Свойство памяти

Сухая трава скрипела под ногами. Этот звук был единственным, что окружал их шестерых — птицы давно покинули эти земли, лисицы попрятались по своим норам, и Алатус бы не отказался сейчас от вида голодного тигра, выскочившего им поперёк дороги, ибо это хоть как-то избавило бы его от стойкого ощущения омертвелости всего вокруг них. — Надеюсь, мы быстро закончим, — протянул вдруг Босациус, и Алатус где-то внутри был благодарен ему за инициацию хоть какой-то беседы. — Мне казалось, на Призыве ты был рад работе, — произнёс он на полтона ниже обычного, и Босациус помахал у лица рукой. — Да я рад. Просто… Есть кое-какие дела. Индариас переложила чжаньмадао в ножнах на другое плечо, высунула язык и издала неприличный звук. Алатус чуть нахмурился, повернув к ней голову. — Дела у него, вы посмотрите, — заворчала Индариас, а затем вскинула подбородок. — Проживёт Пин без твоих цветов пару дней! Ходишь всё вокруг да около, скоро весь Заоблачный предел над тобой смеяться будет! Босациус расплылся в улыбке, верхние руки за голову заложив, подняв подбородок и выпрямившись. Даже походка его стала какой-то другой: вразвалку поплёлся, стопы направляя так, что мыски глядели наружу, как будто не во временное логово фэя следовал, а прогуливался у какого-нибудь озера. А Алатус понял, что опять сейчас начнёт выслушивать отборные слухи. — Пусть смеётся, — протянул Босациус, небрежно отмахиваясь свободной рукой. Странный он какой-то; по меркам смертных, конечно. — Это же… Пин! С ней нельзя по-другому. И вообще, я себе пообещал, что не стану ничего делать, пока не найду… — Такой цветок, который будет под стать её красоте, бла-бла-бла, — оборвала и закончила за него Индариас, отняв одну руку от рукояти меча, сложив пальцы вместе под конец речи, трижды разведя их в стороны, как будто показывая кого-то говорящего. — Она и так каждое утро в окно смотрит, всё ждёт, когда ты появишься. Запомни мои слова: вот так будешь медлить, и ей уже всё равно будет! Тун Цюэ сложил губы трубочкой. Он вывалился перед всеми ними, повернулся к ним лицом, продолжая идти спиной вперёд и чудом не спотыкаясь о камни и корни иссохших деревьев. — А я слышал, госпожа Пин с госпожой Гуй близки, как сёстры, — сказал он, и Индариас фыркнула. — Побольше дураков всяких слушай! — воскликнула она, шею вперёд вытянув. — Если их души сияют одинаково, это ещё не значит, что они обязаны соответствовать всем этим однобоким человеческим нормам! Тун Цюэ надулся. — Злая ты. Я просто сказал, что слышал такое. — А потом удивляешься, что у тебя каша вместо мозгов, — пробурчала Индариас и ткнула в Босациуса пальцем. — А тебя заново по частям Фа Нань-мэймэй собирать не будет, когда ты в следующий раз свалишься с горы! Бонанас медленно кивнула, и в глазах её было что-то такое, что тут же убедило Алатуса, что вид свалившегося с горы Босациуса был не самым приглядным. Он подумал, что тот вполне мог лезть за цветками цинсинь — те как раз на самых высоких склонах пробивались через трещины в камне. Он слышал, на некоторых землях эти цветы собирали женихи в подарок своим невестам перед свадьбой — кстати, надо будет убедиться, что Тао Хэюнь не убьётся, когда полезет за цинсинь для Ли Шицин. Ему бы не хотелось превращать скорую свадьбу в Цинцэ в погребальную церемонию. Дела-дела-дела. Он пропустил половину разговора: — Да разве я могу Пин пригласить на следующую Лунную охоту? — спросил Босациус, явно не надеясь получить ответ. — Владыка Песен и Скитаний и какой-то Якса. Смешно просто. Голос его отдавался чем-то горестным. Алатус нахмурился. — Не смешнее, чем демон-недоучка и Анемо Архонт, — отозвался он, устремив взгляд вперёд, где сквозь густую сень сухих песчаных деревьев показался край горы с не слишком большой пещерой. Хотя, скорее всего, это вход её казался небольшим, раз именно её фэй выбрал своим местом для отдыха. Босациусу хватило такта, чтобы промолчать. Возможно, он глубоко задумался — Алатус так и не повернул к нему голову после того, как произнёс собственные слова, которые, на самом деле, не так уж сильно и хотел произносить в первую очередь. И всё же его что-то дёрнуло за язык — гадай теперь, что именно стало причиной их озвучиванию. — Это не смешно, — произнесла Бонанас тихо, и Алатус встретил её взгляд. — Какая разница, кто кем является? Если союз был заключён Небесами, то всё остальное не имеет значения. Алатус глубокомысленно угукнул. Он не стал развивать эту тему: не знал, что добавить, да и к пещере они приблизились настолько, что нужда говорить сама собой отпала. Они сбились в кучу за скоплением деревьев и принялись наблюдать. Из пещеры не доносилось ни единого звука — до того тихо, что впору было начать думать, что фэй давно ушёл. Правда, не было никаких следов того, что он покинул это место. В книгах фэй описывался как предвестник эпидемий. Он не пожирал людей, не склонял их к неправильному пути — просто приходил туда, где вскоре всё погибнет, и исчезал в неизвестном направлении. В прошлый раз, когда он появлялся в этом королевстве, едва не вымерла вся деревня Миньюнь — Шан Си удалось остановить бедствие не без помощи со стороны, но людей погибло столько, что дым от костров стоял в носу несколько дней, если верить рассказам наставника. Судя по всему, убить фэя Богине Песка не удалось. — У нас есть план? — спросил Алатус тихо, раздумывая, почему всю дорогу до этого места они потратили на болтовню, когда могли обсудить вещи поважнее. — Конечно, — не без следа удивления протянул Меногиас, прежде чем охнуть. — Верно, ты же не… Забудь. Тун Цюэ у нас обычно отвлекает — лучше помогай ему. Мы сделаем всё остальное. Алатус со следом недовольства поджал губы, но не стал возражать. В конце концов, он сразу догадался, что именно Меногиас едва не сказал: «Ты же не один из нас». Глупо было бы с его стороны подумать, что ему позволят вмешиваться в устоявшийся ход работы Хранителей Якса, когда он почти никак не проявил себя у них на глазах — бесславная битва с Владычицей морей и Лу Люйи не в счёт, ведь из неё он не вышел победителем. Даже с ту-лоу он не справился бы, не брось Индариас в демона ножны от меча. А так… Он мог убить хоть весь пантеон этого королевства — до тех пор, пока Яксы не увидели это своими глазами и не поняли, на что он действительно способен, на нормальное участие в битвах Алатус может даже не рассчитывать. Ну и ладно. Он выцарапает фэю глаза и скажет, что это гораздо лучше того отвлечения внимания, которым Тун Цюэ может заниматься хоть до седых волос. Из пещеры послышался всхрап, за которым последовало шевеление. Солнце вот-вот скроется за горизонтом — наступало время демонов и призраков. Неясно, собирался ли фэй вновь пронестись над Долиной Тяньцю — они сделают всё, чтобы помешать его планам. Когда фэй вышел из пещеры, Алатус вперился в него острым, внимательным взглядом. Он сразу заметил длинный шрам на бычьей морде, оставленный ничем иным, как чьим-то мечом. Судя по состоянию шрама, сражение происходило много лет назад. Алатус проследил за змеиным хвостом — длинным и острым, словно бритва. Тот ползал по земле вслед за демоном высотой в три чжана, поблёскивая в свете вечернего солнца серебром. Густая шерсть на животе свалялась и покрылась комьями грязи, на одном из рогов отчётливо виднелась трещина, а залитый кровью глаз посреди лба неотрывно глядел именно туда, где они прятались. Он вспахал землю копытом и издал гортанный рёв, близкий к драконьему. Увидел, значит. — Вперёд, — бросил Босациус, и Тун Цюэ обернулся птицей и тут же взмыл в воздух. Алатус последовал за ним с секундным промедлением. Планируя высоко в небе, он внимательно следил за всем, что происходит. Он смотрел, как Тун Цюэ прижимает крылья к телу, резко падая к фэю и тут же взмывая обратно, кое-как уклоняясь от быстрого змеиного хвоста. Он видел, как Хранители распределяются по поляне и выжидают подходящего момента для полноценного нападения. Когда хвост фэя врезался в деревья, те ломались, как стволы бамбука от лезвия наточенного меча. Алатус прижал к телу крылья и бросился вниз. Из горла крик птичий отчаянно желал вырваться, но он молчал. Он увернулся от серебряного хвоста, раскрыл крылья, потоки воздуха ловя перед замедлением, и впился острыми чёрными когтями в бычью морду. Фэй издал поистине драконий рёв — израненный, яростный — и попытался пробить его хвостом насквозь. Тун Цюэ вцепился в него когтями и клювом и бешено крыльями захлопал в попытке замедлить. Этого было достаточно, чтобы Алатус расцарапал когтями бычью морду и разодрал клювом глаз на лбу. Фэй взревел, махнул хвостом в другую сторону, сбрасывая с себя Тун Цюэ, бешено замотал головой, пытаясь рогами достать Алатуса, но тот вовремя оторвался от его морды и взмыл в воздух. Он спланировал к тому месту, где бросил копьё, и обратился человеком, затерявшись во всполохе чёрного дыма. По языку расползался неприятный вкус, и он сплюнул слюну. Он внимательно следил за взбесившимся фэем, когда рядом очутился Тун Цюэ. Тот потирал плечо, взъерошенный, и держал в одной руке оба шуангоу. — Ты спятил, — восхищённо выпалил он, и Алатус смерил его скептичным взглядом. — Живой? — спросил он, на вывихнутое плечо глядя. Тун Цюэ отмахнулся. — Шицзе подлатает, как обычно. Алатус плохо разбирался в отношениях Хранителей Якса, но почти сразу подумал, что Тун Цюэ говорил о Бонанас — раз та «собирала по частям» Босациуса, когда тот с горы свалился, то вполне могла и в принципе заниматься лечением после совместных сражений. Это и иглы объясняло. Впрочем, ему также подумалось, что сражаться с выбитым плечом Тун Цюэ будет не слишком удобно. Вполне себе опасно, на самом деле. — Повернись, — сказал он, и Тун Цюэ смерил его удивлённым взглядом, прежде чем подчиниться. Алатус сложил одну руку на его левое плечо, а вторую — на верх лопатки. — На счёт три. Раз… Он резко надавил одной рукой на лопатку, а вторую потянул на себя, и плечо с омерзительным хрустом встало на место. Тун Цюэ вскрикнул, пару секунд стоял на месте, с болью справляясь, а затем выпрямился и размял плечо. Он обернулся, наверняка собираясь горячо поблагодарить, но Алатус не стал ждать, чтобы послушать — подхватил с земли копьё и бросился к поляне, где Хранители вовсю сражались с демоном. Надо отрубить этой твари хвост. Сделают это — считай, выиграли битву. Кажется, Хранители это тоже понимали. Пока Меногиас вырывал одним мановением рук комья земли и камни, швыряясь ими по ногам фэя, пока Бонанас, едва потокам ручья не подражая, вилась вокруг морды демона, раздирая её когтями ещё больше, пока Босациус с двух пар дао-мечей посылал в бычьи бока молнии в попытке достать клинками до живота так, чтобы его не затоптали в процессе, Индариас выжидала, пока хвост не появится в подходящей позиции для удара. У каждого была своя задача. Изредка камни обрушивались на морду фэя, а молнии пронзали копыта — Хранители помогали друг другу, действуя не как четыре воина, а как один человек. Алатус растворился в чёрной дымке и оказался подле Индариас. — Помогу, — бросил он, и та отрывисто кивнула, взгляд от хвоста не отводя. Хвост взметнулся наверх, едва не полоснул Босациуса по груди, но тот вовремя отскочил и исчез в фиолетовой вспышке. Он появился с другой стороны демона, вскричал что-то нелестное — Алатус не разобрал среди общего шума — и обрушился на фэя более яростной серией ударов. Кровь демона окропляла землю, в нос врезался её резкий запах. Хвост метнулся в их сторону. Индариас, одним взглядом оценив свои шансы, растворилась в огненном всплеске, но Алатус остался стоять на месте. Он бросился в сторону, наклонился, проходя точно под хвостом, заученными больше двух сотен лет назад связками шагов оказался вплотную к острой серебряной ленте и, размахнувшись, вонзил копьё в широкую тугую плоть, пригвождая её к земле. Фэй взревел, та часть хвоста, которая проходила от копья к кончику, неистово забилась по земле, срубала деревья под корень. — Бей! — крикнул Алатус стоящей чуть поодаль Индариас. Та очнулась, размашистым движением перевела чжаньмадао по земле за спину, сорвалась на бег. — Цзинь Пэн-а! — услышал он вопль сбоку, но не успел повернуть голову. В него что-то врезалось сбоку, левое бедро ошпарило, будто кипятком, блеснул длинный двуручный меч, перед глазами всё красным застило — всё произошло одновременно. Алатус растворился в медной вспышке, и его вынесло на самый край поляны. Он слегка запоздало понял, что у них получилось: Индариас в последний момент, должно быть, со всей силы рубанула мечом по хвосту фэя, и большая его часть слегка подрагивала в сухой траве, в собственной крови купаясь. Правда, Алатус плохо это понимал — сам он едва сдерживался от вопля, валяясь на земле и сжимая руками левое бедро. — Сейчас, — тараторил на ухо Тун Цюэ, и Алатус едва ли его слышал. Он опустил взгляд на левое бедро, но сухая ладонь задрала его подбородок. — Не смотри. Сейчас перевяжем, моргнуть не успеешь — и снова забегаешь, сейчас… Тогда Алатус перевёл взгляд на отрубленный хвост — на самом кончике его кровь блестела не в сравнение светлее той, что из подрагивающей в последний раз плоти вырывалась неровными толчками. Похоже, его задело, пока он копьём вдавливал серебряную ленту в землю, чтобы дать возможность Индариас нанести удар. — Задело и задело, — прошипел он, всё же взгляд опуская. Тун Цюэ успел сорвать с коричневых одежд пояс и сейчас перевязывал его ногу выше длинного и довольно глубокого поперечного пореза. Крови почти не было видно из-за чёрных штанов, но всё вокруг казалось слишком влажным. Штаны жалко. И не зашьёшь ведь — шёлк таким махинациям плохо поддавался. Алатус вскрикнул, когда Тун Цюэ от души затянул узел своего пояса. Раздался оглушительный вопль, близкий к драконьему, и Алатус повернул голову к центру поляны. Он увидел, как Бонанас умудрилась взобраться фэю на спину и сейчас глубоко вонзила когти в шею демона — тот орал, неистово головой размахивая. Алатус отпихнул Тун Цюэ от себя, когда увидел, что Бонанас, не удержавшись, сорвалась с бычьей шеи. Он растворился в воздухе, едва ли мир увидел сквозь чёрный дым, когда перехватил девичью талию, собрал вокруг них все ветряные потоки и стопами послал их вбок. Чёрная дымка исчезла, когда ветра отбросили их в сторону, Алатус перевернул их в воздухе, отнял от талии Бонанас одну руку и принял весь удар об отвесную скалу на себя. Он вцепился свободными пальцами в камень, плечо дёрнуло от веса, но, вроде, из сустава не вылетело — и всё равно всю левую сторону обожгло пламенем костра, а израненная нога заболела так, будто её вырвали. — Вовремя, — задушено пискнула Бонанас ему в подмышку, стараясь цепляться за одежды так, чтобы не навредить когтями, ногами обвивая его бёдра. — Спасибо. Из горла вырвалось грязное ругательство — мудрец Ли бы по губам дал от души. Бонанас — явно поборница всяких этикетных изысков — глаза округлила, но промолчала, зардевшись до самых ушей. Висеть на одной руке было неимоверно тяжело. Алатус чуть двинул правой ногой, пытаясь отыскать вторую точку опоры, и перевёл взгляд на поляну, где сухая трава пропиталась тёмной демонской кровью. — Настолько сильны твои когти? — выдавил он, и Бонанас неопределённо мотнула головой. — Вполне могу вскрыть фэю живот, если с налёта, — проговорила она, явно вспоминая какой-то похожий случай из прошлого. У Алатуса не было ни времени, ни сил предаваться воспоминаниям: — Переверни его на бок, — произнёс он и дёрнул подбородком, посылая ветра в сторону Меногиаса. Тот вздрогнул, повернул голову в сторону скалы, увидел их и кивнул. От двух следующих камней фэй увернулся — третий попал точно в правое переднее колено, и то вывернулось в обратную сторону, надломившись. Демон издал полный боли рёв, заваливаясь в сторону. Меногиас резко опустил руки, напряг их и с силой поднял над головой — земля встала перед фэем плотной стеной и рухнула на него, повалив на землю. — Готова? — спросил Алатус, но не стал дожидаться ответа. Он собрал окружные ветра, оттолкнулся ими от скалы, развернулся и швырнул Бонанас в сторону фэя — та явно не была готова к подобным планам, но быстро взяла себя в руки и перевернулась в воздухе. Алатус не видел, как она вонзается когтями в живот фэя и замедляется, разрезая тугую бычью плоть — потеряв все точки опоры, он сначала почувствовал, как летит к земле, а затем собрал последние силы и обернулся птицей. Опустившись подле Тун Цюэ, он неуклюже покачнулся, наступив на больную ногу, и вновь принял человеческую форму. В ушах звон стоял, отрезая все звуки вокруг него, но он видел, как Индариас со второго раза отрубила демону голову, и чувствовал, как Тун Цюэ поддерживает его за плечи. — Слышишь меня вообще? — донёсся до него голос Тун Цюэ, и он чуть мотнул головой. Слух прорезало цыканье. — И для кого распинался?.. — Что ты говорил? Язык едва ворочался, перед глазами всё плыло то ли от удара о скалу, то ли от потери крови, то ли от усталости в целом — по крайней мере, ему не хотелось забиться в какую-нибудь пещеру и помереть, как в то утро, когда из подвалов Усадьбы Ночи вырвались тени. Он посильнее навалился на Тун Цюэ, позволил ему закинуть собственную руку через плечо и заставил себя вслушаться в пропитанные лёгкой обидой слова: — Расписывал, какой ты мощный, только и всего. Не стоит твоего внимания, честное слово. Со стороны погрузившейся в тишину поляны послышался полный усталости и отчаяния стон, который совершенно точно принадлежал Босациусу, и он совсем не помогал привести мысли в порядок и заставить мозг работать. Алатус ляпнул: — Можешь отправить свои похвалы в Цинцэ в письменном виде. Тун Цюэ глумливо хихикнул: — Вот ещё, делать мне нечего! Вот соберёмся все с десятком кувшинов байцзю, тогда, может быть, повторю. И то, если хорошо попросишь. Алатус в жизни не пил байцзю, но был наслышан о нём достаточно, чтобы при воображении десяти кувшинов объёмом в шэн каждый понять, что хорошо просить он будет только о пощаде. О, всё. Ему надо прилечь, а лучше — поступить, как Венти в особенно тяжёлое время, поспать с недельку. Правда, прилечь пока было нельзя — сначала нужно вернуться в город с головой фэя, нанизать её на шпиль бывшего дворца Владычицы морей и прогнать оставшихся призраков из Долины Тяньцю. — Спасибо, — произнёс он, глядя, как остальные Хранители разбирают своё и чужое оружие, отворачиваются от тела демона и направляются к ним двоим. Босациус до кучи ещё и прихватил голову фэя. Тун Цюэ издал вопросительное мычание. — За хвост. Тун Цюэ второй рукой похлопал его по спине. — Спасти достопочтенного главу Уван от участи быть проткнутым тысячелетним демоном — о чём только можно мечтать? — спросил он, и Алатус сделал всё возможное, чтобы вложить в цыканье всё недовольство издевательским обращением, которое в нём только можно было отыскать. Тун Цюэ не сдержал смеха, прильнул плечом к боку Индариас, и все они растворились в белом свечении.

***

К утру весь город провонял ладаном. Алатус не спал уже третьи сутки. Остаток вечера после битвы он провёл в той комнате, в которой до сих пор валялось тело ту-лоу, и зашивал рану на левом бедре иглой и нитками, одолженными у Бонанас. По правде говоря, та предлагала свою помощь, но Алатус трижды отказался, всё время повторяя, что привык справляться с подобными ранениями самостоятельно. На самом деле, он проявлял какое-то странное двуличие, когда говорил всё это. Всего лишь прошлой ночью он сидел перед обнажённой Хуа Вэйчжэнь и втирал в её язвы обеззараживающую мазь, прекрасно осознавая её стыд нахождения обнажённой перед незнакомцем, и сейчас с превеликим неудовольствием где-то внутри понимал, что и сам стыдился мысли снимать одежду перед Бонанас. Конечно, он не врал, когда говорил, что привык самостоятельно заниматься лечением — ему пришлось привыкнуть за годы ученичества, — но об истинной причине такого решения сегодня всё же промолчал. Ему было всё равно на наготу уроженки столицы Тяньцю и осознавал, что Бонанас недалеко от него ушла, и всё равно предпочёл штопать самого себя в гордом одиночестве. До него доносились голоса по ту сторону стены из дерева: Хранители Якса делились впечатлениями после сражения, подробно разбирали действия друг друга и давали рекомендации, над чем стоит поработать перед следующим сражением. Алатус едва ли успевал следить за битвой в целом сегодня, а эти каким-то образом умудрялись наблюдать друг за другом. В самом начале этого разбора он старался вслушиваться, то и дело подмечая вещи, над которыми ему стоило поработать самому, но после того момента, когда Хранители говорили об отрубленном хвосте, упомянули действия Алатуса, и Индариас протянула: «Девочки-и, я влюбилась!» — всё желание слушать исчезло. Может, продолжи он обращать на болтовню внимание, он бы от и до расслышал всё о собственных ошибках: как он подставился под хвост фэя, как он сделал демона куда более свирепым, когда самовольно решил выцарапать ему глаз, как он действовал больше в одиночку, чем в составе полноценной команды, — но он перестал слушать на шутливом комментарии Индариас и целиком погрузился в своё дело. Он помнил, как Юй Ся вопила от боли, когда он зашивал её рану на боку — сейчас он был совершенно уверен, что кинжал в живот она себе вонзила сама, чтобы была хоть какая-то причина проникнуть в Усадьбу Ночи и втереться в доверие его временного жителя. Впрочем, пронзая свою кожу иглой и зашивая края глубокого пореза, Алатус только морщился. Жгут, который ему наложил Тун Цюэ, он решил пока не убирать — кровь хлынет с удвоенной силой, если он это сделает и попробует на левую ногу опереться. Он размотал чистые бинты, всё так же у Бонанас одолженные, и плотно перевязал рану — белая ткань тут же остатками крови и сукровицей пропиталась. Перед уходом он окинул пустым взглядом недвижимое тело ту-лоу, залитое кровью, которая почти полностью засохла. Разговор Якс оборвался, как только Алатус открыл входную дверь, и продолжился, когда тот передал Бонанас иглу с остатками нити: — Цзинь Пэн-а, как раз о тебе говорили, — сказала Индариас, повернувшись к нему. — Та связка, которую ты сделал перед тем, как хвост к земле прибить — это был Ночной Шелест Тысячи Шагов? Алатус опустился на край скамьи рядом с Тун Цюэ и кивнул. Индариас ахнула. — Научишь как-нибудь? — спросила она, широко глаза распахнув, а затем ойкнула и замахала руками. — Не думай, что я хочу украсть тайные техники Уван, но вот эта кажется очень полезной. То есть, ты видел, я бы упустила шанс отрубить фэю хвост, если бы ты не… — Научу, — оборвал её поток речи Алатус, едва способный осознанно слушать хоть что-то, в чём было больше двух слогов, и Индариас радостно захлопала в ладони. Его, конечно, отправляли отсыпаться и отдыхать после тяжёлого боя, но Алатус чуть опустил подбородок и нахмурился, как делал всегда, когда Син Сюжун начинала раздавать советы о правильном отдыхе, и вышел из постоялого двора вместе с ними. Он сильно хромал на левую ногу, а потому, чтобы не задерживать никого, взял отпугивающий призраков фонарь, кивнул на изъявленное Тун Цюэ желание отправиться вместе с ним и направился в сторону главных ворот. Он точно видел где-то там огромную курильницу… — Мы откроем ворота? — спросил Тун Цюэ, заложив руки за спину, и Алатус помотал головой. — У тебя есть желание отлавливать призраков по всему королевству? Тун Цюэ заинтересованно вытянулся. — Их разве можно отлавливать? — протянул он, а затем почесал висок. — То есть, какого-нибудь призрака висельника, конечно, можно, но остальные-то невидимые! Ну, большинство. Алатус ненавидел призраков висельников. У тех были свои повадки: если другие убивали веселья ради или для пропитания, призраки висельников не могли найти покой в этом мире, пока не переложат своё проклятье на другого. Они лгали своей жертве, заставляя её поверить в какой-либо бред, а затем обещали вечную жизнь на Селестии, если будущий мертвец затянет верёвку на шее и спрыгнет со стола. Алатус как-то вытащил из петли одну женщину из деревни Уван: та наслушалась речей призрака и поверила, что её муж отправился не на работу, а к любовнице. Призраки висельников были привязаны к верёвке, которую затянули перед смертью на своей шее. Они таскали её с собой, а когда находили жертву, то прятали её где-нибудь неподалёку, чтобы глуповатая добыча не увидела верёвку и не догадалась, с кем имеет дело. Эту верёвку нужно было найти и сжечь. Алатус задумчиво хмыкнул и повернул к Тун Цюэ голову. — Невидимые? — переспросил он, наблюдая, как ему мелко кивают. — Ты не пил кровь ту-лоу? Тун Цюэ скривился, будто услышал что-то невероятно мерзкое, и ответ был уже не особенно нужен. — Зачем мне это делать? Алатус повёл плечом. — Затем, чтобы у тебя не возникало вопросов, как отлавливать призраков, — отозвался он. — Выпьешь её — сможешь видеть их. Тун Цюэ не выглядел убеждённым. Он прищурился, всё внимание к Алатусу обращая, и споткнулся о нижнюю ступень крыльца какого-то дома. Тишину ночной улицы разбило цыканье. — А ты пил, что ли? — спросил Тун Цюэ, и Алатус кивнул. — Лет триста назад. После первой охоты. Главные врата показались в конце извилистой улицы, и Алатус прибавил бы шаг, не хромай он на левую ногу. Тун Цюэ явно ждал подробностей, и он вздохнул. — Мы с наставником всегда разбирались со всеми духами, призраками и демонами близь Уван сами. В первую охоту он отправил меня искать ту-лоу с заданием привести его живым в Усадьбу Ночи. Потом сказал перерезать демону глотку и выпить его крови. Это… что-то вроде инициации. Нужно было доказать, что я достоин сражаться вместе с ним. После этого начал видеть призраков, даже когда они этого не хотят. А вот и курильница — стоит около какого-то подобия на храм. Храм был небольшим и бедным, в нём явно нельзя было уместиться и пяти людям, но зато курильница у входа добротная, явно весила не меньше двух даней. — Фэй-фэя ты не видел, — явно из вредности протянул Тун Цюэ, бросая в курильницу ладан и доставая из рукава огниво. — Он и не призрак, гений. Тун Цюэ цыкнул, и одновременно с этим звуком чиркнуло огниво. Огонь в курильнице загорелся, запах ладана забился в нос и тут же вызвал лёгкое головокружение. К утру весь город провонял ладаном, и пятеро Хранителей и Алатус встретились у входа на постоялый двор. Босациус беспрестанно зевал, порой забывая рот прикрыть, и стало совершенно ясно, что отлавливать оставшихся призраков придётся чуть позже, когда все отдохнут. Что-то Алатусу подсказывало, что он всё же последует заветам Венти и проспит до Праздника середины осени. Придётся пропустить свадьбу Тао Хэюня и Ли Шицин, которая должна была пройти через две недели, в седьмой день седьмого лунного месяца, но Алатус не так уж и хотел её посещать в первую очередь, хоть его и пригласили. Раздался гулкий взрыв откуда-то в сотне ли от Долины Тяньцю, и все мысли о сне пришлось отложить. — Что это такое?.. — подала голос Бонанас, напряжённо вглядываясь в небо, к северу заволочённое облаками. — Может, господин Моракс с госпожой Гуй уничтожили Сердце Шан Си? — предложил Меногас, нахмурившись и руки на груди скрестив. Судя по его тону, он и сам не слишком верил в собственную мысль. Босациус мотнул головой. — Взрыв был бы громче, — убеждённо протянул он, а затем повернулся к Алатусу. — Цзинь Пэн-а, это где-то рядом с твоими землями. Алатус выронил фонарь и растворился в чёрном дыме.