Свойство памяти

Когда Алатус очнулся, за окном небо окрасилось в истощающий синий цвет. Неровен час, когда встанет солнце. Он уперся ладонью о деревянный пол и кое-как сел. В голове что-то гудело и тянуло к земле, всё тело ощущалось одновременно лёгким и слишком тяжёлым, неповоротливым. Мир всё ещё чуть покачивался перед глазами, но не так сильно, как раньше. В горле стоял неприятный ком, который всё никак не проглатывался. Алатус навалился локтем на столик и приоткрыл крышку чайника — разбухшие чайные листья внутри едва ли покрывались водой. Он вылил всё в пиалу, на дне которой оставалась капля прозрачного рисового вина, и осушил её одним глотком. Стало совсем немногим лучше. Воспоминания о вечере ворвались в его голову так, как мародёры сносят дверь дома, чтобы ограбить жильцов. Алатус осмотрел всего себя, попытался прислушаться к ощущениям, а затем пальцами коснулся шеи — небольшой участок кожи чувствовался странно шероховатым. В отражении подноса он увидел своё сероватое лицо, испещрённое последствиями опьянения, с тёмными кругами под потухшими глазами и тёмным пятном на шее. Он растёр его ладонью, а затем поёжился, когда оно не исчезло. Алатус бросил поднос на столик; тот задел грязные тарелки, повалил набок пустые пиалы из фарфора, и визг посуды взметнул приступ тупой боли в затылке. Он издал тихий стон и схватился одной рукой за голову, сгорбившись. Головная боль не прошла до конца, когда он встал из-за столика и бесшумно вышел в коридор. Руки и ноги казались слишком тяжёлыми, и приходилось прикладывать много усилий, чтобы не шоркать по полу. Наверное, глупо было сейчас ходить медленно, наступая с пятки на носок по тем доскам, которые не скрипели, ведь Алатус уже навёл шума посудой, но он всё же внимательно оглядывал каждую комнату, мимо которой проходил. Дверь в подвал была распахнута настежь. Алатус не знал, где его меч, но он всё же бросился по каменным ступенькам вниз, вмиг перестав заботиться о тишине. Юй Ся не могла сделать всё это только для того, чтобы пробраться в подземные коридоры, верно? В некоторых комнатах хранились древние свитки, в других скрывались лаборатории, в которых Гамигин извлекал покорёженные души из мёртвых тел. Все эти двери были закрыты, но Алатус не стал в них заглядывать. Он вытащил Глаз Бога из-под ханьфу — то слабо сияло в темноте бирюзой. Дойти до конца основного коридора, свернуть налево и почти сразу — направо, спуститься ещё ниже, добраться до правого крыла этажа и застыть без единого движения. Юй Ся открыла зал теней. Конечно, это была она — кто ещё? Алатус резко отпрянул, врезался плечом в каменную стену, едва не запутался в ногах, когда оборачивался и бросался обратно в Усадьбу Ночи. Под горлом поселился ком неясной тревоги весом в несколько цзиней. Он запнулся о собственные одежды, ободрал ладони о шершавый камень ступеньки, но тут же оттолкнулся и вылетел в коридор первого этажа усадьбы. Он сомневался, что у него есть время на поиски меча, но всё же за полминуты добрался до тренировочного зала и схватил лежащие на полу ножны. Алатус распахнул настежь окно и обернулся птицей. Его когти крепко стиснули ножны, мир стал в разы больше и чётче, и путь до прилегающей к Усадьбе Ночи деревне занял считанные минуты. Он провёл без сознания слишком долго. Он видел жителей, что в панике метались от дома к дому, видел сгустки почти что бесформенных теней, когтями и острыми зубами настигающие людей, видел безжизненные тела и слышал вопли боли и неподдельного ужаса. В нос забился запах гари — что-то полыхало огнём. Алатус в воздухе обратился обратно в человека и перехватил ладонью падающий меч. Он стремительным движением отбросил в сторону ножны и тут же рассекающим движением снёс бросившейся к нему тени голову. Лицо окропило что-то влажное и тут же испарилось — это не была кровь, но Алатус не думал, что у него есть время разбираться. Он как можно скорее пробирался к центру деревни, сражаясь с тенями и отчаянно пытаясь не думать о том, что виной всему этому был он сам. Он услышал вскрик откуда-то сбоку, резко обернулся и пронзил мечом тройку теней, окруживших молодого мужчину. Тот размахивал ржавым топором, закрыв глаза, и Алатус резко уклонился от взмаха и перехватил его запястье. — Успокойся, — бросил Алатус, когда мужчина издал краткий крик. Топор выпал из его рук, а плечи опустились в неимоверном облегчении. — Они!.. — выдавил мужчина, тяжело дыша. — Топор их не берёт вообще!.. Алатус, не давая себе времени на раздумья, впихнул ему в руки свой меч. Если выберется живым, то подумает о свойствах своего оружия за чаем. — Выводи всех из деревни, — резко заговорил он. — В Цинцэ вам помогут. Я приду позже. Не дожидаясь, пока мужчина даст хоть какой-то знак, что его поняли, что приказ исполнят со всеми стараниями, Алатус отвернулся от него и бросился вперёд. Он резким потоком воздуха сбил тень, нависшую над израненным, но живым стариком, а затем, не выказывая удивления, что это действительно сработало, собрал двумя пальцами ветер и отсёк им чёрную голову. В нос забился запах металлический и ржавый. Несколько жилых домов объяло пламя. Глаза слезились от дыма. У Алатуса не было ни единой секунды, чтобы подумать. Он услышал женский вопль, повернул в его сторону голову и замахнулся правой рукой. В его ладони собрался ветер в форме чего-то длинного и плотного, и он бросил его далеко вперёд. Ветра разорвали тень перед испуганной до полусмерти девушкой на мелкие лоскутки. По форме ветра напоминали копьё. У Алатуса в голове зародилась идея, к которой он вернётся в том случае, если переживёт эту ночь. Он воссоздал в голове образ собственного меча и собрал ладонью ветер. Его Глаз Бога светился в непроглядной темноте склона Уван и явно привлекал внимание теней. Это хорошо. Пусть лучше они всем скопом нападут на него, чем на простых смертных, неспособных защитить себя. Алатус уклонялся от неестественно длинных когтистых пальцев, поражал бросающихся на него теней ветряным мечом, едва не падал, когда чувствовал вспышки острой боли по всему телу и каким-то образом умудрялся следить за людьми. Он видел, как тот мужчина собирает жителей, вместе с другими поднимает раненых и уводит всех прочь. Он видел какую-то фигуру в половине ли от центра сражения. Та стояла, не шевелясь, и разглядывала его, чуть склонив голову, но Алатус не мог сказать, что узнавал её. Последняя тень развеялась под мечом, и Алатус утёр пот со лба. По лицу, плечам и спине струилась кровь и впитывалась в одежды. Всё тело беспощадно изнывало то ли от ран, то ли от долгого сражения, но Алатус всё равно внимательно осмотрел деревню. Глаз Бога померк на фоне непроглядной темноты, запах чего-то металлического и ржавого не исчезал. Среди голых стволов деревьев промелькнуло что-то бесформенное. Оставшиеся тени углублялись в лес. Алатус бросился вперёд и услышал глухой свист. Он резко повернул голову и взмахнул рукой — в сухой траве затерялось что-то небольшое, сталью поблескивающее в свете Глаза Бога. Алатус вскинулся, пытаясь разглядеть нападавшего. Его слух заполонил новый свист, и он собрал перед грудью плотный заслон из ветров и бросился в сторону. Этот кто-то был гораздо быстрее него. Невозможно. Алатус врезался спиной в поваленное дерево и издал едва слышный вскрик. Правая рука зависла без единого движения, и Алатус мельком бросил на неё взгляд. Ткань его ханьфу прижималась к дереву, прибитая двумя крошечными метательными ножами. Новый свист. Алатус взмахнул рукой, и нож врезался в дерево в цуне от его шеи. Он на пробу дёрнул правой рукой, ткань одежд чуть хрустнула, но не порвалась. — Привет, красавчик! Стиснув зубы до боли, Алатус собрал на пальцах ветра и швырнул их вперёд. Фигура в зелёных одеждах резко уклонилась, перехватила его запястье и прибила рукав к дереву точно таким же ножом. Юй Ся выпрямилась и ярко улыбнулась. — Ты хорошо сражался, — сказала она слишком уж миролюбиво для той, кто ударила Алатуса по шее и выпустила сотню голодных до крови теней из подземных коридоров Усадьбы Ночи. — Легко забыть, как ты дерёшься, когда долго смотришь на такое красивое лицо. Юй Ся стояла совсем близко, но заложила руки на спину, как будто не собиралась нападать. Алатус вновь дёрнулся, пытаясь порвать рукава собственных одежд и освободиться, но услышал только краткий треск. — Кто ты такая? — выплюнул он, сведя брови к переносице и неотрывно глядя Юй Ся в глаза. Та надула губы. — Не так уж и много я тебе врала, — обиженно протянула она. — Нет никаких жениха и семьи в Ассамблее Гуйли, но… Прости за это. Алатус попытался пнуть её — Юй Ся уклонилась, будто она заранее знала, что он собирается так сделать. Так не поступают дочери обычных торговцев. — Зачем ты это сделала? Алатус сжал руки в кулаки, когда Юй Ся беззаботно пожала плечами. Всё это не укладывалось у него в голове. Разве может девчонка, которая глупо попалась в засаду разбойников, которая так сосредоточенно вглядывалась в его движения во время уроков по самозащите, сейчас легко уклоняться от его попыток атаковать и кидаться ножами так, чтобы остановить, но не причинить вреда? Да кто вообще в бою думает о том, чтобы не причинить врагу вреда? — Это просто работа, — проговорила Юй Ся и слабо улыбнулась. — Знаешь, тебя так описывали, что я подумывала, что ты будешь… другим. Но ты оказался таким милым, что я даже сомневаться начала. Алатус зыркнул на неё, не скрывая злости. Столько слов, а из них всех только два имели смысл. — Кто меня описывал? — бросил он, и Юй Ся хитро прищурилась. — А тебе всё расскажи, — протянула она чуть глумливо. — Вообще-то, мне нужно было узнать ещё одну вещь… Алатус нахмурился и вновь дёрнул левой рукой. Если ему удастся разорвать рукав, то он сможет превратиться и выцарапать этой дуре глаза. И даром, что пообещал себе после начала странствий, что больше никогда не будет нападать на смертных. — Они искали какую-то штуку… — задумалась Юй Ся и чуть склонилась к нему. Алатус вжался спиной в дерево и поморщился, когда раны под лопатками скользнули по грубой коре. — Сердце Бога, кажется. Давай сделаем нам обоим жизнь чуть проще, договорились? Скажи, куда ты его спрятал? Она уложила ладонь совсем близко к голове Алатуса, и тот чуть дёрнулся. В тонкую кожу шеи врезалась холодная сталь метательного ножа, и в следующий миг её ошпарило огнём. Оставалось только надеяться, что он порезался не так сильно, чтобы истечь кровью до того, как высвободится. — Тебе всё расскажи, — выплюнул он, и Юй Ся тихо хихикнула. Она явно собиралась что-то сказать, как вдруг оба услышали оклик откуда-то со стороны вершины склона: — Юй Ся! Кричала женщина. Алатус резко повернул голову в сторону выкрика и вперился взглядом в ту самую фигуру, что наблюдала за его сражением с тенями. Её голос казался отдалённо знакомым, но Алатус не думал, что встречал её раньше. — Кто это? Юй Ся преувеличенно горестно вздохнула и вновь повернулась к нему. На её лице читалась едва ли не скорбная печаль. — Послушай, — произнесла она чуть тише, чем раньше, — ты мне нравишься, Алатус. Правда, нравишься. Я обыскала всю Усадьбу Ночи в поисках этого… Сердца Бога, и теперь я почти уверена, что ты держишь его при себе. Алатус насупился, продолжая с нескрываемой злобой смотреть ей в лицо. Юй Ся стойко выдерживала его взгляды. — Думаешь, я просто так решила… сделать то, что сделала? — продолжила она, и Алатус стиснул руки в кулаки, чувствуя, как что-то в его груди падает в низ живота. — Ты… Юй Ся резко помотала головой. Её губы изогнулись, выдавая явное несогласие с тем, что так и не смог высказать Алатус. Всё тело охватила слабость, и он вжался всем телом сильнее в дерево, чувствуя отрезвляющую острую боль в ранах на спине. Хорошо, что она отрезвляла. Алатус не мог позволить себе пропустить что-то важное в чужих речах. — Просто обыскала, — успокаивающе произнесла Юй Ся. — Не делай из меня одно из тех чудовищ, с которыми ты сражаешься. Она вырвала кинжал из дерева, который торчал в одном цуне от шеи Алатуса, и кончиком чуть надавила на кожу под самым кадыком. Стоило больших усилий не сглотнуть; в затылок врезалась изломанная веточка. — Ты мне нравишься, — повторила Юй Ся, как будто это хоть как-то изменит отношение Алатуса к ней, — поэтому я не буду тебя убивать, если ты скажешь, где Сердце Бога. Обе руки Алатуса были прибиты метательными ножами к обвалившемуся стволу дерева, его спину жгло огнём от кровоточащих ран, оставшихся от когтей и зубов, из-за кончика ножа, давящего на тонкую кожу под кадыком, не получалось спокойно вздохнуть — и всё же Юй Ся не властвовала над этим разговором. Алатус видел это в её глазах, подёрнутых сомнением. Он знал, что все эти угрозы — пустое. Юй Ся не сможет его убить; не потому, что рука дрогнет в решающий момент, а потому, что изначально не собиралась эту руку заносить. — Ты никогда не найдёшь Сердце Бога, если убьёшь меня. Юй Ся поджала губы и чуть прищурилась. Она резко убрала нож от его шеи и спрятала его в рукаве. Алатус позволил себе глубоко вздохнуть, пока девушка хмурилась. — Я могу подвесить тебя над молодым бамбуком и смотреть, как он пронзает твоё тело насквозь. И сниму, только когда ты скажешь, где оно. Алатус усмехнулся, а затем повернул голову к фигуре незнакомой женщины. Та скрестила на груди руки, не отрывая от них взгляда. Он вспомнил, как Барбатос одним вращением указательного пальца размешивал ложкой рис в котелке, когда сам стоял на другом конце лагеря. Алатус, конечно, ни за что не собирался в этом признаваться, но такая способность управлять ветрами его всегда восхищала — нужно быть настоящим виртуозом, чтобы контролировать столько потоков одновременно. Вряд ли у него получится это сделать сейчас. По крайней мере, не когда он прибит руками к дереву и истекает кровью. И всё же он как можно более незаметно прокрутил двумя пальцами правой руки — той, что скрывалась для незнакомой фигуры и явно не являлась объектом внимания Юй Ся. Это было невероятно сложно. Ему нельзя было смотреть на затерявшийся в траве метательный нож, чтобы Юй Ся не разгадала его замысел, но так он совсем не видел, в правильном ли месте управляет ветрами вообще. — Придумай что-нибудь изобретательнее, — бросил он, стараясь не выглядеть слишком уж сосредоточенным, и Юй Ся стиснула руки в кулаки. — Я пытаюсь помочь тебе! — воскликнула она, а затем чуть мотнула головой, когда услышала ещё один оклик от незнакомки издалека. Алатус чуть мотнул головой, не стирая с лица слабой-слабой ухмылки. — Ты пытаешься помочь себе, — проговорил он медленно. Краем глаза он заметил, как на уровне щиколотки Юй Ся кружил в потоках ветра крошечный нож. Нужно только поднять чуть выше. — Твоя хозяйка будет очень разочарована, если ты не принесёшь ей Сердце Бога прямо сейчас. Юй Ся стиснула зубы, а затем отвесила ему пощёчину. Он едва дёрнул головой и со всей силы напряг правое запястье, когда нож в воздухе дрогнул и едва не повалился в траву. — У Юй Пао нет хозяев! — крикнула она. Глаза её блестели. Алатус чувствовал мрачное удовлетворение, глядя на зарождающиеся слёзы в тёмных глазах. Он понятия не имел, кто такие Юй Пао, но точно знал, что если спросит об этом, то разрушит последние останки внимательности молодой девушки. — У кого? Юй Ся захлебнулась воздухом, и этого было более, чем достаточно. Алатус резко взмахнул кистью к себе, и крошечный нож вскользь пролетел под коленкой девушки. Та вскрикнула, пошатнулась, чуть не упала. Когда она выпрямилась, Алатуса уже не было на месте. Лоскуты верхних одежд болтались на стволе дерева, а ночную тишину разрезали хлопки массивных крыльев. Птица видела вокруг себя весь мир. Алатус резко ушёл в сторону, и мимо него пролетело что-то тёмное, совсем не похожее ни на метательный нож, ни на меч. Каждое движение крыльев вызывало у него неимоверную боль, храмовым гонгом отдающейся в голове и груди, и он рухнул бы на землю, не продолжай подхватывать ветра одним только упрямством. Летел он неровно, как будто кто-то выдрал ему несколько перьев, и уворачиваться от чего-то опасного с той стороны, где остались Юй Ся с той женщиной, было вчетверо сложно. Он задел крылом верхушку сосны и потерял остатки равновесия. Удар о землю выбил его обратно в человеческую форму. В груди что-то вспыхнуло, перед глазами на краткий миг разлилась мгла. С губ сорвался протяжный, но тихий стон всепоглощающей острой боли; Алатусу хотелось лежать на месте до тех пор, пока раны не заживут или пока он не помрёт от них. Он едва заставил себя перевернуться на бок, упереться обеими руками о кривую из-за довольно пологого склона землю, покрытую сосновыми иголками и мхом, и медленно подняться на ноги. Он рухнул обратно в ту же секунду, когда вспыхнуло что-то под рёбрами. Может, он совсем перестал различать, где что болит, и загорелись именно что рёбра. Он на пробу надавил двумя пальцами на левый бок и вскрикнул. Глаза защипало, и Алатус зажмурился. Он не помнил, как добрался до Цинцэ. Должно быть, убрался он с того склона довольно быстро, раз никто его не настиг за то время, что он чуть ли не полз от дерева к дереву слабыми ногами. Перед глазами ярко светило рассветное солнце, когда он рухнул в руки какого-то старика. Наверное, он потерял сознание на несколько секунд, ведь в тот момент, когда он открыл глаза, солнце нисколько не изменило своего положения, а сам он лежал на земле. Из-за мельницы выбежала та самая женщина, которая пыталась убедить его стать главой Уван. — Не двигайтесь, благородный господин! — вскрикнула она обеспокоенно и вскинула руку, когда Алатус попытался сесть. Перед глазами заплясали чёрно-белые крохотные точки, мир резко пошёл кругом, и в следующий миг его затылок пронзила слабая боль от удара об изъезженную телегами землю. — Линь Чао! Линь Чао, принеси воды, тряпок!.. Лекаря тоже принеси! — Лекарь тут на части разрывается, тётушка Син! — услышал он знакомый вопль откуда-то из середины деревни, разомкнул губы, чтобы что-то сказать, но с них сорвался лишь прерывистый вздох. Эта женщина — должно быть, тётушка Син, догадался едва-едва работающим сознанием Алатус — рухнула рядом с ним на колени и принялась внимательно разглядывать его. Она вновь что-то крикнула Линь Чао, но Алатус её не услышал, когда вновь попытался сесть, и все звуки отрубило так, будто он прыгнул с головой в воду. — Я в порядке, — пробормотал он едва ли внятно и слабо махнул рукой, когда тётушка Син раскрыла рот. То и дело прерываясь на борьбу с чёрными кругами перед глазами, он встал на ноги и тут же почувствовал аккуратную, но крепкую хватку женщины. Видимо, выглядел он крайне плохо, раз ему решила помочь какая-то смертная. — Где люди с деревни Уван? Тётушка Син, продолжая поддерживать его, первая двинулась в сторону центра деревни, явно разрываясь от каких-то внутренних противоречий. К счастью, Алатус никогда особенно не интересовался чужими чувствами по отношению к нему, чтобы раздумывать об их природе. Может, в этом не было никакого счастья. — Благородному господину следует отдохнуть и обработать раны, — пробормотала с лёгким осуждением тётушка Син, и Алатус дёрнул одним уголком губ в неудовольствии. — На Небесах отдохну. На него то и дело мельком оглядывались, когда он вместе с тётушкой Син продвигался к центру Цинцэ. Зрелище, должно быть, он представлял жалкое: хромал на левую ногу, сгорбился, чтобы вспыхивающая в рёбрах от каждого вздоха боль растянулась на стабильную и постоянную, ибо так было менее раздражающе и мучительно, а все одежды пропитались кровью со спины, плеч и шеи. Он чувствовал прилипшие пряди волос к потному лицу, но не спешил поднимать свободную от поддержки смертной женщины руку, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Рёбра снова взвоют, а внешний вид того совсем не стоил. Цинцэ сегодня явно переживало необычайное оживление. От домика к домику бегали местные с мисками, горшками, вёдрами, тазиками для стирки — во всех сосудах плескалась чистая вода. Отовсюду раздавились крики то ли боли, то ли бурной деятельности — скорее всего, и того, и другого. Алатус увидел Линь Чао, распахнувшего в шокированном недоверии глаза при виде него, разглядел окровавленные тряпки в его руках и нахмурился. — Много раненых? — спросил он едва слышно, и тётушка Син повторила выражение его лица. — Шестнадцать человек, — ответила она и прикусила губу. — Трое скончались пару часов назад. Мы… Мы не успели помочь. Алатус прикрыл ненадолго глаза, чувствуя подкатившую к горлу тошноту. Он не совсем понимал, откуда она взялась — от ран или новостей. Если бы он не доверился какой-то девчонке из неизвестных ему Юй Пао, если бы он не позволял себе расслабляться, если бы не позволил ей ударить себя в шею, если бы был достаточно силён, чтобы не терять сознание… Возможно, тогда бы он не позволил всему этому случиться. И он был обязан искупить свои грехи.