Свойство памяти

Девушка разрыдалась, стоило ей услышать, что он собирается ей помочь. Алатус понятия не имел, как плачущих успокаивать — с тем же Венти он повёл себя, как полено, после шторма на берег выброшенное; позволил обвить себя, как лоза — дерево, и говорил вещи, которые, по идее, не должен был. И вроде бы старался делать то же, что и Венти в подвалах Усадьбы Ночи, но ощущение самого себя как неловкого нечто никуда не исчезало. Идея обнять незнакомую ему девушку, вся рука которой — и, похоже, остальное тело, если удерживать во внимании плащ с глубоким капюшоном и опущенную голову — была покрыта язвами разной степени паршивости, его совсем не привлекала. На самом деле, вполне можно было остановиться на тактильном контакте с незнакомкой, как идее, которая не вызывала в его душе хоть какого-то отклика, отличного от непринятия. И всё же он заставил себя обеими ладонями аккуратно сжать тонкие девичьи плечи — настолько тонкие, что как будто только из костей и кожи толщиной с рисовую бумагу состоящие. Незнакомка вскинула покрытые язвами руки, но вовремя одёрнула себя — наверное, поймала взглядом состояние собственной кожи. Она прижала кисти к груди, сгорбилась ещё сильнее, отчаянно успокоиться пытаясь, но, очевидно, не преуспевая. — Госпожа, — позвал её Алатус, чуть встряхивая, — постарайтесь успокоиться. Звук плача привлекает спрятанные ши. Девушка отрывисто закивала — капюшон закачался — и основаниями ладоней вытерла слёзы, задерживая дыхание, прежде чем издать глубокий выдох. Рукава её одежд только сильнее съехали к локтям, и Алатусу открылся вид покорёженной язвами загорелой кожи, которая из-за ран, похожих на размытые дождём ямы на дороге, больше походила на лоскутки окровавленные. Алатусу вдруг подумалось, что даже в том случае, если им с Хранителями удастся победить тех тварей, о которых он в учебнике как-то читал, то исправить всё это у него уже не получится — по крайней мере, полностью. Должно быть, эта девушка страдала от раздирающей её изнутри и снаружи боли каждый раз, когда руками двигала. А если хромала, то язвы могли вылезти и на ногах тоже. С другой стороны, те твари ни за что не смогут совершить удар призрака, от которого умер владелец постоялого двора. Да что в Долине Тяньцю вообще происходит?.. — Спасибо, — выдавила незнакомка, и Алатус убрал руки с её плеч, борясь с непреодолимым желанием вытереть ладони об одежду. Несолидно. — Спасибо, благородный господин, спасибо вам огромное!.. — Я ещё ничего не сделал, — прервал он её, и девушка громко всхлипнула и закивала. — Куда вы шли? Я провожу. Ночью может быть опасно. — Домой, благородный господин, тут недалеко, идёмте… Девушка шмыгнула носом, отняла от плеча фонарь, забыв рукава поправить, и направилась дальше вглубь переулка, шоркая подошвами по земле и хромая на правую ногу. Алатус протянул было руку, чтобы понести за неё отпугивающий призраков фонарь, но незнакомка резко отшатнулась, едва не плача и стискивая кривую палку так, будто умрёт в тот же миг, если её отпустит. Похоже, она действительно в это верила, так за свою жизнь боясь, что Алатус решил оставить всё, как есть. Помнится, в первые дни после того, как он гонцов из Цинцэ отправил по землям с посланием, что Уван с того момента — независимая территория, он вышел проведать лучников во время их занятия. Тогда дождь шёл довольно сильный, и Линь Чао некоторое время порывался держать зонтик над его головой. Алатус тогда достаточно резко попросил его никогда больше не страдать подобными глупостями — пускай лучше к тренировкам присоединяется, чем дурью мается. Должно быть, Небо так над ним насмехалось прямо сейчас — глупо, наверное, они выглядели со стороны: хромая болезная девушка несёт довольно увесистый фонарь перед ним. — Как вас зовут? — спросил он, чтобы хоть как-то неловкое молчание прервать, и девушка чуть повернула к нему голову, но в глаза не смотрела. — Хуа Вэйчжэнь, благородный господин, — ответила она, и Алатус, в свою очередь, представился тоже. — Расскажите, что здесь произошло. Я был здесь год назад, но тогда всё было не настолько плохо. Только больные на крыльце постоялого двора. Хуа Вэйчжэнь покрепче перехватила фонарь и принялась озираться в поисках кого-то или чего-то. Алатус прислушался — единственным звуком было только уханье совы где-то недалеко. Плохой знак, сказал бы мудрец Ли. Совы были предвестниками смерти. — Все по-разному говорят, что произошло, — начала Хуа Вэйчжэнь. Алатус повернул к ней голову, тут же прекратив выискивать сову взглядом. — А нищие у нас давно на постоялом дворе отираются. На них никто внимание не обращает. Он мог её понять. Люди часто собирали слухи, чтобы создавать видимость контроля — руководствуясь тем, что они узнали со слов десятого пересказчика, они взращивают в себе ощущение, что полностью разбираются в той или иной ситуации даже в том случае, если никак на неё повлиять не могут. Даже бессмертные изредка страдали подобным; пускай все вокруг утверждают, что им, обретшим то, к чему другие могут стремиться всю жизнь и так и не достигнуть, людские дрязги совершенно не нужны. Алатус мог сказать, что не поддерживал это, но и сам всего лишь с час назад выслушивал отборные сплетни от Хранителей Якса об отношениях Моракса и Лу Люйи. И он понятия не имел, что с ними делать, кроме того, чтобы пожать плечами и забыть. — Я слышала, Цзюань Ло… Ну, тот Цзюань Ло, которому недавно шестьдесят стукнуло… Говорят, он увидел лун пять назад, как в его хлев забегает посреди ночи целое войско в красных шлемах и исчезает. А к утру весь скот издох. Алатус тихо и медленно угукнул. Войско в красных шлемах — демоны чумы. Как правило, они появлялись там, где вскоре начинались эпидемии, и исчезали без единого следа. Искать их не было никакого смысла, поскольку это было попросту невозможно. Правда, в последний раз они появлялись ещё в те времена, когда Хеврия и не подумывала скрыться со всем своим народом под землёй, а Моракс с Гуй Чжун ещё не стали Богами Ассамблеи Гуйли. Поговаривали, демоны чумы исчезли именно потому, что в центральных землях появились новые правители. Интересно, почему они появились снова?.. — А ещё говорят, что всё началось прошлым летом, когда у Южных небесных врат увидели блуждающие огоньки. У нас тогда вся кукуруза сгорела. Алатус нахмурился. — Там была какая-то битва летом или весной? — спросил он, и Хуа Вэйчжэнь помотала головой. — Значит, неправда. Духи огня появляются из пролитой людской крови. Хуа Вэйчжэнь крепче стиснула фонарь. — Нет, правда! — воскликнула она запальчиво, и Алатус шикнул. Она тут же снизила голос. — Мой друг работает торговцем, он проходил мимо врат и видел своими глазами. Он встретился с существом, похожим на человека, и то упало на землю, поднялось, и у него из глаз и рта кровь брызнула, а потом мой друг закричал на него, и существо исчезло, а кровь из земли распалась на тысячу светлячков, и те улетели. Говорила она до того быстро, что Алатус почти ничего не понял. Впрочем, ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы обработать всю информацию и нахмуриться ещё сильнее. Ладно, демоны чумы; ладно, удар призрака. Но блуждающие огни? Он не успел спросить, какие ещё случаи происходили в Долине Тяньцю до закрытия трёх врат — а в том, что врата закрылись именно для того, чтобы не выпускать ни призраков, ни людей, он был полностью уверен. Хуа Вэйчжэнь не стала останавливаться у крохотного дома почти у самого озера — Алатус даже в темноте умудрился заметить, что оно начало высыхать, — а сразу же зашла внутрь и поманила его покрытой язвами рукой. — Скорее, господин Алатус, не стойте у воды, — запричитала она, едва не плача, и он поспешил зайти в дом. Копьё, которое он до сих пор сжимал в правой руке, царапнуло наконечником грязный пол. Хуа Вэйчжэнь разулась, он — следом. Фонарь плохо освещал всю комнату, но даже так Алатус разглядел низкий столик в центре комнаты, заваленный защитными амулетами, кухню в углу, от которой пахло острым рисом, приготовленным совсем недавно, и какие-то инструменты, висящие на стене. Хуа Вэйчжэнь с трудом зажгла пару свечей — самых обычных, которые не пахли ладаном до головокружения — и сбросила капюшон с головы. Вокруг её рта пожелтела кожа. Ему даже полностью разглядывать девушку не надо было, чтобы понять, что на теле её и живого места не осталось. Теперь, став свидетелем, как она зазывала его в дом, едва в истерике не бившись из-за того, что он замер у озера на пару секунд, Алатус был уверен, что на неё напали юй — водные демоны, похожие то ли на крабов, то ли на ящериц. Они набирали в рот песок и стреляли им по теням — если попадут, на теле в том же месте появятся язвы, как при проказе. Их никто не видел лет двести, но почему-то они появились здесь. До нападения юй Хуа Вэйчжэнь была красивой. По крайней мере, Алатус кое-что знал от жителей Цинцэ о современных стандартах красоты, чтобы почему-то держать их в голове и изредка вспоминать об их существовании. У неё были большие тёмные глаза, вздёрнутый нос с тонкой костью и острый подбородок. Страшные язвы покрывали её кожу, но именно эти три вещи, похоже, ни за что не исчезнут с когда-то миловидного лица. Сейчас Хуа Вэйчжэнь казалась напуганной до полусмерти и бесконечно уставшей. — Нам нужно быть тише, — зашептала она, снимая плащ и аккуратно складывая его на табуретке. Пустой деревянный таз лежал на полу рядом, перевёрнутый. Наверное, она боялась, что юй вылезут из воды и здесь. — Папа, наконец, смог уснуть. — А с ним что? — спросил Алатус, и Хуа Вэйчжэнь шмыгнула носом. — Сильные боли в животе. Говорит, там поселился демон и шепчет ему всякое, но он не рассказывает, что именно. А ещё он за сердце хватается — тоже болит. Это ещё осенью началось, и я лекарей звала, иглами его колола… ничего не помогает!.. Алатус задумчиво хмыкнул и оттянул ворот верхних одежд. Он вытащил мешочек, который одолжил у Меногиаса перед выходом из постоялого двора, и развязал его. В нос ударил резкий запах разнообразных лекарственных трав, сваленных в одну кучу, и Алатус принялся в нём копаться. — Разбудите его, — бросил он, и Хуа Вэйчжэнь, охнув, поспешила к дальней стене, добрая часть которой была завешана грубой холщовой тканью. Алатус рылся в мешочке довольно долго. Ему уже начало казаться, что Хранители Якса могли оказаться не такими дальновидными, как он изначально думал, но в последний момент почувствовал кончиками пальцев то, что ему было нужно. Он вытащил пилюлю красного цвета, поднёс её к носу, едва-едва заметный запах улавливая, и направился к той части дома, куда ушла Хуа Вэйчжэнь. Её отец осоловело хлопал глазами. Сам он был бледен, как мертвец, а лицо всё покрыл пот. Он поджимал колени к груди, одну руку к животу приложив, и смотрел на незнакомца с таким видом, будто его собирались убить, а он только рад будет окончанию мучений. И у него, и у Хуа Вэйчжэнь были одинаковые подбородки. — Меня зовут Алатус, — заговорил, наконец, он, опускаясь подле кровати на колени. Хуа Вэйчжэнь смотрела на него, широко глаза распахнув, будто не ожидала такой простоты от господина, одетого в дорогой чёрный шёлк. — Выпейте это. Это пилюля девяти ядов. Вас пронесёт несколько раз, и демон в вашем животе исчезнет. В тёмных глазах отца небольшого семейства промелькнул блеск. Он схватил пилюлю, которая лежала у Алатуса на ладони, и проглотил её даже без воды. Впрочем, если судить по тому, что таз для умывания был перевёрнут, воды бы они и не нашли в доме. Из его живота через полминуты раздался бурлящий громкий звук, и отец Хуа Вэйчжэнь вскочил с постели и выбежал за дверь, в последний момент вспомнив о фонаре. — Это правда поможет? — спросила Хуа Вэйчжэнь с нескрываемой надеждой в голосе, и Алатус угукнул. С её губ сорвался облегчённый вздох. — Спасибо, господин Алатус, огромное спасибо! Я… Я не знаю, как вас достойно отблагодарить, сделаю всё, что скажете!.. — Успокойтесь. — Он вздохнул, глаза прикрыв. В висках краткая боль промелькнула от резкости её голоса, и Хуа Вэйчжэнь тут же замолчала. — Найдите мне что-то, чем можно умыть руки, и ступку. След девушки простыл в следующий миг, и Алатус не стал раздумывать над тем, что Хуа Вэйчжэнь вдруг обрела резвость от хороших событий. Он вновь раскрыл мешочек Меногиаса и принялся выбирать те травы, которые использовались для обеззараживания открытых ран. Конечно, их было не так много, и оставалось только надеяться, что их хватит хотя бы на один раз. Он вытер руки полотенцем, сел на край отцовской постели, бросил в ступку лекарственные травы и принялся пестиком измельчать их в кашу. Хуа Вэйчжэнь внимательно наблюдала за ним, не говоря ни слова. Похоже, поняла его просьбу успокоиться слишком буквально. Впрочем, так даже лучше — беседы вести у него не было никакого настроения. Небо за окном потихоньку начало светлеть. Плохо дело — если кто-то из Якс проснётся, ему придётся довольно долго всё объяснять. С другой стороны, не уходить же, забыв об обещании помочь. — Раздевайтесь. Хуа Вэйчжэнь глаза распахнула и рот открыла, покраснев до кончиков ушей. — Полностью?.. Алатус прикрыл глаза и снова вздохнул. — К сожалению. Ему уже приходилось смотреть на обнажённое девичье тело, пускай каждое воспоминание об этом вызывало тошноту и дрожь в плечах. Хуа Вэйчжэнь была куда менее хорошо сложена, чем Юй Ся — оно и очевидно, если помнить, что вторая находилась в составе элитного боевого подразделения Предместья Лиша, а первая могла похвастаться только миловидным лицом. Она была худой настолько, что кости торчали горными вершинами, которые только высились сильнее, когда она пыталась сжаться в одну точку и прикрыться. Глупая. Алатусу было наплевать как на её стеснение, так и на её наготу. Он зачерпнул пальцами немного обеззараживающей мази, отставил в сторону ступку и поднёс к себе правую руку Хуа Вэйчжэнь. Втирал мазь он осторожно, боясь навредить ей ещё больше, и та шипела и вздрагивала от боли. Ничего из этого не ускоряло процесс, который оба хотели бы быстрее закончить. — У меня нет заживляющих мазей, — пробормотал Алатус, приступая ко второй руке. — Либо сами их сделайте, либо обратитесь к лекарю днём. Втирайте их как можно чаще, и язвы пройдут. — Правда? — с затаённой надеждой спросила Хуа Вэйчжэнь, и Алатус смерил её скептичным взглядом, не отвечая. Она позволила ему нанести мазь на спину, ноги и бёдра, чуть подрагивая от холода. Он предложил бы ей укрыться одеялом, но в таком случае большая часть лекарства смажется и сотрётся, а ему отчаянно не хотелось тратить впустую лекарства, одолженные без разрешения. Когда он закончил, стало совсем светло, но солнце ещё не показалось из-за горизонта. Алатус вытер руки о полотенце, вытащил из-за ворота последний защитный талисман и посоветовал Хуа Вэйчжэнь прикрепить его над входной дверью снаружи, как только отец вернётся. Он встал, собираясь отдать последние наставления и уйти, как та соскользнула с постели, бухнулась на колени и стиснула липкими от мази пальцами его одежды на бёдрах. — Господин Алатус! — разревелась она, и он до того удивился её слезам, что даже отшатнуться позабыл. — Я не знаю, что такого в жизни сделала, что Небо решило наградить меня вашим появлением, но скажите, как мне вас отблагодарить, пожалуйста! Я жить не смогу, если позволю вам просто уйти! Он издал шумный выдох и опустил руки, которые вскинул в тот же миг, что Хуа Вэйчжэнь схватила его за одежду. — Встаньте и не позорьтесь, — бросил он. — Лучшей благодарностью станет то, что вы со своим отцом запрётесь дома и не будете выходить до тех пор, пока все призраки не исчезнут. Он понятия не имел, как они с Хранителями будут изгонять такое многообразие демонов и призраков, но надеялся, что решение быстро найдётся. Хуа Вэйчжэнь встала с колен, продолжая прикрываться, и быстро прошмыгнула мимо него за плащом, который оставила на табурете. Дошло, наконец. — Как нам понять, что все призраки исчезли? — спросила она, одевшись, и Алатус задумался. Он вспомнил, как они в Цинцэ обсуждали план перед нападением Владычицы морей и Лу Люйи, и решение пришло к нему в тот же миг. — Вы увидите из окна птицу с золотыми крыльями.

***

Алатус застыл на месте, когда свернул с подворотни на главную улицу города, где постоялый двор высился над домами в нескольких чжанах от него. Его слуха коснулся лающий смех: — Снял, снял талисманчик! Миленький маленький демон теперь без талисманчика! Он подобрался, перехватил копьё и напряжённо огляделся. То ли высокий, то ли низкий голос доносился как будто отовсюду и из ниоткуда одновременно, и понять, где именно находится говорящий, было совсем невозможно. Тёмных мест после восхода солнца оставалось мало, но он решил испытать удачу: — Чжи? Были такие горные демоны, которые пугали подобным голосом путешественников из темноты. Если назвать их по имени, они не причинят тебе вреда. Неизвестный только расхохотался, и Алатус понял, с кем столкнулся. — Глупенький маленький демон! Думает, что всё знает, но менее глупеньким не стал! — засмеялся демон откуда-то сзади, и Алатус резко обернулся. Позади никого не было. До постоялого двора осталось пройти всего несколько чжанов — можно попробовать раствориться в воздухе, а можно пробежать. А ещё можно сразиться с демоном, чтобы он никому больше не причинил вреда. Голос у него голодный, опасный, несмотря на сардонический хохот — вдруг на него наткнутся такие люди, как Хуа Вэйчжэнь с отцом. — Маленький демон снял талисманчик, и теперь я вкусно поем! Алатус стиснул копьё до боли в пальцах. — Попробуй. Малодушная мысль о том, что ему всё же стоило раствориться в воздухе, появилась в тот же миг, что последний слог сорвался с губ. Алатус услышал шорох за спиной, резко обернулся, но ничего не увидел — и всё равно ткнул копьём в то место, откуда только что доносился неестественный для местного запустения звук. Эта тварь умела становиться невидимой — такой и оставалась до тех пор, пока не хватала свою жертву. Огромные когтистые руки схватили его за плечи, и ноги оторвались от земли. Копьё со стуком покатилось по изъезженной земле, а из груди весь воздух выбился, когда его с силой пригвоздили к стене. Тварь стала видимой, и Алатус дёрнулся. Это был ту-лоу — по крайней мере, так его называли на северных землях. Его красные глазёнки с нескрываемым предвкушением вперились в его лицо, всё тело покрывала смольная шерсть, волосы сияли желтизной, а сам он был ростом в полтора чжана. Его ноги были вывернуты в обратную сторону, а губы были настолько длинными, что доставали до ушей. Алатус дёрнулся снова и попытался зацепиться пятками за стыки между досками жилого дома — безрезультатно. Ту-лоу расхохотался, и верхняя губа его почти достала до лба. — Маленькому демону страшно! Сейчас я его съем-съем-съем! Алатус, скривившись от боли в плечах и омерзения, схватил его за верхнюю губу и со всей силы прижал её к шерстистому лбу. Обнажились грязные, почерневшие острые зубы, которые точно вырвут кусок мяса из его глотки, если он сейчас же не найдёт способ освободиться. Сначала ту-лоу обглодает его лицо, и Алатус будет жив, чтобы почувствовать абсолютно все зубы, сдирающие с него кожу. Потом он потеряет сознание от боли и умрёт, и ту-лоу сожрёт его и оставит одни кости, ногти и волосы. Ту-лоу заверещал, перестав хоть что-то видеть. Он сильнее впился острыми когтями в плечи Алатуса — с губ того сорвался вскрик, и он кое-как вдавил свободную ладонь демону в грудь, не позволяя приблизиться. — Дай-дай-дай тебя съесть! — невнятно заорал ту-лоу и дёрнул головой. Алатус быстро зарылся пальцами в жёлтые волосы, вдавился спиной в стену и поджал колени. По спине влага растекалась, когти только сильнее впились в кожу, разорвав её почти наверняка, и это было невероятно больно — ещё больнее, чем атаки когтистых теней из Усадьбы Ночи. Откуда-то сбоку в ту-лоу врезалось что-то длинное и тёмное, и опешивший демон на краткий миг перестал тянуться головой вперёд. Алатус со всей силы ударил обеими стопами ту-лоу в грудь, и тот отшатнулся. Быстро оттолкнувшись одной ногой от стены, Алатус подхватил себя ветром, стремительно переместился к демону за спину и повалил его на землю, продолжая прижимать его верхнюю губу ко лбу. Запястье тянущей болью пронзило. Он точно его вывихнул. Он надавил коленом ту-лоу между лопаток, пока тот верещал и вертелся, пытаясь вырваться. Алатус заметил всполохи нескольких цветов в паре чжанов от него и резко вздёрнул подбородок. — Свяжите его! — крикнул он, глядя Индариас в глаза, и та выронила из рук чжаньмадао. Качественный острый клинок со звоном стукнулся о землю. Меногиас сорвал с талии тёмно-коричневый пояс, скомкал его и бросил Индариас. Та растворилась в ярко-красном всполохе, и в следующий миг ту-лоу к земле прижало ещё одно колено. Бонанас бухнулась перед ними на землю. — Убери руку, — бросила она, и Алатус подчинился. В следующий миг в когтистой руке Бонанас блеснуло что-то тонкое и металлическое, и верхняя губа ту-лоу оказалась прибита к шерстистому лбу длинной иглой. Иглами этими, как правило, пользовались целители. Правда, Алатус не хотел разбираться, почему Бонанас их с собой таскает. Он потянулся вперёд всем телом, схватил демона за длинные руки и скрестил их у ту-лоу за спиной. Тот верещал так, что из ушей едва кровь не текла, пока Индариас связывала его поясом Меногиаса. — Ты идиот, — бросила она как бы между делом и очень недовольно. Алатус не стал возражать. — В одиночку на фэй-фэя лезть? С головой всё в порядке? Фэй-фэй?.. Наверное, так ту-лоу называли на западных землях. Демон перестал брыкаться, как только пояс Меногиаса оказался туго затянут вокруг его запястий, и Алатус медленно поднялся на ноги и на пробу размял правую кисть. Боль была всё такой же ненавязчивой — значит, просто потянул мышцу. Пройдёт. — Скорее, это он на меня полез, — пробормотал Алатус совсем уж запоздало, глядя, как Босациус обхватывает ту-лоу и закидывает к себе на левое плечо, будто тот совсем ничего не весил. Демон заныл неразборчиво — сколько ни прислушивайся, всё равно ни слова не поймёшь. — Значит, ночка у тебя прошла довольно весело? — закряхтел Тун Цюэ откуда-то сзади, и Алатус обернулся к нему. Тот корячился на земле, пытаясь впихнуть меч Индариас обратно в ножны — тот был настолько длинным, что широко распростёртых рук не хватало, чтобы и за рукоять держаться, и край ножен подцепить. — Не назвал бы это весельем, — отозвался ему Алатус, прекратив запястье разминать, поднеся левую руку к плечу, одними пальцами коснувшись ран, оставленных демонскими когтями. Следовало поскорее их перевязать, пока одежды не высохли и не прилипли к покорёженной коже. — Давайте вернёмся на постоялый двор. Там всё расскажу. Индариас фыркнула со следом недовольства, но протянула Бонанас руку и помогла ей подняться с голой земли. Она благодарно улыбнулась Тун Цюэ, когда тот протянул ей меч в ножнах, и первой направилась вглубь улицы. Алатус, подобрав с земли копьё, быстро нагнал Меногиаса, который шёл чуть позади остальных, явно даже не раздумывая над тем, чтобы запахнуть полы верхних одежд. Его взор скользил по перекошенному лицу ту-лоу, который пытался острыми зубами впиться в лопатку Босациуса, но никак не мог преуспеть в своих стремлениях. Он завыл как-то жалостно, но замолк, как только его предупреждающе встряхнули. — Я одолжил у тебя, — произнёс Алатус, отвлекаясь, и вытащил из-под ворота мешочек с лекарственными травами. Меногиас обратил к нему невозмутимый взгляд и тремя пальцами подцепил свою вещь. — Не было времени будить и просить разрешения. Меногиас спрятал мешочек в рукаве и задумчиво хмыкнул. — Пригодилось что-то? — спросил он, и Алатус кивнул. — Расскажу позже. Ту-лоу бросили на пол в комнате, соседствовавшей той, в которой они провели ночь. Демон всё не прекращал хныкать и стенать о чём-то неразборчивом, но взвыл и почти сразу же заткнулся, когда Босациус громко пригрозил переломать ему ноги. — Нельзя его оставлять одного, — протянул Тун Цюэ, разглядывая ту-лоу с таким интересом, будто тот вот-вот вскочит на ноги и начнёт танцевать. — Сбежит ведь. Обычно, когда ту-лоу попадался тому, кого собирался сожрать, так и происходило. Спасшийся человек убегал за помощью, а когда возвращался, находил только ошмётки верёвки. Прямо сейчас лишаться возможности узнать все подробности происходящего в Долине Тяньцю при активном содействии ту-лоу никому не хотелось. Алатус понимал, что сделает всё возможное, чтобы даже не допустить, чтобы этот демон покинул постоялый двор живым после того, как расскажет им всё, что знает, причём неважно: по его решению или чужому. Он скрестил руки на груди, ровным и холодным взглядом окидывая ту-лоу с ног до головы, и принялся рассказывать всё с того момента, как заметил свет отпугивающего призраков фонаря за окном комнаты. Он старался не упускать ни единой детали — даже про высыхающее озеро умудрился вспомнить. Хранители слушали его, мрачнея с каждым словом. В их глазах поселилась одинаковая задумчивость, словно они по ходу рассказа складывали в одну большую кучу всё, что Алатусу удалось выяснить за ночь, и сейчас пытались понять, что могло послужить скоплению слишком уж разношёрстных призраков и демонов в одном городе. И Алатус ценил такой подход; он ненавидел рассказывать одно и то же по нескольку раз, пускай и привык к этому за время вынужденного главенства. Если Хранители могли без особого труда и слушать его, и думать, то это уже было гораздо лучше того, с чем ему приходилось сталкиваться за год работы. — Значит, — живо заговорил Тун Цюэ после недолгой тишины, возникшей в тот миг, когда Алатус закончил свой рассказ, — неизвестно, когда именно началось всё это безобразие, но мы точно знаем, что пять лун назад передох весь скот, и город начали заполонять призраки. Алатус медленно угукнул, насторожившись. Тун Цюэ выглядел неоднозначно: то ли вот-вот выдаст что-то совершенно глупое, то ли до умопомрачения гениальное. — Призраки и демоны друг с другом контактируют… да не контактируют они, — продолжил Тун Цюэ, махнув рукой в конце. — Значит, вряд ли они договорились, знаете, превратить Долину Тяньцю в место для пира. Значит, их кто-то сюда всех заманил. Или позвал. Мне кажется, заманил. Варианты посыпались со скоростью риса из дырявого мешка: — Массовое убийство? — Чёрное бедствие. — А может, демонические практики? Колдовство? — Думаешь, кто-то сидит в Тяньцю и повелевает всей нечистью? Все взгляды мигом обратились к Алатусу; ему даже стало отчасти неловко от внезапного внимания, ничем не вызванного. Он всё это время молча следил за жарко накидывающими варианты Хранителями Якса и совершенно не ожидал, что вся полемика резко оборвётся и закончится… так. Словно у него беззвучно спрашивали, какие у него есть идеи. Он протёр двумя пальцами глаза и вздохнул. Опустил руки и хрустнул пальцами. — Сейчас узнаем. Он приблизился к ту-лоу и пнул его под рёбра, сразу же чувствуя мрачное удовлетворение от визга, близкого к поросячьему. Подавив желание пнуть демона, который с две палочки благовоний назад его едва не сожрал, ещё раз, он опустился на одно колено, зарылся пальцами в жёлтые волосы и потянул наверх, заставляя ту-лоу «посмотреть» на него — даром, что ярко-красные глаза верхней губой закрыты. Из того места, куда Бонанас вонзила иглу, медленно текла струйка крови. Алатус был почти уверен, что услышал, как Тун Цюэ присвистнул. — Как ты пробрался в город? — спросил он нарочито спокойно. Ту-лоу захныкал: — В горах еды совсем нет, благородный господин, вот и пришёл! — Уже благородный господин, значит, — протянул Алатус и резко дёрнул рукой, заставляя демона задрать голову так, что нижняя челюсть отвисла. Ту-лоу задёргался и заверещал, беспорядочно извиняясь. — Заткнись. Я, по-твоему, идиот? Ту-лоу расхохотался, напрочь позабыв о воссозданном в тот же миг, что руки его оказались связаны поясом Меногиаса, образе. Алатус схватился и второй рукой за жёлтые волосы у самых корней и с силой приложил демона лбом о пол. Тот заорал до того громко, что стены задрожали — должно быть, игла Бонанас ещё глубже вонзилась в демонскую плоть. — Не убей его, — услышал он спокойный голос Бонанас и кивнул. У него ещё будет время, чтобы основательно подумать над тем, почему голос её был настолько невозмутим, почему в тоне отчётливо слышалось некое одобрение и почему весь этот акт неприглядного насилия воспринимался остальными так обыденно. — Попробуем ещё раз, — заговорил снова он, как только ту-лоу перестал орать. — Как ты пробрался в город? — Глупенький демон всё никак не поймёт, что я ничего ему не расскажу! — расхохотался тот, и Алатус цыкнул, прежде чем ударить его лбом о пол ещё раз и услышать хруст. На грязном дереве остался осколок зуба, изо рта демона хлынула кровь. — Меня убьют, если я всё расскажу! Алатус тяжело выдохнул. Он и увидел, и почувствовал, как демон затрясся. В последний раз он вёл себя так настолько давно, что времени точного вспомнить не мог; по венам вместо крови разливалось удовлетворение — мрачное, тёмное, жаром и холодом в голове разливающееся. В конце концов, он был птицей Пэн; хищной, выслеживающей жертву перед тем, как разорвать её на части острыми когтями и клювом. — Ты не понял, — произнёс он спокойно. — У тебя три варианта. Ты рассказываешь нам всё, и мы тебя убиваем по доброте душевной. Ты молчишь, и мы переломаем тебе все кости, пока ты не расколешься, и уже потом убьём. А если и так молчать будешь, то я лично проверю на тебе все наказания, которые придумывал мой наставник. Поверь, их много. Ты цифр таких не знаешь. Ту-лоу расхохотался, но в смехе его не было ни следа веселья; он как будто всеми силами пытался скрыть собственный ужас. — Маленький демон очеловечился! — воскликнул он, и Алатус чуть поджал губы. — Мы же братья, ты не должен так поступать! Отпусти меня, гэгэ, отпусти-отпусти-отпусти!.. — Никакой я тебе не гэгэ. Ту-лоу захныкал, всё причитая и причитая, и Алатус, окончательно растерявший всё терпение, цыкнул. — Уксус, огонь, кровь собаки, — отрывисто заговорил он, чуть повернув к Хранителям Якса голову. — Несите и зажигайте палочку благовоний. Догореть не успеет, как эта тварь начнёт говорить. Ту-лоу заверещал и забил пятками по полу. Он задёргался, и Алатус вновь приложил его лбом о пол, не обращая внимание на засуетившихся Хранителей. Небольшой флакон с уксусом оказался в его пальцах уже спустя несколько секунд, и он быстро повернул голову — взгляд Меногиаса излучал крайнюю заинтересованность происходящим — и кивнул ему в знак благодарности. Чёрная шерсть поблекла и истончилась, бледная кожа покраснела и зашипела, как только на неё попал уксус, и ту-лоу завизжал от боли. — Фу Шэ-а, — заговорил на грани слышимости Алатус и вновь обернулся. Босациус чуть дёрнул подбородком. — Ты знал, что ту-лоу — фэй-фэй, по-вашему — относятся к горным демонам? Тот вскинул бровями и кивнул с таким видом, будто ему только что попытались объяснить настолько очевидные вещи, что о них знал каждый младенец. Алатус хмыкнул. — У некоторых горных демонов только одна нога, — продолжил он как будто невзначай, и ту-лоу разревелся. — Думаю, этому вторая не так уж и нужна? Если ту-лоу и были в чём-то удобны, так это строением их тела. Их ноги были вывернуты в обратную сторону — так, что, когда те лежали на животе, они могли без труда согнуть колени или постучать пятками по полу. Босациус вполне мог наступить ему на нижнюю часть бедра, сжать щиколотку и с силой дёрнуть на себя — колено вылетит точно. А может, Босациус от души постарается, и все они смогут посмотреть на демонскую кость. Ту-лоу завизжал, как только Босациус поставил ногу ему над коленом: — Не надо! Не надо! Я всё расскажу, перестаньте, умоляю, пожалуйста! Алатус хмыкнул, мотнул головой, и Босациус, чуть надавив стопой на демонское бедро, отступил. Ту-лоу ревел во весь голос, трясся, как больной перед смертью, и безостановочно умолял не ломать ему ноги и перестать лить уксус на шею. Слабак. Впрочем, Алатус с радостью исполнит его просьбы — правда, не мог обещать, что не начнёт заново, если рассказ демона ему не понравится. — Давай, — бросил он, отпуская волосы ту-лоу. — Рассказывай. — Меня призвали! — заверещал тот. — Нас всех призвали! Владыка пронёсся над Долиной Тяньцю, чтобы сеять чуму и хаос! Трава засохла, и так мы поняли, что нас призывают! Алатус нахмурился. — Какой к Селестии?.. Вдруг Тун Цюэ ахнул, и Алатус повернул к нему голову. Тот схватился за рукав Меногиаса, потряс им, привлекая к себе внимание, и выглядел он до того воодушевлённым собственной догадкой, что сразу же захотелось его стукнуть, чтобы он перестал молчать. — Трава засохла! — воскликнул, наконец, Тун Цюэ, и Алатус вскинул одну бровь. Бонанас с Меногиасом не смотрели на него, но сделали точно так же. — Вы не поняли, что ли? Да ладно, четыре Великих Яксы и личный ученик Бога Ночи, да не догадались? — Вырву ноги, — протянула Индариас, и Тун Цюэ горестно вздохнул. — Не даёшь насладиться моментом, — поворчал он и выпустил рукав Меногиаса из пальцев. — Нет, правда, подумайте, какой демон вызывает засуху там, где проходит? Трава засохла, озеро тоже начало. Ну же! На несколько секунд в комнате повисла тишина, прерываемая лишь всхлипами ту-лоу. Вдруг Босациус хлопнул себя по лбу и издал горестный стон. — Ну конечно, — выдавил он. — Конечно, это фэй. И как мы сразу не догадались? Алатус подумывал задать тот же вопрос. Возможно, он не понял сразу только потому, что этого демона никто не видел около тысячи лет, но аргумент казался слабоватым. Слишком уж характерные признаки — другие твари не могли вызвать увядание и засуху даже при огромном желании. — Я закончил, — бросил он, поднимаясь и чувствуя сухость в горле. Может, в соседней комнате найдётся немного воды?.. Он вышел за дверь, позволяя Хранителям закончить с ту-лоу самостоятельно. Возможно, ему стоило сказать хоть что-то, чтобы оправдать свой уход, но все слова закончились ещё на этапе допроса горного демона. По затылку вниз растекалось странное умиротворение.