Терновый Венец

Часть X

      После обеда Фриц также продолжил молебен. День шёл долго, а знакомый силуэт так и не появлялся на глазах у священника. И чем дольше он не мог её найти, тем сильнее волновался. Дьякон не сомневался, что она придёт, но надеялся, что сам не упустит подругу.       Заглядывая каждому прихожанину в лицо, он прошёл все ряды скамеек. Не найдя там Фалеи, он расстроено вздохнул. Ещё как назло кто-то наступил ему на ногу. Больно, конечно, не было, но такое неуважение задело Фрица.       Повернувшись к тому человеку лицом, желая рассмотреть нахала, он увидел знакомую голубую юбку с сорочкой и тугим корсетом. Но самое главное – хорошо узнаваемые волосы, которые прошлись возле него ароматом… Он бы продолжил сомневаться в личности этой дамы, если бы она не повернулась к нему лицом и не подмигнула. Это была она.       Он подбежал к ней и дёрнул за рукав. Фалеа лишь что-то шепнула ему и Фриц сразу её отпустил, слегка порозовев. Вернувшись к работе, он то и дело дёргался, волновался, нервничал. Как только под вечер, окончив службу, дьякон, даже не заходя в келью, рванул к речке.       Шла середина февраля и, пускай снег уже начинал подтаивать, ветер дул не слабый. Ветки деревьев покачивались в одну сторону, как раз к цели Фрица, будто бы подсказывая, куда ему нужно было идти. Впрочем, и без них он выучил эту дорогу.       Споткнувшись пару раз о корни дубов, монах всё же добежал до места, где остановился перевести дух, спрятавшись за стволом дерева. Выглянув из-за него, он увидел знакомую стройную фигуру, одетую в длинный плащ. Она стояла неподвижно, прерываясь, однако, оглядыванием по сторонам.       Вобрав в свои лёгкие прохладного воздуха, Фриц вышел на лунный свет. Обернувшись на шаги позади себя, фигура встретилась взглядом со священником и тут же набросилась ему на шею.       — Ты не представляешь, как я скучала! — Она сильно-сильно сжала своего друга, а тот, в свою очередь, прижался к ней.       — Мы-то как скучали! — Фриц не смог сдержать счастливую улыбку, даже слегка покраснев от радости. Оторвавшись от объятий, ему представилась такая же довольная улыбка Фалеи, развеселив дьякона ещё сильнее.       — Я скучала больше!       — Нас с Мари было двое, значит, мы скучали сильнее!       Они рассмеялись, глядя друг другу в глаза. Оба видели в них счастливое чувство, такое беззаботное, как и этот миг, такое прелестное, как и они сами. Фриц сел на холодную траву и облокотился на ближайшее деревце, а Фалеа, последовав его примеру, положила голову на колени священника.       — Ну, — Сказал монах, разглаживая волосы девушки, — Как на новом месте?       — Знаешь, — Фалеа, не переставая улыбаться, начала свой рассказ, — Всё ещё лучше, чем я ожидала! Здание всегда чистое, всё везде прибрано и разложено по своим местам. Люди добрые, отзывчивые. Я пока только медсестра, но уже спасла трём людям жизнь, представляешь! Один даже был какой-то местный дворянин…       — Разве медсёстры должны спасать людей от гибели? — Спрашивал Фриц.       — Нет, но свободных рук крайне мало, вот нам и приходится выполнять основные задачи профессионалов. Тем более, говорят, в городе бушует грипп.       — Грипп? Фалеа, это ведь опасно! Тебе лучше не…       — Не бойся ты так, — Девица хихикнула, умилённая такой заботой, — Мёртвых пока ещё нет. Надо лишь знать, как правильно его лечить.       — Ну и как же?       Фалеа с воодушевлением пересказала ему всё, что узнала от главного врача своего лазарета. По правде говоря, это был пожилой мужчина, смышлёный и крайне отзывчивый человек. Благодаря ему, девушка многому научилась, в частности фармацевтики.       Рассказывала она долго, минут двадцать, пока монах её внимательно слушал, хоть и в пол уха. Чаще он на неё смотрел, понимая, что девица ничуть не изменилась. Лишь улыбка стала искренней и счастливее.       «Похоже, ей это действительно нравится» — Размышлял он про себя, вспоминая, какой уставшей она приходила, будучи служанкой. На её щёках даже выступил румянец, несмотря на довольно прохладный ветер.       — Ты меня вообще слушаешь? — Фалеа нахмурилась, насупив немного губу.       — А? А, да, конечно.       — Ну а какие новости у вас?       — Ну, — Фриц замешкался, отводя взгляд в сторону. Кроме того инцидента с Луи ему было нечего рассказывать, а такое поведение со стороны священника лучше умалчивать. Как-никак, он ударил первым… — Я ведь не всё узнал. Ты как ешь хотя бы?..       — Постой, — Девушка прищурилась, потом в каком-то удивлении раскрыла глаза, — Как ты разбил бровь?!       — Ударился…       Фалею такой ответ не устроил.       — Как?       — Это… долгая история.       — У нас есть кучу времени. Говори.       — Давай позже…       — Ты дрался?       — Что?! Не-е-е-т! — Губы дьякона неправдоподобно скривились в улыбке, отчего Фалеа сразу заметила фальшь.       — Кто это сделал? — Её миловидные голубые глаза наполнились какими-то нехорошими намерениями. Фриц сглотнул.       — А… а что?       — Я хочу знать!       Священник попятился назад. Ему было стыдно говорить об этом, особенно ей. Ведь, фактически, он сбежал, как последний трус. Что может подумать о нём его подруга?..       — Тебе больно? — заботливо спросила она.       Тот не успел что-либо сказать. Фалеа села ему колени, приподнялась и мягко поцеловала в рану. Фриц в очередной раз порозовел, но отталкивать её не стал. Наоборот, руки непроизвольно и мягко легли на упругую талию, а веки почувствовали невероятную тяжесть, с которой священник и не думал бороться. Прикрыв глаза, он стал робко поглаживать бёдра девицы, её таз, живот. Порою до его ушей доносились хихиканья, вероятно, от щекотки.       Когда Фалеа оторвалась от «лечения» молодого дьякона, Фриц взглянул на неё широкими глазами, полными какого-то необъяснимого чувства. Хотя, он догадывался, что за чувство это может быть…       — Уже не больно? — Задорно спросила Фалеа, смотря на мило взъерошенные волосы друга. Да, её смущённый Фрицси всегда был таким милым…       — Знаешь… — Священник так взбудоражился, что холодные снежинки стали для него горячими, словно капли огненного дождя. В его тёмных глазах также сверкнула какая-то искра, ранее прятавшаяся где-то в глубине, — Я… с каждой нашей встречей я… всё больше влюбляюсь в тебя…       — Глупыш, — Девица нежно улыбнулась ему, кладя собиравшиеся неуверенно вернуться к хозяину руки снова себе на тело, — А я вот влюблена в тебя всем сердцем и очень давно.… Хочешь послушать?       Под конец фразы, она вовсе перешла на шёпот, заставив парня резко выпрямиться, и нахмурено зажмуриться. Ойкнув, она почувствовала, как горячее дыхание сталкивается с её грудиной, а руки священника крепче сжимаются у её бёдер. Дышать стало тяжелее, но гораздо приятней. Прижатый к сердцу монах чётко слышал его быстрое и ритмичное биение, отражающее всю доброту и заботу души, ранее скрывавшуюся от Фрица.       Но, по правде говоря, он боялся. Боялся разбить это хрупкое и нежное творение Господа. Боялся, что разочарует девушку, не сможет выполнить все её капризы и прихоти. Боялся её потерять…       Он еле как сдерживал слёзы. Ему хотелось близости. Хотелось иметь с Фалеей чего-то более сокровенного, чем объятия и поцелуи… Понимание того, что они не могут быть вместе тяготило беднягу, но показывать это чувство он не хотел. Продолжит ли она обращать на него внимание? Или найдёт кого-то посвободней там, в городе…       — Когда-нибудь я стану твоей, — Будто бы читая его мысли, заверила его девица. От этих слов Фриц ещё сильнее прижался к ней, — А пока… Можно я переночую у тебя?       — А как же лазарет? Там же у тебя вроде как есть спальное место, разве нет? — Тихо спрашивал тот, боясь, что возможность вдыхать аромат её волос в постели улизнёт.       — Завтра я просто проснусь пораньше и ускользну от тебя. Надеюсь, ты не обидишься.       Чмокнув в лоб своего святошу, она встала и потянула его за собой. Он охотно последовал за девушкой, предвкушая будущий сон.       Идя по дороге к монастырю, они разболтались. Фриц спрашивал в основном об удобстве в лазарете. Кормиться там надо было самому, из-за чего сбережения девицы сильно урезались. Место для спанья, к счастью, всё же давалось, но снова за плату. В общем и целом, всего по четыре денье в день получала Фалеа и очень была этому рада.       Вечер близился к ночи. Холодной, мёрзлой. Снег начался кружиться, когда пара друзей подходила к нужному месту. Они улыбались, довольствуясь каждой минутой проведённого времени. Фалеа уже вовсе перестала смущаться дружеским шуткам священника, вместо этого отвечая ему своими колкостями. Им было очень хорошо, несмотря на пургу, бьющую им в лица.       Погода была действительно странной, если учитывать то, что город их располагался в южной части Франции. Однако это лишь подтолкнуло друзей прижаться к уже знакомым обоим телам. Фалеа была одета относительно легко, ведь днём была, удивительно, тёплая зима. Дьякон же ходил в своей порванной сутане.       Дойдя до монастыря, они смолкли, стараясь тихо прошмыгнуть в келью. После такого манёвра, они также осторожно захлопнули дверь, хихикая от некоего веселья. А ведь и правда, им было весело!       — Ну что, — Сказал Фриц, снимая с себя сутану. Пускай он и замёрз, а в кровать ложиться в верхней одежде не собирался, — Соскучились по мягкой постели?       — Ты не представляешь как! — Фалеа плюхнулась на перину, распластавшись по всему пространству.       — Ты бы мне хоть место оставила, — Возмутился монах, пытаясь пододвинуть девушку в сторону. Она повиновалась и подвинулась, прикрыв глаза. Затем девица хитро улыбнулась и начала развязывать узелки на корсете.       — Ты… его снимешь? — Спросил её друг, услышав какие-то шорохи.       — Да. Это ведь не гигиенично!       — Но…       Фриц засмущался выдвигать свою претензию и замолчал, не заметив лукавый взгляд девицы. Юбка тоже полетела к корсету под кровать, оставив на теле лишь тонкую сорочку.       — Ты же… почти нагая! — Дьякон в очередной раз за день раскраснелся, но на этот раз не по своей вине.       — Так мы же будем под одеялом.       — Но я-то знаю, какая ты под ним!       — Прекрати смущаться, — сказала она, прикрывая глаза, — А то не выспишься.       — Выспишься тут…       Монах попытался взять себя в руки и неуверенно залез под одеяло. Хихикая, Фалеа укуталась в него до подбородка, прежде чем осторожно приблизиться к другу и обнять его со спины. Фридрих, покрывшийся в который раз алым румянцем, попытался сильно зажмуриться и уснуть. Девушка же не торопилась с этим, наслаждаясь каждым сердцебиением своего «соседа»…              Он проснулся очень рано. Спалось дурно, а голова гудела, заставив монаха прикрыть лоб ладонью. Пролежав в такой позе минут десять, он всё-таки приподнялся. Щурясь, монах кое-как раскрыл глаза. В келье было темно, даже для зимы.       Поняв, что находится в комнате совершенно один, Фриц всполошился и нахмурился.       «И даже не попрощалась», — Подумал он, наощупь трогая одеяло, в котором должна была спать его подруга. Вместо неё, священник дотронулся до бумажки, вероятно, оставленной Фалеей. В темноте ему всё же удалось разглядеть строки, нелепо начёрканные нежной рукой. Они гласили:       «Мой добрый друг, прости, что снова покинула тебя. Не дождусь нашей следующей встречи. Передай привет Мари. Твой ангел»       И рядом, словно подписью, коряво и явно в спешке красовалось размытое сердце. Прижав листок к груди, дьякон долго смотрел куда-то в пустоту с острым чувством влюблённости и страха. Страха перед Манюэлем, перед отцом, перед Господом… Страх этот был пропитан злобой. Злобой отчаянной, но почему-то приятной. Впервые он испытал такое ощущения на собственной шкуре. Словно снежный вихрь оно пылало яростью, ощутимой и такой горючей, будто кипяток пролился по всей душе монаха…       За окном и впрямь был вихрь. Как и говорилось выше, такое поведение для природы южной части страны особенно смущало. Праздник, так ярко сиявший на лицах школяр и просто прохожих, перешёл в гримасу холода. Пожалуй, это была самая мёрзлая зима во всей Франции. Фалее от этого легче не было.       Увы, от простуды люди гибнут даже в наше время, что говорить о тех веках, веках потрясений и революций. К слову о Фалее. Девушке и впрямь пришлось худо. К сожалению, большинство врачей и медсестёр большого лазарета потеряли интерес к бывшей крестьянке, и доброжелательность перешла в безразличие. Впрочем, и она знакомств так и не завела. Даже имена помнила с трудом, что, разумеется, играло свою роль.       Хоть девица справлялась со своим делом весьма неплохо, ничего серьёзного ей не давали, как и остальным медсёстрам. Все сложные операции проводили врачи мужчины. Она частенько им грубила по всяким причинам, но её всегда прощали, пускай и с неохотой. Но до особо кризисных отношений она не доводила ни с кем.       Итак, одним холодным утром, просыпаясь с плохим предчувствием, девушка взялась за привычную работу и уже через двадцать минут в лазарет привезли какого-то худощавого и испачканного в чём-то человека. Один из врачей даже не осмотрел больного, а сразу всё свалил на простуду или какую-то другую лёгкую болячку.       — Погодите, — Запротестовала она, хватаясь за рукав врача, — Вы вот так просто уйдёте?       — Отстань, у меня дела.       — У него ведь явно что-то похлеще простуды, вам так не кажется?       — Вот сама и разбирайся! — Он огрызнулся и пошёл по другим койкам, вероятно, ставить всё те же диагнозы.       Разозлённая Фалеа, оставшаяся в комнате лишь с одной медсестрой, почему-то вечно запуганной, гордо хмыкнула и подошла к кровати пациента. Первым делом она резким движением разорвала ему одежду. К счастью, она была тонкой и, вероятно, предназначенной для спанья. Под одеждой оказалась сыпь.       «Оспа» — Догадалась девушка. Всё оказалось гораздо лучше, чем предполагала девушка. Успокоившись, она попросила служанку принести шприц с вакциной. Та управилась довольно быстро и Фалеа резво вколола в больного лекарство, самодовольно улыбнувшись. После этого дала тем, кто его принёс список, в котором были прописаны все уколы по часам и простилась с пациентом, перед этим хорошенько запомнив старое лицо мужчины…              Завтра она проснулась с предвкушением. Воскресенье. День, который стал для неё долгожданным праздником. Однако их отпускали в церковь только под вечер, и впереди ещё были долгие часы работы. К счастью, они прошёл мимолётно и почти незаметно. Единственное интересное событие, которое произошло за всю неделю, это введение вакцины от оспы вчерашнему пациенту.       Фалеа так погрузилась в рутину, что забыла о времени. Однако кто-то из других, тоже уходящих в церковь, сестёр напомнил ей об этом. Она передала вечернюю смену другим и сама пошла быстрее по знакомому маршруту.       Ещё перед входом туда, она заметила, как помрачнел храм. Рисунки на фресках стали гораздо темнее, уже и не различить с первого раза лицо изображённых персонажей. Снег падал на их белоснежную кожу, делая сюжет ещё печальней, а взгляд тускней. Казалось, что даже они теряют надежду, теряют веру в лучшее. Их глаза плакали снегом, холодной и совсем маленькой слезой…       Та глушь, в которой располагалась церковь, темнела быстрее, чем город. И тишина была совсем другой, ещё более жуткой, более пугающе. Одни только колокола отдавались где-то вдали, напоминая о священности этого места, о его предназначении.       Фалею всегда отталкивало это здание. Оно давило, не хотела пускать девушку, а если и пускало, то каждый шаг по коридору сопровождался тяжким стуком в сердце. Но почему?.. На этот вопрос она ответа дать не сможет никогда. Попросту не примет его.       Уже за порогом она расслышала церковные песнопения, успокоив её тревожную душу. Яркий свет блеснул в глаза, когда девица вошла в зал, наполненный нежным ароматом ладана. Почти сразу она встретилась глазами с Фрицем и заулыбалась. Её друг тоже не остался равнодушным и в лёгкой улыбке кивнул головой. Они снова друг друга поняли…       Присев на скамью, Фалеа долго слушала молебны, смотря в глубокий потолок, словно в небеса, такие же тёмные и грузные. Где-то там, далеко над их тяжёлыми жизнями, витают ангелы. Они наблюдают, хохочут, веселятся. Там нет глупых законов, удерживающих священников от страсти. Нет порицаний в сторону подобных поступков…       Забывшись в своих раздумьях, девушка и не заметила, как Фриц ушёл с её поля зрения.       «Должно быть, уже ждёт у реки» — Решила она и встала со скамьи. Людей было достаточно, зал хоть и не был переполнен, но и пустым тоже не казался, так что её ухода никто и не заметил. На улице стало ожидаемо холодно, ещё холоднее, чем днём. Луна только вышла из своей спальни и освещала Фалеи путь.       Знакомая дорога заняла у неё совсем небольшое время, к тому же, ей всё время сопутствовало какое-то чувство удовлетворения. Но, к сожалению, оно пропало, когда девица, придя к назначенному месту, не обнаружила там своего друга.       Она уже хотела нецензурно возмутиться, но вовремя услышала сзади хруст снега.       — Фриц, лучше бы это оказался ты, иначе… — Не успев договорить, она почувствовала тепло, прижавшееся к её спине. Холодные руки крепко обняли её талию, а макушка почувствовала касание чьих-то губ. Это был он…       — Вот мы снова встретились, — Сказал Фриц, отцепляясь от тёплой Фалеи. Повернувшись к нему, она увидела счастливую улыбку на красивом лице священника. Девушка ответила тем же, охотно залезая в монашеские объятия снова.       Они простояли так минуты три, пока не согрели друг дружку. Дьякон первым разъединил их тела.       — Ты не представляешь, кого я нашёл! — С возбуждением проговорил он, хватая запястья девушки.       Фалеа даже не успела запротестовать, ведь хотелось не только полежать на коленях Фрица, но и выспаться на его мягкой кровати, но юноша разрушил все её планы. Он почти бежал с каким-то воодушевлённым блеском в глазах, прорывался сквозь лесную гущу, но и о своей девице не забывал, часто оборачиваясь к ней. Такое ярое рвение, казалось бы, апатичного священника показалось ей любопытным, отчего Фалеа ускорила шаг, идя вровень с другом.       Наконец, Фриц остановился и резко присел в кусты, потянув медсестру к себе.       — Да что с тобой такой! — Попытался возмутиться та, но у её губ оказался длинный указательный палец дьякона.       — Глянь, — Прошептал он, раскрыв небольшое окно из кустов. Показался вид на поле, ровное и гладкое. Не было ни деревца на этой девственной равнине, которая будто отражала всю чистоту ночного неба. Но что-то всё-таки виднелось на горизонте…       Сощурившись, Фалеа разглядела вдалеке тень, до боли знакомых форм…       — Это конь! — Воскликнула удивлённая девушка. Зверь дёрнулся в сторону кустов, но убегать не стал.       — Да, — Поднимаясь, коротко ответил Фриц, — Он уже тут дня четыре бродит. Ищет, может, кого.       Помогая встать и подруге, он уверенным шагом пошёл к животному, мирно смотрящим в сторону луны. Конь повернул голову к священнику, и Фалеа уже успела разочарованно подумать, что это белогривое очарование ускачет от них как можно дальше, но тот не испугался. Наоборот, завидев монаха, конь таким же неспешными скачками подбежал к нему и спокойно опустил свою морду.       — Он… не убегает? — Ещё больше удивилась девушка.       — Я тоже был сконфужен, — Признался Фриц, гладя гриву животного, — Но мы неплохо поладили ещё в первый день.       — И как давно… вы знакомы?       — Полагаю, дня четыре.       — И ты… уже пробовал на нём кататься?       Священник повернулся к ней со своей лисьей улыбкой, явно что-то задумав. Взяв кисти рук Фалеи, он приблизил её максимально близко к коню. Только сейчас она заметила седло на его спине.       — Он же чей-то! — Подумала девушка. Фриц кивнул.       — Да. Даже имя есть.       С этими словами он указал пальцем на место на седле, и медсестра разглядела золотую надпись: «Джек».       — Имя не французское, — Подметила она, переводя взгляд на дьякона.       — Ты права. Но у нас в городе немало людей с Англии, даже бедняки…       Пару минут Фалеа разглядывала благородное создание. Оно было до блеска белым, словно снег, падающий ему на гриву. Глаза смотрели куда-то вдаль и казались глубокими, погруженными в собственное сознание, которое определённо было у этого коня. Такой спокойный и величавый, зверь казался ей вовсе не зверем, а настоящей античной скульптурой, ожившей прямо на глазах.       Встрепенувшись, конь цокнул копытом и наклонил шею, будто кланяясь.       — Дамы вперёд! — Пригласил заворожённую девицу дьякон.       — Но…       — Отказы не принимаются! — Фриц почти силой заставил её подняться на седло, а затем залез на него и сам. Фалеа обхватила талию священника, явно смущаясь чему-то.       — Что, никогда не каталась на лошадях? — Иронически спросил он, поглаживая шею Джека.       — Мне непривычно… на таком…       — Грациозном, — Завершил за неё фразу монах, — Я тоже сначала беспокоился. Но вскоре с этим свыкнешься, а пока насладись поездкой…       И конь тронулся. Он двигался неспешно, будто действительно наслаждаясь красотой поля. Оно и впрямь было чудесным. Фалеа даже пожалела, что не встречалась с Фрицем здесь, дабы разнообразить их свидания. Небо стемнело, показались звёзды, так ярко пляшущие хороводы у луны. Картина, представшая перед парой, завораживала, захватывала их души. Даже Джек, возможно, шёл так медленно, потому что сам увлёкся красотой ночного свода и не мог оторвать от него свои глубокие чёрные глаза.       Девушка расслабила свой охват у таза дьякона, но не убрала руки полностью. Она хотела насладиться этим вечером всецело с ним. Переместив свой взгляд со звёзд на лицо Фрица, девушка невольно охнула. Священник смотрел куда-то вправо, в сторону церкви, отчего подставлял на обозрение лишь свой профиль. Однако, этого оказалось достаточно, чтобы шальные мысли девицы пустились в пляс, словно звёзды вверху.       Дьякон был красив в лунном свете. До того красив, что Фалеа столбенела, смотря на него, боясь проронить хоть слова. Холодный воздух колыхал им волосы. Если бы кто-то увидел эту сцены издалека, вероятно, тоже бы увлёкся чистотой равнин и небес, так гармонично слившиеся воедино. Это был настоящий рай для художника, музыканта или писателя… Снег будто прошёл эту сторону города мимо.       — Фриц, — Подала голос смущённая девушка, приходя в себя.       — М?       — Где живут ангелы?..       Конь внезапно остановился, тихо фыркнув. Священник же, нахмурившись, долго думал и ответил неким мечтательным тоном.       — Это очень сложный вопрос, — Начал он, подняв голову к луне, — Кто-то считает, что там, наверху. Считает, что они витают над нами, смотрят, охраняют.… Что им есть дело до каждого человека, плохо или хорошего, бедного или богатого.… Как звёзды стерегут луну, так и они стерегут человечество, не смотря, какой лунный камень светит ярче, а какой давно потух…       — И какой же камень ты? — Улыбнувшись, спросила Фалеа.       — Я? А я не камень вовсе! Я солнце, которое пытается преследовать луну, — Отшутился Фриц.       — А твоя луна, это…       — Ты, конечно…       Девица удовлетворённо обняла дьякона крепче и положила щеку к его спине, вскоре уснувши.… Священник слез с коня, взял её на руки и, поблагодарив Джека красным яблоком, пошёл к себе в келью, оставив там уставшую от тяжёлой недели Фалею…              На следующее утро она вновь покинула его, оставив ещё одну записку. Фриц положил её туда же, куда и предыдущую, под подушку. Началась новая неделя и новые ожидания. Священник нередко по вечерам вместо чтения ездил на Джеке, засматриваясь красивым небосводом, так и лезущим ему в душу. К счастью, коня удалось скрывать от посторонних глаз вроде Чарли или Мари. Хотя Мари он бы с удовольствием покатал, но девочка могла рассказать всё ключице ввиду своей детской наивности. А та могла с лёгкостью отобрать Джека у священника.       Дни летели безумно медленно. Солнце действительно пыталось догнать луну, искала за горизонтом, на небесах, может, даже под землёй. А луна безмятежно скрывалась, будто не догадывалась о поисках своего яркого друга.       Может, Фриц вовсе не солнце? А напротив, слабовольная луна, прячущаяся от всего мира в темноте. Чего же они так боятся, Фриц и луна? Ответственности? Священник не боялся ответственности. Ради столь замечательной девушки ответственность — самое последнее, о чём он может беспокоиться. Тогда чего? Быть может, последствий? Нет, дьякон знал, что повлечёт за их отношениями и всё равно готов был поставить свою жизнь ради Фалеи…       Увы, ответить на этот вопрос, священник не смог. Но он точно знал, что её потерю он просто не перенесёт…       А время шло. Понедельник уже не казался таким мёрзлым, как в декабре. Зима хоть и была крепкой, но ушла довольно быстро и бесследно. И хотя ночи всё ещё шли под руку с утром, холод чувствовался только в ветре. Наступила та замечательная пора, когда снег начинал греть. В конце концов, Фриц даже разглядел под ним подснежники и, тщательно запомнив найденное место, приготовил для них особое предназначение…       Когда девица в очередной раз пришла навестить его, монах уже был готов к этой встрече. До этого он сорвал один подснежник на том самом поле и, показав цветок ей, довольный сплёл его с волосами Фалеи.       — Тебе идёт, — Заметил юноша, проведя ладонью по её косе.       — У нас в городе они не растут, — Призналась она, благодарно улыбнувшись другу. Подарок действительно был в тему. Белый оттенок подснежника идеально сочетался с её голубыми глазами, а миловидное лицо само напоминало настоящий цветок. У Фрица на мгновение замерло сердце.       Удивительно, сколько нехороших для священника мыслей появлялись в голову этого монаха. И почти каждую он исполнял в действие, ведь попросту не мог усидеть на месте. Так и сейчас, приблизившись к лицу девушки, дьякон лукаво хмыкнул, придумав, как позабавить себя на этот раз.       — Знаешь, — Начал он, смотря прямо в нежные глаза Фалеи, — А ведь здесь где-то была та бутылка, разве нет?       — С вином? — Уточнила та, — Ты же её выпил.       — Ах, точно, — Фриц наигранно цыкнул, и потёр переносицу, — Я уж и забыл.       — Неудивительно. Полбутылки для такого «праведного» святоши не такая уж лёгкая работа.       — К слову, об этом, — Священник пересел на четвереньки, встретившись за десять сантиметров от вздоха девицы, — Я почти ничего и не помню с того дня…       — Даже наш поцелуй? — Фалеа, кажется, поняла, к чему клонит её друг, поэтому тоже прищурилась и улыбнулась, проведя ладонью по его щеке. Юноша тут же положил свою руку на девичью, вдохнув её приятный аромат. Она стала ещё более нежной, работая в лазарете       — Даже его.       — Не боишься, что это будет не богоугодно?       — Ну, — Он пожал плечами, — Зато я буду знать, как именно мне не нужно этого делать.       — Каков хитрец, — Фалеа рассмеялась, взяв второй рукой его ворот, и притянула к себе — Тогда иди сюда, прохвост.       Фриц, не ожидавший такой резкости, послушно последовал за ней, прильнув своими устами к горячим и жарким губам девицы. Она даже слегка раздвинула ноги, дав ему возможность удобно сесть между ними, чем он незамедлительно воспользовался. Ловкий язык мигом проскочил к другому, обвив того всей своей настойчивой прытью. Фалеа еле сдержала непристойный звук, переместив ладонь со щеки на шею, и уже там прижала священника к себе ещё сильнее, пока тот утопал в старательных манёврах.       Холодный ветерок как рукой сняло. Вместо этого им стало жарко настолько, что оба готовы были раздеться и лечь в снег, но капля приличия в них всё же осталась и, продолжив свои ласки под лучами луны, пара друзей сладостно упивалась друг другом.       Инициатива перешла к Фрицу окончательно, когда девушка закрыла глаза и перестала даже пытаться шевелить языком, уступая в этом своему другу. Он целовался гораздо лучше неё, хотя опыта не имел никакого.       «Талант!» — В шутку подумалось ей, а смешок смешался с лёгким постаныванием.       Голые ветви деревьев прикрывали их стыд, и только зимняя ночь могла разглядеть их каждую дрожь, каждый рывок, каждый любовный вздох. Он влюбился. Окончательно и бесповоротно, так, как не влюблялся никогда. Что же ему делать…       Прекратив свои нежности, монах отодвинулся от Фалеи, заглянув в её розовое лицо. В общем-то, он сам почти не отличался от этого цвета. Они пылали смущением и в то же время жаждали чего-то большего, если судить по влюблённым глазам. Сглотнув, Фриц отстранился от неё, вновь вернувшись на своё прежнее место, у дерева. Не говоря ни слова, они поняли друг друга по взгляду и Фалеа, мило и даже благодарно улыбнувшись, легла на ему колени, сладко засыпая.       Монах же долго мучился со сном, всё никак не мог заснуть. Он смотрел куда-то далеко, скорее всего, на луну. Иногда переводил своё внимание на посапывающую подругу, которой действительно не составило труда уснуть в считанные секунды.       «Замучили, бедную» — Промелькнуло в его голове, прежде чем дьякон опять отводил свой взор. Что же теперь ему делать? Отец явно будет в ярости, но… оставит ли он её? Как он дальше будет жить без этого ангела? Она стала больно кроткой в последнее время. Ни огрызалась, ни хамила, разве что в крайних случаях, до которых Фриц старался не доходить. А может… это он её так изменил? Может, благодаря ему она теперь такая добродушная. Хотя, командирские замашки всё ещё виднелись в её поведении и даже с ним самим…       Поглаживая её душистую косу, священник положил голову на дерево и тоже задремал, кутаясь в своих тёплых мечтах о романтике и приключениях…              Проснулся он рано, однако Фалеа уже успела убежать от него. Опять. Печально фыркнув, он потянулся, но остался на своём месте. Небо до сих пор было тёмным. Возвращаться в пустую и скучную келью ему не хотелось, а его уже породнившийся конь вряд ли будет гулять в такую рань. Осталось лишь ждать просвета и идти сразу в церковь…       Зевнув, он встал и осмотрелся, в поисках развлечения. Не придумав ничего лучше, он тихой походкой отправился к тому месту, где упрятались подснежники. Увидеть их было довольно трудно, особенно в темноте, но Фриц справился с этой задачей без особых усилий, так как уже свыкся к сумеркам. Нагнувшись, священник сорвал пару цветков и сел подле своего тайника. На этот раз подарок был запланирован не для Фалеи, а для Мари. Давно он не делал ей приятных сюрпризов, которые она очень любила.       Переплетая один стебель за другим, у Фрица получилась дуга, потом она всё больше и больше дополнялась, округлялась, и вышел венок, пышный и белый. Это заняло у дьякона порядком десяти минут, но работой он был доволен. На время обвенчав себя своим творением, юноша пошёл обратно к реке. До восхода солнца было всё ещё очень далеко, и он рассчитывал хотя бы полчаса подремать. Каково было его удивление встретить на своём прежнем месте седого, бородатого, смуглого сторожа этого леса и его грустную собаку. Он горбился, мычал и грузно смотрел куда-то вдаль, изредка поглаживая пса Рауля.       Услышав хруст снега, сторож Акиф обернулся в его сторону и приветливо улыбнулся, всё же сохранив печаль в глазах. Снег много где подтаял, хотя в некоторых местах его вообще не было. Столь чудный момент, этот снег. Разве есть что-то внушающее такую же непреодолимую тоску, как эти белые хлопья? Когда падает снег, забываешь всё: и себя, и свои обязанности, и свои права. Хочется в нём укутаться, согреться им, стать ангелом. Впрочем, у одной девицы это уже вышло…       Жестом Акиф пригласил Фрица к себе. Священник, слегка смутившись, всё же присел рядом, не забыв снять свою корону из подснежников. Ветер не дул, хотя было уже февральское утро. Казалось бы, самый холодный месяц согревал монаха и его собеседника с псом от пальцев ног, до клочка волос на макушке, безмятежно трепетавший под дуновением воздуха. С минуту они сидели молча, обнимаясь с самим собой ради полноценного тепла, пока сторож не подал голос.       — Она и впрямь красивая, — Сказал он с привычным для дьякона своим акцентом.       — Очень… — Фриц порозовел, но, осознав свою оплошность, чуть не поперхнулся, — То есть… о ком это ты?       — О служанке, — Акиф улыбнулся ещё шире и печальней, а рука полезла на шерсть собаки. Она легла на свои передние лапы и завиляла хвостом, — Вся церковь знает о вашем романе. Так смысл таиться?       — Я ведь… — Юноша замялся. Он не знал, можно ли ему о таком говорить вообще. Хотя с другой стороны, это ведь был всего лишь сторож.… Да и действительно, уже весь храм не равнодушен к их грешкам. Так чего ж от них прятаться? — Я не знаю. Священник не должен заниматься такими непотребствами. Это пошло и,… и грязно, и…       — Знаешь, — Сторож осторожно положил свою руку на плечо собеседнику, продолжая смотреть далеко в озеро. Он будто постарел лет на пять, — Я ведь тоже был в подобной суматохе. Поделиться прожитыми годами?       — Думаю, лишний опыт мне и впрямь не повредит, — С лёгкой улыбкой ответил Фриц.       — Я… — Начала сторож, теребя рукав пожухлого пальто. Говорил он медленно, желая правильно и без акцента сформировать свою мысль, — Я же из солдафонской семьи. Мой отец был солдат, дед был солдат и прадед. Да мало того, что солдат, так ещё и гвардеец, янычарами звать. И я должен им стать. С утра до ночи, аллах свидетель, тренировался, с ружьями бегал. Да вот только…       Он отвёл взгляд и нахмурился. У горла стал комок, мешающий говорить без хрипотцы.       — Чем только чёрт не шутит, — Продолжил он, ухватившись за собственную шею, — Влюбился, сбежал, женился.… Впрочем, ерунда то. Я вот что говорю тебе: своё брать надобно, понимаешь? Ведь, бес знает, что может выйти. Девица-то она хоть и не в самом пике молодости, так сказать, но формами недурна. Хватай!       Фриц задумался. Действительно, Фалее было примерно лет двадцать или двадцать два, как самому священнику. На то время возраст далеко не пожилой, но и уже не спелый плод. Однако столь желанный для дьякона, столь манящий…       Благодарно кивнув, монах встал с земли.       — Спасибо, Акиф, — Попрощался он, — Живи хорошо.       Они разминулись. Хоть диалог показался Фрицу пустоватым, но он выудил оттуда всё, что требовалось горячему рассудку. Сторожу было уже за шестьдесят, солидный старец знал больше, чем сам он. И.… Это помогло. Долго он размышлял над его словами.       Казалось бы, такая типичная ситуация: мужчина и женщина не могут свободно любить, но почему тогда.… Почему эта несправедливость так реалистична. Быть может, он боялся вовсе не Бога. Господь добр, простит и его, к тому же Фриц верен Фалее и ни за что не станет прелюбодействовать с другой. Даже если та уйдёт с другим, чего он боялся не меньше Творца. И всё ж был человек, которого монах боялся. Так боялся, что при мысли о побеге его нередко бросало в дрожь. Отец не позволит. Сделает всё, что угодно, но не позволит названному сыну обрести желанное счастье…       Утром он отправился в церковь. Там они с Манюэлем через катакомбы перешли в школьные здания и училища, но перед этим он намеренно встретился с Мари и передал ей венок. Крепко обняв священника, она поблагодарила его и сразу же одела, под улыбку дьякона…              Неделя вновь прошла незаметно. Всё теплей становилось во Франции, а, следовательно, в их небольшом религиозном городке. Фалеа уже могла спокойно гулять по мостовым города в своём привычном голубом платье и туфлях. Ну, то есть, если бы у неё было на это время. Врачей и медсестёр всегда грузят. Как бы ни старательны были они, пациенты находят нюансы, а потом на это рано или поздно обратит своё придирчивое внимание начальство. Поэтому, гулять по городу девушка не могла…       И всё же, на походы в церковь никто так и не посмел позариться, отчего девица, уже не кутаясь в тёплый, но, к сожалению, дырявый плащ, могла спокойно навестить своего любезного друга. Сегодняшний день был по особому чудесен. Казалось, что снегири начали петь краше соловьёв, а ветви голых деревьев будто позеленели от ушедшей рано зимы. Год близился к златокудрой весне, красивому и в то же время дождливому времени года.       Путь к церкви тоже сиял желтизной, но ещё ранней, блеклой. Ветер дул наотмашь, не желая испортить радостное настроение девицы своим холодом. И даже тропинка, казалось, расстилалась перед её изящными ножками, раскидав весь снег по краям.       Церковь также преобразилась. Пускай она оставалась мрачной и тёмной, постепенно меняющаяся зима хорошо отразились на ней. Снег почти ушёл с её крыш и окон. Фрески вновь засияли разноцветной гаммой красок. Ну а само здание звало к себе хором, который шёл всемирной цепью от Лиссабона до Петербурга.       В храме её поджидал всё те же столпы и скамейки, на которых приходило всё больше горожан. И краем глазом, как всегда бывало такое, Фалеа заметила помахавшего ей молодого священника. Подмигнув ему в ответ, бывшая служанка села на скамью и с трепетом в сердце прислушалась к молебну…       Порой, молитва единственное, что есть у человека. Даже безбожники ударяются в Библию, проклиная её каждое слово, но продолжают поедать глазами писания. Никто не сможет сказать вживую, есть ли господь на небесах, но ведь каждый верит в своего господа. Моцарты, Чайковские, Байроны, Ван Гоги — все они могут быть идолами для людей не верующих. В своё время и Наполеон кому-то был всевышним, простой, казалось бы, человек, родившийся в простой семье.       И хотя Библия запрещает создавать себе идола, не бог ли им и является? Священники служат ему, что значит ещё большее идолопоклонничество. И всё же, они закрывают на это глаза, будто не замечают явный обман. Разве можно запретить любить? Человек всегда стремится к любви, а Библия запрещает ему этого. Разве можно запретить воровать? Бог не даст нищему ни еды, ни денег. И даже после голодной смерти его лик даже не приблизится к святым. Тогда в чём же смысл господа?       И всё-таки люди верят. И должны верить. В своего кумира, в своего бога.       Предаваясь размышлениям, Фалею вернуло в сознание лёгкое прикосновение за плечо. Обернувшись, она заметила знакомого священника, удаляющегося из церкви на оттаявшую улицу. В самом здании изрядно опустело, и только хор продолжал без устали выполнять свою работу, воспевая каждого Святого, которого они знали лишь по сказаниям.       Девушка поняла, куда пошёл Фриц, и тоже последовала из храма в излюбленное место сладкой этой парочки. Река, по идеи, тоже уже остыла и забурлила тёплой волной, словно кровь по венам. Подходя к воде, Фалеа сразу уловила краем глаза знакомую стоящую фигуру, смотревшую куда-то вдаль. Фриц был даже немного нахмурен и, казалось, озадачен чем-то. Услышав подругу, его грубое и печальное лицо сменилось улыбкой. Он замялся, не зная, что и сказать.       — Я скучал, — Неуверенно вымолвил он. Придумать что-либо ещё монах не успел, ведь чуть не свалился прямо в реку, сбитый с ног Фалеей. Она набросилась к нему в объятия, сжимая крепко-накрепко. Сперва удивлённый дьякон поморгал глазами, но потом смущённо улыбнулся, ответив на заботу тем же. Ему пришлось нагнуться, чтобы обхватить талию девицы, отчего душистый запах синеватых волос девушки встретился с уловившим этот аромат Фрицем. Вдохнув всеми лёгкими сладкий воздух, витавший у него перед носом, священник прикрыл глаза, утопая в распушённых локонах Фалеи.       — Я тоже скучала, — Пробормотала она, нежно потёршись о робу друга. Они постояли в этой позе ещё некоторое время, прежде чем священник с неохотой распустил миг своеобразной дружбы.       — Ну что, пошли, — Предложил он, берясь за тёплую руку девицы, — Не хочешь прокатиться на Джеке? Заодно расскажешь, как увлекательно копошиться во внутренностях мертвецов.       — Ну тебя, — Надулась Фалеа, но руку не отдёрнула и пошла вместе с Фрицем, попутно объясняя ему, что работает исключительно с живыми пациентами…              Путь до открытой равнины составил, как показалось девушке, примерно десять минут, а то и меньше. Возможно, потому что она сильно увлеклась рассказами о своей работе и вопросами о делах друга. В такой премилой обстановке они дошли до знакомой поляны, где уже поджидал друзей белогривый, благородный конь, смотрящий куда-то высоко на луну.       Когда Джек заметил Фалею с Фрицем, то направился к ним навстречу своей лёгкой походкой. Девица, словно в первый раз, заворожилась красотой коня. Удивительно, что такое чудное создание, да ещё и с седлом, вот так вот оказалось в лесу, без присмотра, без хозяина, который, очевидно, у животного есть. Или только был, как у Фалеи.       Почему-то ей стало жаль коня. Она почувствовала тоску в его чёрных прелестных глазах. Он скучал. Потерянный, возможно даже брошенный, он ходил по земному пространству, в поисках незнамо чего. Когда же он увидел священника, подзывающего его рукой, это белоснежное создание природы оживилось, ободрилось. Он нашёл то, что искал.       Внезапная параллель с конём заставила девушку смутиться. Фриц сел на Джека и оттуда помог порозовевшей девице забраться в седло. Обняв талию монаха, она прикрыла глаза, размечтавшись о чём-то своём, девичьем.       Фриц уже целовал её. Целовал искренне, самозабвенно. Он влюбился в Фалею и, мало того, влюбил её в себя. Это странное чувство, о котором она лишь могла слышать и подозревать, билось в её груди прямо сейчас, улавливая похожий стук в соседнем теле. Это билось его сердце…       Горячее сердце, которая она украла в ответ на воровство своей целомудренности. Но странно, дьякон так и не притронулся к ней. И речь шла не об обычных объятьях или поцелуев, нет. О нечто большем, о слиянии двух тел, двух сердец. С этой мыслью, её собственное сердце забилось чаще…       Сама не понимая, почему и зачем, её руки полезли к Фрицу. Одна начала взбираться вверх, стремясь, наверное, дотронуться до ворота и приоткрыть его, дав влюблённому взгляду девушки насладиться своему странному влечению, ключицами. Другая, казалось, невинная ручка направилась вниз, а точнее, залезла аж за пояс…       — Ф… Фалеа, — Фриц вспыхнул краской и заёрзал, но коня не остановил. Тот также двигался вперёд, возможно, хихикая в своём лошадином разуме, — Что ты…       — Не утруждай себя вопросами, — Тихо ответила она, уходя за пределы дозволенных ласок. Пальчиками девушка коснулась той самой твёрдости в пахе, отчего ярко алый монах дёрнулся и схватил её за предплечье. Та в свою очередь тоже покрылась пунцовым цветом, но руку даже не думала убирать, напротив, задорно улыбнувшись, — Тебе с таким размером бы в королевский двор, «удовлетворять» всяких фрейлин. А то и настоящих принцесс…       — Мне, может, и кажется, — Пытался отшутиться Фриц, заодно отдёргивая шаловливую руку подруги из своих штанов, — Но у меня уже есть одна неудовлетворённая принцесса…       — Может, уже исправишь это упущение? — Фалеа странно посмеивалась и кое-где даже облизывалась, хотя и сильно пытался сдерживать своё явное возбуждение. Опьяняющая развратность неожиданно накатило всё её тело после того, что она нащупала у своего священника…       — Фалеа… Я ведь… Ты же знаешь.… — Фриц в стеснении тяжело дышал и оправдывался, пытаясь успокоиться. Но девушка оказалась стойкой, и сдаваться просто так не собиралась, явно метя на нечто большее. Да, уже было дело утром, когда она могла отчётливо ощутить всё достоинство монаха, но.… Тогда момент был испорчен. А сейчас луна, конь, свежий ветерок, всё будто подталкивало их на дальнейшие действия. Что ещё могло быть более романтичней, чем эта ночь. Фалеа впервые от всего своего грубого сердца возжелала своего друга.       — Пожалуйста, Фриц, — Прошептала она, ещё раз проводя пальцами по внушительному, оттого и желанному месту, — Если ты оставишь такое дарование нетронутым, на тебя обидятся женщины всего мира…       — Я не могу… — Повторял оцепеневший дьякон, сильно зажмурившись. Джек сам шёл в своём направлении, ведь наездник уже не мог им управлять, — Если хочешь, я могу поцеловать…       — Мы с тобой уже целовались, — Грубо отвечала девушка, — Мне нужно другое…       — Ах, вот ты где, — Неожиданно, их конь встал и фыркнул. Фалеа тут же прекратила свои «приставания», чем Фриц сразу воспользовался, быстро, но всё же осторожно убрав из-под своего пояса распоясавшуюся ручку подруги. Хотя и он смутился такой резкой остановке.       Посмотрев за наклонившуюся вперёд шею Джека, священник увидел пожилого человека, идущего им навстречу. Конь не двигался, и, казалось, всматривался в незнакомца. Тот же ярко улыбался и стремился к животному.       Переглянувшись между собой, пунцовые Фалеа и Фриц в недоумении глядели на старика. На нём было что-то вроде сорочки, причём очень чистой и накрахмаленной. Сверху же пестрилась красноватая жилетка, явно недешёвая, из которой небрежно торчала цепь от часов, тоже вряд ли дешёвых. Лицо мужчины было покрыто морщинами и шрамами. Он словно недавно переболел оспой…       И самое главное, Фалее он был знаком. Девушка будто уже видела его персону, но не могла вспомнить, где именно, в задумчивости рассматривая старческий облик.       Тем временем, незнакомец подошёл к коню и похлопал по морде, как будто не замечая наездников. Он что-то бормотал про себя, улюлюкал и вечно поглаживал коня по гриве.       — Наконец-то я тебя нашёл… — Прошептал старик на ухо зверю.       — Прошу прощение, — Подал голос Фриц, собираясь спешиться для разговора, — Вы кто?       — Ну как же. Владелец этого беленького мальчика.       — Вы?!       — А что в этом такого удивительного? — Немолодой мужчина с улыбкой посмотрел на Фрица, пока тот помогал встать на землю Фалее, — Я тут живу неподалёку и торгую лошадьми. Джек — моя гордость, и упустить такого замечательного зверя было бы кощунством! А вы, извольте знать, кто?       — Я священник, — Хотя и не чувствую опасность в, как ему показалось, слабоумном старике, монах решил всё же скрыть своих имён. И впрямь, «владелец» коня казался подозрительным: не только ничего не предъявил двум друзьям, разгоняющим на его якобы питомце, но и говорил он как-то… странно. Это напоминало Фрицу акцент, — А это медсестра.       — Спасибо, что присмотрели за Джеком. Может, зайдёте ко мне на.… — Тут старик взглянул на Фалею и его глаза просияли удивлением и даже каким-то благоговением, — Кто, говоришь, твоя девка-то?..       — Сестра милосердия. Она работает в городе, в лазарете.       — Вы… в… — Старик бросил гладить коня, подходя к девушке. Та сморщилась и попыталась спрятаться за Фрицем, — Вы же… Жизнь мне спасли…       Фалеа изогнула в удивлении бровь. Она явно знает этого человека, но не помнит. И девица искренне надеялась, что этот человек хотя бы «адекватный». Внезапно в её голову пришло довольно свежее воспоминание, благодаря которому вспомнился и этот мужчина. Впервые, когда она утёрла нос настоящим врачам. Такой день нельзя было забыть…       — У меня был сильный зуд и язвы… — Продолжал тем временем старик, радостно ухмыляясь, — Какой-то олух сказал, что у меня простая простуда, но вы…       — Я вспомнила! — Крикнула Фалеа, тоже улыбнувшись, — Да, я вас помню! Я тогда всего лишь поставила вам вакцину. Ведь так?       Ошарашенный Фриц переглядывался то на подругу, то на «владельца» Джека, не улавливая нить их разговора. Тем временем, Фалеа вышла из-за спины дьякона, воодушевлённо смотря в глаза старику. Тот, походу, тоже был чрезмерно взбудоражен.       — Вы здоровы? — С открытым любопытством начала свой допрос девушка, — Вакцину до сих пор ставите? Язв вроде меньше… Ходить можете легко? А на лошади кататься можете? В весе прибавились?       Старик отвечал на все её расспросы, дружелюбно улыбаясь. Это был тот самый больной пациент, которого Фалеа около трёх недель назад буквально спасла своей заботой об окружающих. Она была такой же уставшей в тот день, как и врач, отказавшийся лечить больного, который, кстати, оказался не самым последним человеком в их городе.       — У вашего коня написано имя на седле. Его зовут Джек. Это не французское имя, — Всё-таки подал голос Фриц, когда услышал весь рассказ Фалеи, — И разговариваете вы на знакомом языке. Вы не британец?       — Именно! God, save the king! — Мужчина встал по стойке смирно, забыв, что мундира при себе у него не имеется.       — Как же вы попали к нам?       — Я же сказал, я торговец. Путешествовать по миру и втюхивать глупцам бесполезный товар — моё хобби! К тому же, здесь я только недавно, так что вы можете меня вполне не знать. О, вижу, что верите вы мне с неохотой. Что ж, тогда прошу последовать к моему пристанищу.       Старик повернулся и жестом пригласил парочку идти за ним. Пожав плечами, они договорились, что пойдут вместе и никаких хитроумных планов на случай какой-нибудь неожиданности со стороны мужчины не строили. Их новый знакомый выглядел вполне убедительно.       О приставаниях Фалеи, казалось, все позабыли, но у Фрица всё также всплывало в памяти е прикосновения рукой, отчего краска никак не хотела спадать с лица. Девица вышла вперёд, чтобы пообщаться с пациентом и как следует разузнать его самочувствие, а монах вёл за уздечку Джека, отдаваясь своим мыслям.       Он влюблён в Фалею, это так. Но он не готов настолько сильно перечить законом отца. Да, не господа, а отца, который и родным-то ему не был. И всё же, он сделал для него, быть может, даже большего родного папы… Фриц своей образованностью обязан в первую очередь именно ему…       Поход до дома старика составил минут двадцать. Когда они пришли на холм, под которым располагался особняк торговца, тот всё тем же жестом приказал остановиться обоим.       — Там стоят мои слуги, — Указывал он пальцем на столпившихся в полукруг людей, нервничающих и взволнованных, — Та толстая мадмуазель — моя повариха, Жанна. Пускай и тактильна чересчур, но баранина у неё что надо! Тощего твоя девка, священник, уже видела — это Франц, моя личный лакей. Добрый и верный малый. А остальные — Жак, Бернар, Давид и Жерар, тоже слуги.       Перечисляя всех по именам, старик, представившийся им как Джордж, заметил, как сильно беспокоятся о пропаже господина.       — Ну что ж, — Сказал Джордж, спускаясь по холму, — Было приятно с вами познакомиться. На Джеке катайтесь сколько душе угодно, он теперь и ваш тоже. Считайте это моей благодарностью.       Фриц и Фалеа остались на холме, чтобы понаблюдать за дальнейшими действиями. Старик спустился к толпе, которая тут же его и окружила.       — Мсье Беквит, — Засуетился вокруг господина Франц, — С вами всё в порядке?       — Вы нашли коня? — Поддакнул тучный Жерар.       — Да, друзья мои, — С ласковой улыбкой ответил им старый Джордж.       — И где же он, мсье?       — Пусть гуляет. Я уверен, дорогу он к нам уже знает…       Теперь у друзей сомнений не осталось. У них в знакомых только что появился зажиточный купец. Посмеявшись от всего сердца, Фалеа и Фриц побрели с Джеком обратно на поляну, чтобы ещё немного покататься и повеселиться. И уже потом пойти спать…       Следующим утром, Джек оказался прямо у порога особняка причудливого старика Беквита.