***
Наконец, когда торжественная церемония знакомства была окончена, заиграла легкая музыка, великосветское общество вместе с королем и принцессой Варной рассредоточилось по зале, распадаясь на небольшие группы для обсуждения впечатлений о знакомстве с младшим принцем. Принц Лазар подошел к Кайросу и тихо поздравил его с дебютом в обществе. Младший брат был любимцем Лазара, он всегда с трепетом относился к нему, заботился о самом младшем, который с рождения остался без матери. Для Кайроса и брат, и сестра были настоящей семьей. Король был холоден ко всем своим детям, неизменно требуя от них только исполнения их обязанностей и напоминая о долге перед государством. Так его единственная сестра, Варна, яркая и энергичная, красивая и харизматичная девушка, которая сама организовала свой театр, где братья помогали ей, была вынуждена выйти замуж по расчету за наследника соседнего королевства. Их отец устроил эту помолвку, когда обоим детям было еще по семь лет, и принцесса не могла отказаться от этого. Кайрос, хоть и был самым младшим, обладал огромным жизненным опытом, потому что был не просто человеком — он был перерождающимся божеством Надежды. В этой жизни он вспомнил о своем истинном происхождении в 15 лет и три года отчаянно ждал момента своего совершеннолетия, когда ему наконец будет позволено выйти в свет и начать искать свое божество. — Поздравляю тебя, — Лазар мягко, как только он умел, улыбался брату. — Теперь ты совсем взрослый и должен будешь сам заботиться о собственной безопасности. — Я так долго этого ждал, — вздохнул Кайрос, обращаясь взглядом к толпе. — Теперь я смогу не только бывать в обществе, но и познакомлюсь с новыми людьми. — Да-да, все так, — Лазар тоже обратил свой взгляд в толпу, заметив интерес брата. — Кого ты высматриваешь? — Да так, я удивился, когда среди графов увидел слишком молодое лицо, это показалось мне любопытным, — нарочито небрежно ответил младший принц. Лазар слегка усмехнулся: — Я понял, о ком ты. Это граф Астрей, один из шести Лордов. Его отец рано умер, и он стал графом в сравнительно юном возрасте. Сейчас ему 22, если мне не изменяет память, — наследный принц проследил, как младший брат скользит взглядом по толпе и, слегка тронув его за плечо, глазами указал в нужную сторону. — Он там. Кайрос увидел высокого темноволосого графа: на нем идеально сидел черный сюртук, из-под которого выглядывала белоснежная сорочка с замысловатым галстуком-бабочкой поверх нее; его лакированные сапоги блестели в свете бесконечных свечей, освещающих залу; а его глаза, горевшие на лице словно два сапфира (если бы сапфиры умели гореть), были цвета бездонного синего неба и смотрели прямо на него. Принцу в один момент показалось, что между ними исчезли все люди, все звуки, все преграды, остались только они двое. Образ этого человека, его лицо, его глаза были знакомы ему множество жизней, он не мог перепутать его ни с кем, потому что все его существо тянулось только к нему, к нему единственному. Любимому. Кайрос кивнул брату, и он, мягко пожав руку младшему, отошел в сторону группы собравшихся аристократов. Принц двинулся по зале, обходя толпу и вежливо улыбаясь обращенным к нему лицам, неизбежно приближаясь к тому единственному, кто имел для него значение. Граф Астрей склонил голову в почтительном поклоне перед юным принцем и, подняв на него глаза, счастливо улыбнулся. — Ваше высочество, поздравляю Вас с совершеннолетием, — граф продолжал улыбаться, обращаясь к принцу по формальной причине. — Разрешите представиться, граф Астрей. Кайрос протянул руку для пожатия, но граф подхватил ее и поцеловал перстень с королевским гербом. Принц вспыхнул лицом, ведь этот жест всегда был традиционным подтверждением преданности: королю, как всеобщему правителю, или человеку, который являлся повелителем лично для того, кто целовал перстень. — Ваша светлость, я всего лишь принц и даже не наследный, вы не должны… — Кайрос замялся, не зная, как правильно высказать свое смущение поступком Астрея. — Ваше высочество, я не хотел вас поставить в неловкое положение, только выказать Вам свою преданность, — тихо проговорил граф, чтобы только младший принц мог его слышать. — Могу ли я попросить Вас о прощении? Только, умоляю Вас, давайте выйдем в сад! Сегодня прекрасный летний вечер, который просто преступно проводить в помещении. — Хорошо, Ваша светлость, пройдемте в сад, мне будет приятна ваша компания. А произошедшая ситуация вовсе не стоит ваших извинений, — Кайрос улыбнулся и с громко бьющимся сердцем вышел в сад вслед за графом. — Благодарю вас, — смущенно прошептал он. Они прошли сквозь залу к выходу на террасу, на которой был выход в сад. Проходя мимо придворных и аристократов, которые кланялись принцу, они оба не заметили, как за ними внимательно следили чьи-то серьезные глаза.***
Астрей шел чуть впереди, пока они выходили из дворца и спускались по широким ступеням. Подойдя к садовой дорожке, граф остановился и подождал своего юного спутника. Кайрос шел рядом с ним, опустив голову и не решаясь начать разговор, поэтому Астрей решил действовать осторожно, заговорив о посторонних вещах. — Июнь в этому году выдался очень теплым, вы не находите, Ваше высочество? Очень приятно вечером пройтись вот так, среди деревьев и ухоженных клумб, — он указал рукой на цветущие кусты пионов, которыми были обильно усажены края дорожки, по которой они шли. — Ваша светлость, Вы безусловно правы. Особенно приятен тот вечер, который можно провести в кругу друзей, — ответил принц, не уступая своему собеседнику в изысканности манер. — Сказать честно, Ваше высочество, мне очень приятна ваша компания, и я рад наконец познакомиться с Вами, — граф слегка поклонился, не сводя взгляда с юного принца. Солнце уже зашло, на королевский сад опустились сумерки, и поднялся довольно сильный, но теплый ветер, который пригнал из-за горизонта тучи. Они прошествовали до конца главной аллеи и свернули в боковую. Здесь уже не попадались прогуливающиеся люди, и принц остался наедине с графом. Но ему не было страшно, он полностью доверял этому человеку, которого увидел только сегодня, но которого знал при этом лучше всех в этой своей недолгой жизни. Кайрос поймал взгляд своего спутника и остановился. — Ваша светлость, можете обратиться ко мне по имени? — попросил принц, продолжая вглядываться в лицо Астрея. Первые капли летнего дождя с шорохом упали на садовую дорожку. — Да, ваше высочество, — ответил граф, не разрывая взгляда. — Но это будет неслыханной наглостью в глазах остального общества, — он сглотнул, так как в горле у него пересохло. — Здесь и сейчас никого нет, мы одни, — проговорил принц, бросая на спутника умоляющий взгляд. — Пожалуйста, — немного жалобно попросил он. Дождь усиливался, и вот уже они оба стояли друг напротив друга в намокшей одежде, но никто из них не обращал на это ни малейшего внимания. — Кайрос, — прошептал граф еле слышно. Принц смотрел на него — его зрачки расширились. — Вы позволите прикоснуться к вашей руке? — раздалась следом тихая просьба. Кайрос молча, все так же не отрывая взгляда, стянул с руки мокрую белую атласную перчатку и протянул к графу чуть подрагивающие пальцы. Астрей взял его руку и прикрыл глаза, чувствуя, как волны мурашек пробежали по всему его телу. Он увидел под закрытыми веками разноцветные искры, а сердце его забилось загнанной птицей. Астрей открыл глаза и увидел замершего в нескольких дюймах от него принца. Его зрачки были расширены, почти полностью закрывали яркую зеленую радужку; его грудь быстро вздымалась. Он инстинктивно облизывал пересохшие губы и наконец выдавил из себя: — Мой ангел, мой воздух, моя любовь, — шептал бессвязно Кайрос. — Я нашел тебя, нашел, — и он бросился к графу, обнимая и прижимаясь к своему родному существу. Дождь перешел в ливень, но они прижимались друг к другу, совершенно не обращая на это внимания. Каждый из них соскучился, проведя почти два десятка лет в разлуке. — Мое солнце, свет мой, — Астрей прижимал к себе худое, еще совсем мальчишечье тело принца и целовал его везде, куда мог дотянуться: в подбородок, в нос, в щеки, в висок, в уголок губ. По лицам обоих стекали капли дождя, но оба божества только улыбались друг другу сквозь поцелуи. Кайрос сместил голову и прильнул к божеству Справедливости в щемящем сердце поцелуе. Граф перехватил инициативу и бережно целовал свое божество, мягко раздвигая его губы и оглаживая их языком, он вдруг столкнулся с робким языком принца, который принялся ластиться и нежно касаться его языка, так что тело графа затопило теплом от близости такого родного и бесконечно любимого божества Надежды. Их первый поцелуй в этой жизни был нежным и трепетным, он был новым узнаванием через года, которые успели пройти с момента их разлуки, наградой за бесконечное нетерпеливое ожидание. — Постой, постой, — Астрей отстранился, давая время им обоим отдышаться. — Здесь может быть опасно, ведь я не имею права так касаться принца. В этом мире это запрещено, ты же знаешь. Тебя могут посадить под замок, а меня арестовать за такие действия. Я не хочу, чтобы ты страдал и переживал. Хочу, чтобы ты был счастлив, — тихо прошептал Астрей в губы своему божеству. — Я так соскучился по тебе, мы не виделись с прошлой жизни, как много времени прошло, — Кайрос обнял Астрея, зарываясь пальцами в его темные влажные волосы и вдыхая запах его любимого божества. — Ты же знаешь, мое солнце, что у нас есть всё время. Если не в одной жизни, так в другой, — прошептал в ответ граф, утыкаясь носом в висок принца. — Знаю, но ждать каждый раз приходится так долго. Если бы я не знал, что ты живешь со мной в том же мире, если бы я был не уверен, что встречу тебя, я бы не выдержал, — он снова вдохнул запах его волос. — Ты пахнешь домом, нашим домом, мой ангел, — принц оторвался наконец от графа и посмотрел ему в глаза. Астрей увидел свою родную душу. Сколько повидал он за свои жизни людских душ, ни одна из них не была сравнима со светом души его божества. Она вся лучилась добром и надеждой, мечтательностью в глазах и неизбывной любовью, с которой божество Надежды смотрело только на другое божество — его вторую половину, его ангела. — Нам нужно придумать, как мы сможем быть вместе здесь, в этом мире, — Кайрос держал Астрея за руку и бережно гладил другой рукой. Они уже вымокли до нитки, но не могли оторваться друг от друга. — Да, здесь ты принц, хоть и не наследный, но за тобой постоянно будут следить чужие глаза. Нам нужно найти место, где мы сможем встречаться без опасения попасться кому-то, — Астрей с нежностью посмотрел на своего возлюбленного. — Я знаю такое место. Потайной сад, пойдем, я тебе покажу, — принц потянул графа за собой, и они двинулись по дорожке дальше, держась за руки.***
Дни после совершеннолетия младшего принца потекли своим чередом: он бывал при дворе, участвовал в Совете Лордов вместе с отцом и старшим братом, слушая беседы графов с Королем, и тайно наслаждался обществом своего божества. Когда они пересекались прилюдно, граф каждый раз со всей обходительностью и вежливостью обращался к принцу, не переходя грань общения с королевской особой, очерченную правилами и традициями. Теперь, когда в привычном раскладе их жизней появились тайные встречи, каждому из них пришлось стать куда более осторожным и скрытным. В одну из таких встреч, Астрей загадал крылья, которые каждый раз из жизни в жизнь даровал ему божество Надежды. Астрей стремился летать, стремился к свободе и справедливости, в этом была его природа и его сущность, и ему казалось очень символичным, что именно его возлюбленный дает ему это — возможность быть собой. В каждой жизни у Астрея были крылья — желание исполнялось, когда он верил, что умеет летать, когда стремился укрывать ими свое божество, защищать как щитом, ведь крылья всегда показывали его истинную божественную природу и скрывали от людских глаз, а укрывая крыльями божество Надежды или взлетая с ним в небо, он прятал от людей и своего любимого. Крылья не мог увидеть ни один человек, кроме него самого и его божества. Но крылья и вместе с ними возможность летать всегда появлялись у божества Справедливости только после встречи с божеством Надежды в каждой жизни. Вместе они прошли много жизней, побывали в разных мирах. Каждую жизнь они влюблялись заново, ведь память прошлых жизней за почти бесконечное время их существования все равно стиралась, оставляя после себя много разрозненных воспоминаний, в каждом из которых они были вместе. Кайрос помнил, как в одной из прошлых жизней его возлюбленный спас его из реки, став для него спасительным глотком воздуха в измученные легкие. Хоть божество и не мог умереть от такого, но боль он все же чувствовал. С той самой жизни божество Надежды стал звать его своим воздухом в дополнение к обращению мой ангел, потому что именно в этих прозвищах и был для него весь его возлюбленный. Ангелом божество Справедливости стал не только потому, что в каждой из своих жизней стремился к свободе и всегда хотел летать, а божество Надежды всегда исполнял это его желание, даруя ему крылья, но и потому что всегда был защитником и справедливым судьей, оберегал и помогал тем, кто в этом нуждался. Несмотря на свою божественную природу, которая предполагала непредвзятость ко всему, божество Справедливости был добрым. Хотя возможно так на него влияло божество Надежды, ведь и люди, и божества всегда неосознанно пытаются быть похожими на тех, кого любят. Для божества Справедливости божество Надежды всегда был его солнцем и светом. В каждой жизни он светил, своим отношением к жизни, своей заботой и любовью раскрашивая жизни всех, с кем только встречался на своем пути. Для Справедливости он всегда оставался лучиком, самым теплым и искренним, вне зависимости от того, в каком мире они жили. Когда Кайрос прогуливался по саду, он обязательно заворачивал в одну из неприметных боковых аллеей, в живой изгороди которой была устроена незаметная дверь, за которой узкая закрытая ото всех глаз тропинка вела в потайной сад, окруженный высокой живой изгородью. Внутри сада было несколько дубов и лип, которые закрывали весь обзор сада с верхних этажей дворца, и небольшая беседка в отдалении от единственного входа, которая была закрыта кустами жасмина, растущего вокруг нее. Деревья и кустарники в этом саду не требовали ухода, и даже садовник не появлялся здесь, поэтому это место, с детства облюбованное Кайросом для игр, стало теперь местом тайных встреч двух божеств, которые не могли встречаться открыто. В один летний день через несколько недель после празднования своего совершеннолетия юный принц сидел в беседке, наслаждаясь запахом уже отцветающего жасмина. Он приходил сюда в любой свободный момент времени, ожидая здесь встречи со своим ангелом. Тихий звук открывающейся двери, легкие шаги по траве, и вот уже перед Кайросом возник его возлюбленный. Принц поднялся на ноги, и за пару длинных шагов оказался рядом с Астреем. — Солнце мое, — выдохнул граф в губы принцу, который потерся своим носом о нос графа в приветствии. — Давно ждешь? — Нет, я прогуливался и зашел сюда, не особо надеясь встретить тебя в это время, — Кайрос вдохнул привычный родной запах своего ангела. Они прошли в беседку и сели на скамейку рядом друг с другом. — Я рад тебя видеть. Как ты? — Теперь хорошо, — Астрей придержал двумя пальцами подбородок принца и накрыл его губы своими, нежно прихватывая то нижнюю, то верхнюю губу принца, который млел от этих прикосновений, медленно шевеля своими губами, наслаждаясь такой солнечно-разнеженной негой, которую дарил ему тот, кто был его воздухом. Кайрос тонул в поцелуе, позволяя себе чуть смелее, чем обычно, оглаживать губы своего любимого языком. Воздух предательски заканчивался, и принц оторвался от губ графа, чтобы вдохнуть, когда Астрей спустился легкими поцелуями на подбородок, линию челюсти. Кайрос откинул голову, плавясь от этой желанной ласки и принимая на свою шею поцелуи графа, который целовал слегка, опасаясь оставить следы. Его тяжелое дыхание свидетельствовало о том, что Астрей сдерживал себя из последних сил. Принц схватил руку возлюбленного и начал ею небрежно расстегивать пуговицы своего камзола, давая знак, что он готов зайти дальше. Астрей в два счета справился с пуговицами, и ненужный элемент одежды тут же полетел на пол беседки, а пальцы графа уже пробирались под тонкую батистовую сорочку, пробегаясь кончиками по всему телу его божества. Они сидели слишком близко друг к другу, соприкасаясь бедрами, каждый оплетая руками любимое тело и не в силах оторваться хоть на миг. Кайрос тихо вздохнул, задержав дыхание, когда нетерпеливые пальцы сомкнулись на его соске, играя и перекатывая его, и выгнулся, требуя больше внимания. Другая рука графа скользнула к завязке штанов принца и, чуть ослабив ее, проникла внутрь, оглаживая привставший член Кайроса через белье. Руки принца бездумно гуляли по торсу графа в полурастегнутой одежде, проходясь короткими ногтями по спине, повторяя контуры мышц, пробирались к ребрам и касались живота. Граф снова приник к его губам, но в этот раз поцелуй стал тягучим, наполненным всё прибывающей страстью и желанием разделить на двоих этот момент удовольствия. Астрей вытащил поверх штанов уже полностью возбужденный член принца, продолжая скользить по нему рукой, размазывая капли выступившей смазки большим пальцем по головке, и разорвал поцелуй. — Можно? — граф спросил принца, не сомневаясь в ответе, но все же ожидая его. Он наклонился ниже, показывая свои намерения прильнуть к разгоряченной плоти своими губами. — Да, — хрипло отозвался Кайрос. — Я очень этого хочу, — не успел он договорить, как вокруг его головки плотно сомкнулись губы графа, и принц почувствовал слабость в ногах от того, как ему стало хорошо в этот момент. Если бы он сейчас не сидел, то непременно бы рухнул с дрожащих ног. Он так же, как и граф ранее, пробрался рукой в его штаны, сжимая в ладони налившийся член Астрея, и начал водить по нему в том же темпе. Губы двигались все быстрее, и принц не отставал, проходясь всей ладонью по возбужденному стволу графа, ощущая как несколько капель смазки уже размазались под его рукой по всей длине. Кайрос почувствовал приближение пика и постарался второй рукой чуть отодвинуть голову графа, чтобы не закончить ему в рот, но тот, поняв этот жест, не позволил себе отстраниться, и через несколько мгновений Кайрос содрогнулся в остром чувстве наслаждения, волнами накатившем на него, непроизвольно дергаясь и выплескивая семя в горло Астрея. На него обрушилось состояние расслабленной неги, но собрав все силы в кулак, которым он продолжал двигать, он довел графа до финала, накрыв рукой его горячую плоть, из которой вырвалось в несколько толчков густое семя. Он разжал ладонь и выпростал ее из штанин, вытерев платком, который так кстати оказался поблизости, наблюдая, как тяжело и быстро дышит граф, уткнувшись ему в живот. — Мой любимый, — прошептал Астрей, отдышавшись. — Мой самый светлый и красивый, — граф потянулся к губам принца, в последний момент целуя его в самый уголок. — Прости, я проглотил твое семя, теперь ты не захочешь меня целовать, — проговорил он, чуть прикрывая глаза с длинными ресницами и улыбаясь. — Ангел мой, я всегда хочу тебя целовать, — Кайрос притянул его за подбородок, и первый накрыл его губы своими. — Я тебя люблю, но ты порой такой дурной, — прошептал он в поцелуй. — Для меня твой поцелуй всегда будет самым сладким, — добавил Кайрос, чувствуя на языке своего возлюбленного чуть солоноватый собственный вкус. — Давай немного полежим вместе? — Кайрос поднялся и потянул за собой Астрея. Они прошли под раскидистый дуб и, кинув на землю свои камзолы, упали на траву, сразу же обнимая друг друга. — Мне так этого не хватает, — проговорил Кайрос, уткнувшись Астрею носом в висок. — Просто чувствовать тебя рядом, когда я просыпаюсь и когда засыпаю. Ты здесь со мной в этом мире, но мне тебя катастрофически не хватает. — Наше будущее здесь так смутно и неопределенно, но сейчас мы рядом, — он повернул голову и прикоснулся кончиком своего носа к носу Кайроса, а затем нежно поцеловал в маленькую родинку. — Неважно, где мы с тобой, я все равно тебя люблю, солнце мое, — прошептал Астрей. — Всегда любил и всегда буду. Радость от этого признания, такого привычного, но в то же время все так же волнующего душу, отразилась в глубине ярких зеленых глаз принца. Он коротко поцеловал божество Справедливости, нежно касаясь его губ, и улегся головой ему на грудь, закрывая глаза и на мгновение проваливаясь в сладостную негу. Его родное сердце билось совсем рядом, а значит он был счастлив.
***
Лето пролетело быстро, и наступила теплая осень. Граф и принц продолжали тайно встречаться в своем саду и проводить время только вдвоем, но теперь, когда с каждым днем становилось все холоднее, они старались урвать как можно больше свиданий, опасаясь, что с приходом зимы им придется или сменить место встреч, или на время их прекратить. Когда октябрь обрушился на королевство непрерывными проливными дождями, младший принц загрустил, уныло глядя в окно на стекающие капли, которые означали, что ему снова не поцеловать своего ангела. Хоть Кайрос и был принцем, членом королевской семьи, которая не знала лишений, все равно он чувствовал себя как в тюрьме. Круг его общения с людьми был ограничен семьей и аристократами, и иногда он с содроганием думал, что бы ему пришлось предпринимать, если бы его божество оказался не графом, а обыкновенным простолюдином. Как бы он нашел его, как бы смог быть хоть иногда рядом? То, что он любил бы его любым, не вызывало сомнений в его душе. Он любил его всегда, и это не могло изменить ни происхождение, ни окружение, ни репутация. Кайрос сидел в гостиной с братом, который играл на фортепиано медленную мелодию. Король чувствовал себя неважно из-за погоды в последние дни, поэтому собрания Совета Лордов не проводились, и братья были предоставлены сами себе. Принц Лазар не упускал любой возможности попрактиковаться в игре на фортепиано, поэтому он воспользовался представившимся случаем. Дворецкий, молодой невысокий парень со светлыми волосами и правильными чертами лица, вошел в гостиную и занес поднос с чаем для принцев. Кайрос, который, скучая по Астрею, цеплялся взглядом за каждую незначительную деталь в попытке отвлечься от своих невеселых размышлений, заметил, как Лазар и дворецкий обменялись краткими взглядами и быстро отвели друг от друга глаза. Кайрос стал незаметно наблюдать за обоими и увидел их мимолетные нежные взгляды, когда казалось, что никто не смотрит; незаметные касания пальцев, когда дворецкий передавал чашку с чаем в руки наследного принца; легкий румянец Лазара на это прикосновение; намек на улыбку, проявившуюся в кратком подергивании уголка губ и преданный взгляд дворецкого в спину его брата, которым он выразил свои чувства слишком красноречиво. Кайрос с удивлением и радостью обнаружил, что его брат был влюблен, и это было взаимно. Но положения обоих в обществе, казалось, не давали никакой надежды на счастливое будущее. Но надежда — это было именно то, что Кайрос был в силах дать своему брату, отплатить сполна за его доброту и чуткость. Когда дворецкий вышел, Кайрос встал с дивана и подошел к фортепиано, за которым продолжал сидеть его старший брат. — Кажется, чай сегодня особенно вкусный, — он кивнул на чашку в руках наследного принца, которую он продолжал держать как особую драгоценность. Кайрос тронул брата за плечо, и когда тот поднял на него взгляд, то мягко улыбнулся. — Или тот, кто его налил, был особенно заботлив к тебе, — Кайрос заметил, как в глазах брата проскочил страх. Его улыбка тут же погасла на губах. — Лазар, что? Что случилось? — обеспокоено вопрошал он, усевшись рядом на банкетку возле фортепиано. — Как? — у старшего принца внезапно сел голос. — Как ты понял? — выдавил наконец из себя Лазар. — Вы смотрите друг на друга по-особенному, даже если ничего не делаете, в этих взглядах чувствуется нежность, — ответил Кайрос, сжимая брата за плечо. — Почему ты испугался? — Этого никто не должен был знать, а мы так глупо выдали себя, — он глубоко вздохнул, уронив голову на грудь. — Но разве это не прекрасно? Вы оба влюблены и оказываете друг другу знаки внимания, — Кайрос участливо пытался заглянуть в опущенные глаза. — Я понимаю, что ваши положения в обществе не равны, но это же не преграда для настоящих чувств, верно? — Ничего ты не понимаешь, братик, — Лазар поднял на него взгляд и по-доброму, но все же горько усмехнулся. — Дело не в неравенстве положений, а в том, что мы оба мужчины. Мы же «неправильные», — он чуть скривил губы на этом слове, словно оно было горькой пилюлей. — И если попадемся, то по закону должны будем отбывать наказание в тюрьме. Возможно, для него, — Лазар с нежностью посмотрел на дверь, за которую вышел дворецкий. — Наказание будет еще более суровым. Я очень за него боюсь, — наследный принц тихо сглотнул. — Какое наказание может быть для него? — спросил Кайрос, переходя на шепот. — Смерть, — Лазар вздохнул и повернулся к младшему брату. — Ведь если мы попадемся, его скорее всего обвинят в совращении наследного принца. — Как можно наказывать смертью за любовь? Разве можно выбирать кого любить? — выпалил свои вопросы Кайрос. — Мы живем в таком государстве, — шепотом проговорил Лазар. — Наш отец как огня боится таких, как я, «неправильных», что они разрушат королевство, а его ближайший советник, лорд Раскал, только с каждым днем подливает масла в огонь. Не удивлюсь, если в скором времени «неправильных» объявят вне закона и начнут за ними охоту, — он снова тяжело вздохнул. — Но ты же наследный принц, ты можешь однажды стать королем и отменить все эти ужасные законы, — не сдавался Кайрос. — До того момента уже могут произойти непоправимые вещи, и я не хочу, чтобы они коснулись никого, но пока я принц, я не в силах этого изменить. Мне жаль. Кайрос потянулся и обнял брата, поддерживая его в такой непростой ситуации. Младший принц не думал, что он и сам находился в такой же ситуации, все-таки он был божеством, и смерть для него не была концом всего, как для обычных людей. Он сочувствовал своему брату и его избраннику, всем тем, кому приходилось скрываться и каждый день жить в страхе за себя и своих любимых из-за дурацких законов, которые придумали другие люди, из-за того, что кому-то не нравилось смотреть на «неправильных». «Даже слово ужасное придумали! Как можно называть кого-то правильным, а кого-то нет? Как вообще можно назвать любовь неправильной? Это же величайший дар в жизни, и его, наоборот, нужно беречь, а не запрещать, осквернять и наказывать за ее проявление! Какой ужасный мир!» Но вслух Кайрос только сказал брату тихо: — Не переживай, я никому не выдам твою тайну. Наоборот, я хочу помочь, ты можешь на меня рассчитывать, брат. Лазар разорвал объятия и благодарно кивнул младшему принцу. — Спасибо, мне было важно услышать, что ты меня не осуждаешь, а поддерживаешь, — он мягко улыбнулся. — Надеюсь, все будет хорошо. Кайрос кивнул, и в его глазах промелькнули золотистые искры. — Обязательно, — шепнул младший принц с понимающей улыбкой.***
Удивительно, но слова принца Лазара оказались пророческими. Через неделю после разговора двух принцев в гостиной король стал чувствовать себя лучше, и советы Лордов возобновились. Кайрос присутствовал при обсуждениях новых законов и реформ, но не высказывал своего мнения. Его, впрочем, никто и не спрашивал: он не был наследником, и не ему нужно было в будущем возглавлять государство, но все же король настаивал на его присутствии, чтобы младший принц мог набраться ума и получить знания, необходимые королевской особе. Он слушал придворных и графов из совета Лордов, о каждом из которых у него сложилось свое мнение. Большинство графов были людьми почтенного возраста, довольно рассудительными и мудрыми, власть не ударяла им в голову, и они предлагали королю здравые идеи и реформы для улучшения жизни королевства. Кроме Астрея, который всегда был для Кайроса особенным, из графов ему более всех запомнился лорд Раскал, казначей и ближайший советник его отца — он имел наибольшее влияние на короля. Совет, на котором присутствовал и король со своими сыновьями, поднял обсуждение закона, запрещающего публичное выражение отношений и запрет браков для двух мужчин. Законом королевства такие люди провозглашались «неправильными» и должны были за нарушения отбывать срок в тюрьме. Но несмотря на наличие этого закона, люди в королевстве позволяли себе все больше и больше вольностей, не стыдясь ходить по людным местам, держась за руки. Именно с такими словами выступил лорд Раскал перед советом и королем, ходатайствуя об ужесточении закона и наказания за его нарушение. Лорд Раскал распинался в длинной витиеватой речи о распущенности нравов, сплошном разврате и разложении общества, которые несут «неправильные», что в конечном итоге ослабляет государство и делает его легкой добычей для врагов. — «Неправильных» необходимо искоренить, пока не стало поздно, — вещал лорд Раскал. — А для этого нужно ужесточить закон, запрещающий любое проявление низменных желаний между мужчинами, и ввести наказания за его нарушение — смертную казнь. Несколько лордов, в том числе и Астрей, пытались возразить этой речи, полной праведного гнева, но король нетерпеливым взмахом рукой остановил эти разговоры. — Лорд Раскал, в ваших словах есть истина, — ответил король. — Я ценю вашу обеспокоенность этим вопросом, который давно уже нарывает язвой на теле нашего общества, и согласен с Вашими словами. От «неправильных» необходимо избавиться, нужно принять закон и организовать несколько показательных казней за его нарушение, чтобы научить оставшихся и направить их на путь истинный. — Ваше величество, вы хотите наказать людей смертью, за то, что они просто любят друг друга? — задал вопрос Астрей. — Это не любовь, лорд Астрей, это болезнь, и если мы ее не остановим, она поработит наше общество. Закон будет принят, и я не потерплю возражений, — отрезал король, взмахом руки не позволяя остальным лордам подключиться к дискуссии. Кайрос переглянулся обеспокоенным взглядом со своим братом: как тот и предполагал, ближайший советник короля выступил с инициативой ужесточить наказание, и в этом несомненно была какая-то политическая игра с его стороны. Кайрос не знал наверняка, но ходили слухи, что лорд Раскал пользуется слугами, беря их силой или применяя различные зелья, угрожая им расправой, если кто-то из них начнет об этом болтать, но, видимо, это невозможно было утаить. Эти слухи сами по себе звучали отвратительно, но если они были правдивы, то получалось, что этим ужесточением закона о «неправильных» он пытается отвести от себя подозрения. В конце концов, закон, как и всегда, ударит по обычным людям, а для тех, кто имеет власть, его словно и не будет существовать. Он бросил взгляд на лорда Раскала, который неотрывно смотрел на его брата, с каким-то вселяющим ужас взглядом. «Неужели он что-то знает или подозревает?» — промелькнула мысль в голове божества Надежды. — «В любом случае я должен помочь Лазару. Я не смогу спать спокойно, если буду знать, что мог помочь ему и ничего не сделал.» Астрей, сидящий немного в стороне от принцев и лорда Раскала, прекрасно видел все встревоженные взгляды своего божества. Что бы там ни озаботило его солнце, он всегда поможет ему, всегда будет на его стороне, и, если для этого нужно будет вступить в сложную политическую игру с другими графами, он сделает это.