***
Понедельник встретил их не по-летнему холодной погодой с дождем и традиционным совещанием с утра. Пока парни ехали из дома в офис, они успели постоять в утренних пробках на набережной и снова пройтись по ключевым пунктам своего проекта, которые должны были осветить сегодня на планерке. Добровольский просил их не особо сильно распространяться о концепции и ее изменениях, сделав упор на то, что проблем по проекту не возникает, хотя это, конечно, было далеко от правды. Но Арсению уже стало понятно то, чего опасался Паша. Добровольский не доверял тем, кто не был непосредственно занят в этом проекте, по каким-то своим причинам, но это недоверие Арсений явно видел в душе их гендиректора. Арсений размышлял, что внезапно возникшая инсайдерская информация об изменениях у инвестора появилась именно после общей презентации наработок проекта в компании S&K. Конечно, это могло быть совпадением, но неутихающее чувство тревоги преследовало Попова и только нарастало, и он не мог не связывать эти, казалось бы, совсем несвязанные факты. В официальных каналах никаких изменений по земельному участку по-прежнему не было, и в такой ситуации полная ответственность прислушиваться или нет к этому инсайду была на команде S&K. Вполне вероятно, рассуждал Арсений, что у Паши были какие-то подозрения, раз он в самом начале изменений концепции просил не распространяться о них, но свои мысли Добровольский пока держал при себе, не решаясь обвинять кого-либо без достаточных доказательств. В конце концов, в их профессиональной среде подготовка к серьезным тендерам всегда граничила с какой-то паранойей: одни специалисты в попытке защитить свою коммерческую тайну от конкурентов до самого конкурса, другие в попытке испортить чужой проект зачастую доходили до крайностей. Но на памяти Арсения это был единственный случай, который так сильно обеспокоил вечно расслабленного и подшучивающего Пашу. После того, как божество Справедливости начал смотреть в души людей, возвращая себе свой дар, он все больше и больше находил интересного в своих коллегах. Большинство из них оказались действительно приятными, компетентными и отзывчивыми людьми, и, хоть у каждого и была своя тьма в душе, она больше не пугала так Арсения, который начал свыкаться с мыслью, что это просто люди и это присуще для них. Но и вместе с этим их души всегда находились в движении — соотношении света и тьмы в них менялось с каждым принятым решением, с каждым событием в их жизнях. С особым интересом Арсений рассматривал душу Андрея, убеждаясь в том, что не бывает полностью плохих людей, но та фиолетовая дымка, которая застилала все светлое, что было в его душе, как только Кирстин видел Антона, заставляла Арсения непроизвольно кривиться, недоумевая, чем таким Шастун успел ему насолить и почему это так задевало второго главного архитектора. Арсений видел изменения в душах, но не умел читать мысли, он видел только эмоции, реакцию на внешние факторы и информацию, и когда на совещании зашел разговор о конкурсе по их с Антоном проекту, который был назначен на утро пятницы, он не увидел никаких изменений в душе Андрея, разве что раздражение, когда Антон начал говорить о степени готовности их расчетов и макета. Но Кирстин всегда реагировал так на Шастуна, и в некоторой степени успокоившись, Арсений перевел взгляд на свое божество и начал внимательно слушать его, наслаждаясь видом сияющей светлой души его солнца. После совещания Арсений вместе с Антоном вернулись в кабинет, как обычно теперь запирая дверь на один оборот ключа. Не успел Арсений начать говорить о своих мыслях по поводу только что завершившегося совещания и о своих сомнениях, раздался стук в дверь, и как только Антон открыл её, в помещение прошмыгнул Паша, что было довольно просто с его комплекцией. — Парни, нужно кое-что обсудить, — начал Добровольский с не самым веселым выражением лица, усаживаясь в свободное кресло напротив Антона. — У меня есть подозрение, что детали нашего проекта стали известны конкурентам. Кому вы рассказывали подробности? Арсений снова почувствовал нарастающую тревогу и уселся в свое кресло, сцепив руки в замок и уложив их на стол. — Мы рассказывали о проекте в деталях только на нашем общем совещании две недели назад в понедельник, — ответил Антон, всматриваясь в обеспокоенное Пашино лицо. — На нем присутствовали главы отделов и все архитекторы и дизайнеры. — Да, — Паша чуть кивнул и продолжил. — А после этого совещания на той же неделе Матвиенко сообщил вам об изменениях в размере земельного участка инвестора, но официального подтверждения этой информации мы так и не дождались, верно? — он повернулся в сторону Арсения. — Но вы решили изменить проект, чтобы вписаться в новый участок. — Да, Сережа рассказал нам об этом, когда здесь в кабинете были мы, — Арсений указал на себя и Антона, — И Позов, который помогал нам с материалами. — Так, а о деталях этой измененной концепции кто знает? — спросил Добровольский. — Мы трое и Позов с Матвиенко, — ответил Арсений, видя в душе Паши волнение, как будто он вот-вот решит сложную задачу. — Вы кому-то еще говорили? — Нет, — Антон перевел взгляд с Паши на Арсения, заражаясь общим волнением. — А насчет Димы с Сережей знаете? Они говорили еще кому-то? Антон пожал плечами, а Арсений отрицательно помотал головой: — Не знаем. — Так, — Добровольский потер виски. — Арс, позови пожалуйста обоих сюда, но только очень осторожно, не выдавая никаких подозрений, — попросил Паша, взяв себя в руки. — Ты их в чем-то подозреваешь? — спросил Антон. — Что они рассказали кому-то об изменениях, слили наш проект конкурентам? В чем именно? Арсений отвлекся от сообщений в телеграмме, в которых попросил Диму и Сережу зайти на пару минут, и бросил взгляд на Антона. В его душе отчетливо были видны переживания: в ней был небольшой страх, но больше всего Антон, как это увидел Арсений, боялся разочароваться в людях, которых уже стал считать друзьями. Паша ничего не успел ответить, потому что в дверь уже постучали, и Антон подорвался с места, чтобы открыть. Матвиенко вместе с Позовым зашли друг за другом в кабинет, и Антон закрыл за ними дверь на ключ. Оба были слегка растеряны, перебегая взглядами по лицам всех присутствующих. Паша жестом указал им на свободные кресла за длинной частью стола, и Дима с Сережей уселись друг напротив друга. — Что случилось? — спросил Позов, который не мог не заметить достаточно нервной обстановки в кабинете. Паша бросил быстрый взгляд на Антона и Арсения и повернулся к нему. — В этом кабинете сейчас находятся все люди, которые знают об изменениях в проекте музея, — начал Добровольский довольно спокойным тоном. — Всех я знаю достаточно давно и хорошо, чтобы не сомневаться в ваших профессиональных и личных качествах. Но тем не менее, сложилась такая ситуация, что сегодня с утра от конкурсной комиссии пришло письмо об утвержденной очередности представления проектов, а после этого буквально через полчаса мне позвонил Борис из Прайда, который, к слову, будет показывать концепцию инвесторам раньше нас по очереди, и сообщил, что наша концепция хоть и хороша, но не так хороша как их, а наши авторские решения он использует в своем проекте. А как вы все прекрасно знаете, кто раньше показал идею на конкурсе, тому она и принадлежит, — Паша перевел дыхание, посмотрев всем по очереди в глаза. — Поэтому я собрал вас всех здесь, чтобы понять, как такое могло произойти, что наши конкуренты узнали о наших авторских решениях, если все причастные к проекту лица сейчас находятся в этом кабинете? Повисла напряженная тишина, Арсений смотрел внимательно на Сережу и Диму без очков, рассматривая, когда они пересекались взглядами, что же сейчас происходило в их душах. Оба были в смятении, в растерянности, обида за свою работу, которую так просто могли использовать в своих целях конкуренты, сквозила в душе каждого из них, в их душах были недоумение и страх, но не было лжи или вины. — Я не знаю, как они могли узнать, — первым подал голос Сережа. — Все изменения по концепции мы обсуждали только в этом кабинете с вами всеми, — он обвел глазами всех присутствующих. — Больше я никому не рассказывал. — А Насте ты говорил? — спросил Паша спокойно. — Хочу, чтобы вы поняли, здесь никто никого не обвиняет. Но мы должны разобраться в этой ситуации. — Насте говорил, — Сережа опустил голову. — Но ведь ты знаешь ее даже дольше меня, Паш. Разве она могла слить кому-то информацию? — спросил он отчаянно. — Знаю, да, — ответил Паша. — И я верю ей, она бы не стала, я уверен. В любом случае, Настя бы и не смогла слить информацию в достаточно подробном изложении. Тут что-то другое. Дима поднял мрачный взгляд на всех. — Для этого нужен был профессионал. Архитектор. Или дизайнер, — Позов сделал паузу, и Арсений вновь напрягся не понимая пока, к чему тот клонит и кого обвиняет. Но Дима продолжил — Я говорил Кате, а она дизайнер, — он снова опустил взгляд в стол. — Она бы могла разобраться в деталях, но я не верю в это. Я не верю, что она смогла бы предать свою компанию, доверие своего босса, — он бросил взгляд на Арсения. — Меня, — добавил он значительно тише. Попов почувствовал возмущение на эти слова и уже поднялся с места: — Дим, посмотри на меня, — попросил он, и Позов послушно поднял на него взгляд. В его душе была горечь и разочарование: Дима чувствовал, что ошибся в себе, в выборе своего человека, вина и обида захватили сейчас его душу. — Это не она, — уверено сказал Арсений. — Я знаю Катю, она прекрасная девушка и дизайнер, у нее благородная душа, и она предана этой компании, она бы не пошла на такое. Она бы не стала обманывать тебя. Не смей разочаровываться в ней, Позов, — строго проговорил Арсений и увидел, как в душе Димы возникла теплая благодарность за эти его слова, за веру в его человека. — Ох, ну и развели вы здесь мелодраму, — проворчал Паша. — У всех какие-то романы на рабочем месте, кто-то с кем-то встречается, что за всеми и не уследишь. Все, я больше не смотрю сериалы, в офисе явно поинтереснее сюжеты будут, — он улыбнулся, разряжая обстановку, а затем похлопал по плечу сидящего рядом Диму. — Я не сомневаюсь в Кате или в Насте, но спасибо за то, что честно сказали. Думаю, что в кабинет был у кого-то доступ, и материалы по проекту просто сфотографировали и отправили кому надо. Тут даже не нужно быть профессионалом и разбираться. Но пока я буду проводить внутреннее расследование, кто это мог быть, я бы хотел, чтобы мы все вместе впятером решили, как быть дальше и как выкручиваться из сложившейся ситуации. В первую очередь, как относится к инсайду по урезанию площади. — Паш, — подал голос Антон. — Мы уже обсуждали с Арсом эту ситуацию, — Арсений кивнул, сосредоточенно глядя на Шастуна, а тот продолжил. — Даже если информация оказалась ложной мы уже изменили свой проект. В предыдущий участок наше здание вместится, единственное, что будут нестыковки по ландшафту. А если информация окажется правдой, то новая концепция идеально на нее ляжет. Арсений в задумчивости слушал его, соглашаясь с каждым словом, когда в его голову пришла гениальная идея. — А что, если мы подготовимся к двум вариантам? — спросил Арсений. Все заинтересованно обернулись к нему ожидания продолжения мысли. — Антон, ты ведь сделал для ландшафта конструкции для висячих садов, так? — Шастун кивнул. — Их же можно сделать модульными: если места мало разместить небольшое количество, если земли окажется больше, то мы просто масштабируем решение, добавим больше конструкций и зон отдыха на территории. — А это может сработать, — задумчиво проговорил Антон. — Мы не нарушаем концепцию, продолжаем использовать те же блоки, просто их будет больше или меньше, в зависимости от участка, — просиял он. — Это идеальное решение, а макет мы сможем сделать в двух вариантах и при необходимости прям на конкурсе и добавим нужных модулей. Добровольский тепло улыбнулся обоим, что не укрылось от внимания Арсения: Паша был рад взаимопониманию в команде, новым решениям, которые несмотря на сложные обстоятельства продолжали придумывать и дополнять друг за другом Антон и Арсений. — Это действительно отличная идея и дает нам поле для маневров, — проговорил Добровольский. — Но у нас все еще остается другая проблема: что делать со слитыми авторскими решениями и плагиатом конкурентов? Вопрос повис в воздухе, но тут неожиданно подал голос Матвиенко. — Слушайте, если они играют грязно, то мы тоже кое-что можем. Это даже хорошо, что Прайд предупредил тебя об утечке. Конечно, они хотели выбить у нас почву из-под ног, заставить нервничать и в спешке переделывать проект, но это сыграет нам на руку, — Сережа с довольным видом откинулся в кресле, а остальные присутствующие продолжали с любопытством смотреть на него, ожидая пояснений. — Сереж, ну не томи уже, — первым не выдержал Арсений, чувствуя накатившую тревожность. — У меня есть знакомый в конкурсной комиссии, мы поменяем очередность представления проектов и пойдем первыми, — ответил Сережа, прокручивая ручку в руке. — Единственное, нужно будет внести это изменение вечером прямо перед конкурсом, чтобы никто уже ничего не успел поменять в своих проектах. — Ты уверен, что у тебя получится такое провернуть? — спросил Паша. — Я не могу быть уверен на все сто процентов, но это наш единственный шанс, — ответил Матвиенко, и Арсений понял, что это действительно так и есть. После того, как все разошлись, и Арсений остался наедине с Антоном, тот подошел к нему и потянул за руку вверх, заставляя подняться с кресла. Шастун притянул его в объятия, крепко прижимая к себе, погладил по голове и спине, расслабляющими все тело Попова движениями. — Арс, ты слишком переживаешь, — прошептал ему Антон на ухо. — Тебе нужно немного расслабиться, хорошо? — Арсений кивнул ему в плечо. — Закрой глаза, представь, что ты на берегу океана, стоишь на песочке голыми ногами, и они так приятно утопают в нем, а волны с шумом набегают одна на другую, струятся между твоими лодыжками так размеренно и спокойно. — Я не хочу представлять только себя в этом месте, я хочу с тобой, — Арсений слегка нахмурился с закрытыми глазами. — Хорошо, мы с тобой обязательно съездим в отпуск, когда сдадим конкурс и немножко разберемся с текущими делами. А пока представь, что я там с тобой. Расскажи, что мы будем делать? — Ты меня обнимаешь так бережно, как будто я рассыплюсь от неосторожного движения, целуешь мягко, гладишь по лопаткам, а я говорю тебе, что я сильный, что со мной не нужно так осторожничать, я не сломаюсь. Но ты бережный, ты заботливый, ты защищаешь меня от меня же самого, от моего перфекционизма, от моих требований к себе, ты меня любишь, — прошептал в конце своего монолога Арсений. — А я так люблю тебя в ответ, что даже слов подобрать не могу, чтобы высказать тебе, насколько сильно. — Арс, так и есть. Ты можешь быть и сильным, и слабым, и стремящимся к идеалу, и неидеальным, я все равно тебя люблю. Это факт, это истина, это аксиома и ее не изменит ничто. Ты должен давать себе возможность отдыхать, переводить дух, восполнять свой ресурс, и я тебе всегда готов и рад помочь в этом. Веришь мне? — Верю, — Арсений, как слепой котенок, губами уткнулся в челюсть Антону, а после мелкими поцелуями достиг таких нужных ему сейчас губ своего божества и поцеловал их, принимая его заботу, его поддержку и его нежность. Так они простояли довольно долго, выпав из реальности, только лишь успокаивающие поцелуи и касания имели значение, и когда дыхание Арсения выровнялось, он открыл глаза, сразу ловя обворожительную улыбку Антона, ту самую, что уже давным-давно покорила его сердце. — Давай сходим на обед и развеемся немного, — предложил Антон, беря его за руку. — Пойдем опять в тот ресторанчик? Мне там понравилось, — Арсений вздохнул спокойно и улыбнулся своему лучику света. С ним он готов был идти хоть на край земли.***
Вторник прошел более спокойно: после того, как коллеги выработали план, оставалось только успеть подготовиться в соответствии с ним. Антон с Арсением занимались сбором 3D макета, сначала вырезая и складывая, а затем и склеивая элементы из пенокартона. На столе в их кабинете красовалась полусобранная модель музея, а вокруг были разбросаны листы и обрезки, инструменты, карандаши и краски, которыми Арсений прокрашивал готовые элементы конструкции, прежде чем Антон приклеивал их к макету. Каждый вечер они загружали результат своей работы в большую белую коробку и забирали с собой домой, не рискуя оставлять никакие материалы по проекту в кабинете. Антон теперь возил их обоих не только с работы домой, но и на работу, и Арсений замечал, как его солнце радуется, что у него стало все получаться, и он больше не выезжает по привычке на встречку. Сам же Арсений с каждый днем все больше и больше замечал за собой излишнюю нервозность, тревога не отпускала его, но, когда они вместе с Антоном пытались разобраться в ее причине, никаких видимых источников этой тревоги не находилось. Божество Надежды изо всех сил старался поддержать и позаботиться о переживающем Арсении, он обнимал его, успокаивающе целовал, нежно гладил, и все эти действия помогали, но лишь на время. Причина повышенной тревожности оставалась все так же неясна, и Арсений видел огорчение в душе Антона, что тот не может как следует помочь ему справиться с ней, хоть и очень старается. В ночь перед четвергом, когда оба парня уже улеглись спать, и Арсений ощущал приятную тяжесть головы Антона на своем плече, он все пытался перебрать в мыслях все воспоминания, все моменты, которые потенциально могли быть причиной его тревоги. И погружаясь в беспокойный сон, Арсений все продолжал раздумывать об этом. Темное открытое пространство. Чуть светлеющее небо над головой, но на нем нет звезд, нет луны, нет даже намека на встающее с одной стороны солнце, только светло-синий оттенок, разлитый по всему небосводу. Под ногами слишком темно, и невозможно разобрать дорогу, но нужно продолжать идти вперед. На горизонте появляется очертание дома, которое с каждым шагом становится ближе. Туда ему и надо. В темноте сложно отыскать дверь или окно, он ведет рукой по деревянной стене наугад, пытаясь нащупать дверную ручку или раму окна. После мучительно долгого промежутка времени ему все же удается нащупать щель, а за ней и дверную ручку. Он хватается за нее и распахивает дверь. В уже знакомом помещении спиной к нему сидит фигура в капюшоне. — Я ждала, что ты придешь, — голос фигуры, несомненно, похож на женский, но вместе с тем он как будто нечеловеческий. Он знает, что люди так не говорят. — Проходи, спрашивай, — фигура обернулась и махнула рукой, приглашая его пройти внутрь. — Кто ты? — сорвался с его губ первый вопрос. — Ты же уже знаешь это. Я Судьба, — ответил ему голос с тихим вздохом. В этих словах не было никакого пафоса, никакой бравады, только тихое признание своего имени. — Почему я здесь один? В прошлый раз мы были вместе, — он продолжил задавать вопросы, усевшись на лавку рядом со столом. Напротив стола все так же было окно, но в нем не было видно ничего, и даже светлеющего неба. Только темнота. — Потому что в прошлый раз я позвала вас сюда, чтобы предупредить обоих. Сейчас же ты ищешь ответы на вопросы, поэтому сам пришел сюда. Без него, без Надежды и Света. Один. — Что меня так тревожит? Я не могу понять причину, но не думаю, что это связано с работой. Это что-то другое, более масштабное. Судьба развернулась к нему лицом и встала со своего места. Божество Справедливости тоже тут же поднялся на ноги. Фигура потянулась и сбросила свой капюшон, открывая взору незнакомое ему до этого девичье лицо. Судьба выглядела молодо, но он бы затруднился сказать сколько именно ей лет, даже по человеческий меркам. Он понимал, что перед ним еще одно божество, поэтому не было смысла узнавать точный возраст. В один момент казалось, что девушке лет 20, но в другой — в ее выражении лица сквозило вселенское познание, будто она уже живет вечно. Она была ниже ростом, ее длинные волосы серебряным водопадом ложились на плечи, и в сочетании с молодым лицом это выглядело необычно, ее темные, почти черные глаза отливали золотыми отблесками. В ее идеально симметричных чертах лица не было той индивидуальности, что была в людях, что была в Арсении и Антоне, а когда Божество Справедливости поймал ее взгляд, то не увидел ничего. Судьба улыбнулась, и ее черты смягчились. — Тебя удивляет, что ты не видишь мою душу? — спросила она вместо того, чтобы ответить на заданный вопрос. Он кивнул, но не проронил не слова. — Ладно, к этому мы сможем вернуться позже, если тебе будет интересно. А что касается твоего вопроса. Всё в жизни связано. Весь путь, который совершают и люди, и божества от рождения и до смерти, определяется бесконечной чередой выбора и вероятности. Для каких-то событий вероятность наступления больше, для каких-то меньше, но тем не менее она никогда не равна нулю. У людей есть свободный выбор, и каждый, выбирая что-то для себя, меняет не только свою жизнь, но и жизни окружающих. Всё со всем связано. Но когда вы живете свою жизнь, вы находитесь в процессе и совсем не замечаете этого. А я же, как сторонний наблюдатель, это вижу. — Если вся жизнь только случайности, то что же тогда делаешь ты? Я думал, что именно Судьба предопределяет путь каждого человека или божества, что наше право только соглашаться или не соглашаться с ним, плыть по течению или бороться до конца, но неизбежно всё будет так, как предначертано. — Не совсем так. Моя задача — позволить вероятностям наступить, дать вам шанс в каждой жизни встретиться. А принимать эти шансы или нет, это только ваш выбор. Выбор и ничего более. — Так что меня так тревожит? В чем причина моей неосознанной тревоги? — Ты боишься будущего, — Судьба обошла вокруг Справедливости. — Ты пытаешься просчитать все варианты возможного будущего и подготовиться к каждому. Ведь предупрежден, значит вооружен, так ведь вы говорите? — она сделала паузу и снова встала лицом к лицу с божеством Справедливости. — Но возможные варианты просчитать невозможно, их неисчислимое количество. Это пугает тебя, это дает повод думать, что есть что-то плохое, что может застать тебя врасплох и чему ты не будешь готов противостоять, — Судьба сверкнула золотистыми отблесками в темных глазах. — А еще это значит, что ты готов к пробуждению… И Арсений в тот же момент проснулся, открывая глаза. Он с заходящимся дыханием постарался сесть в постели, но, почувствовав заворочавшегося на его плече Антона, погладил его словно кота ладонью по кудрявой голове и попытался успокоиться. Его дыхание выровнялось, и он задышал в такт мерно сопящему Антону, обняв его покрепче, и, закрыв глаза, провалился в сон до утра уже без сновидений.***
Наступило утро четверга — того самого последнего дня перед конкурсом. Уже завтра они должны будут показать результат своих трудов перед конкурсной комиссией, увидеть макеты и проекты своих конкурентов и, наконец, понять, стоило ли это все траты нервов, времени и сил. Но Антон, несомненно, знал, что стоило. Вне зависимости от исхода следующего дня, это время и подготовка к этому тендеру подарили ему возможность встретить Арсения, удивительного и невероятно прекрасного человека, как первое время думал Антон, но узнав его поближе и влюбившись в него, он нашел в нем того самого, кого искал всю эту жизнь — свое божество. Эта мысль успокаивала Антона, он не переживал об исходе проекта, ведь любой исход не отнимет у него единственной истины — он нашел Арсения и теперь будет с ним всегда. Они наконец заслужили свое право на счастье. Но Антон видел, что Арсения все равно беспокоило слишком многое, а на фоне приближающегося конкурса он и вовсе стал очень встревоженным. Внутренний перфекционизм, который помогал Попову доводить его проекты до совершенства сводил его с ума, особенно если учесть тот факт, что ребята теперь знали, что их проект был слит. И каким бы прекрасным, продуманным и идеальным он ни был, Арсений переживал, и эти его эмоции Антон легко считывал и старался дать им выход, дать возможность Арсению хоть на пять минут выдохнуть спокойно. Проснувшись еще до будильника, Антон лежал в кровати, чувствуя, как Арсений сгреб его в охапку и тепло дышит ему в макушку. Он размышлял, каким еще способом помочь Арсению почувствовать себя расслабленным, спокойным и уверенным, и его взгляд упал на не до конца задвинутый ящик тумбы возле кровати, в котором виднелась коробочка с так и не распечатанной анальной пробкой. Когда Арсений распаковывал посылку и впервые показал ее, Антон оценил ее небольшой размер и компактность — она в самый раз подходила для самого начала подобного опыта и не должна была доставлять неудобства при долгом использовании. В голову Шастуну закралась интересная мысль, как можно наконец отвлечь Арсения от тревожащих его мыслей, а в конце дня расслабить, заставив испытать полную эйфорию. Божества удивительным образом действовали друг на друга, и Антон прекрасно помнил их первый раз в этой жизни, когда он кончил от ощущения члена Арсения внутри себя, увидел космос и звезды и почувствовал себя абсолютно счастливой и растекшейся лужицей удовольствия. И он хотел, чтобы Арсений испытал то же самое. Теперь настал его черед получать всю ту любовь, которую Антон готов был ему подарить, окутать ею с головы до ног и заставить забыть обо всех переживаниях, испытывая ярчайший оргазм. Антон поворочался в объятиях Арсения и начал медленно и тягуче целовать его в шею, постепенно спускаясь ниже к груди. Попов завозился где-то выше головы Антона, и в момент, когда Шастун легонько облизал сосок, а затем не больно его прикусил, до его ушей донесся слабый стон Арсения, который сквозь остатки сна почувствовал желанные касания, мгновенно отреагировав напрягшимися бусинами сосков. Антон воспринял такую реакцию за приглашение, выцеловывая правый сосок и перебирая между пальцами левый. — Солнце мое, что ты делаешь? — послышался чуть хриплый голос Арсения, и Антон отвлекся от своего увлекательного занятия и поднялся к лицу, целуя медленно губы своего божества. — Хочу, чтобы ты немного расслабился сегодня, — ответил Антон, оторвавшись наконец от его губ. — Хочу, чтобы ты перестал волноваться, — он мягко поцеловал его в нос. — Ты мне доверяешь? Позволишь кое-что сделать? Арсений слегка отодвинулся от него, фокусируя свой взгляд на глазах Антона, а после быстро кивнул: — Да, я знаю, что ты хочешь сделать лучше для меня, и полностью доверяю тебе. — Хорошо, — Антон потянулся и открыл ящик тумбочки, доставая одной рукой оттуда флакон со смазкой и коробочку с пробкой. Арсений перехватил взглядом предметы, которые вытащил Антон, и его брови поднялись в удивлении. — Ты хочешь использовать ее на мне? Ты же сам ее забил? — чуть не верящая улыбка сползла на его лицо, придавая игривый вид. Антон поцеловал его в уголок губ и ответил: — Тебе сейчас нужнее, и потом, я готов скупить хоть весь секс-шоп, чтобы тебе стало приятно, — он ловким движением скинул одеяло в ноги и прошелся ладонью по торсу Арсения, опускаясь ниже к кромке трусов. — Ты позволишь мне помочь тебе? Попов бросил еще один взгляд на игрушку, а затем перевел его на лицо своего божества: — Да, но только если ты вечером вытащишь ее и заменишь на свой член, — его зрачки расширились, затопляя чернотой голубую радужку глаз. Антон наклонился к нему ниже и, горячо выдыхая, прошептал прямо в ухо: — Именно это я и собираюсь сделать. И раз тебе не очень помогают нежности, то я буду делать это так, как тебе нравится — грубо и быстро, — Антон поднялся и увидел заливающееся краской лицо Арсения и его дернувшийся член в белье. — Мне нужно в душ, — скомкано проговорил Арсений, поднимаясь на ноги. — И это тоже нужно подготовить, — он неловко вытащил пробку из коробки, намереваясь помыть игрушку перед использованием. — Не задерживайся, тебя я подготовлю сам, — бросил Антон ему вслед и ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом. Всего лишь от одних разговоров и почти невинных касаний Арсений завелся, и это знание приносило Антону удовлетворение, распаляло любопытство зайти дальше, попробовать больше и видеть отклик от такого открытого и такого эмоционального Арсения сейчас. Попов действительно недолго пробыл в ванной, и через несколько минут уже вернулся в спальню, бросая на постель подготовленную пробку. Антон взял его за руку и потянул на себя, заваливая Арсения на кровать и укладывая удобно на спину. Он стянул с Арсения полотенце, открывая взору уже наполовину эрегированный член, и поцеловал куда-то в солнечное сплетение. Несмотря на слова, Антон начал действовать медленно и аккуратно, постепенно получая все больший отклик на свои действия. Он опустился поцелуями к паху, но не касаясь члена, проложил дорожку по паховой складке на внутреннюю сторону бедра. — Перевернись, — вкрадчивым голосом сказал Антон, и Арсений немедленно исполнил нужное действие, открывая взору Антона вид на нежную кожу ягодиц. Антон кончиками пальцев огладил одну половинку, внезапно впиваясь пальцами в другую, стараясь на контрасте нежности и страсти показать Арсению, насколько он желанный, нужный и необходимый не только сейчас, но и всегда. Антон опустился и начал выцеловывать ту половинку, которой нежно касался. Он раздвинул пальцами обе половинки и провел влажным языком по расселине, распределяя скопившуюся слюну. Антон потянулся и, выдавив на ладонь съедобной смазки, распределил её вокруг входа, обводя его пальцами и смешивая смазку со своей слюной. Плотное кольцо мышц дрожало под его касаниями и, решив не размениваться на пальцы, Антон приблизился лицом к анальному отверстию и на пробу лизнул его самым кончиком языка. Арсений всхлипнул в подушку от неожиданного прикосновения, и Антон, улыбнувшись и восприняв эту реакцию за положительную, начал вылизывать вход, с каждым разом понемногу ввинчиваясь самым кончиком в отверстие и сразу же отступая. Он повторял эти действия раз за разом, постепенно ощущая, как Арсений перестал зажиматься, как колечко мышц расслабилось и начало постепенно поддаваться, позволяя безболезненно пропустить язык уже до половины. Его плавные действия сменились на более быстрые, и вот уже Антон, не вытаскивая до конца, буквально трахал Арсения языком, чувствуя, как по подбородку и шее стекала смазка, перемешанная со слюной. У Антона всегда был длинный язык в самом прямом значении, и теперь эта его особенность приносила его божеству самые невероятные ощущения. Наконец, почувствовав, что он в достаточной степени подготовил Арсения, Антон скользкими от смазки пальцами взял пробку и, распределив по ней еще немного смазки, извлек свой язык из Арсения, тут же заменяя его на игрушку. Арсений немного прогнулся в пояснице, принимая в себя пробку, и расстроенно простонал, когда понял, что все манипуляции окончены. — Анто-о-н, — лишь этого захлебывающегося голоса хватило, чтобы Шастун перевернул Арсения на спину и, тут же взяв в руки его член, в несколько движений довел его до такой необходимой разрядки. — Все остальное вечером, мой ангел, — Антон поцеловал Арсения во вспотевший висок. — А сейчас пора собираться на работу, — улыбнулся он и тут же отпрянул, когда Арсений запустил в него подушкой, корча недовольное лицо из-за прерванных ласк. Антон пошел в душ, от души улыбаясь тому, что наконец-таки Арсений перестал нервничать и выпустил немного напряжения (и не только) из себя.***
Рабочий день стал самым необычным на памяти Антона, что уж было говорить об Арсении. Весь день Шастун наблюдал закатывающиеся глаза на лице Попова, когда тому приходилось вставать или наоборот садиться в кресло. Оба они сегодня работали в своем кабинете, не пуская в него никого, как можно было бы подумать по причине подготовки к конкурсу и тщательной проверки материалов для подачи. Но реальная причина была не только в этом, но еще и в явно топорщившихся в причинном месте штанах Арсения, которые оба не хотели показывать никому постороннему. Тем не менее, Попов усиленно пытался работать: просмотреть еще раз материалы, выверить все детали макета, который уже был собран вчера с вечера и ждал своего часа, но на излишнюю нервозность его уже не хватало, что с удовольствием отметил про себя Антон. Сам же Шастун еще с утра прошелся трезвым взглядом по их концепции, по подготовленным материалам и пояснительной записке, находя работу Арсения просто идеальной. К своей части проекта он относился более прагматично, прекрасно зная, что в данной тематике и концепции он раскрыл свои решения полностью, а учитывая, что вся идея музея была вдохновлена его ангелом, то для Антона она была самой близкой и родной. Конечно, у конкурсной комиссии могло быть другое мнение, но заранее его предугадать было невозможно, оставалось только сделать ставку на то, что откликалось в его душе и в душе Арсения. Удивительным Антон находил тот факт, что они оба, архитектор и дизайнер одного проекта, оказались настолько сильно понимающими и поддерживающими идеи друг друга людьми, а точнее нелюдьми, что в их работе и речи быть не могло о борьбе амбиций в одной команде. Они оба были талантливы, но не стремились доказывать это друг другу, они это и так знали и принимали чужие достижения, радуясь за них как за собственные. Это несомненно было еще одной сильной стороной их профессионального тандема. — Арс, как ты себя чувствуешь? — спросил Антон, отвлекаясь от извлечения контейнеров с доставленной на обед едой. Они долго просидели, проверяя материалы, и заказали еду уже ближе к вечеру, решив не выходить никуда и пообедать в кабинете только вдвоем. — Ощущаешь волнение или дискомфорт? — Все хорошо, — Арсений подошел ближе и заглянул в бумажный пакет в поисках приборов. — Немного волнительно, но это не из-за конкурса или из-за чего-то неясного, а из-за предвкушения вечера. — Дотерпишь? — обеспокоено спросил Антон, мягко улыбаясь тому, как Арсений уселся в кресло и слегка вздрогнул от того, как пробка сдвинулась в нем. — Не уверен, что дотерплю до дома и не попрошу тебя помочь мне ее вытащить прямо на этом столе, — Арсений слабо ковырялся вилкой в своем салате. Антон сглотнул внезапно выделившуюся слюну, представляя, как бы это могло быть, и постарался переключиться на коробочку с лапшой. — Смотри, нам надо запаковать все материалы и забрать их домой, чтобы оттуда уже завтра поехать, — Антон увидел, как Арсений хотел возразить, и протянул к нему руку, поглаживая по костяшкам лежащей рядом кисти. — Мы все проверили, все сделано, все хорошо и качественно, ничего не нужно переделывать, Арс, — касаясь его руки в такт своим словам. — Уже половина шестого, так что давай собирать все материалы и поехали домой, тебе нужно хорошенько отдохнуть и расслабиться перед завтрашним днем, — Антон лукаво улыбнулся, видя, как потемнели голубые глаза напротив, как зрачок захватил светлую радужку, позволяя истинным желаниям прорываться наружу. — Твой способ расслабления — это же то, о чем я думаю? — спросил Попов, не сводя тяжелого томного взгляда с Антона. — Ты сделаешь это для меня? — Да, мой ангел, я готов сделать для тебя все, что угодно. Я не могу на словах убедить тебя, что тревожиться и переживать о чем бы то ни было раньше времени не имеет смысла, но я смогу доказать это тебе на деле. Я хочу, чтобы ты почувствовал спокойствие и защищенность, и, если для этого тебя надо трахнуть до полуобморочного состояния, я это сделаю, потому что только это сможет тебя успокоить. Арсений поднялся с кресла и, вмиг оказавшись рядом с Антоном, накрыл его губы в требовательном поцелуе, словно желая получить подтверждение только что сказанных слов. — Поехали домой, — оторвавшись от губ Шастуна, прошептал Арсений. Они методично собрали все материалы, сложив их в коробки, осторожно погрузили макет обратно в отдельную коробку и, окинув напоследок взглядом кабинет, вывалились со всем своим добром в коридор. По пути к лифту они встретили Пашу, выходящего из своего кабинета: — О, ребят, вы уже уезжаете? — спросил Добровольский, оглядывая коробки в руках обоих. — Все собрали? —Ага, — кивнул Антон, ставя коробку на пол поверх коробки Арсения. — Нужно отдохнуть перед завтрашним конкурсом. — Это правильно, вам надо хорошенько отдохнуть, — Паша многозначительно поиграл бровями. — Только надеюсь, что завтра вы оба будете в состоянии ходить, — он улыбнулся, глядя на смутившегося Арсения, а Антон почувствовал, что это то самое желание, которое действительно нужно было загадать, и как иронично, что за них это сделал Паша. — Давайте, ребят, — он по очереди протянул руку каждому, пожимая. — Я напишу, как станет известно об изменениях в порядке презентации. Антон и Арсений оба кивнули Паше, снова подняли свои материалы и прошли к лифту, который увез их на парковку. Загрузив все вещи в машину, оба уселись уже привычно — Антон за руль, Арсений на пассажирское и, пристегнувшись, выехали из парковки бизнес-центра домой. Добравшись меньше чем за час до дома и забрав все нужные вещи из машины, парни поднялись на лифте на свой этаж. Антон заметил, что Арсений не мог уже устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении. Как только они вошли в квартиру и закрыли за собой дверь, все вещи были оставлены прямо в прихожей, а Попов набросился на Антона с жадным поцелуем, которого он видимо ожидал с самого выхода из их кабинета. Антон мгновенно ответил на такие жаркие касания языка, который во всю начал хозяйничать в его рту, и уже ощущая накатывающие на него отголоски возбуждения, с силой оторвал от себя Арсения, держа за плечи. Его глаза уже были не голубыми, а темно-синими, голодными до ласки, в них плескалось неприкрытое желание, животная дикая страсть, которой жаждал сейчас его возлюбленный. Антон не в силах был его подвести, но обоим нужно было минимально привести себя в порядок и подготовиться. — В душ, быстро. Сначала ты, потом я, — речь Антона стала обрывочной более грубой, чем обычно. — И не трогай себя. Они оба вошли на эту территорию неукротимого желания, которое сжигало обоих, заставляя быстрее двигаться, соображать, только чтобы наконец получить желаемое обожаемое божество. Арсений проскользнул в душ, и буквально через мгновение, как показалось Антону, который успел за это время только перенести коробки в гостиную, уже вышел. Видимо, Попов полностью проигнорировал полотенце, и по его влажному телу, скатывались капельки воды, стекая по ногам прямо на пол. Он был абсолютно голым, с давно стоящим членом и пробкой, которую он так и не посмел тронуть без Антона. Шастун, увидев это непотребство, молча удалился в душ, быстро ополаскиваясь и вылетая оттуда, как пробка (ха-ха, каламбур!). Он нашел Арсения в спальне, стоящим перед зеркалом, с крыльями за спиной, которые мягко отсвечивали золотистым светом. Антон увидел его со спины, увидел расправленные перья, увидел темный кончик пробки на фоне бледно-молочной кожи и, чувствуя, как его сердце разгоняется, ударяясь о ребра, подошел к Арсению, перехватив его темный, все еще полный желания взгляд в зеркале. Он опустился поцелуем на заднюю поверхность шеи, мягко касаясь губами, чтобы не оставлять следов на видимой части тела. Но опускаясь все ниже к лопаткам, из которых вырывались крылья, он все более ощутимо прихватывал кожу, пуская в ход и зубы, оставляя восхитительно красивые следы своей любви к этому божеству. Руки нашли мягкие ягодицы и наминали половинки, Антон ощущал их упругость, мягкость и податливость. Он медленно развел их в стороны, касаясь большим пальцем основания пробки, и слегка надавил на него. Ответом ему послужил нетерпеливый стон, красивый и полный предвкушения. Антон начал играться с пробкой чуть вытаскивая и тут же загоняя обратно, целуя и кусая Арсения в районе лопаток, ощущая лицом мягкость его перышек у основания крыльев. Они продолжали стоять напротив зеркала, и Арсений, расставив чуть шире ноги, смотрел на себя, пока Антон уже откровенно издевался над ним, не вытаскивая пробку до конца и внезапно загоняя ее обратно и резко щелкая по ней пальцами. Непрерывные стоны наполнили спальню, воздух стал влажным и горячим. Когда Антон наконец опустился на корточки, извлекая пробку из Арсения, он нажал ему на поясницу, заставляя прогнуться и выпятить задницу, чтобы Антон тут же уткнулся в нее лицом и нашел языком уже изнывающее сочащееся смазкой отверстие. Арсений удивленно ахнул и сразу же громко застонал, когда Антон, как они и договорились, не размениваясь на нежности с размаху загнал вместо пробки свой язык на всю длину, ощущая жар внутри тела Арсения, его нетерпение и желание насадиться как можно сильнее. Антон в несколько движений языком вылизал утреннюю смазку, и поднявшись с корточек, взял Арсения за бока и направил на кровать, ставя его перед собой в коленно-локтевую. Крылья, все также не убранные, распластались теперь с обеих сторон от Арсения по кровати, и Антон, глядя на них, выдавил из флакона довольно много смазки, распределив по такой манящей заднице. На шуршащий звук упаковки презерватива Арсений обернулся и, совладав со своим хриплым голосом, выдавил из себя: — Антош, давай без резинки, по анализам мы оба чисты, а я хочу полностью тебя прочувствовать, — молящий взгляд Арсения заставил Антона остановиться. — Ты уверен? Потом долго придется все вымывать, — Антон не хотел отговаривать, тем более он считал, что секс без защиты с его божеством самый лучший, но тем не менее у него были свои неприятные минусы, и он не мог не предупредить о них Арсения. — Уверен, я так хочу уже тебя в себе, — протянул Арсений, толкнувшись задницей вверх в воздух, показывая свое нетерпение. Антон бросил так и не распакованный квадратик куда-то в сторону, пальцами оглаживая пульсирующий вход, запуская в него сразу два и разводя их, проверил достаточно ли он растянут. Арсений протяжно взвыл, и Антон понял, что попал по простате, обводя нужное местечко уже тремя пальцами, он вырывал из Попова все больше неприличных звуков, все сильнее распаляя Арсения под ним. В момент, когда Антон вытащил их и приставил к дрожащему входу головку члена, Попов нетерпеливо зарычал, подаваясь назад и самостоятельно пытаясь насадиться на него. Антон сильно сжал его бедро, останавливая эту инициативу, и сам одним слитным движением вошел на всю длину в жаждущее тело Арсения, сразу же начиная двигаться короткими толчками, выбивая из того весь воздух. Его ноги и руки тряслись, и Антон, продолжая его грубо трахать, неожиданно мягко надавил на лопатки, заставляя Арсения лечь на грудь и снять напряжение с рук. Он обеими руками крепко держал Попова за бедра, не позволяя ему упасть, и продолжал все сильнее и сильнее вбиваться в его тело, набирая амплитуду движений. Антон перешел на совершенно бешенный темп, звонко ударяясь при каждом движении яйцами об ягодицы Арсения. Стоны Попова перешли в хрип на каждом толчке, буравящем его, задевающем все чувствительные точки внутри, его колени разъезжались, и он прогибался в пояснице, выпячивая задницу насколько это было возможно, подаваясь назад, а взмокшие крылья бессильно трепыхались по кровати. Шастун взял в руку его сочащийся смазкой член, который неметафорически стоял еще с обеда, и перебирал в руке плотные налившиеся яички, второй рукой удерживая Арсения от падения на кровать. В момент, когда он особенно сильно сжал в кулаке его поджавшиеся яички, Арсений с протяжным воем на одной ноте кончил на простынь под собой, довольно сильно заливая спермой постель. По инерции совершая очередное движение, Антон ощутил словно взрыв и вспышку света в своей голове — Арсений в оргазме сжался вокруг его члена, буквально заставляя Антона тоже кончить в этот момент, вытягивая из него теплое семя, которое мгновенно заполнило все внутри. — Бля-я, это было охуенно! — восторженно прошептал Попов, и Антон был с ним полностью согласен, позволяя Арсению все-таки рухнуть на кровать. Не выходя из распластанного под ним тела, он завалился прямо на него, загнанно дыша. Он лежал, придавливая своим весом Арсения и отчетливо ощущая, что тот наконец расслабился. Арсений перестал волноваться.