***
Парни вернулись в дом, и обнаружили вовсю готовящих на кухне Настю и Пашу. Сережа носился за детьми, которые убегали от него с веселым смехом и визгом, крича на ходу что-то о страшном волке. Арсений усмехнулся — его друг и правда смахивал чем-то на волка, а когда ему удавалось схватить кого-то из детей, он очень натурально отыгрывал свирепого хищника: хмурил густые темные брови, клацал зубами, словно пытаясь укусить, но тут же рассыпался веселым смехом, не успевая своим грозным видом никого испугать, а Роберт и Софийка только веселились, катаясь на спине у дяди Сережи и прося их покружить. Арсений заметил, как Антон, застывший вместе в ним в дверях гостиной, мягко улыбался, глядя на эту картину. Попов коснулся мягко запястья своего божества и, получив от него легкий кивок, забрал у Антона его рюкзак и отнес все то, что они принесли обратно, на кухню. Там над кастрюлей и сковородами во всю колдовал Паша, что-то помешивая, а Настя нарезала овощи и складывала их в огромный таз, в котором, видимо, должен был быть будущий салат на всю компанию. — О, вы уже вернулись? — Закоркина обратила свой взор на Арсения, выгружающего остатки продуктов на кухонную стойку. — Хорошо погуляли? — она с улыбкой подмигнула Попову, и он на мгновение засмущался, поняв, что Настя скорее всего тоже уже была в курсе их с Антоном свидания. — Да расслабься, я рада за вас обоих, — она понизила голос и слегка потрепала Арсения по руке в дружеском жесте. Паша же стоял к ним спиной и что-то размешивал в скворчащей сковороде и усиленно делал вид, что не слышит, о чем они говорили. — Антон очень помог мне в трудной ситуации, а ты всегда был лучшим другом Сережи и поддерживал его, так что я очень рада, что вы смогли найти друг друга. Антон рассказал мне про тебя, когда еще не мог вспомнить, он очень хороший и даже не смотря на амнезию продолжал тебя любить и искать, поэтому это так прекрасно, что вы смогли вспомнить друг друга и теперь будете счастливы, — она расплылась в улыбке. Арсений, глядя на нее без привычных ему очков, увидел искренность в душе девушки, радость за них и ее собственное счастье с Сережей, которое так и лилось из светло-карих глаз. Арсений убедился, разглядывая картину ее души, что она действительно любит его друга и принимает его с Антоном как пару, не кривя душой, а действительно радуясь за близких для нее людей — этот факт, что за него кто-то вот так по-простому счастлив — особенно выбил почву из-под ног Арсения. Он себе и представить не мог, что люди вокруг переживают и радуются за него, что в действительности его считают другом намного больше людей, чем он привык думать. Попов искренне улыбнулся Насте и проговорил: — Спасибо, а я очень рад за вас с Сережей, и очень надеюсь, что вы будете вместе счастливы, — он бросил взгляд на Матвиенко с Антоном, которые попеременно кружили детей в руках, и увидел золотистый отблеск в глазах Шастуна — его желание сбывалось. Арсений подошел к Паше и заглянул на плиту, интересуясь, чем же тут занимался их гендир. Оказалось, что Паша вовсю варил борщ, пересыпая уже готовые поджаренные овощи в кастрюлю, в которой кипела основа для супа. — Ну как дела? — спросил Паша, отвлекаясь от помешивания свёклы в другой сковороде. — Успели насладиться обществом друг друга? — Ага, Паш, спасибо, — Арсений улыбнулся. — Может все-таки чем-то помочь, а то вы вдвоем тут не особо справляетесь. — Да осталось только мангал разжечь и пожарить мясо и овощи, — отмахнулся Паша. — Это можно сделать и когда все вернутся. — Кстати об этом, почему до сих пор никого нет? — спросил Арсений, доставая овощи для мангала и начиная их мыть и чистить. — Должны вот-вот вернуться, я думаю, — Паша выключил конфорку под сковородой и осторожно переложил готовую свёклу в кастрюлю. С улицы послышались голоса, и скоро весь дом был заполнен вернувшимися с прогулки людьми: кто-то пошел наверх, чтобы отдохнуть или переодеться, кто-то присоединился к готовке, а Антон, увидев Позова, передал детей Лясе и Сереже, отправился за Димой помогать ему с мангалом и жаркой шашлыков. К Арсению со спины подошла Катя, заглядывая, чем он был занят. — Арсений, привет, — девушка улыбнулась. — Тебе нужна помощь? — поинтересовалась она. Попов обернулся на приветствие и увидел, как Катя уже встала рядом с ним за кухонной стойкой и отыскивала свободную разделочную доску. — Да, спасибо. Можешь порезать баклажаны и цуккини для жарки? — Арсений кивнул на помытые овощи, до которых у него еще не дошли руки. — Конечно, босс, без проблем, — рассмеялась Катя и принялась за работу, аккуратными и точными движениями ножа нарезая на идеально ровные кружочки баклажаны. На мгновение Арсений заглянул ей в глаза и увидел ее душу, удивляясь про себя тому, как много открытий он делает с тех пор, как Антон рассказал ему о красоте в человеческих сердцах, от которой он добровольно закрывался. Перед ним предстала картина души человека доброго и мягкого, но при этом невероятно энергичного и бойкого, в душе своей подчиненной Арсений не увидел ни лжи, ни подхалимства, она была честной и открытой, удивительно человечной — одним из лучших образцов человечности. И в этой душе жили ростки любви — теперь божество Справедливости мог отчетливо различить их. Они были пока без ответа и без надежды на взаимность, но упрямо прорастали, распускаясь удивительным свечением по человеческой душе. Тем временем они успели вдвоем нарезать все овощи и понесли их к ребятам, которые уже вовсю распалили мангал и теперь ждали, пока угли немного прогорят. Арсений забрал большую часть овощей и пошел вслед за Катей к Диме и Антону. — Привет, — Катя кивнула Антону и перевела свой взгляд на Позова, который забрал из ее рук миску с овощами. Антон бросил на Арсения взгляд полный вопроса, на что Попов, чуть склонив голову в сторону Кати, еле заметно кивнул, а после увлеченно завел разговор с Позовым о том, как они собираются готовить мясо, стараясь перехватить его взгляд. Дима увлеченно рассказывал о способах и собственных хитростях приготовления шашлыка, а Арсений лишь рассеяно кивал, всматриваясь в самую душу своего собеседника. То, что он увидел уже не удивляло его, ведь похоже, что и Добровольский, и Закоркина работали отлично, подбирая в команду не только замечательных профессионалов, но просто хороших и располагающих к себе людей. «Ну почти всех», — усмехнулся про себя Арсений, вспоминая последнюю не слишком приятную встречу с Андреем и его чуть ли не осязаемую неприязнь к Антону. Но тем не менее, Дима оказался человеком достойным, со своими принципами, достаточно умным и воспитанным, с прекрасным чувством юмора и здоровой саркастичностью, но тем не менее он был человеком, в душе которого преобладал свет, доброта, эмпатичность и искренность. И в нем Арсений так же рассмотрел ростки любви, которые преобразовывали все его существо, делали лучше. Мимолетные взгляды, которые бросали друг на друг Дима и Катя по очереди так, чтобы второй этого не заметил, говорили очень красноречиво об их вполне взаимном интересе, и Попов, переместившись ближе к Антону, встал за его плечом, слегка сжимая его запястье, словно говоря, что он все выяснил, что они хотели знать. Антон в момент сделал лицо, как будто его поразила внезапная мысль, и от нетерпения дернул Арсения за рукав льняной рубашки, что была на нем. — Арс, я кажется понял, что можно сделать с ландшафтным дизайном на нашем участке! — воскликнул он неожиданно, что Попов оторопел от такой резкой смены темы. Антон бросил быстрый взгляд на Диму и Катю, словно извиняясь, и быстро потащил Арсения за руку подальше от этой парочки. Арсений виновато улыбнулся обоим: — Прошу прощения, вдохновение — такая штука, — сказал он с улыбкой. — Надеюсь, вам не доставит трудностей вдвоем тут управиться, и у вас все получится, — сказал он, формулируя желание так, чтобы у людей получилось то, что они сами захотят. Видя, как активно закивал головой Позов за плечом у Кати, и как сама девушка смущенно улыбнулась, Арсений понял, что им нужно это время наедине, а потребуется ли им и дальше помощь божеств, или любовь сама сможет найти себе путь — оставалось только наблюдать. Попов повернулся и быстро зашагал за Антоном, который тянул его в дом. Через несколько минут они вместе зашли в их общую комнату, и как только дверь закрылась на замок, Антон тут же налетел с объятиями на Арсения, утягивая их обоих на кровать. — Антош, вот это актерская игра, я даже растерялся сначала, — Арсений нежно провел пальцами по щеке Антона, поглаживая ее от скулы до виска. — Я сначала так сказал, но потом мне и правда пришла в голову идея, может она не очень и гениальна, но все же, — Антон оперся на локоть, приподнимая голову от кровати. — Мы изменили форму здания, теперь оно похоже на крыло, но места вокруг музея из-за урезания площадки стало намного меньше. Что, если мы сделаем многоуровневые клумбы, высадим там цветы и деревья и поднимем их над землей? Так мы освободим места для отдыха и создадим тень и необходимую зелень? А еще это впишется в нашу концепцию, — к концу своей речи Антон перешел на шепот, ожидая вердикта Арсения на свою внезапную мысль. Попов завороженно смотрел на это горящее энтузиазмом лицо напротив и очень живо представлял перед своим внутренним взором то, что предлагал Антон. Это идеально вписывалось в их концепцию, это поддерживало метафору, которую они вложили в нее, о свободном искусстве, у которого не только есть крылья (одно конкретное крыло), но и что оно может парить над миром, при всей своей невесомости и красоте оставаясь тем, что служит людям. — Мне очень нравится, — прошептал Арсений. — Я себе уже это представляю, и эта идея полностью завершает тот образ музея, который мы создаем, — его взгляд на Антона в этот момент был слишком влюбленным. Попов не мог ответить себе от чего именно его переполняли столь чистые и светлые чувства: может от того, как они с Антоном совпадали в своем видении прекрасного, буквально дыша идеями друг друга, а может дело было вовсе не в идеях, а в божестве, которое так любило другое божество, настолько глубоко понимало его, что все то обожание, которое оно вызывало, просто невозможно было удержать в себе так же, как и определить единственную причину. Для Арсения был только один ответ: его божество был собой в каждый момент. — Знаешь, — смущенно продолжил Антон. — Вся эта концепция, она про тебя, я воплотил в эскиз то, каким я увидел тебя, когда еще считал тебя человеком и думал, что не имею права в тебя влюбляться. Ты моя муза, и просто ты весь такой, как искусство, — Арсений увидел в ярких зеленых глазах такую же восторженность, какая переполняла и его самого. — Без возможности на взаимность я показал тебе в своем наброске свои чувства, — эти слова стали самым большим откровением и попали в самое сердце. Арсений больше не мог держать в себе это чувство, притягивая Антона к себе и припадая к его губам, словно это единственное, что сейчас способно принять ту любовь, которая вырывалась из божества Справедливости. — Я так люблю тебя, мое солнце, — прошептал он словно в бреду. — Я не дотерплю до вечера, так хочу тебя сейчас, — дыхание Антона опаляло его губы, поцелуй перешел в распаляющий, страстный, они наслаждались друг другом и сердца их разгоняясь до бешеного ритма бились в унисон. — Надеюсь, нас никто не услышит и не будет искать, — проговорил он, следя за стайкой золотых искр, проскочивших в яркой зелени глаз напротив. — Я готов был сдаться еще на клубнике, — прошептал в поцелуй Антон. — Но у нас по-прежнему ничего нет: ни смазки, ни презервативов, — уголки его губ опустились. — Это ничего, мы можем повременить с сексом с проникновением до дома, а там уже и как следует к этому подготовиться. — Но мы можем сделать кое-что и сейчас, — Антон хитро улыбнулся, и Арсений мысленно поблагодарил судьбу, что его любимый такой — во всех своих проявлениях идеальный для Попова — его божество, которого он готов боготворить каждый день. — Хочу тебя касаться кожа к коже, — Арсений потянул вверх футболку Антона. — Хочу видеть тебя полностью, ты такой красивый, мне кажется, я от одного твоего вида могу позорно спустить в трусы, как подросток в пубертате, — Арсений жарко шептал в поцелуй, отмечая для себя румянец, который заливал не только щеки его любимого, но и все его лицо. Они продолжали целоваться, судорожными движениями пытаясь снять друг с друга мешающуюся одежду. На пол вслед за футболкой Антона полетела рубашка Попова, вскоре к ним присоединились и штаны парней, которые остались в одном лишь белье и продолжали распалять друг друга поцелуями. — Подожди, у меня есть идея получше, — Антон оторвался от Арсения и, опрокинув его на спину, уселся меж разведенных ног Попова, наблюдая за тем, что творилось в его боксерах. А там было на что посмотреть. Приличного размера член уже полностью налился, оттягивая белую ткань, на самом кончике его образовалось мокрое пятнышко, уже пропитавшее хлопок и продолжающее постепенно увеличиваться в размере. Арсений удовлетворенно смотрел, как Антон завороженно следил за ним, поглаживая его член через ткань. — Можно я возьму в рот? — слишком откровенный вопрос сопровождался невинным взглядом потемневших зеленых глаз, в которых плескалось желание. Арсений быстро кивнул, не в состоянии выдавить из себя ни слова, и проследил взглядом, как Антон стянул с него последний элемент одежды. Член шлепнулся на живот, оставляя на нем влажный след от естественной смазки. Шастун наклонился вперед, опираясь на руки и, взяв в руки мошонку, для начала легонько поцеловал в самую головку, неотрывно следя за эмоциями на лице Попова. Арсения от этого поцелуя вкупе со взглядом, смотрящим ему прямо в душу, буквально подбросило на кровати. Он издал рваный вздох, не в силах сдерживать себя. Никогда еще в этой жизни он не ощущал подобного — от простого касания губ к его члену никогда еще не было так хорошо, так правильно. Желание, распаленное в его груди адским костром, постепенно опустилось все ниже, концентрируясь на касаниях розовых губ к его члену. Антон играл языком с уретрой, то накрывая ее горячим кончиком, то слегка дуя прохладным воздухом, и от этих контрастов по телу Арсения толпами бежали мурашки; облизывал чувствительную головку, то закрывая ее крайней плотью, то полностью оголяя, заставляя Попова чувствовать себя оголенным проводом, который искрит; покрывал ствол по всей длине легкими поцелуями-бабочками и от этих почти невинных касаний, кровь в ушах Арсения гудела, сердцебиение сбивалось с размеренного ритма, и дыхание подводило, выдавая судорожный вдох. Арсений прикрыл глаза, растворяясь в моменте, ощущая, как волны возбуждения, набегая одна на другую, завязались в узел, который с каждым вздохом все сильнее затягивал в его омут сознания. Он чувствовал длинные пальцы, сомкнувшиеся на его стволе, поводящие вверх-вниз в немыслимо медленном темпе, от которого, как от сладкой пытки, невозможно было никуда деться, и Арсений метался от пьянящих его тело ощущений, не скрывая от Шастуна стоны наслаждения. Он приоткрыл глаза, чтобы увидеть с каким обожанием во взгляде Антон медленно миллиметр за миллиметром погружал возбужденный орган себе в рот, максимально втянув щеки, чтобы не задеть зубами чувствительную головку, и тут же опустил свою ладонь на кудрявую голову, пропуская вьющиеся пряди сквозь пальцы. На ум Арсению пришел сон, в котором он видел Антона и представлял потом в такой же позе. Но никакие фантазии не могли сравниться с реальностью, в которой Антон одним своим видом с членом во рту заставлял Арсения чувствовать себя подростком, который дорвался до секса. Ладонь Попова лежала на затылке, мягко перебирая волосы, лаская, но не настаивая на собственном контроле. Постепенно Антон наращивал темп, помогая себе рукой, второй он перебирал потяжелевшие и налившиеся яички, пуская по телу Арсения, распластавшегося перед ним, искры, которые поджигали его нервы, выворачивали чувствительность плоти до предела. Попов потемневшим взглядом смотрел прямо в глаза Антону, смотрел как его член исчезает, погружаясь в жаркий рот, чувствуя невероятную тягу к этому божеству. Эти ощущения, эти касания, эти взгляды — они были не столько выражением похоти, сносящей все на своем пути, они были выражением любви, взаимной ценности, желания сделать своему партнеру так хорошо, чтобы он растворился в этом моменте, почувствовал любовь не только на уровне тела, но и на уровне души. Антон с таким наслаждением заглатывал, словно это не он сам, а ему делали минет. Ему до дрожи нравилось делать приятное Арсению, который в какой-то момент, тяжело дыша, проронил: — Солнце мое, подожди, — хриплый голос вырвался из Попова. — Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, хочу, чтобы мы кончили вместе. Он сел на кровати и подтянул на себя Антона, который с сожалением выпустил изо рта член, который шлепнулся на живот Арсения, оставляя влажный след и поблескивая слюной по всей длине. Антон приподнялся, и Арсений стащил с него белье, полностью избавляясь от последнего кусочка ткани, который разделял их, откинув его куда-то в сторону. Попов помог парню усесться на его бедрах, сжимая член Антона, касаясь возбужденной плоти, которая так надолго осталась без внимания. Они уселись лицом к лицу, кожа к коже, и Арсений, обняв одной рукой Антона за плечи, плюнул на другую, обхватывая ею оба члена. Антон придвинулся еще ближе и накрыл поцелуем губы Попова, который начал двигать рукой, размазывая слюну и естественную смазку по обоим стволам, которые были горячими, до невозможности возбужденными. Они елозили друг по другу, соприкасаясь по всей длине, пока Антон позволял Арсению с жадностью обсасывать его язык. Они целовались мокро, громко, слишком горячо, не сдерживая собственных чувств, они изголодались друг по другу и никак не могли насытиться. Арсений почувствовал укус на своей губе, который через мгновение сменился ласковым языком, который зализывал причиненную боль, и на этом контрасте страсти и ласки кончил, залив спермой свой живот и член Антона, но не перестал двигать рукой, приближая Шастуна к разрядке, которая наступила несколько мгновений спустя. Их семя смешалось на них обоих, но никому не было до этого никакого дела, и Антон просто упал без сил Арсению на грудь, пока Попов продолжал целовать его в макушку. — Ты самый замечательный, самый светлый, самый мой любимый, самый лучший, — лепетал Арсений, поглаживая Антона по плечам, продолжая хаотично покрывать его голову и лицо поцелуями. Они оба повалились на кровать и теперь не могли встать, не фигурально слипнувшись вместе и не желая разрывать объятий. — Я тебя люблю, — Арсений на мгновение прикрыл глаза, вдыхая запах волос Антона. Шастун оторвался щекой от груди и оставил долгий поцелуй под ключицей Арсения, который позже обязательно расцветет ярко-красным цветком, напоминая о первом воссоединении в этой жизни. — Нужно идти в душ, — прошептал Арсений. — А то мы действительно слипнемся, — улыбнулся он. Антон прыснул и, не без усилий подняв голову, чтобы посмотреть в любимые голубые глаза, ответил: — Я бы был не против, мой ангел. Полежав еще несколько минут, они все же нашли в себе силы подняться и отправиться в душ вместе. Теперь они все могли делать только вместе.***
Субботний вечер, наступивший достаточно быстро, вся собравшаяся компания снова встречала под открытым небом. В лесу стрекотали сверчки, легко шелестели листья деревьев, трещали дрова в костре, который ребята разожгли, чтобы уютно посидеть вокруг него. Все уже были сытые, не сильно много пили, потому что завтра с утра нужно было уже разъезжаться по домам, но тем не менее в этой большой компании, нашлось место всем: и новообразованным парочкам — Дима с Катей сидели рядом друг с другом, почти не касаясь, но тем не менее неуловимо прослеживались их взгляды, которыми они одаривали друг друга; парочкам со стажем — Паша обнимал свою жену, что-то тихо нашептывая ей на ухо, а Настя с Сережей (хотя какой у них стаж?) держали друг друга за руки; и даже паре божеств, случайно затесавшихся среди людей, тоже нашлось местечко — Антон сидел рядом с Арсением, соприкасаясь бедрами, плечами. Когда кто-то шутил, Антон смеялся, утыкаясь лбом в плечо Арса, на что Попов как будто случайно укладывал руку на бедро Шастуна — они в своих действиях были настолько органичны, что никто и не подумал ничего спрашивать о ладони, лежащей на чужой ноге и слегка поглаживающей ее. Макар достал откуда-то гитару, и теперь они вместе с Нурланом и Лешей попеременно играли что-то, а остальные подпевали. Антон мог бы тоже что-то сыграть, но в этот момент ему было так комфортно ощущать всем боком Арсения рядом, что привлекать к себе ненужного внимания совсем не хотелось. Щербаков только закончил очередную песню, и на несколько мгновений опустилась тишина, прерываемая только треском поленьев в костре, затем передав гитару обратно Макару, Леша обратился к Паше, что сидел не так далеко от Антона с Арсением, что Шастун успел рассмотреть, как Паша слегка вздрогнул, видимо глубоко погрузившись в свои мысли. — Пал Алексеич, — слегка насмешливо обратился к Добровольскому Щербаков. — Завтра же воскресенье, 12 июня, это же праздник? Получается понедельник — нерабочий день? — все присутствующие перевели взгляды на Пашу. — Да, получается так, — он почесал в затылке. — У всех было так много запар, что мы забыли про дополнительный выходной, — он тут же бросил взгляд на Антона и Арсения. — Ну мы-то планируем работать? — полувопросительно сказал Антон, заглядывая в лицо Попова, и, получив утвердительный кивок, продолжил. — Да, мы будем работать, и так очень мало времени до подачи конкурса. — Хорошо, трудоголики, — Паша насмешливо улыбнулся, переводя взгляд в другую сторону и окидывая им своих сотрудников. — Ну а остальные, кого долг так сильно не зовет, отдыхайте дома, — после этих слов все расслабленно выдохнули, Макар взял на пробу несколько аккордов и почти сразу же заиграл вступление к «Кукле колдуна». Антон слегка шевельнул плечом, которое вплотную касалось плеча Арсения, привлекая внимание своего божества, и коротко кивнул в сторону, после этого без слов поднялся и пошел в сторону дома, но не зашел в него, а пройдя вдоль видимой стороны, скрылся за углом. Шастун стоял, прислонившись к стене дома, слушая долетающие от костра песни и переборы гитары, и ждал Арсения. Он появился пару минут спустя, на ходу разворачивая крылья и подходя ближе к Антону, чтобы укрыть их обоих от любых взглядов — Антон потянулся за благодарным поцелуем. — Это ты мне так намекнул следовать за тобой? — пробормотал Попов свой вопрос, прервав короткий поцелуй. — Да, я хотел побыть немного с тобой этим вечером и кое о чем попросить, — ответил Антон, наслаждаясь близостью тепла своего ангела, его запахом и его мягкими прикосновениями, от которых он не переставал чувствовать себя самым любимым и самым желанным, которые дарили ему заботу и уют, которые были для него домом. — Что ты хотел попросить? Ты же знаешь, я готов отдать тебе все, что только пожелаешь, — Арсений примкнул губами к шее Антона, и у того мурашки пробежали от головы и вниз по спине от того, насколько приятным был этот поцелуй. Собравшись с мыслями, Антон наконец сформулировал свою просьбу в слова: — Я хотел полетать с тобой, можно? — прошептал он, прикрывая глаза, чувствуя поглаживания подушечками пальцев по своей щеке. — Конечно, свет мой, иди сюда, — Арсений раскрыл руки для того, чтобы Антон мог ближе подойти к нему, что Шастун не преминул сразу же сделать. Он сделал шаг вперед, касаясь своей грудной клеткой грудной клетки божества Справедливости, крепко обхватил его руками как раз под основанием крыльев и положил голову на плечо Арсения, утыкаясь кончиком носа в его шею. Антон своим заполошно бьющимся сердцем через две клетки ребер чувствовал, как бьется сердце, в груди его божества — так же быстро и восторженно. Арсений подхватил его под ягодицы и чуть приподнял, чтобы Антон смог ногами обхватить его и скрестить лодыжки позади. Сам он оплел Антона руками, прижимая к себе так крепко, что Шастуну казалось удивительным, как он еще не врос в своего ангела. Сильным толчком ног от земли и крыльев о воздух, Арсений поднялся ввысь, держа на руках свою самую драгоценную ношу, отпустить которую он не мог бы никогда. Антон при всем своем немаленьком росте и солидном возрасте ощущал себя маленьким ребенком, которого буквально укутывали своими крыльями, даря чувство безопасности, свободы и невероятно теплой любви. Они поднимались все выше, оставляя далеко внизу дом, и костер с расположившимися вокруг него людьми. Внизу мягкой бархатной подушкой расстилался темный лес, а над ними было только небо, усыпанное мириадами звезд, мерцающих в этой высоте только для них двоих. Антон перевел свой взгляд в глаза Арсения — в темноте было сложно рассмотреть их неземной голубой цвет, но света луны было достаточно, чтобы увидеть в них безмерную любовь и нежность. — Я тебя люблю, мой ангел, — проговорил Антон, завороженно смотрящий в кажущиеся сейчас темными глаза Арсения. — Ты снова подарил мне целое небо, свободу и свою любовь. За нее я тебе безгранично благодарен и взамен отдаю тебе свое сердце. — Ты даришь мне свет, свою нежность и заботу. Я тебя люблю, а твое сердце самая большая драгоценность, которую я получал во всех своих жизнях, — Арсений поймал губы Антона своими, и Шастун медленно ответил ему на ласкающий, такой интимный поцелуй, словно они сейчас обнажили свои души друг для друга. Еще долго они летали, наслаждаясь, ночным воздухом, свободой и объятиями друг друга, напитываясь эмоциями и отдаваясь им с головой, что, когда через пару часов наконец спустились на землю, все их друзья уже разошлись спать. Божества также прошли тихо в свою комнату, раздевшись, завалились на кровать, и, утопая в объятиях друг друга быстро уснули, вымотавшись эмоционально за весь прожитый день. Этот день стал одним из лучших дней в их жизнях, и они провели его вместе. Этот день стал первым после их воссоединения в этой жизни, и отныне и впредь они пообещали друг другу, что будут проводить каждый день вместе.