За рамками канона

Если прислушаться, то меж звуками телепортации можно расслышать вполне себе отчетливые маты. В большей степени шведские. Хотя, конечно, и пара японских излишне эмоциональных междометий тоже проскакивает. Приземление выходит не столько болезненным, сколько непредсказуемым, из-за чего Александр, чья пятая точка входит в соприкосновение с затертой до дыр обивкой кресла, мигом высказывает всё, что он об этом думает. — Не могу сказать, что полностью с тобой солидарен, Алекс, но в паре моментов наши точки зрения сходятся, — выдает откуда-то сбоку Сэм, оглядываясь по сторонам. — Может, не стоило так усиленно хлестать в том баре виски? — Нильсен едва заметно морщит переносицу, стряхивает с кончиков пальцев комочки налипшей пыли и смотрит на Макото так, словно тот по мановению волшебной палочки сможет объяснить, что это такое было минут десять тому назад. Особенно его интересует тот патлатый парень, сошедший прямиком с афишки очередного шедевра Болливуда. — Думаешь, это были простые глюки после паленого виски? — позволяет себе усмехнуться Сэм, обшаривая взглядом комнату. Повсюду пыль и запустение. У рояля с замысловатой резьбой на крышке отсутствует едва ли не треть клавиш. Потолок, нависший над ними распахнутой пастью кашалота, того и гляди обвалится. А пламя свечей в настенном канделябре отбрасывает на стены, изъеденные плесенью и грибком, странные, ни на что не похожие тени. — А как тогда ты объяснишь остальные девять парочек? Я их совершенно точно видел в той зале…. Или хрен его знает, где мы оказались. — Коллективные глюки, — пожимает плечами Александр, всегда и во всем больше доверяющий логике, нежели интуиции. Той самой, с чьими доводами предпочитает время от времени соглашаться Макото, которому мир духов кажется куда как ближе, нежели материалисту-шведу. — Ага, и эти же самые глюки перенесли нас сюда. Охотно верю, — хмыкает Макото, брезгливо передергивая плечами и чувствуя, что он вот-вот расчихается на радость крысам, которые наверняка здесь водятся. — Мы могли перебрать, потом глюкануть и в процессе забрести сюда, — не оставляет попыток объяснить происходящее швед. — Пусть так. Но ты слышал, что сказал тот… парень… — осторожно произносит японец, каким-то шестым чувством понимая, что всё, что произошло с ними, реально. И что отбрасывать чужие слова, мечущиеся в черепной коробке подобно суетливым муравьям, не стоит. Мало ли что. — Про испытание любящих сердец… — Ну, слышал… и что? — нехотя отзывается Нильсен, которому куда как интереснее отколупывать остатки позолоты со спинки диванчика, нежели вести разговор о чём-то непостижимом и от этого невероятно раздражающем. — А то, умник, что у нас всего два часа, — привычно закатывает глаза Сэм, пытаясь втолковать своему парню то, что только что пришло в голову ему самому. Заставив шестеренки имени «гонщика Сэмюэля Макото» вращаться в ускоренном режиме. — И я не хочу проиграть даже в таком идиотском и совершенно невероятном соревновании, как это. — То есть ты веришь этому «парню» и его словам про Темную мать и прочему бреду? — насмешливо тянет Александр, поворачиваясь к Сэму вполоборота. — Представь себе, да, — отзывается со своего места Макото, отыскивая взглядом корзинку, переместившуюся вместе с ними. Та стоит себе преспокойно на полу, накрытая клетчатым куском ткани и выглядит единственным реальным предметом в окружающей их разрухе. — Так что будь добр, не порть романтическую атмосферу. — Пф-ф, скажешь тоже, Сэмми, — фыркает Александр, но к корзинке всё же подходит. Отдергивает ткань и издает пару коротких смешков, извлекая на свет один за другим, положенные в неё предметы. — Так, вино, вполне себе приличное, к слову. Французский сотерн. И безалкогольное каберне, — Нильсен отщипывает от виноградной грозди пару ягодок и медленно смакует каждую из них. — Он ещё и шутит, — Макото встает рядом с ним, перехватывая ладонь, с трудом удерживающую тяжелую гроздь. — Да ещё и так, словно разбирается в сортах винограда, — он в свою очередь отщипывает ягодки с самого конца грозди, пробует на вкус, перекатывая их меж губами, брызгая пламенеющим соком на подбородок. — Вообще-то разбираюсь. Это входит в основные знания каждого из наследников рыцарских домов Швеции, — произносит Александр с таким видом, что Сэм не может удержаться и прыскает, едва не подавившись виноградиной. Чем едва не сводит на нет это странное свидание. Александру приходится похлопать его по спине с минуту или около того, прежде чем Макото прокашливается и может связно говорить. И дышать заодно. — Так, ладно, что там у нас ещё? — оттесняя Нильсена в сторону, тянет японец, запуская руку в корзинку. После чего выдыхает, разглядывая тюбик в своей ладони. — С ананасом, серьезно? И что нам с этим делать? — Будто ты не знаешь, — давится смешком Нильсен, пытаясь отобрать заветный тюбик. Но Макото делиться не желает и ловко отступает в сторону, едва не зацепившись за сломанную ножку стула, коварно притаившуюся за диваном. — Ещё одна твоя шуточка, и я покажу, как можно использовать смазку нетривиальным способом, — Сэм медленно обходит диванчик по часовой стрелке, прикидывая что-то в уме, косится на ткань и, вздохнув, смотрит на Александра тем особенным взглядом, который явно на что-то намекает. — Да ты затейник, Сэмми, — хихикает тот, игриво поводя бровями. Но тут же скисает, заполучив ткань, которую вручает ему Макото: — А это ещё зачем? — Рот тебе заткнуть, чтобы не шутил таких идиотских шуток, — в тон ему отзывается японец. А потом поясняет, пожимая плечами: — Пыль протереть. Хотя бы предметы мебели. Александр что-то недовольно ворчит, но потом всё же принимается за дело, стряхивая с обивки клоки пыли, причудливо повисающие в воздухе, прежде чем осесть на пол. — Знаешь, из тебя вышла бы неплохая горничная, — Макото подходит сзади, беззастенчиво обхватывая упругие ягодицы, затянутые в узкие брюки. — Это ты со мной флиртуешь или… — замирает на месте Нильсен, чувствуя, как тонкие гибкие пальцы исследуют его пятую точку, а затем ползут выше по спине, затрагивая самые чувствительные места. — Или, — коротко отвечает Сэм, тогда как ладони его продолжают свой путь, обхватывая грудную клетку шведа и расстегивая пуговицы рубашки. — Твои действия, Сэмми, противоречат твоим же словам, — Александр подается назад, трется своей восхитительной задницей о пах Макото, заставляя того негромко чертыхнуться и прикусить губу. — А твои опять намекают на какие-то пошлости, — в ответ Макото трется носом о шею шведа и слегка прикусывает нежную кожу, срывая с губ шведа короткий стон. — Можно подумать, ты против, — позволяет себе съязвить Нильсен, за что оказывается вознагражден хлестким, сочным шлепком по заднице. — Лучше бы сыграл мне что-нибудь, — шепчет ему Сэм, прижимаясь так близко, что Александр понимает, насколько тот на грани того, чтобы сорваться с катушек и превратить «испытание любящих сердец» в «секс-марафон на всех доступных поверхностях». —- Если ты отлипнешь от меня, то сыграю, — едва заметная хрипотца в голоса Нильсена ясно намекает, что его возбуждает и шепот Сэма, и его ласки, и сама ситуация, в которой они оказались по мановению руки странного полураздетого парня, чьим роскошным волосам позавидовали бы и Агата, и Рэйчел. Макото неохотно отпускает шведа, устраивается поудобнее на диванчике и внимательно следит за тем, как тот что-то бормочет себе под нос, разглядывая то, что осталось от клавиш рояля. — Ну, за качество исполнения не ручаюсь, сам понимаешь, — улыбка трогает губы Александра. Он берет пару первых аккордов. Звук, тягучий и надтреснутый, нарушает тишину. За ним следуют другие, складываясь в странную, ни на что не похожую мелодию. И только Сэм понимает, что Александр поменял тональность, поднявшись на четыре ноты или на пять полутонов. Это звучит странно, но, вместе с тем, чарующе. И Макото прикрывает глаза от остро тянущего чувства, зародившегося под лопатками в тот самый момент, когда пальцы Александра коснулись клавиш рояля. И открывает их лишь тогда, когда последний из звуков замирает в воздухе, возвращая его к тишине этого места. — Какая благодарность ожидает исполнителя? — спрашивает у него Александр, оставаясь на своем месте, пальцы скользят по клавишам, которые на этот раз молчат, настолько легки и невесомы касания шведа. — Показать? — усмехается Сэм, в глазах которого благодарность мешается с желанием. Нильсен кивает, и Макото медленно встает с места, направляясь прямо к нему. Поравнявшись со шведом, он тянется к его губам своими, одаривая поцелуем, полным страсти и в то же время неиссякаемой нежности. Нильсен податливо стонет ему в губы, чувствуя, как правая ладонь Макото возится с застежкой его ремня. — Хочешь пустить в дело смазку? — понимающе усмехается он, позволяя вытворять с собой что угодно. — А как же тот парень? Вдруг он смотрит сейчас на нас? — А это уже его проблемы, — выдыхает Сэм, согревая тюбик в руках. — И вообще. У нас осталось около часа, и я хочу использовать это время по максимуму. Так что прекращай болтать и наслаждайся нашим свиданием.