому что это я плохой парень. Это я опасен. Так ведь, племянник? Наконец, всё обретает смысл. Эймонд видит момент, когда это происходит, поток растерянности, беспомощности и признания. Он может наслаждаться тем, как Люк ёрзает, сглатывая слюну. Наконец-то. Такое ощущение, что только что был снят целлофановый слой, и теперь перед нами гладкая поверхность реальности. Потому что Люцерис знал, что это такое, какое-то время. Вначале он всегда оглядывался через плечо, придумывал миллион правил, чтобы Эймонд не причинил ему вреда. Чувство вины было с ним постоянно. Каким-то образом он обманывал себя, думая, что это никогда не вернётся к нему. Но он ослабил бдительность. Эймонд тоже, если честно. Но сейчас? Это лучше. Это справедливо. - Если ты хочешь поговорить о том, что произошло столько времени назад, просто скажи мне об этом, - в конце концов говорит Люцерис, - Я не думаю... Я думаю, что сейчас не лучшее время для этого разговора. Мы оба на взводе. - Для тебя это случилось совсем недавно, - поправляет Эймонд. К чёрту, думает он, срывая повязку с глаза, - Я просыпаюсь в таком состоянии каждый день, маленькая ты сука. Пока ты тут болтаешь о том, как тебе грустно от этого, это я, блять, живу с настоящими последствиями. - Ты причинял боль Джейсу! Эймонд! Я... Джофф был ещё ребенком, и повсюду была кровь, так много крови, я... - Так это оправдывает тебя? - рычит он. - Нет, конечно, не оправдывает! Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что сожалею? Мне жаль, хорошо, мне чертовски жаль! Я бы хотел, чтобы этого не произошло! - Прошло пятнадцать лет, тебе не кажется, что извинения немного запоздали? Какая-то часть его мозга осознает, что сейчас он нависает над Люцерисом, что он, возможно, пугает его, но гораздо большая часть его сознания кипит от гнева. Как смеет этот мальчишка просить прощения сейчас, как будто это может что-то исправить? Он должен был извиниться полтора десятка лет назад, и не в письме! Он должен был просить прощения в детстве. Так что если Люцерис вздрагивает, когда слышит громкие звуки позади себя, будучи взрослым, то этого вряд ли будет достаточно. - Я и тогда просил прощения! - Слов на бумаге было недостаточно! Ты ударил меня ножом прямо в лицо и всю оставшуюся жизнь вел себя так, будто это случилось с тобой! - Нет, это неправда... - Заткнись! - рычит Эймонд, приседая рядом с ним, когда Люцерис опускается на колени. Он плачет так тихо, что Эймонд даже не уверен, что Люк понимает, что его лицо выдает его. Розовые щеки, задыхающийся рот, сбитое дыхание. Он так великолепен, что это причиняет боль. Больно смотреть на него, вся боль концентрируется в груди Эймонда, но он не может остановиться. - Я думал, это заставит меня что-то почувствовать, если взять у тебя всё, что я захочу, - говорит он вполголоса, упиваясь застывшим взглядом на лице Люка. Он хочет навсегда сохранить это выражение лица, и распихать каждую деталь его взгляда как острые шипы по карманам, - Но ты так легко отказался от всего. Ты хоть понимаешь, как легко было тебя трахнуть? Зачем мне эта плата, если она стоит так мало и так легко далась? Твоя мать-шлюха научила тебя этому, я уверен, жаль, что она опекала тебя так сильно. Эймонд наклоняет голову Люцериса, касаясь его подбородка. К удивлению, Люк позволяет ему это сделать, моргая, как будто он пьян. Эймонд испытывает желание поцеловать его, поэтому оставляет крошечный поцелуй на его лбу. - Это позор, потому что ты такой красивый, Люцерис. Даже когда ты ведёшь себя как настоящая стерва. Но ты имеешь право на это, ты требователен, и ты всегда добиваешься своего, и это портит тебя. Это превращает тебя в очередную бесполезную шлюху, которая никогда не сможет признать свою ошибку, - он вытирает одну из слезинок парня, чувствуя, как тот вздрагивает. Это из-за него вздрагивает Люцерис? Эймонд всего лишь говорит правду, поэтому такая реакция на его действия очень злит. - Ты забрал у меня кое-что, - рычит он, - И ты никогда не сможешь вернуть это, понимаешь? Ничто, ничто из того, что я когда-либо скажу или сделаю тебе, никогда не возместит этого. Так что живи с этим, как это делаю я. Думай об этом каждый день и каждую ночь. Это самое малое, что он может сделать, верно? Всё это время Люцерис дышит с широкими открытыми глазами, резко выдыхая время от времени, и дрожа, как новорожденный жеребенок. Когда его рот наконец формирует слова, Эймонду приходится напрячься и наклониться ближе, чтобы расслышать их. - Убирайся. - Вот так? - горько усмехается он, - Что даёт тебе право указывать мне, что делать? Лицо Люцериса сморщивается, и он отворачивается в сторону, но всё же произносит ещё одно слово. - Пожалуйста. Эймонд хочет сказать "нет". Хочет плюнуть Люку в лицо, хочет прижать его к себе и вытереть все его слёзы. Он хочет так многого, что его разрывает на части, и он чувствует как сильно напряжена каждая мышца в его теле. Некоторое время они смотрят друг на друга молча, Эймонд ищёт что-то, что удовлетворит его так, как Люцерис всегда удовлетворял его в последние месяцы. Он хочет той легкости, того покоя, но ничего этого нет. Только Люцерис, упавший на колени и в ужасе пытающийся взять себя в руки. В этой панике Эймонд наконец понимает, что перед ним знакомая картина - Хелейна, которую он видел пять дней назад. Обиженная и лишенная того, чего она не должна была лишаться, когда столпы её доверия к нему сломались под тяжестью напряжения. Его племянник даже не сражается. Люцерис выглядит жалко. К чёрту. Здесь всё кончено. Эймонд в отчаянии распахивает ближайшее окно, впускает холодный воздух и, не оглядываясь... ... уходит, захлопывая за собой дверь квартиры Люцериса.