Бронзовый Дракон

Всё происходит словно в тумане, Алейна почти бегом возвращается в покои, запирая за спиной дверь. Она прижимается к деревянной поверхности, подпирая собой створки, словно стражники с обратной стороны больше не способны её защитить. Из груди вырывается приглушенный стон. Она закрывает рот ладонью, кусает кожу, заставляя себя держать лицо. Соберись. Эймонд может зайти в комнату в любую секунду, а ты поклялась молчать. В конце концов, это просто дядя. И, даже если ты любила его, он не первый и не последний, кто умрет на твоих глазах. Но ты поклялась молчать. И значит будешь. Визерис умирал так жалко и так беспомощно. Вот как на самом деле уходят драконы. Вот вся ваша сила и торжество. В сияющих некогда глазах не было ни крупицы счастья. Только боль и одиночество. Безумие. Бессилие. И обращение к Рейнире. К чертовой Рейнире, будь она проклята. Но ты поклялась молчать. Если не ради королевы, то ради того, чтобы Эймонд сегодня мог выспаться, потому что то, что ждет их всех завтра, будет отвратительно и жестоко. Алейна удивляется, как быстро эти мысли отрезвляют её. Она умудряется дойти до постели. Слезы отступают. Какой в них прок, если теперь все решает скорость, лояльность и мечи. А ещё драконы. Стоит написать близнецам. Или накрыться с головой одеялом и сделать вид, что ничего не происходит. Завтра. Сегодня всем стоит выспаться. Всем, да не тебе. Теперь это кажется невозможной роскошью. Последние слова Визериса проносятся в голове. Снова и снова. Ты единственная. Алейна обнимает себя руками, беззвучно крича в подушку. Ей хочется найти логичное объяснение своим действиям. Единственная. Как ей хочется, чтобы эти слова были адресованы ей. Чтобы дядя видел будущее в ней. Но он спутал. Конечно, спутал. Вот только с кем: Рейнирой, Эйгоном, Эймондом или Алисентой? Есть ли разница? Он спутал. Потому что был в предсмертном бреду. Но ты — нет. Ты жива. И продолжишь жить, если сделаешь правильный ход. О пророчестве, вероятно, знают четверо: Рейнира, ты, Эймонд и Алисента, которая ни черта не поняла. Он сказал про принца, который обещан. Принц в этом квартете один. Ты не соврала. Не нарушила его волю. Да и в конце концов, воля Визериса — сохранить мир. И ты служишь этой миссии. — Ты поздно, — Эймонд привычно проскальзывает через потайной вход в комнату. И тут же замирает. — Ты в порядке? — Налей мне вина, — Алейна отрывается от подушек и садится на кровати, прижимая колени к груди. — Помнится, ты мне обещал, — она выдавливает улыбку, стараясь вернуть лицу спокойное выражение. Таргариен прищуривает глаз, но больше не спрашивает. Случилось. Вопрос только что. Если снова Эйгон, что ж, он не завидует старшему брату. Но скорее её расстроила Алисента. И тогда все намного сложнее. Алейна наблюдает, как Эймонд перемещается по её комнате. Статный и высокий. Едва ли он чем-то похож на Визериса. Будто и не его сын вовсе. Острые черты лица — опасные и порой жестокие. Широкие плечи. И взгляд, пронизывающий до костей. Но сможет ли он не сломиться под ношей, которую ты хочешь на него возложить? Быть королем — не то же самое, что достойным сыном короля. Ты ведь проклинаешь его. Да и кто дал тебе право выбирать наследника? С чего ты взяла, что кто-то спросит у выродка… Алейна одергивает себя. Спросят. Выбора не будет. За тобой драконы. Минимум два. Но Эймонд… А сможет ли он справиться с тем, как его брат взойдет на трон? Не будет ли хуже, если ты не вмешаешься? — Алейна? — он протягивает кубок и оставляет около себя графин, чтобы больше не подниматься с кровати. — Мы можем выпить в тишине и лечь спать? — она смотрит на него стеклянным взглядом. Сберечь. Ещё на немного. — Я так устала. — Алейна, если моя мать… — Мы не обсуждали с королевой нас. Только Семерых и короля, — она выдавливает улыбку, заставляя кузена поверить, ведь в целом это правда. Но после делает глоток: большой и быстрый, неестественный для себя, чем выдает свою чрезмерную нервозность. Ты потеряла свою мать в четыре года. Ты знаешь, как это больно. И не можешь заставить его пережить то же самое. Но Эймонд старше. И кому-то всё равно придется рассказать ему. Значит сделаешь это завтра утром. А эту ночь оставь для вас двоих. Защити его. Пока это ещё возможно. — Что моя мать говорит про короля? — Эймонд растягивается на кровати, облокачиваясь на подушки. Дает понять, что устроился удобно и готов к долгому, вероятно, не самому приятному разговору. Он вытягивает ноги, снимает повязку, бросает ее на прикроватную тумбочку возле кувшина. Теплый взгляд единственного глаза пробегает по серому лицу Алейны. Если ты не скажешь — потеряешь его доверие. Это не игра, где любимых нужно спасать молчанием. И не время геройствовать. По крайней мере он не оценит. — Визерис мертв. Эймонд наклоняет голову вбок. Пара ударов сердца. Алейна чувствует жар в кончиках пальцев. Три. Четыре. Он осушает кубок залпом. — А моя мать? — Велела выспаться, — Алейна смотрит на него не моргая, заламывая пальцы. — Полагаю, сейчас идет совет. — Она отправила воронов? Алейна медлит. Воронов. Флот с Драконьего Камня должен отойти от берегов завтра утром. Если они этого не сделают, значит в Красном Замке зреет измена. И корень этой измены далеко не ты. Что, конечно, логично. — Не знаю. Нет. Скорее всего нет. — А ты? — Эймонд хмурится, сжимая в ладонях одеяло. — Что? — Алейна едва не проливает вино из вновь наполненного кубка. — Нет! Конечно нет! — его вопрос задевает. Но он не знает всего. Вы ведь никогда не говорили на эту тему откровенно. Что удивительно, однако… Просто странно было обсуждать смерть Визериса. Странно и страшно. — Совет ночью сразу после смерти короля, без отправки воронов к наследнице, может значить только одно, — бесстрастное лицо Эймонда пугает. Ему будто нет дела до того, что где-то в замке, не так далеко от их покоев, покоится труп отца. Визерис будто больше не является центром внимания. Вообще не имеет никакого значения. Как отвратительно все же умирают драконы. Ещё хуже умирают короли. Как бессмысленна их жизнь. Алейна сжимает ладони, царапая кожу ногтями. Простой жест, который Эймонд без труда улавливает. Как улавливает любые ее изменения. И делает логичные для себя выводы. — Я выведу тебя, — Таргариен поднимается с кровати, быстрыми движениями собирает вещи, чтобы одеться. — До Аереуса недолго, ночью мы сможем пройти незамеченными. — Выведешь? — Алейна не сразу понимает, что он собирается сделать. Безэмоциональное лицо Эймонда будто окаменевает. Ни ухмылки, ни злости. Внутри пусто. — Они не отдадут ей трон, ты и без меня знаешь, чем это закончится, — он продолжает быстрым шепотом. Принц выпрямляется, смотря на подругу. Её плечи под его острым взглядом поднимаются. Столько дней Эймонд молился, чтобы, когда выбор снова встанет, она не побежала. Каждое утро и каждый вечер, вдыхая запах ее тела, он умолял Семерых оставить её с ним. Помочь ей забыть отца. И окончательно выбрать его. Но вот этот момент наступает. И он уверен, что Алейна сомневается — её поведение говорит само за себя: сжатые кулаки, поднятые плечи, отсутствующий взгляд. Наверняка ей стыдно признаться ему. Но ей и не нужно, Эймонд понимает без слов и не хочет заставлять её ненавидеть себя и дворец. — Тебе должна нравиться сторона, за которую ты будешь воевать. А я привыкну. Драконий Камень — так Драконий Камень. И пусть Рейнира. Лишь бы она оставалась рядом и была счастлива. Но сначала прими решение. Чтобы не ограничивать себя, зная, что выбираешь за двоих. Алейна вглядывается в лицо друга. Холодное и безжалостное. Он никогда не смотрел на нее так отстраненно. И это, конечно, заставляет её быть жестокой и честной в ответ. Он не ведает, что творит. Хоть бы это не было его осознанным решением. — Нравиться? — принцесса проходит мимо Эймонда, вновь наполняет кубок и осушает его, скрывая дрожь в руках. — Сторона женщины, которая обманом пыталась сделать из меня дракона на привязи? Сторона человека, убившего мою мать? Нравиться? Таргариен сжимает челюсть, закрывает единственный глаз и шумно выдыхает. Идиот. — Деймон убил Рею? — кубок в ладони принца мог бы треснуть, если бы только он не умел контролировать свои эмоции. — Когда ты узнала и от кого? — Пока была в Рунном Камне, — Алейна больше не может себя сдерживать. Слишком много. Чересчур. — Какая разница, Эймонд? Ты прогоняешь меня из дома! Кто ты такой, чтобы прогонять меня из дома? Как ты себе это можешь представить?! Он усмехается, понимая абсурдность ситуации. — Довольно просто: два дракона летят в сторону Драконьего Камня, а потом я просыпаюсь предателем для своей семьи, — Эймонд не уверен, что имеет право приближаться к ней сейчас. Это кажется опасным. Поэтому он держится на расстоянии, давая пространство. — Легко представить, разве нет? — Семеро, — Алейна глубоко вдыхает, поднимая лицо, чтобы остановить слезы. Но не выходит. Мир рушится. Но кое-что до боли понятное остается: Эймонд на её стороне. Всегда. Но, похоже, ему тоже трудно освоиться в новых реалиях. — Знаешь, я ведь не собиралась идти с ней к твоему отцу. Но Алисента выглядела слишком убитой. Я думала мы дадим ему маковое молоко и выйдем. Я хотела вернуться в комнату, рассказать тебе про поездку. Рассказать, что в Рунном Камне холодно. Дядя переделал детскую под гостевую и занял мамины покои. И ещё рассказал про Деймона. А потом Визерис. Ты видел, как умирают люди? Это ужасно. Он и так был плох, но это… Когда я состарюсь, прикажу Аереусу сжечь меня. Чтобы только не так, чтобы только не вот это вот… Эймонд продолжает медлить в начале её монолога, но к концу прижимает Алейну к себе. И она захлебывается в слезах, сжимая тонкую ткань наскоро одетой рубашки принца. — Это было ужасно… Драконы так не должны... Идиот. Почему ты просто не спросил, что действительно её беспокоит? Как ты мог вообразить, что она собирается сбежать? Неужели все ещё не веришь, что она с тобой и за тебя? Всегда. Слишком необычное, почти противоестественное для Таргариенов чувство — не сомневаться в людях. Эймонд продолжает сжимать кузину в своих руках. Алейна успокаивается так же резко, как впала в истерику. — Нальешь ещё вина? Он молча выполняет просьбу. Ему нечего добавить. Эймонд не понимает, что теперь чувствует. Основная проблема решена — они воюют на одной стороне. Но что дальше? Воюют с кем и против кого? И какой приз в конце? — Даже если бы мой отец не был убийцей Реи, я бы все равно осталась на твоей стороне, — её голос звучит тихо, но пробирает насквозь. Раскрасневшееся лицо и распухшие глаза смотрятся непривычно. На какое-то время это отвлекает от страшных мыслей про будущее. Эймонд расслабляется, возвращаясь на кровать, но в этот раз не снимает одежду, а просто садится, облокачиваясь на подушки. И подзывает Алейну к себе. — Никак не могу привыкнуть, что между мной и отцом ты выбираешь меня. — Что странно. Я думала, мы это прояснили. — Война отбирает у людей жизни. Твой отец будет на другой стороне и… Из легких Алейны вырывается смешок. Конечно. Порочный принц возненавидит ее за этот выбор. Но не больше, чем она его. И драгоценная Рейнира впервые будет предана. Наследница научила Алейну очень важной жизненной парадигме — выбирать себя. И тех, кто о тебе думает. Ты сможешь расплатиться с ней за каждый преподнесенный урок. За каждую колкость. — На той стороне будет убийца моей матери, который больше прочего хотел корону. И я не просто отберу у него жизнь в качестве мести: я заставлю его похоронить принцессу, а затем покажу, как разбивается вдребезги каждая из его ставок на трон. И только после этого убью. Эймонд не узнает кузину. Её голос продолжает оставаться тихим, но подобной твердости в нем никогда не было. Внутри нее сливаются характеры Деймона, Реи, Алисенты и Рейниры. И получившаяся смесь на несколько секунд пугает Эймонда. Её так часто обижали в последнее время, так часто обижали всю жизнь, что он не уверен, что внутри неё осталось ещё хоть что-то не выжженное. — Твои сестры и сводные братья тоже станут жертвами твоего выбора, — Эймонд знает, что это не изменит решения Алейны, но все равно решает озвучить свои опасения вслух. — Знаю, что у вас было много разногласий, но вы росли вместе. — Что ж, — принцесса вздыхает. — Я буду за них молиться, твоя мать научила меня, как это делать. Попрошу Семерых, чтобы они остались живы. — Это довольно жестоко. — Справедливо, это справедливо, Эймонд. Когда начинается война, люди обязаны выбрать сторону и нести ответственность за свой выбор. Большее, что я могу сделать – предоставить им возможность выбирать. Как ты попытался дать выбор мне, предлагая вывести к Аереусу. Эймонд не знает, что ответить. Он действительно перестает её узнавать, но ему это нравится. Её голос порождает в нем нечто звериное. Никогда прежде он не чувствовал столько решимости и сил внутри. И будущее, вдруг, становится понятным. — Есть ещё кое-что, но сначала допей вино. — Что может быть хуже того, что мы уже обсудили? — теперь его голос звучит весело. — Пей, — Алейна хмурится. На лицо Эймонда возвращается привычная ухмылка. Кузина пугает и завораживает одновременно. — Твой отец перед смертью говорил про обещанного принца, — она делает глоток, смотря мимо кузена. — Только трое знают о пророчестве: мы и Рейнира. Последняя должна умереть. А на троне должен быть тот, кому передали историю. Принцесса сама тебя выбрала. — Ты… — Почему тебе не занять трон отца? Они никогда раньше об этом не говорили. Этот вопрос витал в воздухе, но озвучить его было страшно. А теперь он срывается с губ, как что-то естественное. — Это двойная измена. — Эймонд… Он сжимает челюсть. Веселость сходит на нет. — Когда меня позовут, я не откажусь. Но я не буду оспаривать первородство брата. — Но ведь он… — Алейна, пожалуйста. У меня много вопросов к Эйгону, но он мой брат. Моя кровь. И все что он сделал – родился недостаточно сильным первенцем. Это недостаточный грех для измены. Она продолжает смотреть перед собой, не поднимая глаз на принца. Конечно, это ведь Эймонд. Благородный и честный. Что ж. Ты выбрала быть за него. Так принимай его полностью.

***

— Король… Алисента видит, как удивление, а после ужас трогают лицо Рейнис. Она не молодела все это время. Она и сама близка к смерти. И сейчас внутри у Почти Королевы всё падает. Начинается новая эра, в которой её ровесникам будет все меньше и меньше места. А возле двери стоит молодая вдова с выражением лица, полном решимости. У неё трое сыновей. И два внука. Слишком много мальчиков, чтобы потерять всех разом. Ты бы тоже билась за Лейнора. — И ты узурпируешь трон, — морщины на лице Рейнис становятся глубже, а взгляд строже. — Это предсмертное желание Визериса, веришь ты или нет. Мой сын будет королем, — Алисента, как никогда, чувствует внутри прилив сил. Пророчество Отто скрипуче проносится в памяти: «Правитель избавляется от конкурентов. Рейнира убьет твоих сыновей». — Я пришла просить твоей поддержки. Тем более, что супруг сам благословил её. Ты единственная. А твой сын — обещанный принц. — Восхищаюсь твоей смелостью. Алисента раздирает кожу вокруг ногтей. Снова. Один шанс, чтобы спасти детей. Она начинает монолог, пытаясь доказать, как невыгодно Рейнис сотрудничать с Рейнирой. Каждый раз это приводит к смертям и унижениям. Леди Дрифтмарка, как и сама Алисента, пострадали от эгоизма наследницы. Отличие лишь в том, что Почти Королева уже похоронила своих детей, а ныне вдовствующая королева пока ещё борется. — Слово моего дома тверже железа, — Рейнис отлично понимает, о чем говорит Алисента. Поэтому ответ вырывается в мир с секундной задержкой. Она сопротивляется. И слова даются ей непросто. Каждое действие Рейниры — и ее выбор тоже. Увы. Ведь ты могла изменить ход событий. Но не стала спорить. Теперь Рейнис нести эту ответственность до самой смерти. За каждый свой выбор ты расплатишься. И это меньшее, что ты можешь сделать для Корлиса, который так мечтал увидеть свою кровь на троне. И пока в союзе с Рейнирой на это есть шанс. — Да, но... — Алисента подходит ближе, беря ладони Рейнис в свои. — Кузина. Ты лучше всех на свете понимаешь, о чем я говорю. Принцесса, я любила мужа, но скажу правду, что знаем мы обе. Трон был твоим. Искренность дается королеве легко. На мгновение маска слетает с её лица, обнажая истинные эмоции. Что одновременно пугает и завораживает. — Не ожидала услышать это от тебя, — Рейнис теряется от последней фразы. На лице появляется сомнение. Корлис часто твердил ей, что только она достойна, что она была создана для трона. Другие никогда себе подобного не позволяли. И тем более странно слышать это признание от вдовы короля. — Ты была рождена, чтобы стать королевой. Визерис жил бы себе лордом, довольный охотой и изучением истории, — Алисента честна. Она много раз себе представляла подобную жизнь. И с удовольствием разделила бы её с супругом. Без статусов, короны и власти. Они оба были бы просто счастливы. А их дети были бы любимы и обласканы. — Но вышло так. Мы не правим… — она осекается. Несколько лет назад королева сказала бы, что их участь направлять мужчин. Хранить мир. И быть рядом, но никогда во главе. Так её учил отец. Так казалось правильным, пока она наблюдала за Рейнирой — свободной и недостойной. Своим поведением, своими вольностями наследница выводит из себя до сих пор. Она противопоставляет себя Алисенте, унижая. И безусловно является плохим примером. Так поступать и вести себя нельзя. Но то Рейнира. Ненависть к ней слепит, однако больше не ослепляет. Есть и другие примеры перед глазами. А вместе с ними и аргументы, которые больше подходят для Рейнис — бабушки двух внучек Таргариен. Леди Дрифтмарка, в чьей жилах драконья кровь. Нет, такие не направляют. Они правят. Просто не всегда от своего имени. — Трону нужен человек, близкий Королевской Гавани. Тот, кто будет думать о людях. Тот, кто не сбегал, — Алисента произносит слова тихо, но твердо. И пугается от мысли, что все это не имеет никакого отношения к Эйгону. Как, впрочем, и к его жене Хелейне. Но все же это ее дети. А значит, она сможет научить их. Направить. От самой себя становится тошно и смешно: как много в жизни ты упустила со своим мягким характером? Со своим желанием соответствовать? — Я была опорой для Визериса с тех пор, что мне возложили корону на голову, — она задыхается от осознания, как глупо проходит её жизнь. Но продолжает говорить. Защитить детей. С жизнью разберешься потом. — Я знаю, как монарху важно, чтобы спутник поддерживал его. Чтобы оба любили свой народ, смотрели в одну сторону. Алисента переводит дух. Кажется, что вот-вот и легкие попросятся наружу. Корсет становится слишком тесным. — Мы обе знаем, под чьим влиянием сейчас находится Рейнира. И что они творят. Повисает пауза. Недолгая, но тишина между женщинами оказывается звонкой и давящей. — Ты мудрее, чем я думала о тебе, Алисента Хайтауэр, — Рейнис наклоняет голову вбок, по-новому смотря на королеву. Маленькая, пресмыкающаяся девочка выросла. Теперь это защитница семьи. Интересно, кто стоит за её спиной, и как поведут себя её дети. Рейнис наблюдала за ними недостаточно долго, чтобы теперь предсказать исход. Нужно было присмотреться лучше, чего они стоят. — Королева заботится о народе, — она выдыхает. Ей больше нечего добавить. Ты сделала всё, что могла. Леди Дрифтмарка подходит ближе. — Ты никогда не представляла себя на Железном троне? — она дразнит, провоцируя. — Знаешь, это ведь очень приятно. Намного приятнее, чем видеть на троне мужа или сына. Алисента делает быстрый шаг назад, будто обжигается. — Ты представляла, — Рейнис напирает. — Или говоришь со мной чужими словами. Алисента морщится, будто ее грубо ставят на место, хотя на самом деле речи леди Дрифтмарка сладки и аккуратны. — Я оставлю колокольчик, позвони, когда у тебя будет ответ.

***

Эймонда разрывают сомнения. Одно дело завидовать брату, и совсем другое обсуждать возможность сесть на трон вместо него. На трон, который по праву первородства принадлежит третьему человеку. Алейна говорит про справедливость. Вот только справедливо — отправить ворона к Рейнире. И отдать корону их общего отца старшей дочери. Если она хочет поступить честно — то они должны короновать жену убийцы. Честно. Но мысли сбиваются о грязь Королевской Гавани. Эймонд давно не выходил на эти улицы при свете дня. Шум, вонь и нищета будто усиливаются, поглощая все живое вокруг. Когда на небе не луна, а солнце — проблемы становятся заметнее. — Ты знаешь, куда он мог пойти? — Коль, ты спрашиваешь у меня, куда может отправиться неуравновешенный пьяница. Уверен, что обратился к тому принцу? Кристон морщится. У них нет шансов. Ни у кого нет шансов отыскать Эйгона в его стихии. Но он предпринимает ещё одну попытку. — Вы братья, быть может он рассказывал. Хоть какая-то зацепка, попробуй вспомнить. — Быть может, мы братья, — усмехается Эймонд понятной только ему шутке. — И тогда он рассказывал. — Мы не можем подвести королеву, — но Колю не смешно. Его голос пропитан отвращением к месту, где они находятся. И долгом перед короной. Гремучая смесь, порождающая жестокость в людях. — Это было очень давно. Но мы можем попробовать. Ещё несколько поворотов. В этот раз на пути Эймонд успевает заметить грязные лица голодных детей. Они занимаются трудом наравне со взрослыми. И ведь наверняка не имеют доступа к образованию. Что говорить о детях, которые лишились родителей. О детях, выброшенных на улицу, словно мусор. А ты во всем этом дерьме ищешь короля, который спонсирует хаос ради минутной радости. И, конечно, не является в самый нужный момент. Эймонд сжимает челюсть, злясь. Эйгон ставит всех их в неудобное положение. Привыкший, что за ним бегает весь дворец, он совершенно не задумывается о последствиях. И наверняка даже не догадывается, отсыпаясь после очередной пьянки, что детство закончилось сегодня ночью.

***

Отто едва не взрывается от злости, когда вместо внука видит двух гвардейцев с опущенными головами. — Не нашли? — Нет, но в городе есть человек, который знает, где он. — Так приведите его! — взрывается Отто. Болваны! Простой приказ! И снова нужно вмешиваться. — Этот человек согласен говорить только с вами, — они опускают взгляды, понимая, как нелепо звучит просьба. Десница короля и шлюха из, должно быть, Лисса. Отто злится, но противостоять не может. Ему приходится следовать за гвардейцами в глубь Королевской Гавани. По улицам, которые он предпочел бы скорее сжечь, чем спасать. Удивительно, что его старший внук оказывается здесь своим. И именно он унаследует корону. И в это же время есть Эймонд, который куда больше похож на деда. Но едва ли ему что-то светит в этой жизни. Так и останется вторым. Вторым, как ты. А все просто дурацкий жребий судьбы. Деснице приходится сесть за грязный стол под навесом. Место не вызывает у него доверия, если Эйгон здесь, то, быть может, не стоит его забирать. Напротив Хайтауэра опускается тощая, бледная женщина в серебряном плаще. Её внешность сильно отличается от местных жителей. Она определенно здесь чужая. Ее манеры, дорогая ткань одежды и красивые, ничем не испорченные черты лица говорят о том, что она неплохо устроилась среди этого хаоса. — Бледная Пиявка? — с насмешкей уточняет Отто. Немногие здесь отважатся затребовать десницу в обмен на принца. Интересно, чего хочет эта шлюха. И что в ней особенного. — Мои соболезнования по случаю смерти короля, — её голос бархатом льется в мир, приводя Хайтауэра в ужас. Он привычно сует золото, желая заткнуть рот. Убить не сможет. Опыт подсказывает, что она наверняка имеет план на этот случай. — Где принц Эйгон? — Я подумала, что если принц в Блошином Конце, где никому нельзя доверять, то мне лучше укрыть его в безопасности. А вдруг его будут искать? — Где принц? — он повторяет жестче. — Надежно спрятан, — она переводит дыхание, собираясь озвучить свое настоящее требование. Не золото стало её мотивацией. — Я хочу положить конец жестокому обращению с детьми в городе. Их заставляют сражаться и делать вещи похуже. Ваши золотые плащи берут взятки и смотрят в сторону. А корона это либо терпит, либо игнорирует. Золотые плащи. Она почти выплевывает название организации, созданной Деймоном. Создается впечатление, что она ненавидит все, чего он касался. Себя в том числе. В ней оказывается больше справедливости, чем во всех Таргариенах вместе взятых. Она просто хочет сделать свой дом, даже не родину — лучше. И это пугает Отто, заставляя задуматься: Эйгон здесь, чтобы пропить свою жизнь. Но людям нужна помощь настолько, что даже лиссенийская шлюха поднимает голову. — Я разберусь, даю тебе слово. — Когда ваш заговор дозреет и вы посадите своего внука на трон, помните, что это я помогла ему. Я могла его прихлопнуть, — она переходит на шепот. Не угрожает, но предупреждает. — Нет никакой власти, кроме той, что народ позволяет вам взять. И дает знак рукой, чтобы ее гостей привели к Эйгону. — Я это запомню, — кивает Отто, заинтересованно смотря на собеседницу.

***

Эймонд и Коль случайно натыкаются на близнецов Каргиллов, спешащих в неизвестном направлении. Быстро переглянувшись, они решают идти следом. Других вариантов все равно нет — блуждать по Блошиному Концу можно до бесконечности. А эти двое определенно тоже ищут принца. И, судя по скорости их шага, он вот-вот будет найден. Ожидания не обманывают. Эйгона выводят под руки из септы. Кричащего и сопротивляющегося. Но едва ли у него есть шансы. Близнецам не по себе — но приказ есть приказ. — Может быть оставим его им? — усмехается Эймонд, наблюдая, как жалко выглядит старший брат. Ему приходится отдать ему корону, но эти секунды никто у него не заберет. — Королева ждет, — мрачно тянет Коль и обнажает меч. Назад дороги нет. Эймонд выходит следом, злясь, что ему всерьез приходится сражаться с гвардейцами. Теми, кто должен ему служить. Они присягнут на верность Эйгону. Справедливо. Ты же помнишь. Звон мечей заполняет улицу. Наследник вырывается из цепких рук Каргиллов и бросается прочь. Он убегает бездумно. Лишь бы куда. Подальше от дворца, септы, благородных лордов. Куда угодно. За спиной раздаются шаги. Кто-то бежит следом. Эйгон быстро оглядывается. Можно сесть на трон только ради того, чтобы всех их обезглавить. Преследователь будет первым. Но за спиной он видит брата. И тут же направление его бега меняется. Эйгон, недолго думая, бросается к Эймонду. — Это правда? — он путает буквы, язык заплетается после алкоголя. А пальцы впиваются в лицо Таргариена. — Они врут мне? Отец мертв? Сперва Эймонд хотел хорошенько ударить брата, когда догонит, чтобы тот пришел в себя. Но теперь, сталкиваясь с ним лицом к лицу, и наблюдая ужас в родных глазах, он теряется. Тебе непросто. Алейне непросто. Но Эйгону невыносимо. — Я ведь не хочу! — принц продолжает верещать. — Я не хочу! Мне не надо! Позволь мне сесть на корабль! Позволь мне исчезнуть! Я не хочу! Это не мое! — Ты наследник, — больше Эймонду нечего сказать. Ему всегда доставляло удовольствие — считывать эмоции людей. Это подчеркивает его эксклюзивность и превосходство. Но сейчас принц готов отдать многое, чтобы не понимать, что чувствует брат. — Если бы он хотел! Эймонд, у него было так много времени! Двадцать два года! Эймонд! Он не верил в меня! Он не желал этого! Эймонд! А желал ли вообще чего-то Визерис? Крик брата теперь доносится будто из-за стены. Таргариен сильнее сжимает пальцы на плечах Эйгона. Хотел ли их отец чего-то? И полагал ли, что на самом деле может умереть? Как давно Визерис перестал понимать происходящее? Алейна твердит, что драконы умирают жалко и недостойно. Но как давно король начал умирать? Как давно «жалко» и «недостойно» его спутники? — Успокойся, — Эймонд встряхивает брата, будто тот и не человек вовсе. — Тише! Эйгон замирает. Долгие годы его учили, что он лучше прочих. И никогда это не было правдой, что ужасно раздражало и заставляло искать шансы улизнуть от ожиданий семьи. Теперь, под взглядом единственного глаза младшего брата, пронизывающим насквозь, он осознает всю свою ничтожность. — Ты вернешься во дворец и сделаешь то, о чем тебя попросят. Плевать, кого отец хотел видеть на троне. Он хотел мира для страны. Мы выполним его волю. Но для этого ты должен сыграть свою роль. Голос Эймонда тихий, но разливается по венам страшнее любого яда. Эйгон вздрагивает. — Мы вместе с этим разберемся. Я тебя не оставлю.

***

Алисента восседает во главе стола совета. Алейна не удивлена, так она себе и представляла эту картину. Королева по праву заняла это место, выстрадав право на него за долгие годы. Но это не самое удивительное, что происходит во время совета. Никто из собравшихся не рассчитывал увидеть падчерицу принцессы. Не теперь, когда Визерис мертв, а Рейниру к трону никто из них не готов допустить. — Я опоздала, извините, — Алейна поднимает бровь, усмехаясь. Эта реакция тоже была ожидаемой. И ей придется с ней свыкнуться. Чужая. До поры, до времени. Хелейна поднимается с места, с удовольствием уступая его кузине. Ей здесь находиться неприятно. В то время как дочь Реи оказывается в своей стихии. И принцесса, вопреки недовольному взгляду матери, отходит в сторону. — Ваше Величество, что происходит? — Тиланд первым решается высказать недовольство. — Дочери Деймона не место среди совета. — Ошибаетесь, лорд Ланнистер, — Коль аккуратно кладет ладонь на рукоять меча, понимая, что свои слова придется подтвердить сталью. — Ваше Величество, благодарю за приглашение, — Алейна не обращает внимания на недовольные взгляды и высказывания. Всё это не имеет значения. — Ваше Величество, принцы: Эйгон и Эймонд Таргариены. Алисента вздыхает, реагируя на голос слуги, внимание совета ненадолго переходит к принцам. Но вскоре взгляды возвращаются к столу и сидящим за ним. — Коронация состоится завтра, — Отто поднимает каменный шар. Внутри все протестует. Но он поступает как хороший десница. Сейчас не время для слабости и сомнений. — Завтра же объявим о смерти. Эймонд хмурится, бросая взгляд на Эйгона. Брат сидит разбитый и смотрит в пол. Но он пришел, сделал милость. Король. Будущий король. Алейна сминает ткань платья. Завтра. Она переводит взгляд на Стронга. Сейчас. — Позвольте, — Ларис забирает слово. — Коронация спровоцирует Рейниру на нападение. А лордам даст понять, что мы боимся, раз сделали все поспешно, и нуждаемся в помощи. Нами смогут манипулировать. Мы будем вынуждены просить верности. Он делает акцент на слове «просить», зная, как сильно оно резанет слух лордам. И с удовольствием наблюдает за их реакцией. — У нас четыре дракона, — Тиланд морщится, бросая взгляд на Алейну. — Пять драконов, — он отказывается молчать, поднимая шар. — Нам нет надобности просить. А ещё на нашей стороне золото. Мы сможем договориться. — Ошибаетесь, лорд Ланнистер, — Ларис продолжает без тени сомнения или раздражения в голосе. — У них два взрослых дракона, еще несколько драконов без всадников. И трое молодых драконов, однако, уже опасных для людей. И мы не знаем, с кем останется Рейнис. Пока преимущество у них. Алисента поджимает губы, отводя взгляд. Все ещё не знают. Упрямая старуха. — Сначала расставим силы, затем будем думать о коронации, — подводит итог Стронг. Отто хмыкает, этот черт умудряется сделать то, чего он себе не позволил. И в целом, поспорить с Ларисом сложно. Он говорит правильные вещи. И, что важнее, оттягивает коронацию Эйгона. Будто у них могут появиться другие варианты. — Север нам не уговорить, да и Дрифтмарк вступит в войну за Рейниру, — Отто переключается на насущные вопросы. — Долина Аррен обещала быть за нас, — Алейна начинает аккуратно. А затем увереннее добавляет: — За меня. У нас есть общие поводы для мести. — Я правильно понял, что меня не коронуют завтра? — устало перебивает Эйгон. — Я уже могу идти? — Замолчи! — не выдерживает Отто. — Решается судьба королевства. И твоего наследства. Можно постараться хоть ненадолго стать серьезным? Просто сделай вид… — Отец, — Алисента кладет ладонь на локоть Отто, сжимая. — Конечно, иди. Эйгон быстро покидает зал. Вера в будущее Семи Королевств дает трещину. И из нее прорастает надежда домов сильнее укрепиться в своей власти около слабого короля. — Отправим новость о похоронах, посмотрим, кто из лордов приедет, — продолжает лорд Стронг. — Скажем Рейнире, что держим траур по ее отцу. Выиграем время. И подготовим Эйгона. У мальчика срыв. Он потерял отца. Мы должны его понять. А потом отправим на Драконий Камень приглашение на коронацию. Наша позиция должна быть сильна. Эймонд с Алейной переглядываются. У них становится больше поводов для разговоров. А времени все меньше и меньше. Наступает время действовать.