Признание

Иван с гордо поднятой головой и прямой спиной стоял перед дверью дома Людвига. Германия выглядела жутко обедневшей и депрессивной, а люди были настолько подавлены, что даже не замечали удивительно высокого и крепкого мужчину славянской наружности. Или же, что более логично, старались не замечать, как и всех остальных чужестранцев. Нервно поправив галстук и постучав в дверь, Брагинский улыбнулся своей самой добродушной улыбкой, едва услышал тихие медленные шаги за дверью. Байльшмидт младший открыл дверь и, боже, как же жутко он выглядел. Немцу пришлось распустить свою прислугу, оставшись в одиночестве в своём доме с одной лишь собакой, которая, кажется, выглядела не менее уставшей и пассивной. По крайней мере, она даже не лаяла, но и не виляла хвостом. Гилберт, к слову, тоже не жил с братом, что было удивительным явлением, хотя, прусс мог просто напросто достать Людвига окончательно. Германия сначала не понял, кто стоит перед ним, но едва различив знакомые черты в госте, потряс головой, думая, что это ему мерещится. — И-Иван? — красные прикрытые усталые глаза едва смогли полностью сфокусироваться на русском. Под глазами, к слову, были ужасные синяки, ведь Германия не спал по нескольку недель. Волосы были взъерошены и не убраны, а тело из крепкого и подтянутого стало худым и слабым. Слишком много работы и проблем свалилось на него после последней войны и один он не мог справиться со всем этим. Ужасное зрелище, которое разбивало Союзу сердце. Он ведь знал, почему всё произошло именно так и ему было совестно за себя. И он так переживал за Людвига, что не мог просто так бездействовать. А Людвиг уже привык, что к нему приходят, разве что, напомнить о его долгах и прислать очередные санкции, потому видеть Союз на пороге было для него шоком. — Людвиг… это — тебе, — проговорил Брагинский доставая из-за спины букет свежих и красивых полевых цветов. Блондин открыл дверь шире и не менее шокировано взглянул на букет, нерешительно протягивая к нему руки. Он с опаской взял цветы, осмотрел их и слегка покраснел, едва заметно улыбнувшись. Его взгляд поднялся на внезапного гостя и немец жестом пригласил его внутрь. Брагинский вошёл в дом и аккуратно закрыл дверь, снимая обувь. — У тебя ко мне какое-то дело, или же проблема с платой долга? Я стараюсь изо всех сил, но… Иван попытался сглотнуть, но ком в горле вызвал болезненные ощущения. Долг. Ему было так стыдно, что он долго и весьма спокойно принимал оплату этого долга, надо было действовать раньше, тогда, быть может, он спас бы больше немецких граждан. — Нет, — отмахнулся Союз, надевая тапки, — забудь об этом, — ариец чуть не выронил букет от недоумения и быстро понёс его на кухню, чтобы поставить его хоть куда-нибудь. Ведь ваз совсем не осталось. Союз последовал за ним и с мягкой улыбкой наблюдал за слабыми движениями немца. Собака же медленно с ворчанием легла под стол и положила голову на лапы, лишь изредка поглядывая на хозяина и гостя. Найдя небольшую пустую банку блондин заполнил её водой и поставил в неё букет, аккуратно поправив каждый цветок. Он вновь, незаметно для русского, улыбнулся: ему давно никто ничего не дарил. — Почему забыть? Ты знаешь, что остальные скажут, если я перестану выплачивать тебе долг, — тихо спросил Байльшмидт, подозревая, что Брагинский испытывает к нему жалость и попытается как-то помочь. Но даже такая сильная страна, как Союз, ничего не смог бы сделать. Голубые, почти затухшие, глаза вернулись к лицу славянина, который уже стоял так близко, что немец легко бы смог дотронуться до него, протянув руку. Бледные щёки наконец-то густо покраснели, что уже было положительным эффектом, а Брагинский тихо, но добродушно, усмехнулся. — Потому что, Людя, — тихо проговорил Иван, чуть более низким тоном, опускаясь на одно колено и доставая маленькую бархатную коробочку из кармана костюма, — будем едины? — он открыл её и протянул Людвигу. — Выйдешь за меня? Немец, вздрогнул и отшатнулся, закрыв рот рукой, казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он в шоке глядел на Ивана и пытался понять, точно ли это не галлюцинации от голода и бессонницы, а реальность. Ноги стали ватными, потому Людвиг опёрся рукой о стол, открыв русскому вид на дрожащие губы. — Людя, всё хорошо? Тебя не тошнит, голова не кружится? — вскочил Брагинский в панике и аккуратно взял мужчину за плечи. Блондин не знал, как ему реагировать и что сказать, эмоции нахлынули на него с такой силой, что сердце колотилось как безумное. Он бы никогда не предположил, что Иван придёт к нему с кольцом когда-нибудь, а то, что он пришёл к нему именно сейчас, было полной неожиданностью. Германия и Союз имели странные, очень сложные политические отношения на данный момент, неужели Иван решил пойти на риск, чтобы перед лицом всей Европы стать единым с Людвигом? Конечно, Байльшмидт младший всегда чувствовал к Брагинскому самые тёплые и нежные чувства, несмотря на конфликты и разногласия. Он уважал его силу и любил его, ведь славянский и немецкий народы уже давно породнились и многие годы дружили, не говоря уже о том, что много немцев проживали в странах и городах СССР. В конце концов, Людвиг любил своего мягкого и ребячливого Ваню, которого он знал очень много лет, но сегодня был тот день, когда сам Иван впервые сделал такой большой шаг вперёд в их отношениях. — В-всё хорошо, — пробормотал немец не смело поднимая взгляд на взволнованного русского, — неужели… ты серьёзно? — блондин вскинул брови и, будто бы молча умоляя Союз, выжидающе ждал ответа. Людвиг боялся что это была шутка, розыгрыш. Но Брагинский бы не стал так шутить, не сейчас и не в такое время. Немец хорошо знал его. — Ох… не пугай меня, Людвиг, — серьёзно проговорил славянин и его губы снова расплылись в мягкой улыбке, — я абсолютно серьёзен и наше начальство сейчас обсуждает детали нашего с тобой союза. Я хотел, чтобы это было сюрпризом, поэтому всё сохранялось в тайне. Людвиг сглотнул и приоткрыл рот, желая что-то сказать, но слова было очень трудно подобрать. Особенно ввиду того, что ариец не общался с другими странами и людьми уже долгое время. — Ну так что, Людя, ты выйдешь за меня? — тихо повторил вопрос Иван, переводя руки с плеч арийца на его ладони и аккуратно сжимая их. Этот союз мало того что помог бы Германии избавиться от угроз и порицания Европы, он бы помог его людям выбраться из полной нищеты и голода. И Людвиг наконец-то мог бы спокойно поспать и привести своё здоровье в нормальное состояние в крепких объятиях сильной, любящей его страны. Немец тяжело вздохнул и прикрыл рукой глаза, опуская голову. Фиолетовые глаза с надеждой и теплом глядели на бледное и худое, но такое любимое лицо, замечая как эмоции Байльшмидта начинают пробиваться наружу. — Я… — он всхлипнул, — я согласен, Ваня, — он, пару раз всхлипнув и проведя рукой по лицу, растёр катящиеся по щекам слёзы. Брагинский тяжело вздохнул и покачал головой, прижимая к себе Байльшмидта и запуская руку в его волосы. — Ну-у... не надо плакать, я не буду ужасным мужем. Обещаю, что буду делать всё ради твоего блага, — тихо и успокаивающе проговорил русский. Пальцы Ивана мягко гладили голову Людвига, пока вторая рука поглаживала его по спине. — Ваня… я ведь тебя люблю, — едва слышно проговорил он, ощутив, как впервые за долгое время он ощущает избавление от страданий и депрессии, паники и стресса, — ты совсем не ужасен… но… ты готов испортить отношения почти со всеми, чтобы быть с таким как я? Чтобы тащить меня с моими проблемами? Я ведь уже не тот красавец, с которым ты проводил бурные ночи в царских покоях, — с горькой усмешкой сказал Людвиг, утыкаясь носом в шею Ивана. — Для меня ты всегда такой. У каждого из нас есть тёмные времена, и я не оставлю тебя одного. Я слишком долго шёл на поводу у этих сволочей, надеялся на лучшее, но то, что с тобой сделали… это переполнило чашу моего терпения, — русский отстранился и обхватил щёки немца, — посмотри что они с тобой сделали, подсолнух… это преступление! Но теперь я буду рядом, пусть только сунут свой нос в твои дела, к твоему народу и твоим деньгам, я утру им нос, — он ухмыльнулся и прислонил свой лоб ко лбу Германии, — дай мне свою ладонь. Людвиг смущённо и несмело протянул ладонь Ивану и тот взял бархатную коробочку со стола, где он её и оставил, доставая оттуда серебряное узорчатое кольцо. Простенькое, но очень милое, хотя Байльшмидту было всё равно, какое кольцо он будет носить, лишь бы его надел именно Иван. Оно почти идеально ощущалось на пальце, разве что сам палец был слишком худым, но это было поправимо. Крепкие, но мягкие ладони Брагинского ещё несколько секунд держали руку арийца, перед тем, как сам Людвиг потянулся к губам Ивана, обвивая его шею руками. Союз ответил на поцелуй, но старался сдерживать свою бурю эмоций. Всё же, Германия был ещё слаб и с ним необходимо быть как можно более нежным и аккуратным. — Спасибо тебе, Ваня… — отстранившись от губ будущего мужа прошептал немец. В животе и груди Германии порхали бабочки и расцветали фиалки, а в душе засверкало солнце. Впервые за долгое время он ощутил тепло и радость. — Пустяки, Людя. Я не оставлю тебя одного, — ответил Иван, касаясь губами лба арийца, — а теперь я хочу, чтобы ты поел и отдохнул. На сегодня вся твоя работа будет отложена. Байльшмидт хотел, было, возразить, но Брагинский закрыл ему рот рукой. Блондин тяжело вздохнул и закатил глаза, но кивнул. Теперь у него есть защитник и союзник. И, что удивило Людвига, в этот раз Иван по-настоящему переживает и боится за него. Впервые за всё время русский вообще не притворялся рядом с ним.