Хрусталь в наших костях

 — Четверка по искусству.  Кивок.  — И тройка по математике.  Девочка снова качнула головой.  Сложив руки на груди, Альбедо издал тяжкий вздох. Если бы кто-то сказал, что в данном звуке содержалась хотя бы малая доля раздражительности, то это определенно было бы ложью. Он выглядел устало, но не злобно.  — Ты же очень умная, — посмотрев сестре в глаза, промолвил юноша, — Почему такие оценки? Алиса никогда не жаловалась на твою успеваемость.  Кли неуверенно опустила взор и потерла ручки, спрятанные за спиной, что стало ясно лишь по характерному шелесту кожи. Она чувствовала непосильный стыд, что заставляло нежные щеки алеть, а саму девочку — переминаться с ножки на ножку, словно ей не хотелось стоять на одном и том же месте.  — Просто я домашние задания… не очень… хорошо делаю… — начала мямлить Кли, и вовсе отвернув голову от брата, — Вот и… отстала чуть-чуть…  — Математика — это еще полбеды, но искусство… Разве вам не рисунки задают?  Девочка слабо нахмурилась; Альбедо поднял брови в изумлении, будто он еще ни разу не наблюдал подобного поведения со стороны малышки, однако уже в следующий миг черты его лица смягчились, изобразив спокойствие. Зрачки выжидающе то опускались до выступа на локте, то поднимались к яркому закатному взгляду. Кли плавно качнулась в сторону стены, и одно из ее плеч наклонилось, как поникшая к земле тростинка.  — Ну… — все же решила пояснить она, — В этот раз был доклад… Про любимого художника…  — И про кого ты написала?  Ответом стало молчание.  Альбедо умел быть заботливым братом, но родительству мог только учиться. Он понимал, каково это — оставаться без какого-либо внимания. Стоило лишь догадываться, испытывала ли то же самое Кли, даже если рядом с ней был близкий человек.  Мальчик жмурится. Острые лозы впиваются в тело колючими шипами, а парализующий яд перекрывает течение крови в артериях, позволяет конечностям полностью застыть. Холод, вонзающийся в щиколотки, не способен обратить чужое внимание на себя.  Мальчик немо оборачивается на закрытую дверь. В доме звучат только три вещи: шорох бумаги, периодический звон керамики да редкие бормотания, которые отскакивают от зубов с особой ритмичностью, подобно метроному. Тусклые глаза опускаются на собственные руки. Мертвенно-худые, почти что туманные из-за своей необычайной бледности, они облачены в безупречную белую рубашку. Изящные манжеты закрывают запястья.  Мальчик прижимает подушечки пальцев к ладони и немного опускает их, чтобы почувствовать пульс, но тот не появляется; он не ощущает биение сердца. Тонкие веки закрывают глазные яблоки, чтобы в них появились неясные силуэты, однако и они не желают присутствовать в неживой комнате.  Мальчик чувствует одиночество.  Юноша взял мерный вдох в тиски легких. Пронесшиеся в голове картины нельзя было назвать воспоминаниями, но смута мыслей заставила Альбедо усомниться, точно ли плод его воображения решил показать свои возможности. Вмиг думы о подобном заставили подростка почувствовать неловкость и подобие вины. Меньше всего он хотел бы допустить, чтобы Кли стала таким же замкнутым ребенком, каким и он сам когда-то был — впрочем, и продолжал им быть, даже если со стороны не казался таковым.  — Ничего, — опустил тему он, свесив руки по бокам, — В любом случае, ты только во втором классе. Так рано запускать учебу очень нежелательно.  — Знаю, братик, — кивнула Кли и все же подняла свой взгляд, — Но мне очень трудно хорошо учиться без мамы…  Альбедо прикусил губу со внутренней стороны, чтобы этого не было видно. Все внутри сразу же напряглось, болезненно сжалось, не оставив и единого намека на нормальный выдох. Прошло уже достаточное количество времени, чтобы хоть чуть-чуть, но отстраниться от смерти Алисы.  “Нужно быть сильным”, — мимолетно пронеслось в голове, словно говорил не сам подросток, а какая-то другая его сущность нашептывала незаменимые аффирмации, чем давала огромный заряд энергии, — “Спокойно, Альбедо. Сначала нужно понять, что именно мешает ей учиться. Как бы поступила Алиса?”  Безусловно, юноша не понаслышке знал, что именно она делала, дабы добиться расположения ребенка; как разговаривала, чтобы мягко направить его мысли в нужное русло; чем руководствовалась, когда ругала только самыми легкими и безобидными словами в своем лексиконе. Но как именно Алиса справлялась не с домашней непоседой, а с школьницей-подрывницей?  — Она помогала тебе делать домашние задания? — несмело предположил Альбедо, явно сомневаясь в собственном вопросе.  Кли неопределенно мотнула головой, а взгляд ее незлобно помрачнел, перевоплотившись из солнца на границе горизонта в окислившуюся кислородом медь. Вопрос явно задел детское и едва тронутое ужасами этого мира сердце, но в девочке нашлись силы, чтобы справиться с болью.  — Да, — все же промолвила она, смяв пальчиками край теплой пижамы, — Немного. Обычно мы решали все самое сложное, а потом я… делала то, что знаю… и мы вместе проверяли все задания.  Альбедо ощутил сострадание, с которым не могла бороться даже жгучая прикушенная губа. Ему не нравилось это чувство; во вздувшихся камерах органов как будто появились просветы, через которые можно было закричать о помощи. Внутренний голос неприятно разрывал легкие, но поделать с этим юноша ничего не мог. Альбедо еще долго нужно было учиться тому, как правильно обходиться со своей сестрой.  Он бы не смог простить себе даже незначительную ошибку в ее воспитании.  — В таком случае, — взяв бодрый вдох, кивнул подросток своим словам, — Что из сложного тебе задали на завтра?  — На завтра все легкое! — отрезала Кли, повертев головой, — Но вот… на пятницу задали аппликацию… и мне нужен будет пластилин… и цветной картон…  — Но ведь тебе же покупали еще в июне. Неужели все закончилось?  Кли с долей вины в глазах помялась на месте. Лик ее охватила безудержная стыдоба, сродни позору, которому обычно подвергаются маленькие воришки, а ланиты только больше стали походить на пушистое брюшко снегиря. Уши девочки навострились, как если бы где-то вдалеке зарокотала сирена, а пальцы начали только сильнее стягивать край пижамки к коленям.  — Часть пластилина засохла, да и синий цвет у меня закончился… а зверушкам нужно красивое небо…  Голосок младшей с каждым произнесенным слогом становился все тише и тише, будто замолкающее радио, а светлые брови вновь сложились в перевернутую крышу домика. Кли определенно была недовольна собой. Ей никогда не было в тягость просить о чем-либо Алису, но грузить брата своими заботами вовсе не хотелось.  — Хорошо. Тогда куплю тебе все нужное сегодня, а ты сделай задания на завтра, договорились?  Девочка приобрела озорную нотку во взгляде, доселе в этом диалоге невиданную. Она была рада, что разговор действительно пришел к определенному заключению, а Альбедо решил сотрудничать вместо того, чтобы развернуться и уйти. За вопросом юноши сразу же последовал кивок, и Кли сжала пальцы в слабых кулачках.  — Мгм! — энергично качнула головой она еще раз, согласившись, — Конечно! Спасибо, братик.  Альбедо с некой застенчивостью позволил себе поднять уголки губ, которые, впрочем, тут же опустились, потому что улыбку было тяжело держать. Подросток был горд своей стойкостью, потому что его предложение осталось услышанным, и все шло так, как ему и нужно было.  Только он собрался развернуться, чтобы выйти с кухни, как теплые руки обвили его колено, а к туловищу прижался миниатюрный лоб. Кли обнимала своего брата с особым усердством, так крепко, чтобы тот точно понял, как сильно малышка любит его. На крошечные вьющиеся хвостики Альбедо положил худые пальцы и немного пригладил волосы; растрепавшиеся локоны отпружинили и отделились от прически пуще прежнего. Когда девочка решила-таки отстраниться, подросток присел на корточки и с нежной улыбкой наклонил голову вбок. Он разглядывал наполненные невинной светлотой глаза, румяные щеки, уста, налитые цветом распустившей лепестки розы.  Вот бы она всегда выглядела так счастливо.  — Я люблю тебя, братик, — в безмолвии подала голос Кли.  Юноша помолчал; его пясть переместилась к чужому ушку, а фаланги подцепили залезающие на глаза волосы. Заботливо отодвинув часть челки в сторону, Альбедо приблизился и аккуратно поцеловал сестру в лоб.  — И я тебя, — тихо произнес он, еще раз посмотрев девочке в глаза, и выпрямился, — Возьму денег и съезжу в торговый центр. Ты придумала, что хочешь на ужин?  — М-м… — протянула Кли, медленно пряча ручки за спиной, — Хочу ту лапшу с курицей!  — Тебе понравился удон?¹ — с неподдельным изумлением спросил Альбедо, — Что ж… Значит, сегодня у нас азиатская вечеринка.  — Ура!  Девочка с отрадой запрыгала. Небрежные и оттого забавные вдохи рассекали воздух в перерывах от искристого смеха. Подросток потрепал Кли по голове, как только та прекратила скакать на месте, немного взъерошил ее прическу, а затем с молчаливой, но согревающей улыбкой направился в коридор.  “Надеюсь, я делаю все правильно”, — подумалось Альбедо, когда он бросил взор на сестру через спину и окончательно скрылся за стеной. Его озадачивал собственный подход к воспитанию, но даже если и так, главное, что это в какой-то мере работало.  В ноздри ударила смесь запахов гари и картона. Подросток склонился плечом к стене, и та напомнила ему прохладную гладь оазиса, в который хотелось бы окунуться и забыть о каких-либо заботах. Мягкая щека начала огибать кристально чистый водоем, подобно волне, когда Альбедо начал опускать лицо, словно он вот-вот заснет, но со вздохом его голова отлипла от твердой поверхности.  — Нужно работать, — напомнил себе юноша, окончательно спустившись в подвал, — Еще столько дел…  Ладони в измученном жесте прижались к ослабшему лику, и Альбедо плавно сел в кресло, из-за чего то укатилось к стенке, отдалившись от стола. Ощущение комфортабельности и удобства навалилось на макушку самым пушистым сугробом, что заставляло чувствовать непомерную усталость.  Едва ли подросток успевал отдыхать хотя бы немного; школьная каторга сменялась паучьими делами, а паучья каторга — школьными делами. Альбедо бы солгал, если бы сказал, что он доволен таким раскладом, но выбирать не приходилось.  — Пластилин… картон… — начал бубнить он, суетливо возясь стопами по полу, — И домашку на следующую неделю…  Юноша взгромоздил взор на столешницу. Для среднестатистического школьника порядок на рабочем месте был идеальный, но сам Альбедо воспринимал это примитивно, с некоторой критикой на свой счет. Рука легла на поцарапанную древесину, лениво приблизилась к ютившемуся в углу кошельку и, схватив, потянула на себя. Подросток прижался мочкой уха к плечу и пальцем отодвинул одно из отделений.  Между Альбедо и кошельком возникло неловкое молчание.  Молча зажмурившись и вновь открыв глаза, юноша понял, что это ему не поможет. Денег практически не наблюдалось — несколько смятых купюр уместились в боковом кармашке, а основной вес бумажника составляла горсть медных монет.  — Черт, — ругнулся он себе под нос, — Чтоб я хоть еще раз так потратился на корпус для веб-шутеров.  На мгновение в голове промелькнула мысль устроиться на работу, но такой нагрузки Альбедо бы вовсе не выдержал, несмотря на чистый ум. Если бы ему было шестнадцать лет, то появилась бы возможность запатентовать паутину в качестве собственного изобретения и получить с этого хорошие деньги. Однако, идея провальная.  Пораскинув мозгами с несколько секунд, подросток обреченно вздохнул. У него не было ни единого предположения, как понести на своих плечах учебу, самобытность Человека-Паука и работу, при этом оставшись самим собой и не разрушив добрую часть своей психики.  Почти нахмурившись, Альбедо взялся за кошелек и поднялся с кресла. Пальцы подцепили рюкзак с пола и опустили одну из лямок на плечо. Крепко вцепившиеся в ткань, фаланги словно держали холодное оружие или средство для самообороны.  “Совмещать три дела и оставаться в тонусе — это трудно, но не невозможно.”  Теплый ветер обдул щеку, а следом сбил несколько светлых прядей, отчего те ударили по крылу носа. Подросток зажмурился и накрыл лицо ладонью, начав убирать волосы, которые мешали его обзору. Свободная рука опустилась на люк подвала и ощупала его, проверив, что защелка закрылась.  Привычка уходить на вылазки через выход на задний двор настолько укоренилась в самом Альбедо, что иногда он пользовался этим даже без мысли о том, чтобы надеть маску. Впрочем, ему это было на руку; Кли, заметив сие изменение в поведении брата, начала периодически спрашивать перед сном, не забыл ли он закрыть подвал.  “Пластилин и картон. А потом… Что-нибудь придумаю.”  Подошвы кроссовок смяли пожелтевшие в осенней поре листья. Они успели опасть в первой половине дня, поэтому неудивительно, что никто еще не брался за чистку тротуаров.  “Что-нибудь придумаю”, — предательски повторилось в стенах сознания колким снопом сена, от которого появлялось желание скривиться и ждать, пока странная смесь щекотки и боли не пройдет.  По глазам ударили черно-белые пятна, похожие на помехи, и они язвительно впивались в мозг, подобно этому же снопу сена, но неприятное осязание чувствовалось более реально.  Лишь через долю секунды Альбедо осознал, что в его лицо действительно что-то попало, и он оттянул неожиданно появившийся предмет от себя. Помимо завывающего ветра, такого похожего на бриз рядом с морским побережьем, слух уловил шуршание бумаги.  “Газета”, — прозвучало в голове.  Подросток шумно фыркнул и оглянулся, выискивая взглядом ближайший мусорный бак. Взор невольно омыл сначала заголовок утреннего выпуска, а затем и громоздкие буквы совсем рядом с серым изображением. Альбедо не придал особого значения тому, что увидел, но уже через несколько мгновений с изумлением в глазах приблизил газетенку к себе.

«Конкурс на лучшую фотографию Человека-Паука»

«Условие: сделать отчетливый снимок Человека-Паука для обложки газеты “Дейли Бьюгл”

Победитель получит приз размером в сто долларов»

 Юноша поднял брови в ошеломлении; в ребрах появилось нечто похожее на легкость, а сердце подпрыгнуло, но не от страха, а в искренной радости.  “Меня правда замечают!”

“Одной проблемой меньше!”

“Я могу сделать фотографии!”

 Подросток зажал нижнюю губу меж рядами зубов и в тихом подобии счастья один раз подпрыгнул с мятой газетой в руках. Особенное умиротворение достигло макушки в момент, когда мимолетно Альбедо настигли слова. Такие же неуловимые и невесомые, как лапки бабочки, они приземлились где-то на душе, пробуждая самые приятные чувства.  Может, у меня есть хотя бы какие-то поводы для надежды, что все наладится.

***

 В лифте стоял запах кофе, свежей печати и солидного пальто, совсем недавно промокшего в озоновом дожде. Мальчишка, немного покачиваясь от шатающейся кабинки, держал уверенное выражение лица; волнение можно было заметить лишь по сжимающим конверт пальцам и тяжелому фырканью, от которого наклеенные на стену объявления издавали едва слышимый шорох.  Сам по себе юноша выглядел сосредоточенно, будто в его голове вился кокон мыслей, который вскоре должен был треснуть и выпустить из себя все, что так долго копилось внутри, но на самом деле он был взволнован и обеспокоен. Радужка глаз расплылась, став мутнее — дно океана, где все время бродили белые ракушки, наполнилось темными камнями.  Из омута Альбедо вытащил громкий голос, под стать шуму рации или магнитолы.  — Ля-ля-ля! — прозвенело прямо под ухом, из-за чего подросток дрогнул, — Новый моток бечевки подан!  Девушка со светлыми хвостами-спиралями бодро несла огромную катушку с веревкой кофейного цвета, заметно пушившейся при свете ламп. Совершенно не обратив внимание на зажатого у дверей лифта подростка, она прошла мимо него.  — Неси в кладовку! — мигом ответила еще одна “рация”.  “Ай, черт”, — невольно пронеслось в голове, и Альбедо сжал конверт только сильнее, едва не смяв бумажки внутри, — “И куда мне идти, когда здесь такой концерт?”  Просторный офис был переполнен столами-кабинками, которые ограждались друг от друга деревянными панелями, несущимися в разные стороны людьми, слишком похожими на рой пчел или муравьев, бумажками, расставленными в кипы, стопки и своеобразные буйки, и прочим, и прочим, и прочим.  Помявшись на месте, Альбедо начал тереть и без того потрепанный конверт большим пальцем. Он старался сосредоточиться изо всех сил, оставшихся на день.  “Здравствуйте, я принес фотографии на конкурс, куда я мог бы пройти? Здравствуйте, я… принес фотографии на…”  — Здравствуйте! — крикнула очередная “рация” в лицо, и юношу передернуло, будто он увидел Смерть, облаченную в черную мантию, — Вам что-то нужно подсказать? Могу я предложить помощь?  Отдающие смягченным железом бирюзовые глаза любопытно скатились от лба Альбедо, на котором появилась испарина, до его губ, сразу же сжавшихся во временном испуге. Это была та же девушка, в руках которой только что был гигантский моток бечевки.  Неужели так быстро отнесла?  — А… Эм… Я… фотография на конкурс…  — Конкурс? — незнакомка ответила сама себе, так как ее взгляд упал к измученному конверту, — Ах, конкурс… Вам нужно к Розе. Я Вас отведу!  Без лишних слов девушка махнула ладонью вперед и смело зашагала прямо через горы бумаг, столы-баррикады и утомленных работников. Альбедо выпучил глаза, не представляя себе, каким образом он пройдет через преграды, — а ведь он такой гибкий! — но его спаситель пробиралась так отважно и быстро, что оставалось только наблюдать за сие зрелищем с разинутым ртом.  Мотнув головой, чтобы привести мысли в порядок, юноша начал идти боком, извиваться меж крутящимися вокруг рабочих мест сотрудниками, даже перепрыгивать через связки газет, которые, видимо, должны были отправиться на утилизацию. Путь, на самом-то деле, оказался не таким долгим, потому как уже через минуту двое остановились прямо у двери в другой офис. Через стеклянную вставку мало что было видно — лишь надпись «Главная редакция “Дейли Бьюгл”» на табличке бросалась в глаза, оставляя оттиск в мыслях.  — Роза! — воскликнула незнакомка, без стука распахнув дверь, — У нас есть кандидат на обложку с паучонком!  “… Что?” — более слов не требовалось.  — Удачи! — шепнула девушка Альбедо на ухо, после чего беспризорно подтолкнула младшего прямо в кабинет.  Юноша ойкнул и прижал конверт к своей груди. Он зажмурился и поднял лицо, как только выпрямился, а тонкие пальцы незнакомки явно сделали свое дело, потому что боль настойчиво отзывалась в области плеч.  Глаза заслезились от едкого воздуха; табак разом начал пробиваться в дыхательные пути, отчего Альбедо сразу же накрыл ладонью и нос, и рот. Зрачки мигом нашли в комнате табличку со словами: “НЕ КУРИТЬ”.  — Сегодня Барбара еще надоедливее, чем обычно, — холодно отозвался низковатый для женского голос, а следом за произнесенным последовал тяжкий вздох, — Показывай фотографии. У меня не так много времени.  О, судя по закинутым на столешницу ногам, у тебя его навалом.  Очередная затяжка. И новое облако дыма, которое наткнулось на потолок и не смогло добраться до небес.  В потухших глазах не виднелось ничего, кроме померкших бликов фонарей, а бледная кожа — казалось, она выглядела еще мертвее, чем у Альбедо, — сквозила выпирающими костями, выраженными скулами. Даже при глубоких вдохах грудная клетка почти не двигалась. Розария была похожа на мраморную статую; только тлеющая сигара, легко сжатая меж худых пальцев, позволяла думать, что персона перед подростком действительно была живой.  Альбедо взял побольше воздуха через свой фильтр, состоявший из одной только ладони да фаланг, после чего все-таки протянул конверт. Без каких-либо слов Розария взялась за него, надавила ногтем и посмотрела на первую фотографию.  — И-извините… — подал дрогнувший голос юноша, вбирая совсем слабые вдохи, — Вы… не могли бы открыть окно? У меня аллергия на…  — Хлам, — колко отозвалась Розария, методичными движениями перебирая фотокарточки, — Бред. Мусор. Ты что, маркером объектив замазал?  Шокированный столь грубым ответом, юноша немного нахмурился и в очередной раз с осторожностью фыркнул. Зажатая между зубами сигара, мешающая разглядеть чужое лицо и пускающая убийственную дымку, раздражала Альбедо еще больше, чем конкретный сборник оскорблений, так бесцеремонно брошенный в сторону его фотографий.  — Чушь, — безразлично продолжила женщина, — Ну и фигня.  “Если я, специально подобрав место, освещение и позы, не смог сделать нормальные фотографии, то кто вообще сможет? Или я неправильно понял идею?” — с ноткой разочарования спросил внутренний голос, заставив Альбедо зажмуриться только больше, потому что пелена слез на глазах лишала его возможности видеть так же четко, как и обычно.  Розария замерла с тем же равнодушием на лице; черствый и ни на что не похожий взгляд заставлял воздух вокруг леденеть, и казалось, что даже плотно скрученная сигара покрывалась инеем в ее пальцах. И все же, уголок ее губ поднялся в подобии ухмылки, а ноготь свободной руки застучал по столу. Наконец, блик у зрачка напомнил интерес.  — Ты на мыльницу снимаешь, а? — подняв взор на зажатого Альбедо, спросила она, — Сколько лет?  — П-пятнадцать, — едва слышно ответил подросток.  — Для пятнадцати и мыльницы фотография хорошая. Приноси еще, если удастся заснять.  Альбедо был глубоко поражен. Он часто встречал людей, которые позволяли себе гораздо больше, чем могли, но чтобы настолько? Наглость, разбитая о лицо юноши, стекла самыми мерзкими помоями с его щек к подбородку, затем по шее и, в конце концов, достигла сердца.  Преодолев чувство отторжения, Альбедо робко спросил:  — А деньги?  — Дам еще пятьдесят, если купишь фотоаппарат, — размеренно произнесла Розария и убрала ноги со стола, сразу же нажав на кнопку приемного аппарата, — Барбара, выпиши чек на сто долларов и вычеркни к черту этот конкурс в редакции.  Юноша взял почти восхищенный вдох, но горло тут же сдавило, и он чуть не закашлялся. Розария подняла обремененный усталостью взгляд на чужую ладонь, прикрывавшую лик от дыма, и сделала очередную затяжку. Когда воздух, полный табака и неясного чувства, похожего на скорбь, снова достиг ее собственных глаз, — в отличие от Альбедо, ее очи казались сухими, покрытыми каким-то защитным лаком, — рука сама по себе махнула в сторону.  — Теперь дуй отсюда. Мертвецов мне в офисе не хватало.  — Т-так Вы возьмете и другие фотографии, если принесу?  — Посмотрим, — с едва заметной улыбкой промолвила Розария, но уста скрылись за новой дымовой завесой, — Мелкий слишком, чтобы в штат тебя брать.  Альбедо поморщился, но все-таки кивнул и скорым шагом вышел из кабинета, бросив на прощание вежливое “до свидания”. Стоило легкому ветерку от резкого движения достичь носа, как юноша сделал несколько жадных, но не громких глотков кислорода, вдобавок подавившись им и прокашлявшись. После пребывания в таком месте привычный воздух ощущался как самый сладкий. Насытившись сполна, подросток все же смог вздохнуть.  — … Но сделано талантливо, — немного погодя, как бы ненароком пробубнила Розария, зная, что ее не услышат, — Может, из него и фотограф получится.  “Просто ужас какой-то!” — отчаянно прокричали мысли в голове, — “Мало того, что отнеслась ко мне, как к какой-то грязи, так еще и проигнорировала просьбу! Ненавижу!”  Прикрыв глаза лишь на мгновение, отчего веки показались темными ставнями в окнах, Альбедо почувствовал, как кто-то приближается к нему; ситуация, можно сказать, повторилась, ведь перед ним снова появились два светлых закрученных хвоста.  — Ух, а ты быстро справился. У Розы сегодня хорошее настроение. Для чека нужно имя, не подскажешь? — улыбчиво произнесла девушка, держа перед собой блокнот и толстую ручку.  Альбедо еще не выяснил, почему такая вежливая и милая особа решила перейти на “ты”, однако его это волновало не так сильно, как определение хорошего настроения у человека, в кабинете которого он только что побывал. Если Розария сегодня еще в неплохом расположении духа, то что же творится в “Дейли Бьюгл”, когда она раздражена?  — А… Альбедо, — помявшись, ответил он, — Почему чек, а не купюра?  — Роза таким образом показала, что ей бы хотелось увидеть тебя еще раз, — аккуратно, буква за буквой записывая имя, кивнула собеседница, — Она думает, что человек закаляется трудностями. Если бы тебе дали деньги сразу на руки, то ты бы мигом забыл про возможность продать другие фотографии, вот и все.  — А так придется ждать, пока выплатят деньги, и приобрести раздражительность вдобавок, — монотонно пробормотал Альбедо, — Вы ведь… Барбара, правильно?  — А что?  В чековой книжке была поставлена подпись, а колпачок ручки щелкнул у пластикового основания. Барбара нежно улыбнулась, посмотрев на юношу; тот сомнительно прищурился, но все же покачал головой и деликатно улыбнулся:  — Ничего. Мне показалось, что я Вас где-то видел.  — Ох, правда? — с неким восторгом спросила Барбара, — Может быть, ты слышал мои песни? Например, совсем недавно…  Не успела девушка закончить, как совсем рядом прозвучал утомленный, полный укоризны и скрытой свирепости вздох. Альбедо похлопал ресницами и повернул голову в сторону стола, который находился совсем рядом с ним; Барбара сделала то же самое.  — Ну за что же мне такое наказание?.. — пробормотал голос, а подросток слабо дернулся, будто испытал нечто похожее на дежавю, — Опять перезагружать…  Барбара сочувственно сложила брови домиком, стиснула зубы и втянула воздух через едва заметные прощелины. Тут же она вопросила в ответ:  — Снова система зависла? — и пошла к столу, от которого на этот раз донесся обреченный стон, — Ну, ну, Лотти, не злись. Сейчас все спокойно…  — Я спокойна, — едва не прошипела Шарлотта в ответ, — Просто… Ух, я была бы куда довольнее, если бы все это у нас было в физическом варианте.  Альбедо почти бросил взгляд на монитор, как только подошел к чужому рабочему месту следом, однако из вежливости решил отвернуть голову, чтобы ненароком не подглядеть конфиденциальную информацию. Он неплохо разбирался в технике, хотя сам распоряжался лишь стареньким стационарным компьютером, который сам же и усовершенствовал спустя приличное количество проведенного в Нью-Йорке времени. Тихо кашлянув, подросток спросил:  — Извините, Вам нужна помощь?  — Нет, спасибо, — несмотря на раздражительность, весьма вежливо отозвалась Шарлотта, а кончик ручки выжидающе застучал по блокноту, — Делов-то. Просто выключу его и включу.  — Но ведь так Вы ничего не решите, — пояснил Альбедо, — Это похоже на бесконечный цикл текстового драйвера.  Обе девушки в изумлении повернули головы к подростку и начали его разглядывать, словно тот произнес какое-то заклинание, неожиданно сработавшее.  — Понимаете… — более неловко произнес юноша, натянув на себя слабую улыбку, — Из-за того, что Вы отправили запрос на сайте, драйвер начал спрашивать данные, но он их не получит и не сможет прекратить процесс, потому что у него нет условного оператора. Так как результата запроса нет, то и сайт не может продолжить работу, а текстовой драйвер попал в замкнутый круг. То есть, в бесконечный цикл. Все, что Вам нужно — это добавить условного оператора и перезагрузить старый драйвер.  Шарлотта захлопала ресницами, теперь смотрясь еще более ошеломленно, чем прежде. На вид человек перед ней был совсем ребенком, но больше всего удивляло то, как быстро он нашел подход к проблеме.  Альбедо аккуратно, стараясь прочесть возможные сомнения или несогласие в лицах девушек, подобрался к клавиатуре и с сосредоточением в глазах начал нажимать на клавиши. Он делал каждое движение с таким трепетом и осторожностью, что казалось, словно прямо сейчас он легко смог бы провести хирургическую операцию.  — Вот, — почти что гордо кивнул подросток, немного отодвинувшись от монитора, — Теперь все полетит как птица.  Глаза невольно опустились на крупные буквы, которые виднелись сверху экрана.  “20/09 в многомиллиардной компании “Оскорп” произошла непредвиденная крупная авария. 34 человека погибло, 6 находятся в тяжелом состоянии. Среди них и Доктор Иль Дотторе, известный своими успехами в области атомных исследований. Уже около двух недель проходит “курс реабилитации” в штате Флорида. Директор компании отказался от комментариев. Обстоятельства все еще не выяс…”  На данном слове юноша резко отвел взгляд, так как его охватил стыд, но любопытство желало одержать верх. Благо, чужой голос выдернул Альбедо из состояния, приблизительного к прострации.  — Спасибо, — в первую очередь ответила Шарлотта, — Ты у нас новенький?  — Он принес фотографии на конкурс, — тут же сообщила Барбара и перевела искрящийся от интереса взор на подростка, — Слушай, какой ты умный! Не хочешь подрабатывать у нас?  — А? — приподнял плечи Альбедо, пытаясь как бы закрыть себя, — А что, разве можно?  — Конечно, можно! С сайтом у нас постоянные проблемы, — энергично кивнула девушка и прижала ухо к плечу; извивающиеся хвосты поклонились следом, — Только Розария не так хорошо платит техническим специалистам. В этом плане мы немного… старомодны.  Подросток плотно стиснул губы, почувствовав, как что-то в них прохрустело, подобно хрящикам. Возможность получить легкую подработку лежала перед ним на блюдечке. Все, что оставалось — протянуть руку и забрать.  Но его тормошил интерес. Казалось, что волосы вздыбились от напряжения, а через руки проходили горячие разряды тока. Зрачки скользили то к старшим, то к написанному на мониторе, однако Альбедо не осмеливался читать дальше.  “Иль Дотторе… Я помню его исследовательскую работу по экспериментальным источникам энергии… Он — гений, один из умнейших ученых в Штатах. В чем был просчет?”  — Извините, — пробубнил подросток спустя мгновения молчания и поднял взгляд на Шарлотту, — Возможно, я не туда сую свой нос, но… Для чего Вам информация об аварии сейчас, если прошло уже почти две недели? Ваша газета же специализируется на экспресс-информации, устаревшие новости обычно не приемлют.  Журналист в мягком, почти что сдержанном удивлении вскинула брови; ее поражали не сами мысли Альбедо, а путь, которым он доносил их. Со стороны он выглядел как замкнутый в себе ребенок, но слова, вылетающие из его уст, лаконично складывались в предложения, и те образовывали целую цепь.  — Лотти считает, что ее источники информации лгут! — совершенно не беспокоясь о возможных последствиях данных слов, вежливо произнесла Барбара, — Поэтому она хочет провести расследование по этому поводу, чтобы быть первее других. В этом и суть “Дейли Бьюгл”. Мы всегда обо всем помним и стараемся достучаться до правды!  “Ну, это она явно преувеличивает”, — вздохнул Альбедо в мыслях и посмотрел на Шарлотту, даже не подозревая, что они подумали об одном и том же.  — Знаешь, — тихо, почти что в выжидающем спокойствии промолвила та и вернула взор к монитору, — Мир — это очень большая пакость. Все время какая-то неразбериха, никому нельзя верить, вокруг творится безумие. Другие журналисты хотят привлечь больше читателей, печатая чушь, а я по-настоящему хочу открывать людям глаза. Так что… Мне предстоит написать еще одну сводку по поводу аварии в “Оскорп”.  Подросток выпрямился; ни с чем не сравнимое озарение поразило его макушку, прошило позвоночник, добралось до стоп и проникло в сердце, отчего то заколотилось, подверженное приливу приятных ощущений.  Хотя никто из них не знал, кто Альбедо по-настоящему такой, он чувствовал гордость, потому что его окружали люди, которые желали бороться за справедливость, как и он сам. Другими методами, с иными подходами, но ради одной цели.  Кивнув, юноша улыбнулся и наклонил голову так, что ушная раковина прислонилась к деревянной перегородке меж рабочими местами. Его не волновало, насколько странный вид у него был — лишь струящиеся внутри мысли позволяли ощущать нечто похожее на светлое облегчение.  “Как хорошо, когда тебя окружают единомышленники.”

“Но есть кое-что, что все еще немного меня волнует…”

“... Что с этим Доктором произошло?..”