Monsta X - You can`t hold my heart
Сынмин искренне верил, что после терапии его не триггернет с Чонина и его уёбского предназначения. Но вот он снова чувствует себя под толщей воды: открывает рот и не может нормально вздохнуть. Из его глаз предательски бежит вода, а в носу ужасно щиплет. И наплевать бы на всё это, растереть и смириться. Но что-то внутри всё ещё цепляется за друга. Как будто они друг к другу припаяны. Но Ян Чонин — не его. Никогда не был и не будет. И Сынмина разрывает в который раз на тысячу кусков изнутри от этих мыслей. Ян Чонин принадлежит тому, кто грубо и топорно присваивает его себе раз за разом, игнорируя любые «нет» или «нельзя». Ким приходит в себя только после того, как его гладят по волосам Хан и Ли, неизвестно откуда материализовавшиеся. Коридоры школы уже пусты, и свет погашен. Да и он вроде на втором этаже. — На, попей, бедолага, — Минхо протягивает банку с газировкой. — Голодный? — Н-нет, всё хорошо, — у Сынмина наконец получается вздохнуть нормально, во все легкие. — Ага, мы видели, как тебе было хорошо, — прищуривается старший. — Тебя всего трясёт до сих пор. — Укройся, — Джисон накрывает плечи друга своим кардиганом. Хан легко простывает, поэтому носит его в сумке частенько. — Идти сможешь? — он присаживается на пол рядом с Кимом. — Какие есть варианты, — безэмоционально отвечает Сынмин. Лино опускается с другой стороны, скрещивая ноги. — Я видел, как они целовались. — Кто? — переспрашивает Минхо. — Твой друг и мой бывший парень. И… Ай Эн… Он отвечал ему. Боже, зачем я вспоминаю это, — стонет Сынмин Джисону в плечо. Тот похлопывает его по щеке, утешая. — А еще Хван гладил ее, ну, свою метку. Любовался. Как клеймом на заднице кобылы. Минхо удивленно наблюдает, как Ким сам себя накручивает. И ему действительно жаль друга. Но помочь Ли никак ему не сможет. Только время. И переключение внимания. — Может, всё станет проще, когда твое предназначение появится на горизонте? — осторожно начинает Хан, будто прочитав мысли своего возлюбленного. — У меня появились, хм… Буквы. Но я не понимаю, что это должно значить, — неразборчиво хрипит друг. — И ты молчал?! Как давно? — Ну, в начале каникул. — Предатель! Я его тут успокаиваю, а он даже метку не показал! Это развод, Ким Сынмин! Ладно, показывай. — При всем желании не смогу. Она в неприличном месте. — На члене? — хохочет Минхо. — На заднице? На пояснице? — гадает Хан. — Боже, нет! — кривится Сынмин. — Мм.. На лобке? Блин, как ты тогда разглядел? — На головке члена? — Да причём тут член? — А где тогда? — беспардонно допытывается Минхо — На бедре. — И что тут нескромного? — У самой кромки трусов, — краснеет Ким. — Ты такая принцесса, — хохочет Ли. — А! Так вот, что вы там рассматривали с Чонином в день записи, — осеняет Хана. — Ну! И ты не выяснял, кто это? Что там хоть написано? — Ну, тут тупость какая-то. Или игра слов. Понятнее не становится, — Ким достает мобильный и показывает снимок. — Надо же, у Яна золотые руки. Ракурс такой, что кажется, будто у тебя есть задница. Если не случится дебюта, можно идти в фотографы! — Всё у меня нормально с жопой, — бурчит Ким. — Не отвлекайтесь, — цыкает Хан, набирая что-то на телефоне. — Что там, Шерлок? — Минхо лезет полюбопытствовать. — Ох, вау. Этого я не ожидал, — Джисон округляет глаза и пораженно поворачивает телефон экраном к друзьям. — Я вбил те буквы с твоей ляжки. Чисто по приколу. И это юзернейм Чанбин-хëна. И если у Джисона глаза едва не выпадали из орбит, у Сынмина вообще пропал дар речи. Он знал, что на теле появляются имена, фамилии, прозвища и даже рисунки твоей половины. Но чтобы юзернейм из Инсты?! — Какая продвинутая задница, — мычит спустя минуту молчания Ли, абсолютно не понимая, кто этот Чанбин и почему его парень и Ким выглядят как перепуганные тушканчики. — Что вообще значит «jutdae»? Описка? — Гм, — Хан долго мычит, как старый компьютер. — Игра слов? Типа как jutwae, человек принципов? Хан еще что-то говорит, но эти слова теряются и не доходят до гудящего роя мыслей в голове Кима. Его истинный нашелся. И это человек, который давно его знает. И он считает Сынмина красивым. — Вау. Это необычное, новое чувство, — вдруг озвучивает мысли Сынмин, краснея. Мог ли Со знать, кто они друг другу? Или Сынмин просто подходил под тот тип людей, что визуально нравился Чанбину? Минхо улыбается и как-то по-отечески обнимает младшего за плечи: — Что, воспрял духом? — Есть немного, — тушуется Сынмин. Он вынимает из кармана свой смартфон, заходит в Инсту и находит Со. Его палец замирает над кнопкой «Follow». А что он ему напишет? Типа, привет, у меня чуть ниже попы твой юз, давай мутить? Страшно почему-то. Он никогда не делал таких смелых первых шагов. Всегда был в тени и выжидал удобного момента. Он не из тех, кто сразу же кидается вперед и бежит к цели, не обдумав пути отступления. Нужен план. — О, я уже слышу, как в этой головушке крутятся шестеренки, —хихикает Минхо. — Давай, напиши ему. — И что писать? — Ну… Например, что-нибудь вроде «я нашелся». И прикрепи ту шикарную фотку задницы, — Сынмин отпихивает от себя Лино. Тот хохочет на весь этаж, катаясь по полу. Хан сдержанно посмеивается в кулак. — Минхо, фу! — Что фу? Зато это гарантированное свидание! Да не бей по лицу! Оно рабочее! Ай! Минхо уворачивается от очередного удара Сынмина, показывает язык и улепетывает с этажа, скользя по перилам: — Отсоси!***
Итак, это официально: он пишет (ладно, не он, Джисон за него, но с его телефона) Чанбину. Пищит, прячет сотовый под подушку и наваливается сверху. — Боже. Тебе бы в актеры, — наблюдает за всем этим Минхо. Они сидят у него в комнате, гладят трех котов. Самый спокойный меланхолично грызет ремешок портфеля Кима. Сынмин легко проходится по рыжей шёрстке, кот даже не обращает на его манипуляции внимания. — А если он пошлет? — Ты ж сказал, что он отвесил тебе комплиментов перед уходом, — уточняет Ли. — Да, но я сбежал, — Сынмин дергает лямкой, чтобы поиграть с Суни. — И что? Ты стал для него менее красивым? — ехидничает старший. — Вдруг он решит, что я псих и неадекват. — Раньше поймет, раньше смирится, — в Минхо прилетает подушка. — Да что я такого сказал?! — Детка, это грубо, — цокает Джисон. Чанбин, к счастью, быстро отвечает. И нервозность довольно скоро уходит. Они переписываются где-то полчаса (ходя вокруг да около по-настоящему важной темы), когда Со спрашивает контакты Кима и пиликает тому уже в какао-толк. Так даже удобнее, решает Сынмин и отчаливает к себе домой. Минхо дразнит его напоследок, напоминая потом сделать шафером. — Мне казалось, я буду его шафером. Или Чонин-а, — притворно хнычет Хан. — Это как раз для того, чтобы вы не ссорились. Чанбин в общем интересный собеседник. И с ним неловкость почти не чувствуется. Он много (и глупо) шутит, рассказывает, как сходил поработать над мышцами рук. И как теперь едва может их поднять. Сынмин в шутку уточняет, как в таком случае он пишет ему сообщения. И тогда Чанбин звонит ему (Ким не вскрикивает и не роняет трижды телефон на пол). И они обсуждают что-то целый час. Признаться, Сынмин не вспомнит, что это было: вроде музыка, вроде спорт, вроде он под конец долго и вдохновенно рассказывал, как раньше играл в бейсбол и как в прошлом году с отцом и Чонином ездил в Пусан смотреть вживую матч с любимыми «Лотте Джаентс». — Я больше по футболу. Но, думаю, посмотреть игру на стадионе было бы интересно. Ощущения всегда отличаются, — соглашается по ту сторону трубки Чанбин. Сынмин радостно кивает и поддакивает, потому что это вообще эйфория: видеть своих кумиров на расстоянии вытянутой руки. — А еще у меня автографы есть. Одного из игроков тоже Сынмин зовут, представляешь? —он зажимает телефон между плечом и ухом, чтобы перелистнуть страницу учебника. — Поверь, знаю.***
Чанбин хмыкает своим мыслям, слушая Сынмина. Парень смотрит на своё запястье, где красиво выведено «Ким Сынмин», в голове так хорошо, пусто и нет никаких глупых и тревожных мыслей. Он до сих пор не может поверить, что день их встречи настал. Что он дождался. Что всё предначертанное свершилось, и теперь жизнь встала на рельсы. И ему более не надо пребывать в режиме «stand by», которое порядком заебало. Больше никаких приготовлений и перепроверок. Спусковой механизм Судьбы запущен. Будучи смышленым и вдумчивым ребенком (если в 11 можно так про себя думать), Чанбин сразу понял, почему его запястье чешется, что это за имя и фамилия на коже краснеют, и что делать дальше. Во-первых, он спустился вниз к матери, демонстрируя участок раздражённой кожи. Та улыбнулась и обняла ребенка. — Дождался? — звучит от нее больше как утверждение. Она знала, что сын горит идеей истинных душ. — Да, мам. Это мальчик, похоже, — Бинни еще не знает, как на это реагировать. Он не думал, что его истинной парой будет мальчишка. — Что ж, видимо, твоя родственная душа вселилась в тело мальчика в этой жизни, — легко пожимает плечами мать, скрывая волнение: Чанбин замечает это по ее мечущемуся взгляду. Но он, вспоминая это потом, благодарен маме за то, что она оберегала его чувства. Сейчас, спустя 9 лет, это ее больше не напрягало. Вот что ее реально бесило — почему, зная, кто истинный, ее сын тормозил. — Зайчонок, еще раз, ты уверен, что это тот мальчик? — вздыхает госпожа Со в трубку. — Если он уже встречается с кем-то, разве это не значит, что они истинные? — У него нет метки, мам, — Чанбин закатывает глаза. — Доверяй своему сыну. Хотя бы по нечетным дням. — Сегодня как раз 22-е, — фыркает женщина по ту сторону. Чанбин усмехается и смотрит в календарь. Он надеется, что день «Икс» настанет совсем скоро. Он давно готов: рано начал подрабатывать и откладывать на будущее, хорошо учился и поступил туда, куда хотел, увлёкся музыкой (сам того не замечая). И теперь провидение привело его к истинному, который тоже музыкант. Что это, если не Судьба? А потом Чан ему в какао сообщает мимоходом, что младшие члены их группы в ссоре и там сопли, слезы и развод. Со еще никогда так радостно не орал, узнав о чьём-то несчастье. И он понимает, что теперь Ким примется зализывать свои душевные раны: всё же первая любовь, трагедия всей жизни и хочется с крыш резко прыгать или под унылое нытье представлять, как пропадешь и все будут рыдать о твоей утрате. И Чанбин снова ждет: ходит иногда на их репы, озабоченно осматривает Сынмина издалека (похудел, бедняга, и щеки впали), скидывает Бан Чану адрес студии, где стажируется. И работает, работает, работает, чтобы не думать, чтобы не загоняться. Всё будет, уже совсем скоро. Осталось чуть-чуть. Бан Чан рассказывает позже, через пару месяцев, что Сынмин пошел к мозгоправу, что он отходит, но прослушивание они провалили. Обещает на летних каникулах пересечься. И они стыкуются у приятелей Чанбина, в квартире, что снимает Со (пополам с одним из своих друзей, но хотя бы не общага). — Ты всё так же трудогольничаешь? — тянет Крис, прикладываясь к баночке пива. Остальные смеются. — Он решил жениться на работе! — выкрикивает один из друзей Со. — Скажи ему, что в мире есть люди. И с ними можно встречаться! — добавляет второй. — Да встречался я! Чего вы из меня девственника лепите, — ворчит Чанбин, опрокидывая в себя стопку соджу. — Ты, как вампир, только по ночам из студии или библиотеки выходишь. Уже бледный стал, как моль, — фыркает третий его приятель. — Хён к нам на репетиции приходит, — думает вслух Чан, — у нас с друзьями своя группа. Пока ничего серьезного, но… — О, я помню, как в школе тоже свой бойз-бэнд хотел собрать! Помнишь, Тэхен? — один из парней пихает другого в бок. Тот, к кому обращались, кивает с ностальгической улыбкой. — В итоге лишь один из нас ушел куда-то в шоубиз, зазнался жутко. И не общается теперь. Крис замечает, как Чанбин постоянно потирает запястье в месте, где надет напульсник. — Хён, всё в порядке? — А? Прости, задумался. Пошли, выйдем перекурить. Они становятся на балконе. Начало лета еще дарит свежий ветерок, балует передышкой перед зноем и духотой. Чанбин прикуривает, затягивается и выдыхает дым в темно-синюю высь. — Знаешь, я бы сказал, что ты чем-то озадачен, — не сдается Бан Чан. — Проблемы с учебой? — Не. С ней никогда проблем нет. Тут, это, личное, — Чанбин показывает участок кожи, скрытый доселе под напульсником. Крис хмыкает. Вот оно что. Значит, и у Сынмо нашелся истинный. — Как тесен мир, — произносит он, глядя на метку. — Надо же, твоя простая, без ребусов. — А что, бывают сложные? — У нас с Феликсом нужен был дешифровщик, — шутит Чан. — А тут имя и даже фамилия. Не прозвище домашнее, не псевдоним, прости господи. Ты везунчик. «Везунчик ли я?» — думает Чанбин, вынося с утра мусор и здороваясь с соседкой по площадке. «Определенно!» — отвечает он сам себе через пару месяцев, когда Сынмин, наконец-то, пишет ему первым. Они быстро сходятся на общих интересах — спорт, фильмы, музыка. Несмотря на разницу в 4 четыре года из их разговоров быстро пропадает неловкость. И Чанбин довольно скоро узнаёт, что настоящий Сынмин постоянно дерзит, подкалывает и прожаривает людей. Стоит младшему расслабиться, шуточки льются из него как из рога изобилия. И это неплохое начало, думает Чанбин. Они много и часто обсуждают то, что пишет Ким, дискутируют на тему, нужны ли в текстах метафоры или это лишь сбивает слушателя с толку. Чанбин упорно доказывает, что прямота в лирике — это честно и подчас бьет в нужное чувство. Сынмин уверяет, что оппонент болван и в романтике ни черта не смыслит. — Раз так, поясни за романтику, умник, — фыркает Чанбин, говоря это абсолютно без подтекста. — Это что, такой способ выпросить свидание? — Ким хохочет в трубку. — Кто знает, кто знает, — загадочно тянет он. Проходит еще пара месяцев, за окном конец октября, оранжевые листья закруживает порывистый прохладный ветер. За это время они успевают сдружиться, сходить на пару выставок, полувстреч-полусвиданий и обосноваться в тренажерном зале. И как-то так выходит, что в привычку для старшего входит встречать Сынмина из школы в те дни, когда его расписание позволяет. И сейчас Чанбин задерживает дыхание, видя бегущего к нему Сынмина. Тот в школьной форме, поверх накинута куртка, лицо будто застывшая треснувшая маска. И Сынмин врезается в грудь Бина с крейсерской скоростью, пряча злые слезы. — Хэй? — одна рука сама собой накрывает затылок парня, поглаживая, вторая ложиться между лопаток в защитном жесте. — Ты чего? — Х-хён, д-д-авай п-постоим так нем-н-ного, — слышится сквозь всхлипы. Сынмин прячется за полями пальто Чанбина, как за ширмой, будто пытаясь отгородиться от всего мира. — Хочешь, уедем отсюда? — догадывается Чанбин. Ким лишь кивает на это предложение. И они быстро садятся в подержанную машину Чанбина, тот дает по газам, и они покидают школьную парковку. — Не спросишь меня, что это было? — немного успокаиваясь, хрипло вопрошает младший. — Только если ты готов рассказать. Я не настаиваю. И выпытывать не буду, — Чанбин следит за дорогой. Он полагает, что это даже хорошо, что он не пялится и не смущает пассажира. — Если это что-то очень личное, можешь оставить это для мозгоправа. Я не обижусь, знаешь, — решает добавить он. — В общем, — Ким прочищает горло, делая долгую паузу, — да нет. Ты должен знать. Так будет честно. Короче я долго, типа, очень долго был влюблен в Чонина. И когда мы расстались, я не смог отпустить эти чувства. Честно говоря, терапия тоже не слишком-то помогла, — он останавливается на этом. Не знает, что сказать, может? — Я знаю об этом, — коротко говорит Чанбин. — Догадывался. — И тебе не было неприятно? — Ким поворачивается к водителю всем корпусом. — Ну, как истинному? — Но я ведь тоже не ромашка не целованная, — посмеивается Чанбин. Он паркуется у их закусочной. — Пошли поедим? На пустой желудок разговоры о страданиях вызывают только колики. Парни берут почти тоже, что и всегда: пару бургеров, картошку, напитки. Только в этот раз Сынмин предлагает поделить десерт на двоих. Ким медленно пережевывает мясо, размышляя, почему вообще Хёнджин и Чонин до сих пор триггерят его. Вот он, его истинный, сидит напротив и даже не морщится из-за той оравы тараканов, что прописана в сынминовой голове. О том, что они предназначены друг другу самой Судьбой, парни узнают в первый месяц общения. Ким не выдерживает и рассказывает об этом, пока они переодеваются после тренировки. Не показывает, конечно, стесняется. Чанбин зато, не сдерживая улыбки, смещает рукав вверх, и школьник даже оседает на скамейку, глядя на запястье Бинни. Он смотрит на то, что так давно мечтал увидеть… на шее у другого человека. Буквы так красиво выведены, ровные, чуть наклонены вправо. По вензелям у заглавных букв он узнает почерк нотариуса и усмехается грустно. Это момент, когда им огласили завещание деда. Ему было, кажется, 7. — Как давно это было, — шепчет Сынмин, осторожно прикасаясь к метке. — Не думал, что тебя это так растрогает, — удивляется Чанбин. А Ким только сейчас замечает, что с подбородка капают слезы. То есть, вот так бы было выведено имя и фамилия на бархатной коже Ай Эна? — Больно было? — интересуется он. Сынмин помнит, что у лучшего друга жутко чесалась метка с прозвищем Хёнджина, пару дней даже кровоточила. — Обычная краснота, будто комарик укусил. Я очень ждал ее. Ребенком мне нравилась идея двух навечно соединенных душ, — улыбается краешками губ старший. — Да, понимаю, — Ким был хорошим мальчиком и не мешал своему истинному раздражающей меткой. Так почему две буквы достались не ему… — Сынмин! — зовет его Чанбин. — Может, тебе в другую школу перевестись? Если тебе так больно на него смотреть — будете встречаться только на репетициях. Чтобы не травить сердце. Иначе эта рана никогда не затянется. Ну, если ты, конечно, хочешь. Ким продолжительное время молчит. Ему еще два года учиться. До конца второго полугодия еще очень далеко. Вот бы эту идею ему кто-то прокинул на летних каникулах. Школьник вновь поднимает глаза на своего истинного и осознает одну очень важную вещь: тот на его стороне, видимо, будет всегда. Ведь никому больше это в голову не пришло: гораздо удобнее оставить Сынмина вариться в своем собственном соку из гормонов, неразделенной любви и прочего. И, возможно, сделать пару шагов назад — мудрое решение. Поможет увидеть всю картину целиком. — Поможешь с родителями поговорить?