Свойство памяти

Венти отклеился от края стола в тот же миг, что Алатус несколько стремительно направился на другой конец помоста — тот, на котором возвышались Гуй Чжун и Чжун Ли в золотом. Теперь, когда из всех бессмертных этого королевства помимо них четверых остались только Хранители Якса, даже дышать стало немногим легче. — Господин Моракс, госпожа Гуй, — поклонился им по очереди Алатус и выпрямился, как только ему поклонились в ответ. — Не сочтите за наглость, но я бы хотел обсудить с вами кое-что, если вы сейчас не заняты. Венти поравнялся с ним и молча помахал Гуй Чжун и Чжун Ли ладонью. Первая лукаво улыбнулась, кивая, а затем повернула ко второму голову. — Полагаю, пересмотр того указа может подождать? — спросила она, и Чжун Ли чуть кивнул. — Слава Селестии. Терпеть не могу все эти исправления. Чжун Ли самую малость поджал губы, и это движение осталось бы всеми совершенно незамеченным, если бы не острый взор Венти. Должно быть, тот не считал проявление подобной беспечности в присутствии кого-то постороннего приемлемым. Досадно, наверное, было Чжун Ли, что Гуй Чжун на его неодобрение и малейшего внимания не обращала. Она спустилась с помоста, перекинулась парой слов с Хранителями Якса — Венти услышал только наставление не лезть в Долину Тяньцю, пока Предместье Лиша не смирится с мыслью, что и этот кусочек земли им не удалось прибрать к рукам — и неспешным движением головы позвала остальных следовать за ней. Венти сразу же поравнялся с Алатусом и чуть склонился к его плечу, шепча: — Что ты хочешь обсудить? Алатус самую малость нахмурился. — Расскажу, когда придём. — Венти даже возмутиться не успел. — Не хочу несколько раз объяснять одно и то же. Путь от помоста до «Зала Верховной гармонии» казался Венти пыткой. Он нетерпеливо теребил пальцами манжету собственной рубашки, был в шаге от того, чтобы каким-то непостижимым образом вцепиться в остальных и перенести их сразу во дворец Гуйли, а ещё то и дело ускорялся, но вовремя останавливал себя. И пускай Чжун Ли завёл какую-то обыденную беседу о погоде, порекомендовал чай, который хорошо помогает холодными ночами, а ещё поинтересовался у Алатуса, где он раздобыл тот сорт, который они пили во время их прошлой встречи — уж очень был хорош, — Венти едва ли вслушивался. Его взгляд то и дело метался к свитку, торчащему у Алатуса из-за пояса и обмотанному чёрной нитью, но сквозь плотную бумагу совершенно невозможно было разглядеть хоть бы один иероглиф. Впрочем, Венти тут же подумалось, что с его удачей, будь иероглифы видны, он бы смог разглядеть только предлоги. Гуй Чжун распорядилась принести в «Зал Верховной гармонии» ужин на четверых, и Венти какое-то время вглядывался во всех слуг, мимо которых они проходили, но так и не смог найти Тяньхэн Хуалань. Наверное, занята чем-то — она как-то обмолвилась, что Гуй Чжун понемногу начинает ей доверять считать расходы и покупать продукты во дворец. В самом зале, вопреки прошлому разу, была приоткрыта ширма, до этого скрывающая какую-то комнату, и Венти успел разглядеть в ней какие-то каменные таблички с золотыми иероглифами, но Чжун Ли задвинул ширму прежде, чем смысл достиг его понимания. — Что там? — спросил он, не удержавшись, и Чжун Ли окинул его несколько рассеянным взглядом, который обычно проявляется, когда погружаешься в собственные мысли так глубоко, что теряешь связь с реальностью. — Именные таблички, — наконец, ответил он, подходя к столу, за которым они все сидели, и опускаясь по правую руку от Гуй Чжун. — На них указаны имена тех Богов этих земель, с которыми Ассамблея Гуйли когда-либо заключала контракт. Когда этот контракт оказывается разорван, мы с госпожой Гуй разбиваем табличку с именем того Бога, с которым этот контракт был заключён. Впрочем, осколки храним на тот случай, если нас снова свяжут какие-либо обязательства. К счастью, такого ещё не происходило. Венти глубокомысленно угукнул. Он подумал, что в этот день ширма была открыта потому, что Чжун Ли с Гуй Чжун разбивали табличку с именем Владычицы морей — контракты ведь прекращают своё действие в случае… смерти одной из сторон? Венти плохо разбирался в особенностях местных политических отношений, но посчитал это логичным вариантом. Алатус вытащил из-за пояса перевязанный чёрной нитью свиток и положил его в центр стола. — Если я правильно помню, в нашу прошлую встречу вы упоминали присоединение Уван к Ассамблее Гуйли, — произнёс медленно он, и Венти едва не подавился воздухом. Он глаза распахнул, сгорбился и повернул к Алатусу голову. — Мой ответ всё ещё остаётся неизменным, но, возможно, это… может показаться вам приемлемой заменой. У Алатуса явно в голове была какая-то заготовленная речь, но та выветрилась из головы в тот же миг, что он открыл рот. Венти мог его понять — сам подобным иногда страдал, — но на долю секунды у него и Гуй Чжун с Чжун Ли, похоже, промелькнуло в мыслях одно и то же подозрение. Второй потянулся к свитку и непринуждённым жестом развязал чёрную нить. Заскрипела плотная бумага, и Венти был вынужден контролировать себя, чтобы заинтересованно не приподняться на стуле. — Большую часть из этого списка придумал… господин Барбатос, — продолжил после недолгой тишины Алатус на полтона ниже, и Венти пнул его под столом. Ладно, Священный Призыв; он и сам называл Алатуса чаще главой Уван, чем по имени, но не сейчас же! — Венти. — Так вот что ты доводил до ума! — шёпотом воскликнул он, и Алатус кивнул. Он едва сдержал восхищённый вздох и сжал пальцами край стола. — Не думал, что ты решишь моими заметками воспользоваться. Там же ничего, кроме списка товаров, не было! — Я правильно понимаю, что эквивалентность товаров вы устанавливали самостоятельно? — не без следа лёгкого удивления проговорил Чжун Ли, отрывая взгляд от свитка и чуть склоняя голову в неподдельной заинтересованности, и Алатус повёл плечом. — Мне помогали. Чжун Ли едва слышно хмыкнул и погрузился в чтение снова. Гуй Чжун закончила быстрее него и повернула голову к выходу — наверное, ждала, когда ужин принесут. Венти мог её понять — и сам за всеми этими скандалами на Священном Призыве успел проголодаться, учитывая, что несколько тыквенных пирожков за обед как-то не считались. Он положил на стол локти и чуть наклонился вперёд, пытаясь установить с сидящей напротив Гуй Чжун зрительный контакт. Та потянулась к нему, чуть вскинув бровями. — Лао Гуй, — шепнул он, когда Чжун Ли положил контракт так, чтобы Алатусу не приходилось читать вверх ногами, и принялся тихонько обговаривать условия, — ты когда-нибудь общалась с Лу Люйи? Гуй Чжун незамедлительно кивнула, но не произнесла ни слова. — Ты не знаешь, почему он… такой? — продолжил Венти ещё тише, побаиваясь, что отвлекает двух своих друзей от важного дела. — То есть, цепляется ко мне с Алатусом? Гуй Чжун нерешительно прикусила губу, изломив брови, и Венти понял, что она абсолютно точно знает, что с Богом Топей не так. Она метнула молниеносный взгляд на Чжун Ли, а затем заправила прядь волос за ухо. Жемчужная подвеска на золотой заколке в её волосах весело качнулась, явно не разделяя настроение её владелицы. — Эта история касается только А-Ли и Лу Люйи, — пробормотала она, и Венти вскинул бровями. — Думаю, будет правильнее, если ты сам спросишь кого-либо из них, чем я начну рассказывать. Венти задумчиво угукнул, выпрямляясь, а затем перевёл рассеянный взгляд на Чжун Ли с Алатусом. — Признаться, данная эквивалентность не может не впечатлить, — произнёс Чжун Ли и стукнул ногтем по правому нижнему углу свитка. — Однако, я не могу не отметить важность правильного оценивания товаров… — О, нет, — пробормотала Гуй Чжун, и Венти непонимающе нахмурился. В глазах Чжун Ли засияло золото. Его губы так и норовили растянуться в деланно-скромной улыбке, и Венти, приглядевшись, мог даже увидеть, как подрагивали их уголки, но так и не сумели избежать плена той маски, в которую Чжун Ли старался облачить своё лицо. Он поднял правую руку, указательным пальцем которой до этого стукнул единожды по правому нижнему уголку свитка, а затем преувеличенно безразлично попросил: — Не мог бы глава Уван проверить кое-что у него за левым ухом? Не сочтите мою просьбу странной. Именно таковой Алатус её и счёл. Он не видел, как Гуй Чжун прятала глаза в ладони, поскольку не сводил настороженного взгляда с Чжун Ли, но вот Венти мог сполна полюбоваться этим зрелищем. Его так и распирало спросить, что вообще сейчас происходит, но губы предательски сомкнулись, и ему только и оставалось, что наблюдать, как Алатус медленно тянется двумя пальцами к своему левому уху, чуть отводит в сторону прядь волос, намедни переживших встречу с ножницами Индариас, и со следом небывалого удивления в глазах вытаскивает из-за уха золотую монетку. Чжун Ли выглядел совсем не так, как в первый обед Венти на этих землях — гораздо хуже. Если в тот раз можно было уверовать, что он будет ржать, как лошадь, в собственных покоях, то сейчас не оставалось ни малейших сомнений, что он попросту помрёт от смеха, как только Венти с Алатусом покинут дворец Гуйли. Сейчас, правда, он держал себя в руках до того искусно, что Венти невольно удивился. — Я даже вспоминать не хочу, откуда он достал её в прошлый раз, — пробормотала Гуй Чжун, отняв ладонь от глаз. Венти вскинул бровями, бросил краткий вопросительный взгляд на её грудь и тут же поднял к лицу, и она сокрушённо кивнула. Он прыснул. — И ты туда же. — Прости, — брякнул Венти, растянув губы в кривой ухмылке. — Не мог удержаться. Гуй Чжун скривилась. — Это мора? — оправившись, спросил Алатус, и Чжун Ли медленно кивнул. — Не доводилось видеть её раньше. — Она планомерно набирает популярность в Ассамблее Гуйли как средство оценки контракта, — самую малость скучающе проговорил Чжун Ли. — К сожалению, пока все остальные земли продолжают пользоваться устаревшей, по моему мнению, денежной системой, мора как её альтернатива ещё какое-то время будет вынуждена занимать второстепенную значимость. Однако, если мои прогнозы окажутся верными, полностью перейти на неё нам удастся к концу этого века. — Оптимистично, — пробормотал Алатус, перекатив золотую монетку между костяшками, и Венти к стенке его припрёт, но заставит научить делать так же. Как он уже понял о себе, бесполезные умения всегда занимали особое место в его душе — чего только стоил бег по воздуху. — Я правильно понимаю, что в том случае, если Уван и Ассамблея Гуйли заключит контракт, все сделки будут включать обмен морой? Вы хотите… популяризировать её? Чжун Ли медленно кивнул. — Мы произведём несколько закупок у вас, — проговорил он уверенно, — для того, чтобы ваша казна могла отвечать условиям контракта. Если вы дадите мне несколько дней, я пришлю вам с гонцом опись всех товаров из списка с денежным эквивалентом. Подумав немного, Алатус кратко кивнул. Только по его опущенному взгляду Венти мог осознать, что гонцу придётся славно помотаться между двумя землями, ведь Алатус досуха выжмет все соки из Син Сюжун, чтобы товары и их денежный эквивалент были логичными и устраивающими их всех. О, как Венти ненавидел деньги — и почему все не могут просто… меняться товарами и услугами? Я починю тебе ботинки, а ты дашь мне мешок картошки — и все довольны. — Останетесь на ужин? — спросила Гуй Чжун, вновь повернув ко входу в «Зал Верховной гармонии» голову. — Думаю, вот-вот всё будет готово. Сегодня наши повара готовят рыбу-тигра. Венти не думал, что когда-либо её пробовал. Нет, конечно, он видел её на тарелках в небольших ресторанчиках, когда ветром трепал бумажные фонарики ярко-красного цвета, но так, чтобы самому палочками отнять мягкое мясо от костей… — К сожалению, меня ждёт работа в Цинцэ, — проговорил Алатус, и правая рука его чуть дёрнулась, должно быть, для того, чтобы лоб потереть. — Не думаю, что могу позволить себе остаться. Не сочтите за грубость. — Ни в коем случае, — улыбнулась Гуй Чжун. — Лао Вен, я так полагаю, ты тоже нас покинешь? Венти с милой улыбкой кивнул, даже на Алатуса не взглянув, хотя на лице того, должно быть, проявилась какая-то неоднозначная эмоция. — Буду рад к вам присоединиться в следующий раз, — только и сказал он, поднимаясь первым из-за стола, — когда вы соберётесь с Адептами. Гуй Чжун кивнула, улыбнувшись, и пообещала прислать приглашение. Поклонившись им одновременно с Алатусом, они с Венти вдвоём вышли за дверь «Зала Верховной гармонии» и попрощались со служанкой, которая вышла их проводить. Венти сжал его запястье, как только они спустились с ярко-красной лестницы крыльца, и весь внутренний двор дворца Гуйли утонул в бирюзовом свечении. Глаза ещё не успели привыкнуть к полумраку комнаты постоялого двора, но носа коснулись запахи пыли, бумаги, чернил и свежего постельного белья, а до слуха долетела старческая болтовня с улицы. Венти выпустил запястье Алатуса, издал громогласный стон и размял шею. — Какой кошмар! — выпалил он, едва ли наблюдая за тем, как Алатус обессиленно усаживается на край собственной постели и трёт глаза. — В жизни так не уставал! Чтоб я ещё раз на этот Призыв пришёл. И как Гуй Чжун с Мораксом это терпят каждый раз? — Не знаю, — пробормотал Алатус, и Венти снял плащ, стянул ботинки и плюхнулся на ту половину постели, которую никто не занимал. Он обнял обеими руками подушку и издал длинный выдох, прикрыв глаза. Какое-то время они молчали, а затем Венти открыл глаза, как только услышал шорох одежд и плотной ткани постельного белья. Алатус повернулся к нему, сняв обувь, и скрестил ноги. — Почему этот Лу Люйи всё время… называл нас с тобой?.. Он так и не смог закончить собственную мысль, но Венти мог его понять — и сам не знал, как спросить об этом Гуй Чжун, не повторяя Бога Топей, чьи постоянные речи были до того уничижительны, что безобидная, как Венти какое-то время казалось, фраза стала совсем уж оскорбительной. Самое смешное, что во время разговора с Линь Чао, когда тот объяснял, кто такие обрезанные рукава, Венти слушал его вполне себе спокойно. Сейчас эта фраза почему-то казалась мерзкой, и повторять её лишний раз даже мысленно было неприятно. Глупо, наверное. — Есть пара идей, — задумчиво протянул Венти после недолгой тишины и поудобнее устроился в постели. В горло врезалась верхняя пуговица рубашки, и он просунул под себя руку, чтобы расстегнуть её. — Думаю, уже все знают, что мы с тобой вместе путешествовали больше года назад. И что ты спас мне жизнь, когда напала Шан Си — наверное, они думают, что ты не сделал бы этого, ну, по доброте душевной. Но вот почему Лу Люйи постоянно об этом говорит, будто нет ничего важнее… Венти задумчиво прикусил губу, собирая в кучу все мысли, которые зароились в его голове в тот же миг, что Гуй Чжун сказала ему расспросить Чжун Ли о том, почему Лу Люйи ведёт себя, как последняя сволочь. Алатус не торопил его — он подтянул к себе кусочек одеяла, невнятно скомкал его и прижал к животу. Похоже, ему и правда было удобнее сидеть так, а не выпрямив спину, как будто палку проглотил. — Я и не делал это «по доброте душевной», — наконец, произнёс Алатус, и Венти нахмурился. — Она напала на тебя на моих землях — вернее, заманила на другие, но суть та же. Я нёс за тебя ответственность. И я хотел поговорить с тобой о том, что произошло в саду. Не только об этом, но… неважно. Важно — Венти сразу понял. Другое дело, что он не знал, действительно ли хочет прямо сейчас поднимать тему, которую Алатус старательно откладывал весь этот месяц, что они вместе, считай, живут. Были у него определённые подозрения, которые, вырвись они наружу, разрушат всю видимость того, что между ним и Алатусом всё осталось прежним после той ночи, когда погибла Владычица морей. Венти под подушкой стиснул ребро ладони, где успел зажить след зубов, и старательно проигнорировал это воспоминание. — В общем, — продолжил он чуть тише, — я не уверен, но мне кажется, между ним с Мораксом было что-то. Не такое серьёзное, конечно. Но я думаю, Лу Люйи мог нарушить какой-то контракт… Или Чжун Ли просто его, ну, отверг… И теперь он во всём видит намёки и злится, что у него не получилось добиться взаимности какой-то. Проще говоря, он просто озлоблен. Не стоит его слушать. Алатус помолчал несколько секунд, явно переваривая всё то, что услышал. — Чжун Ли? — переспросил он, и Венти мысленно стукнул себя по лбу. — Другое имя Моракса, — протянул он, и Алатус понятливо хмыкнул. Спустя несколько секунд тишины Венти издал ещё один громогласный стон. — Такое нельзя обсуждать на трезвую голову! У меня сейчас мозг взорвётся! Алатус чуть запоздало хмыкнул и медленно повернулся к нему боком. Он опустил ноги с постели и уложил на скомканное одеяло ладони. Весь его вид говорил о необъятной задумчивости, которая захватила его в тот же миг, когда Венти принялся объяснять свои мысли насчёт поведения Лу Люйи. Возможно, отчасти было странно наблюдать такую реакцию, но Венти не слишком верил, что дело касалось непосредственно Бога Топей. — Попрошу принести нам вино и чего-нибудь поесть, — пробормотал Алатус, и Венти, вспомнив кое-что, подорвался с постели и вцепился в чёрный шёлковый рукав до того, как его оставят в кровати одного. Алатус, едва успев от постели оттолкнуться, сел обратно и повернул к нему голову с немым вопросом во взгляде. — Насчёт того, что ты говорил там, — медленно, каждое слово взвешивая, заговорил Венти, — ну, о Юй Ся и о том, что она сделала… Алатус резко отвернулся от него и вперился ожесточившимся взглядом в пол. Его плечи напряглись, а пальцы сжали мягкое одеяло, выдавая истинное нежелание того обсуждать эту тему. К сожалению, Венти уже начал об этом говорить, но не до конца понимал, что именно хочет сказать и услышать. — Не смей меня жалеть, — на одном дыхании произнёс Алатус, и слова его были до того тихими, что на краткий миг Венти решил, что ему показалось. — Сам виноват. Доверился незнакомой девчонке. У Венти ком в горле встал, вцепился в мягкие стенки когтями и расцарапал их до крови, да так, что на языке горечь расплылась. Он быстро подался всем телом вперёд, обнял Алатуса со спины, уткнулся подбородком в правую лопатку, поджал ноги, чтобы было хотя бы немногим удобнее, и стиснул пальцами чёрную ткань на чужой груди. — Дурак, — выдохнул он, щекой и руками чувствуя, как мышцы на спине и животе Алатуса напрягаются. — Не обвиняй себя в том, что она сделала. Она ведь… ничего не сделала, ну?.. Алатус едва качнул головой, а затем отрицательно промычал. Он сидел, не двигаясь, а затем неощутимо вздрогнул, когда большой палец правой руки Венти аккуратно подцепил ворот верхних одежд, и ладонь чуть крепче сжала мягкую ткань. Совсем слабо носа касался запах цветочного мыла — такого же, каким он утром мыл волосы. Венти почувствовал осторожное касание его правой ладони и позволил Алатусу сплести их пальцы. — Я бы, наверное, так испугался, что оцепенел и не смог бы ничего сделать, — пробормотал Венти, вытаскивая большой палец из-под чёрного ворота и оглаживая тёплую кожу ладони Алатуса. — Даже представить страшно. Алатус постепенно расслаблялся в его объятиях. Он чуть сгорбился, а затем опустил подбородок — Венти почувствовал, как чужие короткие волосы скользят по его макушке. — Она врала, — произнёс совсем тихо Алатус, сжимая чужие пальцы чуть сильнее. — Говорила, что я… хочу. Она врала. Но было страшно, и… хотелось поверить. Венти провёл щекой по его лопатке и прижался к Алатусу сильнее. Он совсем не хотел отстраняться; мог просидеть так вечность, если бы спина, изогнутая в совершенно неудобной позе, не начала слабо побаливать. По языку горечь растекалась, но вовсе не такая, как за полминуты до этого — эта горечь на вкус ощущалась, как море влажного красного и пыльная земля на губах. И всё же он упрямо зажмурился, сглотнул эту горечь и шумно выдохнул. — Я понимаю, — пробормотал он и почувствовал ладонями, как чужая грудь издала прерывистый вздох. — Ты не виноват в том, что случилось. И в том, что испугался, тоже не виноват. Нельзя же залезть человеку в голову, чтобы узнать, что там творится. Алатус сдавленно угукнул, совсем-совсем в его руках расслабляясь, и Венти слабо улыбнулся. — Ты можешь поговорить со мной, если хочешь, — продолжил он чуть громче, но всё так же успокаивающе. — Не знаю, смогу ли чем-то помочь, но… — Ты помогаешь. Венти запнулся на полуслове, а затем свободной рукой обвил Алатуса ещё сильнее. Он сжал чужие пальцы правой ладонью так крепко, что не удивился бы, побелей они сейчас, и едва сдержался, чтобы не потереться о спину Алатуса щекой. Глаза почему-то огнём обожгло, и он снова зажмурился, задержав на несколько секунд дыхание. — Останешься? — совсем тихо спросил Алатус как будто на выдохе, наверняка осознавая, насколько сильно противоречит каким-то собственным внутренним убеждениям, и Венти не смог не кивнуть несколько раз. — Можно лечь?.. Венти страстно не желал его отпускать, и всё же, помедлив долю секунды, кивнул и отстранился. Он несколько отстранённо и задумчиво наблюдал за тем, как Алатус ложится и удобнее устраивает голову на подушке, а затем моргнул, когда два пальца обхватили мятую манжету его рубашки и чуть потянули. Он лёг рядом, не в силах отвести от глаз Алатуса взгляда, и чувствовал, как от собственных губ отбивается чужое дыхание. В янтаре напротив он видел что-то, что было сильно похоже на волнение, и не знал, было ли оно там с самого начала, или всего лишь являлось отражением того, что проявилось у него на лице в тот миг, когда его потянули за манжету рубашки. Алатус первым разорвал это пересечение взглядов, чуть сгорбился, уткнулся носом в грудь Венти — чуть ниже впадинки между ключицами — и несмело сжал ткань рубашки на солнечном сплетении. Венти чуть растерянно выдохнул ему в макушку, осторожно обнимая в ответ. Ему казалось, что в руки ему дали только-только вылупившегося птенца зяблика — те были настолько крошечными, что одно только неловкое движение могло их поранить. В груди страх бурлил и вился паутиной серебристой, но не такой страх, который настигал его в ту ночь, когда Шан Си Сердце из груди его вырвала или в тот вечер, когда он проснулся на этом постоялом дворе пятью днями позже. Этот был похож на то самое волнение, которое видел в глазах напротив несколько секунд назад, но пах чем-то пыльным и влажным красным. — Не знаю, что сказать, — пробормотал Алатус, и Венти пришлось взять себя в руки, чтобы не вздрогнуть всем телом от жара его дыхания. — Она казалась… обычной. Поначалу. Внимательно слушала, болтать любила. Иногда уставал от её бесконечных историй о детстве. В тот вечер… Он запнулся на полуслове и замолчал на несколько секунд. Венти обнял его чуть крепче, и Алатус чуть придвинулся в постели, чтобы прильнуть к нему всем телом — совсем как в ту ночь, когда Венти сам жался к нему так, захлёбываясь слезами, но в ногах не путаясь. Чужая ладонь скользнула к нему за спину, а пальцы второй чуть крепче сжали льняную ткань рубашки — мятой настолько, что и говорить не нужно было. — Я говорил ей прекратить, — наконец, продолжил Алатус, и Венти уткнулся подбородком в его макушку, вдыхая запах цветочного мыла и пальцами принимаясь вырисовывать невнятные узоры на его спине. — Было… мерзко. Она говорила, что мне понравится. Что мне нужно расслабиться. Но… она как будто стала сильнее меня в десять тысяч раз. — Это нормально, — пробормотал ему Венти в макушку. — Такое бывает, когда страшно. Ты не виноват, что не смог сразу дать ей отпор. — Она делала всё это потому, что хотела найти Сердце наставника, — выдавил Алатус, сжимая ткань рубашки сильнее. — Зачем… Почему она просто не… Венти хотелось зарыться пальцами ему в волосы. Он не мог этого сделать так, чтобы им обоим было удобно, ведь его правая рука была твёрдо прижата к постели телом Алатуса, а левой он разве что в чужую подмышку локтем уткнётся, и то — ему придётся податься грудью вперёд, и Алатусу будет нечем дышать. Он, подумав немного, попытался вспомнить, как выглядела комната за его спиной, когда они только вернулись из дворца Гуйли. Он чувствовал касание едва заметных ветряных потоков к спине — они не закрыли окно перед уходом. Он повёл пальцами левой руки, чуть отведя ладонь от обтянутой чёрными одеждами спины, и Алатус прерывисто вздохнул, когда ветра, повторяя форму кисти, зарылись в его волосы. — Я могу чем-то помочь? — спросил он, чувствуя, как Алатус расслабляется всё сильнее под касаниями ветра к его голове, как пальцы на его спине врезаются в кожу, сокрытую рубашкой, не из какого-то отчаянного стыда, но из невнятной необходимости, из попытки продлить все эти ощущения, которые желтком яичным по шее стекали — а Алатус слегка подрагивал, когда ветра оглаживали висок или чуть оцарапывали тонкую кожу под ухом. — Я… — выдавил Алатус чуть сипло, и Венти чувствовал жар его лица грудью, ощущал, как к нему льнут со странной нерешительностью, как пальцы правой руки на его спине расслабляются, чтобы загрести больше белой ткани и прижаться сильнее, как в низ левой лопатки врезается тонкое запястье, как дыхание, срывающееся с чужих губ, огнём обжигает кожу груди, когда проникает через небольшую щель между крошечными пуговицами. Ветра едва не развеялись, когда в голову метательным кинжалом вонзилась мысль, что хотелось бы от этой рубашки избавиться вовсе. — Я не могу просить тебя о таких вещах. Ветра коснулись губ Венти — тёплые, они ласкали кожу, словно лучший шёлк в этих землях. Они снова оцарапали кожу под ухом, и Алатус чуть вздрогнул. Шея его напряглась, будто он совсем не знал, чего жаждет больше — прильнуть к чужой груди сильнее или откинуть голову, подставляясь под ладонь из ветров. — Каких вещах? — спросил только Венти полушёпотом, ведя пальцами так, будто всеми пальцами зарывался в жёсткие, послушные волосы, и слыша последовавший прерывистый вздох. — Глава Аоцан, — едва слышно отозвался Алатус, — не могла остаться здесь дольше, чем на два дня. Тебя не было в Мондштадте месяц. Я… я не должен просить тебя о большем. Я не могу. Венти не сдержал тихого смеха. Ветра опустились чуть ниже, огладили заднюю сторону шеи, и Алатус вздрогнул куда сильнее. С губ его сорвался едва слышимый стон; он смешивался со вздохом и растворялся в нитях льняной рубашки, распространяя по груди жар такой силы, что хотелось услышать ещё, а затем собрать этот тонкий звук губами. — Милый, — выдохнул Венти, всеми силами сдерживаясь, и Алатус замер, едва ли дыша, — ты не должен бояться просить меня об этом. Мой народ справляется. Они всегда могут со мной связаться, если им будет нужна моя помощь. — Ты скучаешь по ним. Венти прикусил губу, утыкаясь носом в макушку Алатуса. Он не переставал отстранённо поглаживать ветрами его по задней стороне шеи, изредка поднимаясь к волосам и едва ли замечая мелкую дрожь в чужом теле, возникающую каждый раз, когда он задевал одно и то же место. Алатус был прав до горечи на языке. Венти скучал; скучал до боли в груди, скучал до того, что едва сдержался, чтобы домой не вернуться ещё вчера во время ужаснейших попыток написать стихотворение, по стилю напоминающее произведения местных поэтов. И всё же он развеял ветра, кое-как поднял левую ладонь, приподнимая подбородок Алатуса, и коснулся губами линии роста волос на лбу. О его шею разбился знакомый выдох. — Мой друг сказал мне утром, — пробормотал он, большим пальцем висок оглаживая, — что моё возвращение домой будет означать, что мой путь окончен. Но мой друг не ждёт, что он окончится скоро. — Я… — произнёс сразу после него Алатус и замолк на полуслове. — Нет, мне нельзя это говорить. Сбивчивое бормотание каждым словом от кожи шеи отбивалось, и Венти мог отстраниться, чтобы заглянуть в янтарь чужих глаз, но остался на месте. — Скажи, — попросил он совсем тихо. — Ты не станешь для меня хуже, если скажешь это. Алатус молчал. Он нервно теребил пальцами ткань рубашки на солнечном сплетении Венти так долго, что тот не сдержался и отстранился самую малость — так, что всё ещё не мог увидеть его лица, но и не мог теперь коснуться лба губами. — А-Пэн? — позвал всё так же тихо он, и Алатус шумно выдохнул. — Если твой путь означает, что ты будешь здесь, — произнёс он едва слышно, так, что волнение сочилось с его уст подобно туману, — то я не хочу, чтобы он заканчивался вообще. Он поднял голову, едва не задрал её до того, чтобы кадык казался очищенной косточкой персика, и коснулся губами подбородка Венти едва ощутимо. Постоялый двор совсем затих.