Свойство памяти

Иногда Венти спал до безобразия чутко. Он мог считать, как долго у Двалина происходит вздох и сколько секунд уходит на выдох, мог ворочаться в постели, слыша шуршание камыша в озере на другом конце Спрингвейла, и не смог не напрячься, когда во сне Алатус прильнул к нему и уложил левую руку на грудь — туда, где под кожей Сердце теплом отдавалось. Конечно, Венти помнил, как тот спал в бамбуковом лесу, под рёбрами Сердце Гамигина пряча, как от холода сжимался, будто места много занимать боялся. Сейчас, наверное, он просто чувствовал во сне что-то, что тепло излучало, и пытался как-то к этому приобщиться. И Венти поведёт себя, как худший в мире друг, если сейчас уберёт его руку и вообще отодвинется — хотя под двумя одеялами и без того было до невозможного жарко даже без облачённого в нижние одежды тела Алатуса. Так что он сделал вид, что ничего не заметил, что спал покрепче мёртвого, и несколько минут пытался вновь поймать за хвост сон, словно поток ветра. Неудивительно, что проснулся он, когда солнце совсем встало и когда Алатус медленно завозился, пытаясь незаметно выбраться из постели. Он распахнул глаза так резко, что напугал бы тем самым любого — Алатус, вон, замер, глядя ему в лицо и бледнея с каждой секундой, и забормотал: — Прости, я должен был уйти к себе, я… Венти вздохнул и лениво растрепал ему волосы на макушке. — Не зря говорят, один раз извинишься — до самой смерти прощения просить будешь, — протянул он с деланным осуждением, и Алатус замолк на полуслове. — Прекрати, я сам тебя уложил вчера. Если кому и извиняться, так это мне. А я не буду. Ему бы, для большей достоверности, ещё и язык высунуть следовало, как это делала иногда Амос, когда у неё аргументы заканчивались. Вместо этого он потянулся с едва слышным стоном, чувствуя, как закостенелые от сна мышцы вспоминают, как вообще надо двигаться, и позволил Алатусу вылезти из постели. Он приподнял таз, позволяя тому вытащить одно из белых одеял, и заодно поправил задравшуюся чуть ли не до самой груди рубашку. Остатки дремоты постепенно растворялись в прогревающемся с утра воздухе, и больше всего сейчас, после ночи под двумя одеялами и Алатусом под боком, хотелось нырнуть с головой в озеро, где они купались совсем недавно. — Могут пойти слухи, — пробормотал Алатус, накрыв одеялом плечи, привычно и быстро завязывая пояс нижних одежд. Венти бесстыдно разглядывал его, окунувшегося в жёсткие солнечные лучи, по которым беспорядочно перекатывалась пыль, и слабо улыбался — он скучал по подобной рутине, которая в последний раз заявляла о своём существовании больше года назад, когда они странствовали вместе. — Тебе они не нужны. Венти хохотнул сквозь плотно сомкнутые губы и скатился с кровати. У него страшно затекла нога, и он едва не пропахал носом пол. — О, ты удивишься, — ехидно протянул он, выпрямившись, но совершенно беззастенчиво проигнорировал вопросительный взгляд, который на него устремил Алатус. Он размял спину, подошёл к окну, распахнул створки и вгляделся в солнце, понемногу ползущее к зениту. — У нас есть время искупаться и помедитировать. Пойдём? Алатус едва слышно хмыкнул, а затем качнул головой. — Попрошу разогреть воду в купальне. Два раза. Потом можно помедитировать. Венти преувеличенно горестно вздохнул. Конечно, он понимал, что если даже в ту ночь, когда они купались в озере, Алатус едва с ума не сошёл от опасения, что их смогут увидеть, то он совершенно точно откажется делать то же самое, но при свете дня. И всё же надежда теплилась под самым позвоночником. Он согласился на подобные условия, а в тот миг, когда за Алатусом закрылась дверь без лишнего скрипа, поднял к лицу ворот рубашки и втянул носом воздух. Скривившись, он быстро стянул рубашку и швырнул её бессвязным комком на пол у кровати, точно так же поступил со штанами и прикрыл на долю секунды глаза. Он точно решил, что в этот раз не станет появляться в местных одеждах на Священном Призыве — тем более, если Алатус решил облачиться в цвета Уван, ему следует поступить так же и выбрать те одежды, которые носили в Мондштадте. Точно такая же рубашка, которая, грязная, валялась на полу, тёмно-коричневые штаны, ботинки до середины голени, плащ с капюшоном в тон брюк. Он заткнул рубашку в штаны, немного выпустив белую ткань так, чтобы она совершенно уродливо не облепляла тело, заправил низ штанов в ботинки и, не глядя, пододвинул откинутый капюшон так, чтобы ровно лежал. Не совсем ясно, зачем он делал это сейчас, когда через, может быть, две палочки благовоний всё равно разденется в купальне, но все эти действия помогали настроиться на день грядущий, который явно обещал не быть лёгким и беззаботным. Наверное, ему следовало продумать линию поведения, чтобы не балансировать на грани позора, как в прошлый Священный Призыв. Не говоря уже о том, что ему нужно быть готовым защищать Алатуса от нападок — точно словесных, а возможно и физических — других Богов. Подобрав с пола черновик со стихотворением, он разгладил его на столе, перечитал строчки, скривился и смял лист. Потом перепишет, когда будет время, с самого начала. Он, чуть подпрыгивая, спустился по лестнице на первый этаж и почти сразу же наткнулся на того самого работника в сером переднике, который заваривал ему чай несколько дней назад. Тот охнул, оглядев его внешний вид, и посеменил к нему через весь зал, хотя до этого расспрашивал двух стариков, чем они хотят позавтракать. — Благородный господин Барбатос, — поклонился он, заговаривая едва слышно, и Венти чуть качнул головой в ответ, — этот ничтожный Чжао Цзюэ не успел занести вчера чистые вещи благородного господина. Он займётся этим прямо сейчас и просит прощения за свою нерасторопность! Венти был в шаге от того, чтобы издать длинное: «А-а». Не то чтобы он долго раздумывал над тем, куда подевались его одежды цвета цин, которые после сражения на Тростниковых лугах были до того грязными, что лучше их было огню предать. Но то, что Чжао Цзюэ — красивое имя — забрал их, чтобы постирать, было отчасти мило. — Что вы, не нужно, — улыбнулся он. — Не хочу отвлекать вас от работы. Хотя… Когда закончите, не могли бы вы распорядиться приготовить нам с Алатусом завтрак? Не хотелось бы уйти на Священный Призыв с пустыми желудками — совсем же голова думать не будет! — Конечно, как пожелает благородный господин, — поклонился вновь Чжао Цзюэ и сбежал на кухню — а ведь Венти просил его сначала закончить с двумя стариками. Впрочем, ладно. Не идти же за ним, чтобы нравоучениями заняться. Вместо этого он покинул постоялый двор и сбежал вниз по лестнице крыльца. Каких-то особенно важных дел до того, как Алатус закончит мыться, у него не было, так что он обогнул постоялый двор, вышел к обрыву, на самом дне которого река протекала, выпрямился и сложил руки у груди. Он подозвал к себе ветряные потоки, отмахнулся от всех тех, что протекали не из его дома, отпустил те, которые приносили храп кабанов, волчий рык, шум стройки и шелест луговых цветов. Он вслушался в громкое: «Тяни давай, ещё! Да куда ты это цепляешь?!» — не сдержал усмешки, зарылся глубже и подхватил обыденную болтовню Греты с друзьями. — Барбатос, — услышал он раскатистый голос Двалина и не сдержал улыбки. — Ветра спокойны. И ты будь спокоен. Венти тихо рассмеялся, прокрутил руками, очерчивая перед собой небольшой круг, и заговорил, не открывая глаз: — Как у тебя дела? Не скучаешь? В словах его сквозила мягкая улыбка. Отпущенные ветра затрепали его одежды, взметнули плащ, едва опускавшийся до этого до колен, и растрепали и без того лохматые косички. Он услышал скрип травы в нескольких шагах позади себя, но не обернулся. — Твоё возвращение будет означать, что путь окончен. Я жду, когда он будет окончен, но не жду, что он окончится быстро. Венти лукаво улыбнулся, зажмурившись. — Скучаешь, — убеждённо протянул он и услышал драконье фырканье. С губ сорвался тихий смех. — Ганс не пытался к тебе наведаться? — Пытался, — растягивая серединный слог, выдохнул Двалин как будто бы с долей некоей досады, и Венти прыснул. Однажды он отловил Ганса на подходе к каньону Светлой короны, пожурил, что ему не стоит отправляться так далеко в одиночку, но был совершенно уверен, что подобная вылазка повторится. — Дважды. Попытается ещё. Скучает по тебе. — Этот ребёнок… — рассмеявшись, проговорил Венти и вздохнул. — Если он всё же до тебя дойдёт, скажи, что я восхищён его смелостью, но пускай он так больше не делает. Пока не вырастет. — Люди растут быстро, — протянул Двалин. — Крепчают, как ветер. Моргнёшь — снова слабые. Венти медленно вздохнул. Не хотелось ему думать о таких вещах с утра пораньше. — Пойду я, — пробормотал он, помня о ком-то, кто стоял за его спиной, не издавая ни звука. — Моргнуть не успеешь, как буду дома. Двалин сдержанно выдохнул, прощаясь, и Венти отпустил ветра и обернулся. На него ошарашенно глядела девушка, которую он точно где-то видел раньше, и та, стиснув в руках бамбуковую флейту с фиолетовой кисточкой, охнула и низко поклонилась. — Благородный господин Барбатос, — зачастила она, — эта ничтожная Ли Шицин просит прощения, что подслушала, она не хотела!.. Венти узнал её голос, и дальше вспомнить саму девушку не составило труда — именно она упрашивала его не рассказывать матери о том, что едва не провела ночь с мужчиной в покоях Гамигина в Усадьбе Ночи больше года назад. — Ли Шицин, — вскинул ладонь он до того, как череда извинений получит продолжение, — ничего страшного. У тебя есть ко мне какое-то дело? Ли Шицин выпрямилась, стыдливо взгляд пряча. Её бледные щёки раскраснелись даже сквозь слой лёгкого макияжа, и тонкие аккуратные пальцы левой руки — она явно не занималась тяжёлой работой — принялись неловко перебирать фиолетовую кисточку флейты. — Эта Ли Шицин скоро выходит замуж, — пробормотала она, и Венти не сдержал улыбки. Так вот о ком говорилось в одной из бумажек Алатуса, когда он наводил порядок на его столе в первую ночь в Цинцэ! — Она очень просит благородного господина не… вспоминать тот случай на склоне Уван. Она не знает, что благородный господин захочет попросить за эту услугу, но постарается сделать всё возможное! По правде говоря, на этот «случай на склоне Уван» Венти было до того всё равно, что он бы и не вспомнил о нём, не заговори Ли Шицин с ним сейчас. И уж тем более он не собирался кому-то о нём рассказывать — своих проблем полно, чтобы новые создавать. Впрочем, раз уж она сама предложила… — Научишь играть на флейте? — спросил он, невинно улыбнувшись, и Ли Шицин сжала поверхность флейты всеми пальцами, изумлённо распахнув глаза. Она быстро пришла в себя и часто закивала. — Конечно-конечно, если благородный господин этого хочет… — затараторила она, и Венти улыбнулся чуть шире, но с куда большей мягкостью и спокойствием на лице. — Значит, договорились, — кивнул он, и Ли Шицин низко поклонилась. — И кто счастливчик? Тот самый? Ли Шицин покраснела до самых ушей и помотала головой. — Нет, благородный господин. Ван Чэн… Эта Ли Шицин послушала совета благородного господина и рассталась с ним. Тао Хэюнь так никогда не поступит. — Вот и славно. Я рад за тебя. Ли Шицин поблагодарила его, вновь поклонилась и, попрощавшись, поспешила обратно к бамбуковым столикам. Венти какое-то время провожал её спокойным взглядом, а затем отправился обратно под крышу постоялого двора, понадеявшись, что Алатус закончил мыться, и для него уже разогрели воду. Так и оказалось. Он закрыл за собой дверь купальни, какое-то время втягивал носом запах какого-то сладкого масла, а затем разделся и опустился в широкую бочку, заполненную водой. Кожу тут же обожгло от жара, пронизавшего воду до самого дна, и Венти поморщился, всеми силами пытаясь расслабиться и побыстрее привыкнуть. Он медленно и шумно выдохнул, растёкся по стенке бочки, лениво подобрал мыло — цветочное, Алатус таким же голову мыл — и опустил его в воду. Вряд ли он мылся долго, но в тот миг, когда он, полностью одетый, высушившийся, заплётший заново косички, вышел из купальни, Чжао Цзюэ поднимался по лестнице на второй этаж с бамбуковой пароваркой в руках. Он поднялся следом, остановился у порога комнаты Алатуса, поблагодарил мужчину за заботу, забрал пароварку и локтем открыл дверь. — А-Пэн, — протянул он, поднимая взгляд на облачённого в чёрное Алатуса, который убирал за пояс какой-то свиток, и улыбаясь чуть лукаво. — Давай поедим. Понятия не имею, что там, но пахнет вкусно. — Баоцзы, — выдохнул Алатус, забирая пароварку из его рук, чтобы Венти спокойно разулся, и осторожно поставил её в центр стола. Когда бамбуковая крышка со стуком легла на стол, а белёсый пар улёгся, Венти увидел почти такие же булочки, которые ел вчера днём незнакомый ему мальчик и с подружкой делился. — С овощами. Венти заинтересованно вытянулся и подхватил одну булочку из пароварки, обернув её в бумажку, всю пропитанную маслом. Баоцзы была горячей, и он едва не обжёг себе пальцы и язык, но еда почти таяла во рту подобно сахару, а овощи были нарезаны так мелко, что жевать приходилось только мягкое тесто — чего-то настолько вкусного он не ел довольно давно. Может, в тот день, когда Ингрид с другими женщинами приготовила кучу яблочных пирогов, но не хотелось сравнивать такие разные вещи. Медитировали они совершенно спокойно — так, что Венти едва не уснул. И всё же, закончив, он поднялся первым, протянул Алатусу руку и утянул их в бирюзовое сияние. Они оказались на середине извилистой тропы, ведущей к деревянной площадке, на которой проходил Священный Призыв в прошлые разы. Солнце должно было ввалиться в зенит только через две-три палочки благовоний, и этого времени хватало сполна, чтобы прогуляться и заодно обсудить, как себя вести. — Будем вежливыми до зубного скрежета? — спросил Венти, и Алатус хмыкнул слегка натянуто. — В идеале. Он был совсем немногословен с того момента, как выбрался из купальни. Должно быть, нервничал так сильно, что едва поджилки не тряслись. Венти, конечно, мог попытаться его успокоить, но на ум приходили только фразы по типу: «Всё будет хорошо», — от которых, наоборот, переживаешь только сильнее. Так что он перестал пытаться вытянуть Алатуса на продолжительный разговор и вместо этого вгляделся в показавшуюся из-за скал площадку. Там было довольно много Богов. Он углядел Мархосиуса и всех Адептов, с которыми успел познакомиться, и если с Богом Очага всё было ясно, то присутствие на Священном Призыве Адептов несколько озадачило Венти. Были и незнакомые лица — судя по одеяниям, те тоже Богами не являлись. Должно быть, раз этот Священный Призыв уже так сильно отличался от предыдущих двух, в этот раз они будут обсуждать что-то посерьёзнее убийства Гамигина и Шан Си. Кто бы мог подумать. Адепты были одеты в белое, будто держали по кому-то траур, Лу Люйи — всё так же, в тёмно-зелёном. Трое Богов из Предместья Лиша, стоявшие чуть поодаль от остальных, пестрили у белого марева ярко-красным. И Чжун Ли с Гуй Чжун, как обычно, возвышающиеся на небольшой сцене, сливались с солнцем ярким золотом. Во время завтрака Алатус немного рассказал Венти о цветах, как будто прикреплённым к сторонам света в этом королевстве, и тогда тот нелепо пошутил, что и сам, по такой логике, должен был прийти во всём чёрном, но сейчас шутить не особенно хотелось. Не когда облачения всех остальных лучше всего кричали о том, насколько серьёзным был этот Призыв по сравнению с предыдущими двумя. — Этот Лу Люйи удивится, если ему хватит наглости сюда заявиться, — услышал Венти знакомый раздражённый голос и даже приосанился немного. О нём говорят. Как славно. — Брат Моракс, предлагаю начать без него. Осиал — Селестия, до чего же здоровый; Венти никогда не перестанет удивляться — вскинул голову и ощерился. — Пришёл, — зашипел он, и половина толпы разрозненно повернула головы к арке на входе на постамент. Венти поборол глупое желание помахать рукой. — Да не один. — Да разве можно пропустить такое событие? — не удержался он и криво улыбнулся. Должно быть, прав был Алатус, когда говорил, что для незнакомцев он всегда будет беспечным и весёлым. — И не опоздали даже. С чего начнём? Он увидел, как напрягся Лу Люйи — и половина собравшихся вместе с ним, — и вскинул руку. — Я что, правда вам напоминать должен? — выпалил он до того, как на них с Алатусом нападут, и указал ладонью на стоящую в центре огромную каменную чашу, наполненную морской водой. — Очень прошу уважать ваши же правила и не нападать ни на кого на Священном Призыве. Серьёзные, вроде, Боги, ну надо же!.. Алатус по его правую руку не сдержал тяжёлого вздоха — наверное, таким образом он пытался донести до Венти, что пора бы перестать вести себя так беспечно. Конечно, он был прав, просто Венти ничего не мог с собой поделать — может, подобный подход хоть как-то сможет обстановку разрядить, пока Чжун Ли не возьмёт всё под контроль. — Братья и сёстры, — заговорил, наконец, тот, и большинство взоров обратилось к нему, — Ассамблея Гуйли рада приветствовать всех на срочном собрании Священного Призыва… Он хлёстко, громко принялся перечислять причины, по которым они все собрались сегодня полным составом. В первый Священный Призыв его оборвал Осиал, второй раз Венти удачно проспал, но раз уж сейчас присутствовали все бессмертные — значит, присутствие демона здесь не было таким шокирующим, как придумал себе Венти, — то каждое его слово было услышано. Вот только оскал Осиала казался слишком уж кровожадным и безумным, а челюсть Лу Люйи чуть подрагивала, явственно показывая желание своего обладателя, наконец, взять слово. И что-то Венти подсказывало, что речи его явно не будут исполнены вежливости. Он глубоко вздохнул и выпрямился. Краем глаза он увидел, как к нему чуть наклонился Алатус, и повернул совсем ненамного голову. Не хватало веера, чтобы им прикрыться — вообще-то, Венти не видел его с тех пор, как положил на край стола в свою первую ночь в Цинцэ. Пора бы научиться за вещами следить. — Всегда так? — спросил Алатус, явно подразумевая вовсе не вступительную речь Чжун Ли, и Венти пожал плечами. — Как клуб замшелых сплетников? Вроде того. Использовал слова Владычицы морей он ненамеренно, но в данный момент они лучше всего описывали то мероприятие, которое только что началось. Он даже выпрямиться не успел, когда услышал отчётливое фырканье Лу Люйи. — Барбатос уничтожил почти все мои земли, конечно, я не стану с этим мириться! — Эй! — отозвался возмущённо Венти, нахмурившись. Похоже, его намерения быть вежливым до зубного скрежета сейчас умирали в мучениях, но он не собирался терпеть подобных речей в свой адрес. — Да ты на коленях сейчас ползать должен за то, что мы спасли половину твоих людей! И вообще, почему глава Уван занимается погребальными церемониями твоего народа? — Да плевать я на этих людишек хотел! — прошипел Лу Люйи, и что-то в груди Венти замерло и отразилось окаменевшим лицом. — Что ты сказал? — Не делай вид, что ты не такой же, Барбатос. Сам знаешь, ещё понарожают, не вспомнишь, что их когда-то меньше было. А вот затопленные земли уже не вернёшь!.. Венти не сдержал задушенного смешка. Он помнил, как Гуй Чжун говорила ему в ночь перед первым его Священным Призывом, что многие Боги считают свой народ назойливой грязью под ногтями, но подобного отношения к людям, которые верят в тебя, надеются и смотрят на тебя с огнём горящими глазами, он никак не ожидал. Слышать нечто такое было отвратительно — эти слова сворачивались ядовитой змеёй под кожей и давили на грудь. Он не сдержался: — Ты просто мерзавец, если… Алатус крепко сжал его плечо всей ладонью — и приземлил. — Если господин Лу надеялся отыскать поддержку у господина Барбатоса, то этот ничтожный вынужден его разочаровать, — спокойно произнёс он, и весь помост окунулся в плотную и вязкую тишину на первом же его слове. Абсолютно все вслушивались в звучание его голоса — размеренное, мягкое, донельзя вежливое и едва не чарующее. Венти некстати в голову пришла мысль, что, по большему счёту, он был одним из немногих, кто до этого с Алатусом общался, а потому был привыкшим к тону, какой слышал каждый день. Должно быть, среди всех остальных царствовало другое впечатление о главе Уван. — Он может заверить господина Лу, что отношение господина Барбатоса к своему народу нельзя описать как-то иначе, чем трепетное. И господин Лу должен быть благодарен, что господин Барбатос решил не упоминать, что глава Тростниковых островов не далее как пять дней назад попытался вонзить меч ему в спину. Лу Люйи воздухом подавился. По помосту тут и там принялись разноситься шепотки: «Тростниковых островов? Новый глава Уван, действительно, остёр на язык», «Меч в спину? Кто-нибудь слышал что-то подобное?» — и Венти, честно говоря, был готов вслушиваться в них целую вечность, пытаясь оправиться после речей Алатуса, большая часть из которых заставляла ветряные астры на щеках распускаться. Трепетное, ну надо же. И всё же, Лу Люйи пришёл в себя слишком быстро. — Да как ты смеешь! — воскликнул он, и Алатус свёл к переносице брови, отчего лицо его приобрело несколько разочарованное выражение. — Наглая клевета! — Брат Лу, — взял слово Чжун Ли, сложив руки за спиной, — вынужден признать, что версию главы Уван о тех событиях мы ещё не слышали. Пожалуй, будет справедливо, если мы выслушаем его. Лу Люйи сжал руки в кулаки и взмахнул рукавом тёмно-зелёных одежд, цыкнув. — Пристало нам обрезанных рукавов выслушивать!.. — Лу, за языком следи, — приторно улыбнувшись, не отрывая от Бога Топей взгляда, произнёс Венти самым милым голосом, который мог только вызвать сейчас. И пускай он, в первую очередь, надеялся тем самым сгладить грубейшие слова, которые бессмертные этого королевства когда-либо слышали от Бога, просьба его прозвучала довольно угрожающе. По крайней мере, так он рассудил по вытянувшимся лицам всех присутствующих. Алатус сжал его плечо только сильнее. — Пожалуйста. — Пять дней назад на границе Тростниковых лугов и Уван появилась Владычица морей, — вклинился в разговор Алатус до того, как Лу Люйи оправится от шока. — Я попросил господина Барбатоса убедиться, что это была именно она, поскольку из нас двоих только он с ней встречался прежде. Она предложила некий свёрток в обмен на услугу, которую собиралась озвучить наедине. Полагаю, так она пыталась тянуть время, ведь после этого за спиной господина Барбатоса появился господин Лу с намерением убить его. Я вмешался. После сражения с ними и полным составом Юй Пао Владычица морей была убита, а господин Лу сбежал. Впрочем, он появился в своей же деревне, когда та была под угрозой затопления, но вместо того, чтобы сразу помочь нам, он принялся сыпать угрозами. Не то чтобы его помощь была так полезна, если вам интересно моё мнение. Большую часть сделал господин Барбатос. Венти слушал его и удивлялся. Нет, Алатус не врал, говорил чётко и ясно, но то, как он ненавязчиво умалял авторитет Лу Люйи на протяжении всей своей речи, было видно невооружённым глазом. И его версия явно отличалась от той, какую, должно быть, говорил сам Лу Люйи перед тем, как затребовать проведение очередного Священного Призыва — а Чжун Ли ещё в самом начале сказал, что инициатором его был Бог Топей. Остальные бессмертные слушали его со всем вниманием и хмурились. И, Селестия, Алатус держался так, словно это был его тысячный Священный Призыв. Венти, конечно, знал, что ему свойственно спокойствие, но тот Алатус, который казался натянутой струной всю дорогу до деревянного помоста, так сильно отличался от этого… — Обвинение главы Уван очень серьёзное, — взял слово Чжун Ли, и Венти с лёгкостью мог видеть, как золото в чужих глазах засияло ярче. — Глава Уван может предоставить доказательства своих слов? Тон, с которым он произнёс последние слова, был настолько подталкивающим, что Венти тотчас решил, что Чжун Ли тем самым разрешал Алатусу упомянуть Хранителей Якса и окончательно разбить все слова Лу Люйи, пропитанные ложью насквозь. И Алатус это понял: — Полагаю, слов главы Аоцан и Хранителей Якса будет достаточно, чтобы ни у кого не возникло сомнений? — Всё так и было! — воскликнула из толпы Индариас, и помост взорвался. В невнятной куче воплей было всё: и обвинения во лжи, и возмущение бесчестием Лу Люйи, и невнятные сомнения, и ещё столько всего, что у Венти голова быстро разболелась. Он шепнул Алатусу, что выпьет немного вина, чтобы мысли в порядок привести, и неспешно направился к распростёршемуся в дальней части помоста длинному столу, едой заставленному. Он подобрал чистую пиалу из синего фарфора, плеснул немного вина и осушил её в два глотка. — Этому старику интересно, — заговорил тот самый Бог, которого Венти помнил по прошлому Призыву, с лысой макушкой и седой косой, — что на Тростниковых лугах в тот день забыли Хранители Якса. Насколько этот старик помнит, Ассамблее Гуйли запрещено использовать это подразделение во время военных действий? Чжун Ли чуть склонил голову, дождавшись, когда последние лишние голоса утихнут. Венти плеснул ещё вина и чуть качнул фарфоровым кувшином, глядя Алатусу в глаза, и тот мотнул головой. — Глава Цинсю, — произнёс размеренным голосом Чжун Ли, — вынужден напомнить, что контракт о неиспользовании специальных подразделений Ассамблеи Гуйли и Предместья Лиша прекратил своё действие после ситуации со склоном Уван. Хранители Якса имели полное право находиться там, где требуется их участие. Глава Цинсю издал скрипучий смешок. Его обвисшие щёки чуть дрогнули от этого действия, и Венти, глядя на него, отпил из пиалы. Он оперся бёдрами о край стола, раздумывая, когда можно будет тактично покинуть это место. — Значит, этот Ху Яогуай правильно понимает, что Ассамблея Гуйли открыто поддерживает главу Уван? — спросил глава Цинсю, и Чжун Ли медленно прикрыл глаза вместо полноценного кивка. Ху Яогуай — ну и имечко — не сдержал лающего смеха. Венти отчаянно хотел посоветовать ему больше так не смеяться — мало того, что звучит отвратительно, так ещё и впечатление создаётся, будто этот Бог вот-вот испустит дух. — Какой интересный исход событий! Неужели Боги Ассамблеи Гуйли настолько бесчестны, что решили объединиться с тем, кому не составит труда их убить? — Простите, что влезаю, — вновь взял слово Венти, после трёх пиал вина успевший почувствовать лёгкую рассеянность, — но глава Уван не нападает на тех, кто не представляет опасность для него или его, м-м, народа. Уж с вашей стороны будет совсем странно назвать Богов Ассамблеи Гуйли бесчестными. Ху Яогуай рассерженно прищурился. — Господин Барбатос на что-то намекает? — спросил он, и Венти, расслабленно улыбнувшись, пожал плечами и налил себе ещё вина. У него, конечно, не было никаких доказательств причастности Предместья Лиша ко всем их с Алатусом несчастьям — помимо того, что Юй Пао где-то с месяц назад на него напали, но это был слабоватый аргумент, если учесть, что ими руководила в ту ночь Шан Си, — но такие вполне могли быть у Алатуса. Венти оставалось надеяться, что тот поймёт его намерения. — Если господин Барбатос говорит о правде о том, что случилось на склоне Уван почти год назад, — протянул Алатус, — то этот ничтожный сочтёт за честь рассказать об этом. Ху Яогуай едва заметно поморщился. Венти, наоборот, не сдержал слабой улыбки, едва слышно, чуть ли не одними губами шепнул: «Умница», — и повёл одним мизинцем. Слабый поток ветра, тщательно огибая других бессмертных, коснулся волос Алатуса, и тот отрывисто кивнул. На его скулах расцвело по одной ветряной астре. — Полагаю, это поможет нам более полно разобраться во всей ситуации, — кивнул Чжун Ли, и Алатус, благодарно склонив голову, заговорил. Венти уже знал немногое об этой истории от Линь Чао, но про вклад Юй Ся слышал впервые. Он подхватил со стола небольшую тарелку с тыквенными пирожками величиной в крошечную лепёшку, подобрал пару палочек из бамбука и принялся слушать со всем вниманием, то и дело откусывая от пирожка. К нему присоединилась Индариас, и они обменялись приветственными кивками. На части с последним ужином в компании Юй Ся Венти потерял весь аппетит и поставил полупустую тарелку обратно на стол. Пускай Алатус и рассказывал об этом несколько вскользь, особых подробностей не раскрывая, но Венти всегда отличался бурным воображением. Слова Юй Ся во время их последнего сражения на Тростниковых лугах обрели смысл куда больший, чем простая попытка отвлечь внимание. Алатус казался стоически спокойным, когда говорил об этом, и всё же Венти решил, что это была всего лишь видимость. Будь оно не так, Алатус бы не пил с ним вчера вино со странной осторожностью. — Интересно, в Юй Пао всех учат к другим приставать? — не удержался он в самом конце рассказа, чувствуя на себе с десяток пар чужих взглядов — как обеспокоенных, так и осуждающих. Алатус метнул в его сторону краткий взор и тут же отвернулся, но невозмутимость на лице его отчасти перестала быть напускной. — И кто это ещё бесчестный? — Смешно слышать это от того, кто и сам душой нечист! — воскликнул Лу Люйи, и Венти вскинул бровями, непонимающе улыбаясь. — Не проявление ли бесчестного фаворитизма я вижу на одеждах главы Уван? Алатус напряг плечи, явно останавливая себя от того, чтобы накрыть свисающий с пояса Глаз Бога ладонью, и нахмурился. Венти потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чём вообще идёт речь, а затем не сдержался и прыснул. — Да какой тебе небесный престол, — протянул он, посмеиваясь, — когда понятия не имеешь, как Глаза Бога работают. Ты правда думаешь, что я имею к этому прямое отношение? Смешной ты. Перекатывая на языке отзвуки былого смеха, он задрал голову и издал измученный стон, скрестив на груди руки. — И вообще, — продолжил он, опустив подбородок. — Наши с главой Уван отношения тебя не касаются, так чего привязался? Или тут есть что-то личное? Он видел краем глаза, с каким взглядом на него воззрился Алатус; в нём смешалось так много эмоций, подавляемых всеми силами, что сложно было выцепить что-то конкретное. Наверное, Венти следовало чуть более тщательно подумать над формулировками, чтобы, во-первых, Алатуса лишний раз не смущать, а во-вторых, чтобы не давать другим лишний повод для пересудов. К сожалению, поздно было хоть что-то предпринимать, чтобы не звучать жалко. Лу Люйи яростно сжал руки в кулаки, но не успел и слова вставить: — Полагаю, нам следует оставить эту тему и перейти к делам более насущным, — заговорила Гуй Чжун, и Венти поборол непреодолимое желание помахать ей рукой с благодарными воплями. Он уже не выдерживал. — Господин Барбатос осознаёт, что после смерти Владычицы морей Долина Тяньцю по праву переходит в его владение? Венти нахмурился. Местные порядки его не слишком радовали, да и вопросов оставляли много — если для того, чтобы завоевать чужую землю, нужно было убить властвующего над ней Бога, то почему Алатус не стал главой Уван и отмели Яогуан вместе с деревней Миньюнь? Да и сама Долина Тяньцю ему совершенно не была нужна — и Мондштадта хватает. — А подарить её можно? — спросил он, и кто-то в толпе прыснул. Гуй Чжун с лёгкой долей неуверенности протянула: — Если господин Барбатос видит в этом необходимость. Венти задумчиво уставился в стык между двумя досками помоста, где застряло одно кунжутное семечко с тыквенных пирожков. На самом деле, он вполне мог сказать, что убил Владычицу морей — и всё ещё чувствует себя мерзко из-за этого — из намерения защитить жителей Цинцэ и деревни, название которой он не запомнил. Следовательно, он находился под началом Алатуса, что, по большему счёту, делает именно его полноправным претендентом на главенство над Долиной Тяньцю. Да, он вполне мог выдать такую длинную и довольно витиеватую цепочку логических рассуждений, но, в таком случае, он сильно подставит Алатуса, который и без того смертельно уставал, корпя над бумагами в Цинцэ. Даже этот пост вставал Алатусу костью в горле, не говоря уже о том, сколько проблем ему принесёт Долина Тяньцю, которая граничит с Предместьем Лиша. А Венти был абсолютно уверен, что на эти земли нападут, как только этот Призыв закончится. Получается, у него оставался только один вариант, которые все присутствующие всегда считали до того абсурдным, что не ожидали когда-либо услышать что-то подобное. — Я не горжусь собой за то, что… убил Владычицу морей, — заговорил он медленно, не отрывая взгляда от кунжутного семечка в стыке между досками пола. — И знаю, что без помощи главы Аоцан и Хранителей Якса нам с главой Уван бы не удалось спасти столько людей из той деревни, сколько получилось. Мне Долина Тяньцю не нужна, Алатусу, наверное, тоже. Так что, думаю, будет справедливо, если эти земли отойдут Заоблачному пределу. Ху Яогуай попытался возразить. Он едва открыл рот, чтобы, должно быть, проскрипеть, что вклад Заоблачного предела в битву был настолько мелочен, что отдавать им огромный кусок земли — это самое настоящее кощунство. Впрочем, Венти знал, что подобные мысли истекают исключительно из желания Предместья Лиша завладеть Долиной Тяньцю, не развязывая с Ассамблеей Гуйли войну, так что добавил: — Всё равно там какой-то злой дух бесчинствует. Почти полтора года назад там было всё довольно печально, страшно представить даже, как дела обстоят сейчас. Надеюсь, Хранители Якса не сочтут за наглость мою просьбу с этим духом разобраться? Индариас, так и не покинувшая его компанию с того момента, как они делили тарелку с тыквенными пирожками, несколько раз кивнула, а затем ойкнула, встала ровно и поклонилась. — Мы почтём за честь, господин Барбатос, — проговорила она вежливо, а затем с кривой улыбкой повернулась к той куче бессмертных, над которой возвышался Босациус. — Братья, сестра Бонанас, ну что, разомнём кости? — Наконец-то! — выдохнул удовлетворённо тот, и Венти смешка не сдержал. — Поскольку мы узнали правду о том, что произошло на склоне Уван год назад и что стало предпосылкой затопления Тростниковых лугов пять дней назад, — продолжила Гуй Чжун, улыбнувшись, — выношу предложение отклонить требование Лу Люйи о возмещении земли. Прошу поднять руки тех, кто согласен. Не подняли руки только главы Предместья Лиша да Лу Люйи. Венти, конечно, не понимал до конца, как именно Лу Люйи хотел возместить себе утраченные земли и с помощью кого, но всё равно расслабленно выдохнул и потянулся. — В таком случае, объявляю срочный Священный Призыв оконченным, — проговорил Чжун Ли, и помост озарился разрозненными разноцветными вспышками.