– Арс, что ты… – Антуан смотрел взором невинной лани, пока Арс то за плечи, то под локти заталкивал его в чайную. – Тише, щенок, – пробормотал Арс, прижимая, наконец, мальчишку к стенке тяжестью своего корпуса, а ладонью зажимая его рот. Антуан, невесть почему, не пытался высвободиться из его хватки, только наивно хлопал своими оленьими глазами, – ну, а Арсу, в общем, и на руку: меньше возни. – Ты что же это, – бормотал он на ухо новому наложнику, – всерьёз занялся моим султаном, маленький паршивец? – Чт-что? Нет, я не… Арс боком толкнулся юнцу в солнечное сплетение. Так, несильно: не причиняя настоящей боли, только выбивая дух, не давая возможности закончить: – Ну, сказки свои будешь рассказывать кому-нибудь другому. Попал в гарем – сиди и не высовывайся. Мотай срок, наживай деньги. Султана – не трогай, ясно? Чего ты вечно трёшься рядом с ним? Думаешь, ты здесь самый умный? – Нет, Арс ты не так… Ещё один толчок под дых. – Довольно разговоров. Я принёс тебе подарок… В этой части дворца было так безмятежно, что их негромкие голоса и шелест дорогих одежд наполняли небольшую чайную, отражаясь от каменных стен. Арс вынул из-под полы своего кафтана невзрачного вида мешок – распахнул его – им в нос ударил терпкий запах незнакомого альфы. Арс схватил полу тончайшего лазурного кафтана Антуана, обмотал ей руку и вынул из мешка одежду, принадлежавшую какому-то слуге. Только сейчас юный наложник понял, что происходит: – Арс, подожди… Он попытался вырваться, но Арс крепко держал его рукой с одной стороны, а с другой – прижимал коленом. – Провоняешь другим альфой так, что никакие объяснения тебе не помогут… – Арс, я тебе не враг… Удивительно, но мальчишка лишь пытался высвободиться. Хоть бы попытался оттолкнуть Арса, ударить – ничего. Ни дать ни взять невинность во плоти. – У тебя был шанс, – Арс старательно вытирал об него чужую одежду. – Ты его упустил. Теперь – прощай: вылетишь из дворца, как только попадёшься кому-нибудь на гла… – Что здесь происходит? Оба наложника были настолько вовлечены в выяснение отношений, что не услышали, как в чайную вошёл главный евнух (да и этот мерзавец вообще отличался тихой походкой: вечно стоял у наложников над душой). – Арс, что ты делаешь? – спросил он. Арс, пойманный на месте, прикрыл на секунду глаза, а потом попытался звучать беззаботно: – Да ничего, мы просто общаемся. Но, разумеется, главного евнуха таким было не провести. Он требовательно протянул руку: – Что там у тебя? Давай сюда…
Арс не смотрел. Но то, как султан медленно нахмурил брови, он почувствовал. Султан вернул мешок с чужим камизом главному евнуху и обратился к наложнику: – Идём.***
Арс сидел в покоях султана у распахнутого окна. Во дворце альфы носили строгие камизы с простыми формами, а вот омеги… О, омеги одевались изысканно. Струящиеся шаровары скрывали грациозные ноги, только если стоять по стойке смирно. А вот в движении: в танце, во время ходьбы, да даже если омега просто сидел, – нежный шёлк обрисовывал прекрасные линии подсвечивая, затеняя, будоража воображение. Кафтаны наложников спускались почти до самого пола, а на пошив уходило столько ткани, что их полы и складки ловили легчайшие порывы ветра, волнуясь и наполняя пространство вокруг воздухом. Кафтан и шаровары Арса были сотканы из шёлка тёмно-изумрудного, почти чёрного цвета. Кафтан обманчиво-небрежно обнимал лишь одно плечо и был так искусно подвязан, что казалось, будто он не соскальзывает на пол лишь благодаря неизвестному волшебству (а с Арса станется: султан бы не удивился, узнав, что на службе у его любимого наложника состоит какой-нибудь джинн, а то и вовсе ифрит). Сверху борта кафтана украшала богатая золотая вышивка, а полы оставались нетронутыми, при ходьбе паря над землёй идеально невесомым шлейфом. Угольные волосы Арса скрывал такой же шёлковый платок гутра с матовым чёрным агалом – и султан мог поклясться, что под всем этим изысканным убранством нательная рубашка тоже была чёрного цвета: Арс всегда внимательно относился даже к таким деталям, которые глазу были не видны. Солнце словно смущалось его красоты, деликатно касаясь кончиком луча того места, где под складками кафтана угадывались очертания колена. Его поза была не лишена изящества, а вместе с тем в ней читались сила и желание занимать столько места, сколько будет возможно. Таким был Арс: жесткость, утопающая в роскоши, смертоносный кинжал в шёлковых ножнах. Мужчина, умеющий влюблять, омега, стоящий жизни и даже большего. Его могли бы назвать редким сокровищем в гареме султана, только вот это сокровище всегда само решало, какую цену за него заплатить. – Не думал, что ты способен и на такое, – заметил султан. – Когда я вошёл в чайную, я думал, мне нужно будет наказать главного евнуха. А выходит, мне придётся наказать тебя? Арс молчал, покусывая губы не то виновато, не то с досадой. – Как же быть, – султан посмотрел в окно. Его взгляд привлекли пылкие розы, увивавшие стену дворца жизнелюбивыми стеблями. Их цветы источали вызывающий колдовской аромат. – Теперь, если новый наложник и вправду изменит мне с каким-нибудь альфой, мне подозревать тебя? Арс почувствовал, как закипает изнутри. Да, он знал, что его план почти идеален. Почти. Он осознанно шёл на риск – и вот проиграл. Попался сначала главному евнуху, а потом и вовсе султану. Окажись теперь на этом двуличном новеньком запах альфы (не важно, спутается он с кем-нибудь из придворных или другому омеге придёт в голову тот же план, что и Арсу), спрашивать будут с него. Каждый раз. И каждый раз он будет вынужден доказывать свою невиновность. – Это больше не повторится, – негромко пообещал он. – Да уж, я надеюсь, что не повторится, – султан внимательно на него посмотрел. – Чего ты с ним такой неприветливый, а? Напускное сожаление исчезло с лица Арса, уступая место глубокой, сдерживаемой злости: – Ты любишь его, – первое искреннее признание за сегодня. Нет, Арс не был влюблён в султана. Некоторая симпатия была, конечно, но не так, чтобы до беспамятства, как в омут с головой. Арс вообще не был влюбчивым, и ему это нравилось. Его ум всегда оставался ясным. Что ему делать в гареме? Большинство наложников просто ждали положенные восемь лет, а потом забирали вознаграждение и покидали дворец, чтобы выйти замуж – по любви или по расчёту. Но зачем ждать восемь лет? Зачем уходить, если можно остаться и получить всё? Пусть султан не тот человек, с которым хотелось бы прожить всю жизнь и умереть в один день, но это всё чушь, глупости для юнцов вроде Антуана. Единственной подходящей компанией для Арса был он сам. А ещё – богатство и власть. И как только разговор опять зашёл о юном наложнике, Арсу стало сложно сдерживать негодование. – Люблю, – покивал султан, изображая преувеличенное сожаление. – И тебя люблю. И всех моих прекрасных омег люблю. Арс хмуро замолчал. Глупо обвинять султана в том, что он любит весь свой гарем… – Вы все – прекрасные розы, – султан протянул руку и сорвал тёмно-красный, почти чёрный цветок. – Я люблю эти восхитительные, горделивые, – снова пронзил Арса взглядом, – хоть и опасно заигравшиеся цветы. Люблю их, между прочим, сильнее, чем они меня. На этих словах Арс пристыжённо отвёл взгляд. – Я не обижаюсь, – на всякий случай пояснил султан. – На то они и красные розы. Они должны быть такими. Надменными. Колкими. Неизменно пьянящими каждого, кто услышит их томительный аромат. – Но и белые розы без шипов я тоже люблю, – продолжал султан. – За другое. Они разные. Я хочу, чтобы и те, и другие украшали мой сад, понимаешь? Ну разумеется, Арс понимал. Понимал… Но примириться не был готов. Не в этот раз. Уж слишком много внимания султана получал новый омега. Непозволительно много. – Ну, – задумался султан. – Как мне тебя с ним подружить? Уложить в одну постель, может быть? И, сказав это, тут же примирительно засмеялся: Арс смотрел на него раненным зверем. Ну нет. Только не это. Да Арс был готов в угоду султану разделить ложе с любым омегой, но только не с этим щенком. И дело не только в гордости. Арса физически воротило от Антуана. От его запаха, верхними нотами источавшим тошнотворную лёгкость, а сердцем – аромат, который, если бы его было возможно облачить в слова, звучал бы как «я сильнее тебя» и «не пытайся со мной соперничать». Нет, с Антуаном Арс просто не сможет себя заставить разыграть нежные омежьи ласки, к которым так любят присоединяться альфы в качестве третьего. – Ладно, ладно, – снисходительно улыбнулся султан. – Знаю, что ты не захочешь это делать даже одурманенный. И Арс облегчённо – и даже несколько благодарно – выдохнул. Султан вложил в его руку тёмно-красную розу. – Я люблю тебя Арс. Они встретились взглядами: тёплый карий бархат и соблазнительная, но неприступная голубизна. А затем взгляд султана стал строже, и он сжал руку так, что Арсу пришлось напрячься, чтобы в ладонь не впились шипы прекрасного цветка. – Остановись, – на этот раз султан был абсолютно серьёзен. – Я люблю тебя, но ты можешь ранить сам себя. И тогда удары плетью от главного евнуха будут восхитительным подарком в сравнении с тем, как накажу тебя я. С минуту султан следил, как в пронзительной синеве постепенно растворялись упрямство и хитроумие, уступая место почти искренней покорности. Арс перестал сопротивляться и сжал руку сильнее, позволяя одному из шипов вонзиться в подушечку большого пальца. – Я приму любое ваше наказание, мой султан, – он смотрел снизу вверх, без тени лукавства. – Но, что важнее, – постараюсь сделать всё, чтобы вас не разгневать. Кровь выступила из свежего пореза жгучим нектаром, и султан спешно поднёс руку любимого омеги к губам, не давая крупной капле упасть. – Моя любимая роза, – произнёс он, с восхищением глядя на Арса. А потом за щиколотки подхватил обе его ноги (Арс сдержанно вздрогнул, когда султан задел исполосованную плетью икру) и бережно перекинул через свои колени, с наслаждением скользя ладонью по гладкому шёлку, поднимаясь от колена до бедра. И в этом жесте Арс ощутил своё негласное, добровольно данное самим султаном могущество. И наконец расслабленно опёрся затылком о стену, благодарно прикрывая глаза. Со страданиями сегодня покончено, впереди только ласки и любовь.