Детский сад имени Лань Цижэня

Цзян Чэн почувствовал неладное, едва только ступил на территорию Облачных Глубин, чтобы забрать племянника обратно в Пристань Лотоса. Его заклинательское чутье, конечно, подавало ему тревожные сигналы, но в этой ситуации и простому смертному станет ясно — в Облачных Глубинах что-то происходит… Как иначе объяснить детский визг и смех, разлетающийся звонко по всей территории обители тишины и покоя? Цзян Чэн нахмурился, в нем загорелось любопытство, но все же он ни у кого спрашивать не стал — какое ему дело до гусуланьских детей? Он только узнал, где Цзинь Лин, и поспешил к цзинши, недоумевая, что там забыл его племянник и надеясь не встретить на пути ни Лань Ванцзи, ни Вэй Усяня. И чем ближе он подходил к месту, тем сильнее у него сосало под ложечкой, а визг нарастал. — Да сейчас я исправлю, не реви! — услышал он голос своего племянника. — Гэгэ, ты испортил змея! — пищал ребенок. — Чжань-гэгэ придет и отлупит тебя. — А-Ин, не говори так, — вмешался ласковый голос Лань Сычжуя. — Ханьгуан-цзюнь никогда никого не лупит. — Я его сам отлуплю! — раздраженно фыркнул Цзинь Лин, и Цзян Чэн чуть не взорвался от наглости своего воспитанника. Он резко вышел из-за угла на свет и рявкнул: — Кого ты отлупить собрался, наглец? Цзинь Лин, сидевший на крыльце цзинши в окружении двух адептов Гусу Лань и лохматого ребенка, вскочил на ноги, роняя непонятную конструкцию из бумаги и прутьев. Его лицо мгновенно побелело при виде грозной фигуры дяди, и он растерял всю свою гордость, промямлив: — Дядя… ты уже вернулся! Цзян Чэн, сурово сдвинув брови, размашистым шагом подошел к подросткам и остановился перед ними, уперев руки в бока. Под его взглядом подростки вскочили и отвесили поклоны, но ему до этого не было дела. Его взгляд застыл на лохматом ребенке, сидящим на крыльце. Ребенок удивленно вертел головой, не понимая, почему гэгэ вдруг повскакивали, а потом посмотрел точно на Цзян Чэна. Цзян Чэна будто поразила молния. Он оцепенел под взглядом этих ярких черных глаз. Он видел этого ребенка, он хорошо помнит его, хотя столько лет мечтал забыть его навсегда. Около тридцати лет назад этого ребенка принес в Пристань Лотоса его покойный отец. Холодный пот прокатился по его спине. Должно быть, это сон, один из тех кошмаров прошлого, мучавших его годами. Не может же быть так, что Вэй Усянь обратился ребенком. Цзян Чэн определенно спит. Он даже немного успокоился и наконец смог сделать вдох. Но слова Лань Сычжуя будто окатили его ледяной водой, заставляя содрогнуться: — Глава ордена Цзян, учитель Вэй стал ребенком. Ребенок смотрел на него своими невинными большими глазами и улыбался. Этот ребенок почти всегда улыбался, уголки его губ всегда торчали вверх, а эти глаза сверкали озорством. — Нет… — произнес Цзян Чэн. — Этого не может быть. Лань Сычжуй понимающе закивал. — Мы тоже не понимаем, почему так случилось. Цзэу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь и учитель Лань сейчас ищут зацепки. Все произошло очень быстро, возможно призрак… Цзян Чэн не слушал, голос Лань Сычжуя звучал для него как незначительный стрекот цикады. Он пялился на ребенка, не моргая, до красных белков, прожигал дыру на этом пухлом невинном лице. Ребенок быстро потерял к нему интерес и обратил внимание на брошенного Цзинь Лином змея. Он неуклюже подобрал его и осмотрел. Змей был сделан неправильно и никогда не полетит — краем сознания понял Цзян Чэн с первого взгляда. Затем ребенок поднял глаза на Цзинь Лина и спросил: — Цзинь Лин-гэгэ, ты наврал. Ты сказал, что мастер делать змеев, а это плохой змей. Чжань-гэгэ точно тебя отлупит. Цзинь Лин, осознав, что дядя завис, увидев своего заклятого… Вэй Усяня, в общем, и забыл про его опрометчивый комментарий, осмелел и уселся обратно рядом с ребенком, забирая у него змея. — Я еще не закончил просто! Вот сейчас как закончу, он на луну улетит. — А можно я его раскрашу? — спросил Вэй Ин. У Цзян Чэна сжалось сердце. Он так разозлился, что захотел голыми руками разнести все Облачные Глубины и похоронить под ними это невинное дитя, но чудом сдержался, потому что в памяти всплыло нежное лицо старшей сестры, с любовью украшающей воздушных змеев яркими рисунками. И этот мелкий проказник, запускающий этих чертовых змеев со своей идиотской улыбкой до ушей, и сам проклятый маленький Цзян Чэн, старающийся изо всех сил, чтобы его змей летел выше и дальше… Любовь и ненависть, и скорбь, и сожаление разрывали Цзян Чэна на куски. — Можно, — буркнул Цзинь Лин, сдвинув брови и погрузившись в работу. Вскоре к нему присоединились двое других юношей, но даже втроем они не смогли наладить змея. Цзян Чэн смотрел на них, не мигая и не шевелясь. Маленький Вэй Ин сначала следил за процессом, но потом разочаровался в своем гэгэ и стал ковыряться в носу. Лань Сычжуй онемел и попытался объяснить ему, что так делать нельзя. — Я знаю, оно вызывает у людей неприличные положения, — ответил Вэй Ин и вытер свой палец о белоснежную одежду Лань Цзинъи. Сычжуй уронил челюсть, а Лань Цзинъи вскочил и заорал на все Облачные Глубины: — Ах ты мелкий прыщ! Ну я тебя отлуплю! А ну иди сюда! — он рывком снял с ноги сапог и замахнулся. Ребенок взвизгнул и забрался на руки Лань Сычжуя, но Цзинъи был так оскорблен, что был готов даже задеть товарища, ослепленный гневом. На долю секунды перед глазами Цзян Чэна предстала покойная матушка с туфлей в руках, накинувшаяся на мелкого проказника, и словно взаправду туфля больно треснула по щеке Цзян Чэна, заслонившего своего идиота-брата от справедливого материнского тапка. Он не помнил, как оказался перед Цзинъи, перехватив его руку с сапогом возмездия. Сзади него раздался детский вой, и краем глаза Цзян Чэн увидел, как лохматый ребенок исчезает под широкими рукавами Лань Сычжуя. Лань Цзинъи оцепенел, выпучив глаза. — Глава ордена Цзян… — промямлил он. Наконец, Цзян Чэн хрипло заговорил, небрежно отпуская его руку: — Ханьгуан-цзюнь будет очень разочарован в тебе, благородный адепт Гусу Лань, бьющий детей грязным сапогом. — Да я… да я бы не ударил… — скукожился Цзинъи и отступил, пристыженный. Он уселся в дальний угол крыльца и надел сапог обратно. — Он вытер об меня сопли! Вот ты, молодой господин Цзинь, что бы сделал на моем месте? — Если бы об меня вытерли сопли? — переспросил Цзинь Лин, все еще насилующий змея своими руками. — Ноги бы оторвал. Цзян Чэн опустил взгляд на племянника и чудовище в его неумелых руках. — Ноги бы оторвал? — повторил Цзян Чэн сурово, и Цзинь Лин мгновенно оцепенел. — Я сейчас сам тебе ноги оторву, мелкий негодяй! Что ты наделал? Дай сюда. Молниеносно он отнял у племянника труп воздушного змея и уселся на крыльцо, широко расставив ноги, заставляя юношей подвинуться и потесниться. Он изо всех сил не глядел на ревущего ребенка в рукаве Сычжуя. Резкими движениями он разобрал бедного змея и принялся собирать заново, хмурясь и бормоча: — Кто так накрутил? У тебя совсем мозгов нет, что ли? Не верю, что ты мой племянник. Сколько раз я тебе показывал, как надо? Дурья башка. Вскоре маленький Вэй Ин перестал реветь и заинтересовался работой нового гэгэ. Он робко выглянул из рукава Сычжуя, наблюдая издалека, а потом выполз полностью. К тому времени, когда Цзян Чэн закончил змея, он уже сидел рядышком с ним и восхищался его работой. — Гэгэ, ты такой молодец! Какой красивый змей! Сердце Цзян Чэна заскрипело. Его никто никогда не хвалил, хотя последние двадцать лет он работал как проклятый на благо ордена. Конечно, его уважали подчиненные, им восхищались смертные, но никто никогда не удосуживался сказать ему таких простых искренних слов: «А-Чэн, ты молодец!» Он почувствовал, как слезятся глаза и стиснул зубы изо всех сил. Без слов он протянул змея ребенку и уже хотел уйти, но маленький Вэй Ин схватил его за рукав и задергал: — Гэгэ, гэгэ, давай раскрасим! «Что ты хочешь нарисовать, А-Чэн?» — спрашивала старшая сестра, протягивая ему законченного змея, когда-то очень давно. «Лотосы!» — бойко отвечал маленький Цзян Чэн, но тут же противный голос Вэй Ина рядом встревал: «Давай лучше фазана!» «Нет! Лучше лотосы!» — возмущался Цзян Чэн. Между мальчишками завязался спор, и нежный голос сестры вонзился в сердце Цзян Чэна, разодрав его остатки в клочья: «Братья не должны ссориться из-за такого пустяка. Давайте нарисуем фазана на фоне лотосов!» В его горле болезненно стянуло, и глаза заслезились сильнее, и сколько бы он ни стискивал зубы, эти яркие черные глаза и невинное лицо, не познавшие еще горьких слез, глядели на него с восторгом, истязая его израненное сердце. — Что ты хочешь нарисовать? — спросил он тихо и сипло. Маленький Вэй Ин подумал и заулыбался: — Кролика! Давай нарисуем кролика! Цзян Чэн не видел ошарашенного лица Лань Сычжуя и не слышал его тихого вопроса: «Глава ордена Цзян, вы что, плачете?», он смотрел на ничего не заметившего ребенка, воодушевленно держащего прекрасного змея в неуклюжих ручках. Затем взял кисть и тихо произнес: — Давай нарисуем кролика. Цзян Чэн не выделялся талантом к рисованию и владел этим навыком только потому, что положение обязывало, а Вэй Усянь всегда рисовал немного лучше него и посмеивался над его картинами, заставляя скрежетать зубами. Теперь, когда Вэй Усянь не умел даже писать свое имя, нарисованный кролик Цзян Чэна произвел на него огромное впечатление. Он внимательно следил за процессом рисования и еще разглядывал долго картинку. Потом он задрал голову, чтобы посмотреть на Цзян Чэна, на лице которого отражалась эмоциональная мука, и улыбнулся широко и ярко, во весь рот, так, как только он умел: — Ты так красиво рисуешь, гэгэ! Спасибо! И прежде, чем Цзян Чэн успел что-либо сделать, ребенок заключил его в крепкие объятия, повиснув на шее. Цзян Чэн оцепенел на несколько мгновений, которые для него тянулись вечность, а потом что-то внутри него сломалось. Его ладонь машинально легла на лохматую голову и прижала крепко к себе. Побежденный, он произнес, содрогаясь от сдерживаемых слез: — Вэй Усянь… ты идиот. Идиот Вэй Усянь. Он не мог сказать ничего более адекватного. Однако маленький Вэй Ин очень заинтересовался его словами. — А что такое идиот? Цзян Чэн усмехнулся и ничего не ответил. Он отцепил ребенка от себя, отрешенно поднялся и ушел, оставив подростков запускать змея вместе с ребенком. Цзинь Лин проводил дядю недоуменным взглядом и решил не идти за ним, в целях самосохранения. Пока он налаживал змея к полету, Вэй Ин невинно спросил: — А что такое идиот? Цзинь Лин усмехнулся. — Мой дядя так называет тех, кого очень любит. Вэй Ин изумился и закивал. — Понятно! Цзян Чэн вообще покинул территорию Облачных Глубин и стал спускаться с горы в город, где планировал успокоить себя алкоголем. Однако на полпути он остановился, обернулся и увидел над величественным пиком горы летящего высоко в небесах змея. Слезы размыли ясное небо перед его глазами, и он опустил голову, кусая губы, произнеся беззлобно: — Идиот Вэй Усянь...