22.11.2009.
Прошедшие два дня Минхо провёл в своём магазине, не заявившись в кофейню Чана. Он отчаянно врал самому себе, что попросту забыл о обещании принести Чану новый чайник для травяного чая, хотя в душе очень желал вновь увидеться с мужчиной. Минхо не мог назвать их отношения дружескими или приятельскими, но что-то с особой силой тянуло его в кофейню, где работал Чан. Возможно, это был Чонин, блокнотные записи которого хотелось увидеть ещё раз, ответить на написанные красивым и аккуратным почерком вопросы, наблюдая, как младший внимательно слушает. Возможно, это был шумный Джисон, который всего пару раз кричал имя Минхо, приветствуя и размашисто ведя ладонью по воздуху, но звонкий голос которого так ему запомнился. А может, это был безумно интересный и яркий Феликс, у которого вымывалась красная краска с волос, или Хенджин, романтическая история которого так приглянулась Минхо. Может, это был сам Чан, который улыбался ямочками и искорками в глазах, и отпечатавшийся в памяти Ли кудрявыми пружинками на голове и яблочными духами. Минхо честно хотел увидеть Чана и его детей, потому без них, едва знакомых, но таких приятных и даже родных, жизнь казалась грустной и скучной. Но Минхо не мог их увидеть. Нужно было вернуться в магазин и поработать немного. Люди, бравшие в аренду несколько антикварных товаров для съёмок какого-то толи шоу, толи фильма — Минхо толком не помнил, да и не слушал тогда особо, — должны были приехать на днях и вернуть арендуемое в магазин. Приехали, как и предупреждали по звонку, днём следующего дня, привезя в небольшом грузовичке изрядно пыльный диван и несколько настольных декораций. Если с последним проблем не оказалось, мелочёвку быстро разложили по коробкам и занесли в магазин, то с диваном были сложности: крупные подлокотники были едва ли не шире дверного проёма, из-за чего появились осложнения в его затаскивании в помещение. Благо, двое приезжих парнях из команды, выглядевших довольно щупло даже по сравнению с Минхо, стройным и совсем неспортивным, помогли. Затаскивать пришлось боком, приподнятым и под углом, да только Божья милость им помогла, не уронить этот гробище. Ли знал, что царапину на спинке дивана, появившуюся в результате перевозки, ему придётся снижать ценник. Группа молодых людей уехала быстро, прихватив на путь длинный упаковку душистого чая, рекомендованного самим Минхо. И Минхо снова остался один в своём магазине, сжираемый мыслями. Руки у него ныли от тяжести потасканного ранее дивана, но он терпел, умостившись на тот самый диван и решая немного вздремнуть, пока время не позднее и посетителей нет. И Ли видел, как сильные руки бога Морфея тянулись к нему, собираясь загрести в тёплые и мягкие объятия, уснув в которых, Минхо бы видел самые чудесные сны, где он вкушает запретное яблоко, упиваясь сладостью грешного плода и запахом пленящим. В его сне, в приснившемся Эдеме, вокруг него кружили бы пятеро ангелов, нараспев протягивая милыми голосками молитвенные строчки, благословляя Минхо на снисхождение Божие. Отца-созидателя бы не порадовал нарушенный Минхо закон, и он.. Господи, Минхо действительно казалось, что, либо сон у него такой реалистичный, либо он просто свихнулся, крышей поехал, услышав яблочный аромат совсем близко. Быть не может, он не мог так оплошаться! Да гореть ему в аду со всеми чертами, поддаваться издёвкам суккубов и самого Сатаны, лишь бы отец-батюшка простил его!.. Минхо просыпается резко и неожиданно, когда его трясут легонько за плечо. Глаза его широко распахнулись, часто моргая и старательно сгоняя после сонную дымку со взгляда своего. Теперь ему не казалось, что аромат яблок был близко. Он был буквально перед ним. — Проснулся. — С краткой улыбкой пробасил знакомый голос, отстраняясь и затихая немного, позже раздаваясь чуть дальше. — Прости, что без приглашения. Минхо трёт глаза и только после перед ним предстаёт расплывающийся в бликах и цветных кругах силуэт Феликса. Когда взор приходит в норму, Минхо может полностью рассмотреть юношу. Ярко-красные пряди стали рыжими, осветлённые волосы у корней отдавали тёмно-русым, раскрывая тайну настоящего цвета волос парня. Макияж был менее красочным, чем обычно: никаких красных и розовых теней, только чёрная подводка, толстой линией окружающая светло-карие глаза по миндалевидной форме. Чёрная облегающая футболка с бордовой надписью какой-то группы, на талии, — тонкой и довольно девичьей, стоит отметить, — красовался кожаный ободранный ремень, ниже синие джинсы и разрисованные чёрным маркером кеды. Минхо поражался юноше; как только задница не сопрела в такую жару, так ещё и в джинсах? Сам Минхо был в лёгких шортах, предпочитая комфорт, вместо обилия пота в трусах. — Ты ведь Феликс? — Минхо точно знал, как зовут юношу, но решил уточнить для приличия. Кажется, его бывший одногруппник говорил, что эмо-персоны любят пользоваться сценическими именами, скрывая настоящее. Вдруг Феликс тоже хотел особого обращения к себе? — Да, верно. А ты — Минхо? — Минхо кивает в ответ, поднимаясь с полу-глухим скрипом с дивана. — Отлично, рад быть официально знакомым. — Взаимно. Феликс ему улыбается кратко, Минхо отвечает тем же. — Я чего пришёл-то. — Начинает Феликс, почёсывая затылок, а Минхо поднимает на него заинтересованный взгляд, одним лишь видом говоря, что внимательно слушает. — В общем, папа говорил, что ты велел ему выкинуть чайник, и что взамен ты принесёшь новый. Чайник-то папа выкинул, а ты так и не пришёл. Поэтому я сам явился за новым. Ну и себе хотел присмотреть ещё чего-нибудь, мне в прошлый раз у тебя понравилось. В глазах Феликса Минхо не разглядел лжи и льстивости, лишь честность и искренность, которая покрывала чуть заметным румянцем выступающие скулы. Он невольно улыбнулся, утыкая руки в бока с довольным видом. — Конечно! Я пообещал Чану подарить новый, потому что его старый.. О боже, я даже вспоминать не хочу! У него уже крышечка трещинами покрылась! Я бы не удивился, если б в нём поселилась всякая живность. — Смешливо ворчал Минхо, выводя Феликса из магазина и проводя к складу, ключи от которого поспешно искались в карманах. — Ну, эй! — Подавив смешок, выпалил Феликс. — Папа хоть и живёт один, но он такой дотошный чистюля! У него ни то, что живность в чайниках не водится, пылинки лишней нет на рабочем столе! Знал бы так, как он печётся о своём самсумговском планшете! Минхо тихо смеётся на высказывания Феликса, нащупывая в связке нужный ключ с биркой, и открывая дверцу склада. Было приятно вот так узнавать о Чане от Феликса, его ребёнка — его первого ребёнка, если Минхо не ошибался. Он не понимал, почему внутри разливалось такое тепло от мыслей, как Чан натирает экран планшета шёлковой тряпочкой. Минхо помогает Феликсу спуститься в склад, придерживая за руку, ибо в темноте подсобки без включенного света ничего не видно. Рука тянется в левую сторону и включается тускловатый свет, исходящий от одной только лампочки, омерзительно неэстетично болтающейся на потолке. Феликсу позволяется рыться на складе в поисках коробок с керамической посудой, и он находит несколько упаковок сервиза раньше, чем Минхо одну старенькую. Они ставят найденные коробки на пол, принимаясь выбирать из них самый красивый чайничек. — Мне нравится этот. — Проговаривает восторженно Феликс, вынимая молочного цвета чайник с коричневыми округлыми узорами. Минхо улыбнулся одним уголком губ, подмечая, что такое очень подходит Феликсу. Весьма в его стиле. — Хочешь взять его? — Не знаю, понравится ли папе. — Чану понравится любой, который ты выберешь. Феликс задумывается, опуская взгляд в свои кеды и запихивая чайник обратно в коробку. — Мне кажется, будет лучше, если выберешь ты. У меня слишком мрачный вкус, а чайник обещал ему ты. — С фырканьем беззлобным чеканит Феликс, рассматривая ещё несколько коробок и выуживая из них чайники. Минхо соглашается, присаживается на корточки перед негустым ассортиментом, и совершенно быстро выбирает серый чайник с оранжево-жёлтыми узорами и красиво нарисованными яблочками на бочках. Яблоки напоминали ему о Чане. А ещё Минхо только сейчас осознал, что запах Чана, — ой, то есть, запах яблок, — был с ним всё это время, был буквально перед ним. Феликс тоже пах яблоней. У них одни духи на всю семью или Феликс просто звезданул у отца одеколон? — Этот. — Подытоживает Минхо, поднимаясь с чайником в своих руках. — У Чана на кухне всё серо-белое, а так можно будет обивку на стульях поменять, и клеёнку на стол оранжевую постелить. Красиво будет. — О, отлично! Так ему и передам, пусть приводит квартиру в красоту. — Хах, хорошо. Они возятся на складе ещё совсем недолго, только для того, чтоб найти маленький подарочный пакет подходящего цвета, а как находят, Минхо выключает свет, и они поднимаются из подсобки. Дверь закрывается, Минхо и Феликс идут обратно в магазин. — Ты ведь хотел что-то ещё? Посмотри пока, я не тороплю. Феликс кивает и отходит к заполненным полкам шкафчиков, пока Минхо заходит за прилавок, чтоб упаковать небольшой подарок. Чайник бережно опускается на дно специально подобранного бумажного пакетика, ручки-шнурочки аккуратно затягиваются и пальцами Минхо формируются в небольшой бантик, а с лица молодого мужчины не сползает улыбка. Минхо понимает, что очень хочет спросить кое-что у Феликса. — Кстати, Хенджин вернулся? — Старается как можно более ненавязчиво поинтересоваться, и Феликс, кажется, не против этого разговора. — Вернулся. — Утвердительно кивает, и Минхо невольно в успокоении выдыхает. Феликс как-то грустно улыбается. — Но с Сони они так и не помирились. Хенджин пытался, правда, за вчерашний вечер он раза три к нему подошёл с объятиями и извинениями, но Сони их не принял. Его очень ранили слова Хенджина. Но я знаю, что в скором времени они помирятся, Сони долго обижаться не может. Тем более не сможет, когда Хенджин закончит свою картину для него. — Картину? — Воодушевлённо спрашивает Минхо, отрываясь от своего занятия и поднимая заинтересованный взгляд на Феликса. Тот топчется у шкафчика с украшениями. Минхо ставит подарочный пакетик с чайником на стол и выходит из-за прилавка, устремляясь к Феликсу. — Да, Хенджин у нас художник. Очень красиво рисует. Можешь достать тот браслет с круглыми рыжими камушками? — Феликс указывает на понравившуюся вещицу и Минхо повинуется его просьбе, открывая стеклянную дверцу шкафа. — Так вот, Джисон все рисунки Хенджина любит, каждый нахваливает, каждый на свой фотоаппарат фотографирует. Ему в принципе жить легче от того, что Джин продолжает рисовать, а когда он рисует что-то для него, так Сони вообще плавится. — Ого. Мне всегда нравилась живопись. — С восторгом выдыхает Минхо. — А тебе нравятся его рисунки? — Да. Его рисунки всем нравятся, и мне, и папе, и братьям с сестрой, да даже Чанбину! Удивлён, что этому вредине вообще что-то нравится. — Чанбин? — Ага. Лучший друг папы. Он одинокий бродяга, поэтому часто зависает у нас в кофейне, с нами выступает. Он очень круто читает рэп. Недавно зачитал мне несколько куплетов, я аж челюсть обронил от удивления! — С бурным потоком эмоций рассказывает Феликс, крутя на своём запястье поданный Минхо браслет, а старший с живым интересом его слушает, ни смея перебивать. — Но чаще Чанбин-хён просто поёт, у него это тоже хорошо выходит. Жизнь у него тяжела, денег немного, а помощь папы он принимать отказывается, поэтому все выходные он выступает на главной площади. Но он учится, оплачивает сам своё обучение и очень старается, вот, недавно с сессией покончил, и приехал к нам. Ах, Минхо, я так не хочу возвращаться и видеть его, он такой зануда! Феликс отчаянно и печально взвывает, а Минхо лишь усмехается криво. Ему было интересно узнать об этом побольше и познакомиться с ним лично, однако сейчас такой возможности не было. Общество Чана было сродне мечтам сентименталиста — музыканты, художники.. Кем во всём этом был Минхо и мог бы он когда-нибудь вписаться в это самое общество, приняли бы его циничную душу в него? — Ну, ты можешь остаться тут, если хочешь. Я не против, у меня тут всё равно достаточно пусто, а с тобой хоть потеснее будет. — Минхо отчего-то покрывается очаровательным румянцем, который заливает его бледные щёки. — О, Минхо, правда можно? — Можно. — А на том классном диване... Можно я посижу на нём?.. — Можно, только он пыльноватый.. Феликса наличие пыли на диване не остановило, он вообще игнорировал этот факт до последнего, то и дело встряхивая руками по набитым подушкам и кривым, волнистым подлокотникам. Юноша на диване разбирал выуженные из кармана самодельные браслеты, и яркие бусинки, которые он пообещал сразу убрать, прерывая волнения Минхо, раскатились по всему дивану. Минхо не понимал, в какой момент его магазинчик превратился в проходной двор для Чана и его детей, из которых уже двое засиживались у него, занимаясь своими делами. Это было странно и непривычно, атмосфера неловкости щекотала Ли под рёбрами, но в то же время он чувствовал разливающуюся по груди теплоту. Кажется, у него было весьма уютно. Минхо занялся своими делами. Ему нужно было разобрать несколько коробок, стоящих за кассовым прилавком и скрытых от чужого взора, протереть некоторый раритет и совсем немного прибраться. Было у него уютно или нет, Минхо уверен не был, но он точно знал, что у него безумно пыльно. Перебрать одежду в коробках было несложно, с этой задачей он справился довольно быстро, и сразу прикинул, что необходимо закупиться вешалками, чтобы повесить красивые одеяния в шкаф. Тогда его придётся постоянно держать открытым, а его дверца очень мешает проходить за прилавок. Может, лучше купить напольную вешалку или витрину для одежды? Из раздумий его вытягивает голос Феликса, и Минхо аж вздрагивает и чуть не роняет красную расписную рубашку, которую собирался закинуть на спинку стула. Бас юноши, раздающийся так неожиданно, действительно мог напугать. Голос Минхо и рядом с ним не стоял. — Ты нравишься папе. — Как-то вяло проговаривает Феликс, словно и не к Минхо совсем обращается, а потому старший немного мешкается от чужих слов. — Что? — Ну, он считает тебя очень хорошим. Знаешь, папа из тех людей, кого называют спасателями. Он всегда стремился забрать себе каждого брошенного и обиженного. Сначала он приютил меня с Джисоном, чуть позже усыновил Чонина, а потом и Хенджина с Йеджи взял под крыло. Не смотря на то, что мы Волчья стая, я, братья и сестра часто чувствуем себя подобранными котятами. — Феликс собирал рассыпанные на своих сведённых коленках бусинки, натягивая каждую на шнурки. Минхо невольно опустил взгляд вниз и понял, что кеды юноши всё это время были без шнурков. Феликс продолжил. — Мы благодарны ему и мы знаем, что он любит нас, мы тоже его любим. Но он рассматривает как жертву чуть ли не всех, и очень обижается, когда его помощь и заботу не принимают. Минхо осторожно повесил рубашку за выпирающий край спинки стула и присел на мягкую сидушку. Он внимательно слушал Феликса, вникая каждому его слову, чтобы понять, чего юноша хотел именно от него. Честно сказать, Минхо ещё с их первого около дружеского разговора, — в тот день, когда Чан привёл трёх своих детей в магазин Минхо, — понял, что у Чана светлая и мягкая душа, а сердце его большое и доброе. И с рассказом Феликса Минхо лишь сильнее схватился за эту мысль и в своей голове для себя подметил, что она абсолютно правдивая. — Папа считает, что ты очень одинокий. Он говорит, что видит это по твоей зажатости и отстранённости, но при этом ты очень ярок при виде Чонина. В общем, Минхо, — Феликс глубоко вздыхает, не зная, как правильно сформулировать то, что он хочет сказать, — в общем, я тебя не заставляю, да и никто другой тоже не заставляет, но ты бы не мог почаще заходить к нам в кофейню? — Феликс поднимает на старшего взгляд полный надежды. — Тебе не обязательно что-то покупать и сидеть там целыми днями, просто заходи поболтать с отцом, потому что.. Я и Джисон волнуемся за него. Он разглядел в тебе очередного котёнка, которого нужно умыть, накормить и приласкать. И ему очень неспокойно от того, что ты не появляешься. Пойми, я не заставляю, просто я очень волнуюсь, Чан нам всем очень дорог и- — Хорошо, я понял тебя, Феликс. — Голос Минхо раздался слишком быстро, а потому Феликс удивился, не помня, когда старший успел так быстро к нему подойти и взять за маленькие руки. — Я буду с тобой честен. Мне очень с вами нравится. И с тобой, и с Джисоном, и с Чонином, да даже с Хенджином и Йеджи, которых я толком не знаю. И с Чаном, конечно же. Я работаю почти каждый день, но, думаю, смогу найти время, чтобы заглянуть к вам. — Правда? — Феликс смотрел на него наивной маленькой девочкой, и Минхо не мог не умиляться, тепло улыбаясь. — Правда. Феликс благодарит Минхо и просит не рассказывать Чану о рассказанной тайне, Минхо соглашается, их руки расцепляются и шнурок, обитый бисерными шариками, падает на пол. Феликс ойкает, а Минхо быстро поднимает упавшую вещь и протягивает её хозяину, решаясь задать вопрос. — Феликс. Можешь рассказать о вашем с Джисоном знакомстве с Чаном? Если не затруднит. — Минхо присаживается рядом. — О, хорошо.***
12.07.2004.
Джисон для своих тринадцати годов был слишком безбашенным и бесстрашным. На самом деле, многие взрослые, которые окружали его, знали, почему именно он был таковым. Ребёнок рос в неполной семьей, из родителей была только мать, в которой нельзя была разглядеть хорошего примера для только растущего ребёнка; женщина забеременела рано и по случайности, в семнадцать лет, проведя ночь на вечеринке с несколькими парнями, однако избавляться от ребёнка, благодаря упрёкам родителей, не стала. Отца ребёнка искать не решилась, жила на деньги своих родственников. Сразу после родов девушка отправилась праздновать свою свободу, совсем позабыв о маленьком Джисоне. Годы шли, Джисон продолжал жить лишь благодаря своей бабушке, которая не смогла бросить внука и забрала его к себе от дочери. Мать Джисона объявилась неожиданно, устроив скандал, в результате которого ребёнок был передан обратно в материнские руки. Мать Джисона была подобрана каким-то богатым сутенёром, который устроил её в своём борделе, где девушка продолжала работать и жить, содержа ещё и ребёнка. Коллеги девушки, зрелые женщины, не решившие с подобной работой заводить детей, малыша полюбили, а потому холили и лелеяли, не понимая, какая мать могла позволять ребёнку проживать в таком отвратительном месте. Джисон действительно видел и слышал слишком много ужасных вещей. Он был унижен родной матерью, которая совсем его не стеснялась. Джисон бегал от одной вип-комнаты до другой. Зависел его ежедневный ночлег от того, сколько клиентов будет ночью. Иногда мальчишка спал прямо в коридоре борделя среди комнат наполненных стонами и криками. Он отчаянно затыкал уши диванными подушками и вжимался в спинку стула. Джисон ненавидел это место. Но несмотря на ненависть к этому борделю, он продолжал благодарить его за некоторые вещи. Это место, именуемое им домом, научило его самообороне, когда приходилось отбиваться от пьяных вусмерть клиентов, что так и жаждали сунуть свои омерзительно грязные руки ему под одежду. Это место научило его засыпать в разных местах и самых разных позах, не обращая внимания на всякий шум. Это место научило его не жить, а выживать. Джисон ненавидел это признавать, но он правда был жалок, потому что часто воровал. Не у ночных бабочек, которые стали его приятельницами, а их клиентов, прячась раз за разом под кровати и накрытые скатертью столы, лишь бы вытянуть купюру из кармана пиджака очередного пришельца.* Джисон слышал слишком многое, когда притворялся спящим на стульях у кабинета сутенёра и, по совместительству, директора борделя. Отцы, от которых там, только и само слово "отец", впаривали месье сутенёру своих молодых дочерей и сыновей, желая получить за их тела выгоду. Джисон ещё тогда задумывался, что это попахивает чем-то незаконным, ибо напоминало рабство или какой-нибудь контракт на тело. В борделе была соответствующая литература, несколько книжек которой Джисон прочёл, поэтому и знал, что подобное существует. И ему было бы всё равно, какую будущую шваль там толкают, пока в один день не пришёл мужчина, с головой у которого явно было не в порядке. Этот ублюдок привёл своего маленького сына. Мальчик был худым и не особо высоким, волосы у него были чёрными и коротко подстриженными, из-за чего он выглядел немного смешно. Но мальчик не смеялся. На его лице вообще не было ни одной эмоции, которая могла бы рассказать о том, что он чувствует. Джисон в тот день, как и в предыдущие, опять ночевал в коридоре, рядом с кабинетом директора-сутенёра из-за большого потока клиентов. На этом этаже было спокойнее, чем на остальных, потому что помимо кабинета ранее упомянутого директора, были две рабочие комнаты и одна гримёрка. Людей, не относящихся к персоналу, здесь почти не появлялось, а потому беспокоиться было не о чём. Джисон потянулся, вскидывая руки вверх и широко зевая. Он открывает сонно глаза и видит перед собой мальчишку своего возраста, который как-то напугано и потрясённо на него пялится. Джисон не ожидал увидеть хоть кого-то по своему пробуждению, а уж тем более, так близко, поэтому он по-очевидному дёрнулся. — Ух, Господи, напугал! — Вскрикнул Джисон, а мальчика напротив словно дрожь пробила. — Ты чего тут делаешь? Тебя привела кто-то из дам? Или ты ребёнок кого-то из рабочих? Мальчик в ответ молчал и смотрел на Джисона с глубоким непониманием, а тот только злиться начинал, потому что не получал ответа. — Эй! Я задал вопрос. — Грозно произнёс Джисон, нахмурив брови. Мальчик же склонил голову и заметно задрожал. — Я.. — Начал он, запинаясь. — Теперь я буду работать с тобой... У Джисона на лице удивление с примесью раздражимости. Он не понимал, этот паренёк правда глупый или просто прикалывался над ним. Что ему было нужно? — Эм, работать? Я тут не работаю, я тут живу. — Поясняет просто Джисон, как самое очевидное на свете. — Моя мать тут мужчин оприходует, а потому мы тут и поселились. Место ужасное, конечно, вечно воют и стонут, а так- ты что, плачешь?! У мальчишки напротив взгляд направлен прямиком на лицо Джисона. В светло-карих глазах скапливаются слёз, которые ручьём начинают литься по веснушчатым щекам. Джисон подпрыгивает, берёт незнакомца за плечи и трясёт, призывая не плакать. Но мальчик не слушает, лишь больше слезами заливается, отчего его миленький носик краснее и с него начинает течь. Он шмыгает и пытается сказать что-то невнятное. — Поче- Почему... Почему ты нет, а я да..? — Вперемешку с шмыганьем и всхлипыванием проговаривает мальчик, а Джисон его вообще не понимает, лишь за плечи потрясывает и просит объяснить внятнее. — Отец.. Отец хочет- И замолкает. — Что хочет? Чего твой отец хочет? Ну. Ну! Отвечай! Но мальчик в ответ молчит, а за дверью, прямо в кабинете директора-сутенёра, происходит возня. Джисон хватает дрожащего мальчишку за руку и несётся с ним по коридору. Они бегут вниз по лестнице, запинаясь, отчего неизвестный чуть не падает на ступеньках, но Джисон держит его крепко, не позволяя рухнуть. Это было утро, поэтому в коридорах нижних этажей было немноголюдно, а почти каждая гостевая комната была свободна. Джисон забегает в первую попавшуюся и заводит в неё незнакомца, запираясь изнутри. — Так. — Джисон заглядывает в ящички прикроватной тумбочки в поисках салфеток. — Сейчас ты успокоишься и всё мне расскажешь заново, внятно и медленно. Понял? Джисон подходит к незнакомому мальчишке и салфеткой вытирает его лицо, а позже передаёт всю упаковку, чтоб тот смог высморкаться. Мальчишка благодарственно кивает и пользуется поданным. — Меня зовут Джисон и я тут живу. С матерью. — Феликс. Я буду тут работать. Феликс говорил очень тихо, почти еле слышно шептал, явно боясь этих слов. Джисон бровь вопросительно изгибает, смотря на парнишку. — Как понять "работать"? Кем? — По вызову. Джисон ахает. Сейчас всё в его голове сложилось в понятную и очень яркую картину. Только вот ярко она была не от хорошего. — Стой-стой-стой, подожди.. Ты ведь ребёнок. Сколько тебе? Ты не можешь работать, если тебе нет восемнадцати, это уже незаконно и- — Мне двенадцать. Мой отец хочет получать за меня деньги. — Джисон уж было хочет вставить, но младший, как оказалось, мальчик, не позволяет, продолжая говорить. — Мой отец ненормальный. Его возили в психбольницу, и там сказали, что он невменяемый. И я не знаю, почему его вообще вернули домой, а не оставили там. Месяц назад у него случился приступ, и он убил маму... Но подстроил всё под несчастный случай. Полиция ему поверила, а когда пришёл я, чтоб рассказать о правде, они не смогли найти доказательств. Теперь отец хочет избавиться от меня, поэтому хочет, чтобы я здесь.. — Ублюдок твой отец, Феликс! — Я знаю, я знаю.. — Неужели совсем никаких доказательств? И даже не посмотрели на то, что он неадекватный? — Полиции всё равно. Действительно всё равно. Джисон осознавал, что отцу Феликса было бы невыгодно избавляться от сына путём убийства, иначе правоохранительные органы точно бы им заинтересовались, но избавляться от ребёнка таким образом, доверив в руки конченных извращенцев.. Джисон был в ярости! — Феликс, нет-нет-нет! Ты не будешь здесь работать. Я тут живу уже семь лет, это ужасно! То, что все эти уроды делают, это.. Это омерзительно! Я видел многое, мне приходилось всё это видеть, и я не хочу, чтобы кто-то такой юный, как ты, был в этом ужасе. Феликс, стоя рядом с кроватью, побледнел и из его глаз вновь полились слёзы. Джисон поспешил взять пару салфеток и вытереть горячие солёные капли. — Феликс, послушай. — Он берёт веснушчатое лицо в свои ладони. — Я не позволю тебе быть здесь. Думаю, наш сутенёр адекватный человек и он не позволит подобной мерзости происходить в своём блядушнике. Феликс, я помогу тебе сбежать, хотя, нет, мы вместе убежим! Мы пойдём в полицию и попросим рассмотреть дело ещё раз, а если им этого не хватит, то подадим в суд за то, что делает твой папаша, Феликс, и- — Не надо, Джисон. — Со всхлипом отзывается Феликс. — Это бессмысленно. Спасибо, мне приятна твоя доброта, но ничего уже не поделаешь. Я пойду и стану тем, кого будут.. — Не станешь! Феликс, это ужасно! Пожалей себя, пожалуйста. Я лучше тебя знаю, что это всё такое. Я не знаю тебя, но очень хочу помочь, потому что и сам не хочу быть здесь. Моя мать ужасный человек. Она совсем забыла, что я, вообще-то, тоже живой и всё вижу. Она наплевала на меня и моё существование, сначала бросила, а потом привела сюда, слушать и смотреть, как её тут день и ночь.. Феликс, мы похожи. У меня тоже никого нет, я не могу никому доверять. — У Джисона у самого из уголка глаза скатилась слезинка. — Давай будем дружить? Феликс молчит некоторое время, а после выдаёт тихое: — Давай.22.11.2009.
Минхо был похож на рыбу, выброшенную на берег. Рассказ Феликса был окончен и Минхо не знал, что сказать в итоге, лишь то открывая, то закрывая свой рот. Сомнений что слова Чана, у нас разбитые сердца, убитые души и несчастные судьбы, теперь ощущалась иначе. Чан называл Феликса и Джисона своими первенцами. Они действительно были несчастны. Особых подробностей Минхо не спрашивал. Он вообще ничего не спрашивал, лишь в немом шоке выслушивал Феликса. Немой шок. Интересно, как там Чонин? — Феликс, это ужасно, мне так жаль- — Минхо, тебе незачем извиняться, ты ведь ничего не сделал. Сейчас у нас есть Чан и всё хорошо. — Начинает Феликс, а после вспоминает, что не рассказал о Чане. — В общем, засудить моего отца сразу не вышло. Два месяца мы прятались в доме бабушки Джисона, но это было небезопасно, потому что мать Джисона тоже занималась нашими поисками. В общем, мы начали воровать, а Чан тогда только-только открыл кофейню под своим руководством. Ну и так случилось, что замков у него толком не было, а Джисон очень проголодался. Ну, мы и пробрались в кофейню. Только мы не знали, что на втором этаже есть квартира, поэтому довольно громко себя вели. Ну и мы разбудили Чана. — И.. Он вас не сдал полиции? — Неа. — Мотнул головой отрицательно младший. — Он поступил иначе. Чан, так уж случилось, спит всегда нагим, потому что ему так удобно. — Минхо не знал, почему в этот момент его щёки вспыхнули, а разум начал представлять слишком реалистичные картинки. Стоп. Почему? Феликс смеётся, прибывая в воспоминаниях. — У Чана тогда патлы были почти до плеч.. В общем, совсем не устрашающе он выглядел, а тем более, он к нам голый спустился! Мы с Сони, конечно, прифигели, но чуть от смеха не надрывались, когда он усадил нас за ближайший стол и начал проводить профилактическую беседу о том, как наше занятие опасно. При этом до сих пор был в чём мать родила! Красные щёки Минхо скрывает только его смех, которым он заразился от Феликса, что похихикивал, рассказывая удивительную историю знакомства с тем, кого они называли папой. — В общем, он дал нам денег из кассы и выпроводил. А утром мы пришли к нему, чтобы купить поесть и сказать спасибо. Мы приходили ещё несколько раз, посидеть и поболтать, ну, вот так и сдружились. Я рассказал, что неплохо пеку, а Чан попросил помочь разобраться с духовкой. — Нельзя было не заметить искры в глазах Феликса, когда он с тёплой улыбкой говорил о Чане. — Ну и через три месяца мы уже стали полноценной семьёй. Папой мы Чана звали в шутку, но со временем это приелось, а я до сих пор вижу в нём идеал отцовской фигуры. Чан помог разобраться с моим отцом, мы долго катались по разным участкам.. В итоге, за Джисона, по документам, ответственность держала бабушка, а за меня тётя по маминой линии. Сейчас мы вместе снимаем комнату. Отношения в семье Чана были по-настоящему семейными. В них было столько душевности и нежности, столько любви каждый член этой семьи выражал по отношению друг к другу. Сейчас Минхо для себя решил, что именно для него значит семья. — А Хенджин и Йеджи? — А, Хваны живут дома с родителями. У тех постоянно ссоры и крики, да и Джин с Йеджи как-то особо не ладит, хотя безумно любит её. Тяжело у них, в общем. — Да, тяжело. Чан собрал всех тех, кому действительно сложно в жизни и помог вам.. Каждую вашу душеньку по частичкам собрал, прямо как.. — Коллекционер? — С усмешкой дополняет Феликс. — Нет, скорее собиратель душ. Феликс удивлённо мычит и улыбается. Минхо думает, что младший его мысль одобряет. — О, кстати о Хванах. Мне нужно к Чану. Йеджи мне всё про какой-то фильм твердила, посмотреть хочет. Все уже видели, а я нет, и если не посмотрю, то опять выть начнёт. — Феликс собирает бусинки с дивана и суёт в карманы джинс, а после подскакивает. — Ну, я пошёл! — Чайник не забудь. — С улыбкой напоминает Минхо. Феликс хватает подарочный пакет с чайником, чуть не выронив его из рук, машет рукой на прощание с яркой улыбкой и выбегает из магазинчика, оставляя после себя едва слышный запах яблони. Так теперь для Минхо пахли радость и семья. Будет ли у него когда-нибудь семья?