(не)норм физрук

Холодные перила, серые стены, старые ободранные двери соседей, бычки на лестничной площадке — всё было настолько мрачным, что парень непроизвольно кривится. Не хотелось сюда возвращаться. Слишком неприятно, слишком холодно, слишком больно. Парень дёргает дверную ручку, что заставляет в удивлении поднять брови: квартира оказалось открытой и, что странно, абсолютно пустой. По привычке Антон быстро бежит в собственную комнату, перекладывая книги и тетради. Он тупо сгребает все книги, которые у него были, даже не засматриваясь на их название. Парень, быстро переодевшись в более свежую одежду, плюхается на старую скрипучую кровать, забиваясь в дальний угол. Сердце бешено билось в ожидании чего-то страшного, руки сильно вспотели, горло стало слишком сухое, а колени стали сильно дрожать. — С-сука, — тело пробил непонятный озноб, и подросток тихо матерился себе под нос, стуча зубами. Сделав выводы о том, что это одно из двух: или температура под сорок, или паничка, Антон пытается сильнее закутаться в толстовку, насколько это возможно, с его-то гибкостью, сжаться в комочек без возможности тряски. Спустя примерно десять минут парня потихоньку стало отпускать: дыхание выровнялось, колени, да и целое тело больше не дрожало, грозясь разорваться на мелкие кусочки, разлетевшись по комнате. Спустя ещё какое-то время желудок решил в кои-то веки напомнить о своём существовании. Вспомнив последний свой нормальный обед неделю назад, Антон лениво встаёт с кровати, укутавшись любимым пледом, и шлёпает на кухню. Пока чайник закипал, Антон рыскает по холодильнику в поисках еды. Полки были напрочь забиты жестяными банками неоткрытого пива. Лишь изредка попадались какие-то кусочки сушёной рыбы, заплесневевшего консервированного огурца или чёрствого хлеба. Антон дёргает ручку морозилки в надежде найти там хотя бы сырой кусок мяса. Ожидания быстро разбиваются, когда при открытии слышится звон стекла. Морозильная маленькая камера была полностью забита уже стеклянными бутылками пива. Тяжко вздохнув, парень накидывает собственную ветровку и покидает квартиру, направляясь в ближайший супермаркет. На столе остаётся стоять так и не тронутый свежезаваренный зелёный чай вместе с отсыревшей печенькой.

***

— Ну и дубак, — Антон тихо матерится в воротник куртки, закрывая за собой дверь. В глаза бросается свежий след от ботинка. Приняв загрязнение за свою неаккуратность, парень затирает грязь мысочком собственного кеда. Зайдя на кухню, дабы разложить продукты, подросток замечает опустевшую чашку, ранее содержащую в себе зелёный чай, и валяющуюся на полу печеньку. Антон срывается с кухни, бросив пакеты прямо посреди кухни, и направляется в свою комнату. В его потайном выдвижном ящике нет второго дна. Осмотрев комнату, он замечает лежащую возле кровати белую картонку, ранее служащая тем самым вторым дном. Перерыв собственную шкатулку, Антона настигает горькая правда: ему оставили десять рублей из трёх тысяч. С рук с грохотом выпадает шкатулка, пока юношеское сердце сильно сжимается. Он поворачивает голову, устремляя свой взгляд в окно на соседний дом и наблюдая, как в окнах напротив зажигается свет и мелькают силуэты. Стоящий за спиной шкаф издаёт противный скрип, на что Антон, быстро среагировав, разворачивается: — Издашь звук — прирежу, — Антона хватают за талию, приставляя к длинной шее что-то тонкое и холодное. Антон сглатывает, ощущая чужую руку на себе, прижимающую к неизвестному. Глаза начинают бегать по комнате в поисках какого-то тяжёлого предмета. — Сколько тебе? — вдруг вопрошает стоящий сзади, поглаживая живот юноши. — Семнадцать… — Антон сглатывает. Рука юноши резко дёргается, ударяя мужчину куда-то в область живота, пока тот сгибается от боли, Антон, схватив самую лёгкую ветровку и, конечно же, рюкзак, покидает квартиру. В который раз он выбегает из собственной квартиры в глупую ночь, кутаясь в свою практически бесполезную ветровку и усаживаясь на скрипучие ржавые качели. Сегодня — его ограбили. Сегодня — он потратил две сотни на продукты, которые не сможет съесть. Сегодня — его чуть не убили. Достаточно ли этого, чтобы просто расплакаться посреди ночи, сидя на детских качелях? Антон посчитал, что достаточно, именно поэтому, находясь на улице в холодный ноябрь, юноша рисковал ещё сильнее простыть, и так испытывая боли от сраных сквозняков в подъезде. Слёзы обжигали пылающие щёки, руки были бессильно опущены, а рюкзак валялся где-то возле металлических, давно ржавых опор качели. Всё произошло настолько быстро, что парень просто не успевает осознать все масштабы пиздеца. Он до боли стискивает кулаки, впиваясь короткими ноготками в мягкую кожу. — Сука, — сил на крик нету, поэтому подросток попросту стучит зубами от окутавшего его осенного холода. он снова остался один…