24.11.2009.
Страницы в руках Чана дрожат и, подобно шокеру, колятся, опаляя подушечки пальцев болезненными потоками тока, пока глаза его увлажняются, норовя вот-вот опрокинуть горячие слёзы. Мужчина вчитывается в каждую строчку, написанную детской рукой, и приходит в ужас. Его сын, его маленький и прекрасный Чонин, его мальчик, его малыш, оставался всё таким же несчастным, как в день их первой встречи. Чонин пугал Чана."Все люди мертвы. Но есть те, кто ещё жив."
Страница блокнота заполнена устрашающим силуэтом человека, нарисованным красной и чёрной ручками. Чан переворачивает страницу и вчитывается в имя, которое видел в записях Чонина ранее."Как, например, Ким Сынмин."
09.11.2009.
Чонин хоть был довольно особенным ребёнком, если учитывать отсутствие его разговорной речи, но продолжал учиться в обычной школе, с обычными учениками и учителями, с обычными условиями. Все задания он сдавал письменно, иногда школа нанимала для него переводчика, если Чонину это было необходимо, а так, он учился совершенно обычно, как все другие ребята. Сверстники его недолюбливали, ибо считали, что на него обращают излишнее внимание, жалеют, любят и лелеют. Однако Чонин был с ними не согласен, поэтому и внимания на подобные высказывания не обращал. Его пытались задевать, выводить, заставить закричать или сильно разозлиться, но Чонин был абсолютно спокоен. В школе его считали странным. Чонин желал добиться многого и пробиться в люди без помощи денег папы. Он безумно благодарен ему за заботу, полное материально обеспечение и любовь, но ещё большей обузой для молодого мужчины быть не хотелось, ведь Чан — взрослый, умный, состоятельный и красивый, а прицеп в виде проблемного сына, которой ни сказать ничего не может, ни помочь толком, явно его партнёрам бы не понравился. Мальчик поставил себе множество высоких целей, которых собирался достичь даже не смотря на свою "особенность". Именно поэтому он вкладывал огромные старания и усилия в учёбу, а в особенности в школьный проект, защита которого была сегодня. Чонину пообещали нанять переводчика, чтоб он беззаботно говорил на языке жестов, а тот переводил всё в устную и понятную другим речь. Чонин очень хорошо готовился: стоял у зеркала с прямой спиной и серьёзным выражением лица, репетируя каждый жест, чтоб, ни дай боже, не перепутать один с другим, часами сидел с папой, слушая его более красивые и официальные вариации детского текста, запоминал новые жесты, которые ему пригодятся. Проект был готов ещё за месяц до сдачи. Хенджин помог с фотографиями для проекта, Йеджи занялась оформлением, Феликс и папа помогли красиво переписать всё на белые листы, а Джисон выбрал в канцелярском магазине самую красивую папку, которую они вместе украсили объёмными наклейками. В тот вечер Джисон облепил ими всех, а больше остальных досталось Чану, с которым дети поделились своими наклейками. Молодому отцу пришлось со вздохами и счастливой улыбкой принять свою участь. Проект Чонина будут принимать самым последним, поэтому у него было достаточно времени приготовиться и поговорить со своим переводчиком. Йеджи помогла Чану выбрать для Чонина самый красивый костюм, который, конечно, потерпел некоторые правки, ибо, как говорила девушка, он был слишком скучным и броским, а теперь, с пришитыми от рубашки манжетами, парой милых булавочек на воротнике и милым галстуком-бабочкой, выглядел законченным и таким подходящим Чонину. Мальчику нравился его костюм, потому что его купил папа, потому что Йеджи его украшала, потому что это внимание и знаки любви. Но даже это не унимало его беспокойства — переводчика не было уже тридцать минут. И Чонин мог бы отмахиваться, думая, что проблемы, пробки, просто задерживается, но когда до его выхода оставались несчастные пятнадцать минут, сердце начинало бешено стучать и бить тревогу. Паника подступала всё ближе, когда он заметил организатора, что на всех парах нёсся к нему. — Ох, Чонин, здравствуй. — Просипел учитель Пак, встревоженный и очень измотанный. — Чонин, мне очень жаль, но твой переводчик уехал на учёбу, не предупредив нас. Чонин смотрит на учителя обиженно, становясь похожим на побитого котёнка. Учительский взгляд, смиряющий его, виноватый и не менее обиженный. — Чонин, прости пожалуйста, я и сам не знал. Тебе придётся сдавать его так, в письменном варианте. — Учитель Пак в своих словах осторожен, так и видно, что старается не обидеть ребёнка. Знает потому что, что мальчик старался. А Чонину хочется плакать по-настоящему сильно. Как же так? Он ведь так старался, день и ночь делал проект, переписывал его три раза, доводя до идеала. Папа так старался, проводил бессонные ночи с сыном, помогая ему. Феликс, Хенджин и Джисон так старались, помогали, чем могли. А Йеджи? Она с таким трепетом дошивала манжеты к его костюму, приговаривая, как красиво он будет выглядеть, а Чонин мог только улыбаться ей благодарно. Чонин так не хотел, чтоб труд его любимых людей пропал вот так, в пустую! Чонину приходится лишь кивнуть понимающе, ибо он знает, что сейчас делать что-либо — бесполезно. Мальчику кажется, что он сейчас разрыдается. Он не хочет приходить домой ничтожным. — Пак Чимин, вы скоро? — За учителем Паком появляется высокий мужчина. — Дженни ждёт вас, вы опаздываете. — Сынмин, прости за задержку, я тут просто.. — Учитель Пак кивком указывает на стоящего рядом Чонина, который совсем поник и зажался. — Сынмин, постой. Названный Сынмин вопросительно бровь изгибает, видимо, собираясь уходить, но стоит и выжидающ на Пака смотрит, задавая немые вопросы. — Твой дядя ведь был глухо-немым? — Спрашивает учитель, на что Сынмин лишь потирает переносицу, а следом отвечает кратко, что, да, был. — Боже, Сынмин, пожалуйста, у меня есть к тебе одна просьба. — И какая же? — Это мой ученик, Чонин. — Пак подводит Чонина к Сынмину за плечи, успокаивающе поглаживая по ткани пиджака. — Он всё слышит и всё понимает, но говорить не может. Сынмин, пожалуйста, помоги ему с проектом. Его переводчик на учёбе, а он так готовился, труд ребёнка пропадёт в никуда. — Как и моё свободное время. — Скептически отвечает Сынмин, поднимая рукав своего пиджака и поглядывая на наручные часы. — Сынмин, я прошу тебя. Школа тебе заплатит. Даже я заплачу дополнительно, пожалуйста! Чонин чувствует себя очень неловко и неудобно. Он опять приносит проблемы. Учитель Пак унижается перед этим человеком, чтоб ему помогли — прямо как папа, когда Чонина не хотели принимать в обычную школу. Он ведь чуть на колени перед директором не упал и так плакал, предлагая любые деньги за учёбу Чонина здесь. Чонин взволнованно отрицательно мотает головой и машет руками, смотря на учителя, мол, не нужно, это всё того не стоит, вы не обязаны. Но высокий мужчина ещё раз трёт свою переносицу и отвечает, что он не против. — Сынмин, спасибо огромное! — Учитель подбегает к тому, берёт за руки благодарственно и улыбается. — Вы поговорите пока, у Чонина ещё десять минут есть. Скажи потом, сколько хочет. На все слова учителя Пака Сынмин лишь кивает, а следом на мальчика взгляд переводит. Чонин оглядывает мужчину бегло, но довольно заинтересованно. Рост у него приличный, выше папы и, возможно, даже Хенджина, худоват, но вполне крепок. Официальный коричневый костюм и стильная укладка делают его похожим на делового человека. Теперь Чонину ещё более неловко — он отвлекает человека от своих личных дел. — Тёмный лес, трава густая? — Голос стойкий, но совершенно отрешённый, словно мужчина только что не к нему обращался, а сам с собой разговаривал. И Чонин действительно мог так подумать, если бы чужие глаза не смотрели на него выжидающе. Чонин мужчину не понимает, а потому и смотрит соответствующе. — Говорю, не понимает тебя никто? Пошли на лавку. Мужчина проходит мимо Чонина и направляется к лавочкам, расставленным вдоль коридора у стен, а мальчишка идёт за ним следом поспешно, прижимая к груди яркую папку с проектом. — Меня зовут Ким Сынмин. А ты — Чонин? Чонин согласно кивает и усаживается на край лавки, а рядом с ним следом опускается Сынмин. Мальчик кладёт на коленки папку и смотрит на представившегося Ким Сынмина, не зная даже, с чего начать. — Давай так, не рассказывай мне с сотворения мира, кратко и по делу. Что ты от меня конкретно хочешь, как мне объяснять твои слова и какие будут условия. — Сынмин отвечает на его даже не озвученный вопрос и Чонин кивает пару раз, приступая к "рассказу". Чонин объясняет Ким Сынмину, что будет говорить на языке жестов, а тот должен перевести его слова в голос для принимающей комиссии. Что он, Чонин, может путаться в жестах, потому что волнуется, и ему бы хотелось, чтобы Сынмин внимательно за ним следил и поправлял некоторые его фразы, которые могут быть показаны неправильно. Чонин попросил, чтоб Сынмин говорил без вычурных и сложных фраз, потому что Чонин — ребёнок, говорить ему также, как говорит этот мужчина, невозможно и тяжело, а в переводе Сынмина, с его разговорной речью, будет выглядеть подозрительно. Ким Сынмин понимающе кивает и на таком же языке жестов уверяет, что всё понял и волноваться не о чём. Когда до выхода Чонина остаётся пара минут, они поднимаются с лавочки и заходят в кабинет защиты проектов. Оба почти синхронно кивают в знак приветствия: Чонин — потому что по-другому не может, Сынмин — потому что иначе не хочет. Чонин забирает из папки два напечатанных листочка, в которые будет посматривать, если что-то забудет, а саму папку отдаёт одному из членов комиссии, следом уходя за специальную стойку. Он сильно волнуется, детские ладони чуть подрагивают. Чонин смотрит на Сынмина, который встал неподалёку, чтобы точно и чётко видеть все жесты Чонина. Мужчина ни чуть не волновался, был совершенно спокойным и невозмутимым. Он замечает встревоженный взгляд Чонина и показывает ему свою сжатую ладонь с поднятым вверх большим пальцем, указывая, что всё пройдёт хорошо.***
Чонин и Сынмин выходят из кабинета вместе. Чонин глубоко вздыхает, потому что сильно устал и рад, что наконец всё это закончилось, а Сынмин, сунув руки в карманы пиджака, молчит. Проект Чонина засчитали на высший балл и пообещали поставить положительные отметки по некоторым предметам. Это не могло не радовать Чонина. А ещё не могло позволить ему не благодарить Сынмина. Ким Сынмин переводил его жесты очень хорошо и красиво, иногда заменял некоторые фразы на более складные, но несложные, так в конце ещё и с уверенным и благородным видом объяснял комиссии, что Чонин — его ученик, который долго готовился, и Сынмин ни разу не сменил его слова. Сынмину поверили. Чонин дёргает Ким Сынмина за рукав пиджака, призывая обратить на него внимание. Когда Сынмин смотрит на него сверху вниз, Чонин говорит жестами: — Спасибо вам большое, Ким Сынмин-хён. Вы мне очень помогли. Я могу вас как-то отблагодарить. Чонин готов поспорить, что видел на этом невозмутимом лице мигнувшую на долю секунды улыбку, которую Сынмин тут же скрыл, отворачиваясь и делая вид, что он думает. — Ты голоден? Я вот да. — Я тоже. С утра не ел. — Пошли в забегаловку напротив. — Хорошо. Папа всегда говорил не ходить никуда за незнакомцами, и Чонин всегда следовал его указаниям, но Ким Сынмин не выглядел как тот, кто хотел бы навредить Чонину. Тем более он так помог Чонину, ему бы хотелось узнать его получше. Спускаются на первый этаж, выходят из школы, идут по пешеходному переходу и даже в забегаловку они заходят молча. Сынмин ничего спрашивать не хочет, а Чонин просто не может. Он мог бы пару раз вновь дёрнуть его за рукав, чтоб тот взглянул на него, спросить что-нибудь на языке жестов, но не хотел приносить Сынмину неудобства. Ведь Чонин знал, как с ним тяжело, каким парой нуждающимся ребёнком он бывает, и как сильно от него могут уставать. Чонин не успевает совсем закиснуть, погрузившись в собственные мысли, Сынмин зовёт его и протягивает ему меню. — Выбирай, что будешь. Чонин заинтересованно пробегается по списку блюд взглядом и выбирает яблочный пирог и ягодный чай, о чём тут же сообщает Сынмину, пальцем указывая на номера в меню. Ким Сынмин кивает и подзывает официанта, говорит ему желанные блюда и сразу же оплачивает заказ. Чонину из-за этого неловко, он не привык, что другие за него платят, — не считая папы и Чанбины, которые никогда не позволяли ему заплатить самому, — ибо с друзьями он всегда платит либо сам за себя, либо за всех, поэтому, когда Сынмин обращает на него взгляд своих чёрных, как омут, глаз, он спрашивает: — Почему вы заплати за меня? — А ты предлагал мне взять деньги с ребёнка? — С усмешкой спрашивает Сынмин. — Моих карманных денег хватит, чтобы за платить хотя бы за себя. — Не смеши. Принимай как должное. — Пожимает плечами Сынмин и подпирает щеку рукой, поглядывая то на лицо Чонина, то на его руки, дабы, в случае чего, увидеть и распознать его жесты. — Вы и так сделали для меня много. — На это заявление Чонина Сынмин ничего не отвечает, лишь кривится и отмахивается, теперь располагая всё своё внимание к изучению столовых приборов. Чонин больше ничего не говорит, только папку на соседнее сиденье кладёт. Им приносят заказ. Едят они молча. Чонин вилкой обрубает кусочки от своего пирога, запивая горячим сладко пахнущим чаем, и довольно медленно ест, чтоб не подавиться, потому что папа так учил. Ещё он учил не разговаривать во время трапезы, но Чонин очень хочет задать много вопросов Сынмину, но держится: Чонин, может, и не подавится едой, потому что говорить не будет, а вот Сынмин вполне может. Сынмин смотрел на него как-то странно. Взгляд его был внимательным, он словно изучал лицо Чонина, что сильно пугало мальчика. По его спине шёл пот, но Сынмин ничего не говорил, лишь продолжал есть свои тарталетки. — Почему вы так на меня смотрите? — Чонин интересуется. — Прошу прощения. — Сынмин отступает. — Что-то случилось? — А младший всё настаивает. — Просто думал. — О чём вы думали? — Какое значение это имеет? — Вы пригласили меня пообедать, ответьте на мои вопросы. Чонин выглядел довольно серьёзно, отчего на лице Сынмина непонимание, а в глубине глаз полное незнание того, что ему делать. Он выдыхает и говорит коротко, но довольно стойко: — Моя девушка беременна. Вот и думал, смотря на тебя. — Сынмин говорил о своей девушке и о будущем ребёнке, но и грама радости в нём не чувствовалось. Ему словно было всё равно, или ещё хуже — неприятно. — Я вас поздравляю. — На лице Чонина искренняя радость за нового знакомого и неподдельное удивление, ибо Сынмин выглядел довольно молодо. — Давай не будем сыпать мне соль на раны. — Голос мужчины звучит отчуждённо и это пугает. Он быстро допивает напиток в своём стакане м вытирает губы салфеткой. — Вы не рады? Почему? Чонин действительно не понимал, почему Сынмин не был рад. Папа всегда был счастливым, когда говорил о нём, о Феликсе, Джисоне, Хенджине или Йеджи, его голос звучал так мечтательно в рассказах, что он обязательно найдёт любимого человека, который примет его с любыми недостатками. Джисон и Хенджин были такими счастливыми, когда смотрели друг другу в глаза и обнимались, иногда соприкасаясь губами. Папа говорил, что они не могут завести детей, почему — Чонину не известно. Йеджи часто читала при нём романы и выглядела такой довольной, представляя, как встретит свою вторую половинку. Почему Ким Сынмин был другим? — Ты много не понимаешь. Ты ещё ребёнок, Чонин. — Отвечает ему Сынмин, словно пол сердца отрезая. Чонин ребёнок, но он очень умный! — Объясните мне и я пойму. — Я её не люблю. Сынмин поднимается из-за стола. У Чонина взгляд поникший. — Доедай и я провожу тебя до школы. Чонин отрицательно мотает головой и быстро запихивает в себя остатки пирога. Он берёт папку с проектом в свои руки и выходит следом. Они вновь молчат. Чонин не может спросить ничего, хотя хочет. Он хочет понять, почему Сынмин не может покончить с тем, что ему неприятно, почему он живёт с нелюбимой девушкой, и почему он так печален. Но не может. Сынмин словно слышит его мысли: на его лице коктейль из серьёзности и лёгкого волнения. Возможно, на краюшке могла бы красоваться долька нервозности. — Не все люди любят друг друга, когда вступают в брак и заводят детей. — Начинает Сынмин, когда они останавливаются напротив пешеходного перехода, ожидая светофор. — Я — такой человек. Наши родители свели нас, потому что это удобно и прибыльно для их бизнеса. Мне компания отца не интересна, я работаю адвокатом в крупном агентстве и меня всё устраивает. Его это злит, поэтому он обязал меня завести ребёнка, чтобы у него был наследник фирмы. Чонин стоял, не смыкая глаз с Сынмина и, кажется, даже не моргал. Он слушал старшего увлечённо и заинтересованно, и аж ахнул, когда тот подтолкнул его за плечо вперёд, потому что загорелся зелёный. Всё, что Чонин смог понять: бизнес — не искренняя вещь, где всё делается ради денег. Когда они переходят дорогу, Чонин просит Сынмина рассказать ему ещё немного о себе и о бизнесе. — Мне всего девятнадцать, а я уже работаю. Довольно похвально для моего возраста, что скажешь? — Чонин дважды кивает, а Сынмин усмехается. — Но и перспектива быть отцом в таком возрасте не самая привлекательная. Не сказал бы, что я люблю погулять с друзьями, но и нянчиться с ребёнком не особо рад. Теперь Чонин понимал чуть больше. Чонин и папа были похожи: и у того, и у другого был груз в виде ребёнка, из-за которых они не могли быть счастливы полностью. Сынмин будет ограничен в любимом деле, а папа — в любви. Теперь Чонину было грустно. Они доходят до ворот школы и останавливают. Сынмин прощается, пока Чонин жмёт к себе папку и мнётся. Мужчина разворачивается и уж было хочет уйти, но Чонин зовёт его. — Ин! —Чонин пытается выкрикнуть его имя, но у него не получается. Папка падает из рук, когда его ладони в ужасе и удивлении прикрывают губы. Сынмин смотрит на него широко распахнутыми глазами. — Ч-что? — Неуверенно спрашивает он, не зная, на что именно ждёт ответ. Чонин быстро берёт себя в руки и языком жестов просит: — Пожалуйста, давайте встретимся завтра. Я хочу узнать больше о вашей жизни. Я буду в школе после окончания занятий. Сынмин смотрит на этого мальчишку, который метнулся к уроненной папке, принимаясь её оттряхивать. Одна наклейка с щенком отклеилась и он старательно пытался вернуть её на место. Сынмин долго молчит, а после выдаёт еле слышно, что подумает. Чонин точно его слышал, Сынмин уверен — мальчик ему улыбался. Домой Чонин возвращается счастливым и радостным. Пишет папе в блокноте о прекрасно зачтённом проекте, о хорошем переводчике, волнении учителя Пака, вкусном яблочном пироге и душистом ягодном чае, и ни слова о Ким Сынмине. Чонин думает, что ещё не время.