Баллада о братоубийце и бастарде

Криган

119 год от З.Э. 10 лет до Танца Драконов       Лицо матери Криган помнил слабо. Стыдно признаться, но чаще всего, когда он думал о ней, то на ум приходил лишь образ Сары.       Задумчивая, маленькая. Широкие брови, волевой отцовский подбородок и мягкая улыбка. Тонкие губы она вечно обкусывала, дурная привычка для леди, отчитывала её септа Брена, но Сара лишь пожимала плечами. Волос у неё был светлее, чем у них, русый, как младые стволы деревьев в лесу, и вьющийся, как плющ, а глаза серые, колючие и очень пристальные. Она видела больше, чем говорила, как и Джоннел. Порой Кригану казалось, что он один в семье родился слепцом. И хотя Сара была не похожа на него и брата, была слабее, нежнее, всё же в жилах у неё бежала волчья кровь. Она могла казаться тихой и покорной, молчать и кивать, но всегда поступала так, как считала нужным. Тихий волчонок, гордый и своевольный.       Сару все считали кроткой по нраву, но, кажется, лишь Криган понимал, что сердце у неё — истинно суровое. Точно изо льда. Он не припоминал и раза, чтобы видел её капризной или плачущей, хотя порой замечал красное, опухшее лицо, даже пытался расспрашивать, но она всегда качала головой, толкала в плечо и смеялась, что он ещё больший выдумщик, чем их старая нянька Джоана. Когда мама умерла в лихорадке, дав жизнь Джоннелу, Сара сама выбралась из постели и, то ползком, то падая и снова вставая, добралась до него и легла рядом, обнимая, пока он плакал. И с той самой ночи она заботилась о нём, о брате, об отце, как умела в силу малых лет, но со всем упорством и искренностью. Маленькая хозяйка Винтерфелла. Он вырвал бы язык всякому, кто посмел назвать её бастардом. Пару раз у него случались драки с кузенами из-за этого. Но Саре об этом знать необязательно.       Хотя воспоминания о детстве давно затянулись туманом, у него было отчётливая убеждённость, что даже матушка любила Сару. Она ни словом, ни жестом не показывала этого, дитя от чужой женщины - позор для любой леди, но Криган всё равно чувствовал. Она долго хранила обиду, не желала общаться с отцом, и их редко видели вместе, но о Саре, о Саре она говорила только с теплотой. Сейчас ему казалось, будто тень матери встала за её плечом, направляла, приглядывала за ним, сквозь глаза сестры. Быть может, он слишком много взваливал на неё?       Она была с ним, когда хоронили Джона и Итана. Место он выбрал сам, высокое, сухое, на холме, под раскидистой елью, сам же и рыл могилы. «Славная роща, м-лорд», — сказала их мать, а он и слова не смог вымолвить в ответ. Сара сжимала его руку и тоже молчала. Она сплела два маленьких венка из зимних роз, а он велел вложить им в руки по тренировочному мечу: они мечтали быть рыцарями, когда вырастут, так пусть хоть в посмертие уйдут ими — с мечом в руках и благосклонностью от леди их дома. Напоследок Сара спела песню о храброй Данни Флинт из Каменного Холма, ныне пустующего замка в Северных горах, короткую и грустную, и они покинули рощу. После этого дня Криган поклялся, что отныне будет защищать своих людей и земли до последней капли крови, не подвергнет их опасности из-за глупой жажды славы и геройства. Он больше никогда не поведёт их на смерть.       Оуэн Норри шёл на поправку. Мейстер Гавен говорил, что бегать также быстро, как прежде, он не сможет, но упорным трудом и тренировками хромота вполне излечима. «Поспеши с этим, тебе ещё нужно плясать на моей свадьбе», — шутила его сестра, Арра, что теперь проводила всё время у него. Рыжий огонь волос, тёмные, болотные глаза и прежде вгоняли Кригана в краску, но после того, что случилось, ему и вовсе стало стыдно с ней говорить. Её это обижало, шептала ему Сара. Но что оставалось делать? На прошлом пиру по случаю именин Джоннела, он пригласил леди Арру на танец, но так неуклюже закружился, что уронил их обоих, перепачкав её прекрасное жёлтое платье, а теперь ещё из-за него покалечился Оуэн! Нет, сначала он принесёт достойные извинения их семье, а потом, быть может, попробует научиться лучше танцевать...       Его размышления прервал заливистый лай. То Сара снова носилась с волчицей по главному двору, а септа Брена носилась за ней следом. Клейр, пробуя новую тетиву у лука, громко хохотал, и Криган заулыбался ему в ответ. То было и правда уморительное зрелище. Свежий шрам поперёк крючковатого носа у Клейра почти зажил, и он им очень гордился. У него всегда была легкая голова, всякие беды и тревоги не терзали её слишком долго, зато храбрости и бахвальства — хоть отбавляй.       В конце концов, септа, раскрасневшаяся и вспотевшая, махнула рукой и покинула двор. Сара, похоже, поняв, что затянула шутку, свистнула, и Серебряная Буря тут же бросилась за ней на псарню. Эта волчица была на удивление умна. Криган знал, что сестра имеет особенную связь с ней, она рассказала ему ещё тогда, ночью, пробравшись в его покои, втайне ото всех. Поверить было сложно, он даже думал, что сестра смеётся над ним, но то, что она описала, то, что она видела, больше неоткуда было узнать...       Наверное, поэтому она стала так много времени проводить в темнице. Это началось с приходом первого снега в Винтерфелл и чужаков на их земли. Те одичалые, что напали на них в лесу, ещё сидели в подвалах замка: отец пока позволил сохранить им жизнь в обмен на то, что вскоре, как успокоятся бураны, они проведут их к тропе, которой те лезли через Стену. И порой Криган видел, как Сара пробирается туда и беседует с Безухим Сэмом, как он сам себя величал. Сначала Криган был в ярости. Он много раз предупреждал её, что это злые, опасные люди, запрещал и даже кричал, но сестра оставалась невозмутима и лишь твердила, что этот дикарь понимает её, что его ворон каждый вечер прилетает к окну и зовёт-зовёт-зовёт. «Он может помочь совладать с даром, укрепить связь с Бурей»! — всё повторяла и повторяла Сара. Криган уже боялся за её рассудок. Остановить её было невозможно, жаловаться отцу — бесчестно. Тогда Криган стал спускаться вместе с ней. Сначала Сэм, старик с косматой черно-седой бородой и скрипучим голосом, рассказывал какие-то жуткие сказки про великанов, снежных медведей, размером с трёх лошадей, живых мертвецов и их Короля, про вечную зиму, но потом он стал объяснять про Детей Леса, что пели песни земле и видели глазами чардрев, про людей «меняющих шкуры», про зелёное зрение и сны волков, варгов, так он их звал, и по глазам Сары, Криган понял, что та и в правду верит во всё это. Или просто хочет верить. Ей всегда так хотелось быть нужной и полезной, но ни меч, ни лук ей не давались, а книгами на поле боя не поможешь, угрюмо отзывалась она, когда Криган хвалил её талант к письму и чтению.       В отличии от того одичалого, что резал животы Джону и Итану, этот Сэм был в своём уме, весел, говорлив и похоже даже доволен своим положением. Хотя в глубине души он всё же внушал Кригану страх. Ещё живы были воспоминания, как он склонился над ним с тяжёлой дубиной в руках, ещё отзывался болью шрам на руке. Но тот казалось и вовсе не считал это за стоящую обиду, ровно как и то, что Сара отгрызла ему ухо. «Шустрая девка»! — Криган хотел было отрезать язык за такое, но сестра лишь посмеялась с дурного комплимента. — «Ты гораздо больше заслужила эту волчицу, чем этот червь, Эгги. Он всё равно не мог установить с ней связи, вечно трусил, не умел совладать, только мучил и калечил бедную суку». Он объяснял, что каждый зверь может послужить ей шкурой, но чем оно свирепей, тем больше шанс, что оно воспротивится, не примет или того хуже — поглотит целиком. Залезать в шкуры всегда больно, и для оборотня, и для зверя, и нужно иметь большое мужество и силу, делать всё быстро и решительно. «Твоя воля должна быть крепка»! — наставлял он её, и черные, вороньи глаза его блестели в полутьме. Холод бежал по спине у Кригана, а у сестры горел дикий огонь во взгляде. Лучше всего вселяться в ручное, уже знакомое животное, говорил Сэм, псы или кошки подойдут неплохо. Медведи слишком дики, птицы — опасны, многие так увлекались полётами, что больше ни о чём и не думали.       Однако опытный оборотень может насильно завладеть любым животным. Даже человеком. Но это дурное, совершишь такое — и будешь проклят. Как оказалось, у этих дикарей-оборотней даже был кодекс чести, так это про себя назвал Криган: нельзя влезать в человечью шкуру, нельзя есть человечью плоть, нельзя отнимать животных, если связь уже окрепла и нельзя совокупляться и плодить зверей в своём чреве. Криган скривился и пожалел, что не прикрыл уши бедной Саре.       Если же воля оборотня велика и разум крепок, он может управлять и несколькими животными одновременно, находясь в их шкурах и видя всем глазами сразу. Ходили легенды об охотнике, что управлял целой стаей сумеречных котов. «В тебе есть сила, девочка, не трать её попусту»! — вот, что внушил ей старик.       С тех самых пор всё свободное Сара проводила если не за книгой, то с Бурей. Она старалась делать это не попадая на глаза другим, ибо зрелище то было... странным, пугающим, иным. Взгляд её затягивало туманом, и разум был далеко-далеко, а вроде и совсем рядом. Криган видел, как она убегает с волчицей с богорощу, якобы для молитвы. Септа Брена была в восторге, какой набожной стала маленькая леди Сара! Но похоже, что это Криган стал набожным — он только и делал, что молился, чтобы с сестрой ничего не случилось. И чтобы отец ни о чём не узнал...       Там же он её и нашёл на закате того дня. Вспотевший и крепко побитый после очередной тренировки с сиром Робеттом и Клейром, он хотел позвать её поужинать вместе. Но помимо Сары вдруг услышал и чьи-то чужие крики.       — Ха, сука-бастардка дружит с волчьей сукой! — звенел голос Бенджена, старшего из детей их дяди. — Вот с ней и водись, а в мои дела не лезь!       — А может нам забить эту волчицу камнями? — вторил его младший брат Джон, кривя толстогубый рот. — Вдруг она озвереет и перекусает нас всех!       — Ты про нашу леди-бастарда или её собаку? — хитрые, зелёно-голубые глаза Бена налились кровью.       Он сделал шаг ближе к Саре, но она не отступила. Лишь сжала кулаки и гордо вскинула голову, едва касаясь спиной ствола громадного чардрева, и лицо её было спокойным и уверенным. Более медлить Криган не мог. Он выскочил к ним на поляну, обнажая меч.       — Отойди от неё, мешок дерьма!       Но Бен не послушал, склонился к Саре и прошипел:       — Жаль, что брат не привёл тебе волчонка, нашёлся бы подходящий муженёк, и ты поскорее бы убралась отсюда! Но не волнуйся, я так и быть исправлю эту оплошность, схожу на охоту и достану тебе славного мужа, сам его освежую и притащу в твою постель!       — Не смей, так говорить, — пригрозила она. Буря оскалилась, рявкнула пару раз. — Ты не будешь калечить животных смеха ради. Тише, Буря, тише!       Криган упёр остриё меча в спину Бена.       — Я сказал тебе отойти. Или ты не внемлешь приказам будущего Хранителя Севера?       Бен развернулся на пятках. Тёмные брови сошлись на переносице, тонкий рот кривился в ухмылке. Он был старше всего на год, но вел себя всегда так, будто уже сотню лет правил Семью Королевствами.       — Никакой ты ещё не Хранитель Севера, Криган. Ты просто мальчишка с тренировочным мечом.       Злость вскипела в жилах. Да как он смеет! Криган в одно движение повалил Бена на землю и приставил тупое лезвие к горлу. Он захохотал, и схватил камень с земли. Джон хотел было налететь на них сверху, но путь ему преградила волчица.       — Не нужно, Криган! — услышал он сквозь шум крови в ушах. — Они того не стоят. Бенджен сам желает стать лордом, но понимает, что это не его судьба, вот и злится. Но он знает, — голос её стал сталью, а слова — точно отцовскими. — Ты силен, сильней него! Вот и срывается на мне. Это кипит волчья кровь...       — Заткнись, бастард! — рявкнул Бен. — Ты ничего не знаешь, ты не имеешь никакого права говорить о нашем доме!       — Она моя сестра! — взревел Криган. — И ваша кузина, болваны! Если вы ещё хоть раз посмеете...       — Отец говорит, она не наша! Я слышал, как он сказал дяде Рикону, что она пришла от зверья, со зверьём ей и жить! — запищал маленький, краснощёкий Джон, прижимаясь к дереву, подальше от клыков. — Фу, прочь, тупое животное!       Вдруг клацнули зубы, и он завопил. На рукаве его повисла Серебряная Буря.       — Назад, Буря, нельзя! — кинулась оттаскивать её Сара.       Волчица рычала, злилась, явно чувствуя страх и злость, она даже куснула за руку Сару, но та навалилась, прижала её к земле. Криган бросил меч и тоже вцепился ей в шерсть. Так они и лежали в снегу, цепляясь за шкуру Бури, слушая как гулко бьётся волчье сердце, а когда та успокоилась, и они поднялись, кузенов в богороще уже не было.       — И часто ты такое терпишь?! — Криган пнул камень со злости. — Нельзя же быть такой... такой наивной, такой глупой, Сара! Зря ты меня остановила, я бы ему так влупил!       — Его уже лупит отец, — отряхивая подол серо-голубого платья от снега, она нахмурилась, совсем по-взрослому, и в тот миг он и правда увидел образ матери в её лице, и ему почему-то сделалось совестно. — И кричит, и говорит какое он ничтожество, позор семьи… Я видела, много раз. Хватит с него, Криган. Он никогда по-настоящему ничего плохого мне не делал, только злился, если замечал, что я вижу, как он плачет...       — А Джон…       — Он повторит любые бредни, что ему скажут! Ещё вчера он бегал за мной и хвалился птицей, что выстругал сам, а завтра опять будет ходить хвостом за дядей и жаловаться на брата. Джону семь, Криган! Что мне было делать, бить их? И чем я тогда лучше их проклятого отца?! — и с этими словами убежала прочь. Буря, уже радостно лая, убежала вслед за ней.       «Боги, помогите мне справиться со всем этим»!       В детской было тепло и спокойно. Криган всегда приходил сюда, когда хотел спрятаться ото всех. Мозоли от меча грубели с каждым днём, руки ныли, синяки не сходили с плеч и коленей, но он был доволен собой. Пусть Сара жалеет этих дураков сколько хочет, но когда они вырастут и он станет ещё сильнее, он покажет им, кто истинный лорд Севера.       — Волк скачет на холме, — малыш Джоннел играл деревянными фигурками у камина, старая нянька Джоана мирно спала, кузены Джон и Бран ещё были на ужине. — Дракон летит в небесах… А король бродит за стеной...       — Тебе нравятся драконы? — улыбнулся Криган, подсаживаясь ближе. Он взял в руку самого большого, с раскрытой пастью, покрашенного в чёрный.       — Нет, но мне их жалко.       У Джоннела глаза были голубей летнего неба и мягкие каштановые волосы. Криган ласково растрепал ему кудри.       — Вот уж нашёл кого жалеть, таких громадин! Они тебя за один укус съедят и глазом не моргнут, а ты жалеешь!       Он уже не ответил, продолжая повторять, что-то похожее на считалку:       — Танцуют драконы, кусают друг друга за хвосты, воют волки, бродит король. Вот волк повстречал дракона, — он стал ставить фигурки друг напротив друга. — Раз, два... Сновидец, наследник, — он забрал у него из рук черного дракона и поставил напротив белого волка. — А может три?… Кто же победит короля?       Джоннел часто так делал, подолгу молчал, смотрел куда-то вдаль и говорил бессмыслицу. Криган знал, как из-за этого тревожится отец и часто беседует с мейстером, выспрашивая, в уме ли его младший сын.       Джоннел вдруг вздрогнул, забрался ему на колени и уставился в камин.       — Огонь не злой, так ведь, Криган? — брат часто-часто замотал головой. — Нет, не злой, но он мне не нравится, я боюсь его.       Криган не знал что и сказать, лишь крепче его обнял. Тот дрожал, и, кажется, готов был разрыдаться в любой момент.       — Я хочу, чтобы он ушёл! Чтобы все, кто его делают, пропали!       — Драконы? — попытался улыбнуться Криган.       Но Джоннел, как и всегда, оставался хмурым и капризным:       — Люди! Они делают огонь! Вот снег придёт, и они уйдут...       Снег и правда опять пошёл тем вечером. А ближе к ночи в Винтерфелле вспыхнул пожар.       Он начался с оружейной и по крытому мосту перекинулся на донжон, охватив крышу Великого Замка. Горели спальни, горели коридоры, горели детские. В дыму, среди пепла и смога, Криган увидел, как отец приказывает что-то сиру Грегору, как истошно вопит слуга, что сгорает заживо, как дядя Беннард бежит куда-то с другими рыцарями, как Сару тащат прочь и она кричит, вырывается, спешит обратно. Он хотел было кинуться ей наперерез, но её подхватил Бен, прижал к себе, но она опять ускользнула и побежала наверх, они кинулись следом. Раскалённые искры, треск ломающихся балок, и жар, жар, повсюду жар! Они бежали выше и выше, ведь Джоннел и Джон там, они должны были быть там!..       Пожар потушили к рассвету. Его устроил сбежавший из темницы одичалый, тот, чей разум уже помутился, тот, что с обрубками вместо рук. Как у него это вышло, никто не знал, он и сам сгорел в том пламени, что начал. Возможно, догадывалась Сара, но молчала. В то же утро обезглавили Безухого Сэма.       Они стояли посреди богорощи — всех детей отвели туда. Солнечные лучи танцевали в алых листьях чардрев. Бен держал на руках Брана, трясся, молился о чём-то, роняя беззвучные слёзы, громко рыдала Сара, погрузив обожжённую руку глубоко в снег, и злость кривила её лицо. В голове у Кригана, должно быть, были страх, ненависть, отчаянье, но он уже ничего не помнил...       Вдруг Сара поднялась, крепко обняв здоровой рукой Бена, и отмеченной огнём — его. В ту ночь они потеряли братьев, и это горе объединило их. Криган, кажется, наконец, сумел заплакать.       — Будь проклят этот огонь, и этот день, — слёзы на её щеках высохли.        Взгляд у неё стал далёким, и Криган крепче сжал сестру, стараясь удержать здесь.       — Пообещай мне кое-что, брат. Что мы больше никогда не пустим чужаков в Винтерфелл. Не позволим забрать у нас то, что так дорого.       Бен кивнул, кивнул и Криган:       — Обещаю.