На тебе сошелся клином

Они изучали друг друга весь вечер — вот так, не обмолвившись ни единым словом, только разглядывая и стараясь вскрыть самые потаенные мысли. Звенели столовые приборы, произносились последние ленивые тосты, а Люк, наверное, очень плохо справлялся с собой, вот так вот прилипнув взглядом к Эймонду. Но и тот выглядел не лучше. Почти все были достаточно пьяны, чтобы не обращать на это внимание. Или незаинтересованы настолько, чтобы просто поворачивать головы в их стороны. Даже Рейна, поглощенная разговором с сестрой, не смотрела на Люка, и его легкое расстройство началом ужина превратилось в благодарность тому, что все были заняты сами собой. Люк возвращался в свои покои полный мыслей, ощущений и надежд. Он не мог дать им имя, своим надеждам. Просто чувствовал, пока готовился ко сну и совершенно невоспитанно скидывал сапоги в сторону от кровати, что ожидание чего-то продолжает крутиться внутри него и биться о стенки. На утро он это проклинал. Потому что они все еще были детьми своих родителей, потому что Люк все еще, наверное, единственный не понимал, что происходит. Он искренне верил матери, верил Деймону гораздо больше, чем раньше, пережив с ним Ступени, верил Джекейрису, для которого все шло, как надо… Рейнира уже говорила ему: «мы действуем осторожно». Но в чем эта осторожность заключалась? В свадьбе его брата в Красном замке? В совместных ужинах? В официальных приемах и заседаниях Малого совета? Все понимали, что происходит. Один Люк делал вид, что не понимает. Потому что он не хотел в это верить, как и не мог верить в то, что Рейнира тогда на Дрифтмарке действительно повлияла на Эйгона. Разве позволительно было ему иметь надежды? Помолвлен, но влюблен в мужчину. В человека, которого искалечил в детской драке и ни секунды своей жизни об этом не жалел. Того, кто все еще являлся его врагом. Кто все еще его ненавидел. Понятны были печальные слова Рейны, когда та не увидела света в ответных чувствах Корвина Корбрея, о которых говорил ей Люк. Если появляется надежда на взаимность — еще тяжелей становится жить в цепях собственных обязательств. Люк завтракал вместе со своей семьей, не пересекаясь со вдовствующей королевой-матерью и ее детьми. Ему даже удалось провести время с Джекейрисом, который потащил его на тренировочную площадку, почти как в прошлый раз — перед судом и обвинениями Веймонда Велариона. Но в этот раз они все же выбрали оружие и устроили шутливый поединок, и Люк перестал думать о том, что на них при этом смотрят с излишним любопытством. Они расстались, когда Джекейриса позвали дела и ему пришлось спешно уйти, чтобы привести себя в порядок. Люк вместо этого бессмысленно бродил по коридорам, пока не увидел в стороне Кристона Коля и Алисенту. Стараясь разминуться с ними как можно быстрей и безопасней, Люк ушел в сторону и в итоге коридоры привели его к комнатам Бейлы и Рейны. Разговор сестер, наверное, должен был быть тайной, потому что они стояли в тени колонн и говорили так тихо, что слышен был только шелест голосов. Воспитание кричало Люку незаметно развернуться и пойти обратно навстречу к врагам своей матери, но ноги предательски приросли к полу. Чужой шепот разорвал голос Рейнис. — Юные леди поделятся со мной своими планами? — и ее голос был смешливый, Люк бы даже не узнал в нем Рейнис, если бы не неизменные по-королевски сдержанные ноты. — Бабушка! — услышал Рейну Люк. Она явно была смущена и расстроена, и он легко догадался, о чем могли говорить сестры. — Бабушка, — спокойно и уверенно ответила Бейла. Красный замок наверняка пошел ей на пользу, потому что она держалась с достоинством, когда продолжила. — Я хотела предложить Рейне прогуляться по Королевской гавани. Она никогда не выходила за стены замка. — А ты, конечно же, туда выскальзывала часто. Вопреки словам, в тоне Рейнис не было осуждения. Вряд ли хотя бы одна вылазка Бейлы проходила без знания об этом со стороны «почти королевы», которая всегда контролировала семью. Рейна же была другой, не такой яростной, уверенной и смелой. Хотя с последним Люк мог поспорить. — Нужно знать народ, о котором заботится мой будущий супруг. — И твоей сестре тоже? Вы не должны покидать замок без сопровождения. — Но нам можно?.. — Только в сопровождении хотя бы двух рыцарей. Позаботься о чести сестры, Бейла. Люк слушал спор, пытаясь представить, как Бейла будет отвлекать двух рыцарей, чтобы позволить Рейне хотя бы глазком посмотреть на своего возлюбленного. Ему было приятно от того, как она помогает сестре и поддерживает ее, Рейна заслуживала этой поддержки, и ему тоже хотелось помочь ей. Все равно они были не способны ни на что кроме возможного короткого разговора. Но честь слишком хрупка даже для этого. Когда на него устремились три пары глаз, Люк понял, что уже стоит прямо посреди коридора и держит руки за спиной в ложном спокойствии. — Прошу прощения, — голос немного сипел, но Люк не остановился. — Я случайно стал свидетелем разговора. Если мои кузины хотят прогуляться за ворота Красного замка, то я мог бы составить им компанию. — Люцерис, — сухо поприветствовала его Рейнис. Ему казалось, она с большей готовностью отпустит девушек одних, чем с ним, и не знал, почему. — Считаешь, с твоим сопровождением это будет более уместно? — Почему нет? Нашу безопасность обеспечит сир Эррик. — Мне было бы приятно прогуляться в компании кузена, — нашлась Бейла. — Мы будем под охраной, а Люк и Рейна не остаются наедине. Все в рамках приличий, — и добавила свой последний аргумент, которому удивился даже Люк. — Отец высказывал свое одобрение, если наши прогулки безопасны и проходят при свете дня. Солнце высоко. Рейнис окинула их троих нечитаемым взглядом. В уголках глаз у нее появились острые смешливые морщинки. Через час они уже шли по шумным улицам, с любопытством оглядываясь по сторонам. Чуть позади, не выпуская их из виду, твердо шагал сир Эррик. На Рейне и Бейле были длинные плащи, капюшоны которых прикрывали светлые пышные волосы, но иногда на них все равно оглядывались, замечая выбившуюся прядь или необычный цвет глаз. Люку было явно проще. Он был одет в простую одежду, которую вытребовал у слуг, и почти не привлекал к себе внимания. Цвет волос позволял ему это. Он поймал благодарную и смущенную улыбку Рейны и понимающий взгляд — от Бейлы и не знал, как они трое к этому пришли. Вся их семья превращалась в глуповатых героев из пафосных сценок уличных актеров. Никто из них не собирался нарушать приличия, но само знание их чувств и желаний заставляло краснеть уши. Сир Корвин Корбрей нашелся на птичьем рынке. Его было видно за изящными золотыми клетками, высокого, скрестившего на груди руки и что-то увлеченно рассказывающего мужчине рядом. Они стояли у телеги, нагруженной тюками и мешками, и за пением птиц не было слышно даже их голосов. Рейна и Бейла держались за руки и смотрели на красивого радужного попугая. Одинокого в своей клетке и не щебечущего. Люк подозвал к себе сира Эррика и начал задавать ему глупые вопросы про птиц и подарки для юных леди, отводя подальше от кузин. Возможно, сир Эррик и понимал, что происходит, когда Бейла повела Рейну вдоль клеток, но прилежно вел беседу. Обе они еще оставались в поле зрения, но теперь не только у Люка. Когда сир Корвин Корбрей повернулся, указывая на одну из клеток, он увидел Рейну, и она не успела отвести взгляд или сделать вид, что изучает птиц. Их взглядов было достаточно, чтобы все понять — первых секунд, пока мужчина не взял себя в руки и не отмахнулся от сопровождающего. К Люку и сиру Эррику они подошли втроем. Вежливо поинтересовались друг у друга делами и такой неожиданной встречей. Щеки у Рейны потемнели от смущения, она на фоне сира Корбрея показалась еще более аккуратной и прекрасной. Солнце уже миновало высшую точку на небе, и Люк очень хотел увидеть Эймонда. Цвет у неба нежный, чуть розоватый, разбавленный и смягченный пушистыми облаками. После прогулок по Королевской гавани Люк не пошел сменить одежды, позволяя кузинам самим скользнуть в замок, а направился к Драконьему логову. За всю их прогулку он съел только одну горячую булочку, купленную у уличной торговки и оказавшуюся поразительно вкусной. Пряности все еще играли на языке, а живот неприятно крутило от голода, но Люк упрямо не отказывался от своих планов. Он хотел взлететь и чувствовал, что, если сейчас вернется в замок, то не сможет покинуть его до следующего дня. Арракса подготовили быстро, и Люк седлал его прямо так — в простецкой уличной одежде. Они оба вырвались на волю, ветер бил в лицо, и с Люка быстро сдуло все городские запахи. Он вел Арракса все выше и выше под облака, разглядывая под собой песочные крыши домов и неровные линии улиц. Впервые Люк летел над Королевской гаванью один. И это было совсем иначе, чем лететь над городом в сопровождении двух других величественных драконов. Теперь Люк мог позволить себе любоваться видами, потому что в первый свой полет он был слишком взволнован и утомлен. На некоторое время все лишние мысли покинули его голову, пока он вел Арракса в облаках, наблюдая за переливами жемчужных чешуек. Погода была слишком хороша, и Люк позволял своему дракону наслаждаться ей и скользить по небу. Реальность этого мира вернулась, стоило Люку только увидеть, как огромное тело Вхагар поднялось в небо над Драконьим логовом. Вхагар взлетала чуть в отдалении, где для нее было достаточно места, и медленно набирала высоту, направляясь в сторону моря. Мелькнула мысль, что ее полет сейчас — случайность, и Эймонд даже не подозревал, что Люк тоже находится в небе. Для второго принца полеты над городом являлись привычным делом, он просто соблюдал свой распорядок. Тем не менее, воспоминание, что Джекейрис уже составлял своим дядям компанию, заставил Люка ревновать к их совместным полетам. Вхагар удалялась. Люк уже подумал, что Эймонд покидал Королевскую гавань, как дракон вдруг начал медленно разворачиваться. Она описала над кораблями полукруг и полетела прямиком в их сторону — Люка и Арракса. Очень скоро, быстрее, чем Люк оказался к этому готов, Вхагар заняла свое место рядом. Он видел ее брюхо и чувствовал скованность Арракса. Его дракон всегда был свободен рядом с Вермаксом или Караксесом, мог радостно кружить вокруг Сиракс, но с Вхагар Арракс инстинктивно пытался увести Люка дальше от Эймонда. Теперь Люк не сомневался, что они привлекли достаточно внимания людей в Королевской гавани. Он следил за плавными движениями и поворотами Вхагар, которая была неспособна на резкие порывы Арракса, пока ему не надоело лететь так — не видя Эймонда. Он натянул поводья, заставляя Арракса подняться выше. Эймонд даже не повернул головы. Он сидел, чуть склонившись вперед и управлял Вхагар, и его светлые волосы развевались по ветру. Постепенно Люк успокоился, как и Арракс. Лететь рядом было легче, когда он мог различать Эймонда. Было еще слишком рано для заката. Они пролетали над Холмом Висеньи, когда Люк перехватил поводья, слегка разворачивая Арркаса в сторону Драконьего логова. Он ожидал, что Вхагар продолжит свой полет, но и Эймонд повернул ее на отдых вслед за Арраксом. Драконы приземлились в достаточном отдалении друг от друга, потому что Арракс легко мог влететь в Драконье логово в отличии от Вхагар. Из-за этого у Люка было достаточно времени, чтобы успеть вернуться в Красный замок в полном одиночестве. Он устало поднимался по пустой лестнице, пока не оказался в огромном пустом помещении. Зал Драконьего логова освещали только лучи солнца, проникающие в высокие узкие окна. Люк невольно замер, вспоминая свое далекое детство. Когда Джекейрис отдавал первые команды Вермаксу. Когда Люк, под смех брата и старшего дяди, вывел к Эймонду «Розовый ужас». Люк уже и не помнил, с чего началась эта шутка. Ему сказали, что будет весело, что они просто подшутят над Эймондом. Тогда Эймонд казался Люку хмурым и скучным, не таким, как Эйгон, привлекавший их ко многим своим шалостям. Поэтому он с удовольствием вел свинью, с наслаждением смеялся над Эймондом и не думал о сути их поступка. Сейчас он понимал, как это, должно быть, было унизительно. Ему было стыдно, что он все еще готов был над этим смеяться. Теперь Драконье логово была местом, где короновали Эйгона. Хорошо было бы, будь это очередной шуткой, но Люк почти что слышал приветственные крики толпы. Он старался представить, как шел Эйгон к помосту, какое у него было лицо и как он смотрел на людей, назвавших его своим королем. Каким в этот момент был Эймонд. — Воображаешь здесь свою мать или ищешь себе свинью, племянник? У Эймонда были длинные ноги. Он мог идти очень быстро, если хотел этого. — Себе? — усмехнулся Люк, поворачиваясь. Эймонд стоял на расстоянии вытянутой руки, за его спиной темнел пролет лестницы. Его выражение лица было Люку знакомо — с таким Эймонд произносил тост, превративший семейный ужин в драку. Несколько дней назад Эймонд предложил проверить, кто из них лучше продержится. Люк был готов поставить Дрифтмарк на то, что они шли вничью. — Мне они больше не нужны, — сухо ответил Эймонд, и Люк кожей почувствовал обиду, все еще хранящуюся в сердце его дяди. — Для Вхагар они слишком… незначительны. Она любит что-нибудь покрупней. — Сегодня Вхагар утомилась? — перевел тему Люк, почему-то начиная чувствовать странный кислый привкус под языком. — Вчера я слышал, что она любит долгие полеты. — Ты спрашивал о моем драконе? В итоге оба вопроса — и Люка, и Эймонда — остались без ответов. Потому что они оба знали их и без слов. Люк вдруг ощутил себя неуютно из-за огромного пустого пространства за его спиной. Ему захотелось обхватить себя руками, но он не шевелил даже пальцем. Взгляд Эймонда опустился по нему до самых пят и затем заскользил обратно к глазам. — Разве у второго принца нет дел? Заседаний Малого совета? Подготовки к свадьбе? — спросил Люк, стыдливо понимая, что его голос слегка хрипит от волнения. — Я не имел чести вчера видеть леди Кассандру за ужином. — Еще слишком рано для нее посещать наши семейные встречи, — протянул Эймонд. — Как и твоей невесте, впрочем. — Мои кузины — дочки моего отчима. Они уже в нашей семье, дядя. — Стоит ли тогда чего-нибудь ваш брак? — так быстро ответил Эймонд, что сам оказался недоволен своей поспешностью. Люк впитывал в память, как он легко нахмурился и сжал губы. — Мне не было нужды предлагать себя кому-то, — сказал Люк. — И я свободен от насильственных прогулок с чужой мне женщиной. Бровь Эймонда приподнялась, он чуть наклонил к плечу голову. — Так поэтому ты с такой готовностью разгуливаешь вместе с ней по улицам Королевской гавани? Как простой слуга, — Эймонд тихо засмеялся. На самом деле, этот шелест даже не был похож на смех. — Вижу, ты ощущаешь себя на своем месте в этих обносках. Люка впервые уколола обида. После этих слов он смотрел на Эймонда уже недовольно, все еще снизу вверх, пусть разница в их росте и стала меньше. Люк никогда не думал, что однажды он перерастет Эймонда, но сейчас ему казалось, что плечи его с возрастом все-таки могут стать чуть шире. Ему и не хотелось становиться выше или больше — ему хотелось быть с ним равным. И казаться красивым, наверное. Поэтому Люку и неприятно было стоять в Драконьем логове в одежде слуг и слушать от Эймонда комментарии по этому поводу. — По крайней мере, я не гуляю по позорным местам, — резко вспомнил Люк о репутации Эйгона. Он не знал, что еще может сказать. У него было очень много слов в голове, но все терялось и путалось. Люк смотрел на Эймонда, поглощенный своим замешательством, и слишком поздно заметил, что они оказались слишком близко друг к другу. У Эймонда движения опять не соответствовали выражению его лица, он наклонялся быстро и резко, горячо дыша. Его единственный глаз, наконец, чуть расширился, как будто Эймонд только в этот момент осознал свои действия. Отстранялся от Люка он гораздо медленней, прикладывая для этого усилия. На его лице легко читался гнев, но Люк не чувствовал, что злость Эймонда направлена на него. Не на него одного. Люк продолжал ощущать на лице отголоски чужого дыхания и жар на губах от несостоявшегося поцелуя. Ему хотелось качнуться на пятках и догнать отстранившегося Эймонда. Вместо этого он развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Сердце билось в горле, губы все еще горели и Люк сдерживался от того, чтобы слизнуть этот жар кончиком языка. Он не слышал, последовал ли за ним Эймонд, или тот остался стоять в пустом зале, злясь на себя, на собственные чувства и на Люка. Потому что Люк тоже на себя злился. Закат опустился на город. Люк, уже приведший себя в порядок и устроившийся за столом, смотрел в окно и задумчиво касался собственных губ. Тепло ушло, и он бессмысленно пытался вернуть его кончиками пальцев. Их ждал очередной совместный семейный ужин. Иллюзия единения, являющаяся ничем иным, как попыткой держать друг друга под контролем. Люк был готов перетерпеть это, только чтобы вновь посмотреть на Эймонда и попытаться в новой встрече угадать его мысли. Он знал, что будет смотреть на его губы. Он не мог не. Сегодня в Драконьей яме было открыто нечто новое. Страшное, чего не должно было происходить и о чем нельзя было даже думать. Люк несся вперед, как если бы летел на Арраксе сквозь облака. Он терялся. Все, что удавалось собрать, на что он себя настраивал — разрушалось лишь одним обменом взглядами. Рассудок кричал ему избегать Эймонда всеми способами и не потакать своему сердцу хотя бы до тех пор, пока Эймонд не свяжет себя узами брака. Потому что после этого жизнь разведет их сама, и Семеро могут быть милостивы, послав Люку освобождение от ненужных чувств. Но Люк был избалован. Его любила и оберегала мать, он помнил отеческую ласку Лейнора Велариона, даже Деймон был с ним многим мягче, чем с Джекейрисом. Он привык к любви и не умел ее избегать. Его место за столом повторяло прошлый вечер. Они обменялись приветствиями и уселись в ожидании оставшихся членов семьи. Люк поддерживал ленивую беседу с Рейной и Бейлой, успев покаяться перед матерью за такую неосторожную вылазку в город и получить от нее же похвалу за сопровождение кузин, когда к ним присоединился Эймонд. Все приветствия с ним были сухими, за исключением, конечно же, Алисенты и Хелейны, к которым он тянулся сдержанно, но мягко. Рейна позволила Люку незаметно покинуть их разговор, когда Эймонд уселся на свое место, переплетая пальцы как в молитве и нечитаемым взглядом находя за столом Люка. Они впились друг в друга, Люк почувствовал, как начало у него жечь глаза, а по венам пустили огонь. Это был мучительный ужин. Гораздо более мучительный, чем тот, что их семья разделила вчера. Люк покинул их, когда все еще пили вино и разговаривали о целой неделе грядущих праздников. Потому что горел, потому что чувствовал дрожь во всем теле и потому что думал о том, что после празднований свадьбы Джекейриса последует свадьба их дяди. Взгляд Эймонда находил его. Расширенный зрачок дергался на каждое движение Люка. У Люка жгло губы, и он задохнулся, когда яростный и дикий Эймонд поймал его в полутьме коридора. Злой, раздраженный. Как и Люк, постаравшийся вырвать свое запястье из цепких длинных пальцев. Они оба могли бы убить друг друга в этом коридоре. Они были близки к этому. — Я все довожу до конца, мой лорд Стронг. Уточнять, имел ввиду Эймонд его глаз или поцелуй, Люк не стал, потому что Эймонд склонялся решительно и быстро. Как бил хлыстом. Его губы были жесткими, сухими и горячими, и Люк перестал дышать, ощутив их на себе. Все перевернулось. Люк летел на драконе вниз головой.