***
— Планируешь месть за то, что он не дал тебе убить мачеху лично? Алейна поворачивает лицо в сторону Эймонда, на губах появляется улыбка. Она жестом показывает ему, что не против, если он займет место рядом. Ещё одно утро, в которое они лишают себя возможности проснуться рядом и нежиться в постели, касаясь друг друга. Очередное, с тех пор как началась война. Тем временем Среброкрылая и Вермитор милуются на утесе, расправляя крылья на фоне моря, залитого предрассветными лучами солнца. Картина завораживающая. Однако опасность от двух крупных драконов чувствуется за лигу. И оттого место неподалеку от них становится самым уединенным и безопасным. Ни один воробушек не рискнет приблизиться. Эймонд садится позади жены. Обнимает ее, притягивая к себе, и заставляет облокотиться спиной на свою грудную клетку, сильнее прижимая. — Скорее я благодарна ему за то, что не позволил Аереусу попробовать вкус крови дракона, — принцесса поджимает губы, пальцы впиваются в колени. — Да и, знаешь ли, несподручно было убивать кого-то лежа с сотрясением на земле. Повисает пауза. — Ты ведь знаешь, что не виновата? — Отец сказал бы, что я недостойна носить имя Таргариен, если так быстро проигрываю в воздушном бою, — теперь пальцы Алейны впиваются в ладони принца. Она хватается за его кожу так, как утопающие хватаются за последнюю возможность остаться на плаву. Естественно, она не знает, что её вины нет, что в своем первом воздушном бою они с Аереусом дали слабину. Никто не рассказал ей, что так бывает. Никто не научил жить с поражениями. Эймонд удивляется, какими холодными оказываются пальцы Алейны. Он ещё вечером заметил, что девушка в плохом состоянии. Слишком подавлена, хоть и пытается держаться. Интересно, насколько громко в её голове звучит сейчас голос отца? И слава Семерым, что твой собственный отец большую часть времени молчит. — На самом деле Деймон сказал, что ты неплохо посадила Аереуса на землю. Он сказал, что ты молодец, — Эймонд удивляется, что всерьез защищает его. Но в тот момент он готов поклясться, что видел в глазах Деймона страх. Он переживал за дочь. Он испытывал то же самое, что он сам. Молился, чтобы Алейна была жива. И боялся дотронуться до неё, чтобы не спугнуть надежду. — Думаю, он был рад в тот момент, что ты жива и что ты не убийца. Алейна закрывает глаза, позволяя себе недолгое время пожить с этими словами. Но внутри слишком много боли, выращенной за долгие годы. И заставлять её долго молчать не выходит. Эймонд чувствует, как её ногти впиваются в его кожу, после чего она резко разжимает пальцы, беря себя в руки. — Я благодарна тебе за то, что стараешься подобрать слова, чтобы меня подбодрить. Среброкрылая и Вермитор взмывают спиралью в воздух, на несколько секунд забирая внимание на себя. — Когда Аереус приближался к земле, я видела маму. Она просила меня держаться. Умоляла бороться за жизнь, выжить. Она вела меня, хотя сама никогда не управляла драконом. — Вела тебя так, как научил отец, верно? Алейна прикусывает нижнюю губу. И не находит слов, чтобы ответить. Да, мама говорила с ней словами Деймона. Ты сама спасла себя, ведь это ты его продолжение. И его слова высечены кровавыми шрамами на твоей душе. — Теперь наши враги — Джейс и Джоффри, — Алейна меняет тему, понимая, что не в состоянии продолжать. Она на всю жизнь запомнит секунды, как они с Аереусом неумолимо приближались к земле, когда в голове не осталось ни единой молитвы, только слова отца, озвученные маминым голосом. Но ты всю свою жизнь слышала именно его слова. Это он говорил с тобой в небе. И он вел тебя. Алейна навсегда запомнит этот момент и никогда больше не будет о нем говорить вслух. — Мать думает, что если Деймон прикажет принцам сдаться и уступить корону, мы сможем провести коронацию и закончить войну, — голос Эймонда звучит отстраненно. — Но он этого не сделает. Скорее отправит их на бойню, чтобы освободить дорогу собственным детям. Тщеславие и эгоизм. — Я всё пытаюсь понять, такой ли это серьезный грех — убийство членов семьи? Неправедных. Зазнавшихся. Наполненных гневом. Сможем ли мы оправдать себя перед совестью за это? Мысль, которая приходит ей в голову, кажется чудовищной. Но такой правильной. Ларис как-то говорил об этом: у любого события всегда несколько виноватых. Выбери того, кто удобнее для тебя. — А что если мы сможем убедить Джейса в том, что виноват Деймон? — она отодвигается от Эймонда, чтобы повернуться к нему лицом. — Нет, правда? Ведь это он заставил её бороться, это он, со слов Рейнис, её короновал. И это он, оставшись в замке Бракенов, спровоцировал столкновение. — Алейна… Но она не дает закончить. — Джейс ведь не виноват, Эймонд, ты прав. Они не виноваты, что их мать решила доказать, что женщина может сесть на трон вопреки закону и решению Великого Совета. Теперь все кончено. Джейс признает, что не имеет претензий, Эйгон подарит ему земли. И все закончится. — Ты хочешь спасти племянника или наказать отца? — Эймонд, но они ведь не виноваты. Мы все не виноваты, что Деймон хотел корону. Что он и ей внушил, что она должна. Что она обязана сражаться. Он ведь и её свел с ума. И убил в конце концов. — Говоришь так, словно на месте Рейниры не стала бы бороться. Словно думаешь, что ей не следовало отстаивать свои права, — Эймонд понимает, что тема серьезная, но все равно усмехается. Спесь исчезает с лица Алейны. — И была бы мертва, как Рейнира. Но… — Две мои сестры мертвы. И племянники тоже. Но, боюсь, что нам придется закончить всё это, чтобы у Вестероса не было сомнений в том, что Эйгон на своем месте. Алейна закрывает глаза, не желая смотреть, как равнодушно получается у Эймонда произносить приговор. Она знает, что он не только болтает, но и приведет его в действие, не моргнув. Теперь она знает, что он может. — Ларис прав, — продолжает принц. — Рано или поздно детей Рейниры все равно придется убить. Не сейчас, так тогда, когда лорды захотят посадить на трон более угодных и сговорчивых. Мы в любом случае подпишем им смертный приговор. Вопрос лишь в том — когда? Он прав. И поступает правильно. Так и ты продолжай делать то, что должно. Не позволяй себе проявлять жалость. Пока твой муж защищает Вестерос и тебя — защити его от интриг и сплетен. — Я приглашу к нам сегодня вечером Лариса и Мисарию. Хочу, чтобы они были на виду. Рейнис давит их прямолинейностью и силой. Я зайду с другой стороны. А если их показания однажды не сойдутся — приговорю к казни. Эймонд прижимает Алейну к себе, невесомо касаясь губами её волос. Прости, что втянул тебя в это. Спасибо, что пошла, не задумавшись.***
Джейс встречает Деймона у входа в замок. Он замечает Караксеса, когда тот только показывается на горизонте. И выходит на встречу в одиночестве, потому что отсутствие Сиракс рядом не предвещает ничего хорошего. Ему хочется выиграть время для младших братьев. И для себя. Чутье подсказывает Джекейрису, что Деймон не принес с собой хороших вестей. Он не тешит себя надеждой, что мама решила остаться в замке Бракенов в одиночестве. И то, что ни один из воронов до сих пор не принес письмо о победе, не предвещает радости. Караксес с шумом приземляется перед замком Драконьего Камня. Деймон спрыгивает на землю. Лицо сосредоточено. Губы сжаты. Взгляд направлен в одну точку. Джейс отмечает, что плечи и спина отчима неестественно напряжены. Он сосредоточен, но не так, как обычно. На его лице незнакомая до этого момента маска — безразличие, скорбь и что-то, что Джейс не в силах разобрать. — Мама мертва? — он не дожидается, пока отчим заговорит. Да и на самом деле не уверен, что способен дождаться. Ему нужно знать наверняка. И прямо сейчас. — Да, — выходит слишком просто. Деймон поднимает взгляд на принца, желая разглядеть в нем черты Рейниры. Но не выходит. Вылитый Стронг. Неужели Визерис действительно был настолько слеп в свои последние годы? Ни капли от Таргариенов не досталось. Ты собирался драться с Эймондом за то, что мальчишка произносит правду вслух. Ты убил брата лорда Велариона за то, что он отказался отдать наследство сыну Стронга. Отдашь ли ты свое? — Как это произошло? — Джейс сдерживает дрожь. Так сладко звучала идея посадить Рейниру на трон. Что ты скажешь теперь, когда на трон должен сесть бастард? Или всё равно? Ведь он её сын. Так ведь рассуждал Визерис? — Вермитор сжег её. Дотла, — Деймон зажмуривается, стараясь взять себя в руки. — Сиракс тоже мертва. До этого ему казалось, что брак с Рейнирой был очередной ошибкой. Недостаточно сильная, в последние дни она все больше раздражала. Фальшивая игра в справедливую королеву доводила Деймона до точки кипения. И все же Рейнира была единственной, кто смотрел на него с восхищением. Всегда с восхищением. С самых юных лет. Она его не осуждала. И верила в него. Настолько сильно, что умерла, защищая. Хотя на самом деле без неё всё теряет смысл. Теперь Деймон понимает это слишком отчетливо. И больше не находит себе места. Умерла, защищая. Как ей только в голову пришло прилететь в замок Бракенов? Ведь всё бы… — Кто был наездником? — принц продолжает вести допрос. Таргариен замечает, как мальчишка сжимает ладони в кулаки. Собирается мстить, не иначе. Хороший способ убрать его с дороги. Только назови имя. И выбери того, кто сам с легкостью его прикончит. — Не знаю, — но Деймон отворачивается. — Никто. Он был без седла и, кажется, без всадника. Его точно не ждали со стороны зелёных. — Но драконы не воюют без всадников, — Джейс выплевывает ответ, злясь, что отчим скрывает от него правду. — Тем более не убивают. Мейстер рассказывал… — Что твой мейстер знает о драконах? — Деймон взрывается. — Что мы о них знаем, что так уверенно рассуждаем об их способностях? Сколько времени ты уделил их изучению на самом деле? М? Хоть раз, тебе был интересен сам дракон, а не то, кем он тебя делает? Джейс невольно делает шаг назад, принимая на себя эмоции отчима. На секунду ему кажется, что он начинает понимать Алейну. Вот от чего она бежала. И вот чему ты так долго завидовал. Слова Деймона звучат обидно и несправедливо, проливаясь в мир яростным потоком. Так он скорбит о твоей матери. Так он скорбит о вашей прошлой жизни. Но, кроме реакции отчима, Джейс отступает назад от осознания, что драконы могут воевать самостоятельно. Ты искал им всадников, потому что не мог их приручить иначе. Не мог договориться. Дочери Деймона смогли. Снова опередили. Опять оказались лучше. — Что теперь будет? — вопрос, произнесенный на выдохе, отрезвляет Деймона, заставляя прийти в себя. Злостью ничего не решить. — Ты можешь принести корону своей матери Эйгону или признать наследство и надеть её на собственную голову. И все же ответ ударяет наследника больнее хлесткого кнута. Ядовито проникает под кожу, отравляя. Ты такой беспомощный, раз сам этого не знаешь. — А как правильно? Деймон облизывает губы, протягивает ладонь, взъерошивая волосы Джейса на манер Рейниры, явно подражая её любимому жесту. — Боюсь, что ты умрешь в любом случае. Поэтому у меня нет для тебя правильного ответа. — И все же, как бы ты поступил? Ничтожество. И все в твоей жизни — это данность от твоей семьи. Деймон передергивает плечами. — Не я наследник королевы. И не на меня тебе стоит равняться. Она хотела, чтобы вы жили. Но и корону для вас она тоже хотела. Он ругает себя за очередную неопределенность. Мальчик просит у тебя помощи. Возьми ответственность на себя. Не сбегай, не прячься. Не бросай его. Первый раз в своей жизни, не бросай. Загляни в глаза страху. — Все зависит от того, кого поддержит Север. Если они будут за нас — ты, возможно, сядешь на трон. Если нет — я найду мальчиков похожих на вас и сожгу Драконий Камень с ними вместе, пока вы будете плыть к Вольным Городам, забывая свои имена и прошлое.***
— Я вам не помешаю? — Ларис, опираясь на трость, выходит на каменный балкон, где Алейна и Мисария стоят рядом, наблюдая за тренировкой королевских гвардейцев. — Мы обсуждали, что теперь может предпринять Деймон. Что вы об этом думаете, лорд Стронг? — Алейна без тени стеснения озвучивает тему разговора, приглашая Лариса присоединиться. — Мисария считает, что он продолжит войну, я тоже так думаю. — Верите в бесчеловечность своего отца? — он ухмыляется. Хорошая игра плохого актера. У него было время изучить девчонку достаточно, чтобы сейчас видеть фальшь в её движениях. Ни капли беспечности за её легкой улыбкой. Интересно, хоть пару часов она смогла поспать прошедшей ночью? — Верю? — Алейна тем временем насмешливо поднимает брови. — Рада бы иметь сомнения, да только дети мертвы. Ларис бросает удивленный взгляд на Бледную Пиявку. Но не начинает спор. — В самом деле мне уже пора, но я жду вас вечером на чай в своих покоях. Эймонд хочет обсудить с вами все возможные варианты развития событий и как мы будем на них реагировать, — на губах Алейны снова появляется улыбка. — Я была рада повидаться. Она сжимает пальцы Бледной Пиявки, после чего спешит исчезнуть за дверью, ведущей в коридоры замка. — Ты не посмеешь рассказать ей, — Мисария морщит нос и показывает оскал, как только принцесса уходит достаточно далеко, чтобы не услышать их. — Выглядишь жалко, — Ларис не скрывает удовольствия. — Она не должна узнать правду ни сейчас, ни потом, — сквозь зубы продолжает Мисария. — Ты ведь это прекрасно понимаешь. — Боишься лишиться головы? Не думал, что ты так сильно держишься за свою жизнь. Женщина сглатывает, переводя дыхание. Слова застревают в горле, душа злостью. — У нового короля должна быть королева, не потерявшая рассудок. Что она сделает, когда узнает, что на их с Эймондом дороге к трону кровь детей? — и все же у неё выходит сформулировать мысль. Голос оказывается привычно нежным и спокойным. — К тому же Деймон должен умереть. Так пусть убьет его с чистым сердцем. Стронг цокает языком, улавливая дрожь собеседницы на имени бывшего любовника. Все интереснее и интереснее разворачивается картина. Когда Мисария зашла в Красный замок, ему на секунду стало не по себе. И ревность сжимала сердце, когда Бледная Пиявка забирала внимание принцессы. Но теперь паук сам застревает в паутине. — А ведь это ты приказала убрать Рею, — Ларис облизывает губы, упиваясь властью, которую в эту секунду приобретает. — Он ведь из-за этого тебя отослал? Едва заметное движение подбородка. Мисария даже не моргает в этот момент. — Это не твое дело. — Ещё как мое, милая. Мы ведь с тобой на одной стороне. И цель у нас одна. Значит и тайн быть не должно. Мисария опускает взгляд, чувствуя, в какую ловушку загнала себя. Всё тайное однажды становится явным. Ты сама возвела это в культ. Ты сама начала вскрывать чужие карты. И кровь Реи проявится на твоих руках. Лишь бы только от правды не пострадали невиновные в этом люди.***
Алисента не сразу замечает Эйгона, стоящего на коленях перед алтарем в септе. На уровне его глаз потрескивают свечи, бросая блики на бледную кожу. И делают его похожим на призрака. Она уже и не надеялась, что кто-то из детей присоединится к её молитвам. Но вот Эйгон здесь, и сердце Алисенты пропускает удары. Она поджимает губы, решая, как поступить: остаться у входа, не мешая, или присоединиться к молитве сына. Через пару секунд сомнений она все же проходит вглубь сводчатого зала и опускается рядом с Эйгоном. Принц определенно не удивлен появлению матери. Он не отреагировал на её шаги к нему, не реагирует и сейчас. Его веки закрыты, а губы шепчут беззвучные слова, старательно проговаривая каждую букву, будто в этом теперь и для него есть какой-то сакральный смысл. Алисента не может отвести взгляд. Её руки остаются расслабленно лежать на коленях, пока она, как завороженная, смотрит на сына. На его лице следы блаженства и опустошения. Он едва ли похож на себя прежнего. Будто не просто сбит с пути и напуган. А совершенно потерян. Алисента боится пошевельнуться, чтобы не сбить его. Её губы вздрагивают. Глаза становятся влажными. Всё, чего она хотела: защитить его. Сохранить ему жизнь. Ведь так поучал Отто. Рейнира убьет его, когда взойдет на трон. Соперников быть не может. Но вот Рейнира мертва. А её сын всё ещё не в безопасности. Более того, теперь он сам для себя опасен. И больше она ничего не может сделать. Её полномочия закончены. Алисента чувствует боль на кончиках пальцев, на подоле платья остаются следы крови. Она снова раздирает кожу вокруг ногтей, но боли, как в детстве, уже не чувствует. — Когда молишься о погибших, нужно задувать свечи? — вопрос Эйгона звучит так неожиданно, что королева вздрагивает. — Н-нет, — она выдавливает измученную улыбку. — Нет, правила этого не требуют. Достаточно просто думать о людях, которых ты хочешь помянуть. — И это помогает? — Эйгон наклоняет голову набок, поворачивая лицо к матери. Алисенте кажется, что в зрачках сына зияет бездна. Абсолютное безразличие, способное поглотить в себя всё живое. По спине пробегает холодок. — Не знаю. Но думаю… Надеюсь, что да. — Как будто кому-то могут помочь твои молитвы, мама. Словно они могут вернуть потерянные минуты, часы и жизни. Ты ведь не веришь в это на самом деле? Не веришь ведь, мама? Она всерьез пугается. Его голос звучит жестоко. Слова звонко разносятся под сводами септы, отражаясь от каменных стен. Ей хочется дотронуться до его кожи, чтобы убедиться, что сын реален, что это не игры её подсознания. Она ведь просто хотела его защитить. И потому требовала больше, чем от других своих детей. Изводила наставлениями. Она ведь просто старалась вырастить из него короля, как могла. Она всю свою жизнь положила на благо своей семьи. Ничего для себя. Ни секунды о себе. Неужели плата за это — обвинения? И виновата ли она на самом деле? — Не бери в голову, — Эйгон отворачивается. Голос становится мягче. — Мне просто не дает покоя мысль о том, что мы сделали не так. Можно ли было всё это остановить? Пальцы Алисенты сжимаются. Теперь она смотрит прямо перед собой, рот остается приоткрытым, словно она хочет что-то сказать, но не может произнести. С её губ срывается едва слышный стон. — Что на самом деле сказал отец перед своей смертью? Ей хочется соврать. Но так же она хорошо понимает, что не имеет на это права. Не здесь, не перед Семерыми. Ты и так достаточно нагрешила. — Песнь льда. Пепла. Обещанный принц, — Алисента замирает, переводя взгляд на сына. Слова Визериса отпечатались на подкорке её сознания. Произносить их вслух болезненно, но не сложно. — Принц объединит страну против холода и тьмы. Это ты. Ты единственная. Ты должна это сделать. Он усмехается. Улыбка больше не кажется украшением его лица. — С чего ты взяла, что это ты единственная, мама? Ведь его единственная — это всегда Рейнира. — Но он сказал «принц»… Эйгон поджимает губы, а потом не сдерживает смех. Внутри у Алисенты всё сжимается. Она так скучала по этому звуку. По ямочкам на лице сына, по морщинкам вокруг глаз, когда он хохочет. Он так давно не смеялся. Он ведь был рожден, чтобы смеяться. Её мальчик. — Я знаю своего брата, он бы поддержал справедливость, а не бредни отца перед смертью. Если бы Деймон не был кровавым монстром, они с Алейной отправились бы на Драконий Камень тем же утром, когда он скончался. Мне выделили бы земли, где Хелейна бы продолжала изучать жуков, а наши дети учились летать на драконах, мама. Мы бы жили. — У правителя должен быть достойный советник в лице супруга, — Алисента как мантру повторяет заученные слова. — Рейнира недостойна. Она не была достойна. — Я молюсь не о Хелейне, мама, — он прерывает её. — И не о своих сыновьях, — Эйгон снова закрывает глаза. — А о том, чтобы все это было правдой. И мы не зря начали проливать кровь. Плечи королевы невольно поднимаются. Ногти пропитываются кровью. Она продолжает, не моргая, смотреть на догорающие на алтаре свечи. И жалеет, что подошла к сыну. Нужно было развернуться и бежать. Жаль лишь только, что от самой себя сбегать больше не выходит.***
— Третий труп, Джейс, с этим нужно заканчивать, — Деймон рычит сквозь зубы. Его раздражает азарт в глазах юноши. И осознание, чем это может закончиться. Он готов пожертвовать собой, чтобы отомстить за смерть жены, но её сыновья здесь ни при чем. Их с Рейнирой амбиции должны умереть вместе с ними, чтобы дети могли продолжать дышать. Но демоны внутри него рвут душу на части. С помощью Джейса с собой получится забрать больше людей. Ты ведь достаточно сильный, чтобы не отступать. Ты ведь не ничтожество. — У него получилось! — Джоффри вскрикивает от радости. Светловолосый парень приземляется на Морском Дыме, довольный рокот дракона оповещает наблюдателей, что у стороны черных появился ещё один дракон. Деймон морщится. — Добро пожаловать в семью, Аддам, — Джекейрис протягивает ладонь для рукопожатия. — Ваше Высочество, письмо с Севера, — мейстер прерывает радость собравшихся своим появлением. Джейс и Джоффри привычно переводят взгляды на отчима. — Для наследника, — неловко уточняет мейстер, переминаясь с ноги на ногу. Он уже и не рад, что остался на службе в столь преклонном возрасте. С одной стороны это шанс защитить семью, которой он был предан всю жизнь, с другой — жестокий спектакль, в котором актеры должны погибнуть. И он безвольно наблюдает, как под ними подпиливают доски сцены, чтобы обрушить вместе с декорациями в бездонную пропасть. Порочный принц цокает языком. Мальчишка только что отправил нескольких людей на смерть от огня дракона, но не может принять в свои руки простое письмо, чтобы наконец узнать собственную судьбу. — Оставьте нас, — Деймон велит всем присутствующим удалиться с утеса, забирая письмо из рук старика.