***
Лютик прибыл как раз в тот момент, когда солнце скрылось за горизонтом. Нэннеке подослала одного из своих учеников, чтобы сообщить Геральту о благополучном прибытии барда и Плотвы, со строгими инструкциями оставаться в его комнате и позволить Лютику прийти к нему. Учитывая, что Геральт чуть не потерял сознание, когда встал в последний раз, а его измученный, израненный разум вопил от боли, он подчинился, но все же успел расправить тунику и пальцами зачесать волосы назад, приведя их в некое подобие порядка. Он устроился в кресле у кровати, в том же самом, которое ранее занимала Йеннифер. Возможно, он не сможет выйти, чтобы поприветствовать Лютика, но он не примет его, лежа в своей постели, как инвалид. Он не знал, что сказать Лютику, когда тот придет. В комнате была еще одна кровать, стоявшая вдоль противоположной стены под большим эркером. Он надеялся, что Лютик захочет спать там и делить с ним комнату. Он не сомневался, что это было намерением Нэннеке, когда она выделила ему эту большую палату для больных, но он не стал бы заставлять барда, если бы тот не захотел делить ее. Все и так знали, что в Храме достаточно пустых комнат. Но Геральт надеялся, что Лютик останется с ним. Он не думал, что сможет сказать ему правду, если вообще отважится, но присутствие барда помогало ему сохранять спокойствие и все обдумывать. Ему нужно было подумать о том, что Эскель, а теперь Йеннифер и Нэннеке вбивали ему в голову. Он думал, что они могут быть правы, но он десятилетиями жил так, как требовал Весемир. Может, он просто размяк и искал незаслуженного утешения? Или была права Йеннифер, когда говорила, что единственный способ исцелить и укрепить его разум — позволить ему иметь то, что ему нужно? Непрерывные потоки мыслей заставили его головную боль вернуться с новой силой, пульсирующей между висками. Йеннифер сказала ему, что раны ужасны и требуют значительного времени и усилий, чтобы залечить их. Он вообразил, что это означает, что ему не следует заставлять себя, но теперь в его уме зародилось зерно сомнения там, где раньше была только твердая убежденность. Он не мог не выбрать ее. Может, Лютик поможет? Но это означало бы сказать ему правду. Можно ли Лютику доверить это? Когда Геральт проигнорировал то, чему его учили, и доверился только своему чутью, своему сердцу, он был уверен, что Лютику можно доверять. Что его, ведьмака, не отвергнут. Что он может даже захотеть помочь провести его в расслабляющий сабспейс. Но из этого только выливалась другая проблема: мог ли Геральт так обременять Лютика? Он знал, что бард захочет позаботиться о нем, если узнает правду, помочь ему, чем сможет, он был таким человеком, таким Доминантом. Но было ли это справедливо по отношению к Лютику? Что он, у которого есть выбор из лучших сабмиссивов, которые могут возложить к его ногам целый континент, должен тратить свое время и свою молодость на Геральта? Изнуряющие сознание мысли Геральта были прерваны, когда дверь открылась и в комнату ворвался Лютик с почти безумным выражением беспокойства на лице. Он тут же бросился к Геральту, рухнул перед ним на колени и пробежался дрожащими пальцами по его волосам, щекам и плечам, словно убеждая самого себя, что Геральт еще жив. Лютик всмотрелся в лицо ведьмака и, видимо, нашел то, что ему нужно было увидеть, потому что он заметно расслабился, вздохнул с облегчением и склонил голову, чтобы попросту отдохнуть на коленях мужчины. Он сделал несколько долгих, прерывистых вдохов, прежде чем собраться и снова посмотреть вверх. — Ты отнял у меня годы жизни, Геральт. Ты не вернулся до наступления темноты, а потом из ниоткуда появилась Йеннифер и сказала, что ты в храме Мелитэле, потому что твой разум был поврежден ответной реакцией заклинаний! — Лютик резко вздохнул, вцепившись пальцами в предплечья Геральта, чуть ли не разрывая свободную ткань туники. Глаза Лютика зажмурились при воспоминании, лицо исказилось в маске страдания. — Я не вынесу, если потеряю тебя, — пробурчал он в колени Геральта хриплым голосом. Мужчина не знал, что делать, но ему очень хотелось помочь Лютику почувствовать себя лучше. Бард, казалось, всегда знал, как поступить правильно, поэтому ведьмак повторил свои вчерашние действия и медленно, крайне нежно положил руку на голову Лютика и погладил пальцами пыльные, развевающиеся на ветру пряди. Лютик издал сдавленный звук, почти всхлип, и Геральт быстро отдернул ладонь: страх пронзил его. Он сделал что-то не так? Ранил Лютика? Тот же слепо протянул руку и поймал его ладонь, переплетая пальцы с грубыми пальцами Геральта. — Нет-нет, это было совершенно правильно. Не отстраняйся, пожалуйста, — протянул Лютик срывающимся голосом. Он поднял голову и встретился взглядом с Геральтом, приковав его к месту силой собственных эмоций и необычайной мольбы. Лютик стремительно поднялся, положив свободную руку на загривок мужчины и соединил их лбы. — Я думал, что потерял тебя. Я слышал, что у тебя была травма, и я не знал, что и думать. Йеннифер сказала, что ты не находишься в чрезвычайно критическом состоянии, поэтому я взял Плотву, зная, что ты не захочешь бросать ее, и пошел по суше, но с каждым шагом я боялся, что принял неправильное решение, что прибуду слишком поздно. Рука Лютика сжала шею Геральта — теплое, твердое давление расслабило что-то в глубине сознания ведьмака, что-то, чего он даже не подозревал, было таким напряженным. — Ты самый дорогой человек в моей жизни, и я не могу представить ее без тебя, — Лютик отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть прямо в глаза Геральту со всей серьезностью. — Я чуть не потерял тебя, и я не успокоюсь, пока ты не поймешь и не поверишь в это, даже если на это уйдет остаток моей жизни. Слова Лютика согрели что-то внутри Геральта, но быстро за этим последовало беспокойство. Он хотел буквально впасть, вплавиться в Лютика, принять его слова и прожить свою жизнь в кругу привязанности барда, но неуверенность удерживала его от этого. Неуверенность в том, безопасно ли отпустить, довериться. Неуверенность в том, может ли он быть достаточно эгоистичным, чтобы побудить Лютика посвятить свое время и любовь такому недостойному, как он. Замешательство, должно быть, отразилось на его лице, поэтому Лютик ободряюще улыбнулся, снова прижимаясь лбом к лбу Геральта, ласково бодая его. — Я не жду, что ты что-то скажешь, я знаю, что ты устал и сейчас не время. Но мне нужно, чтобы ты услышал, как ты важен для меня. С последним тяжелым вздохом Лютик встал, отпуская Геральта. Ведьмак едва удержался от желания погнаться за чужим касанием. — Теперь уже поздно, так что мне нужно привести себя в порядок и лечь спать. Тебе нужен отдых, даже не пытайся спорить! — воскликнул Лютик, разгружая свою сумку. Геральт смотрел на него, и в его груди расцветало тепло. Лютик явно хотел остаться с ним и даже не раздумывая устроился на другой кровати. Геральт еще не знал, что делать со своим секретом, но он отчетливо уяснил, что хочет оставить Лютика с собой, пока тот этого желает сам. — Спасибо, — благодарно прошептал Геральт, заставив барда остановиться и посмотреть на него с того места, где он вытаскивал из рюкзака запасную одежду. — Я рад, что ты пришел. Улыбка Лютика, казалось, могла бы озарить целую комнату светом, она расцвела на его лице, подобно яркому бутону, морщась лучиками в уголках глаз. Казалось, он сам светится изнутри. Если такое простое заявление смогло доставить ему столько радости, Геральт изо всех сил старался бы чаще выражать свою благодарность. Слова давались ему с трудом, но Лютик стоил затраченных усилий. — Дорогой, мне лучше всего быть рядом с тобой, — Лютик сказал это так просто, как будто он не случайно изложил заветное желание Геральта. Геральт почувствовал, как тоска разрывает его. У него могло быть это. Он мог бы иметь Лютика рядом с собой до конца своей жизни. Ему просто нужно быть достаточно храбрым, чтобы сказать ему правду. И достаточно эгоистичным, чтобы попросить его отказаться от перспектив следовать за ведьмаком.***
На следующее утро Геральт проснулся, как обычно, на рассвете. Что было подозрительно, так это то, что он спал глубоко и хорошо, засыпая под мягкий, знакомый звук дыхания Лютика и благодаря комфорту его присутствия в их общей комнате. Геральт осторожно сел и потянулся, проверяя, насколько далеко может зайти его растяжка. Он все еще чувствовал себя слабым, но Нэннеке сказала ему, что потребуется время, чтобы почувствовать себя более устойчиво, учитывая тяжесть ранений. Тем не менее, после трех дней отдыха и присутствия Лютика, Геральт чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы встать с постели и позаботиться об утреннем омовении без посторонней помощи. Он не думал, что ему удастся спуститься в подземные ванны, но он мог вытереться и предоставленной влажной тряпкой. Возможно, позже он сможет выйти прогуляться по саду. Умывшись, Геральт переоделся в свежую тунику и свободные штаны — униформу для всех пациентов Нэннеке, и устроился в кресле, ожидая, когда Лютик проснется. Этим утром он чувствовал себя куда спокойнее, расслабленный как присутствием Лютика, так и его открытым проявлением привязанности. Лютик, Доминант, даже встал на колени у ног Геральта, он был настолько подавлен. Лютик не был похож ни на одного другого Доминанта, ни на одного другого человека, с которым Геральт когда-либо сталкивался. Он никогда не боялся Геральта и не высмеивал его за многочисленные недостатки. Даже когда Лютик был расстроен из-за него, за исключением нетипичного взрыва в Оксенфурте, он объяснял почему и предлагал мужчине возможность либо объяснить причину своего поведения, либо изменить его. Сидя в этом кресле, теплом и удобном, окруженном запахами и еле-слышным дыханием Лютика, он знал, что сможет сказать ему правду. Он хотел сказать ему правду, хотел признаться во всем и позволить Лютику позаботиться о нем, провести его вниз, в сладкое облегчение сабспейса. Он даже вообразил, что если бы его вел Лютик, то, возможно, это не было бы больно. Но Геральт не мог игнорировать реальность. Он был ведьмаком, мерзостью. Как сабмиссив, он был ужасен. Жестокий, изуродованный и лишенный какого-либо формального образования, он вряд ли был тем типом сабмиссива для Лютика, который мог бы с гордостью заявить о себе. Лютик был уважаемым профессором в Оксенфурте. Гребаный виконт с огромным наследственным имуществом! Ему нужен был заслуживающий его сабмиссив, который знал, как поддержать его во всех аспектах его жизни, а не сломленный и покорный ведьмак, нуждающийся в его заботе. Объективно Геральт знал, что в этом нет смысла. Что было бы непростительно и эгоистично с его стороны воспользоваться привязанностью Лютика, чтобы обременять его заботой и опекой Геральта. Но что, если он этого хочет? Что, если он захочет позаботиться обо мне? Тихий голос внутри Геральта подсказывал ему это. Долго игнорируемая, подавленная часть его самого нерешительно, осторожно всколыхнула искру надежды. Мысль о том, что, может быть, только может быть, у Геральта могло быть что-то лучшее в жизни, чем ритуальные избиения и украденные моменты привязанности. Геральт вырвался из своих размышлений, впервые осознав, что думать больше не больно, когда раздался тихий стук в дверь и одна из молчаливых учениц Нэннеке принесла завтрак. Она слегка поклонилась Геральту и ушла, оставив накрытые тарелки на маленьком столике в комнате. Геральт медленно поднялся и подошел к нему. Еда была простой, как и положено в Храме, всего две порции густой каши и на выбор мед, варенья и сухофрукты: пахло приятно, желудок Геральта заурчал в предвкушении. Снова накрыв миски, он тихонько подошел к кровати Лютика, не желая, чтобы его завтрак остыл. Он колебался, не зная, стоит ли будить его, но он не мог рисковать тем, что Лютик после проголодается. Успокоив дыхание, он опустился на колени у кровати барда и тихо позвал его по имени. Когда его усилия не увенчались успехом, Геральт попытался повысить голос, но Лютик продолжал сопеть. Обычно он спал крепким сном, и Геральт никогда прежде не пытался активно его разбудить. Когда они были в пути, Лютик всегда просыпался раньше, чем Геральт собирал лагерь. Геральт сел на пятки, задумавшись. Он не мог будить Лютика, как его в Каэр Морхене, когда он просыпал — выплеснув на него кувшин воды, Лютик и Ненеке определенно расстроятся из-за этого. Но окликнуть его по имени не получилось, а Геральт не хотел пугать его криком или нависанием над ним. Он не решался прикоснуться к Лютику, пока Лютик не прикоснется к нему первым, он никогда не делал этого раньше, за исключением чрезвычайных ситуаций, но, может быть, легкое прикосновение к его одетому плечу будет в порядке? Это была нейтральная территория, и один палец не был большим вторжением. Он всегда мог извиниться, если Лютик сочтет это неправильным. Решившись, он протянул руку и легонько ткнул Лютика в плечо, повторяя жест с чуть возрастающей силой, пока тот, наконец, не перевел дыхание, не потянулся и не открыл глаза, сонливо щурясь. Он улыбнулся Геральту, с взлохмаченными ото сна волосами и мягким взглядом, и Геральт почувствовал, как в груди растеклось тепло. — Доброе утро, дражайший, — просипел Лютик хриплым ото сна голосом. — Завтрак здесь. Не хотел, чтобы он остыл, — буркнул Геральт. Он поднялся на ноги и отступил к столу, ожидая Лютика и не касаясь собственной чаши с кашей. Прежде чем встать и пошаркать к столу, Лютик изогнулся в своей постели, потягиваясь, пока его спина не хрустнула. Он устроился рядом с Геральтом и открыл блюдо, протянув тарелку и ложку ведьмаку, прежде чем взять свои приборы. Счастливо напевая, менестрель добавил всего понемногу в свою миску, смешав все вместе в красочную кашу, прежде чем начать есть. Геральт украдкой наблюдал за ним, ласковая улыбка тронула его губы. Ведьмака всегда учили относиться к еде как к просто необходимому топливу, но Лютик всегда ел с таким удовольствием. Геральт посмотрел на свою тарелку простой овсянки, взял ложку и попробовал. Каша была теплой и очевидно сытной, но безвкусной. Это не так плохо, но, может быть, немного меда улучшит ее? Геральт вспомнил, как любил мед в те моменты, когда он его пробовал. Лютик всегда говорил ему, что ему нужно лучше заботиться о себе и «наслаждаться лучшими вещами в этой жизни». Геральт отложил ложку. Лютик обеспокоенно взглянул на него, но потом с легкой, довольной улыбкой на лице увидел, как тот взял горшочек с медом и добавил немного поверх каши. Помазав овсянку, Геральт вновь попробовал, издав довольное от вкуса мычание. Это было так же хорошо, как он помнил, и значительно улучшило вкус простой каши. Когда он съел первую половину своей порции, медовый привкус рассеялся, и осталась только обычная овсянка. Он не решался добавить еще, но затем увидел, как Лютик пододвинул к нему горшочек с медом, заметил одобрение в его глазах и добавил еще порцию, прежде чем закончить трапезу. Он хотел отныне есть свою кашу с медом.***
Геральт и Лютик провели несколько спокойных и счастливых дней в храме Мелитэле, пока первый набирался сил под бдительным оком Нэннеке. Спокойный сон и трехразовое полноценное питание вернули цвет щекам ведьмака, и его изможденное тело снова начало приходить в норму. Лютику не нравилось слышать о плохих привычках Геральта в еде в течение последнего месяца, и он вступил в сговор с поварами, чтобы гарантировать мужчине большие порции любимых блюд за каждым приемом пищи, а также щедрую порцию меда, когда это уместно. Геральт бурчал и хмурился, но внутренне млел от такого внимания. На третий день после приезда Лютика, после ежедневных осмотров и строгих указаний находиться в покое, Нэннеке позволила Геральту сопровождать барда в размеренной прогулке по дорожкам, обсаженным тополями, окружающих Храм. Взяв с собой упакованный перекус, на котором Лютик настаивал, они отправились к конюшням. Когда они прибыли, Плотва, пышущая здоровьем, уже ждала их. В Храме были отличные конюшни и роскошные пастбища для лошадей, так что кобыла наслаждалась отдыхом в полной мере, но она была в восторге, увидев Геральта, прижавшего ее голову к своей груди и радостно всхлипывающего, пока он кормил ее сочным красным яблоком. Геральт оторвался от Плотвы и увидел, как Лютик регулирует длину стремени на небольшой черной кобыле. — Где Картошка? — спросил он, уже боясь ответа. — Я оставил его с графиней де Сталь. Хотел привести для тебя Плотву и не решился управлять сразу двумя лошадьми в дороге. Я просто рад, что она даже не пыталась меня оттолкнуть! — сказал Лютик, наклоняясь перед вороной кобылой, чтобы проверить, ровны ли недавно отрегулированные стремена. Геральт почувствовал холодную тяжесть в груди. Лютик оставил свою лошадь, чтобы Геральт мог взять свою. Очевидно, ведьмак намеревался заставить барда вернуться на Плотве, чтобы забрать Картошку, но это был именно тот побочный ущерб, о котором стоило беспокоиться. — Прости, я не хотел стоить тебе твоего скакуна, — тихо сказал Геральт, хорошее настроение испарилось. Лютик, должно быть, услышал перемену в тоне, потому бросил свои дела и подошел к Геральту, положив руку прямо на место, где должна была под одеждой скрываться перекрытая татуировка сабмиссива. — Картошка в порядке. У графини большое пастбище, и он великолепно проводит время, набивая себе желудок и играя со своими товарищами по стаду весь день. Она сказала, что я могу оставить его на столько, сколько мне нужно, — он сжал руку Геральта, ожидая, пока тот встретится с ним взглядом. — Я знал, что ты не успокоишься, если не будешь знать, что Плотва в безопасности, и в любом случае она была бы более разумным выбором. Геральт все еще не был уверен, но кивнул, принимая объяснение. Улыбнувшись и похлопав ведьмака по плечу, Лютик вернулся и закончил готовить одолженную кобылу. Когда оба были готовы, они вывели лошадей на солнце и, вскочив на них, неторопливо побрели по тенистой тропе. Они ехали бок о бок в уютной тишине, слушая пение птиц на деревьях и наслаждаясь свежим осенним воздухом. Тополи, стоящие вдоль тропы, были в полном цвету, и солнце, сияющее сквозь их желтые листья, превращало их в золото. Великолепное зрелище. Через несколько мгновений Лютик начал напевать простую веселую мелодию, время от времени приправляя ее несколькими напевными нотами без слов. Знакомая атмосфера успокоила Геральта, и он почувствовал, как быстро ушло напряжение, о котором даже не подозревал. Они шли, пока наконец не достигли небольшого пруда, где ветви ивы низко свисали и касались прозрачной воды. Лягушки мирно гудели и прыгали обратно в воду, создавая крошечные волны, которые нарушали спокойную поверхность, когда мужчины приближались. Это было идеальное место для их обеда. Спешившись, Геральт привязал кобыл к низко висящей ветке убедился, что у каждой есть место для пощипывания травы, а Лютик расстелил принесенное одеяло и разложил их обед из вяленого мяса, мягкого сыра и свежего хлеба. — Могу ли я? — спросил Лютик, когда Геральт сел. Тот не знал, о чем его спрашивали, но не стал бы ни в чем отказывать Лютику, поэтому просто кивнул. С довольной улыбкой Лютик отрезал самый большой кусок хлеба, набил его мясом и сыром и с размаху протянул Геральту. — Ешь! Геральт кивнул в знак благодарности и буквально проглотил бутерброд, слизнув с пальцев остатки мягкого сыра. Он заметил, что Лютик пристально смотрит на него, но тот тут же покраснел, отводя взгляд. Геральт задумчиво хмыкнул. Он только что съел бутерброд, но еда еще осталась, и он все еще был голоден. Было ли жадностью попросить больше? Лютик ответил на невысказанный вопрос, отложив свой еще не доеденный бутерброд и сделав Геральту еще один с остатками их пикника, передав его с еще одной довольной улыбкой. — Мне нравится видеть тебя с хорошим аппетитом, — легко усмехнулся бард. Геральт не знал, что сказать, поэтому откусил большой кусок бутерброда, чтобы не говорить лишнего. Безумно вкусно. Покончив с едой, Геральт откинулся на одеяло, скрестив руки за головой, а Лютик достал свою лютню и начал тихонько перебирать струны. — Это мило, — улыбнулся Лютик. — Мы должны сделать это снова. Пикник, я имею в виду. Я определенно не хочу еще одной такой паники… — руки Лютика замерли на струнах. Геральт хотел смягчить недовольное выражение лица барда, но не знал, что сказать. Он никогда этого не делал. Поэтому вместо этого он протянул руку и осторожно положил ее на согнутое колено Лютика, слегка сжав его. Лютик улыбнулся ему, печаль все еще щипала его глаза, но он положил ладонь на руку Геральта, и тот понял, что поступил правильно. — Будь моя воля, тебе больше никогда не причинили бы вреда, — произнес Лютик, разглядывая пруд. — Я ведьмак, Лютик, мне всегда будет плохо. Рука барда сжала пальцы Геральта. — Я знаю, — сказал он. — Я знаю, но я хочу сделать все возможное, чтобы смягчить это. Чтобы заботиться о тебе. Геральт хотел тут же рассказать все-все Лютику, обнажить себя перед ним, но сдержался. Он все еще не был уверен, правильно ли это. Но он хотел убедиться, что Лютик знает, насколько он важен и насколько ценны его слова. — Я рад что ты здесь. Мне нравится быть с тобой, — Геральт надеялся, что простые слова передадут все, что он чувствовал, но не мог быть в этом уверенным. Мягкая улыбка Лютика говорила о том, что он прекрасно его понял. Он улыбнулся ему в ответ, прежде чем закрыть глаза и откинуться на мягкую траву, оставив руку на колене Лютика. Бард возобновил бренчание, тихонько напевая поверх, а Геральт позволил себе дрейфовать, согретый солнцем и приятной компанией.***
В тот вечер Геральт повел Лютика к природным горячим источникам под Храмом. В пещерах задолго до появления здесь Нэннеке, гладкие, обширные бассейны дымились под мерцающим светом факелов. Ученики пользовались ваннами только по утрам, других пациентов тогда не было, так что ванны купальни полностью в их распоряжении. До сих пор мужчины купались в медной бадье, притащенной в их комнаты, сначала потому, что Нэннеке не разрешила Геральту принимать душные, скользкие ванны с водой из горячих источников, а потом потому что ведьмак еще не был уверен, что хочет поделиться с ней чем-то таким сокровенным. Лютик. Хотя раньше они купались в одном помещении или даже в одной реке, но либо там была ширма, либо они мылись по очереди, а не вместе. В бане же это невозможно. Но после их пикника, после дней нежной привязанности в Храме и стольких лет стойкого товарищества Геральт был готов поделиться с Лютиком еще немного собой, даже если это означало обнажить свои шрамы. Итак, когда они вернулись и отобедали, Геральт повел Лютика в недра Храма и показал ему купальни. Лютик ахнул от удивления, увидев древнюю пещеру. Жрицы усердно работали десятилетиями, а может быть, и веками, делая ванны удобными и красивыми. На стенах были вырезаны замысловатые узоры, демонстрирующие мифы о самой Мелитэле. Естественные бассейны были сглажены по краям, чтобы никто не мог поцарапаться о грубую скалу. У входа в пещеру в камне была высечена лестница, чтобы даже самые пожилые жители могли легко и безопасно входить в бани. В ваннах было достаточно места, чтобы развернуться, с выбором мелководья или глубины до подбородка Геральта. В затененном дальнем углу в бассейне журчал небольшой водопад, приятным эхом разносящийся по всему пространству. Дав Лютику осмотреть вид, Геральт повел его к отведенной в сторону раздевалке. Это было не более чем простое деревянное сооружение с ящиками для одежды и стопками свежих полотенец, но это был первый раз, когда Геральт полностью раздевался перед Лютиком в тесноте. Он знал, что шрамы от ударов плетью на его спине нельзя было спутать ни с чем. Стоя спиной к спине, они разделись, оставив свою одежду в отдельных каморках. Несмотря на то, что он решил поделиться этим с бардом, теперь, когда момент настал, он почувствовал знакомую тяжесть паники и стыда. Что, если Лютику будет противно? Или он попросту уйдет? Геральт почувствовал, как напряглись его широкие плечи в ожидании реакции Лютика на его шрамы. Ничего. — Готов? — спросил Лютик, чуть улыбаясь. Его глаза были наполнены лишь печалью, которая говорила, что он увидел шрамы, но при этом ничего не сказал. Геральт кивнул, потрясенный отсутствием отрицательной реакции, и жестом указал Лютику идти в ванную, прихватив на выходе небольшую емкость с пеной и опасную бритву. После почти месяца без бритья Геральт был готов снова стать самим собой. Лютик нетерпеливо пробрался в более глубокие части горячего источника, оказываясь по подбородок в воде и вздыхая от удовольствия, когда горячая вода расслабила его напряженные мышцы. Он закрыл глаза и застонал, покачивая шеей и плечами. — Я никогда не покину это место, — удовлетворенно протянул Лютик. — Я не думаю, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя более комфортно. Геральт промычал, изогнув губы, и опустился в глубокую воду рядом с ним. Лютик вдруг открыл глаза, вытянул руку и обвинительно указал на Геральта: — Как ты смел скрывать это от меня?! Мы могли бы купаться целыми днями! Геральт почувствовал, как у него сжалось сердце. Он позволил своей неуверенности лишить Лютика того, чем он наслаждался, чего-то, что приносило бы ему существенную пользу и удовольствие. Все потому, что он не был готов обнажить свои шрамы. Жалок. Лютик ухмыльнулся Геральту, притворно-суровый взгляд ускользнул, но лицо его вытянулось, когда он увидел реакцию Геральта. — Полегче, — произнес он успокаивающе, — я не это имел в виду. Я только поддразнил, потому что знаю, как сильно ты любишь ванну, — он протянул руку и положил ее на плечо Геральта, ободряюще сжав. Геральт вздохнул и вновь улыбнулся. Если Лютик скажет, что это было в шутку, то он ему поверит. Он откинул голову назад, прислонившись к краю бассейна, и закрыл глаза. — Нэннеке не хотела, чтобы я принимал ванну, пока не убедилась, что я не утону, — сказал Геральт. — Понимаю ее, — сказал Лютик, копируя позу Геральта на краю ванны. — Я не думал, что что-то меньшее удержит тебя от ванны так хорошо. — Хотя я должен был рассказать тебе о них, — признал ведьмак. Лютик покачал головой. — Без тебя все было бы не так, — он приоткрыл один глаз и игриво ткнул Геральта в бок. — Кроме того, ты тот, кто любит вариться. Геральт невозмутимо приподнял бровь, прежде чем плеснуть волну дымящейся воды прямо в лицо Лютика. Бард замер. Затем расплылся в широкой ухмылке. — О, держись! Он плеснул воду обеими руками и она попала на лицо и в уши Геральта, который, встряхнувшись, разбрызгивал воду повсюду, а затем набросился, утащив Лютика на глубину. Они боролись, толкая друг друга, брызгаясь и расталкивая волны повсюду. Смех Лютика раздался эхом по помещению, а Геральт не мог перестать улыбаться, чувствуя себя легче, чем когда-либо. Что-то в Лютике заставило его почувствовать, что играть можно. Наконец измученный, Лютик похлопал по поверхности воды, уступая. Геральт отпустил его, безудержно ухмыляясь, глядя на веселую досаду Лютика. — Держу пари, ты проделывал это с Эскелем, — выдохнул Лютик, все еще тяжело дыша после их игрового боя. Геральт послал ему самодовольный взгляд. — Да, и он тоже никогда не выигрывал. — Умоляю тебя, он просто позволил тебе выиграть, — поддразнил Лютик, а затем преувеличенно вздохнул, притворно обидевшись, когда Геральт послал в его сторону еще один всплеск. — Ты так похож на младшего брата! Геральт сделал непристойный жест через плечо, развернулся и пошел к импровизированной отмели, чтобы подобрать тазик для бритья, оставленный на краю лестницы. Только после того, как он поднял его, он понял, что снова обнажил спину, не подумав. И все без последствий и комментариев. Лютик был гораздо лучшим человеком, чем того заслуживал Геральт, и одновременно он был всем, что ему было нужно. Отбросив пока эту мысль в сторону, Геральт наполнил тазик и намочил опасную бритву. Когда он потянулся к маленькой чаше с пеной, Лютик первым положил на него руку и посмотрел на Геральта со странным выражением лица, которое тот не мог понять. — Позволишь мне сделать это за тебя? — спросил Лютик. — Почему? — Геральт ждал ответа о безопасности или об отсутствии зеркала, но Лютик снова его удивил. — Потому что я хочу, вот и все. Геральту казалось, что он стоит на краю пропасти, что все, что он выберет, задаст ход всему грядущему. Он решил, что лучше впустит Лютика, чем оттолкнет его. — Хорошо, — сказал он, прислонившись к стене, запрокинув голову и обнажив горло. — Я весь твой. Он услышал, как Лютик судорожно вздохнул, а затем вытащил себя из ванны и сел позади Геральта, уперев колени в его плечи. Он слышал, как Лютик взял пену и растер ее между ладонями, прежде чем осторожно, чуть ли не благоговейно нанести его на отросшую бороду и горло Геральта. Мужчина держал глаза закрытыми, склонив затылок к Лютику, и позволял себе дрейфовать, обращая внимание только на ощущение мягких, теплых рук Лютика, массирующих его лицо и поглаживающих его открытую шею. Он издал довольный стон, полностью расслабившись в этом моменте. Первые щупальца сабспейса обвились вокруг его разума, еще больше расслабляя его. Он не поддавался, но и не особо боролся с ними. Он принял решение. Ведьмак услышал щелчок опасной бритвы, когда Лютик открыл ее. Тот приложил руку к щеке мужчины. — Я начну отсюда, хорошо? Геральт промычал в знак согласия, но не двинулся с места. Лютик начал с правой щеки, левой рукой потянув за кожу, как учили, прежде чем осторожно провести острым лезвием вниз, следуя за прядями волос. Он повторил процесс с обеих сторон, пока лицо Геральта не стало гладким. Затем, осторожно положив руку на подбородок мужчины, он наклонил голову набок, подставляя лезвию горло. — Все в порядке? Геральт хмыкнул, слишком расслабившись, чтобы говорить. — Хорошо, — кивнул Лютик. — Это очень хорошо… Лютик повторил весь процесс с горлом, осторожно проведя опасной бритвой по кадыку Геральта. Мужчина погрузился в это ощущение, в доверие, принадлежащие только Лютику, позволяющему барду провести лезвием по его обнаженному горлу, заботясь. Сквозь расслабленное оцепенение Геральт почувствовал, как Лютик обмотал свежевыбритое лицо теплым влажным полотенцем, мягко промокая остатки пены. Он чувствовал себя достаточно расслабленным, чтобы уснуть, его голова чуть ли не покоилась на бедре Лютика. Он почувствовал мягкое движение руки в своих волосах, что возвратила его в сознание. — Ты готов выйти? — спросил бард. Геральт промычал, наклоняясь вперед и вставая на ноги, прежде чем покинуть купальню. Он поймал полотенце, когда оно упало с его лица, и бросил его в корзины для белья, поставленные сбоку. Он потянулся, изогнув туловище и вытянув руки над головой. Лютик бросил ему на голову сухое полотенце. — Давай, обсохни и можешь идти спать. Геральт так и сделал, но не раньше, чем в отместку шлепнул полотенцем Лютика. Когда они в уютной, расслабленной тишине пошли обратно к своим комнатам, Геральт не мог представить, что когда-либо снова будет жить без своего барда.***
На следующее утро Нэннеке разрешила Геральту покинуть медицинскую палату с оговоркой, что он обязан окунаться в сабспейс, иначе рискует свести на нет всю ее тяжелую работу по исцелению его разума. — Помни, Геральт, если ты будешь продолжать в том же духе, твой разум никогда не заживет должным образом, и следующая рана, которую он получит, вполне может стать для тебя последней, — строго сказала Нэннеке. — Я понимаю, — смиренно кивнул Геральт. И он действительно понял. На многочисленных сеансах Нэннеке показала ему, как систематическая, кумулятивная депривация, которой он подвергался за последние десятилетия, ослабила его разум. Это казалось сильным, потому что он был научен терпеть лишения, но с его ресурсами, направленными только на то, чтобы выдержать это, не осталось ничего, чтобы защитить его от внешних атак или исцелить его разум от ран. Она долго и пристально смотрела на него, молча изучая, прежде чем, наконец, улыбнуться и кивнуть в знак одобрения. — Ты решил рассказать ему. Жить в соответствии со своей природой, — произнесла женщина. И это был уже не вопрос. Геральт почти застенчиво улыбнулся. — Да, Нэннеке. Я скажу ему, прежде чем мы уйдем. Если он примет меня, я вернусь с ним в Оксенфурт на зиму. Если он этого не сделает, я вернусь в Каэр Морхен, но расскажу Весемиру о ваших находках и поработаю с ним над новым планом. Возможно, Эскель захочет помочь. Нэннеке махнула рукой, прервав его мысли. — Он тебя точно примет, — сказала она без тени сомнения. — Вы подходите друг другу. Геральт вздохнул. — Я знаю, что он мне подходит. Я просто надеюсь, что однажды я тоже смогу помочь ему. — Ты уже помог ему, мой мальчик, — сказала Нэннеке. — Ты просто чертовски упрям, чтобы увидеть это. Геральт фыркнул, но спорить не стал. Он знал, что лучше не бросать вызов Нэннеке. — Надеюсь, ты права. — Я всегда права, — сказала она, изогнув бровь. — А теперь иди отсюда. И помни, что ты можешь в любое время приходить, даже если не нуждаешься в помощи. Геральт встал и поклонился Нэннеке, подставив ей шею в знак уважения и благодарности. И его доверия. — Спасибо, Нэннеке. Я не смог бы выжить без тебя. — Не забудь, — сказала она, изогнув губы в ухмылке, прежде чем выгнать его за дверь с гордым выражением на старом лице.***
Геральт нашел Лютика в саду, прислонившегося к одному из древних тополей и играющего на своей лютне перед публикой певчих птиц. Упавший золотой лист лихо зацепился за его волосы. Это было восхитительно, ведьмак никогда не думал, что это может ассоциироваться с Доминантом. Но Лютику всегда удавалось его удивить. Геральт знал, что ему нужно сделать. Что он хотел сделать. Но давнишние сомнения вздыбились, участив дыхание и заставив сердце бешено колотиться в груди. Что, если Лютик уйдет? Что, если он больше не захочет путешествовать с ним после того, как узнает? Геральт бы понял, если бы Лютик не захотел быть его Доминантом, но он никогда не простил бы себе, если бы раскрытие его тайны стоило ему единственного друга. Но, невзирая на последствия, он обязан был сказать Лютику правду. По крайней мере, он был ему должен. Геральт сделал глубокий вдох, в сотый раз благодарный за то, что Лютик не слышит биения его сердца и не чувствует запаха его страха. Он тихо подошел к барду, позволив тонкой мелодии, которую наигрывал Лютик, хоть немного его успокоить. Он намеренно шаркал ногами по листве, чтобы предупредить Лютика о своем приближении, переводя его внимание с лютни на Геральта. Лютик улыбнулся ему, положив ладонь на струны, чтобы остановить их вибрацию. — Как прошла очередная нотация? Геральт сел рядом с Лютиком, прислонившись спиной к стволу. — Она разрешила мне уйти. — Это замечательная новость! Уже поздняя осень, ты вернешься отсюда в Каэр Морхен или у тебя есть другие планы? — спросил Лютик, с довольной улыбкой повернувшись к Геральту. Желудок Геральта сжался от нервов, и он сплел пальцы, пытаясь отвлечься и не дрожать в голосе. Он сглотнул, стиснув челюсти, прежде чем заставить их расслабиться. — У меня была мысль провести хотя бы часть зимы в Оксенфурте. С тобой. Если ты примешь меня, — Геральт говорил медленно, слегка запинаясь. Лютик повернулся к нему лицом, встал на колени и в волнении схватил Геральта за руку. — Мне бы понравилось это! В моей комнате достаточно места, или, я уверен, мы можем найти тебе собственную комнату, если хочешь. Лютик чуть ли не подпрыгнул на коленях, сияя. — О, я так много хочу тебе показать! Семинары, концерты, мероприятия, это прекрасное время, чтобы быть в городе! И празднование Йуле действительно особенное. Оксенфурт готовит общее жаркое, и за мясо можно умереть, оно тебе понравится. Геральт почувствовал, что улыбается в ответ, ведь волнение Лютика заразительно. Он чувствовал себя согретым восторженным ответом. Но ему нужно было сказать Лютику правду. Ухмылка сползла с лица Геральта, а тревога снова усилилась, вцепившись холодными пальцами в грудь и сжав горло. Он посмотрел вниз, закрыл глаза и глубоко вдохнул через нос. Лютик заметил резкое изменение настроения и сразу же забеспокоился. — Геральт? С тобой все в порядке? Тебе не нужно участвовать ни в чем, чего ты не хочешь, я счастлив просто быть в твоей компании. Геральт покачал головой. — Это не так, все звучит прекрасно. Он чувствовал, как слова застревают у него в горле, пожизненный запрет говорить свою тайну противоречил его потребности, его желанию рассказать Лютику, кто он такой. Все, чем он был. Геральт вспомнил прошедшие годы. Последние несколько дней. Лютик никогда не проявлял к нему ничего, кроме заботы, привязанности и преданности. Он заслужил правду. И, что более важно, Геральт хотел сказать ему. Он вновь обрел голос, судорожно вздохнул, повернувшись и заставив себя встретиться взглядом с Лютиком. Если он собирался рассказать ему такую фундаментальную истину, такой тщательно оберегаемый секрет, он бы сделал это с поднятыми глазами и с непоколебимой головой. — Мне нужно кое-что тебе сказать, кое-что, что я от тебя скрыл, — медленно протянул Геральт. Лютик ободряюще кивнул, нежно сжимая руку Геральта. — Ты можешь рассказать мне что угодно. Геральт одарил его натянутой улыбкой, отводя взгляд, прежде чем сделать еще один резкий вдох и снова поднять глаза, чтобы встретиться с Лютиком. Холодная паника затопила его грудь, но он сумел совладать с ней. Он почувствовал, что дрожит. Он сжал руку Лютика, черпая силу из прикосновения и из непоколебимого, открытого, нежного взгляда, которым Лютик наградил его. Дрожащим голосом, не сводя глаз с Лютика, он наконец произнес: — Я сабмиссив. Он видел, как глаза Лютика расширились от этого откровения, и почти видел, как Лютик перебирает время, проведенное вместе, расставляя все его повадки по местам. — Оу… Оу, — Лютик сипло вздохнул. — Я думаю, что знал это, просто не предавал значение. Геральт не мог больше терпеть и отвел взгляд, напряжение в его теле нарастало, пока он ждал решения Лютика. Он услышал, как Лютик двинулся к нему, и вздрогнул, готовясь к удару. Он должен был лучше предугадать реакцию барда. Лютик медленно, мягко протянул руку и положил ладонь на затылок Геральта, сведя их лбы вместе. — Спасибо, — сказал он голосом, полным эмоций. — За что? — За то, что доверяешь мне. Геральт почувствовал, как сбрасывается напряжение всей его жизни, он рухнул вперед, позволяя Лютику поддерживать его вес. Бард направил его, переставив их так, чтобы они прислонились спиной к дереву, голова Геральта лежала у него на плече, а рука Лютика лежала на метке ведьмака, скрытой под татуировкой и древним шрамом от ожога. Они сидели, согретые осенним солнцем, и между ними не осталось никаких тайн.