А он, излив всю душу, доверяясь, Достойный всё же человек. И в страхе за него сознаваясь, Ты слабость признала на век.
Проводя службу в храме, Оптимус то и дело поднимал взгляд на балкон, где стояли певчие, а когда не обнаруживал там Бамблби, каждый раз вспоминал, что она туда больше не поднималась. После разоблачения демон вела себя тише воды и ниже травы, стараясь лишний раз не попадаться на глаза священнослужителям, особенно Ультра Магнусу. Она точно знала, что Прайм не будет рад, если она полезет к Магнусу. Может, демон и приняла свою вину, но признала её только перед Оптимусом. А может понимала, что извиняться — не выход, потому что Ультра Магнус желал только одного: выгнать демона из церкви. И даже разъяснения Альфа Триона по поводу контракта не убедили старого друга. «Может, я обидел Магнуса тем, что не обратился к нему за помощью?» — размышлял Прайм, пока расправлял кровать на ночь. Последний месяц выдался для него тяжёлым. Приезд епископа, разоблачение и смерть друга. Самоубийство. Даже душу не отпеть. Как бы Прайм не любил Хот Рода, тот струсил. Уйдя вот так из жизни, он не наказал себя, а просто обрёк душу на вечные муки в Аду, даже не попробовав искупить вину за убийство невинного. И пусть, возможно, и не искупил бы никогда, но Хот хотя бы попробовал. Как Оптимус пытается искупить свои грехи вот уже пять лет. Прайма тревожила и дальнейшая судьба. Никаких известий из Ватикана ещё не приходило, а потому его жизнь и жизнь Би были под вопросом. И спустя всего месяц после приезда епископа Сайласа Оптимус уже не был уверен, как поступит, если его приговорят к казни. Помешает ли он Бамблби, если та предпримет попытку сбежать? Ему казалось, что он будет не в силах обречь и её на верную гибель. Странно было осознавать, что существо, которое пыталось сожрать его душу, теперь искренно желало сохранить ему жизнь. Иначе зачем она стребовала с него обещание? И то, что переживания за свою шкуру она опустила на второй план, было очевидно: Оптимус видел в чужих глазах и действиях лишь неподдельную заботу. А иногда и страх. Он помнил, как она не отводила взгляда от пистолета, который навёл на него Хот Род. Прайм готов был поклясться — как и сейчас, — что он слышал отголоски её души. Раздражение, злость и страх. Страх не за себя, за Оптимуса. В тот момент ему нужно было думать о Хот Роде, а он пытался вновь нащупать ту связь, чтобы убедиться. Холод её рук, что стискивали чужие пальцы, когда они вдвоём навещали могилу старого друга, и требование, чтобы Оптимус жил, стали вескими причинами бороться за свою жизнь. Дверь в спальню Прайма наконец открылась, впуская давно уже не гостя, а демона — второго негласного хозяина.***
Конец марта был всё ещё промозглым, а потому каша с дорог никуда не делась. И Бамблби, обходя окрестности церкви, ругалась себе под нос на талую воду и грязь, смешанную с остатками снега, в которых её сапоги вязи и пачкались. Ветер тоже не приносил радости, особенно когда его порывы трепали её волосы, которые лезли то в лицо, то в глаза, то в рот. Вновь приходилось плеваться и ругаться. Би не помнила, когда в последний раз была такой нервной. Да и чувствовать этот омерзительный страх, что холодом пробирался в груди и по спине, демону совершенно не нравилось. Она помнила, как её сердце на миг замерло, когда раздался выстрел. В момент, когда Хот Род поднимал пистолет, Бамблби видела происходящее как в замедленной съёмке — особенность её восприятия окружения в критические моменты. Потому и пугаться было нелогично: она знала, что пистолет будет направлен не на Оптимуса. И всё равно на миг у демона будто земля ушла из-под ног. Прайм тоже бывший военный. Военный с грехами и секретами за душой. Пускай он сильнее старого друга, демон всё равно как наяву видела картину того, как её человек, не справившись с грузом на сердце и душе, так же пускает пулю в висок. Вглядываясь в мрачный парк, где голые деревья покачивались на ветру, Бамблби пыталась привести мысли в порядок. С каких пор жизнь Прайма заботила её не из-за связавшего их талиона? В какой момент страх перед собственной смертью отступил на задний план, уступив место страху за жизнь человека? «Неужели я так разомлела лишь от хорошего обращения человека ко мне?» Сложный вопрос, ответ на который она вряд ли хотела бы найти. Вся церковь стала её местом обитания. И об этом знали все: и животные, и духи с призраками, и домовые с чертями. А придёт кто посильнее, то Бамблби сразу это почует. А кто-то посильнее придёт, если верить словам падшего, ещё двум последующим нападениям, которые они с Оптимусом без каких-либо жертв отбили, и своему чутью. Но то, что первый неоперившейся ангел знал её Имя, настораживало Би. Это имя должны были забыть, оно должно было кануть в лету. Глупая надежда. Предателей никогда не забывали. Развернувшись лицом к жилому дому, демон уловила силуэт на втором этаже здания. Из окна на неё смотрел Ультра Магнус. Его фигура едва освещалась настольной лампой, стоящей недалеко от окна. Но даже в подобной полутьме острое зрение Бамблби давало ей возможность до мельчайших деталей рассмотреть скрытое в тени лицо священника. Тот не скрывал своей ненависти и страха, потому что знал, что это бесполезно. Однако он упрямо продолжал смотреть на Би. Но всего через миг Магнус отошёл от окна и закрыл шторы, проиграв демону в гляделки. Бамблби хмыкнула и перевела взгляд на другое окно, что находилось через два от окна Ультра Магнуса. Там тоже горел свет: Оптимус явно был у себя. А так как свет в комнате Магнуса только что погас, демон предположила, что тот мог направиться к Прайму. Сощурившись от недовольства, Би поспешила вернуться и припустила трусцой по склизкому снегу. Остановившись у крыльца входа в дом, Бамблби в неожиданности для самой себя вздохнула полной грудью, выравнивая сбившееся дыхание. Она прошла всего ничего, да и силы не использовала, так что же?.. — Неужели организм даже к такой толике силы не приспособился? — полушёпотом заметила Би. — А я так неосмотрительно пользовалась ею. Идиотка, — прошипела демон и, поджав губы от негодования и злости на себя, толкнула дверь и вошла наконец в жилой дом, почти что взлетая по ступеням на второй этаж.***
— Тебя долго не было, — обеспокоенно заметил Оптимус, обернувшись на тяжело дышащую девушку. Она же сперва просканировала комнату внимательным взглядом, выдохнула и только после прошла внутрь, устраиваясь на своём излюбленном стуле. Оптимус даже вещи перестал туда складировать. Сев на стул, Би закинула ногу на ногу и будто в усталости потёрла глаза. — Мне не нравится то, что сказал тот падший, — призналась демон, думая, что неведение для человека может обернуться проблемами для них. — А что он сказал? — Оптимус сел на кровать, оперевшись локтями на колени. — Он специально ждал нас, специально вызвонил тебя. — Оптимус кивнул: они с Би уже говорили об этом. — Но не для того, чтобы падший исполнил желание человека позлить тебя. Нет, — помотала она головой, и Прайм уловил в демоне напряжение. — Он сказал, что не будет последним. И за ним пришли ещё двое. — И что это значит для нас? — Они смотрели друг другу в глаза и разделяли одно чувство на двоих — тревогу. — Не знаю, но могу предположить, что кто-то охотится. — Демон хотела бы сказать больше, но тогда пришлось бы делиться не только своими предположениями, но и своим прошлым. А Би ещё не была готова раскрыться своему человеку. — Не знаю, за кем. Не знаю, почему. Прайм задумчиво выпрямился, не отрывая взгляда от демона. Её неосведомлённость о происходящем не вселяла уверенности, но ему почему-то думалось, что вместе они смогут преодолеть всё. Главное разобраться. — Я поставила барьеры вокруг всей территории церкви. — Би внезапно поднялась со стула и подошла к сидящему Прайму, смотря на него сверху вниз. Пристальный взгляд пылающих голубым огнём глаз говорил Оптимусу о том, что демон злилась. Но эта злость ничуть не портила её образ: золотистые вьющиеся волосы обрамляли её круглое лицо, губы розовели, веки трепетали, и всё вместе это выглядело завораживающе. — Не выходи за пределы церкви один, только со мной, — пророкотала она и в собственническом жесте провела большим когтистым пальцем по чужой щеке. Прямо как в тот раз, когда угрожала ему. — Это угроза или забота? — ухмыльнулся Прайм и стал свидетелем того, как огонь в голубых глазах потух. Но следом вспыхнули демоновы щёки. — Я серьёзно, человек! — Так я тоже. — И человек не скрывал, что его это веселило. — Думай так, как считаешь нужным, — огрызнулась девушка и резко развернулась спиной. Однако такой выпад не прошёл бесследно: в глазах Би потемнело, в ушах зазвенело, а по голове будто молотом ударили. Она неловко ухватилась за спинку стула, облокотившись на неё. — Би? — Оптимус поднялся и встал сбоку, одной рукой приобнимая девушку за спину. Он чуть склонился сбоку от демона и, убрав светлые пряди за ухо, всмотрелся в её лицо. Бамблби прерывисто дышала и жмурила глаза, пытаясь побороть слабость в теле. Горячая ладонь человека легла между лопаток, и девушке пришлось сделать усилие, чтобы не пугать Оптимуса лишний раз. — Ничего, ничего, — выдохнула Би и опустилась на стул под присмотром мужчины. — Просто много сил использовала в человеческой оболочке. — Твои силы разве не должны, наоборот, поддерживать тело? — хмуро поинтересовался Оптимус, отходя к столу, где стоял кувшин с водой. — Тело лишь вместилище, оно не рассчитано на такое количество мощи, что содержит душа. Да и наш договор ослабил меня. — Оптимус вздрогнул на этих словах, чуть не разлив воду. — Не принимай на свой счёт, — вдруг добавила демон, оборачиваясь на подошедшего к ней Прайма и, приняв из его рук стакан, продолжила: — Контракт обязал меня делиться с тобой силой, чтобы я в случае чего нашла тебя на любых расстояниях, так как ты носитель части меня самой. — Оптимус сел обратно на кровать, внимательно слушая новую информацию. — Постоянное поддержание этой связи и использование силы в наших стычках с одержимыми подточило жизненную силу этого тела. — Она вдруг тяжело вздохнула, опустив взгляд на руки. — Если бы я была в своём истинном теле… — тон, с которым демон говорила ранее, сменился на угрожающее обещание. Глаза полыхнули злой ненавистью, когда она провела пальцами правой руки по шраму на левой ладони. — То что? — То нам никто не посмел бы угрожать. — Она в упор посмотрела на человека, отчего последний в полной мере осознал ту ненависть, что испытывала собеседница по отношению к своему положению. Это стало неприятным открытием для него.***
На улице стояла ночь. Снег с дождём ещё больше размыли дороги, а Бамблби боролась с зевотой. Она не думала, что, возродив свою силу, ещё когда-нибудь будет зевать. Но пока Прайм снова ворочался на кровати и беспрестанно зевал, демон старалась не поддаваться на этот рефлексивный трюк. Её человек вновь начал ворочаться и в конце концов повернулся к ней лицом. Теперь он лежал на боку, подперев голову рукой, и в задумчивости разглядывал девушку. Но ещё миг — и он вновь зевнул. Да так громко и сладко, что демон не смогла сдержаться. Вот её рот открылся и втянул воздух во всю мощь лёгких, а плечи развернулись, снимая напряжение. — Блять! — тихо шикнула Бамблби, немедленно захлопнув рот. Оптимус же не смог сдержаться и расхохотался, запрокинув голову. — Ты это специально?! — взъелась девушка так сильно, что даже вскочила со стула и в наигранной злости нависла над человеком. — Не удержался. — Прайм утёр несуществующую слезу, и спросил: — Раз ты ослабла, не стоит ли тебе отдыхать? Демон нахмурилась, глупо моргнув. Она как-то и не подумала о простом отдыхе для восполнения сил человеческого тела. — Сон? — уточнила она и посмотрела на мужчину. — Почему нет? — пожал он плечами. — Люди ведь так и восполняют силы. Попробуй и ты. Бамблби на миг задумалась, а после расплылась в хищной ухмылке, которая совсем не понравилась Оптимусу, и он внезапно подумал, что демон ни за что не уйдёт из комнаты, а кровать здесь вообще-то всего одна. — Ну раз ты так хочешь, — игриво и покладисто ответила Бамблби и принялась снимать с себя любимый костюм. — Да что ты творишь! — взмолился Оптимус, молниеносно отворачиваясь. На прикроватной тумбочке он увидел свою чёрную футболку и, схватив её, тут же швырнул в демона. Та поймала мягкую ткань и развернула, рассматривая. А Оптимус, краем глаза заметив уже оголённую и круглую грудь, вмиг вспыхнул, отвернулся и медленно выдохнул. Он точно свихнётся с этим демоном. — Господи, — прикрыл глаза Прайм, — зачем я только это предложил? — почти проскулил он, когда почувствовал, как кровать прогнулась под весом демона. — Да ладно тебе, — проговорила она ему в спину, отчего по телу Оптимуса побежали мурашки. — В тесноте да не в обиде. Несмотря на то, что Бамблби каждый раз вот так смущала его, она не позволяла себе заходить далеко. Поэтому, чувствуя дыхание демона, что горячим потоком проходило по спине, Прайм успокоился, пускай сердце и билось чуть сильнее. — Расслабься, человек, — спокойно приказала демон. — Не мешай своим мельтешащим сердцем мне засыпать. — Теперь ты знаешь, как мне мешает твой взгляд, — в ответ кинул Оптимус. Демон хмыкнула и затихла. А Оптимус всё ещё думал о том, что же на самом деле значило поведение девушки. — Би, — тихо позвал он её. — М-м? — Ты ведь не думаешь, что я специально лишу себя жизни? Ответа на вопрос не последовало. Сгустившееся напряжение не пришлось по душе Оптимусу, а потому он развернулся лицом к собеседнице. Между ними было всего около двадцати сантиметров, когда Бамблби запрокинула голову назад, чтобы заглянуть в глаза Оптимусу, лежащему на подушке выше неё. — Не понимаю тебя, — горячо заявил Прайм, нахмурившись. — Сперва ты переживаешь только за свою жизнь, а потом с горящими от страха глазами — только за мою; умоляешь не заканчивать как Хот Род. Теперь ответь мне, Белиал, — демон отреагировала на своё имя против воли вспыхнувшим в глазах огнём. — Что мне думать, чувствовать?! Думать о том, как бы не быть съеденным тобой, или же чувствовать вину за то, что я стал твоей самой большой слабостью? Они сверлили друг друга взглядами: один — злым, другая — деланно безразличным. — Ты действительно моя самая большая слабость, — признала Бамблби, и Прайм услышал в её голосе отголосок сожаления. — То не твоя вина, а моя прихоть тебя сожрать. — Она вздохнула, опустила взгляд на красивые губы мужчины, на его сильную шею с выпирающим кадыком, а затем вновь подняла взгляд к глазам. — Но я боюсь не за себя. Ты сказал, что я умоляла, да, признаю. Человеческая душа хрупка, какой бы сильной она не была. И я боюсь, что в какой-то момент ты не выдержишь тяжести своих грехов. Прайм задохнулся от такого признания. — Что ты знаешь о моих грехах? — опасно протянул он, незаметно для себя ближе склоняясь к лицу демона. — Не забывай, я поглотила часть твоей души. Пускай у меня и нет допуска к её воспоминаниям, но я чувствую всю тяжесть носимой тобой вины. Прайм хотел уже отвернуться, но Бамблби вдруг сглотнула и неопределённо хлопнула длинными ресницами. — Я знаю, что ты никогда и ни с кем не делился своим прошлым. Даже с Альфа Трионом. А я видела, как самые сильные души ломались от снедаемого их одиночества. Они пожирали самих себя чувством вины. — Сделав небольшую паузу и оценив состояние своего человека, Би убедилась, что может продолжить: — Даже зная о нашей связи, о том, что одно твоё слово — и я сделаю всё, даже тогда ты не хочешь делиться со мной своей болью. Ты не доверяешь мне? Прайм не знал, что ответить. Их отношения были запутанные, неопределённые, невозможные. Он не мог осознать собственных чувств, ни с того ни с сего сорвавшись на злость. Возможно, так он боролся со страхом перед будущим и навалившимися воспоминаниями, особенно после того, как стал свидетелем самоубийства. Кровь друга была на его руках. — Поделись со мной и дай мне отплатить за твою доброту ко мне. Так неужели демон действительно боялась за него и Прайм ничего себе не придумал? Она не боялась получить ранения не потому, что оно не окажется смертельным для неё, а потому, что знала, что защищала Оптимуса. А узнав мужчину ближе, она сожалела о своём давнем решении сожрать его? Однако, умерив свой пыл, Оптимус вдруг подумал, что без той попытки поглотить его душу они не стали бы вот так жить. Демон не познала бы заботы и доброты, а Прайм не узнал бы, что на свете существуют такие демоны. Может они и были, раз контракты заключались, но своими глазами Прайм никогда их не видел. — На моих руках много крови, — тихо заговорил мужчина после долгого молчания. — Пускай это и была служба в армии, но это не отменяет того, что я лишал людей жизни. Мысль о том, что они так же хотели убить и меня, успокаивала. Демон слышала, как тяжело её человеку давались слова. Обличить старые и гложущие мысли в связную речь всегда было сложно. — Успокаивала до первого убитого ребёнка. Солдат убил отца на глазах сына, и парнишка поднял автомат, расстреляв моего друга. Я не успел спасти товарища, но мальчишку убил. Бамблби смотрела на человека, а тот не отводил взгляда от неё. И она видела, как желваки проступали на его скулах, когда он собирался с мыслями, чтобы продолжить говорить. Она не могла сопоставить его грехи со своими: слишком разными по своей тяжести они были. И пусть для Прайма его грехи были тяжелейшим крестом, они ни в какое сравнение не шли с грехами демона. Вот только Оптимус в силу скоротечности своей жизни и связанной с этим высокой эмоциональностью воспринимал их куда острее, нежели тысячелетнее существо. Но зато Прайм был благословлён жизнью. Трудной жизнью. Настоящей жизнью. — После случившегося с Хот Родом меня разжаловали до рядового и послали служить к настоящей мрази. — Гнев, ненависть и всепоглощающая вина откликнулись в душе демона, когда Прайм вновь заговорил. — Мы зачищали дом, где террористы держали людей в заложниках. На нас напали, и чтобы осмотреть подвал времени было в обрез. Эта мразь сказала, что двое террористов спрятались там, — голос, до этого тихий, стал сиплым и неслышимым. В уголках глаз мужчины собрались слёзы, — и она приказала бросить гранату. После помню, как из укрытий показались дети, а одна девочка подняла этот чёртов снаряд и протянула его мне. А после… Оптимус рвано вздохнул и закрыл глаза. Человек, солдат, который защищал людей, убил невинных детей. Печаль затопила душу демона, и это чувство было уже полностью её. Сердце сдавило от сожаления, что её человеку пришлось пережить такое. Поэтому она обхватила Оптимуса за торс и уткнулась головой в грудь. — Всё хорошо. — Она откинула голову назад, чтобы вновь заглянуть в глаза мужчины, что были полны горечи и отчаянья. — Тебя обманули, и их кровь на руках обманувшего. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Уверенность девушки в его невиновности сняла часть ноши с души Оптимуса. И он был ей за это бесконечно благодарен.