Follow You Down

      Первые весенние цветы только-только показались из-под снега, когда Лютик и Геральт прибыли в поместье Леттенхоф под Гелиболом. Расположенный у подножия гор Пустельга в северной Редании и окруженный реками Нимнар и Буйне, Леттенхоф был процветающей и обильной землей, которая обеспечивала Королевство достаточными запасами зерна и продуктов, а также хорошо кормила его многочисленных жителей.       Как объяснял Лютик, хотя он, как старший сын своего дорогого покойного отца, носил наследственный титул виконта де Леттенхофа, он оставил фактическое управление имением в руках своего младшего брата Леопольда, который в течение последних двух лет после достижения им совершеннолетия выполнял функции его регента. Однако каждую весну Лютику необходимо было возвращаться в поместье и ставить свою печать на приказе о сельскохозяйственном производстве на этот год. Согласно указу короля Радовида, регенты не могли утверждать ежегодные приказы, и титулованный дворянин каждого поместья должен был лично скреплять своей печатью новые приказы в собственном имении. Наказанием для регента за подделку печати знати была смерть через четвертование. В то время как Редания пользовалась наибольшим уважением своего дворянства, по сравнению с любым из Северных королевств, король Радовид также осуществлял самый строгий контроль над своей знатью среди всех монархов.       И вот, каждую весну, после завершения своего зимнего семинара, Лютик совершал двухнедельное путешествие из Оксенфурта в Леттенхоф. В прошлом году он проделал этот путь по дороге в Белый сад, чтобы встретиться с Геральтом.       В этом же году ведьмак его сопровождал.       Как раз перед тем, как они оказались в поле зрения стражников у внешних границ поместья Леттенхоф, Лютик остановился.       — Ты уверен, что не против, Геральт? — вопрошал менестрель. — Не пойми меня неправильно, я рад твоему сопровождению, и еще больше рад тому, что ты позволил поделиться с моей семьей тем, что ты согласился стать моим сабмиссивом, но действительно ли ты этого хочешь? Я знаю, как важно для тебя, чтобы твоя сущность осталась сокрытой.       Геральт ласково улыбнулся, согретый чужой заботой.       — Я уверен. Они — твоя семья, и я бы не хотел, чтобы ты был нечестен с ними из-за меня.       — Я понимаю, но я не хочу, чтобы эта честность шла тебе в ущерб.       Именно об этом они говорили прошлой ночью, когда лежали вместе в темноте, укутавшись в кучу мягких мехов на постоялом дворе в Гелиболе. Лютик заверял: ни его мать, ни его брат не выдадут секрет Геральта, но он не мог предсказать их реакцию и боялся поставить ведьмака в неудобное положение.       Однако мужчина не позволил бы Лютику лгать своей семье, дабы избавить его от возможной боли. Если они не разгласят его тайну, он сможет вынести любое наказание, которое они назначат ему за то, что он посмел считать себя достойным времени и привязанности барда.       Геральт потянулся к Лютику, притянул его к себе и прижался своим лбом к чужому. Менестрель закрыл глаза, позволяя мягкому прикосновению согреть его.       — Я хочу, чтобы они знали, что я твой, — выдохнул ведьмак.       Мужчина все еще не понимал, почему Лютик выбрал его, но он будет принадлежать ему до тех пор, пока тот этого хочет.       Лютик отстранился и поцеловал Геральта в лоб.       — Ты слишком хорош для меня, — прошептал он и протянул Геральту ладонь. Рука об руку они провели Плотву и Картошку через ворота в поместье Леттенхоф, послав гонца в главный дом с известием о своем прибытии.

***

      Они вошли через ближайший к усадьбе вход, и все же прошло более двух часов, прежде чем Лютик и Геральт добрались до главных ворот самого поместья. Проехав на территорию, они снова сели верхом и поскакали рысью на Плотве и Картошке по ровным, ухоженным дорогам.       По пути Лютик указывал на различные достопримечательности, мимо которых они проезжали, и обменивался теплыми приветствиями с различными жителями деревень и фермерами. Геральт заметил, что все жители выглядели сытыми и здоровыми, дома были в хорошем состоянии, а поля ухожены. Все это было далеко от мягкого пренебрежения или целенаправленной эксплуатации, которые были характерны для большинства деревень в этом регионе. Учитывая то, что он уже знал о характере барда, Геральт не удивился, обнаружив, что его семья хорошо относилась к своим крепостным даже в его отсутствие.       Когда Лютик заметил его взгляд, он произнес:       — Окрестные лорды насмехались над моим отцом за то, что он «опекает крестьян», но он всегда верил, как и я, что наш долг — относиться к тем, кто работает на нашей земле, с достоинством и уважением. Я также считаю, что эта философия — часть того, почему наши земли так плодородны. Всякий раз, когда Радовид предоставляет нам новую территорию, земля, обрабатываемая этими крестьянами, значительно увеличивает свой урожай, как только мы поднимаем уровень их жизни до уровня жизни наших существующих крепостных.       — Благородное мировоззрение. И очень необычное, — хмыкнул Геральт. — Каковы твои обязанности, как у главного владельца?       — Ну, их не так уж и много, не считая того, что каждый год ставлю свою печать на ежегодном указе Радовида, но Леопольд, мой брат, содержит школы по всему поместью, нанимает нескольких целителей и предоставляет рабочих и средства, необходимые для поддержания полей и домов в хорошем состоянии.       — Похоже, он хороший регент для тебя.       — Так и есть. Мне повезло, что он у меня есть. Без его поддержки здесь, дома, я не смог бы путешествовать по континенту. Я бы дал ему титул, если б мог, но Радовид этого не допустит.       — Почему нет? — спросил Геральт. Хитросплетения реданского дворянского престолонаследия никогда его особенно не интересовали, но он знал, что эта система ограничена.       — На самом деле, по двум причинам. Он второй по рождению, это главный фактор, и он сабмиссив, а это значит, что Радовид не позволит мне отказаться от моего благородного происхождения и передать титул ему, — выдохнул Лютик, глядя на все больше выглядывающий особняк. — Он этого заслуживает. Это место — его дом и призвание, но я не могу дать ему титул. Его наследники мужского пола могут унаследовать его от меня, при условии, что они не будут сабмиссивами, но именно он не может владеть Леттенхофом.       Геральт что-то промычал, но дальнейший ответ был прерван их появлением у парадного входа в поместье.       Весь дом вышел поприветствовать их: слуги выстроились с одной стороны, а мать и брат Лютика — с другой. Конюхи подбежали, чтобы взять лошадей под уздцы, когда они спешились.       Брат Лютика подошел с широкой улыбкой, заключил его в объятия и подтолкнул головой его подбородок в семейном приветствии между сабмиссивом и Доминантом.       — Добро пожаловать домой, Юлиан, — сказал Леопольд с широкой улыбкой. Он был очень похож на Лютика, но стройнее и ниже ростом, что было типично для сабмиссивов-мужчин. Его светлые волосы отливали золотом на солнце, контрастируя с темно-синим шерстяным камзолом.       Геральт держался в стороне, когда Лютик двинулся поприветствовать свою мать, взяв ее за руку и с нежностью поцеловав в каждую щеку. Она была красивой женщиной средних лет, ее толстый знак Доминанта выглядывал из-под подбитых мехом рукавов богато расшитого дневного платья и шерстяной накидки длиной до локтя.       Он подошел только тогда, когда бард позвал его.       — Матушка, позволь представить тебе Геральта из Ривии, ведьмака из Каэр Морхена и моего самого дорогого спутника. Геральт, я представляю тебе свою мать, леди Эмилию Панкрац, вдовствующую виконтессу де Леттенхоф, — говорил менестрель, пока его мать протягивала Геральту руку для поцелуя. Он взял ее, прикоснулся губами к тыльной стороне ладони и поклонился.       Геральт чувствовал пристальный взгляд леди Эмилии, но все же опустил глаза и сохранил почтительную позу.       Затем Лютик повернулся к своему брату.       — Леопольд, это Геральт из Ривии. Геральт, это мой младший брат, достопочтенный Леопольд Панкрац.       Геральт кивнул Леопольду, разводя руки в традиционном приветствии, чтобы показать свои предплечья. Он увидел, как глаза Леопольда сузились от сложной татуировки, скрывающей его метку, но юноша ответил тем же жестом, показав манжету своего сабмиссива, хотя его ответный кивок в знак признательности Геральту был едва заметным наклоном подбородка. Лютик нахмурился, заметив неуважение, но не стал одергивать Леопольда перед слугами.       — Пожалуйста, входите, — сказала вдова. — Вы можете освежиться перед подачей ужина, — она указала на пожилого мужчину, дворецкого по форме, который вышел вперед, когда его подозвали, — Новак проводит вас в ваши покои, господин ведьмак. Юлиан, будь добр, пройди ко мне.       Лютик посмотрел на Геральта, спрашивая его взглядом, будет ли он порядке, если поднимется один. Мужчина кивнул, слегка улыбнувшись, чтобы успокоить того. Бард предупредил его, что мать захочет поговорить с ним наедине, когда они прибудут.       — Новак, пожалуйста, покажи Геральту комнаты, примыкающие к моим, — попросил Лютик. Геральт увидел, как вдова нахмурилась, но кивнула, когда дворецкий посмотрел на нее.       Новак слегка поклонился Геральту, старательно сохраняя бесстрастное выражение лица.       — Сюда, пожалуйста, господин ведьмак. Ваши вещи принесут наверх.       Геральт последовал за Новаком через большой парадный вход, запомнив путь, которым они шли к его покоям, расположенным, как он полагал, в семейном крыле. Поместье Леттенхоф было большим и богато украшенным, с толстыми коврами и большими гобеленами, изолирующими обитателей от томительной зимней прохлады. Бра, расположенные вдоль стен с небольшими и равномерными интервалами, давали достаточно света в каменных коридорах.       Наконец, дворецкий остановился и открыл дверь в большую спальню, залитую светом низкого полуденного солнца.       — Ваши вещи скоро принесут, ванну подготовят. После наступления темноты прозвучит гонг к ужину. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы вы были надлежащим образом вымыты и одеты, — нейтральный тон Новака слегка сдал к концу его речи, показывая, как сильно он не одобряет то, что ведьмак присоединяется к семье за ужином.       Геральт вряд ли мог винить его в этом, ведь и сам не чувствовал себя достойным подобного, но ведьмаку все же не хватало легкого приветствия Яна. Он знал, что жизнь в Оксенфурте была роскошью, особенно в том, что касалось терпимости к его присутствию, но надеялся сохранить это ощущение подольше.       Новак без лишних слов закрыл дверь, оставив Геральта одного в роскошной комнате. Он видел дверь, ведущую, по его мнению, в покои Лютика, но не стал проверять. Если бард захочет показать мужчине свою комнату, он сделает это по собственному желанию.       Геральт сидел в кресле у большого окна из пластинчатого стекла и смотрел на сады. Они все еще были покрыты снегом, рогожные мешки защищали декоративные кустарники, но в целом вид был умиротворяющим. Солнце стояло низко в небе, и его теплые лучи заставляли впавшие в спячку растения сверкать и переливаться.       Через некоторое время Геральт услышал стук в дверь, и в зал вошла троица мальчишек из прихожей, неся скромную деревянную кадку. Они поставили ее в углу у очага и вышли в коридор за ведрами с водой, которые принесли с собой, выливая их, пока ванна не наполнилась. Они поставили ширму и ушли, не сказав ни слова. Никто из мальчиков даже не взглянул в его сторону.       Геральт знал, что темнота быстро приближается, поэтому он нагнулся, чтобы расшнуровать сапоги, готовясь к купанию. Когда он снял их и бросил к очагу, молодая служанка постучала и вошла с его вещами, поставив их как можно ближе к двери и положив на кровать стопку одежды, завернутой в льняную ткань.       — Вдовствующая виконтесса попросила передать вам эту одежду. Она просит вас выбрать наряд из предложенных и надеть его на сегодняшний ужин, поскольку ваша одежда не подходит, — произнесла служанка, четко пересказывая послание своей госпожи.       — Понятно. Спасибо, — тихо поблагодарил Геральт, не желая пугать девушку. Ей было не больше четырнадцати, и она все еще была одета в форму судомойки. Она вздрогнула, когда он заговорил, и быстро присела в реверансе, прежде чем выскочить из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.       Геральт вздохнул, все острее ощущая коварное подозрение из-за своей зимней отсрочки. Но он отогнал это чувство в сторону. Они пробудут здесь всего несколько дней, самое большее — неделю, и он не хотел мешать Лютику наслаждаться временем, проведенным со своей семьей.       Решившись, Геральт снял с себя остальную одежду и шагнул в ванну, закрыв за собой ширму. Опустив голову под воду, он грубо провел руками по волосам, чтобы смыть дорожную пыль. Он принял ванну только вчера вечером на постоялом дворе, но ему хотелось выглядеть как можно более презентабельно, чтобы не смотреться убого рядом с Лютиком.       Взяв предоставленное масляное мыло, мужчина намылил тряпку и начал втирать пену в волосы и в каждый уголок тела, стараясь убедиться, что он чист и пахнет свежестью. Удовлетворенный, он поднялся из ванны, чувствуя себя неловко без Лютика, который всегда был рядом, и вытерся насухо предоставленными полотенцами.       Он закрепил одно на талии, а другое накинул на плечи, чтобы поймать стекающую с волос воду, после чего отодвинул ширму и принялся осматривать предложенную одежду. Мужчина осторожно вынул их из льняной упаковки и разложил каждую на покрывале. Дублеты и брюки были хорошо сшиты, но старомодны, вероятно, остались от отца Лютика или другого родственника. На вид они были примерно подходящего размера, но Геральт уже чувствовал себя стесненным, просто представляя на себе их тугие линии.       Он терпеть не мог носить камзолы.       Вдовствующая дама предоставила ему только один комплект брюк, к счастью, черного цвета, и пару сапог из мягкой кожи. Предлагаемые дублеты были длиной до бедер и относительно простыми: один ярко-синий, другой серый с приглушенной красной вышивкой, а последний — бледно-золотистый. Все они были разного размера, поэтому Геральт выбрал самый широкий в плечах, синий, и натянул его поверх своей простой черной сорочки. По крайней мере, он мог носить собственное нижнее белье.       Камзол был облегающим, но не слишком тесным, а штаны и сапоги сидели достаточно хорошо, чтобы не жать. Несмотря на мускулистое телосложение, Геральт был стройным и подтянутым, особенно по сравнению со своими братьями. Это был один из немногих внешних признаков его сущности, который Весемир и другие тренеры не могли полностью скрыть, хотя, не имея братьев для сравнения, обычный человек вряд ли обратил бы на это внимание. Не будь у него мутаций, Геральт представил, что он был бы похож на Леопольда, по крайней мере по конституции тела, и мог бы пройти через жизнь, не вызывая подозрений или ярости просто за то, что существует. Он отмахнулся от этих размышлений. Бесполезно размышлять о том, что утрачено и не может быть возвращено.       Он как раз застегивал дублет у горла, следя за тем, чтобы не было видно сорочки, когда из боковой двери вошел Лютик. Очевидно, она вела в покои барда. И хотя Геральт знал, что этого следовало ожидать, он почувствовал, как его согревает явное проявление благосклонности мужчины, выбравшего для него комнаты. Поселив ведьмака в соседней комнате, Лютик поставил его в такое же положение, в каком находились бы его жена или муж.       Менестрель остановился, глядя на Геральта. Под его пристальным взглядом ведьмак неловко пошевелился в одолженной одежде. Он знал, что изысканное тряпье ему не идет. Возможно, он выглядел нелепо, как охотничья собака, затянутая в корсет.       Но тут бард мягко улыбнулся, на его щеках появился румянец, и он подошел к Геральту, проводя руками по линиям дублета и подтягивая его на место.       — Ты прекрасно выглядишь, Геральт, — одобрительно произнес он. — Я знаю, что это не самая любимая твоя одежда, но мне действительно нравится видеть тебя в роскошном наряде. Это хорошо подчеркивает твои черты.       Геральт нахмурился, смущенный похвалой.       — Все это слишком обтягивает. Совершенно непрактично.       — Это и есть обратная сторона моды, дорогой. Чем лучше оно выглядит, тем более непрактично, — фыркнул бард с дразнящим блеском в глазах. Лютик уже переоделся в богато расшитый золотом шелковый дублет и соответствующие брюки. Он буквально сиял молодостью и красотой.              Геральт хмыкнул и повернулся к небольшому зеркалу в углу комнаты, уселся перед ним и взял предоставленную расческу. Мягким прикосновением Лютик взял ее из его рук.       — Позволь мне сделать это. Я хочу помочь подготовить тебя к представлению моей семье, — произнес бард. Геральт поднял бровь, глядя на него в зеркало. — Знаю, знаю, очень «традиционно-доминантски» с моей стороны, но побалуй меня хоть раз?       Геральт закатил глаза, но смирился, позволив Лютику расчесать и заплести волосы в замысловатую прическу, подчеркивающую его сильную челюсть и высокие скулы. Пока бард работал, Геральт закрыл глаза и погрузился в дремоту, наслаждаясь сильными руками Лютика в его волосах и слушая нежную мелодию, которую он напевал. Ведьмак знал, что должен нервничать из-за встречи с семьей своего Доминанта, но когда менестрель был рядом с ним, водя руками по его волосам, он не мог вспомнить, почему.       Закончив плетение, Лютик перевязал основной хвост лентой из золотого сукна, четко обозначив статус Геральта как сабмиссива благородного лорда. Бард взял в руки ручное зеркальце, чтобы ведьмак мог увидеть укладку в зеркале перед собой, наклонил его, чтобы показать ему сложные детали и то, как яркая ткань контрастирует с его белыми волосами.       — Прекрасно, — прошептал Лютик, поцеловав мужчину в макушку. — Спасибо, что позволил мне украсить тебя.       Геральт почувствовал, как запылали его щеки, и опустил взгляд, все еще не привыкший к похвале. Лютик был единственным, кто когда-либо хвалил его внешность. Он знал, что выглядит чудовищно со своими кошачьими глазами, седыми волосами и удлиненными клыками, но бард почему-то никогда не видел его таким. Геральт никогда не переставал быть благодарным.       Снизу донесся звон гонга.       Ведьмак взял предложенную Лютиком руку, чтобы подняться, и позволил тому сопроводить его вниз на ужин.

***

      Температура в гостиной ощутимо упала, когда Лютик подвел Геральта к столу, за которым уже восседала чета Панкрацев. Но они ничего не сказали, встали в ряд за Юлианом и заняли свои места. Хотя Геральт знал, что никогда не сможет спокойно носить золотое сукно за пределами поместья Лютика, он наслаждался ощущением того, что он так заметно отмечен и заявляет о себе.       Пока лакей подавал первое блюдо, ароматное консоме из утки, разговор шел о погоде и о том, как все рады возвращению весенних цветов. Когда консоме убрали и подали рыбу — прекрасную речную щуку, тушенную в эле с соусом из лука, перца и белого вина, — разговор перешел на зимний семинар Лютика в Оксенфурте. Вино текло рекой, вдова и Леопольд танцевали вокруг темы Геральта, не желая обсуждать что-то столь личное в компании слуг.       Наконец, убрав ужин и подав десерт — легкий миндальный торт с малиновым конфитюром и малиновой сердцевиной, — Лютик отпустил слуг, приказав им не возвращаться, чтобы убрать посуду, пока семья не покинет столовую.       Геральт напрягся: от обильной еды у него заныло в животе. Он не смог заставить себя съесть привычное количество, но постарался съесть достаточно, чтобы не вызывать беспокойства. Лютик прижал свое колено к колену Геральта под столом, помогая ему успокоиться.       Откусив последний кусок пирога, менестрель положил вилку и официально обратился к семье.       — Матушка, Леопольд, по реданскому обычаю я хотел бы представить вам моего сабмиссива, Геральта из Ривии, который присоединился к нам, чтобы поесть за нашим столом в золотом сукне, которое я вплел в его волосы, и который не нанес никакого оскорбления нашей семье, и никто не пришел протестовать против его присутствия здесь сегодня вечером, — Лютик взял Геральта за руку, переплел их пальцы и положил их соединенные руки на стол.       Геральт же склонил голову и обнажил горло перед матерью Лютика, как того требовала традиция, и крепче сжал пальцы первого. Бард ободряюще сжал его руку. Ведьмак, опустивший голову, чувствовал, как вдова и Леопольд пристально изучают его.       — Юлиан, как твоя мать и старейшая представительница этой семьи, я признаю выбранного тобой сабмиссива, Геральта из Ривии, и приветствую его за нашим столом, — традиционно ответила женщина. Ее голос был ровным, но глаза были прищурены, а рот плотно сжат. Она была явно недовольна выбором сына. Геральт почувствовал, как у него упало сердце. Он знал, что семья Лютика будет недовольна, но надеялся, что он не станет причиной конфликта между бардом и его семьей.       — Спасибо, мама, — сказал Лютик.       Леди Эмилия тяжело вздохнула. Она внезапно стала измученной.       — Юлиан, я знаю, что не имею права возражать против твоего выбора сабмиссива, но я должна выразить свое неодобрение. Использовать свой оксенфуртский диплом, чтобы быть не более чем странствующим бардом — это возмутительно, но выбрать ведьмака в качестве своего сабмиссива — это уже переходит все границы.       Лютик выглядел грозно, его рука крепко сжимала руку Геральта. Последний опустил глаза. В его груди застыл тугой холодный узел.       — Матушка, ты имеешь право на свое мнение, но сейчас я прошу тебя оставить его при себе. Геральт — хороший, благородный человек, и он заслуживает твоего уважения за свои заслуги перед континентом и его народом, а не твоего презрения. По крайней мере, ты должна относиться к нему так, как до́лжно относиться к мною избранному сабмиссиву: с добротой и теплым приемом.       — Мне это тоже не нравится, — сказал Леопольд, подняв руку. — Я знаю, что мое мнение имеет еще меньшее значение, чем мнение матери, но я хочу, чтобы ты был счастлив и в безопасности, а не носился по всему континенту в погоне за охотником на чудовищ.       — Попридержи язык, Леопольд, — резко приказал, зарычав, Лютик. Леопольд тут же утих, откинувшись в кресле с измученным вздохом.       Лютик поднялся и протянул руку Геральту, который взял ее, чтобы присоединиться к барду.       — Это был долгий день, матушка, Леопольд, — кивнул каждому по очереди менестрель. — Завтра мы снова увидимся за ужином. Надеюсь, тогда мы сможем поговорить более дружелюбно.       Геральт поклонился вдове и Леопольду, прежде чем позволить Лютику вывести его за дверь под руку.       Что ж, все прошло не очень хорошо.       Именно так думал ведьмак, ругая себя за то, что надеялся, что все могло быть иначе. Оксенфурт был похожей на сон передышкой, но пришло время вернуться к реальности.

***

      На следующее утро, после простого завтрака в покоях Лютика, тот вместе с Леопольдом встретился с клерком из бюро планирования сельского хозяйства короля Радовида. Несмотря на явное нежелание оставлять Геральта одного на весь день, учитывая неудачный ужин накануне, у менестреля не было другого выбора, кроме как прийти на встречу. Геральт пытался заверить его, что все будет хорошо, что он уже привык жить во враждебном окружении и что, по крайней мере, здесь они вряд ли попытаются причинить ему физический вред, но от этого на лице Лютика вновь появилось грустное, прищуренное выражение. Геральт ненавидел этот взгляд.       В конце концов, он ушел, а ведьмак решил не сидеть в отведенной ему опочивальне, а прокатиться с Плотвой. Учитывая, как вдова относилась к его присутствию здесь, он не собирался проводить время в общих помещениях или садах, рискуя потревожить ее в собственном же доме.       Геральт поехал без доспехов, но на всякий случай взял свой серебряный меч. Чудовищам еще рано выходить из спячки, но осторожность никогда не помешает. Выехав за пределы поместья, он пустил Плотву ровным галопом, предоставив ей самой определять темп движения по грунтовой дороге. Она вскинула голову, радуясь свободе, и вошла в ровный ритм, фыркая при каждом шаге и оставляя за собой шлейф пыли.       Геральт глубоко вдохнул свежий воздух, уловив первые признаки весны. Его глаза слезились от холода и ветра, дувшего из-за галопа кобылы, пока седые волосы разметались за спиной. От прохлады на щеках и руках появился румянец, бодрящий его после душной атмосферы поместья, где все окна все еще были закрыты от холода.       Когда Плотва начала сбавлять темп, возвращаясь к легкому шагу, а затем и к прогулочному, Геральт крепко погладил ее по потной шее и ослабил поводья, чтобы она могла опустить голову и потянуться. Кобыла сильно выдохнула, тряхнув головой, и Геральт почувствовал в ее походке новую расслабленность. Им обоим явно нужно было выбраться оттуда.       Пока они шли, Геральт оглядывал окрестности поместья Леттенхоф. Он видел поля, простирающиеся до самого горизонта, и деревни, разбросанные по сельской местности, от каждой из которых в чистое голубое небо поднимались клубы дыма. В отличие от многих виденных им владений, дороги между деревнями были так же ухожены, как и дороги, ведущие к поместью, — широкие, с твердым покрытием, грунтовые тропы с обильным дренажом. Поля тоже были аккуратно расчерчены, между каждым проложены оросительные каналы. Прищурившись, Геральт подумал, что вдали, у подножия Пустельгиных гор, виднеются террасные поля — еще одна необычная особенность.       Видя щедрость поместья, Геральт не мог представить, что заставило Лютика покинуть его. Такое место, как это, олицетворяло семью и безопасность, возможность осесть и создать свое наследие. Было очевидно, что несколько поколений семьи Лютика вложили свои жизни в создание имения. Геральт был рад увидеть дом барда и узнать о нем больше, но от этого жизнь, которую он предлагал мужчине, казалась еще более недостойной. Геральт пытался отогнать мрачные мысли, понимая, что несправедливо сомневаться в Лютике, когда тот так ясно заявил и показал свои намерения. Но закрадывающиеся сомнения оставались. Зачем Лютику ссориться со своей семьей из-за Геральта, если есть что-то подобное, к чему можно вернуться?       От меланхоличных мыслей ведьмака отвлекло то, что, перевалив через гребень небольшого холма, он обнаружил пожилую женщину, скрючившуюся внизу рядом с перевернутой ручной тележкой. По царапинам на грязи Геральт понял, что она, должно быть, потеряла опору и не удержала телегу, в результате чего та покатилась вниз по склону, пока не перевернулась, рассыпав репу по тропинке и прилегающим полям. Скорее всего, она пришла из большого погреба, мимо которого Геральт проходил ранее.       Спрыгнув с Плотвы и закрепив поводья на седле, чтобы она не наступила на них, когда будет ковыряться в редкой траве вдоль тропинки, он медленно подошел к старухе, изо всех сил стараясь казаться как можно меньше и не столь угрожающим.       Приблизившись, Геральт обратился к ней мягким голосом:       — Могу ли я помочь вам, госпожа?       Та подпрыгнула и закружилась, прижимая к груди репу. Геральт отступил назад, не вмешиваясь в ее пространство.       — Да, вы меня напугали, господин, — произнесла она горестно, кривая улыбка на ее лице осветила ее выражение. — Я тут немного напортачила со своей тележкой.       — Могу я помочь вам это исправить? — спросил Геральт, все еще держась в стороне.       — Я была бы вам очень признательна, господин, очень признательна, — сказала она с улыбкой.       Геральт спешно подошел и поправил телегу, развернув ее крест-накрест к холму, чтобы она больше не скатывалась. Затем он вернулся на вершину холма и начал собирать репу, вытягивая рубашку из штанов, чтобы получилась импровизированная корзина.       Женщина ухмылялась ему с того места, где она работала у подножия холма, собирая репу в свой фартук, глаза у нее блестели. Геральт спустился обратно и высыпал репу обратно в ручную тележку.       — Что ж, мне повезло, что вы заглянули ко мне, господин. Спасибо вам за вашу доброту, — сказала она, когда Геральт свистом подозвал Плотву, которая послушно подбежала к нему рысью.       — Вы можете сесть в повозку, если хотите, — кивнул ведьмак.       — Ну что за рослый парень, — воскликнула женщина с сияющей улыбкой. — Не возражаю!       Она перешагнула через край тележки и устроилась среди репы, со вздохом вытянув ноги.       — Где находится ваша деревня? — спросил Геральт, наклоняя корпус к дороге и начиная двигать тележку вперед. Плотва следовал за ним по пятам.       — Уже впереди, должны прибыть до того, как третий колокол пробьет в середине утра, — сказала она, откинув лицо назад, чтобы спрятаться от солнца.       Геральт хмыкнул в знак благодарности и начал идти, его длинные ноги быстро преодолевали расстояние.

***

      Как и сказала селянка, они прибыли в ее деревню до третьего колокола. Она провела его в свою хижину, вызвав любопытные взгляды других жителей, пока ведьмак помогал ей выгружать репу в погреб. Закончив работу, она предложила ему сесть за стол и выпить кружку эля и съесть щедрый кусок свежеиспеченного хлеба.       Когда он сидел в чужой хижине и наслаждался предложенной едой, он увидел, как к женщине подошла другая пожилая жительница деревни, тепло поприветствовав ее, а затем наклонилась, чтобы что-то шепнуть ей на ухо. Он с любопытством наблюдал, как они переключили свое внимание на него, и женщина подвела подругу к тому месту, где он сидел.       — Господин, это Алилет, она потеряла мужа прошлой зимой, а ее дорогой сын сейчас в армии реданцев. Ей бы не помешал сильный парень, который помог бы нарубить дров, что собрали для нее деревенские мужчины, — произнесла старушка, глаза ее снова заблестели.       — Теперь может, — Геральт улыбнулся уголками губ, — Что ж, тогда я лучше посмотрю, что можно с этим сделать.       Он встал, смахнул крошки с груди и протянул фаянсовую кружку старухе.       — Благодарю вас за этот хлеб и кружку эля. Чувствую, что освежился, — сказал он с легким поклоном.       Она покраснела, взяла кружку обратно и слегка шлепнула его по предплечью.       — О, ты очаровашка. Пойдем.       Геральт следовал за Алилет к ее хижине, ведя за собой Плотву, чем вызывал еще больше любопытных взглядов. Но никто из жителей не был настроен враждебно, поэтому он не обращал внимания на их взгляды.       — Старая Мюриэль очень хорошо отозвалась о вас, господин, — говорила Алилет, пока они шли. — Она сказала, что вы настигли ее после того, как ее телега перевернулась, собрали все и даже настояли на том, чтобы оттащить телегу назад, чтобы она могла отдохнуть!       Геральт хмыкнул, но ничего не сказал.       — Редкий вы парень, господин. Вы путешественник? — спросила она, глядя на отсутствие у Плотвы каких-либо вьюков.       — Нет, я пришел сюда с Лютиком. У него были дела с братом в поместье.       — Лютиком? — спросила она, озадаченная. — О! Вы имеете в виду лорда Юлиана! Он хороший парень. Выбрал немного смешное ремесло для сына лорда, но, похоже, оно ему подходит, а молодой лорд Леопольд и виконтесса Дауаргер, конечно, хорошо относятся ко всем нам, — решительно сказала Алилет.       У нее был вид женщины с твердым мнением, и Геральт был рад, что Лютик в ее оценке оказался на высоте. У нее был тот смутный вечный взгляд пожилых крестьянок, но она, несомненно, уже достигла совершеннолетия, когда родился Лютик. У него сложилось впечатление, что характер барда остался таким же, каким был всегда. Ведьмак улыбнулся при мысли о том, как молодой Юлиан носится по поместью и заводит дружбу со всеми местными жителями, возможно, рассказывая им свои стихи, сказки и песни.       Он вынырнул из своих приятных размышлений, когда они подъехали к хижине Алилет, и она показала ему внушительную кучу выдержанных, необработанных бревен, сложенных бессистемно в ее палисаднике. К стене ее хижины у старого плоского пня для рубки прислонен тяжелый тесак.       Геральт привязал Плотву к столбу ограды и взялся за топор, проверяя хват и прочность шнура, связывающего головку с древком. Удовлетворенный, он опустил первое бревно на пень.       — Пожалуйста, не подходите. Я позабочусь обо всем для вас, — сообщил Геральт Алилет через плечо.       — Вы хороший человек, благодарю вас, — сказала она. — Пожалуйста, сложите срезанные бревна вдоль стены.       Он кивнул и переключился на свою задачу, с размаху расколов первое бревно посередине. Геральт быстро вошел в ритм, разрубая бревна до приемлемых размеров и аккуратно складывая их у стены. Он заметил нескольких жителей деревни, большинство из которых — дети, которые подходили посмотреть, как он работает, но никто из них не выглядел агрессивным или испуганным, поэтому он не обращал на них внимания.       Алилет села напротив него со своей кружкой.       — Спасибо вам, господин. Я бы никогда не смогла сама нарубить дров, а деревенские парни не могут выделить время на подготовку полей к посеву. Они делают все возможное, чтобы помочь старой вдове, но я не хочу им мешать.       Геральт хмыкнул, потягивая сидр. Он был прост, но вкусен, и ведьмак чувствовал, как по нему разливается тепло. Пока они сидели в уютной тишине, Геральт съел две овсяных лепешки, утолив голод, вызванный многочасовой рубкой, но оставив остальное Алилет. Он видел общие силосные ямы и погреба, и, похоже, никто в деревне не голодал, но он также знал, что в поместье его ждет прекрасный ужин, а еду лучше оставить Алилет.       Закончив, он встал и поблагодарил крестьянку за гостеприимство, после чего отправился за Плотвой. Ему нужно было возвращаться, если он хотел успеть принять ванну до ужина.       Алилет последовала за ним к воротам и вложила ему в руку еще одну овсяную лепешку.       — На дорогу, дорогой, и я не приму отказа.       — Спасибо, — поблагодарил Геральт, держа лепешку в зубах, когда садился на лошадь. — Доброго здоровья вам, Алилет.       — И вам, господин ведьмак, — сказала она, улыбнувшись и склонив голову, помахав ему рукой.       Итак, они знали, что я ведьмак.       Геральт кивал другим жителям деревни, мимо которых он проходил по дороге к главной тропе. Учитывая холодный прием, оказанный ему вдовой и Леопольдом, он был удивлен, что жители деревни так терпимо относятся к ведьмакам. Но, с другой стороны, в этом поместье воспитывался Лютик, а он был самым терпимым человеком из всех, с кем Геральту доводилось сталкиваться. Возможно, их возражения были связаны не столько с тем, что он ведьмак, сколько с тем, что он мужчина?       Независимо от источника их недовольства, Геральт поклялся сделать все возможное, чтобы хоть как-то смягчить неодобрение семьи Лютика. До зимы он бы настоял на том, чтобы бард оставил его и вернулся домой, но теперь он понимал, что Лютик выбрал его и выбрал их совместную жизнь. Не ему было указывать менестрелю, как жить, а стоило лишь следить за тем, чтобы время, которое они проводили вместе, было для Лютика таким же хорошим, как и для него. Он знал, что никогда не сможет должным образом вознаградить мужчину за все, что тот сделал, но он будет стараться до конца жизни Лютика.       Пустив Плотву галопом, ведьмак направился обратно к поместью, предвкушая встречу с бардом после дня разлуки.

***

      В тот вечер за ужином, сидя рядом с Лютиком в том же наряде, Геральт заметил смягчение выражения лица вдовы, когда она смотрела на него, хотя и не мог понять почему. Он размышлял об этом, глядя на консоме из речной форели и жареную тушку зайца с ароматом петрушки и лука, поданную на ужин. Это было богатое яство, но просто приготовленное и поданное в скромных порциях, что далеко от расточительной экстравагантности, которую можно увидеть на большинстве знатных столов.       Когда слуги подали десерт — яблочный пирог на пару с соусом из корицы — и вышли из комнаты, чтобы дать семье возможность уединиться, вдовствующая княгиня обратила все свое внимание на Геральта, долго и внимательно изучая его.       Ведьмак почувствовал, как в плечах нарастает напряжение, когда она пристально смотрела на него, и поборол желание стиснуть зубы. Мать Лютика имела право осматривать его и признавать — хороша ли партия. Он был почти уверен, что она никогда не сочтет его достойным ее сына, но ведьмак постарается представить себя с лучшей стороны, хотя бы для того, чтобы избавить барда от дальнейших споров с его семьей по поводу их отношений.       Геральт вздрогнул, почувствовав, как рука Лютика легла на его бедро под столом, но быстро подавил в себе дрожь. От этого прикосновения внутри распространилось тепло. Геральту вдруг отчаянно захотелось, чтобы они побыли вместе до ужина. Но ведьмак прибыл как раз вовремя, для того чтобы принять ванну и одеться, а Лютик до самого обеда вел последние переговоры с реданским клерком и его братом. Он не видел его со времени их утреннего завтрака, и желание соскользнуть со стула, преклонить колени у его ног и забыть об окружающем мире было непреодолимым. Но он взял себя в руки и не поддался. Это была семья Лютика. Он не мог убежать.       — Я слышала, что вы провели день, посещая одну из наших близлежащих деревень, господин ведьмак, — сказала вдова. — Несколько стражников из патруля сообщили, что видели, как вы помогали старухе Мюриэль с тележкой репы и нарубили целый сезон дров для вдовы Алилет. — ее тон был ровным, а голос нейтральным. Геральт не знал, одобряет она или осуждает его действия.       — Да, леди Эмилия, — произнес он, решив, что простое согласие — самый безопасный вариант. Он почувствовал, как Лютик ободряюще сжал его бедро, но не сводил взгляда с виконтессы, почтительно отдавая ей все свое внимание.       — И как же вы пришли к тому, чтобы выполнять эти задания сегодня?       — Я увидел на дороге госпожу Мюриэль после того, как ее тележка перевернулась. Она позволила мне помочь ей поправить ее и собрать репу. Учитывая ее возраст, я предложил ей сесть в телегу и отдохнуть. Когда я вернулся с ней в ее хижину, подошла добрая женщина Алилет и спросила, не могу ли я помочь ей нарубить бревна, которые доставили для нее деревенские мужчины, — сказал Геральт. Он краем глаза заметил теплую улыбку Лютика, пока рассказывал о своих дневных делах.       — И вы требовали вознаграждения за эти задания, господин ведьмак? — спросила вдова, в ее тоне прозвучала резкая нотка.       — Нет, миледи, хотя добрая Мюриэль предложила мне эль и хлеб в середине утра, а Алилет была достаточно добра, чтобы поделиться со мной сидром и овсяными лепешками, прежде чем я прибыл обратно в поместье, — рассказал Геральт, надеясь, что принятие гостеприимства добрых старушек не прокляло его в глазах вдовствующей виконтессы.       Она задумчиво хмыкнула.       — Возможно, я судила вас слишком поспешно и слишком сурово, господин Геральт, — произнесла она наконец, впервые назвав его по имени.       Геральт почувствовал прилив облегчения и посмотрел на Лютика, увидев его сияющую улыбку. Казалось, он прошел по крайней мере первое испытание, поставленное перед ним.       — Леопольд, расскажи мне, как поживает дорогая Лилианна в университете? — спросила леди Эмилия, повернувшись к младшему сыну. Она слегка расслабилась в кресле и взяла свой бокал, давая понять, что допрос Геральта окончен и можно начинать его вхождение в семейный круг доверия. Ведьмак был далеко не знатоком придворных манер и жестов, но даже он мог понять, что леди Эмилия обсуждает личные дела в его присутствии.       Геральт вернулся к десерту, смакуя слегка сладкий пирог на пару и острый соус с корицей. Он никогда в жизни не ел так хорошо, как этой зимой. Он положил свободную ладонь на руку Лютика, которая лежала на его бедре, и позволил себе насладиться этим.       Пока Леопольд беседовал с матерью о текущей курсовой работе Лилианны и ее последнем письме, бард наклонился и тихо прошептал Геральту:       — Леди Лилианна Боргория, дочь барона Карвиа, — невеста Леопольда.       Тут же вмешался Леопольд, явно гордясь своей любовью:       — В настоящее время она студентка медицинского факультета в Оксенфурте. Она Доминантка, но даже в этом случае планирует переехать сюда после нашей свадьбы, чтобы сделать Леттенхоф своим домом. Ее мечта — построить здесь школу, чтобы обучать больше молодых целителей, поскольку единственная официальная медицинская школа находится в Оксенфурте. Это даст местным жителям более качественный уход и больше возможностей. Моя дорогая Лилианна — просто чудо! — его лицо засветилось, когда он заговорил о ней, и Геральт почувствовал, что за одну эту речь узнал о Леопольде больше, чем за все время их, пусть и короткого, знакомства. В его гордости за Лилианну не было ни капли ревности или позерства — необычная черта для молодого лорда.       — Когда она заканчивает обучение? — спросил Геральт, чувствуя себя уверенно благодаря открытости Леопольда.       — Следующим летом. Мы поженимся после сбора урожая в этом году, — сказал Леопольд, и его щеки вспыхнули при мысли о предстоящем бракосочетании.       — Уже следующим летом? — поразился Лютик. — Я помню день своего выпуска. Трудно поверить, что это было уже более шести лет назад. Ах, юная любовь!       Он изобразил драматический обморок, заставив Леопольда закатить глаза.       — Брат, тебе еще нет тридцати, не говори так, как будто ты уже старик!       — Но я был уже на втором году обучения, когда она начинала послушницей, и прошло уже два года с тех пор, как ты достиг совершеннолетия и смог стать моим регентом. Кажется, что это было вчера, когда я сам поступил в Оксенфурт послушником, но время неумолимо идет вперед, — говорил Лютик, тон его переходил от драматического к ностальгическому. — Я рад, что Лилианна наслаждается своим пребыванием там. Это время ее жизни, которое она никогда не сможет вернуть, и оно хорошо сформирует ее характер.       — Я бы очень хотела, чтобы ты передумал преподавать в Оксенфурте полный рабочий день, Юлиан, — сказала леди Эмилия. — Я беспокоюсь о тебе на пути.       — Да, это счастье, что я нашел Геральта так скоро в своих странствиях! Вам не стоит беспокоиться обо мне, когда рядом со мной ведьмак, — кивнул бард, тон его был легким, но смысл сказанного был ясен.       — Я всегда буду надеяться, что ты поселишься в безопасном месте. Я знаю, что это никогда не будет здесь, ибо ведение хозяйства — призвание Леопольда, а не твое, но я была бы рада, если бы ты поселился в Оксенфурте. Мне невыносимо слышать, что во время твоих странствий тебя может постичь несчастье, — выдохнула виконтесса, выражение ее лица было напряженным.       — Геральт защитит меня, не так ли, дорогой? — спросил Лютик, наклонившись к мужчине.       — Ценой своей жизни, — просто сказал ведьмак.       — Тогда на сердце у меня немного полегчало, хотя остается надежда, что Юлиан выберет более безопасный образ жизни, — сказала леди Эмилия.       — Мама, — успокаивающе произнес Лютик.       — Ты не можешь винить мать за то, что она надеется, что ее ребенок будет в безопасности, — резко сказала леди Эмилия.       Геральт криво усмехнулся.       — Возможно, миледи сможет убедить его оставаться в трактире вместо того, чтобы искать монстров?       Лютик бросил на него обиженный взгляд.       — И как я, по-твоему, должен писать баллады о событиях, которых я не вижу?       — Юлиан! — воскликнула леди Эмилия, — Только не говори мне, что ты следуешь за своим ведьмаком по его контрактам?       — Он так и делает, но мне удалось уговорить его остаться с лошадью там, где это безопасно. По большей части, — сказал Геральт с дразнящей ноткой в голосе.       — Ложь и клевета! — раздраженно пробурчал Лютик. — Я всегда остаюсь с Плотвой.       — Держать ее в поле зрения не считается за то, что ты остаешься с ней, Лютик.       — С этого момента, Юлиан, ты должен слушаться Геральта, когда он говорит тебе, где стоять! — выругалась леди Эмилия. — Ты должен пообещать мне, что сделаешь это, иначе я никогда не смогу спать спокойно.       Геральт почувствовал легкий приятный трепет оттого, что леди Эмилия опустила титул перед его именем.       — Нечестно втягивать в это мою мать, Геральт, — нахмурившись, прошептал бард.       Геральт только приподнял бровь, глядя на него.       Леопольд, казалось, был в восторге от всего происходящего.       — Ну что, Юлиан? — резко спросила леди Эмилия.       Лютик вздохнул и опустил голову.       — Да, матушка. Я останусь либо на постоялом дворе, либо с лошадью, как скажет Геральт, ведь так безопаснее.       Леопольд выглядел так, словно вот-вот лопнет, пытаясь сдержать смех.       — Но Геральт должен пообещать, что расскажет мне о битвах. В деталях! — фыркнул Лютик, выразительно указывая пальцем на Геральта.       Губы ведьмака дрогнули, когда он попытался сохранить невозмутимое выражение лица.       — Я расскажу тебе все, обещаю.       Лютик долго смотрел на него сверху вниз, прежде чем резко кивнуть.       — Вижу, что ты это сделаешь.       Леопольд потерял самообладание, запрокинул голову и практически взвизгнул от смеха. Даже леди Эмилия позволила широкой улыбке расцвести на своем красивом лице при виде их выходок.       — Брат, я думаю, ты действительно встретил свою пару! — сказал Леопольд между смешками.       — Так оно и есть, Леопольд, — сказал Лютик, беря Геральта за руку и запечатлевая поцелуй на ее тыльной стороне.       Геральт тепло улыбнулся ему, и тема разговора перешла на новый сельскохозяйственный заказ из Редании. Леопольд и Лютик подробно рассказали леди Эмилии и Геральту о новой деревне, которую им предоставили для удовлетворения растущего спроса королевства, и о своих планах по улучшению качества жизни новых крепостных.

***

      На следующее утро, когда Лютик и Геральт засиделись за завтраком, один из коридорных мальчишек пришел с сообщением для ведьмака.       — Лорд Леопольд просит, чтобы вы присоединились к нему на охоте на кабана сегодня утром, господин Геральт, — отчеканил мальчик.       — Спасибо, Джеффри, — кивнул бард, юнец поклонился и ушел.       Лютик отставил чашку с чаем и ткнул Геральта в руку, который все еще изумленно таращился на дверь, в которую прошмыгнул коридорный.       — Ну что? Не хочешь присоединиться к нему? Здешние кабаны особенно хороши, а Леопольд — отличный стрелок, — Лютик слегка зарделся и покачал головой. — Он действительно унаследовал все навыки и способности моего отца к управлению поместьем.       — Почему он хочет, чтобы я присоединился к нему? — озадаченно спросил Геральт.              — Чтобы узнать тебя получше без вмешательства моей матери, — просто хмыкнул менестрель. — Он мой брат, и он хочет поближе познакомиться с мужчиной, которого я выбрал в качестве своего сабмиссива. Разве Ламберт не настаивал на том, чтобы я приехал в Каэр Морхен следующей зимой? Ими движет одно и то же.       — Кроме тебя и моих братьев, никто никогда добровольно не искал моей компании, — буркнул Геральт.       Лицо Лютика сморщилось, приняв то же печальное выражение, что и всегда, когда ведьмак делился фактами о своем прошлом. Геральт этого не понимал, Лютик был попросту аномалией, так как же можно было винить других за то, что они относились к нему нормально? Казалось, Леопольд был сделан из того же теста, если он хотел отправиться на охоту с Геральтом, которая могла продлиться целый день.       — У меня сердце разрывается от того, что с тобой так плохо обращались, — наконец выдохнул Лютик, взяв руку Геральта и крепко поцеловав ее в тыльную сторону. Он поднял голову, все еще склоняясь над рукой ведьмака, выдерживая его взгляд. — Пока я жив, я буду заботиться о том, чтобы твоя жизнь была счастливой.       Геральт почувствовал, как тепло расцветает в его груди, наполняя его, и широкая, мягкая улыбка появилась на его лице.       — Если ты со мной, я счастлив, — сказал он. — Ты уже больше, чем я когда-либо мог заслужить.       — Нет, мой дорогой, — покачал головой бард, — Это мне нужно работать, чтобы быть достойным тебя.              Геральт хотел было возразить, но Лютик приложил палец к губам, останавливая.       — Не спорь, иди развлекись с Леопольдом. Я должен поработать с реданским клерком, чтобы завершить оформление документов о нашей новой деревне и утвердить формы заявок, так что я буду занят весь день.       Геральт фыркнул, но успокоился, довольный тем, что Лютик, по крайней мере, выразил свое несогласие с его оценкой относительной ценности этих бумаг. Выпив чай и запихнув в рот остатки пирожного, ведьмак вышел за дверь и направился к конюшне, на ходу прихватив свои мечи и перекинув их через спину. Доспехи он оставил — для охоты на кабана они вряд ли понадобятся, — но было бы упущением не взять с собой оружие. Чудовищам еще рано выходить из спячки, а медведи и волки в этих краях встречались нечасто, но Геральт не собирался рисковать братом Лютика.       Он вышел из усадьбы и пересек конюшенный двор, завидев у ворот Плотву, уже запряженную и готовую к встрече с ним, и лихого серого мерина, фыркающего и топающего на свежем воздухе. У Плотвы был такой вид, словно конь уже целую вечность так скачет и она, конечно же, не одобряет его поведение.       Геральт подошел к кобыле, погладил ее твердой рукой по шее и прижался лбом к ее лбу в знак приветствия и извинения за то, что ей пришлось иметь дело с выходками молодого мерина. Когда мужчина перешел к проверке ее снаряжения, проверяя, ровно ли лежит седельное покрывало и нет ли морщин на коже под подпругой, Леопольд вышел поприветствовать ведьмака:       — Геральт! Я так рад, что ты наконец-то выполз из постели! — воскликнул Леопольд с дразнящим огоньком в глазах. — Не позволяй моему брату учить тебя его ленивым привычкам!       Геральт фыркнул и ухмыльнулся в ответ, и это легкое товарищество смягчило его напряженное ожидание предстоящей охоты.       — Я поднимаю его на рассвете, когда мы путешествуем, так что я могу позволить ему немного поспать, когда мы находимся на безопасной территории. Но только немного.       — Хотел бы я на это посмотреть! — с усмешкой сказал Леопольд, легко вскочив на гнедого коня. Мерин фыркнул и начал подпрыгивать под ним, но Леопольд успокоил его мягкими словами и несколькими легкими кругами, чтобы перенастроить его энергичный ум.       — Громовержец все еще учится быть послушным охотничьим конем, поэтому я прикрепил длинные луки и снаряжение к твоей Плотве, — сообщил Леопольд, жестом указывая на вьюки на спине кобылы.       — Разумно. Не нужно давать еще зеленой лошади дополнительную стимуляцию для беспокойства. — одобрительно кивнул Геральт.       — Так же сказал наш хозяин конюшни. Он никогда не давал плохих советов по поводу лошадей, поэтому я обычно делаю так, как он говорит. Ему нравится твоя Плотва, сказал, что она разумная кобыла. Поэтому он предложил мне взять Громовержца, пусть он учится у твоей.       — Логично, я так тренирую всех своих лошадей. Нет ничего лучше, чем позволить молодняку учиться у разумной кобылы, — едва усмехнулся Геральт, взобравшись на лошадь после последней проверки запряжки. Он жестом велел Леопольду идти впереди.       — Громовержцу не помешает немного пробежаться, да и нам еще далеко до охотничьих угодий, может, промчимся галопом? — спросил Леопольд, выглядя таким же жаждущим пробежки, как и его конь.       Геральт кивнул, переводя Плотву на рысь, а затем на галоп, пока они миновали конюшенный двор и направились по главной дороге. Как только они выехали на лесную тропу, Леопольд отпустил Громовержца, и большой мерин рванул вперед, его мощная поступь создавала целые облака пыли. Геральт дал Плотве руководить процессом, позволив ей вытянуться и задать свой собственный темп, когда она погналась за конем. Тропинка была слишком узкой, чтобы скакать бок о бок на одной скорости, но они неслись по ней вплотную друг к другу, листья попадали им в волосы, а глаза щипало от холодного ветра.       — Последний раз кабанов видели в этом регионе, поэтому я надеюсь, что мы сможем их разыскать. Дикий кабан был бы просто объедением после зимы, проведенной на соленом мясе и речной рыбе, — сказал Леопольд, осматривая землю вокруг тропы.       Геральт лишь хмыкнул, и они пошли молча, каждый осматривал тропу в поисках признаков близости вепря. К тому времени, Геральт негромко окликнул лошадей, обратив внимание Леопольда на кучу развороченной земли — явный признак того, что кабан рылся в ней в поисках пищи.       — Оставайся здесь с Громовержцем, — указал Геральт, — Он молод и должен узнать, как звучит кабан, прежде чем подходить к нему вплотную. Я пойду по следам.       Леопольд нахмурился, но согласился.       — Будь осторожен, Юлиан никогда не простит мне, если с тобой случится беда.       Геральт ухмыльнулся через плечо и демонстративно показал Леопольду свой медальон. По сравнению с монстрами дикий кабан — ничто. Детская забава.       Ведьмак опустился на колени рядом с развороченной землей и принюхался к воздуху. Запах был еще относительно свежим, вепрь не мог уйти далеко. Он осмотрел землю и заметил следы, уходящие в глубь леса. Ведьмак пошел по ним, прислушиваясь к звукам и запахам леса.       По мере приближения к кабану запах становился все сильнее, и мужчина остановился, осматривая местность. Кабан, скорее всего, находился в зарослях, но у него было бы больше шансов попасть туда, где земля была чище. Ведьмак устроился с подветренной стороны за большим поваленным деревом и натянул стрелу.       Глубоко вздохнув, Геральт неожиданно зарычал, провоцируя животное. Как и ожидалось, вепрь откликнулся, выскочив из подлеска, опустив голову, чтобы выставить острые рога навстречу приближающемуся хищнику.       Геральт отпустил стрелу, тяжелый охотничий лук легко сгибался под его тяжестью. Он прицелился в древко, его пальцы слегка погладили тетиву. Выдохнув, он прицелился, наблюдая, как кабан приближается, а его копыта вгрызаются в оттаявшую землю. Ведьмак отпустил стрелу, грациозно одергивая руку к собственному уху, почувствовав, что напряжение от выжидания спало.       Стрела попала точно, пробив линию спины кабана за лопаткой передней ноги и пробив верхние доли легких, мгновенно убив. Вепрь был мертв еще до того, как рухнул на землю.       Геральт остался сидеть, свесив лук из ослабевших пальцев. Он принюхивался к воздуху и прислушивался, проверяя, не рыщет ли рядом другой зверь. После нескольких долгих мгновений молчания в деревьях возобновились птичьи крики, а сквозь листву проскочил бурундук. В лесу снова воцарился покой.       Геральт поднялся, перекинул лук через спину и пошел осматривать кабана. Он вытащил стрелу, с удовлетворением отметил, что она не повреждена, и положил ее на шнурок снаружи колчана, чтобы почистить позже. Видя, что кабан слишком широк, чтобы нести его под мышкой, он снял со спины лук и наклонился, чтобы перекинуть вепря через плечи, держа его одной рукой за лодыжки, а другой подхватывая оружие.       Он повернулся и направился туда, где оставил Леопольда с лошадьми, сперва окликнув его, когда он оказался в пределах слышимости, чтобы не испугать.       Леопольд вскочил с камня, на котором сидел, и подбежал к Геральту.       — Какой великолепный кабан! Из него получится великолепный пир, будет чем поделиться, — воскликнул юноша. — Отличная охота!       Геральт удовлетворенно хмыкнул. Он передал Леопольду лук, чтобы тот снял тетиву и упаковал его, а сам положил тушу кабана на седло Плотвы и закрепил ее для перевозки. Громовержец фыркнул, учуяв запах смерти и словно закатив глаза, но Леопольд позволил ему не спешить, чтобы привыкнуть, и в конце концов подвел коня ближе к Плотве и кабану. Успокоенный беззаботностью кобылы, Громовержец расслабился, и Леопольд вскочил на него, чтобы поскакать обратно.

***

      Геральт вел Плотву впереди Громовержца, давая тому возможность увидеть и понюхать кабана с целью помочь привыкнуть к охотничьим трофеям. Легкая охота с единственным спутником, молодой лошадью, и свежий горный воздух напомнили Геральту о тренировках в Каэр Морхене, когда он брал молодых кобыл на охоту на оленей с Эскелем и Ламбертом в лесу за древней крепостью.       — Не возражаешь, если я задам тебе личный вопрос? — спросил Леопольд, нарушая легкую тишину.       Геральт хмыкнул. Ему не нравилось обсуждать что-то личное, но ради брата Лютика он попытался бы.       — Юлиан рассказал нам, как вы познакомились, но почему ты позволил ему продолжать путешествовать с тобой? Сдается мне, что наличие кого-то, кого нужно защищать, только усложняет путь, — сказал Леопольд, его слова были небрежными, но взгляд острым. Геральт подозревал, что именно эти вопросы и послужили толчком к неожиданному приглашению на охоту.       — Поначалу я не разрешал, но Лютик все равно последовал за мной. Я должен был защищать его, иначе его смерть оказалась бы на моих руках, — произнес Геральт, твердо глядя вперед. — Я предполагал, что он уйдет через несколько дней или хотя бы несколько недель, устав от опасностей и тяжелой жизни на пути, но он этого не сделал. Геральт сделал паузу, не зная, как объяснить свои чувства, и одновременно не желая быть таким же откровенным с Леопольдом, как с Лютиком.       Ведьмак не знал, что сказать. У него не было ни словарного запаса, ни красноречия, чтобы говорить на эти темы так, как это делал бард. Но он знал, что если он хочет получить одобрение Леопольда, если он хочет помочь снять напряжение, которое осталось между Лютиком и его семьей из-за их отношений, он должен попытаться.       — Он относился ко мне нормально, — выдохнул наконец Геральт.       Леопольд вопросительно посмотрел на него, и мужчина попытался объяснить.       — Кроме моих братьев, Лютик был первым, кто относился ко мне как… — он сделал паузу, подыскивая подходящее слово, — Как к человеку, думаю. Он не боялся меня. Он не проклинал меня за то, что я мутант, ведьмак или чудовище. Тогда, когда я впервые поранился на охоте вместе с ним, он не только настоял на том, чтобы я занял кровать в нашей комнате, но и проследил, чтобы трактирщик принес еду, и убедил городского лекаря заняться моими ранами. Никто и никогда не относился ко мне так хорошо.       — Звучит в точности так, как поступил бы Юлиан. Он все время влюбляется в людей, а потом выворачивается наизнанку, пытаясь позаботиться о них, — хмыкнул Леопольд, подумав. Он устремил тяжелый взгляд на Геральта. — Ты с ним только потому, что он заботится о тебе?       — Нет, но именно поэтому я перестал с ним бороться, когда он захотел путешествовать со мной, — сказал Геральт. — Теперь мне нравится его общество, и пока он счастлив со мной, я буду делать все возможное, чтобы он был в безопасности и доволен.       — А если путешествие с тобой больше не будет приносить ему счастья? — спросил Леопольд, пришпоривая коня.       — Тогда я буду сопровождать его туда, куда он захочет. Если он по-прежнему будет хотеть моего общества, я буду навещать его так регулярно, как смогу, выполняя при этом свою работу. Если нет, я оставлю его в покое. Я знаю, что я далеко не такой достойный спутник и не имею права удерживать его, если он захочет освободиться от меня, — просто проговорил ведьмак. Он доверял привязанности Лютика и его намерению остаться с Геральтом, но если бард передумает или если обстоятельства изменят его решение, Геральт вряд ли решится цепляться за него.       Мужчина поднял глаза на Леопольда, удерживая его взгляд и позволяя юноше изучать его в течение тянувшейся тишины.       — Ты это серьезно, — одобрительно сказал Леопольд. — За эти годы я встречал многих подружек Юлиана, сабмиссивов, которых он привозил домой во время перерывов в Оксенфурте, но ты первый, кто не хочет от него ничего, кроме его общества.       Леопольд ухмыльнулся, его глаза заблестели, а язык его тела смягчился.       — Я одобряю! Ты можешь взять моего брата, Геральт, с моего благословения. Пусть он будет так же хорош для тебя, как ты для него, — кивнул Леопольд, придавая должное значение традиционной фразе, которую произносят близкие члены семьи Доминанта для его сабмиссива.       — Пусть мои усилия принесут мир в его сердце и честь его дому, — сказал Геральт, давая традиционный ответ, прежде чем отвернуться и продолжить свою прогулку.       Леопольд напевал легкую мелодию, а потом бросил Геральту наглую ухмылку и спросил:       — А Юлиан такой же искусный любовник, как и говорит?       Ведьмак повернулся и уставился на него, потрясенный вопросом.       Леопольд рассмеялся, радуясь замешательству Геральта.       — Ну, когда я стал достаточно взрослым, он писал мне целые тома о своих последних похождениях, утверждая, что он «мастер любовных утех», хотя, к счастью, он избавил меня от подробностей. Так вот, я должен знать: это правда?       Геральт ощутил, как его захлестывает стыд. За все месяцы, проведенные вместе после Храма, ему и в голову не приходило предложить Лютику нечто большее, чем целомудренную привязанность. Хотя их сцены были интимными, они никогда не были сексуальными, и оба они всегда оставались полностью одетыми. Он знал, что Лютик — тот еще кобель, он видел, как тот часто затаскивал в постель барменш и конюхов во время их путешествий, так что для полного счастья ему попросту необходима разрядка. И все же ведьмак, в своем эгоизме, позволил себе наслаждаться легкой близостью, двигаться медленно, не думая о потребностях барда.       Выражение лица Леопольда сменилось с веселого на обеспокоенное, когда Геральт резко замолчал.       — Прошу прощения, я не хотел причинить тебе серьезный дискомфорт.       Геральт через силу заставил себя ответить. Это был брат Лютика, и он заслуживал вежливости.       — Я еще не испытал его умений в этой области, поэтому не могу комментировать.       Брови Леопольда едва не сошлись на переносице, а рот его приоткрылся.       — О! Что ж, тогда я не могу придумать более убедительного доказательства того, что Юлиан относится к тебе с уважением, чем это. Он не торопится? Должно быть, он считает, что ваши отношения продлятся до конца его дней.       Геральт мог только бездумно кивнуть, слишком поглощенный своими клубящимися мыслями. Он допустил огромную оплошность и должен был исправить ее как можно скорее.

***

      В ту ночь, после целого пира из кабана, Геральт попытался сделать именно то, что задумал.       Он знал, что еще не готов к полноценной сексуальной сцене, поскольку у него мало опыта в этой области, но он хотел продвинуться как можно дальше, чтобы удовлетворить Лютика. Поэтому, когда бард сел на край кровати и положил обычную подушку рядом со своими ногами, Геральт шагнул к и встал перед ним, а не опустился на колени.       Лютик вопросительно поднял голову, в его голосе слышалось беспокойство:       — Ты в порядке? Если хочешь, можем сразу лечь спать.       Геральт протянул ладони, не зная, чего он хочет, но нуждаясь в поддержке Лютика, которая помогла бы ему успокоиться. Бард взял его руки и прижался к ним губами, выглядя еще более обеспокоенным, чем прежде.       Геральт судорожно вздохнул, но выдавил из себя эти слова:       — Я хочу попробовать что-нибудь еще. Что-то более близкое. Более… — он облизнул губы, прикусив нижнюю, — Интимное. — сказал он наконец. Ему казалось, что он вот-вот разлетится на части.       — Ты уверен? — спросил настороженно Лютик. — Я определенно могу это сделать, даже в восторге, но только если ты будешь готов.       — Готов, — выдохнул Геральт, стараясь придать себе уверенности, но несколько промахнулся.       Лютик испытующе посмотрел на него, но согласился.       — Хорошо, мы можем попробовать что-нибудь более… интенсивное. Но помни, тебе нужно использовать свои слова. — твердо сказал он. — Повтори их для меня.       — «Плотва» для полной остановки и «Картошка», если я не уверен. — послушно повторил Геральт. Повторение знакомых слов помогло ему успокоиться, хотя у него и не было намерения на самом деле использовать их, пока Лютик не будет удовлетворен их сценой.       — Хорошо, именно так, — кивнул Лютик, поднимаясь и притягивая Геральта к себе. Ведьмак уткнулся лицом в шею мужчины, втягивая в себя его запах и погружаясь в привычную атмосферу.       — Ты не против снять рубашку? — спросил Лютик.       Геральт кивнул, отступая назад, чтобы стянуть ее. Он аккуратно положил ее рядом с комодом, складывая чуть медленнее и скрупулезнее, чем нужно. Лютик видел его обнаженным и раньше, в бане, но снять рубашку в спальне, в контексте сцены, казалось немыслимо интимным.       Он стоял перед Лютиком, обнажив грудь и шрамы, руки свободно лежали по бокам. Он чувствовал, как по телу бегают мурашки от напряжения, и не мог встретиться с бардом взглядом.       — Прекрасный, — восхищенно прошептал Лютик. Он провел рукой по груди Геральта, обводя линии каждого шрама и слегка касаясь сосков. Они запульсировали от прикосновения, и ведьмак вздрогнул. Никто и никогда прежде не прикасался к нему подобным образом, и это было почти ошеломляюще. Мужчина заставил себя успокоиться, чтобы дыхание было спокойным и расслабленным. Лютик не причинит ему вреда, и Геральт не сдастся так скоро, когда его партнеру нужно от него явно больше, чем он думал дать.       Рука Лютика замерла, лежа плашмя на груди Геральта.       — Все еще в порядке?       Кивок.       Лютик посмотрел на него долгим, оценивающим взглядом.       — Тогда хорошо, но помни о своих словах. Я не хочу, чтобы ты испытывал дискомфорт по какой-либо причине.       — Я в порядке, — кивнул Геральт. — Я воспользуюсь своими словами, если они мне понадобятся.       — Смотри, чтобы так и было, — Лютик отошел к кровати и сделал движение в ее сторону. — Ложись на живот, и мы начнем.       Геральт повиновался, вытянувшись на покрывале с меховой подкладкой, вышитый шелк мягко лег на его обнаженную грудь. Он услышал, как резко Лютик вдохнул.       — Великолепный, — хрипяще-грубым голосом произнес мужчина. Геральт услышал, как участилось сердцебиение Лютика, и почувствовал внезапный прилив похоти, охвативший его. Он явно принял правильное решение. Он должен был бы предложить еще более интенсивную сцену завтра. Он сделает все, чтобы Лютик был счастлив.              Геральт услышал, как менестрель вытащил пробку из маленькой бутылочки, и до него едва донесся аромат ромашки. Он услышал, как Лютик втирает мазь в свои руки, прежде чем опуститься на колени на кровати. Он понятия не имел, чего ожидать, но он возьмет все, что ему дадут.       — Готов? — уточнил бард, проверяя, все ли в порядке.       Геральт кивнул.       — Положи руки под голову и держи их там, — приказал Лютик. Геральт мгновенно повиновался. — Я собираюсь втереть эту мазь в твою спину и хочу, чтобы ты следил за движениями моих рук. Скажи мне, какую форму я начертил пальцами, когда спрошу тебя.       Лютик перекинул ногу через Геральта и устроился на его одетой заднице. Ведьмак напрягся от этого ощущения, внезапно почувствовав себя в ловушке, но отогнал эту мысль прочь. Лютик не причинил бы ему вреда. Чего бы еще ни захотел его Доминант, он вытерпит.       Лютик начал с того, что провел твердыми ладонями по обеим сторонам позвоночника Геральта, смазывая кожу мазью. Ведьмак издал непроизвольный стон, когда напряженные мышцы дали о себе знать. Бард и раньше массировал ему голову и плечи, но это было новое ощущение. Тот лишь захихикал и ласково поцеловал его позвоночник.       Лютик продолжал, выводя на спине размашистые дуги своими скользкими руками. Геральт попытался отследить каждое касание, чтобы нарисовать в уме картину. Твердые поглаживания вверх по позвоночнику, затем дуги под лопатками и через макушку, по кругу вниз. Вновь и вновь.       — Что за форма? — тихо окликнул бард.       — Дерево? — догадался Геральт. Он почувствовал, как его опутывают первые нити сабспейса. Когда он сосредоточил свое внимание на руках Лютика, весь остальной мир отступил. Ему никогда раньше не делали такого массажа спины, и он почувствовал, как напряжение плавно уходит из его тела. Он чувствовал себя легче, как будто снятие напряженности освободило его от полного осознания своего тела.       — Хорошо, именно так, — похвалил Лютик. Геральт почувствовал, как тепло наполняет его грудь, и еще больше расслабился, отдаваясь ласкам. Он больше не чувствовал себя в ловушке, а был заключен в кокон под нежной защитой своего Доминанта.       Лютик повторил команду еще трижды, каждый раз хваля Геральта за правильный ответ. После четвертого правильного предположения Геральту показалось, что он никогда не хотел, чтобы Лютик перестал прикасаться к нему. Он и не подозревал, что может чувствовать себя так хорошо. Его разум дрейфовал, не полностью окунаясь в сабспейс, но вот-вот находясь там.       — Ты так хорошо справляешься, — прошептал мужчина, его Дом-голос добавил веса похвале, прежде чем он переключился на свой обычный, чтобы спросить:       — Ты можешь сделать для меня еще немного или этого достаточно?       Геральт готов сделать все, что попросит Лютик. Он кивнул.       — Я могу сделать больше, — сказал он, его тембр был свободным и непринужденным.       — Перевернись на спину, — приказал Лютик, поднимаясь, чтобы дать Геральту возможность двигаться. Ведьмак послушно перевернулся, держа глаза закрытыми, ведь его разум все еще мягко дрейфовал.       — На этот раз сосредоточься на моих руках и на том, как они ощущаются на твоей коже, — отдал команду бард. — Я больше не хочу, чтобы ты угадывал формы, просто чувствуй. Сосредоточься на моих руках, на тепле и ощущениях, и ни на чем другом.       Мужчина кивнул, слишком расслабившись, чтобы подбирать слова.       Лютик вновь нанес мазь на руки, затем начал с плеч Геральта, спустился к грудным мышцам и провел по животу нежными, длинными движениями. Ведьмак сосредоточился на ощущениях, на успокаивающем тепле его прикосновений, на знакомом запахе ромашки и почувствовал, как полностью погружается в успокаивающую дремоту сабспейса.       Но затем новое, острое ощущение снова потянуло его вверх.       Геральт держал глаза закрытыми, контролируя дыхание, и искал источник беспокойства. Поглаживания Лютика сосредоточились на его груди, твердые и уверенные движения на предплечьях облегчали боль, вызванную постоянным держанием меча. Но на каждом четвертом поглаживании он проводил своими скользкими ладонями по соскам Геральта, и его пронзал всплеск ощущений, настолько сильных, что это было почти больно.       Это было слишком, но мужчина отогнал это чувство, пытаясь игнорировать ошеломляющее ощущение, вызванное успокаивающим массажем. Лютику был необходим секс, и Геральту нужно было смириться с этим, если он хотел удержать Доминанта. Если он не мог справиться с этим, то на что ему было надеяться?       Он использовал все плоды своих тренировок, чтобы держать лицо расслабленным, сохранять дыхание медленным и глубоким, а тело свободным, не желая мешать Лютику наслаждаться. Может быть, если он будет игнорировать это достаточно долго, его тело станет не настолько чувствительным, и это может стать более приятным? Запах Лютика все еще был тяжелым от возбуждения, так что эти действия явно доставляли ему удовольствие. Геральт потерпит.       Лютик менял движения, хваля ведьмака между каждым прикосновением, лаская от бедер до верхушек плеч, нежно поглаживая чувствительную грудь при каждом подходе. Ощущения нарастали друг на друга, и мужчина почувствовал, как теряет контроль над собой, его сердцебиение стало учащаться. Он снова почувствовал себя в ловушке, вес барда на его бедрах больше не успокаивал.       Во время одного особенно длинного касания Лютик наклонился вперед настолько, что его твердый член прижался к животу Геральта, и это ощущение было столь неожиданным и новым, что ведьмак не смог сдержать дрожи, отпрянув от прикосновения барда и распахнув глаза.       Лютик тут же поднял руки и отступил назад, на его лице появилось потрясенное выражение.       — Геральт, что случилось, ты в порядке?       Ведьмак вжался спиной в изголовье кровати, пытаясь выровнять дыхание, — расслабленность стала далеким воспоминанием. Его сердце бешено колотилось в груди.       — Прости меня, — рвано выдохнул Геральт.       Лютик издал будто бы уязвленный звук и полностью слез с кровати, подойдя к ведьмаку и опустившись на колени рядом с ним.              — Мне нечего прощать, дорогой. Я зашел с тобой слишком далеко, это моя вина.       Геральт резко тряхнул головой, волосы упали ему на лицо.       — Нет! Я должен быть в состоянии справиться с этим.       Лютик устало закрыл глаза и сделал длинный вдох.       — Если ты чувствуешь, что сцена — это то, что ты должен вытерпеть, значит, я делаю что-то очень неправильное, — Он со вздохом провел рукой по лицу. — Нам нужно поговорить об этом, но, думаю, стоит переместиться в более нейтральное место. Пожалуйста, одевайся и встретимся в гостиной, когда ты будешь готов.       После ухода барда Геральт еще долго лежал, чувствуя, как крепкое изголовье кровати поддерживает его спину, пока он пытался вернуться в настоящее. Паника постепенно уступила место холодному, тяжелому чувству отчаяния. Он не только испортил все, но и причинил боль Лютику. Ему нужно было все исправить, но он не знал, как. Даже если бы бард согласился, Геральт не мог бы спокойно пойти и набраться опыта в компании шлюх, чтобы лучше ублажать своего Доминанта, при этом не открывая им свой секрет, а он не мог этого сделать, даже ради Лютика.       В конце концов, когда он смог стабилизировать свое дыхание и пульс, он встал, откинул волосы с лица и натянул рубашку через голову. Она неприятно липла к мази, покрывавшей спину и грудь, напоминая о недавнем провале.       С усилием вздохнув, он толкнул дверь в личную гостиную Лютика и сел рядом с ним на плюшевый диван, прижавшись боком к чужому. Бард натянуто улыбнулся, сцепив руки на коленях. Костяшки его пальцев побелели.       — Что случилось, Геральт? — спросил Лютик, его голос чуть не сорвался. — На этот раз я не могу гадать, мне нужно, чтобы ты сказал мне, чтобы я больше никогда не делал того, что уже произошло. Выражение твоего лица, когда ты отстранился от меня, боги… — Лютик сгорбился, положив лоб на сжатые руки, упершись локтями в колени. — Я больше никогда не хочу так лажать перед тобой.       Геральт не понимал, почему бард никогда не реагировал так, как должен был. Геральт подвел его. Геральт принудил его к воздержанию, а потом не смог справиться даже с небольшим прикосновением к обнаженной груди. Лютик должен был разозлиться. Или разочароваться. Он не должен извиняться.       — Я хотел дать тебе то, в чем ты нуждался, — еле-слышно проговорил Геральт.       — И что именно, по твоему мнению, мне нужно? — неожиданно ровным и беспристрастным тоном спросил Лютик.       — Сексуальное удовлетворение, — предположил Геральт, снова становясь откровенным.       — И почему ты так решил? — Пальцы мужчины сжались, и он сильнее вдавил их в свой лоб.       — Леопольд упомянул о письмах, которые ты писал ему о своих похождениях, — сказал Геральт.       — Я убью его, — услышал он бормотание Лютика.       — И это напомнило мне о том, как часто ты брал кого-нибудь в постель во время наших путешествий. И как ты не делал этого в последние несколько месяцев.       — Конечно, не делал! — прорычал Лютик, повернувшись и посмотрев на Геральта с диким выражением на лице. — Как только ты согласился позволить мне быть твоим Доминантом в Оксенфурте, я понял, что больше никого не захочу.       — Я знаю, — сказал Геральт, сам удивляясь своей уверенности. — Вот почему я хотел дать тебе то, что тебе нужно. Заменить то, от чего ты отказывался, оставаясь верным только мне.       Лютик вздохнул.       — И вот ты решил заставить себя выйти за собственные границы, потому что думал, что это доставит мне удовольствие?       — Я думал, что справлюсь с этим, — сказал Геральт, устыдившись. — Я знал, что ты не причинишь мне вреда.       — Что ж, хотя бы это, — выдохнул Лютик, в его голосе прозвучала тяжелая нота. Его челюсть сжалась, и бард снова отвернулся.       Геральт знал, что должен объясниться получше. Он был обязан Лютику хотя бы этим.       — Никто никогда не прикасался ко мне так раньше, — Геральт сказал это почти шепотом, казалось, что если он повысит голос на октаву, то все разрушит.       Лютик резко поднял голову, выпрямился и повернулся лицом к Геральту:       — Объяснись. Подробно. Я никогда не просил тебя объяснять свои предыдущие опыты, но теперь, думаю, мне нужно знать, если мы собираемся продолжать в том же духе, — настоял бард. Это не было просьбой.       Геральт почувствовал холодную тяжесть в груди, когда Лютик сказал «если». Он знал, что имелось ввиду. Что он либо может сказать ему правду, всю правду, либо рискует потерять Лютика. Не как друга, нет, а как Доминанта. Менестрель был слишком принципиален, чтобы продолжать вести его, не зная потенциальных ловушек и ошибок, которые могут стать для Геральта триггером.       Ведьмак долго раздумывал, но Лютик не торопил его. Геральт вспоминал тренеров, которые считали, что он умрет во время Испытаний из-за своего клейма. Он думал о Весемире, который придумал жестокую систему, чтобы не дать его разуму сломаться, который сказал ему, что если кто-то узнает его секрет, то он и все вокруг него окажутся в опасности.       Он думал о Неннеке и Йеннефер, которые показали ему, какой вред нанесла система Весемира его разуму. Которые сказали ему, что он будет здоровее, если приспособится к своей природе, а не будет бороться с ней.       Он думал о теплых ночах в Оксенфурте, о мягком дрейфе, когда Лютик водил мягкой рукой по его волосам. Он думал о том, насколько сильнее, физически и психически, он чувствовал себя теперь, когда бард регулярно направлял его в сабспейс. Он думал о том, как ему хочется прикоснуться к нему еще, узнать Лютика как можно глубже, как можно ближе, но он не знал, как это сделать. Он думал о том, что Лютик никогда не сбивал его с пути, никогда не осуждал его за невежество и не упрекал за отсутствие контроля.       Он решил, что пришло время рассказать всю историю.       Геральт сделал глубокий вдох. Вдох и выдох. Затем еще раз. Он потянулся к руке Лютика и переплел их пальцы, когда тот с готовностью протянул ее ему. Он сделал еще один вдох. Вдох и выдох.       — Я единственный ведьмак-сабмиссив, который когда-либо переживал Испытания. Тренеры не ожидали, что я выживу, вот почему они рискнули добавить дополнительные мутации, когда я выдержал первые раунды. Но я выжил, и тогда им нужно было придумать план, как удовлетворить потребности, требуемые моей сущностью, не раскрывая моего секрета, — начал говорить Геральт, позволяя ощущению руки Лютика в своей вернуть его в настоящее. — Они боялись, что Доминант может использовать свой Голос против меня, если моя природа станет известной, чтобы победить, либо чтобы заставить меня действовать как оружие против других. И та, и другая возможность исключались.       Геральт сделал паузу, напомнив себе, что он уже не мальчишка за школьной скамьей. Но холодный озноб, поднявшийся в нем, никуда не пропадал.       — Они учили меня сопротивляться Голосу Доминанта. Тренировали меня, пока я не смог противостоять каждому Доминанту в крепости, но они знали, что всегда есть точка невозврата. Поэтому они позаботились о том, чтобы мне никогда не пришлось раскрывать свое «предназначение» за стенами крепости. Я научился сопротивляться потребности в сабспейсе, чтобы продержаться несколько месяцев, пока не смогу снова вернуться в Каэр Морхен на зиму. Мне запретили посещать бордели и общественные бани. Они не хотели, чтобы я оказался в ситуации, когда я могу столкнуться с Доминантом, не полностью контролируя себя.       — Вот почему ты сказал в Оксенфурте, что прошло несколько месяцев с момента твоего последнего сабспейса, — тихо подытожил Лютик.       — Да, к тому времени было уже больше девяти.       — Девять месяцев, боги… — вздохнул бард, сжимая пальцы Геральта, — Неудивительно, что ты был не в себе.       — Я думал, что это нормально, думал, что справился с этим. Но Нэннеке показала мне, насколько пострадал мой разум. Он вовсе не был сильным. Заклинание Йеннефер показало слабость, когда ранило мой разум, так что, полагаю, я благодарен ей за это.       — А я — нет. Я могу обойтись и без твоих ран, — с горечью пробормотал менестрель.       Геральт хмыкнул.       — Но без этого я мог бы и не узнать о скрытой слабости, пока не стало бы слишком поздно спасать свой разум. Так сказала Нэннеке.       Лютик крепче сжал его руку.       — Что делали твои тренеры, чтобы направлять тебя в сабспейс? — тихо спросил мужчина.       — Это делал Весемир. Ему уже почти четыре века, и он использовал приемы, которым научился, будучи молодым Доминантом. Каждую зиму, как только я возвращался, и каждую весну, перед тем как снова уехать, он привязывал меня к деревянному кресту, — Геральт услышал резкий вдох Лютика, — И заставлял отсчитывать пятьдесят ударов кошкой-девятихвосткой. Если я сбивался со счета, он начинал снова.       — Боги, — отчаянно промычав, Лютик повернулся и заключил Геральта в крепкие объятия. — Это все, что ты когда-либо знал? Откровенная жестокость?       Геральт кивнул, прижимаясь лбом к ключице менестреля.       — Эскель и Ламберт помогали снять напряжение, но они никогда не направляли меня в сабспейс окончательно, только в некий промежуточный пункт между ним и реальностью. Даже это было прервано, когда тренеры придумали свой собственный план. Ты был первым, кто направил меня мягко.       Лютик сместил их позиции так, чтобы Геральт мог удобно положить голову ему на плечо.       — Если тебе запретили посещать бордели, то, полагаю, о случайном сексе тоже не могло быть и речи.       Геральт кивнул.       — Единственный сексуальный контакт у меня был с колдуньей. Доминанткой. Она видела меня насквозь и решила отомстить за убийство своего ручного грифона. Я был еще молод и слаб после боя. Она сделала именно то, чего боялись тренеры. Она одолела меня своим Голосом, хотя и не причинила мне дальнейшего вреда. Мне повезло, что она позволила мне уйти, сохранив жизнь.       Рука Лютика крепче обхватила его.       — Значит, твой единственный сексуальный контакт был принудительным? И единственный способ, которым ты научился входить в сабспейс — это когда твой разум бежал от боли, причиняемой твоему телу?       — Можно сказать и так, — кивнул Геральт, слишком измученный тяжелым разговором, чтобы оспаривать характеристику событий. Лютик практически излучал ярость, но на этот раз Геральт был уверен, что она направлена не на него.       — Спасибо, что рассказал мне, — наконец ответил бард, острота его гнева ослабла. Он притянул Геральта ближе, зарывшись лицом в его волосы.       — Ты хочешь довести сцену до более сексуальных действий? Независимо от того, что ты думаешь обо мне, хочешь ли ты этого?       Геральт помолчал, размышляя. Он нервничал из-за того, что не знал, что делать и чего ожидать, но он хотел понять Лютика полностью. Он желал Лютика так, что не знал, как это выразить, но хотел научиться.       — Да, но я не знаю, что делать.       Менестрель провел рукой по его волосам, успокаивая.       — Тебе не нужно знать, я научу тебя. Поверь мне, опыт-то у меня есть, — поглаживания прекратились, Лютик чуть наклонил подбородок Геральта, чтобы поймать его взгляд. — Но ты должен пообещать мне кое-что: никогда не принуждай себя. Если ты не уверен или хочешь остановиться, используй слова. Если я не смогу доверять тебе в общении со мной, мы не сможем сделать ничего сверх того, что делали до сих пор. Я должен знать, что ты поможешь мне понять твои границы, даже если они будут меняться день ото дня.       Геральт понимал, насколько это важно для Лютика. Он уже испытал на себе нежелание общаться, когда чувствовал себя перегруженным, и он не хотел испытать это снова. Поначалу, до того, как он проигнорировал свой предел, сцена заставила его почувствовать себя лучше, чем он когда-либо вообще ощущал. Он хотел снова испытать это чувство.       — Обещаю, — сказал он. На этот раз он говорил серьезно.       — Хорошо, спасибо, — кивнул бард и откинулся на спинку дивана, притягивая Геральта ближе. Он провел рукой по волосам ведьмака, и они задышали вместе.       Геральт дрейфовал, измученный эмоциональным потрясением. Рассказав свою историю, он ослабил давление внутри себя, которое существовало с самого детства. Он чувствовал себя легче, зная, что Лютик был рядом, чтобы направлять его.

***

      Оставшиеся дни в Леттенхофе прошли спокойно.       Леопольд и Геральт часто выводили лошадей на прогулку, а хозяин конюшни был рад, что Плотва подает такой хороший пример юному Громовержцу. Однажды они даже поменялись лошадьми, и Геральт воспользовался случаем, чтобы познакомить коня с некоторыми трюками, которым обучают молодых жеребцов, готовящихся служить ведьмакам. Плотва была не слишком довольна, обнаружив Леопольда на своей спине, но терпела это с умеренным изяществом. Геральт по возвращении загладил свою вину сытным пюре из отрубей, подслащенным темной патокой и мочеными яблоками.       Пока Леопольд и Геральт «развлекались», Лютик завершил свои дела с реданским клерком. Леттенхоф приобрел новую деревню и согласился предоставить Королевству дополнительно тысячу бушелей пшеницы, пятьсот бушелей ячменя и двести пятьдесят бушелей овса в предстоящий урожай.       Вместе с Леопольдом Лютик разработал план ремонта хижин и дорог в новой деревне и медленного восстановления почвы на полях. Приобретенные ими сельскохозяйственные угодья были переработаны, и их часть должна была лежать под паром, чтобы восстановиться, но остальная часть имения могла взять на себя возросшую нагрузку, пока новая деревня восстанавливалась. Будет построено новое здание школы и нанят учитель, но пока это не произойдет, детей будут возить в школу соседней деревни на телеге.       Завершив свои ежегодные дела, Лютик и Геральт планировали покинуть Леттенхоф на следующее утро и отправиться на север в поисках новых контрактов. В последний вечер повар приготовил для них поистине великолепный пир — семь блюд из мяса, рыбы и овощей, выращенных в поместье.       После ужина семья удалилась в гостиную, а не сидела в столовой. Геральт вопросительно посмотрел на барда, когда леди Эмилия объявила о изменениях, но в ответ получил лишь мягкую улыбку.       — Гостиная предназначена только для семьи, — сказала леди Эмилия, заметив его взгляд. — А вы теперь семья.       Геральт почувствовал, как в груди разливается тепло, и несдержанно улыбнулся. Он не знал, чем заслужил такую щедрость леди Эмилии и Леопольда, но определенно был рад, что его отношения с Лютиком больше не являются предметом спора. Он знал, как важна для мужчины его семья и их мнение.       Когда они вошли в гостиную, Геральт увидел, что на полу рядом с парными диванами разложены подушки. Он снова посмотрел на Лютика, проверяя, можно ли. Тот кивнул, жестом показывая, что ему разрешается сесть или встать на колени, как он хочет.       Геральт осмотрел вид: Леопольд стоял на коленях рядом с матерью и весело болтал с братом о том, как прошел день. Он увидел, что Лютик сел на ближайший к Леопольду диван, оставив Геральту возможность выбрать себе место. Ведьмак знал, что сабмиссивные члены семьи обычно ведут себя подобным образом со своими Доминантами, но никогда не видел этого на практике.       Он решил встать на колени, прислонившись к ногам Лютика и положив голову на его бедро. Ему не нужно было говорить, если он не хотел, он мог просто сидеть и позволять теплой, семейной обстановке окутывать его. Бард положил руку ему на голову, слегка почесывая кожу головы.       Геральт был окутан теплом, хорошо накормлен и его окружали люди, которые называли его семьей. Это было то, чего он всегда хотел, но никогда не думал, что может иметь. Он позволил себе расслабиться, ощущая гул голоса Лютика и слыша гармоничные ноты ровного тенора Леопольда и изысканного альта леди Эмилии.       Он думал о зиме в Каэр Морхене, когда они сидели у костра с Эскелем, Ламбертом и Весемиром. Они смеялись и подшучивали друг над другом, но всегда чувствовалось напряжение, ощущение, что никто не может по-настоящему расслабиться. Возможно, Лютик мог бы помочь и в этом.       Геральт чувствовал себя сильнее, потому что позволил себе быть уязвимым с Лютиком. Возможно, он мог бы научить своих братьев делать то же самое. Может быть, даже показать Весемиру, что подчинение не обязательно должно сопровождаться болью. Они были его семьей, и он хотел показать им, как вести себя как единое целое.