Затишье Перед Бурей

      Альбусу хотелось кричать от безысходности, потому что его сердце разрывалось на части. Эти мгновения с Геллертом были такими замечательными и прекрасными, что Дамблдору хотелось сбросить со своих плеч весь груз ответственности и забыться, забыться, забыться… Однако он не мог, не имел права. Сколько волшебников и маглов пало за все эти годы нескончаемых сражений с Геллертом Гриндельвальдом, сколько судеб было сгублено. Альбус не имел права мечтать о передышке, о покое или же о Геллерте. Однако в то же время он не желал смерти Гриндельвальда, не хотел, чтобы тёмная магия изменила его и осквернила его душу.       Дамблдор откинулся на спину и закрыл глаза. Не хотелось думать ни о чём. Даже о Геллерте, который лежал рядом с ним.       Но даже в неизвестном пространстве между сном и реальностью, Альбусу не было покоя. Когда он открыл глаза, он понял, что находится на зелёном лугу. Жаркое летнее солнце было в зените, в воздухе пахло зеленью. Дамблдор был в той же одежде, в которой прибыл в Перу. Он недоумевая разглядывал пространство, дабы понять, что происходит.       «Альбус Дамблдор»       По какой-то непонятной причине мужчине показалось, что он когда-то слышал этот голос, но не мог понять, кому он принадлежал.       «Притворство, как и сожаления — твои извечные спутники, и ты об этом прекрасно осведомлён. Знаешь ли ты, почему мы тебя впустили?» — Потому что я один из сильнейших волшебников, и я смог пробить вашу защиту, кем бы вы ни были.       «Думаешь, всесильная любовь дала тебе возможность войти? Нет, это были мы. Лишь достойный может вступить в тёмные воды и получить власть над нашей силой.» — Я не желал власти, я лишь…       «Да?»       Голос рассмеялся.       «Не ты ли сказал, что вы можете изменить мир, что это ваше право по рождению? Не ты ли предложил лозунг «ради общего блага»? Альбус Дамблдор, все началось с тебя. Идеальный сын, ученик, брат, любовник. Ты хотел быть именно этим человеком, который сможет быть самым лучшим, который имеет право взять контроль мира в свои руки.» — Это не так! Верно, когда-то, когда я был молод, я допустил ошибки. Но сейчас, спустя сорок лет, мой кругозор расширился, за это время ко мне пришло осознание, что я был неправ. И все эти годы я делаю все, что в моих силах, лишь бы исправить собственные ошибки. Как вы и сказали, сожаления — мой извечный спутник. И вам не напугать меня тем, что я и так вижу в зеркале каждый день.»       «Мы вовсе не пытались тебя напугать, Альбус. Разве плохо желать нового мира? Разве плохо вдохновлять других?» — И вы решили, что я достоен благодаря тому, что кого-то вдохновил?       «Нет. В наши воды войдёт лишь тот, кто знает, как изменить мир, чьи помыслы направлены на высшее благо. Ты — великий лидер, Альбус Дамблдор, однако тебе не хватает стержня, чтобы требовать от других тех же жертв, на которые идёшь ты сам. Именно поэтому мы согласны дать тебе нашу мощь.» — Я её не желаю.       «Но ты вошёл в наши воды, поэтому мы одарим тебя нашей милостью.»       Из пола вырвались чёрные сгустки и ухватили Дамблдора за руки и ноги. Подобно клыкастым пастям, они впивались в плоть, заставляя кожу разрываться и кровоточить. Альбус стиснул зубы и попытался дотянуться до своей волшебной палочки, но сумрачные существа не позволяли ему. Они тянули его изо всех сил, погружая в чёрную пучину. Во тьме слышались крики и плачь, а ещё нечто, похожее на шипение змеи.       «Ты взрастишь такого же, как мы с тобой. Ты взрастишь змею.»       Перед глазами Альбуса возникла самая ужасная картина в его жизни: Ариана лежала на полу ужасно бледная, холодная, мёртвая. Внезапно она открыла бесцветные глаза и посмотрела на Альбуса. — Это ты виноват в моей смерти, — прошипела она, и начала ползти в его сторону. Её кожа поменяла цвет, стала серой, скользкой, как у инфернала, и Альбус инстинктивно попятился назад. — Ты убил меня! Твои чувства и амбиции! Они меня убили! — Нет, нет, Ари, — Дамблдор рухнул на колени перед сестрой. — Мне жаль… мне так жаль… Я был ужасным братом, — он схватил девочку за плечи и прижал её к своей груди. То, что когда-то было Арианой, впилось острыми зубами ему в плечо и принялось царапать его спину, но Альбус её не отпускал. — Если бы я мог повернуть время вспять…       Кровь мужчины пропитала ткань его рубашки и уже начинала стекать на пол, но Альбус не отпускал сестру, продолжая шептать ей, как сильно он её любит и как сильно ему жаль. — Если бы ты мог вернуть время вспять, ты бы отрёкся от меня? — перед ними возник образ семнадцатилетнего Геллерта, который был одет точно так же, как и в ночь смерти Арианы. Гриндельвальд сжимал в ладони свою палочку и смотрел на Альбуса так, будто ждал от него предательства. — Я бы… — Дамблдор сделал глубокий вдох. — Я бы не смог. Никогда. В своей жизни я допустил множество ошибок, которые уже никак не изменить, однако… — Ариана исчезла, а раны на теле Альбуса затянулись в одно мгновение. Мужчина поднял взгляд на Гриндельвальда. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы добиться справедливости, чтобы сделать этот мир лучше. Я не такой, как ты, Геллерт. Но я буду лжецом, если буду отрицать то, что мы с тобой похожи. — Альбус, — Гриндельвальд протянул ему руку, — не всегда тебе спасать меня. Пойдём отсюда.       Дамблдор не знал, что последует за этим жестом, он даже не был уверен в том, что этот Геллерт реален, но он все же решил, что стоит взять его за руку.       Стоило их пальцам соприкоснуться, Дамблдор открыл глаза. Перед ним распростерлось звёздное небо, а сам мужчина понял, что он все еще находится в воде. Он дрожал от холода. Кое-как пошевелившись, он увидел, что Геллерт, который все это время находился рядом с ним, был в таком же состоянии. Мужчины стучали зубами, но не могли оторвать друг от друга взгляда.       Внезапно чёрные сгустки начали подниматься из воды. Они направились к Гриндельвальду и ухватили его за руки. Они впились в него, подобно веревкам и норовили утянуть вниз. Как только Альбус удостоверился, что чёрная субстанция не тянется ни к кому, кроме Геллерта, он схватил мужчину за заднюю часть шеи и трансгрессировал.       Они оказались в доме Николя Фламеля в одной из гостевых спален. Дамблдор был безумно счастлив, что здесь горел камин с волшебным огнём, ведь он с Гриндельвальдом дрожали, подобно осиновым листочкам. Конечно, можно было высушить и согреть себя с помощью заклинания, но почему-то они оба медлили. Волшебники смотрели друг на друга, сидя на полу рядом с мягким ковром. — Нам надо снять одежду, иначе мы простудимся, — наконец сказал Альбус. — Согласен, — ответил Геллерт и принялся расстегивать пуговицы на рубашке Дамблдора.       Мужчины вновь слились в поцелуе. В реальности это ощущалось иначе, потому что они прикасались друг к другу — кожа к коже, дышали одним воздухом, вдыхая аромат друг друга. Геллерт были идеальным, его поцелуи пьянили, сводили с ума. Вкус его губ был несравненным, самым превосходным.       Верхняя одежда липла к коже, но мужчинам не понадобилось много времени, чтобы обнажиться друг перед другом. Дамблдор прикоснулся к груди Гриндельвальда. Он был таким же, как и в том пространстве между сном и явью, но безумно холодным. Геллерт дрожал, но не от холода, а от предвкушения. Альбус покрыл поцелуями грудь Гриндельвальда и прикусил его ключицу. Геллерт ахнул, а потом взял лицо Дамблдора в свои руки и страстно поцеловал его в губы.       Тот взгляд, которым Гриндельвальд одарил Дамблдора, ясно дал понять мужчине, чего желает его любовник. В эту самую минуту сам и Альбус был не против.       Геллерт прошёлся языком по коже Дамблдора, заодно стянув с него брюки вместе с бельём. Стоило Гриндельвальду взять в руки член Альбуса и провести по нему пальцами, Дамблдор понял, что ещё чуть-чуть и кончит вот так, от одних лишь прикосновений.       Староват он для таких раундов…       Гриндельвальд уложил Дамблдора на мягкий ковёр, а сам навис над ним, подобно хищной птице. Он медленно, мучительно медленно проник в Альбуса пальцами. Мужчина стиснул зубы, и Геллерт наклонился к нему за очередным поцелуем, в котором Дамблдору хотелось раствориться.       Освободившись от собственных мокрых штанов, Гриндельвальд практически лёг на Альбуса, переплетаясь с ним конечностями, прикасаясь какой клеточкой кожи. Ему хотелось ощутить близость и реальность Дамблдора, хотелось навсегда запомнить это мгновение, их единение. Он касался Дамблдора трепетно и властно одновременно, словно хотел оставить на нем свои отметины, но в то же время боялся причинить боль.       Альбус обнял его и шепнул в ухо то, как сильно желает его прямо сейчас, в эту самую минуту. Геллерту не надо было повторять дважды.       Проникновение было немного резким, все-таки в реальности у Дамблдора уже так долго не было ничего подобного, но он расслабился и впустил Гриндельвальда. Геллерт был осторожен, каждый его толчок был безумно медленным. Он выжидал, обращал внимание на дыхание Альбуса, на звуки, которые тот издавал. Когда Гриндельвальд толкнулся чуть более резко и задел чувствительную точку в теле Дамблдора, Альбус громко застонал и ещё сильнее прижался к Геллерту.       Тогда волшебник ускорился и его движения стали более быстрыми и грубыми. Альбус сразу же подхватил ритм, потому что умирал от жажды этого мгновения. Он и сам насаживался, заставляя Геллерта проникать по самое основание, лишь бы ощутить его всего в себе. Ему хотелось больше, глубже, сильнее, он хотел слиться с Геллертом воедино.       Они двигались в унисон, стонали в губы друг друга и наслаждались каждым уходящим мгновением их соития. Альбус понял, что оставил на спине Геллерта царапины и у него самого останутся синяки, но он продолжал прижиматься к возлюбленному, продолжал принимать его. До острой боли, до струек крови, потому что это было неправильно, дико, пошло и порочно, но в то же время волшебно, чудесно, наполнено страстью и любовью.       Они желали друг друга, отдавались друг другу и упивались друг другом, пока в одну секунду они одновременно не достигли точки невозврата. Мужчины упали в бездну удовольствия, но в то же время к ним пришло осознание того, что это конец.       Какое-то время они лежали в обнимку, не отпуская друг друга, потому что им обоим хотелось оттянуть неизбежное.       Они не желали вновь становиться врагами. — Геллерт, — Альбус провел ладонью по волосам возлюбленного, которые после тёмного ритуала полностью побелели. Он понял, что улыбается. — Альбус, — Гриндельвальд улыбнулся в ответ. — Я скучал по таким моментам. — Я тоже. Сильнее, чем мог себе представить, — Дамблдор поцеловал кончик носа Геллерта. — Может нам стоить завершить все это? Вражду, — Гриндельвальд чуть приподнялся, разорвав объятья, и уселся на ковре, выставив ноги к камину. Полностью обнаженный в таком освещении он выглядел невероятно привлекательным. — Мы же с тобой не враги, Альбус. — И как ты себе это представляешь? — Дамблдор повернулся на спину. — Просто, — Геллерт облизал губы. — Ты видел, сколько у меня сторонников? Если и ты… — Нет, ‐ сказал Дамблдор и медленно встал. — О, Мерлин, почему я думал, что может получиться иначе? — Разве я говорю неправильные вещи, Альбус? — Гриндельвальд нахмурился. — Ты и сам видишь, что творят маглы! Что они собираются сделать! Совсем скоро на весь мир обрушится полномасштабная война. Знаешь, сколько волшебников погибнет на ней? А ведь мы даже не сражаемся. — Ты сам себя слышишь? — Дамблдор начал было одеваться, но потом взял в руки свою палочку и привёл себя в порядок с помощью заклинания. — С каких пор тебя волнует то, что происходит в мире маглов? Ты используешь это лишь как повод для того, чтобы убедить волшебников перейти на свою сторону. — Допустим, ты прав, — Геллерт скрестил руки на груди. — Моей целью никогда не была защита маглов, потому что их не нужно защищать. Маглов убивают другие маглы. Они сами создают себе проблемы, а потом страдают. Или ты скажешь, что я не прав? — Альбус промолчал, поэтому Гриндельвальд продолжил. — Маглы презирают людей другой расы, а я принимаю каждого волшебника, маглы не дают женщинам право голоса, а моей правой рукой является женщина, мыглы казнят за гомосексуализм, но вот он я. И это лишь капля в море. Скажи мне, что в них хорошего? Испокон веков маглы лишь разрушают! Почему ты так цепляешься за них, так любишь их?! — Ты все твердишь, что ты лучше маглов, но и ты убиваешь, — Дамблдор ответил абсолютно спокойно. — Убиваешь маглов, убиваешь волшебников, которые не согласны с твоими убеждениями. Твоя ненависть к маглам исходит из самой обычной жажды славы и величия. — Маглы порочны! — рявкнул Геллерт. — Хочешь сказать, что и в жилах волшебника кровь маглов порочна? Но спать со мной это тебе никогда не мешало, а я полукровка. Том Реддл — один из моих умнейших учеников, тоже полукровка. Лали Хикс — одна из самых лучших профессоров заклинаний в Ильверморни, и она маглорожденная. Порой наши миры хотят сблизиться. — Даже если и так, и ты считаешь, что наши миры стремятся друг к другу, разве это не означает, что мы должны вмешаться первыми? Пусть маглы ходят среди нас так же, как и мы ходим среди них. Как тени, — Гриндельвальд с неохотно взял свою палочку и оделся. — Миры маглов и волшебников медленно переплетаются друг с другом, Геллерт. Но при этом каждый из этих двух миров существует по отдельности. Мы не имеем право вмешиваться в их мир так же, как они не могут вмешаться в наш. — Почему же? Кто установил эти правила? — Время. И люди. — Я бы мог сплотить волшебников, изменить наш устрой. Думаешь, магическое правительство без изъяна? Я бы провел реформы, я бы изменил все… — Так, как ты этого желаешь. Нельзя насильно изменить строй, который создавался веками. Волшебники должны сами прийти к верному решению. — Может стоит их подтолкнуть? — Гриндельвальд вытаращил глаза. — Почему ты думаешь, что ты прав, Геллерт? — Потому что я действую ради общего блага! — Ты действует ради себя. Ты хочешь быть лидером, хочешь, чтобы тебе поклонялись. Я согласен, у тебя гениальные идеи и благие цели, ты на самом деле хочешь изменить мир, сделать его лучше. Ты искренне веришь в то, что говоришь. Однако тебя пьянит власть, ты любишь, когда люди кричат твое имя, когда возвышают и восхваляют тебя. Ньют был в какой-то степени прав, когда сказал, что ты хочешь, чтобы за тобой следовали, но ты не желаешь вести людей. — Ты обвиняешь меня в эксцентричнсоти и мании величия? — Геллерт скрестил руки на груди. — Нет. Я обвиняю тебя в том, что ты Геллерт Гриндельвальд, — Альбус с досадой выдохнул. — И этого никак не изменить. — Кто же такой ты, Альбус Дамблдор? Вечно правильный, вечно принимающий решения, которые пойдут на пользу другим. Однако только я видел тебя настоящего. Я знаю твоё сердце, Альбус, в глубине души ты таишь злобу и боль. В тоже время, считаешь, что ты обязан все исправить. За всех. Даже если они тебя об этом не просят. Ты манипулируешь людьми не хуже меня, но говоришь себе, что делаешь это им во благо, как будто это оправдывает тебя. Ты играешь своими друзьями партию в шахматы, но никто из них не знает, какой фигурой является. Кем же являюсь я, Альбус? — Ты мой противник. И эта партия никогда не будет окончена, потому что ни один из нас не желает ставить точку. — Ты пытался множество раз. — Как видишь, мы сейчас здесь. — Забавно, что ты не возразил, когда я охарактеризовал тебя. — Потому что нет смысла. Не перед тобой. Ты видишь меня, а я вижу тебя. Это всегда было единственной истиной между нами. — И именно благодаря этой истине я вижу, что ты никогда не пойдёшь со мной. — А ты никогда не остановишься.       Какое-то время они молча стояли друг против друга. В комнате было тихо, слышался лишь треск брёвен в камине с волшебным огнём, дыхание мужчин и их сердцебиение. Они вглядывались в души друг друга, задаваясь одними и теми же вопросами — кто мы друг другу? Враги? Друзья? Возлюбленные? Что значат наши встречи? Ты любишь меня сильнее, чем ненавидишь мои действия? — Геллерт, — голос Альбуса дрогнул, — войной невозможно создать что-либо, ведь война лишь уничтожает, лишь убивает и оставляет шрамы отчаяния и боли. — Война даёт людям увидеть, где правда, а где ложь. Война позволяет людям сделать правильный выбор! Я стану их лидером, я… — Нет, Геллерт, — Дамблдор впервые за весь разговор прервал Гриндельвальда, — ты не лидер. Ты диктатор.       Геллерт одарил Альбуса суровым взглядом и повернулся к нему спиной, а затем направился к выходу. Дамблдор пошёл за ним. — Знаешь, — сказал Дамблдор, — не смотря на всю эту ситуацию, я безумно рад, что ты все ещё Геллерт. — Что ты имеешь в виду? — Гриндельвальд вышел на улицу. — Ритуал. Насколько мне известно, тёмная магия, будучи настолько древней, может исказить не только магию, но и душу волшебника. Я боялся, что ты станешь другим, что я потеряю тебя. Поэтому я рад, что древняя сила не приняла тебя. — О, любовь моя, — Геллерт радостно оскалился, — а с чего ты взял, что она не приняла меня?       Тёмные сгустки такие же, как и в бассейне, как и в том неизвестном пространстве между сном и реальностью, вырвались из рук Гриндельвальда и направились в сторону Дамблдора. Они ухватили его за руки и ноги и бросили на землю, больно сжимая. Альбус закричал от неожиданности и не успел схватиться за волшебную палочку. Кожа Геллерта стала безумно бледной и приобрела сероватый оттенок, а его глаза полностью почернели. Он улыбался, словно безумец. Освещенный ночными лампами он походил на создание тьмы, на чудовище, которое было готово разорвать своего врага на мелкие кусочки. — Альбус, — произнёс он, но этот голос лишь издали походил на Гриндельвальда. Мужчина звучал, как раскат грома, как скрежет по металлу, доносящийся из-под земли. — Это был ты… — у Дамблдора дрогнул голос. — В моей голове. Это был ты! — Не только я, но и создания тёмной магии. Я не позволил им причинить тебе вред, — Гриндельвальд стоял так близко к Дамблдору, что у последнего волосы встали дыбом от всей мощи его энергии. — Ты сказал, что магия поглотила тебя, что ты думал, что погибнешь! — крикнул Альбус. — Да, было сложно справиться с мощью, когда она меня накрыла, но я впустил её в себя, сделал её частью собственной сущности. Но ты, — Гриндельвальд схватил Дамблдора за подбородок, — ты справился с древней магией слишком легко. Она не смогла тебя поглотить, Альбус, но ты отказался сам. — Что ты имеешь в виду? — Тогда, когда тебе привиделась Ариана… — Геллерт отвёл взгляд и чуть стиснул зубы. — Ты обуздал тьму, и она признала тебя достойным. Так легко. Я же… — он покачал головой. — Но ты отказался. — Это был мой выбор. — Так уважай и мой! — рявкнул Гриндельвальд. — Это не ты… — Я заставлю тебя примкнуть ко мне, сделаю для этого всё. Я запру тебя в Нурменгарде и не буду выпускать, пока ты не передумаешь. Я сделаю тебя моим, хочешь ты этого или нет. Мы вместе будем править миром, как мечтали когда-то. — Ты… применишь ко мне силу? — Дамблдор с трудом проглотил слюну. — Геллерт… мой Геллерт никогда бы… — Я был уверен в том, что мой Альбус разделяет мои цели, но ты доказал обратное. — Я разделаю твои цели, Геллерт, но не методы. И ты это знаешь. — Ты не… — Мы с тобой равны! Враги, друзья или любовники, мы с тобой равны! И настоящий Геллерт Гриндельвальд об этом знает. Чем бы ни была эта древняя магия тьмы, я требую, чтобы она освободила тебя.       Внезапно Гриндельвальд содрогнулся и упал на одно колено. Тёмные магические путы, которые сковывали Альбуса, исчезли. — Что происходит? — в ужасе произнёс Геллерт. Всё его тело дрожало. — Я выиграл достаточно времени. — Что?! — разъяренный Геллерт трансгрессировал, за ним последовал и Альбус.

***

      Как только Гриндельвальд появился в том месте, где был открыт Тайный проход к древнему бассейну, он ужаснулся от увиденной картины. У одной из каменных тарелок стояла Куини и по её ладони стекала кровавая струя. У двух других находились Тесеус и Юсуф, они тоже принесли в жертву свою кровь, дабы закрыть путь древней энергии и лишить её Геллерта.       Мужчина был на грани, он бросил взгляд на четвертый камень и увидел, что он все ещё не запачкан свежей кровью. Над ним стояла фигура в плаще с капюшоном и собиралась порезать свою ладонь. — Не смей двигаться! — закричал Геллерт. — Опусти нож.       Фигура в плаще медленно повернулась к нему и сняла капюшон. На Геллерта смотрели те же голубые глаза, которые он часто сравнивал с глазами матери. Эта женщина была единственной из его родственников, кто на самом деле видела и принимала его. Она любила его всей своей душой, и Геллерт искренне любил её в ответ. — Батильда… — прошептал он, когда женщина полоснула ножом по своей руке.       Гриндельвальд не смог её атаковать, не смог поднять на неё свою палочку.       Капля крови Батильды Бэгшот коснулась камня.       «Кровь, закрывшая врата, навсегда себе вход затворила.»       Если бы тот человек, в чьих жилах текла та же кровь, что и у Геллерта, закрыл врата к древней магии, Геллерт Гриндельвальд никогда бы не смог использовать эту силу вновь.       Он ощутил, как обретенная темная магия покидает его тело, как опустошает его. С ней ушла и необоснованная ярость, но теперь Гриндельвальд точно знал, что гнев, который он испытывает, исходит от всей его души. Он был в ярости, он был предан.       Теперь стало ясно, что значили эти три инфернала в его видении. Его мать давно мертва, а Альбус и Батильда умерли для него в эту самую минуту.       Геллерт сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. — Я давал вам множество шансов, — произнёс он. — Я лелеял надежду, что вы поймёте, однако… — Гриндельвальд осмотрел всех присутствующих, что выставили против него волшебные палочки. Альбус стоял в стороне. Батильда плакала. — О, это было лишь затишье перед бурей, — он поднёс волшебную палочку к своему горлу и следующие слова Геллерта услышали все. — Я, Геллерт Гриндельвальд, объявляю всему магическому миру войну!       Сказав это, он бросил последний взгляд на Альбуса и трансгрессировал.