Не сможешь больше отвернуться никогда, Ведь не жестокостью она ведомая была: Вело её желание лишь выжить Средь пустоты столетий, ведущих в никуда.
Прошло уже несколько дней с того момента, как Прайм узнал о заключённом талионе. Чем это сулило ему, не знал даже Альфа Трион, потому что такой контракт заключался разве что на страницах книг. И записи эти сохранились лишь в одном недоступном для них месте: в самом Ватикане. А демон если и знал что-то, то упорно молчал, угрюмо игнорируя человека. Оптимус посмел воспользоваться обретённой властью над демоном только один раз, в момент, когда Бамблби вспылила и пыталась разгромить кабинет Альфа Триона. Лишь его гневный окрик остановил её. Тело демона будто прошибло током — так она внезапно дернулась и застыла. Взгляд, полный ярости, был ему ответом на это действо, и Оптимус решил пока не пользоваться своей властью. Возможно потому, что где-то в глубине души он знал, что такого обращения не захотело бы ни одно живое существо. Да и Прайм никогда не признает, но он боялся этой власти и реакции демона на её использование. Нет, он не побрезгует ею воспользоваться в крайнем случае. Священник лишь надеялся, что в нужный момент эта власть поможет. Когда демон поглощала его душу, она явно жаждала не этого, но теперь Оптимус навсегда остался маячить перед ней, напоминая о провале. И поделом, нечего было экзорциста жрать. Вообще, нечего людей жрать. Альфа Трион и Оптимус решили не говорить о настоящей сущности Бамблби остальным членам прихода. В этом таилось две проблемы: реакция Альфа Триона и Оптимуса на Би рядом с другими и само поведение девушки. Очень странно было святым отцам наблюдать за простым взаимодействием сестёр и демона по каким-то насущным проблемам церкви: приготовление пищи — демон очень ловко управлялся с ножом — стирка белья, уборка помещений и многое другое. Приказы были всё ещё якорем для поведения демона, но Оптимус совершенно не хотел, чтобы появились случаи, где ему пришлось бы командовать девушкой. Да и всё ещё было непонятно, чем в будущем обернётся этот талион, ведь половина души Оптимуса была поглощена демоном, и что будет с ней в итоге, никто не знал. Собственное неведение ситуации подначивало Оптимуса всё же решиться расспросить у демона о том, что знала она сама. Если всё это время Бамблби вела себя тихо, это могло означать, что демон была в курсе произошедшего между ними в ту ночь. Может быть, она знала и какая судьба постигнет их души. Несмотря на то, что Би всё также угрюмо игнорировала священника, она всё равно оставалась с ним на ночь в его комнате. Всё так же сидела на стуле с гордой осанкой и сложенной ногой на ногу. Только положение рук менялось: то она скрещивала их на груди, то на колене, сложив домиком пальцы. Сидела и сверлила в Оптимусе дырку, пока тот ворочался на жёсткой постели. Цокнув от бессилия, Оптимус сел в кровати, включил небольшую лампу на прикроватной тумбочке и уставился на демона в ответ. Мягкий жёлтый свет еле освещал окружающее пространство, но мужчине хватало его, чтобы разглядеть в глазах демона промелькнувшее удивление, которое сменилось всё тем же безразличием. Прайму вдруг стало интересно: если демон занимала тело человека, то куда же делась душа ребёнка? Были ли эти золотистые курчавые волосы, тонкое телосложение и красивое лицо — демоновы? Или это всё украдено у родившегося ребёнка, чьё тело она заняла, а душу поглотила? А голубые глаза — они демонические? Но слишком красивы они для существа из Ада. Слишком чистые и ясные. Глаза, которые сощурились и отразили самоуверенность, проявившуюся в ухмылке. — Что, человек? Глаз оторвать не можешь? — издёвка прозвучала мелодичным голосом, и это вызвало диссонанс. В который раз характер не соответствовал её внешности? — Это ты на протяжении трёх месяцев не можешь налюбоваться, — скопировал её тон Оптимус. — И хватит называть меня «человек», у меня имя есть. — О, — в изумлении она приоткрыла рот и, склонив голову на бок, спросила: — И какое же у человека имя? — Только Прайм хотел ответить, как та его перебила: — Стой-стой, знаю: имя человека — Людь? — Браво, очень смешно, — саркастично заметил Оптимус. — При людях ты ни разу ко мне не обращалась по имени, тебя что-то смущает? — И решительно, с металлическими нотками прибавил: — Ответь. Она скривилась, дёрнула бровью и, отвернув голову в сторону, нехотя ответила: — Может быть для людей имена ничего и не значат, но наши личные имена — имеют вес и смысл. И просто так его называть никто не имеет права. — Скажи мне своё настоящее имя. От прозвучавшего приказного тона демон резко повернулась к нему, сверкая глазами. Ноздри её трепетали от гнева, но человек был прав. Если он… — Скажу, если ты мне кое-что пообещаешь, Оптимус, — впервые она обратилась к нему по имени, и от её тона по спине мужчины пробежались мурашки. Он свесил ноги с кровати и, сев напротив, кивнул. — Обещай мне, что будешь использовать его только в одном случае — в случае, когда тебе будет угрожать опасность. Стоит тебе только произнести моё имя, и я узнаю, где ты. И приду. — Ты найдёшь меня, потому что мы связаны? Демон задумчиво выдохнула. Бамблби была уверена, что когда-нибудь придёт время рассказать Оптимусу обо всём, что она сама знала. Только нужно ли было рассказывать всё? — Внимай, Оптимус, и запоминай. — Демон опустила ногу с другой и облокотилась локтями на колени, приблизившись к сидящему напротив человеку. — Если нас смертельно ранят одновременно — умрём. Если ранят меня — смотря, чем, конечно, — я не умру, но! — Глаза её вспыхнули, голубой цвет засиял в полумраке комнаты, и она самозабвенно положила руку на щеку Прайма, проведя большим пальцем с удлинившемся чёрным когтем под глазом и вниз по щеке, соскользнув на скулу. — Если погибнешь ты — я уйду в след за тобой, но меня ждёт не Рай и не Ад, а только пустота. — Рука её вдруг ощутимо сжала его горло, отчего Оптимус непроизвольно схватил её руку, пытаясь оторвать. — Поэтому даже не вздумай нарочно лезть в лапы ангелам смерти, иначе я устрою и тебе, и твоим дорогим людям настоящий ад на земле. Бамблби из этого действия вынесла для себя два урока: она могла вредить Оптимусу, но не смертельно. И второе: скручивает её после этого намного сильнее, чем от обычного приказа — невыносимая боль прошибла вдоль позвоночника и волнами прокатилась по мышцам. Голова взорвалась пульсирующей болью, а из носа пошла кровь, которая вконец напугала человека. Та была чёрной. Оптимус, выбравшись из хватки холодных пальцев демона, вскочил и понёсся к шкафу за аптечкой. Демон сидела на стуле, склонив голову. Она часто дышала и Прайм не знал, что и думать: это было наказание за то, что она посмела навредить ему? Быстро достав вату и скрутив её, он подошёл к Бамблби, встал на колени и, подняв её лицо за подбородок, заткнул ноздрю ватой. — Что это было? — строго спросил он, всё ещё недовольный её выходкой. — Кара Божья, — со смешком ответила она, принимая вату из его рук. Так и оставшись на коленях перед ней, Оптимус наконец-то ответил на чужую просьбу: — Я клянусь, что буду звать тебя по имени лишь в случаях, грозящих мне опасностью. Бамблби откинулась на спинку стула. Убрала вату из носа, вытерла его и губы. Вата, пропитанная чёрной кровью, вспыхнула и улетучилась от огня, загоревшегося в ладони демона. Оптимус завороженно проводил взглядом языки пламени, которые тут же погасли. Вид человека, стоявшего на коленях, Бамблби очень понравился, и она решила немного продлить этот момент. Мужчину ничего не смущало, покуда он даже взгляда с неё не сводил, послушно ожидая услышать звучание её имени. Неужели так интересно? — Белиал. Моё имя — Белиал.***
Оптимус услышал то, чего даже не ожидал: он мог избавиться от демона, лишившись своей жизни. Факт был печальным, но сильно не беспокоил, а, наоборот, поднял его уверенность в своих силах. Ведь в таком случае у него появился козырь против демона. Но этот козырь бесполезен, если кто-то из вышестоящих отдаст приказ о казни Оптимуса, отвернувшегося от Бога и опорочившего звание святого отца. И он не посмел бы перечить этому приказу, пусть даже демон пытался бы спасти его. Морозный вечер февраля был тихим. Процессия, шедшая впереди с гробом на руках у родственников, тихо перешёптывалась. Мать и двое детей — взрослых девушек — скорбно молчали. Яма была выкопана, ограда — готова, памятник — стоял и нёс на себе имя и фамилию усопшего и даты рождения и смерти. Оптимус зачитывал молитву, когда двое крупных мужчин опускали гроб в яму. Промёрзлая земля стала пристанищем для мужа, отца и хорошего человека: так сказала жена умершего, и Оптимус верил. Ведь о мёртвых либо ничего, либо только хорошее. Уже почти стемнело, родственники и друзья все ушли, и только Оптимус оставался стоять. На кладбище было одно место, которое он хотел бы посетить. — Долго ещё? — послышалось недовольное ворчание, и Прайм вспомнил, что был вообще-то не один. После того, как Бамблби рассказала об их связи, она не отходила от него ни на шаг. Не доверяла — и правильно делала. Потому что у святого отца тоже не было к ней доверия. Вздохнув и сдержав рвущиеся из груди нехорошие слова, Оптимус развернулся и не заметил за оградой девушку. — Я здесь, — снова послышалось негромко и откуда-то сверху. Подняв голову, Оптимус увидел, что Бамблби сидела на одной из толстых веток заснеженного дерева. Она вдруг плавно, как кошка, перетекла из сидячего положения в стоячее, и у Оптимуса непроизвольно ёкнуло сердце, когда она покачнулась и спрыгнула с десятиметровой высоты. Всплеск снега под её ногами — и вот она на земле с ухмылкой на устах. — Человек, неужели тебе страшно за демона? — Она услышала, как сердце Оптимуса пропустило удар и запах страха на миг распространился вокруг. — Конечно страшно, я ведь не бесчувственное создание, — буркнул Прайм, тяжело вздохнув. Странными были эти люди, по мнению Бамблби. Бояться за тех, за кого бояться не надо. За тех, кого должны ненавидеть. И если человек ненавидел кого-то по-настоящему, то он и не боялся за него. — Так нам долго тут ещё торчать? — Холод февраля никак не прибавлял демону радости, особенно когда она находилась в человеческом теле. — А я говорил тебе шапку надеть, — раздражённо цокнул Прайм, убирая маленький молитвенник для погребального ритуала в карман. Сняв с себя длинный чёрный шарф, он укрыл им сперва голову Бамблби, а потом и обернул его вокруг шеи, которая не закрывалась воротом куртки. — Нам нужно ещё в одно место сходить. Здесь недалеко. Смутившись собственного поступка, Оптимус глупо моргнул и развернулся в нужную сторону. Поправив шарф и убрав его с половины лица, Бамблби направилась следом. Спина идущего впереди Оптимуса была напряжена, плечи — подняты, как и ворот зимнего пальто, а руки — убраны в карманы. «Что и требовалось доказать», — ухмылялась демон, упиваясь чувством растерянности мужчины. С момента их встречи минуло четыре месяца. Бамблби вела себя при посторонних прилично, даже слишком, не отходила от Оптимуса, доставая его своими выкрутасами, как и сейчас, спрыгнув с дерева, и как ему не привязаться? В этом не было ничего страшного или порочного: у многих экзорцистов были хранители ангелы и демоны. И отношения их разнились от приятелей до настоящих друзей, а у кого-то могло дойти и до любовников — в случаях с демонами это особенно частое явление — и никакого позора на их голову не было. И Бамблби уже давно стало наплевать, что между типами их контрактов была огромная разница в смыслах. Звёзды на небе сияли, воздух был прозрачен, и только скрип сапогов по белеющему и скрипучему снегу раздавался в тишине. Тёплый и нагретый шарф Оптимуса согревал лицо и уши, и демон сама на секунду впала в ступор. Атмосфера казалась ей… интимной. Никакой романтики, но эта ненавязчивая забота всё-таки сбивала её с толку. Ухмылка сошла с её губ окончательно, когда Оптимус остановился. Он встал и посмотрел на Бамблби непривычно долгим и пронизывающим взглядом. Встал у очередной надгробной белой плиты, каких здесь было сотни. Бамблби встала рядом. «Мишель Уотсон» — чернела на плите надпись. — Мама, — еле слышно выдохнула Би, и пар изо рта взметнулся вверх. — Её похоронили через три недели после… — кинув взгляд на притихшую девушку, Прайм поменял слово, которое хотел сказать, — после Хэллоуина. Бамблби присела на корточки, взяла в руку липкий холодный и колючий снег и начала протирать им загаженный птицами камень. Холод привёл в чувство. Ну право же, она не впервые кого-то теряла. — Привыкнуть всё-таки невозможно, — горько улыбнулась Бамблби, очищая дату рождения матери. Оптимус не знал, что говорить. Он вообще не ожидал такой реакции от демона. Как много он не знал о них! О Высших, о тех, кто когда-то был человеком. Таким же, как и он. Это подтверждало одно: в тот раз, когда говорила о маме, она действительно скучала. Чувства, доступные демонам. Девушка… Демон всё представлялась с неожиданных сторон. Наравне с жестокостью, причину которой он не знал — природа или уроки жизни, — она могла по-настоящему скорбеть. Невероятно. Демон вдруг резко поднялась, отряхнула руку, но всё также продолжала молчать. — Прости, если расстроил. — Нет. Спасибо. Среди деревьев и надгробных плит, в сиянии звёзд и снега, одиноко стояли две фигуры.