Моя труппа останется здесь

Детей и взрослых собрали в средней части города — туда, по словам военных, не долетят обломки Стеклянной башни. Хан со своей маленькой армией стояли позади взрослых. Когда через мельтешение тел и лиц удавалось увидеть хотя бы отблеск Многогранника — сердце его замирало; а когда начинало биться вновь, то скакало от горла к пяткам. Капелла с братом тогда стояли в первых рядах. Такое зрелище, устроенное ею, разумеется, чрезвычайно льстило самолюбию — как же, победа над врагом. Инакомыслящим. Только победа эта, думал Хан, не только для них, но и для города — приговор: словно садовник срезал самую прекрасную розу в саду. Неужели она не подумала, что после такого ему, садовнику, придётся собирать букет для своей жены из сорняков? Их взгляды на несколько секунд встретились. Капелла улыбнулась, но первой отвела взгляд. Улыбка её — такая же внешне приятная, но холодная, как и прежде, таила в себе зарождающуюся силу Хозяйки. При этом другие Хозяйки не пришли посмотреть на её триумф: Катерина больше не считала себя достойной и уснула сном, навеянным Морфеем; Самозванка куда–то запропастилась; Мария… от мыслей о сестре Хан сглотнул образовавшийся в горле комок. По замыслу Харона (то есть самой Капеллы) — Мария должна стать его женой. Данный ход действительно положил бы конец вражде между семьями; только вот несвершившаяся новая Алая Хозяйка сразу после объявления решения бросилась в свои покои, заперлась и с тех пор не выходила. От мыслей — тяжёлых и вызывающих бессильную злобу, — Хана отвлёк грохот артиллерийского залпа: весь город содрогнулся и, вопреки предостережениям военных, вода в Горхоне и здания затряслись, словно игрушечные. Благо, «операция по удалению аппендицита» (так пошутил, объясняя своё решение детям, Бурах) быстро закончилась. В ушах жителей, правда, треск и вопль стояли ещё несколько дней, а в окнах и зеркалах то и дело появлялись странные тени — но то ничего: жители быстро привыкли, что частичка Каиных как бы осталась с ними если не навсегда, то очень надолго. А когда дети говорят про «долго» — за ним нередко стоит мгновение.

***

Капелла велела домашним и своим верным занавесить все зеркала. Каспар случайно застал, как она разбивает своё маленькое прикроватное зеркальце, осколки впиваются ей в кожу, но всё нипочём юной Хозяйке. Каин не стал предлагать свою помощь, но дождался, пока его невеста сама обратит на него внимание. Она смотрела на осколки и в них ей виделось странное, возможно, чужое и чуждое; оторвавшись от видения недосягаемого (теперь) мира, Капелла кивнула, поприветствовав бывшего жителя Башни: — Не подумай, я тебе рада. «Радость» её была формальностью; никакого яростного устремления, свойственного Каиным, Каспар не видел и, отметив, что пришёл по делу — а он действительно пришёл исключительно по делу — приблизился к Виктории. Искреннего восхищения её даром не было — только горечь разочарования в том, как сложились обстоятельства, и за ту сторону Горхона. Даже сейчас, спустя несколько месяцев, Каспар часто приходит к мосту и наблюдает, как люди по цепочке передают вёдра, наполненные кровью. Данковский и Бурах оказались правы: под Многогранником много крови, хватит, чтобы сейчас напоить весь город. А ещё — чтобы затопить целый квартал и отравить Горхон. Говорили же взрослым — не лезть! И всё же — полезли, разрушили чудо, ради которого отдали свои жизни Георгий, Виктор и Мария. А они ведь отдали: дядя с отцом в тот же день «сгорели» от, предположительно, песчанки, а сестра… Сердце вновь, совсем как тогда, совершило марш–бросок от горла до пят. Настоящий командир не показывает слёз, но одна всё же показалась и покатилась по щеке последнего Каина. Мария несколько дней мучительно умирала, отказываясь от еды и питья. Так сказали бы, конечно, скептики, но Хан знал: она не выдержала свалившейся на неё ответственности. Симон, Нина, Георгий, Виктор, Мария — они погибли напрасно. Всё зря. — Ты часто сюда приходишь. Прощаешься с близкими? — вырвала Хана из мыслей Капелла так, как умела: словно они и до того достаточно долго беседовали, открывая друг другу тайны, обнажая души. Но — нет, всё её очарование представлялось игрой в одни ворота, и Каспар поначалу отказывался говорить, но затем всё же ответил: — Нет. Общаюсь с ними. — Надо же, какая интересная игра. Но я не осуждаю тебя за несвойственную сентиментальность, — лицо Капеллы никак не изменилось, хотя в голосе прозвучало некоторое удивление. Она поравнялась с Ханом, и теперь они смотрели на другой берег реки, туда, откуда ещё возвышались дома и шпили, оставшиеся от Многогранника. — В Башне мы могли быть детьми, а теперь вынуждены говорить о «свойственности» и «сентиментальности» как скучные взрослые. Можешь не улыбаться —я уже давно не надеюсь, что ты сможешь меня понять. Общие фразы и фальшивое сочувствие не вернут мне родных, — взглядом Каспар отыскал остывшие Горны, а затем посмотрел на свою спутницу. Она действительно улыбалась; за годы вражды соперники становятся друг другу ближе любимых. Ближе отца и сына, дяди и племянника, сестры и брата. — Всегда приходится чем–то жертвовать. Моя ставка перебила твою. — Теперь мы квиты, — Хан кивнул; он о чём–то ненадолго задумался, благо, Капелла, похоже, не торопилась. — Данковский не был моей ставкой. Он человек слова, за что его можно и нужно уважать, но мы практически не общались. Я доверился сестре… и почти победил. — Представь! Мы могли бы вести такой разговор на другой стороне Горхона, но ведём его здесь. Значит, твоя сестра оступилась. Из–за такой недальновидности Хозяйки и гибнут люди. Нет, не оступилась. Просто наступила на подол собственного платья и скатилась вниз по лестнице, пока шпиль башни не пронзил её сердце. Красивая, бесчестная метафора. — Я сделаю вид, что не заметил твою колкость из чувства взаимоуважения, но ответь мне на один вопрос, — теперь они смотрели друг на друга, — как ты спишь с пятью разлагающимися телами в шкафу? — Крепко, как и полагается Хозяйке, — Капелла словно не слышала этих страшных слов. — Возвращайся в Сгусток, когда закончишь себя обманывать. Хан вновь пробежался взглядом по соседнему берегу реки. Он всегда приходит сюда один, оставляя свою разорённую, расстроенную, озлобленную стаю где–то далеко. Никто не причинит ему здесь вреда и не сможет задеть — сестра позаботится. Удивительно, что напоминание о Каинском провале — высокая кровавая вода, окаймляющая город, — стало моментом воссоединения всей семьи: в отражении Каспар видел себя с Симоном, Ниной, Георгием, Виктором и Марией: все они улыбались.