На тебе сошелся клином

За ночью последовал еще один мучительный торжественный прием. С самого утра в замке выступали менестрели, а актеры уличного театра разыгрывали сценки разных событий из войны на Ступенях. Все происходящее сопровождал нестройный смех придворных и продолжавших прибывать в Красный замок лордов. Играла веселая музыка, и Эйгон раз за разом поднимал в тостах свой кубок с вином. Окруженный семьей, Люк пытался сосредоточиться на выступлениях. Веки неумолимо смыкались, принуждая его восполнить те часы сна, что Люк в беспокойстве провел в своей постели, пока усталость окончательно его не сломила. Ему стоило пересилить себя и увлечься событиями недели, которую он был вынужден пережидать в Красном замке. Но Люк с трудом справлялся с этой задачей. О свадьбе Эймонда не было никаких официальных объявлений, но слухи распространялись быстрее волн. В один момент Люк поймал кривую усмешку Джекейриса, когда мимо них прошли увлеченные сплетнями служанки. Заметив его беспокойство, Джекейрис успокаивающе потрепал кудрявые волосы. Люк переживал за брата и его свадьбу с Бейлой. Он не мог не думать об этом, как не мог и притворяться перед собой, что гораздо больше его волнений вызывает грядущий брак Эймонда. Он размышлял об этом большую часть ночи, пока не достиг определенного душевного равновесия. Но даже понимание того, что все события идут так, как им и следует, не всегда сразу помогало сердцу. Поэтому Люк мысленно зачитывал себе правила, по которым живет он и окружающие его люди. И смотрел на сапфир кинжала. Все, в чем он успел себя убедить, пало с первыми лучами рассвета. Его дни состояли именно в этом. С самого утра Люк погружался в семейные встречи, обеды и приемы, даже несколько раз посещал Малый совет. Иногда смотрел на Эймонда, из-за чего уже к вечеру сходил с ума от накопленных эмоций и злости, проводя ночные часы в попытках себя успокоить. Чтобы утром все начиналось заново. В тот момент, когда он сидел за столом на последнем, слава Семерым, шумном балу, и слушал речь Эйгона о том, что его младший брат женится на Кассандре Баратеон в первый день осени, он не почувствовал ничего, кроме смиренного равнодушия. Бездумно разглядывая зеленые гобелены, он автоматически отпил из бокала, даже не потрудившись поднять его во время тоста. Рядом с ним Рейна также отрешенно разглядывала янтарные отблески вина. Завтра утром он вместе со своей кузиной, Рейнис и младшими братьями должен был отбыть на Дрифтмарк до самой свадьбы Джекейриса. Впервые он был так этому рад. — Жаль, что Бейла не отправляется с нами, — сказал Люк, чтобы хоть как-то отвлечься. — Я думал, она останется на Дрифтмарке до свадьбы. Жест вежливости, который был понятен Рейне. После того, как стало известно о планах «зеленых», было решено не разлучать жениха и невесту. Народ должен видеть их вместе как можно чаще. Рейна сложила руки на коленях. Она впервые показалась такой слабой на памяти Люка, что он действительно обеспокоился. — Не тревожься о кузине, — попытался успокоить ее Люк. — Мой брат не позволит причинить ей вред. Он все еще десница. Джекейрис и Бейла в стороне выглядели едиными в своих недовольных взглядах на Эйгона. — Бейла всегда была смелой, — вздохнула Рейна, явно сожалея о чем-то своем. — Ей было бы плохо на Дрифтмарке. Она… она хочет быть рядом с Джекейрисом. Внутри запылало, как будто вместо вина Люк глотнул огня. Он не был уверен, хотела ли Рейна, чтобы он слышал ее слова, потому что говорила тихо и тоскливо. Как и ощущал себя он. Желание Бейлы быть с милым ее сердцу человеком отразилось от Рейны и коснулось Люка. Он попытался через стол осторожно посмотреть на Эймонда, раз уж утром собирался покидать Красный замок, но увидел лишь спину Борроса Баратеона, стоявшего между ним и Эймондом и довольно о чем-то рассказывающем своему будущему зятю. — Отец и дедушка были правы, ты привыкаешь к кораблям. Рейна подошла к Люку, пока он смотрел на холодный берег Дрифтмарка. Корабль огибал остров, и прибрежный ветер трепал светлые волосы Рейны так сильно, что ей приходилось придерживать их рукой. — Думаю, да. Его тошнило, на самом деле. С первого шага на корабль в Королевской гавани. Но, либо он был так погружен в свои мысли, либо действительно в его отношениях с кораблями был прогресс, но Люк уже на середине пути перестал думать о том, что еда не опускается дальше горла. Может быть, пройдет еще несколько лет, когда Люк займет Плавниковый трон и флот станет неотъемлемой частью его жизни. Он будет стоять на палубе, ничего не ощущая, и смотреть на Арракса, одиноко кружащего в небе. А на Дрифтмарке его будет ждать Рейна. Они молча стояли рядом друг с другом, пока корабль не причалил под веселые крики Джоффри и Эйгона с Визерисом, подбежавшими к Люку и обхватившими его за ноги. Люку пришлось взять их за руки, потому что Рейнис не стремилась проводить с детьми излишне много времени. Она только протянула руку к Рейне и вместе с ней покинула корабль, пока Люк шел следом, держа Визериса и внимательно следя, чтобы от Джоффри не убежал Эйгон. Служанка с сиделкой неловко мялись у него за спиной. От Рейнис сложно было ждать такого внимания, как от Корлиса. Его дедушка всегда относился к нему как к Велариону с большей охотой, чем Рейнис, но Люк уже не мог расстраиваться из-за этого. Именно благодаря Рейнис и ее заступничеству он смог отправиться на Ступени. Так что Рейнис могла относиться к нему и Джекейрису как ей угодно, пока она стояла на их стороне в вопросах политики. Еще при ней Люк на Дрифтмарке был предоставлен сам себе. Его главной обязанностью было каждый вечер отвечать на вопросы, рассказывать о флоте и о том, что он вынес из войны на Ступенях, наблюдая за Морским Змеем. Все остальное время Люк проводил в библиотеке, летал на Арраксе или кормил вместе с Рейной ее маленького дракона. Иногда спускался в город, с легкостью избегая охранников и наслаждаясь свободой. В один из таких дней, когда Люк на Арраксе облетал свои будущие владения, его потянуло в продуваемый холодный сад, где когда-то вели беседу Рейнира и Алисента. Он рассчитывал найти там Рейну и позвать ее кормить вместе Утро, потому что это был тот редкий момент, когда он не думал о том, что им суждено быть вместе и не ощущал на себе этого гнета. Его кузина действительно нашлась в саду — сидевшая под сухим деревом с желтой листовой и задумчиво смотрящая вдаль. Он замечал ее тоску и прежде. Видел еще в Красном замке и оправдывал сотней разных причин, слишком погруженный в собственные чувства. Странно, что Люку потребовалось столько времени, чтобы понять — Рейна, сейчас так на него похожая, грустила по той же причине. Это ведь было так явно. Люк читал в ней себя и был готов смеяться, что никто еще не понял, чем заняты все его мысли, если они видны на лицах так откровенно. Так открыты на лице Рейны. Она ведь давно стала такой — с нотами мягкой грусти — с тех самых пор, как вернулась с Долины. Рейна ничего не сказала, когда он сел рядом с ней, морщась от холода камня и ветра. — Кузина. Я хотел спросить, пойдешь ли ты смотреть, как кормят Утро. Она так быстро растет. — Очень, — Рейна все еще не смотрела на него, но отвечала охотно. Даже живо, что не сходилось с ее меланхоличным выражением лица. — Еще совсем недавно я могла кормить ее с рук. — Арракс всегда грыз мои пальцы, когда был маленьким, — сказал доверительно Люк. Его дракон, как и он в детстве, был беспокойным и забывал себя контролировать. А Люку всегда было с этого смешно. — Мама ругалась и велела обрабатывать мои пальцы горькой мазью. — Я впервые увидела Арракса, когда уже был достаточно большим, чтобы есть сам. Наверное, маленьким он был похож на тебя? — В большей степени, чем сейчас, — признал Люк. — Арракс вырастет смелым и веселым драконом, верным. Из меня… из меня получается что-то иное. — Глупость, — уверенно ответила Рейна, глубоко вздыхая и смотря на свои сцепленные пальцы. — Нормально бояться чего-то. Особенно сейчас. Ну а то, что ты веселый… Ты всегда меня смешишь. — Одну только тебя, думаю. Ах, ну и Деймона, но его веселит все в этом мире. Теперь остальные слишком обо мне волнуются, а не смеются вместе. — Они тебя любят. Ты им важен. Люк пожал плечами. — Всего лишь второй сын, — он почесал кончик носа, на мгновение задумавшись, холоднее его пальцы или сам нос. — Которого пугает будущее. Не могу поверить, что Джекейрис его не боится. Или кузина Бейла. — Мне не хватает их смелости, — согласилась Рейна. — Они видят будущее одинаково, я думаю. Мне так показалось, когда я встретила их в Красном замке… — Да. В этом им повезло. Они никогда не говорили о собственной помолвке. Напрямую, лично. Только улыбались друг другу за семейным столом, когда Визерис поздравлял их. Рано или поздно это должно было произойти. Даже если Люк не был бы влюблен в Эймонда, а Рейна определенно не тосковала бы о ком-то. — Я радовался, когда объявили о нашей помолвке, — и это было правдой. Люк был счастлив, это был лучший выбор из всех возможных, потому что любви для него не существовало. Рейна кивнула и улыбнулась. — И я. Я даже думала, что это был первый мой счастливый день с тех пор, как умерла мама. Не выдержав напряжения, Люк закрыл лицо руками, растирая кожу, чувствуя, как она постепенно начинает гореть. Меньше всего в этой жизни, наверное, он бы хотел расстраивать или оскорблять Рейну. Люк вдруг понял это так отчетливо. Даже с Рейнирой он был готов спорить, но с Рейной у него получалось только во всем соглашаться. Он любил ее. Действительно любил как сестру и друга, но эта любовь не принесла бы ничего хорошего в браке. Если он будет с ней, то рано или поздно возненавидит. Или устанет так, что постарается уйти. Уплыть или улететь как можно дальше от боли, ее и своей. — Мне хочется быть хорошим мужем. Уж лучше жить с тобой, моим другом, и быть всегда в согласии. Но даже мои мысли оскорбительны. Я просто хочу, чтобы ты это знала. Перед тем, когда решится наша свадьба… И тут Рейна заплакала. Тихо и сдержанно, но слезы из глаз полились таким блестящим потоком, что она не успевала вытирать щеки рукавом платья. Люк замолчал, деликатно отводя взгляд, пока Рейна искала в складках платья вышитый платок и приводила себя в порядок. — Я думала, что это пройдет, — сквозь слезы заговорила она, пока Люк молча слушал ее и ждал. — В Долине. Я всегда любила рассказы про рыцарей и мечтала о них. А в Долине… — Рейна шумно всхлипнула. — Я молилась, чтобы из яиц вылупился дракон. Мы с Джоффри ухаживали за яйцами, пока нас не начал навещать сир Корвин Корбрей. Он подбадривал нас, развлекал, рассказывал последние новости. И я начала им восхищаться. Но все было обычно! Он никогда не оказывал мне знаков внимания. Я не знаю почему, но в Красном замке… — Ты это поняла? — Что?.. — В Красном замке ты поняла, что влюблена? Люк был не способен забыть ту волну чувств, захлестнувшую его и похоронившую под толщей воды, когда он смотрел на пальцы Эймонда в военном лагере, на его лицо и темную кожаную повязку, скрывающую сапфир. Этот момент был самым прекрасным, ужасающим и живым. — Да, — прошептала Рейна, сжимая в руках платок. Она почти перестала плакать, хотя щеки все еще были мокрыми. — Так глупо. — Это не глупо. Я знаю, каково это, — он ненадолго замолчал. — А сир… Он как-то дал тебе знать о своих чувствах? — нерешительно уточнил Люк, вспоминая улыбку сира Корбрея на балу, когда вместо своей партнерши смотрел на Рейну. — Нет. Он никогда не нарушал этикет. Но мне показалось… Думаю, что я могу казаться ему приятной. Люк ободряюще улыбнулся. — Могу сказать, что на тебя он смотрит дольше, чем на всех остальных леди. — Это так заметно?! — Нет! Но в этом нет ничего такого. Даже многие замужние дамы имеют своих воздыхателей. Мне действительно кажется, что твои чувства могут быть взаимны. — Было бы лучше, если бы ты ошибся. С этим Люк мог поспорить, но не стал. — Кто-нибудь знает? О твоих чувствах. — Бейла знает. Она предлагала остаться мне в замке, но я отказалась. Подумала, что вдали от него я обо всем забуду. — Становится только хуже, — протянул Люкс грустным пониманием. Рейна повернулась к нему. Она уже выглядела намного лучше, и у Люка отлегло от сердца. — А ты? Твои чувства взаимны? Леди знает?.. — Нет, — смутился Люк. Предположение вызвало горький смех. Если бы Рейна знала, насколько хуже его ситуация. — Мои чувства не взаимны. Прости, что не могу также откровенно признаться. Это… сложно. Вопреки ожиданиям, Рейна не стала обижаться или возражать. Она понимающе склонила голову и мягко сжала его ладонь. Такая же холодная. Стало легче дышать — Люк понял, что он сможет рассказать ей все, когда придет время. Его не осудят. Плавно текли дни. Люк, наконец нашедший человека, с кем смог поделиться и разделить собственные мысли, дышал легче. Он все еще не мог смириться в своей душе с их с Рейной будущим, но верил, что, возможно, они найдут друг в друге утешение. Оба стремящиеся к совершенно другим людям. Оставалось так мало времени до свадьбы Джекейриса, до возвращения в Красный замок, что каждое письмо Рейниры вызывало у Люка нервную дрожь. Он читал младшим братьям послания матери, успокаивал Джоффри, который слишком быстро рос и становился неугомонным в своих стремлениях, гладил по светлым волосам устраивающихся в такие моменты у него на коленях Эйгона и Визериса. Когда Рейна впервые увидела эту картину, то рассмеялась и сказала, что завидует ему. После этого она изредка составляла им компанию в чтении писем, зачитывая отрывки из писем Бейлы про напыщенных придворных и полеты на драконах над Королевской гаванью. И, как Люк и ожидал, однажды от Рейниры пришло письмо, заставившее его так впиться пальцами в собственное колено, что на коже остались следы. «…ты уже достаточно много знаешь, чтобы все понимать. Конечно, свадьба твоих брата и кузины сейчас занимает мысли народа из-за подготовки к ней, но сторонники Эйгона продолжают привлекать внимание к Эймонду и дочери Баратеона. Они все чаще появляются вместе. Алисента, конечно же, больше интересуется будущим своего сына и обсуждает только его свадьбу. Вряд ли мы можем что-либо сделать с этим, не сейчас, когда Эймонд согласился с семьей. Но я призываю тебя не волноваться об этом. Твой брат умный и стойкий духом мужчина, Бейла ему под стать…» Рейнира без конца убеждала не переживать и верить в них, но чем больше Люк думал о свадьбе Эймонда, тем меньше верил, что в их жизни, в жизни его семьи, что-то изменится. Читая о леди Кассандре, ее появлении рядом с Эймондом на семейных встречах, Люк становился готовым к убийству. Он мог начать войну и больше не думать ни о чем, кроме мечей, крови, огня драконов и последующей пустоте в голове. Все, что должно было быть лучше, становилось только хуже. Он оказался слишком слабым. Он не справлялся. Люк смял клочок бумаги и отбросил его в сторону, безмолвно крича в собственные ладони. Солнце, заглянувшее в окно его комнаты, отразилось от округлых боков бокала и кувшина и упало на подушку, где лежал кинжал. Привычка каждый день смотреть на это единственное от Эймонда, что было у него, въелась в жизнь Люка. Но сейчас блеск сапфира, призывно сияющего под солнечными лучами, резал так, что к коже даже не нужно было прижимать валирийскую сталь. Что бы ни думал Эймонд, когда дарил кинжал, когда вернул его и велел отдать долг — он все равно, даже не зная этого, заставил Люка страдать. Если все эти долгие годы Эймонд просыпался и думал о Люке из-за шрама на своем лице, то теперь Люк каждое утро вспоминал об Эймонде. Его дядя следил за ним через этот кинжал. Держал под контролем. Хорошая месть. Если бы она еще принесла за собой его кровь, Эймонд наверняка был бы счастлив. Люк преуспел только в том, что все еще держал кинжал в собственных руках, направляя его лезвие в сторону от себя. — Оставь меня, — зашипел Люк и вцепился в ножны. Он схватился пальцами за сапфир, отчаянно стараясь вытянуть его. Впаянный камень прочно стоял в рукояти. Пальцы бессмысленно соскальзывали с гладкой холодной поверхности, верно нагревающейся от повторяющихся попыток. Он содрал до крови два пальца и сломал ногти, но ничего — ни холодные камни стен, ни собственные попытки — не могли исполнить его желания. Дорогой подарок, на славу сделанный. Спрятав кинжал под плащом, Люк обогнул дежуривших охранников и почти бегом направился в кузницу. Он был готов пойти на что угодно, только бы больше не видеть каждый день этот глаз. Кузнец, знавший его достаточно хорошо, когда-то с увлечением рассказывающий о мечах и ножах, с болью смотрел на него. Люку пришлось долго настаивать на своем желании в ответ на убеждения не портить такое прекрасное оружие. Но он добился своего. Он отправил искалеченный сапфир Эймонду в тот же вечер. Оставив при себе пустой кинжал с зияющей раной на рукояти. Это подходило ему многим больше. Ждал ли он чего-то в ответ? Люк хотел забыть, он сделал все для этого. На что хватило его сил — избавиться от напоминания, но оставить острие при себе. Конечно же, он желал ответа. Два дня на Дрифтмарке царила тишина. Ничего в распорядке дня не менялось — Люк летал на Арраксе, пропадал в библиотеке, отчитываясь о прочитанном перед Рейнис, наблюдал с Рейной за кормежкой дракона, слушал ее первые команды и ждал письма от матери. Ему принесли послание от ворона прямиком после завтрака. Вместе с официальными письмами-приглашениями в Красный замок. — Слишком рано, — заключила Рейнис, держа в руках письмо, пока Люк мялся в желании поскорей уйти и прочитать свое. — Я думала, они позовут нас не раньше, чем через неделю. Что-то случилось. Люцерис, — она бросила на него внимательный взгляд. — Твоя мать ничего не писала тебе? — Только о подготовке к свадьбе. — Твоего брата или твоего дяди? Люк сжал зубы, сминая пальцами письмо в руках. Послание от его матери доставили отдельно, и теперь Рейнис открыто ждала, когда он прочтет его. Выдохнув сквозь зубы, Люк сорвал печать и развернул тонкую полосу бумаги, пробегаясь взглядом по аккуратному почерку Рейниры. Самое короткое ее письмо за все дни, которое объяснялось только фразой, что «зеленые» стали смелей в своих обсуждениях скорой свадьбы Эймонда и Кассандры Баратеон. Это Люк мог спокойно зачитать и Рейнис, но это мало объясняло их скорый вызов в Красный замок. — Что же, — Рейнис приподняла брови, откладывая приглашение и окидывая спокойным твердым взглядом Рейну и Люка. — Тогда отправимся через три дня и прибудем в Королевскую гавань уже к концу недели. — Принцесса, — в зал почти вбежал один из стражников в компании встревоженного мейстера. — К берегу Дрифтмарка приближается дракон. Мейстер сцепил руки и пояснил: — Огромный. Думаю, это Вхагар со своим всадником. На памяти Люка у Рейнис впервые так явно проступило на лице тревожное удивление. Она поднялась со своего места, приказывая. — Подготовьте Мелеис. Буря в голове резко утихла, стоило ему это услышать. Люк выкрикнул: — Нет! — и Рейнис замерла, внимательно на него посмотрев. Он мог прочитать все ее возражения только по одному взгляду. — Я оседлаю Арракса и сам его встречу. Как будущий Лорд Приливов я должен быть готов к незваным гостям. Рейнис усмехнулась и села обратно, смотря на него с легким наклоном головы. — Мы принимаем даже незваных гостей. — Обещаю, что ничья кровь сегодня не прольется. Я всего лишь проявлю гостеприимство и провожу его до замка. Почти минуту он терпел на себе ее взгляд, прежде чем получил легкий кивок позволения. Люк успел забрать из своих комнат кинжал, прежде чем поднялся на Арраксе в небо, направляя его к пустынному пляжу. Там несколько минут назад на свое некогда любимое место приземлилась Вхагар, подняв высоко в воздух туманную стену песка.