Свойство памяти

Венти не знал, когда именно опустился на поваленный ствол дерева и протёр лицо руками. С его губ сорвался шумный выдох, а брови изломились, придавая лицу выражение неподдельной усталости. Теперь, когда все одолевающие его эмоции схлынули со скоростью воды в разбитом кувшине, ему начинало казаться, что весь этот всплеск, действительно, совсем того не стоил. Правда, это не отменяло его возмущения. Во всех мондштадских песнях между строчками был запрятан двойной смысл. Может, Венти изначально не был прав, когда полагал, что смысл этот сможет отыскать лишь тот, кто собирался три года назад за закрытыми дверьми захудалых таверн, играл на лире или слушал музыку натянутых струн, отбивал кулаками по столам и шкафам ритм и пел текст во всё горло, как будто себя совсем не слыша. Тот, кто вываливал из окон всю свою мебель, чтобы другие могли залезть на баррикады, крича о свободе под чистым небом и проливая кровь. Тот, кто родился под гнётом Декарабиана и долгие годы блуждал в темноте, пока ему не рассказали о том, как выглядит свет. Конечно, Чжун Ли не делал ничего из этого, а потому вряд ли мог полностью понять смысл мондштадских песен, но… Возможно, Венти следовало перестать так ревностно относиться ко всему, что считает неотделимым от собственного мира. С другой стороны, это было грязно. Чжун Ли поступил грязно, упомянув об этом в попытке убедить Венти поговорить с Алатусом. Венти потёр закрытые глаза и издал тяжёлый вздох. Он почувствовал, как резинка Гуннхильдр, которую он снова одолжил, опять съехала, и раздражение в нём вновь загорелось, но уже по другой причине. Он сосредоточился, и в следующий миг уже почти что привычная тяжесть на голове исчезла. Венти зарылся пальцами в короткие волосы на затылке и, наконец, открыл глаза. Ему следовало вернуться во дворец Гуйли, дождаться утра, выслушать искренние извинения Чжун Ли, которого наверняка за эти слова отчитывала прямо сейчас Гуй Чжун, но одна мысль о подъёме со ствола дерева вызывала гадкую дрожь в плечах. Может, он посидит здесь ещё немного, пока не успокоится. Посмотрит на рассвет с вершины Каменных врат. Подумает ещё немного. — Блуждает в темноте?.. — почти прошептал он, хмурясь и разглядывая край обрыва. В нескольких шагах за его спиной хрустнула ветка, зашуршали иголки густых елей. Венти чуть повернул голову и почти тут же заинтересованно склонил её к плечу, когда увидел выходящую к обрыву молодую девчонку с плетёной бамбуковой корзинкой в руках. Та была почти полностью забита какими-то травами и цветами, а из девичьих волос, собранных в неаккуратный низкий пучок, торчали сухие еловые иглы. Даже в слабом свете зарождающейся луны Венти мог увидеть пыль на её смятых тёмно-зелёных одеждах, будто незнакомка хорошенько извалялась в земле, прежде чем наткнуться на него. — Молодой господин тоже собирает травы? — спросила она, слабо улыбаясь, и Венти чуть мотнул головой. Девчонка выглядела слегка встревоженной, но вовсе не от его беззвучного ответа. — Зачем делать это ночью? — подал голос он, и девчонка неспешно приблизилась к нему. Она держала корзинку двумя руками, и та была до того огромной, что незнакомке приходилось пошире расставлять ноги во время ходьбы, из-за чего сейчас она больше всего походила на неловкого детёныша панды. Она не без труда поставила корзинку на землю и облегчённо вздохнула, прежде чем потрясти кистями и вытереть испарину со лба запястьем. — Бабушка говорила, что некоторые лекарственные травы нужно собирать ночью, потому что днём они ничем не отличаются от сорняка, — произнесла она без какого-либо довольства, а затем ойкнула и отступила на шаг. — Молодой господин ведь не один из тех разбойников, которые притворяются обычными путниками, да? Венти непонимающе нахмурился, одновременно натягивая на лицо кривую улыбку. — И такие бывают? — спросил он, и девчонка заметно расслабилась. Венти коснулся пальцами коры дерева, и незнакомка опустилась на ствол в половине чжана от него самого, впрочем, продолжая слегка недоверчиво на него поглядывать. — Почему тогда ты одна? Девчонка ковырнула мыском влажную от слабого тумана землю. Она надула губы, как будто была совсем уж ребёнком, хотя, глядя на её лицо, Венти дал бы ей лет двадцать. Насколько он знал местные традиции, в таком возрасте девушки уже обзаводились мужьями и парочкой детей. — Бабушка приболела. До этого за травами мы вдвоём ходили, — наконец, заговорила она и повернула к Венти наклонённую голову. Небрежный пучок на её затылке чуть съехал в бок, натягивая смоляные волосы с одной стороны и расслабляя с другой. На её лицо упала выбившаяся короткая прядь, и она её сдула, не отрывая рук от дерева. — А почему молодой господин здесь один? Венти слабо усмехнулся и вновь перевёл свой взор на противоположную вершину Каменных врат. Он увидел, как сверкнула с той стороны ярко-жёлтыми глазами одинокая сова — пускай та и сидела на ветке ели в нескольких чжанах от них, в её хищном взгляде прослеживалось что-то напряжённое. Ветер стих, и Венти больше не мог чувствовать едва различимый запах родных лугов. От девчонки веяло землёй, сажей и костровым дымом, и он услышал, как та сковырнула ногтем кусочек коры с того места, где сидела. — День какой-то странный выдался, — произнёс он после довольно долгого молчания. Девчонка тихо угукнула. — Хотел немного подумать. — Разве обязательно делать это так далеко от дома? Венти выдавил слабую улыбку, разрывая с совой зрительный контакт и устремляя взгляд в мокрую траву. Из-под нижнего края тех же одежд цвета цин выглядывали носки забавной местной обуви, заострённые и чуть загнутые. В них чувствовался каждый камешек — не чета тем, что мастерят у него дома. — На земле не так много мест, где можно ощутить настоящее одиночество, — пробормотал он, не задумываясь, и краем глаза заметил, как девчонка заинтересованно склонила голову ещё сильнее. — Никогда не думала, что кто-то может стремиться к одиночеству, — произнесла она медленно. — Сложно быть самому себе поддержкой. Венти невесело улыбнулся. — Есть некоторые вещи, с которыми разобраться сможешь только ты сам. Девчонка ничего ему не ответила. Так и сидели они в тишине, каждый раздумывая о своём и не чувствуя неловкости от молчания. За их спинами поскрипывали в туманной дымке деревья, ветер так и не поднялся вновь, а напряжённая сова с другой стороны Каменных врат, громко ухнув, вспорхнула с еловой ветки и скрылась во мгле ночи. Всё вокруг казалось донельзя странным, застывшим во времени, ожидающим чего-то, о чём Венти и помыслить не мог. Его носа касался всё тот же запах земли, сажи и кострового дыма; он свербил где-то во лбу, как будто подталкивал к чему-то, но говорил слишком тихо, чтобы быть понятым. — Как тебя зовут? — спросил вдруг Венти, повернув к девчонке голову, и та улыбнулась одним уголком губ. В глазах её взметнулась искра и осела на дне чем-то совиным и ярко-жёлтым. — Юй Ся, — ответила она и резко подалась всем телом вперёд. Венти, сам всего не осознавая до конца, уклонился. Сбоку, там, где в мгновении застыла вскинутая правая рука Юй Ся, блеснуло что-то в свете луны металлическим цветом. Он вскинул ладонь, и с неё сорвался ветер. Крошечный метательный нож с глухим стуком затерялся в траве, Юй Ся отбросило назад, и её тёмно-зелёные одежды скрылись за неровными гранями обрыва. Распахнув широко глаза, Венти вскочил с поваленного дерева и бросился к краю вершины Каменных врат. Юй Ся внизу не было. Поднявшийся вновь лёгкий ветер с тревогой затрепал его одежды, свернулся клубком у самого уха, и Венти услышал тонкий свист. Он резко взмахнул кистью, и перед ним встала стена из ветра. В её центре застрял ещё один нож; такой же, с каким на него набросилась Юй Ся. В пальцах вновь закололо, по языку растеклось что-то мрачное, и Венти сощурился, вглядываясь в сень елей. Некоторые ветви странно дёргались, и он стремительно ушёл в сторону от края скалы, чтобы увидеть больше. Луна скрылась за грозовыми тучами, но ему удалось заметить несколько бесформенных силуэтов на деревьях и земле. Он делал так с Двалином — осталось только рассчитать правильно силы. Венти провёл по воздуху пальцами, будто касался струн Небесной лиры, и потянул запястье на себя. Четверо силуэтов ветрами сорвало с их мест, мощным потоком вынесло ближе к обрыву. Ладонь резко уходит вниз — люди в тёмно-зелёных одеждах прижимаются к земле. Травы легли под силой ветров, одежды цвета цин кусками парусины бились о его тело, пыль и мелкие частицы земли норовили залезть в глаза, и Венти прищурился. За оглушительным рёвом ветров он не услышал ещё один тонкий свист. Что-то блеснуло чуть впереди, и Венти неуклюже повёл головой в сторону — нож чиркнул его по щеке и скрылся за спиной. Взмахом второй руки он вытянул из-под деревьев Юй Ся и швырнул её в кучу людей. В темноте он слабо видел, как пятеро незнакомцев беспомощно упираются руками и ногами в землю, как они пытаются подняться или отползти из-под ветров, как ели опасно склоняются от силы стихии. Он едва ли слышал за рёвом треск, вопли, грохот камней внизу и чуть впереди, задушенные попытки глотнуть воздуха. Всё резко прекратилось, когда ладонь обожгло огнём, и Венти остервенело потёр бедро, мрачнея с каждой долей секунды. Он вслушивался в хрипы пятерых незнакомцев, разглядывал, как они корчатся в рыхлой земле, как хватаются за шеи, как пытаются приподняться на руках, и понимал, что перестарался. — Вы просто люди?.. — протянул он на грани шёпота и вдруг услышал тихий смех, после оборванного рёва ветров звучавший громче залпа баллисты. Он резко повернул голову к другой стороне Каменных врат и заметил всполох тёмных одежд под сенью деревьев. И бросился туда. Он оттолкнулся одной ногой от края скалы и взмыл в воздух. Пальцы заходились мелкой дрожью, ладонь горела, но Венти всеми силами продолжал вглядываться в несущийся впереди силуэт. Во мраке ночи он едва ли мог сказать, что узнавал его, и едва ли мог подумать, что оставил на вершине Каменных врат пятерых незнакомцев. На Солёных землях он раньше не был — лишь дважды проходил мимо по дороге на Священный Призыв. Венти помнил беспокойство Богов Ассамблеи Гуйли по поводу прекратившей выходить на связь местной Богини, но подозревал, что та не станет заявлять о себе подобным образом. Незнакомая фигура на миг исчезла среди деревьев, обернувшись чем-то тонким и бесформенным, и бросилась вниз с Каменных врат. Всеми силами не обращая внимание на горящую ладонь, Венти перехватил ветряные потоки и последовал за ней. Фигура вновь появилась на песчаном берегу впадающей в море реки. Она стояла к нему спиной, не шевелясь, и мысль о том, что место прекращения погони было выбрано совсем не случайно, зазвенела у него в висках слишком поздно. Венти не успел коснуться пятками песка, как провалился куда-то вниз, и его с головой накрыла темнота. На краткий миг в нём всплеснулось подозрение, что он умер: со всех сторон окружала чернота, всё тело будто застыло и отделилось от духа, а слух накрыл звонкий полог тишины. Он попытался вздохнуть, его грудь едва сдвинулась и тут же во что-то уткнулась, а в нос попал песок. Порез на щеке ошпарило. Он ведь не мог просто… провалиться сквозь землю, так? Виски, грудь, шею резко сдавило опалёнными тисками, темнота перед его глазами начала выписывать тошнотворные круги, воздуха не хватало, и мысли о том, что не стоит понапрасну тратить остатки его, отбивались от наглухо закрытого сознания. Венти попытался откашляться от попавшего в нос песка — тот только забился в рот, и всё закончилось раньше, чем он окончательно сошёл с ума от собственной загнанности. Его резко дёрнуло вверх, и по глазам хлестнул свет зарождающейся луны. Он обрывисто вздохнул, и в следующий миг кто-то схватил его за грудки, а ослепляющая боль остро прошила его насквозь. В глазах потемнело. Луна как будто исчезла с небосвода, но Венти всё ещё мог её видеть, поблекшую перед ярчайшим бирюзовым свечением. То объяло лицо напротив него, но узнавание в голове проскочило только в тот миг, когда хватка на его груди исчезла, и он рухнул на колени. Одна его ладонь по самое запястье утонула в песке, а вторая стиснула грязные, потрёпанные и сбившиеся одежды на груди. Это всё походило на тот день, когда Алатус едва не вырвал его Сердце из груди; этот звон в ушах, заслон мглы перед глазами, спёртое дыхание, выбивающееся из груди оборванными мелкими толчками, дрожь во всём теле и нелогичная пустота в голове. Но сейчас всё ощущалось в тройном размере, гораздо-гораздо хуже. С губ срывался тихий хрип, всё в животе скрутилось в тугой узел, от которого невозможно было избавиться, и затем крошечная и совершенно неестественная стопа почти что осторожно опустилась на его плечо и чуть толкнула назад. Венти повалился на спину, и мир снова обрушился вокруг него привычными, но как будто посеревшими красками и звуками. — Молодой господин Барбатос, — чуть склонила голову Шан Си, не снимая ноги с его плеча, но и не вдавливая его в песок. — Эта Шан Си полагает, ей стоит извиниться перед молодым господином за её недостойный поступок. Она чуть встряхнула правой кистью, в которой сверкала бирюзой изящная фигурка — такая, какой её Венти и представлял, когда касался своего Сердца на постоялом дворе Аоцан. И даже когда его сознание напрочь отказывалось воспринимать хоть что-то, он знал, что Шан Си не должна была держать между большим и указательным пальцами его Сердце Бога. Он попытался сказать что-то, но с исцарапанных песком губ сорвался лишь хриплый кашель, и он был готов поклясться, что увидел, как брови Шан Си изломились в искреннем сочувствии. — Я не хотела доводить до такого, — продолжила она, когда кашель стих, — но молодой господин должен понимать, что связался с неправильной стороной. Венти попытался собрать пальцами ветер, но тот лишь искрами обжёг основание ладони. Он подтянул почти что безвольную руку к крошечной стопе Шан Си и коснулся её то ли в попытке сжать, то ли оттолкнуть в сторону — каждый цунь его тела ощущался так, будто был одновременно сделан из камня и птичьего пуха. — Я не… — выдавил он, и горячее горло царапнул песок. — Пускай молодой господин поправит меня, если я не права, — протянула Шан Си, перехватывая сияющее в ночи Сердце Бога так, что плоской стороной оно теперь упиралось в основание её ладони. — Во время странствий по этим землям молодой господин Барбатос знакомится с учеником брата Гамигина по имени Алатус. Они становятся спутниками на пути странствий, и ученик открывает молодому господину тайну о том, как он убил своего наставника и куда запрятал его Сердце. Прознав о знаниях молодого господина, Ассамблея Гуйли предлагает ему сотрудничество, полагая, что молодой господин будет достаточно силён, чтобы принести ей победу в войне. Венти чуть мотнул головой. Стенки его горла как будто прилипли друг к другу, и слова сползали с языка неохотно, слабо и очень-очень тихо, почти что невнятно: — Нет. Всё не так. Всё совсем не так… Шан Си на краткий миг прикрыла глаза и вздохнула. Трудно было сказать, поверила она его словам или нет, но в следующую минуту её пальцы сильнее сжали аккуратные грани Сердца. — Молодой господин Барбатос знал, что Священный Призыв может быть срочно созван любым Богом в случае чрезвычайной ситуации? — спросила она, и Венти совсем не помнил, кивнул или нет. Смысл слов достигал его запоздало. — Этой Шан Си интересно, что могло заставить молодого господина решить, будто знание личности ученика брата Гамигина не достойно считаться чем-то срочным? Венти разомкнул губы, но с них сорвался лишь тихий выдох. Тяжесть и одновременная ей лёгкость в теле всё не заканчивались; он попытался подтянуть ногу, упереться пяткой в песок и оттолкнуться, но стопа только нелепо скользнула по нетвёрдой земле. Наблюдающая за его потугами Шан Си только свободной рукой взмахнула, и песок под Венти заклубился, закрутился и резко поднял его наверх. Он чувствовал, как песок твердеет вокруг его ног и рук — с пальцев вновь сорвались не ветра, но невидимые искры. Тонкая кисть зарылась в его волосы и дёрнула его голову назад и чуть наверх. На лице Шан Си не проступало ни единой эмоции, и это пугало сильнее, чем что бы то ни было. — Ассамблея Гуйли тоже не считала свои исследования срочными, — произнесла она, сильнее потянув его за волосы, и из горла Венти вырвался измученный стон. Под подбородком крутилась тошнота. — Молодому господину не кажется, что знания о так называемой эрозии не должны принадлежать лишь кругу избранных? — Не приняли к сведению, — выдавил он тихо, вспомнив последнюю запись в записях Чжун Ли. — Там говорилось… Говорилось, что вы не приняли к сведению. Между бровей Шан Си не пролегло ни единой складки, когда она сильно нахмурилась. Может, она не совсем понимала, где именно говорилось о реакции на знания об эрозии, может, она так показывала возмущение из-за такого нелепого, по её мнению, предположения. Второй рукой, которой она продолжала сжимать Сердце Бога, Шан Си почти что бережно отвела в сторону его левую косичку, и Венти обдало запахом дома. К лицу прилил жар, горло сжалось ещё сильнее, а глаза будто чем-то обожгло. — Разве можно не принять к сведению нечто настолько важное? — спросила она задумчиво, прежде чем поднести ближе к себе кулак с Сердцем Бога и воззриться на него с тем же выражением лица. — Может, это заставит молодого господина понять всю серьёзность замалчивания эрозии Ассамблеей Гуйли… С губ Венти сорвался громкий выдох. — Нет!.. — выдавил он слишком поздно. Его Сердце на краткий миг вспыхнуло ярче в темноте, и свет почти сразу оказался заволочен чем-то тёмным, неестественным, неживым. С пальцев Шан Си стекала жидким огнём чёрная дымка, подкрадывалась к Сердцу, отыскивала среди изящных граней мельчайшие щели и просачивалась внутрь, как песок просачивается сквозь складки одежд. Венти дёрнулся всем телом, но его только сильнее дёрнули за волосы, заставляя смотреть, как Шан Си вливает собственную эрозию в его Сердце Бога. Откуда-то сбоку в Богиню Песка врезался ветер, но совсем не такой, какими повелевал Венти. Шан Си дёрнулась, выпустила его волосы из пальцев, и чёрная дымка просочилась обратно сквозь её загорелую кожу. — Ты, — чуть ли не рыкнула Шан Си, поворачиваясь. Она взмахнула свободной рукой, и в следующий миг пески вокруг Венти со всей силы швырнули его на землю. Весь дух разом выбился из его тела, из горла вырвался задушенный хрип, а затылок и спину его прошило тупой болью. И всё же он заставил себя разомкнуть глаза и со стоном попытаться перевернуться на бок, чтобы увидеть то место, откуда прилетели ветра. Там никого не было. — Неужели благородный господин решил попрать свои же законы и напасть на чужих землях?! — крикнула Шан Си, резво убирая Сердце Венти в рукав. — Покажись! Он услышал тонкий-тонкий свист откуда-то сзади, похожий на лёгкий вздох, и в следующий миг морской берег сотряс птичий вопль. Шан Си увернулась от сталью искрящих в лунном свете когтей и метнула в птицу лезвия из затвердевшего песка. Птица была огромной. Венти таких раньше не видел. Размером она могла сравниться с головой Двалина, когда не простирала широко крылья. Тело её мерцало в ночи чёрной зеленью, внутренняя сторона перьев на крыльях сияла золотом, а глаза горели застывшим янтарём. И Венти узнавал эти глаза. Узнавал так хорошо, что кое-как навалился на согнутую руку в попытке подняться. Локоть его резко согнулся, и он вновь повалился лицом в песок. Он едва ли следил за этим боем. Иногда он замечал, как птица взмывала в небо, чтобы сложить крылья и обернуться Алатусом. Тот швырял в злую до дрожи в ногах Шан Си сотканные из ветра копья и превращался обратно в птицу за несколько секунд до того, как его тело встретится с песком. И всё это время Венти мысленно крыл себя мондштадскими ругательствами, которые услышать можно было лишь в тавернах поздней ночью, отчаянно пытаясь встать, отползти, вновь обрести контроль над ветрами, сделать хоть что-то. Хлопки крыльев резко прекратились, звуки битвы оборвались как-то уж совсем неоконченно, и Венти с трудом поднял подбородок, кое-как усевшись на колени. Шан Си застыла, подняв вокруг себя щитом песок, и напряжённо вглядывалась в тёмную ночь над их головами. В этот раз ему не пришлось даже вслушиваться в ветра в поисках лёгкого вздоха. Алатус появился в чёрной вспышке за спиной Богини Песка и вырвал Сердце из её груди так быстро, что пропустить это можно было, лишь невовремя моргнув. Венти видел и слышал, как Шан Си, вскрикнув, рухнула на колени, как её песочный щит распался звуком скромного водопада, как Алатус хватает её за волосы и держит так, чтобы задрался округлый подбородок. Венти видел неподдельный страх в глазах Шан Си, но не понимал, чего испытывал больше: ужаса, сочувствия или мрачной торжественности. И последняя эмоция пугала его так же, как Алатус, держащий у самого горла Богини Песка обнажённый меч. Он не сказал ни слова и вспорол Шан Си горло. Венти ещё никогда не желал оглохнуть настолько сильно, как в этот миг. Он не до конца понимал, что стиснул пальцами песок, что пялился на рассечённое горло рухнувшей на живот Богини Песка, что слышал, как та издаёт смешанные с частыми и оборванными вздохами хрипы. Шан Си вперилась в него подёрнутыми плотной дымкой ужаса глазами, и тело её тряслось, и она не видела, как Алатус перехватывает меч перед собой острием вниз, перед этим бросив Сердце Богини Песка на землю перед её лицом. Алатус с силой опустил руки со сжатым в них мечом, и всё резко оборвалось. Тошнота в горле обратилась кратким воплем, и Венти, не до конца осознавая, что творит, прижал ко рту ладонь, не позволяя крику сорваться с губ. Шан Си всё ещё смотрела на него остекленевшими глазами, и перед взором его всё ещё стоял момент, как меч Алатуса пронзает её спину почти в самом центре, а потому Венти совсем не видел, как Алатус опускается на корточки и вытаскивает из залитого кровью рукава Богини Песка его Сердце. Картина спала с его сознания и забилась на задний план, то и дело вспыхивая на периферии, когда песок под ногами Алатуса заскрипел прямо перед ним. Венти, издав совершенно постыдное краткое мычание, отшатнулся, потерял едва обретённое равновесие, рухнул на спину. Мир перевернулся вверх ногами. Алатус сел перед ним на колени и подался всем телом вперёд, и Венти вскинул руки до того молниеносно, что ладони прошило назойливой болью в тот же миг, что коснулись обтянутых бело-зелёными одеждами плеч. Ему бы выдавить хоть слово, но горло будто перетянули разбухшей от морской воды верёвкой. Венти только и мог, что не отрывать взгляда от янтаря глаз Алатуса и чувствовать себя попавшим в ловушку зайцем. Сквозь слои рукава холодом отдавалось в локоть Сердце, но вместо запаха дома носа коснулась ржавчина. Алатус мягко коснулся его правого запястья, и Венти только сейчас заметил странную эмоцию в чужих глазах, так сильно похожую на странную смесь волнения и печали, что с трудом верилось в её правдивость. С его губ сорвался тихий вздох, когда Алатус вложил в его ладонь изуродованное Сердце и медленно отнял руки. Венти не отрывал от его тлеющих в ночи глаз взгляда, когда с огромным промедлением подносил к груди руку и вкладывал Сердце на своё место. Он почувствовал, будто десять тысяч тончайших нитей стянулись вокруг Сердца Бога со всего тела, пригвождая его под рёбрами, и по телу разлился холод в разы страшнее сердца пламени. Всего его насквозь прошило болью такой, будто по каждой кости внутри него проехались загруженной доверху телегой, в ушах зазвенели колокола такие же, какие трезвонили в башне Декарабиана каждое утро, а с губ срывался неслышимый и слабый крик. Его быстро дёрнули за руки, и носом он ткнулся в плечо, должно быть, Алатуса, и его осторожно обняли за спину, но Венти только и мог, что видеть вспышки бирюзы сквозь плотно сомкнутые веки и чувствовать назойливый зуд под лопатками, как зудит всегда, когда он меняет форму с человеческой на божественную. И зуд этот то появлялся внезапно, то также внезапно исчезал, но когда всё это закончилось, тело его охватила такая тяжесть, что всего его как будто тянуло к земле. Он безвольно уронил руки, какими до этого стискивал то ли мягкие, то ли плотные одежды, и рухнул в темноту, шепчущую под его ногами что-то неразборчивое. Иногда его выплёвывало из этой тьмы, но Венти не понимал, где находится. Всё вокруг него было то слишком яркое, то слишком чёрное, то ослепляющее белое. Когда он в очередной раз открыл глаза, тело его колотило ознобом. Он повернулся на бок, едва ли чувствуя тепло мягкой постели под ним, успел заметить знакомое убранство комнат, которое, впрочем, ничего ему не дало, и провалился в сон снова. Когда он проснулся окончательно, убранство не изменилось, и Венти не только узнал его, но и понял, где находится. На этой постели он притворялся спящим, прикрывшись белым полупрозрачным пологом, за тем бамбуковым низким столиком пил вино, морща нос от резких запахов трав из курильницы, а у того окна разглядывал почти что бескрайние рисовые поля. Комната казалась совсем нетронутой — только верхние одежды цвета цин лежали на длинном низком комоде, аккуратно сложенные. Венти приподнялся на локтях осторожно, как будто ожидая, что тело воспротивится ему и либо наизнанку вывернется, либо пригвоздит к постели, но ничего из этого не произошло. Он сощуренно огляделся с куда большей внимательностью, но ничего нового так и не увидел, кроме почти что полностью истаявшей свечи на низком столике. Сев уже полноценно и опустив ноги с постели на пол, Венти медленно оттолкнулся от кровати руками и поднялся. Действие это не отдалось слабостью, но в груди взбрыкнулось что-то холодное. Ладони зачесались, и он потёр их друг о друга, подходя к окну и раскрывая его. Дерево оглушительно скрипнуло. В Цинцэ пахло цветами и свежим хлебом. Из-за угла постоялого двора доносились громкие голоса местных жителей, визги детей и ворчание стариков. Кто-то играл на незнакомом инструменте — и не скажешь, что солнце едва-едва ввалилось в зенит. За его спиной раздался шорох, и Венти резко обернулся, обеими руками вцепившись в оконную раму. Алатус застыл на пороге комнаты, опуская скрещенные до этого на груди руки. Лицо его казалось непроницаемым на первый взгляд; в глазах застыло что-то беспокойное. Венти мог бы оттолкнуться руками от оконной рамы и раствориться в воздухе. Он не знал, как далеко его отсюда выбросит после какого-то времени, проведённого без сознания, но… Стоило хотя бы попробовать. Наверное, на его лице что-то отразилось. Алатус экономным жестом, какой можно было ожидать от Чжун Ли, но не от него, вскинул левую руку. — Не уходи. Пожалуйста.