— О боже, ну, почему я согласился, — пыхтя пробормотал себе под нос Отец Люпин. Учитывая, что сейчас они оба перелезали через изгородь, которая окружала весь участок семьи Блэк, Сириус старался не тормозить и не пялиться на то, как вздымалась грудь Люпина под черной толстовкой, которую он накинул на себя в последнюю минуту, чтобы скрыть очень заметный пасторский воротник.
— Потому что нахуячился, а я умею убеждать, — прошептал Сириус, перекидывая ногу через изгородь и приземляясь на землю с удивительной грацией, которой не должно было в нем быть после такого количества алкоголя.
— Если меня поймают, меня отлучат от церкви, выгонят с работы,
из дома, — ответил Отец слегка плаксиво, но все равно повторил за Сириусом, слезая с изгороди гораздо аккуратнее, чем его знакомый. Но опять же, Сириус уже тысячу раз лазил по этой ограде, когда был младше, когда его запирали в комнате на несколько дней и не давали есть.
— Тебя не поймают, От… Роман, — Сириус исправил самого себя, все еще не привыкнув к этому имени, так как знал, что это не настоящее имя Люпина, но лучшей альтернативы у него не было. Люпин был прав. Не так мило, как Лунатик. На самом деле
Лунатик подходил ему больше, чем Роман, но Сириус не мог называть их
обоих одним именем. Кроме того, он не очень-то мог объяснить, почему священнику так шло, когда Сириус называл его Лунатиком. Это просто звучало
правильно. — Если нас увидят — убегай, а я возьму всю вину на себя.
— Зная твою мать, она, скорее всего, подаст на тебя в суд, — тяжко вздохнув, сказал Не-Роман, когда они завернули за угол дома. Странно, что после всех этих лет и всей этой вражды его мать не сменила замки, но сейчас Сириуса волновало совсем не это. Было кое-что важное, что он не нашел в прошлый раз.
— Пускай, — отмахнулся Сириус, шаря рукой в кармане, чтобы найти ключи; его пальцы высунулись из дырки черных джинсов, которая начиналась на верхней части бедра. — У меня отличные штатные юристы, ей не выиграть.
Пока Сириус открывал заднюю дверь, Роман с любопытством разглядывал его.
— Ты
и правда основатель
Something Wicked? — в неверии спросил он, замерев на месте.
— Нет времени на это, любовь моя, пойде-е-м, — проворковал Сириус и схватил Романа за руку, утягивая его за собой и как можно тише закрывая дверь.
Они тихо шли по огромному старинному дому. К счастью, Сириус знал каждую скрипящую половицу, и, даже несмотря на то, что прошло уже пятнадцать лет, ничего, в основном, не изменилось. Странно, но, когда они начали этот танец-путешествие по безопасным частям пола, Сириусу не пришлось говорить Роману, чтобы тот наступал туда же, куда и Сириус, так что он задался вопросом,
насколько сильно их семейные травмы были похожи.
Они поднялись по лестнице в комнату Регулуса, закрыли дверь, и только тогда Сириус выдохнул, и Роман сделал то же самое. Сириус заметил, как тот сделал это медленно и осторожно, чтобы не шуметь. Вот поэтому Джеймс приглядывал за ним все это время? Потому знание того, что кто-то пережил такое же насилие, оседало в груди неприятным чувством.
— Ладно, она где-то здесь, — пробормотал Сириус, по большей части себе под нос, шарясь по тем же ящикам, которые он уже осматривал днем, но теперь там было пусто, потому что большая часть вещей лежала в багажнике Сириуса. — Только если мать не сожгла ее, или что-то типа того. Никогда не можешь знать наверняка.
— Фотография? Ты о ней говорил? — спросил Роман, открывая еще больше ящиков.
— Да, — шепотом подтвердил Сириус. — На ней я с младшим братом. С доисторических времен, тогда мы еще пользовались пленкой, так что копия всего
одна, — Сириус открыл последний ящик, чтобы обнаружить, что там тоже пусто.
— Хотел спросить, почему твоя мать просто не отдаст ее тебе, но я с ней знаком, — сказал Роман, раздраженно фыркнув, и пошел в сторону шкафа. Сириус оглянулся и увидел недоумение на лице Романа, когда тот заметил, что шкаф до верха забит одеждой. — Твой брат все еще живет тут? — спросил он, переводя взгляд на Сириуса.
— Нет, — резко ответил Сириус, не углубляясь. Не успев отвернуться, Сириус обратил внимание на что-то в шкафу. — Ну-ка, — тихо сказал он, подойдя к полкам, чтобы снять с вешалки определенный черный кардиган, расправляя его в руках, трепетно проводя руками по нашивке на левом нагрудном кармане. На ней было написано
Регулус Блэк, Кружок Драмы. Сириус осторожно вздохнул, поднося ткань к лицу и делая глубокий вдох через ноздри. Кардиган все еще
пах Регулусом.
—
Сириус, — нежно позвал Роман, проводя рукой по плечу Сириуса, осторожно сжимая.
— Продолжай искать, — всхлипнул Сириус, намеренно прочищая горло. Роман сделал так, как ему сказали, очевидно не желая поднимать темы, о которых Сириус не хотел говорить. Опустившись на колени, Роман начал осматривать коробки на дне шкафа, пока Сириус все еще стоял там, не выпуская кардиган из рук.
— Думаю, это то, что ты искал, — Роман встал, зажав пальцами блестящий четырехугольный лист. Сириус резко вздохнул, посмотрев на фотографию, слезы тут же затуманили взгляд. Там Сириусу не больше десяти лет, а Регулусу, значит, семь или восемь. Их фотографировал дядя Альфард, летом, незадолго до того, как мать с отцом запретили им видеться с дядей. Как потом узнал Сириус, Уильям,
друг дяди Альфарда (он был в восторге от мальчишек и присматривал за ними все каникулы), был не
просто другом. Тогда они еще не знали, но это был последний раз, когда они видели Альфарда. Потом его подкосил рак, о котором им не рассказали ни родители, ни сам
Альфард. И на похороны родители их тоже не взяли, чтобы они не видели Уильяма.
Но лица мальчишек не были печальными. Не было печали в улыбке Регулуса, в которой не хватало двух передних зубов. Сириус помог брату вырвать шатающиеся зубы чуть раньше положенного, используя леску, чтобы Регулус смог потратить деньги от зубной феи на сладости. Не было печали и в том, как беспечно рука Сириуса свисала с шеи брата, его улыбка больше походила на оскал, обнажающий крошечные зубки. Кажется, дядя Альфард тогда сказал им
«живо улыбайтесь!».
— Да, — сказал Сириус, яростно стирая слезы, прорвавшиеся наружу и упорно стекающие по красным щекам. — Это она. — Осторожно, чтобы не помять, Сириус спрятал фотографию во внутренний карман куртки. — Возьмешь коробки? — он кивнул в сторону коробок из-под обуви на дне шкафа, где Роман и нашел фотографию. Тот молча сделал то, о чем попросили.
— Твой брат… больше не с нами? — осторожно спросил Роман, ставя коробки на край кровати Регулуса, чтобы свободной рукой смахнуть непослушные волосы с лица Сириуса.
— Нет, — безэмоционально ответил Сириус, слезы все еще норовили сорваться. — Больше нет.
К удивлению Сириуса, как только он закрыл глаза, а по щекам потекли слезы, он почувствовал, как Роман осторожно обхватил рукой его шею, притягивая ближе. Сириус удивился больше тому, что он
позволил Роману так сделать.
— Как давно? — спросил Роман, когда Сириус дрожащими руками обхватил толстовку, которую Роману пришлось надеть, чтобы спрятать блестящий воротник, который он так и не снял с шеи.
— Тринадцать лет, — сдавленно ответил Сириус, давясь слезами. Ответ получился приглушенным, потому что Сириус прятал лицо в воротнике Романа, чувствуя как острый край упирается ему в щеку. Сириус зарылся глубже, желая почувствовать, как рука Романа обхватывает его крепче, притягивая ближе к себе. Сириус разжал кулаки.
— Регулус? Это имя на кардигане? — спросил Роман низким, ровным и спокойным голосом. Сириус мог лишь кивнуть. От того, с какой нежностью Роман произнес имя, Сириусу снова хотелось разрыдаться. — Спасибо, что позволил мне быть тут. Позволил мне быть тут
с тобой.
С дрожащей улыбкой Сириус поднял взгляд, но из объятий не выпутался.
— Ты благодаришь меня за то, что я позволил тебе помочь мне вломиться в дом моей матери и
обокрасть ее?
—
Именно, — засиял Роман, хлопая глазами, чтобы показать серьезность своих намерений, а потом снова посмотрел на все еще прижатого к его груди Сириуса. — Я не знаю, понял ли ты мою позицию по этому вопросу, но я терпеть не могу твою мать, — он на секунду замолчал, сделав вдох прежде, чем добавить: — и чтобы ухудшить мое и без того не самое хорошее положение, к тебе я испытываю диаметрально противоположные чувства.
Румянец, растекшийся по щекам Сириуса, не был похож на тот, который появился, когда священник с поражающей уверенностью сказал
«Ни у кого нет такого языка, как у меня». В этот раз было милее, нежнее, не так провокационно, но все равно тепло. От этого Сириусу захотелось
поселиться в объятиях Романа.
— По-моему, ты флиртуешь, Роман, — ответил Сириус, неловко улыбнувшись и снова пряча лицо на груди Романа, руками обхватив его спину.
Прежде, чем Сириус успел напомнить себе, что перед ним священник,
его священник, Роман снова удивил его, обняв сильнее, проведя рукой по шее Сириуса, запуская пальцы в его кудри, обводя большим пальцем ухо. Сириуса пробила приятная, но волнительная дрожь. Теперь, внезапно, разум Сириуса не был занят болью потери Регулуса. Сейчас он думал о нежности Романа, его чуткости, искренности, тепле, коже,
прикосновении.
Зная,
наверняка зная, что это не приведет к тому, чего бы Сириус хотел, он выпрямился, чтобы быть на одном уровне с Романом, чтобы найти что-то в выражении его лица. Его удивление росло, потому что Роман, похоже, не собирался отстраняться. Вместо этого он наклонился, пробежался золотым (в темноте почти такого же цвета, что и виски, которым они напились в квартире Романа) взглядом по лицу Сириуса, мазнул несколько раз по его губам и вернулся к глазам. Сириус, руками все еще обхватывавший талию Романа, чувствовал, как вздымается его грудь, видел, как срывается взволнованное дыхание с облизанных в предвкушении губ. Его взгляд был направлен прямо в глаза Сириуса.
— Я не должен, — прошептал Роман, сглотнув, но, в противовес своим словам, подался вперед, прижимаясь лбом ко лбу Сириуса, его неровное дыхание коснулось ждущего рта. Пальцы, которые до этого были на шее Сириуса, снова начали двигаться, оглаживая острую линию челюсти, пока не встретились с губами. Сириус раскрыл рот, чтобы поддаться этому движению.
— А ты…
хочешь? — спросил Сириус, оставляя осторожный поцелуй на кончиках пальцев Романа.
— О,
Боже, как я хочу, — его голос был отчаянным и глубоким, поднимавшимся из глубин вздымавшейся груди. Раздвигая большим пальцем слегка приоткрытые губы Сириуса, Роман аккуратно взял его подбородок. — Останови меня, Сириус,
пожалуйста, — умолял он, но это были лишь слова, потому что тело продолжало подводить его, намеренно наклоняя голову так, чтобы он мог коснуться теплыми губами губ Сириуса.
— Не думаю, что смогу, — проговорил Сириус в открытый рот Романа, вдыхая вкус виски с чужого языка. Наконец, Роман запустил пальцы в волосы Сириуса, его хватка возле затылка решительно усилилась, он запрокинул его голову назад, пользуясь разницей в росте, и прижался всем телом, раскрыв рот, готовый притянуть губы Сириуса к своим.
Громкий скрип половиц заставил их обоих замереть на месте, раскрыв рты и затаив дыхание. Их взгляды встретились, никто не говорил. Пальцы в волосах Сириуса на автомате выводили круги на его затылке, пока сам Роман изучал его, медленно моргая из-за золотой оправы. Они оба ждали сигнала друг от друга: продолжать или прекратить. И вот.
Когда Роман крепко зажмурил глаза, а круглые очки сдвинулись, когда он сморщил нос, Сириус все понял. Отец воспринял это как Божий знак, и, возможно, он был прав, потому что
это, чем бы
оно ни было, никогда не сработает. Да и Сириус все равно этого не стоил.
Они быстро и неловко отскочили друг от друга.
— Наверное, нам стоит… — начал Роман.
— Точно, — тут же согласился Сириус. — Мать убьет меня, если застукает нас.
Не говоря больше ни слова, Роман взял коробки с фотографиями, которые он поставил на край кровати Регулуса, и они двинулись обратно, вниз по лестнице, почти так же, как поднимались — осторожными и выверенными шагами.
Благополучно перебравшись через изгородь (в несколько умно спланированных заходов с осторожным подбрасыванием коробок с фотографиями), они направились обратно в сторону церкви, но в какой-то момент Роман схватил Сириуса за плечо, заставляя его остановиться. Когда Сириус оглянулся, Роман прерывисто вздохнул.
— Слушай, я… — он начал говорить, немного нервничая, рука с плеча Сириуса скользнула вверх к ключице. И Сириус подумал, что знает, к чему ведет этот разговор: вот Роман извинится за то, что чуть не поцеловал его, и станет объяснять, почему
не смог поцеловать его, начнет рассуждать, что, возможно, им все-таки больше не стоит видеться. Но когда Роман коснулся шеи, нежно оглаживая горло Сириуса большим пальцем, Сириус, выпучив глаза, лишь крепче ухватился за коробки.
**
Еще один интимный момент прервал звук сирены и огни полицейской машины. Роман тут же отнял руку от шеи Сириуса, прикрывая глаза от бьющего света автомобильных фар.
— У вас все в порядке, сэр? — обратился к Сириусу офицер, выходя из машины и вставая между ним и Романом. Мужчина протянул одну руку к Роману, как будто пытаясь держать его подальше от Сириуса, а другой светил фонариком
прямо ему в лицо. Ничего не понимая, Сириус посмотрел на Романа и обнаружил, что тот смотрит в землю, наполовину подняв руки.
— Все
в порядке, — решительно и уверенно заявил Сириус, подходя ближе к Роману.
— Он доставляет вам неудобства? — спросил офицер, и Сириус знал, что недоумение на его лице было очевидным. Он снова взглянул на Романа. Его руки все еще были подняты, демонстрируя ладони. — Он вам угрожает? — перефразировал офицер, нервно переводя взгляд в сторону Романа, все еще «сдерживая» его рукой.
—
Что?
— шокированно рявкнул Сириус. — Нет.
Нет, — повторил он более резко. — Почему вы… Он мой
священник. Роман, скажи ему.
Это было не совсем правдой, но Сириус почувствовал острую необходимость упомянуть профессию Романа, потому что, по какой-то причине, офицер, казалось, видел в Романе угрозу.
—
Священник? — недоверчиво переспросил офицер, быстро взглянув на Романа, сильно нахмурившись. — Откуда ты? — спросил он, как будто это вообще имело отношение к ситуации.
В тоне Романа был откровенный сарказм, когда он безэмоционально ответил:
— Из
Ирландии, — с более сильным ирландским акцентом, чем, как знал Сириус, обычно. Он напрягся.
— Я имел в виду, откуда твоя семья? — уточнил офицер, выглядя довольно раздраженным.
— Балтингласс, — повторил Роман, четко проговаривая слова, растопырив пальцы и ладони.
— Черт возьми, перестань умничать, — пригрозил офицер, делая шаг вперед к Роману, который инстинктивно выпрямил спину и поднял руки еще выше. — Ты
кто такой? — рявкнул он, и Сириус, наконец, понял, что здесь, блять, происходит. Это было из-за
цвета кожи Романа.
— Разве вы не
услышали его? — настойчиво протянул Сириус. — Он сказал, что он
ирландец.
Ему пришлось проглотить каждое известное ему ругательство, потому что все они скапливались у него в горле, стремясь сорваться с языка.
— Мой отец родом из Индии, — быстро заговорил Роман, чтобы разрядить стремительно нарастающую напряженность, бросая осторожный строгий взгляд в сторону Сириуса, как будто прося его не лезть.
— Это было так сложно? — спросил офицер с глуповатой усмешкой в голосе, когда он оглянулся на Сириуса с заговорщической ухмылкой. — А я знал, что он похож на араба. — Хорошо, что на этой фразе он отвернулся, потому что Сириус увидел, как Роман тут же напряг челюсть, рыкнув сквозь стиснутые зубы. Когда этот засранец снова обернулся, Роман неохотно поджал губы. — Разве вы там все не мусульмане?
Роман резко вздохнул, быстро моргая.
— Меня воспитывали католиком. В
Ирландии, — повторил он с легким акцентом, в то время как Сириус молча кипел от злости, потому что это было именно тем,
что Роман, черт возьми, и сказал с самого начала. Роман продолжил. — На мне пасторский воротник; я могу показать вам, но мне нужно будет расстегнуть куртку.
Когда Роман говорил, он делал это намеренно приглушенным, до невозможности ровным голосом.
—
Медленно, — приказал офицер резким тоном, все еще держа руку вытянутой на уровне груди Романа. Медленными, явными движениями, все еще удерживая одну руку так, чтобы была видна ладонь, Роман расстегнул молнию, чтобы показать свой белый пасторский воротник. Офицер, казалось, вздохнул с облегчением, но его напряженная поза не говорила о каких-либо изменениях в отношении доверия касательно личности Романа.
— Что не так с вашим глазом? И почему он держал вас за горло? — спросил он, снова поворачиваясь к Сириусу, чтобы засыпать его новыми вопросами. Сириус начал обращать особое внимание на разницу в том, как этот человек смотрел на Сириуса и как он смотрел на Романа. Всякий раз, когда офицер смотрел на Сириуса, в его взгляде читалось беспокойство и сострадание, но когда его лицо было обращено к Роману, то в глазах появлялся страх и подозрение, как будто Роман собирался убить его. Даже в своем ебаном пасторском воротничке.
— Он
не держал меня за горло, — прорычал Сириус, злясь, но надеясь, что офицер не заметит, как Сириус специально не ответил на первый из этих двух вопросов. — Он держал меня за… плечо. Мы… — на секунду он запнулся, не желая усугублять и так напряженную ситуацию гомофобией, — …
молились.
— Почему он заставил вас молиться в темноте? — подкинул офицер еще один наводящий вопрос, и Сириус подавил стон. «Почему он
заставил вас», — спросил он.
— Он провожает меня обратно в церковь из
моего дома, — снова соврал Сириус, указывая на дом своей матери, моля Бога, чтобы ему не пришлось будить свою мать, чтобы доказать это. Она вообще не стала бы помогать в этой ситуации. Офицер взглянул на темный дом, а затем снова на Сириуса. — Меня зовут Сириус Блэк, это дом моей матери. Я в городе на неделю, приехал на похороны моего отца.
— О, так ты сын Ориона? — спросил офицер довольным голосом, от которого у Сириуса кровь застыла в жилах. Неудивительно, что этот мужчина был таким мудилой, он явно дружил с отцом Сириуса. Роман молчал.
— Да, именно, это я, — сказал он, и, вероятно, это было его самой большой ложью, потому что он никогда в жизни не называл себя сыном Ориона. — И я только что забрал эту коробку со старыми семейными фотографиями, так что мы собирались ненадолго вернуться в церковь, чтобы просмотреть их, поскольку Отец Люпин произносит надгробную речь.
— Подожди-ка, Отец
Люпин? — спросил он, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть священника. Он наконец обратился к Роману с чем-то иным, кроме угрозы в голосе. Вымученно улыбнувшись, Роман кивнул, и когда офицер похлопал его по плечу, Сириус увидел, как тот напрягся от прикосновения мужчины. — Черт возьми, не узнал вас в темноте, Отец.
Он рассмеялся, шумно и громко, как будто хоть
что-то в этой ситуации было забавным.
— Ладно, нам лучше вернуться к работе, пока не стало слишком поздно. — Сириус заставил себя улыбнуться.
— Что ж, тогда увидимся в пятницу, ребята. Будь осторожен, опасно вот так разгуливать по ночам!
Офицер снова рассмеялся, и от этого звука Сириус буквально стиснул зубы. Включив напоследок сирену, всего на пару секунд, мужчина уехал в противоположном направлении. Роман тут же выдохнул, проводя пальцами по щетине с проседью, и приоткрыл рот, откинув голову назад.
**
— Ты в порядке? — осторожно спросил Сириус, наблюдая, как Роман проводит пальцами по волосам.
— Да, конечно, — ответил Роман с слишком уж большой улыбкой, кивнув Сириусу, чтобы тот шел за ним обратно в церковь. Сириус послушался, стараясь не отставать от широкого шага Романа.
— Я не удивлен, что этот расист-придурок дружил с моим отцом, — проворчал Сириус.
— Теперь ты знаешь, почему я не снимаю воротник, — сказал Роман с осторожным вздохом, но сразу же продолжил. — Честно говоря, я мог бы и догадаться, когда согласился вломиться в дом твоей матери, — он рассмеялся, но это был саркастичный и язвительный смех. — Мне повезло, что он не поймал меня, когда я перелезал через изгородь.
— Мне не следовало просить тебя о таком. Это… с тобой часто так обращаются?
Сделав еще один глубокий вдох, Роман продолжил:
— Это место не самое …
прогрессивное, я бы так сказал.
— Тогда почему ты все еще здесь? — с искренним любопытством спросил Сириус. Черт, он уехал пятнадцать лет назад и никогда не скучал по этому месту.
Роман ответил ему с какой-то печальной честностью во взгляде.
— А кто еще поможет этим детям? — спросил он, наклоняя голову, чтобы почесать затылок. — Когда я встретил Тедди — того парнишку, о котором я тебе рассказывал, — он жил на улице. Его выгнали из дома в тринадцать, потому что его приемный отец узнал, что он гей.
— Ему повезло, что ты нашел его, — улыбнулся Сириус.
— Но разве это
просто везение? — спросил Роман, бросив любопытный взгляд в сторону Сириуса, выражение его лица было чем-то средним между спокойствием и неуверенностью. — Четыре года семинарии и шесть лет практики, а я все еще не могу сказать тебе, верю ли я в божественное вмешательство, или нет. Несмотря на то, что меня учили проповедовать.
— Священник без веры? — спросил Сириус, приподняв бровь.
— Я никогда не говорил, что не верю, — широко улыбнулся Роман, когда они подошли к церкви. Роман повел их мимо входа в сторону сада. — Я не верю, что сомнение противоположно вере. На самом деле, я не думаю, что можно во что-то верить, не подвергая это сомнению. В противном случае, это просто факт, не так ли? Факты не требуют веры.
— Это как? — спросил Сириус, понизив голос, когда Роман заглянул в заднюю дверь, но внутрь не зашел. Вместо этого он прислонился к внешней стене церкви и сделал глубокий, успокаивающий вдох.
— Мне не нужно верить в солнце, чтобы оно согревало Землю, это и так
происходит. Я вижу его свет, я чувствую его тепло. Солнце — это факт, — с озорной ухмылкой Роман наклонился и начал похлопывать по карманам куртки Сириуса, пока не нашел пачку сигарет, и без колебаний сам залез в карман Сириуса, чтобы взять ее. Пальцы другой руки покоились на его талии. Зажав сигарету в зубах, Роман зажег ее, раскуривая, прежде чем продолжить. — С другой стороны, — сказал он, делая паузу, чтобы вдохнуть дым и никотин, — любовь моей матери? У меня есть некоторые доказательства этого, письма, которые она написала мне перед смертью, фотографии, на которых мы вместе, но я должен поддерживать определенный уровень
веры в то, что она любила меня, потому что я больше не могу этого видеть или чувствовать. В то же время я постоянно сомневаюсь, и я никогда не избавлюсь от этого, потому что ее любовь теперь просто идея, просто воспоминание. И если я попытаюсь искоренить сомнение, тогда я уничтожу все, что придает этой вере смысл. В противном случае это просто слепое подчинение.
Забрав у священника свою пачку сигарет, Сириус прикурил одну, глубоко вздохнул и снова посмотрел на Романа.
— Моя проблема в том, что у меня есть сомнения и ни капли веры. Трудно поверить в благожелательную высшую силу, когда мне пришлось наблюдать за тем, как мой чтящий Библию отец избивал моего младшего брата до синяков за плохую оценку по математике, — выдохнув, он слегка поморщился, когда увидел беспокойство на лице Романа. — Извини, не та целевая аудитория, чтобы жаловаться, да?
— Ты забываешь о том, что я опрокинул бутылку виски, когда мы заговорили о
моей семье, — сказал Роман с язвительным смехом. — Мои сомнения
постоянно опережают мою веру. Единственная разница в том, что я должен притворяться, что это не так, из-за моего…
выбора профессии.
По тому, как он говорил (останавливаясь, хмуря густые брови, раздраженно морща губы), Сириус все понял.
— Ты ведь не хотел быть священником, не так ли?
Рассмеявшись, Роман тут же покачал головой.
— Боже, нет, — простонал он, драматично откидывая голову назад.
— Тогда зачем оставаться? Зачем заниматься этим? — спросил Сириус, делая еще одну длинную затяжку, стараясь не обращать внимания на то, как Роман позволил себе немного подвинуться к Сириусу, прислонившись к стене церкви.
— Чтобы я мог заниматься воспитанием квир-подростков и не позволять дедушке ссылать их в «лагеря для натуралов», как он делал это раньше.
Неприятный комок подкатил к горлу Сириуса, когда он подумал о настоящем значении этих слов, посмотрев на гневное лицо Романа.
— Он так поступил и с тобой? — осторожно спросил Сириус.
— Почти, — сказал Роман с болезненной улыбкой. — Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключается в том, что
он тогда был священником, и он не хотел, чтобы люди знали, что его внук был извращенцем. Однако он сослал парня, с которым меня застукали.
— Значит, тебя тоже ловили с поличным? — догадался Сириус, понимающе поморщившись.
— Целовался с мальчиком за трибунами на городском матче по регби, — ответил Роман, и Сириус мог поклясться, что разглядел немного наглости в его улыбке, прежде чем тот снова сделал затяжку. — Что насчет тебя?
— Поймали с наполовину снятой рубашкой в моей спальне с парнем, с которым я должен был заниматься научным проектом, — Сириус громко рассмеялся, а потом прикрыл рот рукой, чтобы заглушить шум собственного смеха. — Я удивлен, что мой отец не умер от инфаркта в ту же секунду.
— В конце концов так и произошло, — подмигнул Роман, а затем скривился, как будто решил, что ему не следовало этого говорить. — Слышал бы ты мои оправдания. Я пытался убедить своего дедушку, что я поцеловал того мальчика, чтобы доказать себе, что я
не гей. Ты можешь представить, чем это для меня обернулось.
Когда Роман засмеялся, то это было мягкий и приглушенный смех, но Сириус мог слышать эти отголоски, которые говорили ему о том, насколько более смелым мог бы быть этот смех, насколько более полным, сколько еще радости Роман мог бы вложить в него.
— Ну, у меня не было оправдания, — сказал Сириус, качая головой. — Это было именно тем, на что это было похоже.
Прежде чем Сириус успел поднести сигарету обратно к губам, он зевнул, пытаясь быстро скрыть этот факт.
— Господи, уже два часа ночи, — со стоном протянул Роман, взглянув на свои часы.
— О,
вот оно, — сказал Сириус с победоносной ухмылкой, когда Роман произнес слово на ирландский манер, чего Сириус безуспешно пытался добиться ранее. — Скажи это еще раз, мне
очень нравится.
Вместо этого Роман просто закатил глаза, но застенчивая улыбка на лице выдала его.
— Где ты остановился? Ты живешь поблизости? Боже, пожалуйста, только не говори мне, что тебя заставляют оставаться с матерью.
Пожав плечами, Сириус ответил:
— Я просто езжу сюда каждый день. Моя квартира находится недалеко от Лондона, так что на самом деле это не так уж далеко от… — прежде чем он смог сказать больше, Роман встал, оглядывая Сириуса с приподнятой бровью.
— Сириус, это почти два часа езды, — строго заявил он, бросая свою сигарету на землю и наклоняясь, чтобы вынуть сигарету Сириуса прямо из его рта, не стесняясь того, как грубо пальцы коснулись губ. Когда Роман снова посмотрел на Сириуса, затушив два окурка ногой, он протянул ему руку так же, как утром, и почему-то Сириусу показалось, что это было целую вечность назад. Утренняя нерешительность исчезла, и Сириус смело взял Романа за руку, наслаждаясь исходящим от нее теплом, силой и комфортом.
И когда Сириус встал, Роман не отступил ни на шаг, чтобы дать ему немного пространства. Вместо этого он придвинулся ближе, позволяя их переплетенным рукам лениво опуститься.
— Останься у меня, — попросил Роман тихим голосом, рассеянно перебирая пальцы Сириуса, изучая его лицо медовыми глазами. Но когда брови Сириуса взметнулись вверх, а глаза расширились, кожа Романа покрылась темно-бордовым румянцем, а свет полной луны подсветил веснушки, которых Сириус не видел на солнце. — Прости, я не хотел, чтобы это прозвучало так непристойно, как вышло на самом деле, — он слегка рассмеялся, но ни на шаг не отступил.
— По-моему, ты флиртуешь, Роман, — повторил Сириус, беря другую руку Романа в свою.
— Возможно, теперь мне придется сменить имя, мне
действительно нравится, как ты его произносишь, — тяжело выдохнул он, снова наклоняя свое лицо немного ближе к лицу Сириуса так, что их лбы почти соприкоснулись.
— Скажи честно, если бы я поцеловал тебя прямо сейчас, что бы ты сделал? — спросил Сириус, вытягивая шею так, чтобы он мог
очень специально, но очень
осторожно коснуться губами губ Романа, наслаждаясь тем, как неуверенно он выдохнул в ответ на мягкое касание. Выражение его лица было чуть ли не измученным.
— Я бы… — сказал он, делая паузу, чтобы несколько раз глубоко вздохнуть, наклоняя голову вперед, чтобы снова почувствовать губы Сириуса на своих. — Мне бы это
очень понравилось, — и когда он вновь заговорил, то это было похоже на отчаянный стон прямо в губы Сириуса. И прежде чем он смог податься вперед, Роман добавил: — Всего на несколько секунд, — сказал он, крепко зажмурив глаза, — прежде чем непреодолимое чувство вины вызовет приступ паники.
— Черт возьми, — сказал Сириус с тихим смехом, говоря в губы Романа, и бессильная агония на его лице только усилилась. — Если бы я зацеловал тебя до панической атаки, то я бы
ужасно чувствовал себя.
Роман, не говоря ни слова, задумчиво моргнул, глядя на него.
— Я все еще взвешиваю риски и преимущества, и я
действительно хочу сказать, что это была бы самая стоящая паническая атака в моей жизни.
Его губы растянулись в полуулыбке.
— Меня волнует только то, — поддразнил Сириус, облизывая губы так, что его язык
целенаправленно прошелся по губе Романа, — что ты наконец узнал бы, насколько хорошо я целуюсь, и своим безбожным соблазнением я сбил бы тебя с истинного пути.
Роман нетерпеливо подался вперед ровно
настолько, чтобы его переносица задела переносицу Сириуса. Роман отпустил его руку, только чтобы пальцами коснуться лица, обхватывая прямо за челюсть. То, как он откинул голову Сириуса назад, казалось
решительным.
— Господи, скажи
«безбожное соблазнение» еще раз, — рассмеялся Роман, и на этот раз это был смех, который, как знал Сириус, прятался в его легких: беззаботный, глубокий, опасный, оседающий в горле рычанием. Сириус еще сильнее прижался к Роману, чтобы почувствовать, как смех раскатами пробегается по его груди.
— А еще лучше, скажи мне свое имя, чтобы я мог простонать его тебе на ухо, — предложил Сириус, его руки скользнули вверх по груди Романа, крепко сжимая молнию на куртке. Разочарованно вздохнув, Роман схватил Сириуса сильнее, прижимая к церковной стене, позволяя себе опереться на Сириуса всем весом, прижимаясь к нему бедрами и всем остальным.
Неожиданное изменение позы сразу же выбило дыхание из легких Сириуса, и, когда он поднял голову, чтобы попытаться вздохнуть, Роман уткнулся лицом в изгиб чужой шеи.
— Что ты,
блять, со мной делаешь? — простонал Роман, но реакция его тела не соответствовала беспокойству в голосе. Сириус почувствовал, как Роман прижался к нему бедрами, чтобы заполнить пространство между его ногами.
Сириус не был уверен, почему это произошло. Может быть, из-за прижатого к нему Сириуса. Может быть, дело было в том, как Сириус произнес имя, которое на самом деле ему не принадлежало. Может быть, из-за чувства вины, о котором он беспокоился, наконец-то одолело его. Чем бы это ни было, плечи Романа внезапно ослабли, и Сириус почувствовал, как его ноги коснулись тротуара, хотя он даже не осознавал, что Роман удерживал его над землей.
Несмотря на решимость в прикосновениях, несмотря на широко раскрытые темные глаза, несмотря на вздымающуюся грудь, Роман глубоко вздохнул, слегка отстраняясь, но не отнимая рук от лица Сириуса, и нежно поцеловал кончик его носа, тяжело выдыхая. Все это сопровождалось тихой, извиняющейся улыбкой.
— Чувство вины победило.
Роман улыбнулся, но это была почти сердитая улыбка. Он провел руками по волосам, соскальзывая на подбородок, чтобы взъерошить густую, небрежную щетину, покрывавшую его лицо, и Сириус улыбнулся, глядя на то, как его неуправляемые кудри разметались вокруг ушей. Если бы они не стояли под лунным светом, Сириус был почти уверен, что увидел бы, как порозовели кончики ушей Романа.
— Может, мне стоит уйти, —
разумно предложил Сириус, потому что он своим присутствием только усугублял ситуацию, и все могло стать еще хуже, останься Сириус после всего выпитого ими на ночь алкоголя.
— Не уходи, — быстро сказал Роман, снова хватая Сириуса за руку. — Пожалуйста. — Чтобы не смотреть на слабость в выражении лица Сириуса, Роман поднял его руку, глядя на сколотый черный лак на его ногтях и на красную татуировку в форме сердца на среднем пальце. — Я обещаю, что буду вести себя хорошо.
— Я беспокоюсь не из-за
тебя, Роман, — заупрямился Сириус, сомкнув пальцы на руках Романа. — Терять мне нечего. Если
прямо сейчас я сдамся, отведу тебя в твою спальню и… — он остановил себя, внезапно осознав, с каким отчаянием Роман ждал, пока Сириус признается, что
именно он хотел с ним сделать. — Я ставлю тебя в неловкое положение, и я
не должен этого делать.
Роман закрыл глаза, и нежная улыбка скользнула по его лицу. Он наклонился и запечатлел мягкий, долгий поцелуй на сердце на среднем пальце Сириуса.
— Помнишь, ты сказал, что как только я узнаю тебя получше, ты перестанешь казаться мне достойным любви? — он сделал паузу, глядя на Сириуса поверх своих золотых очков своими золотыми глазами с густыми ресницами. — Это было самой большой, блять, ложью, которую я когда-либо слышал.
Сириус не смог сдержать сорвавшийся с губ смех.
— Черт возьми, Роман, я пытаюсь вести себя тихо. Разве в церкви нет других людей? — громко прошептал он, когда Роман снова открыл заднюю дверь и потащил Сириуса в темный коридор, вниз по лестнице в непроглядную тьму.
— Наверху живет монахиня по имени Мэри, но она знает, что я придурок, так что все в порядке, — сказал он, посмеиваясь и дергая Сириуса за руку. Сириус, не видя, на какой ступеньке он стоял, наклонился вперед. И, по-видимому, Роман уже открыл дверь и повернулся, потому что Сириус уткнулся прямо ему в грудь, лицом врезаясь в край пасторского воротника на шее Романа. Не теряя ни секунды, Роман, пока Сириус все еще не успел отскочить, сказал: — Видишь, это еще одна причина, по которой я не снимаю воротник, шея — мое слабое место. Это
уничтожило бы меня.
— Не стоило признаваться, пока я все еще так близко к тебе, — предупредил Сириус, слегка поднимая голову, чтобы губами прижаться к челюсти Романа, чуть выше линии воротника. В темноте Сириус не мог разглядеть выражение удивления на его лице, но мог услышать, как Роман тяжело дышал через ноздри, мог почувствовать, как он сжал руки вокруг его талии.
—
Блять, — громко простонал Роман, на мгновение прижимаясь лицом к лицу Сириуса. — Я думал, ты только что сказал, что
не должен ставить меня в неловкое положение, и все же,
блять, вот мы и здесь.
Сириус, на случай, если бы Роман не смог сделать этого самостоятельно, отстранился, ухмыляясь как идиот, когда Роман включил свет.
— Слушай, я тоже пьян, — возразил Сириус. — И когда я пьян, я распускаю руки.
— О
Боже мой, — прорычал Роман, запуская руки в волосы, и показательно обошел Сириуса, чтобы предотвратить любой дальнейший контакт. — Пойду запрусь в спальне на некоторое время.
— А целибат включает в себя… — начал Сириус, но Роман
быстро его перебил.
—
Да, — сказал он решительно, сквозь плотно сжатые зубы, когда высунулся из двери своей спальни, бросив последний тоскующий взгляд на Сириуса, оглядывая его с ног до головы.
— Ты уверен, что мне стоит остаться? Может, мне перекантоваться у Мэри, — предложил Сириус, прикусив губу, наблюдая, как Роман явно
хочет его. Отчаяние Романа превратилось в смех.
— В шкафу позади тебя одеяла и подушки, — кивнул он, печаль в его голосе смягчилось до чего-то более успокаивающего. — Спи, сколько влезет. Я постараюсь тебя не разбудить.
— Я бы не расстроился, если бы разбудил, — Сириус глупо ухмыльнулся, обернувшись на Романа через плечо, пока доставал одеяло и подушку из шкафа возле входной двери. — Я бы действительно хотел проснуться с тобой.
—
Чтоб меня, — взвыл Роман, растягивая гласные, и не слишком аккуратно захлопнул дверь в спальню с другой стороны. С противоположной стороны он крикнул: — Спокойной ночи, Сириус. Безбожный соблазнитель.
Усевшись на диван с высокомерной ухмылкой, Сириус крикнул в ответ:
— Спокойной ночи, Отец.
Но прежде чем он смог бы позволить себе отправиться во сны с участием Романа, ему нужно было отправить сообщение.
(Бродяга):
значит. вот что произошло.
я ночую у священника
(Лунатик):
во первых
привет я скучал
во вторых
я думал у священников целибат
(Бродяга):
о нет, у этого точно целибат
пытался поцеловать его. ДВАЖДЫ на самом деле
он отшил меня оба раза
я на диване
(Лунатик):
чел это грубо
ты уверен что тебе не нужно…
освободиться?
звучит ужасно
я мог бы ОЧЕНЬ хорошо помочь тебе
(Бродяга):
о боже на диване священника?
он в соседней комнате
Боже просто представь
кстати
ЧЕРТ ВОЗЬМИ ЛУНАТИК
(Лунатик):
я именно это и имел в виду
может, ему понравится
ну, услышать как ты кончаешь
(Бродяга):
господи блять боже
(Лунатик):
а целибат распространяется на мастурбацию?
(Бродяга):
знаешь. я пытался узнать.
думаю, да
(Лунатик):
да лаааадно
спорим всем похуй
типа никто же не узнает
(Бродяга):
А КАК ЖЕ БОГ
(Лунатик):
оу. точно.
жаль твоего священника
(Бродяга):
ну
он как бы не паинька
типа. он КУРИТ. и пьет
(Лунатик):
хочешь проверить эту теорию?
насколько ты громкий?
(Бродяга):
я НЕ буду дрочить на диване священника
(Лунатик):
я просто говорю
вдруг это он дрочит на тебя
прямо сейчас. вот прямо в эту секунду.
(Бродяга):
тебя ВОЗБУЖДАЕТ такой расклад?
(Лунатик):
эй это у тебя кинк на священника
слушай слушай есть стопроцентный тест
если утром он приготовит тебе завтрак
он точно дрочил на тебя
(Бродяга):
отъебись а
вдруг он просто милый
(Лунатик):
о господи
ты ждешь что он приготовит тебе завтрак
насколько далеко вы зашли с поцелуем?
(Бродяга):
ДА ЭТО ДАЖЕ ПОЦЕЛУЕМ НЕ БЫЛО
(Лунатик):
попахивает пиздежом но ладно
стой, скажи честно
ты стонал ему в рот да или нет
(Бродяга):
о боооооже мой лунааатик
(Лунатик):
похоже на да
(Бродяга)
блять.
это да
(Лунатик):
чееерт я блять знал
детка, ты ему нравишься
хорошая работа, бродяга
(Бродяга)
я запутался, разве я не нравлюсь ТЕБЕ?
(Лунатик):
о ты ПИЗДЕЦКИ нравишься мне
я просто пытаюсь возбудить тебя
и если это сработает со священником
черт, все лавры его труда достанутся мне
пока я нравлюсь тебе
(Бродяга):
ты знаешь что это так, засранец
(Лунатик):
больше чем священник?
(Бродяга):
священник вообще не вариант
ТЕХНИЧЕСКИ ТЫ ТОЖЕ
так что ты не можешь ревновать.
(Лунатик):
засранец.
ладно, можешь не кончать
на диване священника
но надеюсь завтра вечером ты будешь свободен
(Бродяга):
если завтра ты будешь писать мне так же
как сегодня
я взворвусь
(Лунатик):
я не хочу чтобы ты взорвался
хочу чтобы ты просто кончил
(Бродяга):
блять
СПОКОЙНОЙ НОЧИ ЛУНАТИК
МНЕ НАДО СРОЧНО ПЕРЕСТАТЬ ПИСАТЬ ТЕБЕ
ТИПА ПРЯМ ВОТ СЕЙЧАС
(Лунатик):
ооооо бродяга, любовь моя
я доставляю тебе неудобства?
(Бродяга):
СПОКОЙНОЙ НОЧИ ЛУНАТИК
(Лунатик):
спокойной ночи лапочка
Господи, становилось все сложнее. Чуть не поцеловался с Романом (
дважды), Лунатик почти развел его на секс по телефону (секс
по переписке?), так Сириус даже не знал, кто из них нравился ему больше. Он говорил с ними похоже, испытывал к ним похожие чувства, но они были такими чертовски разными. Не будем говорить о том, что он не мог
быть ни с одним из них. Как он мог так сильно увлечься ими обоими всего за
день? Прежде чем Сириус смог и дальше развить эту мысль, он заснул.
