Свойство памяти

В комнате на втором этаже постоялого двора было совсем уж тихо. Похоже, ветра захлопнули оконные ставни, когда Венти покидал это место с десяток минут назад, и глазам нужно было время, чтобы привыкнуть к местной темноте, пускай снаружи начало подниматься солнце. — Отпусти меня, — раздался позади тихий и недовольный голос, и Венти цепким взглядом осмотрел всё вокруг. Он чувствовал, как Алатус стискивает пальцами ткань рубашки у него на талии, не пытаясь вырваться самостоятельно, и подумал, что укладывать его в более-менее чистую постель, когда тот наверняка собрал собой всю пыль и грязь в Тяньцю, точно не стоит. Он отнял правую руку от бедра Алатуса и чуть взмахнул кистью — чайный набор в центре низкого столика поднялся в воздух и, гонимый ветром, сместился к дальнему краю. Осторожно опустившись на одно колено, он усадил Алатуса на пустую поверхность стола и тут же почувствовал, как от него резко отстраняются. Чужие ногти стукнули по дереву, зашуршали полы одежд. — Никогда, — выдавил Алатус, напрягшись в плечах и нахмурившись, наблюдая за тем, как Венти усаживается на колени перед ним, — больше так не делай. Он опирался на руки, выставленные назад, и вполне мог надавить стопой Венти на грудь и оттолкнуть, но явно не собирался этого делать. Наблюдал только хмуро и недовольно за тем, как с него снимают обувь и ветрами посылают к закрытой двери. — Почему? — Это унизительно. Венти замер на долю секунды, а затем нахмурился и пересёкся с Алатусом взглядами. Они были на Солёных землях одни; никто не стал свидетелем того, как один бесцеремонно забрасывает на плечо второго, растворяясь в воздухе. Венти вполне мог сказать об этом, а ещё добавить, что ни за что не стал бы проделывать нечто подобное при людях, потому что и самому бы не понравилось, проверни с ним кто что-то похожее. Но он промолчал, поджав губы и кивнув. Он одними пальцами коснулся длинной дыры на чёрных штанах — самые кончики повлажнели, и он охнул. — Я задел рану? — спросил он совсем тихо, но не увидел, как Алатус кивнул. Впрочем, ему не нужно было этого видеть, чтобы почувствовать, как на его плечи ложится что-то обтекаемое и тяжёлое. — Селестия. Прости, пожалуйста. Над раной кто-то затянул жгут, явно бывший чьим-то поясом от верхних одежд. Узкий, он перекрутился и весь вымок в крови так, что остатки ткани прилипли к штанам. Впрочем, вся влага на нём почти успела высохнуть — должно быть, в первый раз пояс ему затянули несколько часов назад. — Как давно ты менял повязку? — спросил Венти, одновременно раздумывая, что конкретно ему стоит сделать в первую очередь, но все мысли вылетели разом из головы, когда он услышал ответ: — Не менял. Селестия, он влюбился в идиота. Венти не сможет нормально исцелить рану на бедре, если ему будут мешать одежды — а в том, что полы верхних одеяний будут вечно сползать и мешаться, он даже не сомневался. Правда, если он развяжет пояс и откинет левую половину шёлка в сторону, то дело пойдёт куда удобнее. О том, что ему не будет достаточно просто раздвинуть в стороны рваные края штанов, даже и говорить не стоило. Алатус крепко перехватил его запястья, когда он уже коснулся узла на поясе. Пальцы, руки, плечи, весь он — струна натянутая; кажется, даже дышать перестал. Почему-то Венти замер тоже, встретившись с ним взглядами — в янтаре взметнулось что-то испуганное. Алатус молчал, но выражение лица его говорило больше слов, чем существует в любом тейватском диалекте. — Мне нужно взглянуть на рану, — тихо заговорил Венти, отчего-то языком заплетаясь. — Только это. Замешкавшись, Алатус разжал хватку на его запястьях, позволил аккуратно развязать пояс и разомкнул губы: — На первом этаже есть ножницы. Могут… понадобиться. Проследив за ним недолгим взглядом, Венти тихо угукнул и поднялся с пола. Не подумав даже о том, что ему стоило обуться перед выходом, он закрыл за собой дверь комнаты и быстро спустился по лестнице, стараясь слишком сильно не топать. С тех пор, как он остановился здесь, он ни разу не видел других постояльцев — только местных жителей, решивших пообедать вне дома. Но в своей комнатке всё ещё спал Чжао Цзюэ — не хотелось разбудить лишний раз. Ножницы нашлись в прилавке — скорее всего, ими разрезали верёвки у мешков с рисом или что-то подобное. Конечно, Венти не нужно было слишком много думать, чтобы понять, зачем Алатусу понадобились ножницы. Должно быть, края раны окажутся кривовато зашиты какой-нибудь нитью из тех, которыми Линь Джухуа штопала своему внуку носки. Венти всегда отличался богатым воображением, поэтому всё же подхватил ножницы, совершенно не предназначенные для работы с телом, и поспешил обратно в комнату. Снятые штаны лежали на полу, аккуратно сложенные — и какой в этом смысл, если их всё равно придётся нести в стирку или выкидывать? Алатус прикрылся верхними одеждами так, что можно было отследить тонкую линию бледной кожи от шеи до подвздошной кости и обнажённую левую ногу, почти всё бедро которой было залито засохшей кровью. Зажав зубами край ножниц, Венти опустил полотенце для рук в деревянный таз с водой, выжал излишки влаги и вновь опустился на колени перед низким столиком. Венти мог видеть, где именно завязывался чей-то пояс — от участка кожи, где виднелись следы тугой ткани, вся нога ниже казалась едва ли не синюшней. — Вот же, — пробормотал он и цыкнул. Он начинал понимать, почему местным нравился этот звук. — Ты ей двигать можешь вообще? Алатус чуть выпрямил колено, мыском мазнув по его щиколотке, и поморщился. Это движение, должно быть, вызвало уколы десяти тысяч крошечных иголок под кожей. Венти положил ножницы на край стола, осторожно коснулся всей ладонью тонкой кожи под коленом Алатуса и влажной тряпкой принялся стирать кровавые разводы. В носу свербело от неприятного запаха, а слуха касалось редкое шипение каждый раз, когда полотенце задевало края раны. Вытерев ножницы, он поддел ногтем самый расхлябанный стежок, услышал глухой стон сквозь сомкнутые губы над головой и аккуратно разрезал нитку кончиком ножниц. С тех пор, как был убран жгут, кровь снова начала нормально распространяться по венам, и теперь, когда Венти потревожил рану, та вновь начала проступать на бледную кожу. Когда он вытаскивал нитку — ну точно, Линь Джухуа, должно быть, штопала носки внука такими же, — Алатус напрягся всем телом, стараясь не дёргаться то ли от боли, то ли от щекотки, и часто дышал. Венти не знал, как именно тот относился ко всему, что прямо сейчас происходило, но костяшки пальцев правой руки, которой он стискивал край стола совсем рядом с израненной ногой, скалами возвышались под тонкой кожей. — Кто-нибудь ещё был ранен? — спросил он, накрывая открывшуюся рану ладонями, чувствуя и видя, как с пальцев бирюза родниковыми каплями стекает и путается с подтёками красного. С губ Алатуса сорвался разорванный выдох, пальцы стиснули край стола только сильнее. — Тун Цюэ вывихнул плечо, — выдавил тот и замолк. Венти вскинул бровями, на краткий миг отрывая взгляд от стягивающейся раны и посылая его наверх. Он успел краем глаза заметить крошечную родинку у самой подвздошной кости, похожую на случайный всплеск чёрной туши — почти такая же темнела под левой лопаткой, которую он заметил в тот день, когда Алатус показывал ему исцеленную спину. — И чем мы обязаны твоим самоубийственным порывам? — всё же разродился он на вопрос, вновь глядя на рану, а потому не увидел, как Алатус поморщился. — Я… — выдавил тот и дёрнул коленом, когда края раны принялись запечатываться. — Сам подставился. Не привык работать в команде. Венти чуть поджал губы, не отвлекаясь. Он почти закончил здесь, но помнил о дырках на плечах и запёкшейся крови на белом вороте. — Они сказали мне отвлекать демона, — продолжил Алатус на полтона тише, чем раньше. Похоже, исцеление перестало доставлять ему зудящей и раздражающей боли, и Венти отнял заляпанные кровью ладони, подобрал полотенце и стёр остатки красного. Теперь бедро было целым и чистым, но он не спешил подниматься — остался сидеть на месте, отрывая взгляд и от ноги, и от родинки левее от подвздошной кости, поднимая его наверх. — Я не мог стоять в стороне после. Венти задумчиво комкал полотенце в руках, уже давно стерев оставшуюся кровь со своих ладоней. Некогда белая ткань приобрела желтовато-красный оттенок, и оставалось только надеяться, что получится её отстирать надлежащим образом. Правда, мысли Венти метались вовсе не вокруг злосчастного полотенца. — Не мог или не хотел? — спросил он, и Алатус чуть поджал губы, но вовсе не в выражении некоего недовольства — скорее, выражая лёгкую досаду, что его так просто раскусили. Он чуть сдвинул в сторону обнажённую ногу и навалился на край стола и второй рукой — передние пряди волос спали по скулам, но Алатус не спешил их заправлять за уши. Он обвёл полупустым, чуть печальным взором сидящего перед ним Венти и повернул голову в сторону, как будто не желая пересекаться взглядами. — Я мог бы справиться с ним и сам, — пробормотал он едва слышно и очень неразборчиво. — Заняло бы больше времени. Но мог бы. И вернулся бы без одной ноги или не вернулся бы вообще, хотел сказать Венти, но промолчал, поджав губы. Любые слова прямо сейчас по какой-то причине казались бессмысленными; а может, он просто понимал, что первая мысль, промелькнувшая у него в голове, уж точно не стоит того, чтобы укладывать её на язык. Он поднялся с колен и приблизился к длинному комоду. Ещё в тот день, когда он прятал найденное в реке Сердце Гамигина, он заметил в верхнем ящике пару сменных штанов и по какой-то причине запомнил их местоположение. Вряд ли он думал, что когда-либо воспользуется этим знанием, но прямо сейчас устроить им обоим передышку, а заодно подумать над тем, что сказать дальше, Венти считал чуть ли не первой необходимостью. Достав ближайшие штаны из белого шёлка, он с пару секунд сминал мягкую ткань в пальцах, а затем произнёс едва слышно: — Ты не обязан что-то доказывать всем вокруг, знаешь? Алатус забирал штаны так, будто те вот-вот взорвутся. Он прижал их к животу, не спеша одеваться, и сгорбился, молча наблюдая за тем, как Венти опять усаживается на пол, поджимает ноги и укладывает руки и подбородок на его колени. Его босые мыски скользнули по пыльному полу, замирая под столом — так было удобнее. — Меня никогда не беспокоило, что обо мне говорят, — произнёс он чуть отстранённо. Венти мягко опустил ладонь на его обнажённое бедро и огладил кончиком среднего пальца то место, где с пару минут назад была глубокая рана. Остатки влаги с тряпки успели высохнуть, а мышцы в том месте, где он касался его, на долю секунды напрягались и тут же расслаблялись снова. Он почувствовал касание к волосам и позволил Алатусу зарыться в суховатые пряди пальцами, уткнувшись щекой в собственную ладонь. — Не вижу нужды доказывать что-то тем, кто надолго в моей жизни не задержатся. Венти многозначительно угукнул, борясь с желанием скользнуть пальцами выше по бедру и коснуться самым кончиком указательного крошечной родинки левее от подвздошной кости. Ему было интересно, будет ли это тёмное пятнышко, похожее на случайный всплеск чёрной туши, ощущаться как-то иначе, чем остальная кожа. Но он продолжал лениво поглаживать то место, где только что был косой порез, чуть прикрыв глаза и отчаянно стараясь не уснуть прямо так. Ему всё ещё нужно было добраться до ран на плечах. Но было так… спокойно. Понимать, что бессвязные мысли, полные тревоги, вызванной знакомым запахом цветочного мыла на подушке, оказались неоправданными. Знать, что Алатуса потрепало в бою, но сейчас он сидит на краю стола, за которым они заимели привычку обедать, пить вино или чай, разбираться с бумагами. Плавиться от ощущения, что нечто обтекаемое и тяжёлое сходит с перекатов плеч. — Значит, ты хотел доказать что-то себе? — спросил он, едва губами шевеля, но не дождался ответа. Только пальцы в его волосах на краткий миг замерли, но почти сразу продолжили выводить кончиками небольшие круги. Венти заметил крошечную заминку, что, в какой-то степени, отчасти ответило на его вопрос, но заходить дальше с расспросами не спешил — Алатус расскажет сам, когда посчитает нужным. Он легко коснулся губами края коленной чашечки и выпрямился, тут же на ноги поднимаясь и заходя Алатусу за спину. Он сел на колени прямо так, на стол, мысками отодвинул чайный набор ещё дальше, понадеявшись, что тот не свалится с края, и уложил подбородок на левое плечо Алатуса. Тот чуть повернул к нему голову, но не смог бы его увидеть, не сломав при попытке шею. Он всё ещё прижимал сложенные штаны к низу живота и горбился — совсем не похож на того главу Уван, которого видят все остальные. — Дай взглянуть на твою спину, — проговорил Венти не совсем внятно, не слишком спеша отрывать подбородок от костлявого плеча, и Алатус угукнул, но не пошевелился. Он прижался щекой к его виску, шумно выдохнул и, кажется, прикрыл глаза на пару секунд. Солнце упрямо пробивалось сквозь оконные ставни, но всё ещё возникало ощущение кромешной темноты вокруг них, пускай от света даже не приходилось прищуриваться, чтобы разглядеть комочек грязи у самой входной двери рядом с грудой их обуви. Может, всему виной устоявшееся впечатление, что сидеть вот так они могут позволить себе только ночью, когда нет особенных дел, а всё вокруг располагало к полусонной неге. А может, Венти просто хотел спать — всё его нутро тянуло к земле после укрощения ветров на Солёных землях и исцеления раны на бедре. Три слоя одежд под его подбородком зашевелились, и он чуть отстранился. Алатус сбросил с плеч свои одеяния, но выпутываться из рукавов явно не собирался — так и позволил чёрным, зелёным и белым тканям скользнуть вниз по спине и сбиться в невнятную кучу у поясницы. По четыре неровных круглых ран на каждом плече — кровь давно засохла, но появившаяся корочка оказалась нещадно сорвана спавшими тканями, и сукровица снова стала собираться в центре довольно глубоких дырок. Венти скользнул по ним тяжёлым усталым взглядом и мазнул кончиком носа по оголённому плечу, прежде чем выпрямиться и уложить ладони поверх всех ран сразу. Мнимую темноту между ними развеяли бирюзовые капли, с ладоней стекающие. В сознании промелькнула мысль принять божественный облик, чтобы не тратить лишнюю энергию на поддержание человеческой формы, но мысль эта растаяла в тот же миг, когда он задел мыском чайный набор, устраиваясь удобнее. — Их оставил один демон, — заговорил Алатус после непродолжительной тишины, разрушаемой одним лишь неровным дыханием, звучавшим чуть громче обычного. — Ту-лоу. Раны выглядели так, будто Алатуса схватили за плечи и попытались одним давлением раздробить кости. Венти понятия не имел, кто такой ту-лоу, но по размеру увечий понял, что демон этот был больше него раза в два. — Он напал на тебя? — спросил он, прекрасно зная ответ до того, как его услышит, а потому не отреагировал, когда ему угукнули. Если рану на бедре ещё можно было сбросить на несчастный случай, то эти восемь увечий непрозрачно намекали на то, что инициатором драки был вовсе не Алатус. Не похож тот был на того, кто так просто позволит схватить себя за плечи, не получив перед этим хотя бы парочку синяков. Правда, синяки были — три штуки очерчивали позвонки прямо между нижних рёбер, как будто Алатуса с силой пригвоздили к стене, а тот догадался сгорбиться перед ударом. Эти синяки пока ещё были красными, обещая уродливо посинеть к концу дня, но Венти не позволит им разлиться соком волчьих крюков по бледной и изящной спине. При условии, что ему хватит сил на подобную мелочь. Он чувствовал ладонями, как мышцы перекатываются под толстой кожей, видел это своими глазами, когда Алатус сильнее навалился на обе руки, вновь стискивающие край стола, и чуть прогнулся в пояснице. По какой-то причине теперь, когда спина изогнулась, эти три синяка, на подтёки сильно разбавленной туши похожие, начали отдавать какой-то больной красотой. — Я пытал его, — заговорил Алатус вновь, и руки Венти дрогнули. Первым порывом было со всей силы стиснуть пальцами кожу плеч, не осквернённую демонскими когтями, но он быстро обуздал его. — Хотел узнать, почему демоны и призраки появились в Тяньцю. В горле разом всё пересохло. Венти сглотнул жалкие намёки на слюну и опустил взгляд на бирюзовые капли под собственными пальцами. — Узнал? Алатус кивнул, чуть сильнее на руки наваливаясь. Венти не видел его лица, но был почти уверен, что на нём вновь отражалось что-то полупустое и печальное, как в тот миг, когда он комкал влажное грязное полотенце в пальцах и сидел перед ним на коленях. — Я почти ничего не сделал. Но он так боялся боли, что был готов мать продать, чтобы её не было. В тихом голосе промелькнуло что-то брезгливое. Едва заметное, оно прошмыгнуло крошечным ветром через щель в черепичной крыше дома и исчезло. Но Венти, по удачному совпадению бывший Богом Ветров, заметил этот эфемерный тон и чуть нахмурился. — Почему ты рассказываешь мне об этом? — спросил он, и на какое-то время между ними снова повисла тишина. Та войлоком обивала голову, начиняла всё тело медью и прикрывала гусиным пухом. Бирюза перестала сочиться из-под пальцев, но остатки восьми круглых ран всё ещё можно было увидеть крошечными углублениями, как будто толстыми иглами оставленными. Тяжело опустив руки на три слоя одежд и сгорбившись, Венти почти закрыл глаза и прислонился лбом к разогревшемуся плечу, когда услышал тихий и вдумчивый ответ: — У меня плохо получается… следовать твоим убеждениям. Думал, тебе стоит об этом знать. Всё же ткнувшись лбом в потеплевшее плечо, Венти обвил обнажённую грудь руками и тяжело выдохнул. Сознание так и норовило ускользнуть от него, но он упорно хватал его за хвост и пытался удержать хотя бы ещё некоторое время. Он едва ли почувствовал, как Алатус чуть напрягся, в некоем порывистом жесте накрыв одну его ладонь своей, но не сжав пальцы. — А я думал, мы выяснили, что иногда меня не стоит слушать, — пробормотал он почти что невнятно, поддавшись на поводу своей слабости и закрыв глаза. На колени давила довольно неприятная боль от твёрдости стола, но двигаться не хотелось от слова совсем. — Ты едва не погиб из-за этого. — Тогда было по-другому. В этот раз мне ничто не угрожало. Я пытал ту-лоу, потому что так было проще выйти на фэя. Ещё одно имя, которое ускользнуло из памяти Венти в тот же миг, когда его назвали. Он услышал лёгкий вздох, когда слабо провёл большим пальцем по тёплой коже груди — там, где сердце билось чуть быстрее обычного. Вряд ли он полноценно соображал; обычно подобные мысли возникали у него в голове, когда сознание становилось спутанным под сладостью вина, а на язык ложилось всё, что в более осознанное время вызовет лишь жар на щеках. И он бы точно не стал говорить что-то такое в другое время, но сейчас слова сами полились с губ вязкой патокой: — Если бы ты полностью поддерживал все мои взгляды на мир, ты был бы не тем Алатусом, в которого я влюбился, — пробормотал он, чуть поворачивая голову и устраиваясь на костлявом, но в то же время сильном плече правой щекой. — Я знаю, что ты можешь быть жестоким иногда. Что ты не всегда такой, как сейчас. И я, честно, не совсем понимаю это, как не понимаю, почему ты о себе вообще не заботишься. Но… Он замолк ненадолго, раздумывая, и коснулся сухими губами тёплой кожи плеча, услышал растерянный вздох и слабо улыбнулся. Алатус явно не ожидал почувствовать это — странный жест, который не был ничем обусловлен и ни на что не намекал. Венти поцеловал его плечо ещё раз, а затем снова и снова, чувствуя, как сбитое дыхание над ухом постепенно выравнивается, привыкая, как чужие пальцы осторожно сжимают его ладонь в некоей задумчивости. У него не было сил думать, к чему эта задумчивость была обращена. — Я стараюсь понять. И принять всё это. — Он вдруг хмыкнул, и дыхание Алатуса тут же замерло, когда этот звук вибрацией пробрался под кожу. — Вообще-то, мне стоит поучиться у тебя этому. Если хочу стать хорошим Архонтом. Алатус со следом нерешительности отнял его правую руку от своей груди, поднёс к губам и оставил лёгкий вздох на тонкой коже, прежде чем коснуться разгорячённой ладони губами. Должно быть, Венти сказал нечто из ряда вон выходящее, раз они оба вдруг стали чересчур аккуратными — даже слишком. — Ты уже, — выдохнул Алатус и продолжил, не давая и слова против вставить: — Ты знаешь своих людей по именам. Не встречался ни с одним Богом, который может похвастаться тем же. Венти усмехнулся со следом горечи в голосе. — Было бы всё так просто. Осторожно высвободив руку и уложив её на чужое бледное плечо, Венти пару раз коснулся его губами снова, прежде чем чуть ли не растечься по сгорбленной вновь спине и прикрыть глаза. Почти до конца вставшее солнце нещадно разрывало мнимую темноту между ними, знаменуя пришествие нового дня, но в сон клонило так сильно, что едва ли хотелось обращать на него внимание. Лениво скользнув пальцами с плеча, кончиками пройдя путь, полный изгибов сильного, но тощего тела, он остановился на середине спины — того места, где три синяка сильно разбавленной красной тушью расплывались. Он так и не открыл глаза, но почувствовал странную шероховатость, будто этот ту-лоу сразу после того, как впечатал Алатуса в стену, поднял его чуть выше, позвонками заставляя проехаться по камню и стереть пару слоёв кожи одеждой. Венти опустил пальцы, резко замечая границу синяка и здорового участка, скользнул обратно. Ощущать это было до непривычного интересно, и он был бы рад отслеживать эту разницу до конца дней своих, не будь он сейчас на грани изнурённого сна. Он едва ли понимал, что Алатус замер и едва не вздрагивал мелко-мелко от его касаний, хотя в них не было никакого смысла. — Тебе стоит лечь спать, — заговорил Алатус после продолжительной тишины, и Венти нахмурился, не открывая глаз. — Тебе тоже, — выдохнул он и почувствовал лёгкое качание головой. — Мы ещё не закончили. Мне нужно будет вернуться в Тяньцю. Сказал одной смертной семье, что они смогут спокойно выйти из дома, когда увидят меня в окне. Могли остаться призраки. Слова срывались с его губ с непосильным трудом, как будто мыслей в голове Алатуса было до того много, что они сбивались в общую кучу, путались и попадали на язык без какой-либо системы. Так обычно происходит, когда усталость берёт своё, и Венти не собирался отпускать его в Тяньцю в таком состоянии. — Ничего не случится, если ты поспишь хотя бы пару часов, — пробормотал он, наконец, оставив спину Алатуса в покое, напомнив себе о существовании постели и нехотя отстранившись. Он, едва ли глаза размыкая, наблюдал за тем, как Алатус надевает белые шёлковые штаны, но на этом заканчивает хоть что-то делать. — Если бы что-то случилось, тебя бы позвали, верно? В ответ он услышал только задумчивое молчание. Алатус понятия не имел, прав был Венти прямо сейчас или нет. Возможно, он был убедителен, а может, перспектива выспаться замаячила перед глазами так ярко, что затмевала собой солнце, но Алатус выпутался из многочисленных рукавов, оставил одежду невнятной кучей лежать на краю стола и стекать на пол и первым забрался под одеяло — слишком тёплое для местной жары, как Венти считал всё то время, что ночевал здесь. Сам он залез на свободное место немногим позже, стянув рубашку, бросив грязное полотенце и чей-то тонкий пояс, бывший жгутом, в таз с водой. Потом отстирает цветочным мылом или чем-то, что тут использовали в таких случаях. Алатус прижался спиной к его груди почти сразу, как только почувствовал вес ещё одного тела в кровати, и позволил перекинуть руку через правый бок. — Ты рад? — спросил Венти до того, как провалится в сон. — Что отправился с Хранителями в Тяньцю? О, он явно ступил на запретную территорию. Алатус вдруг напрягся всем телом, пальцами вцепившись в его ладонь, и совсем не двигался несколько долгих секунд — не дышал даже. — Я устал, — проговорил он совсем тихо. — Это… тяжело. Пытаться заниматься тем, что всегда получалось, но постоянно думать о делах… здесь. Голос его становился чуть громче с каждым словом, и уже к концу он почти говорил, как обычно — приглушённо, но так, что каждый слог в голове яркими письменами въедается. Венти сжал его ладонь и коснулся губами потерявшего запах цветочного мыла затылка, но это не помогло: — Когда фэй был убит, всё казалось… привычным. А потом Тун Цюэ назвал меня главой Уван, и стало… мерзко. Что даже тогда я не мог быть простым демоном-недоучкой, который с нечистью сражается. Хотя это правда. То есть, я ужасный глава, я ничего не знаю, и я думал, что всё это дело поможет отвлечься, но… Алатус резко замолк, а затем издал шумный выдох. — Не стоило. Я знал, на что шёл. Венти отчаянно захотелось возразить. Он вполне мог сказать, что Алатус не обречён быть главой Уван до конца дней своих, что это нормально — думать о доме, когда находишься вдали от него, но потом подумал, что Алатус, в общем-то, никогда не считал это место своим домом. И сейчас, когда за окном шла битва за небесные престолы, когда пару часов назад погибла Хеврия, с которой ему даже познакомиться не удалось, слова о том, что Алатус когда-нибудь сможет оставить должность главы, прозвучат хуже самой отъявленной лжи, пускай и были правдивы. Он не знал, что сказать, а Алатус и не ждал от него хоть чего-то — пожелал лишь добрых снов совсем тихо, что почти неслышно, и опустил подбородок, сразу в сон провалившись. Или сделав вид, что уснул, чтобы не продолжать эту тему. Так что Венти попытался уснуть тоже, чувствуя себя крайне паршиво.