Свойство памяти

Венти ощутимо тряхануло, когда раздался оглушительный грохот совсем рядом и земля затряслась. Всего секунду назад он мирно спал с недвижимым Алатусом у него на груди, обнимающим его талию, а сейчас был на ногах, встревоженно подбегая к двери и умудряясь одновременно завязывать пояс нижних одежд — неясно, чьих. Слуги неслись куда-то, шум в ушах стоял невообразимый, что-то мелькнуло в воздухе, свистнуло до звона в голове — и огромный кусок крыши дворца обвалился и рухнул. Сквозь заслон грохота в слух ворвался визг людей. Венти только вывалился за дверь, щурясь и кашляя от налетевшего в лицо клуба пыли, но незамедлительно ощущение возникло, что он стоит на месте не одну палочку благовоний. Он обернулся — Алатус стремительно завязывал наручи, уже полностью одетый, и сосредоточенно рассматривал всё вокруг. — Что происходит?! — громко спросил Венти, себя не слыша. Внутри всё замерло, в одну точку где-то под ключицами сбившись, слух пронзил очередной свист. Он рефлекторно прикрыл голову рукой и сгорбился — от крыши главного здания дворца Гуйли оторвался ещё один кусок. — Началось, — выдохнул Алатус, глядя в затянутое низкими облаками небо, бегом спускаясь по лестнице. Под ногами затряслась земля, и из-за сада показался Чжун Ли. Он будто скользил по льду, но поразительную скорость ему придавало движение земли под ногами — и даже так руками не размахивал, а спину держал прямо. Солнце толком не поднялось, а он одет так, будто с самого начал знал, что начнётся неясное разрушение. Мысль уколола затылок иглой — на них напали. Чжун Ли остановился перед ними, и невысокий холм из земли и камня уровнялся. — Предместье в полном составе напало на Заоблачный предел, — без предисловий заговорил он, и голос его, низкий и почти что спокойный, каким-то образом звучал громче грохота откалывающегося камня и разламывающегося дерева. — Все Адепты защищают школы. — Чем я могу помочь? — едва не перебил его Алатус, впервые, кажется, за всё время их знакомства смотря Богу Камня в глаза. В янтарном взгляде Венти видел решительную готовность сделать всё, что ему сейчас скажут. Венти явно следовало выйти из неясной прострации и взять себя в руки. — Нужно вывести людей из столицы, — спустя секундную заминку произнёс Чжун Ли, прямо встречая взгляд Алатуса, чуть нахмурившись. — Затем помочь Адептам. Им понадобится любая помощь. Алатус мелко кинул и уже бросился в сторону, почти растворяясь в чёрном дыме, как вдруг Венти так крепко перехватил его руку, что и сам едва устоял на ногах. — Дерево, — выпалил он, не давая себе ни секунды на размышления. — «Восхождение десяти солнц». Встретимся там. Встретившись с ним взглядом — твёрдым, как камень, — Алатус мелко кивнул вновь и вырвал руку, тут же растворяясь в воздухе; только вышивка златокрылой птицы блеснула в предрассветном полумраке. Линь Джухуа зашила — Венти помнил тот день, потому что с тихим смехом наблюдал за ворчанием старушки из окна. — Твоя помощь нужна будет мне, — произнёс Чжун Ли, и Венти пришлось вынырнуть из омута совершенно неподходящих моменту размышлений. Его сознание как будто всеми силами противилось происходящей спешке, замедляя не только мир вокруг — поток мыслей тоже. — Не дай Осиалу разрушить столицу. — Хорошо… — только и смог вымолвить Венти, но его уже не слушали. Чжун Ли с присущей правителю грацией быстро повёл ладонью, и земля вновь задрожала под ногами. Он, будто по льду скользя, вырвался вперёд, к восточной стене внутреннего двора дворца Гуйли, а затем, набрав скорость, оттолкнулся и взмыл в воздух. Его сверкающие одежды, он сам сжался в крошечную точку посреди серого неба, и Венти моргнуть не успел, как грозовые тучи прорезала золотая молния. К морю летел гигантский землисто-чёрный дракон: костяные шипы на теле, грива и хвост его будто были вылиты из чистого золота, а стальные когти, видные даже отсюда, вполне могли распороть гору напополам. Длинное узкое тело извивалось так, будто потоки воздуха — ничто для его полёта, и даже дождевая капля, если вознамерится коснуться плотной чешуи, останется ни с чем и смешается с тёмным морем. Взяв себя, наконец, в руки, Венти прикрыл глаза, принимая божественный облик, и оттолкнулся от земли, подхватывая воссозданные потоки воздуха и взмывая в небо. Осиал сливался с морем. Созданный из тёмной пучины, его тело смешивалось с водой и казалось куда большим, чем было на самом деле. Каждая его голова с внимательным прищуром оглядывала раскинувшуюся в долине Гуйли столицу, чуть подавалась назад, будто воздух в лёгкие вбирая, чтобы тут же обрушиться на красные с золотом дома и стены кипящими и молниеносными водными потоками. Они раздавались оглушительным свистом в ушах, сворачивающимися под ключицами внутренности, сметали всё на своём пути, со зловещим голодом выгрызали куски стен и домов и каскадом стекали на берег под скалами. Венти нагнал Чжун Ли, резко взмахнул руками влево — и ветра перерубили сразу три толстые струи, стремнинами прорезающих воздух. Взмах вправо — ещё два потока взорвались, обернувшись мириадами брызг. Чжун Ли, вытянувшись половиной драконьего тела вверх, неотрывно глядел на Осиала и даже не шевелился, но от гор позади него откалывались гигантские осколки, вырывались вперёд, то врезаясь в головы Бога Вихрей, то теряясь в чернильной воде. От монструозного вопля морского змея кровь в жилах стыла, а в ушах всё оборачивалось дезориентирующим звоном — перед глазами всё приобрело нечеловеческую чёткость. Обратил очередной водный залп в брызги взмахом руки. Море оросило перья — удерживаться в воздухе стало заметно тяжелее, и он обеими ногами ступил в загустившийся воздух. Крылья встрепенулись, сбрасывая лишнюю влагу. Осиал увернулся от нескольких осколков скал, и в змеиных чертах его голов промелькнуло что-то зловещее. Взмах рукой — вновь пустые брызги. — Отвлеки его, — бросил Венти, не сводя глаз с неспокойного моря, где терялось тело Бога Вихрей. — Я постараюсь удержать его на месте. Чжун Ли только фыркнул, резко нырнул вниз, очертил в воздухе огромный круг — за спиной затрещал камень так, что Венти не пришлось даже оборачиваться, чтобы понять — эта скала была настолько огромной, что с её падением на мелководье образуется новый остров. Он медленно выдохнул, взмыл вверх, расслабился всем телом. Каждая мышца в теле — вязкая, тягучая — через усилие набирала силу, покалыванием под кожей отдаваясь. Может, Осиал и был Богом Вихрей. А Двалин говорил Венти иногда быть бурей. Чуть сжал напряжённые до мелкой дрожи пальцы — и мир взорвался. Ветра вырывались отовсюду, движимые волей своего Архонта, собираясь со всего Тейвата, стелясь по воде, разрезая неосязаемыми кинжалами воздух. Почти вальяжное, но до предела напряжённое движение рук вправо — ветра сбиваются в стену до самых небес, вбирают в молниеносный поток морскую воду, песок, клочки низких облаков. Размашистый круг кистями, сужение пальцев — всё вокруг сворачивается, словно тонкая рисовая бумага, на которой только что написали витиеватое и извилистое письмо. В ушах звон всё не прекращался, а в груди снова всё смешалось в единую точку — Венти не услышал свиста, но уже знал, что произойдёт через долю секунды. Перед глазами всё застило водой. Он резко оборвал укрепление шторма, не до конца осознавая, что творит, и все ветра вокруг собрались на его ладони. Огласивший всё вокруг взрыв сотряс землю даже в Пепельном море. Венти не видел, что произошло — по глазам полоснуло марево морской пены, разрезанной мириадами ветров, и сила выплеска была столь разрушительной, что он не сразу понял, что больше не висит в воздухе на одном месте. Отбросило, как лист бумаги на ветру. Сначала заслон из оборвавшегося звона пронзил грохот камня — хрусткая, жгучая боль пришла сразу после. Его швырнуло на пол из дерева невнятного цвета, протащило по пыли и трущим коврам, бросило в стену — вращение мира перед глазами остановилось, но боль — нет. Венти даже до конца не осознал, что рефлекторно сжался и прикрыл руками голову. Локти и колени саднило, бёдра горели, по языку вкус тошнотворный и металлический перекатывался, но это совсем не ощущалось. Спину рвало, сверлило, давило — а откуда-то справа что-то бешено хлопало. Потянулся левой рукой, остановил паникующее крыло — сквозь зубы вырвался пронзительный вопль. Правый локоть подогнулся, Венти разжал пальцы, оперся на другую руку, по полу раздался тихий шорох, и боль обжигающей пульсацией пронзила левое крыло. Он снёс собой стену какого-то здания — наверняка то место дворца Гуйли, где Венти ещё не был. Он мог видеть обрывки сражения Осиала и Моракса, но едва ли следил за ним. Перед глазами мир подёрнулся мутной дымкой. Только не смотри за спину. Просто… не оборачивайся. Перья склеились неясной влагой — тёплой, странно пахнущей. Венти понимал, что это, но старался собрать себя в кучу, выстроить хоть какое-то подобие стены перед сознанием, лишь бы не прокручивать одно и то же слово в голове, вгоняя себя в ничтожную и почти что животную панику. Он должен помочь Чжун Ли. Ему просто нужно встать… и помочь. Он попытался пошевелиться — и заорал снова. Под пальцами влага растекалась, но не слёзы и не кровь — что-то холодное, вязкое, грязное и оставляющее пятна. Пришлось глубоко вздохнуть, замерев всем телом, и избавиться от мутной пелены перед глазами. Ладонь погрязла в болотной тине. Она просачивалась из-под стыков деревянного пола, облизывала стёртые в кровь колени, собиралась в кучу и возвышалась над ним в уже знакомой до тошноты и слепой злости форме. Сам Венти считал самым страшным видом ярости тот, что был тихим и проявлялся лишь в отрывистых движениях тела, пронизывающих до костей взглядах и вкрадчивых речах. Но сейчас он ощущал себя горящим древесным углём, в голове не осталось ни одной мысли, которая не возвращала бы его к кромешной боли в спине, и на холод не оставалось ни крупицы сознания. — Господин Барбатос повредил крыло. Какая жалость! Венти слепо ткнулся правой ладонью в пол, всеми силами сдерживая вскрик, когда левое крыло — влажное, тёплое, лежащее как угодно, но только не естественно — скользнуло по полу. Тонкий звук всё же прорвался сквозь плотно сомкнутые губы, за ним последовал приступ мелкой дрожи, который совершенно невозможно было унять. — Этот Лу Люйи мог бы… Навалившись всем весом на правую руку, Венти вскинул вторую до того, как Бог Топей коснётся сломанного крыла. Перья вновь скользнули по полу, но почти незаметно — даже боль ушла. Бурление крови в ушах стихло перед хрипом откуда-то слева сверху. Он не смотрел — не мог заставить себя взглянуть на подвешенное в воздухе тело, наверняка пытающееся растечься грязной тиной. Он через усилие сжал руку в кулак. Реки тёплого и влажного красного застлали взор, склеили ресницы и волосы, запечатали мокрую от холодного пота кожу. В комнате тишина повисла — звенящая. Снаружи всё ещё раздавался грохот откалывающегося камня и свист морских потоков, но всё это ушло куда-то на периферию; надо встать, он должен заставить себя подняться. В глазах защипало. Венти плотно сомкнул веки, попытался отстраниться от всепоглощающего жара, охватившего тело и левое крыло в особенности, и по ту сторону багряной мглы мир озарился бирюзой. Легче. Крыло всё ещё сломано, Венти знал это, как знал, что весь покрыт мерзкой кровью только-только сгинувшего божества, чьё Сердце поблёскивает в груде мокрых и растерзанных ветрами одежд цвета болотной зелени. На языке желчью перекатывалось желание вывернуться наизнанку, низко сгорбившись, прижимая окровавленную ладонь ко рту — и всё равно боли стало гораздо меньше. Изнутри что-то сжалось — и вывернулось. Он не ел больше двух суток, но в горле встал пустой ком, от которого хотелось избавиться так же сильно, как завопить снова, проникнуться ненавистью, позволить мутной пелене застлать глаза снова, чтобы солёная влага кровавые щёки расчертила — нельзя. Венти прокашлялся, медленно поднялся, локтем врезался в угол стен, подавил жалкое мычание, стенки горла сковавшее, переждал круги чёрного перед глазами, шагнул вперёд ненамного. Всё нормально. Он справится. Не время предаваться жалости, тратить уйму сил на лечение — может, когда всё закончится, ему не дадут помереть. Извилистый дракон в тёмно-сером небе едва увернулся от нескольких водных залпов. Он всё пытался отстраниться, броситься туда, где исчез Венти, но был вынужден вновь и вновь отрезать, словно мечом, куски скал, чтобы остановить разрушение собственного города. Несколько шагов. Венти оттолкнулся от края пола и побежал по воздуху.

***

Правая рука стискивает копьё, левая лежит на ножнах с мечом. Алатус бросился в сторону прежде, чем понял, где именно находится — перед глазами что-то промелькнуло, и земля в том месте, где он только что стоял, взорвалась. Перед уходом из Цинцэ он активировал защитный купол на тот случай, если битва сместится на север, но теперь, прячась за руинами постоялого двора, где он ночевал полтора года назад, эта идея казалась ему не настолько разумной. Он даже не успел начать выводить людей из столицы Гуйли, как перед ним во вспышке тёплого и домашнего огня появился Мархосиус и перенял эту задачу. Это казалось логичным — Бог Очага справится с эвакуацией почти что своего народа лучше, чем чужеземный демон с Уван. — Цзинь Пэн-а! — услышал он знакомый приглушённый вопль и обернулся. Индариас размахивала обеими руками, привлекая к себе внимание с другой горы — Цинъюнь. — Сюда! Алатус растворился в воздухе и не успел полноценно коснуться стопами промёрзлой земли, как его схватили за локоть и потащили в сторону. — Они подорвали Хулао, — тараторила Индариас, сорвавшись на бег. Алатус едва не запнулся о собственную ногу. — Могучий Повелитель Небесных Пределов не даёт камням обрушиться на деревню, но на него нападают, нужна помощь там! Они растворились в огненном всплеске раньше, чем Алатус успел вставить хоть один нечленораздельный звук — в следующий миг они оказались почти на вершине Хулао, где он раньше не был. Земля дрожала под ногами, раздавалось лязганье клинков, шипение огня и воды, перед глазами всё застилала проливающаяся кровь, и всё это — вокруг мерцающего синим оленя с рогами настолько огромными, что они могли закрыть собою небо. Вонзившись копытами в землю, олень наклонил голову так, чтобы один рог врезался в камень, а второй — цеплял готовые обрушиться на пустую деревню скалы. Его шерсть слиплась от сочащейся из множества ран крови, но он совсем не двигался, будто застыл во времени. Индариас подобрала свой меч и ногой отбросила ножны. Она исчезла в пылу сражения прежде, чем Алатус догадался спросить, что именно от него требуется. Он видел Тун Цюэ наверху — медные всполохи то и дело мелькали у верхнего рога, исчезали в человеческом теле, чтобы вновь обернуться птицей после отражения шуангоу атак неизвестных врагов. Он видел Босациуса, мечущегося у задних ног оленя в толпе монахов. Скопище редело с каждым взмахом дао-мечей и с помощью со стороны — Меногиас играючи вскидывал стиснутыми в кулаки руками, и земля уходила из-под ног учеников Цинсю. Он не видел Бонанас, но полагал, что она тоже где-то здесь — помогает раненным или… Вон она, у передних копыт полосует когтями гигантскую обезьяну. Хоу Дэмин, наверное — Бог Глины и Удачи из Линцзю. Архонты. Алатус обернулся птицей и взмыл в воздух. Поравнялся с Тун Цюэ он за долю секунды, краем глаза успел заметить наполовину лысого старика, которого запомнил по Священному Призыву. Тот окидывал оценивающим взглядом склон, где развернулось сражение, а затем слабо улыбнулся и прикрыл глаза. В следующий миг на его месте стоял ярко-красный дракон. Тун Цюэ опустился на ответвление искрящегося бирюзой и позолотой рога, вернулся в человеческую форму, долю секунды глядел на взмывшего в воздух дракона и только тогда грязно выругался. — Могучий Повелитель Небесных Пределов! — завопил он, низко опустив подбородок. — Бросай! — Нет, — сквозь зубы прорычал олень. — Заденет другие деревни внизу. Люди погибнут! Алатус слушал их разговор краем уха — он бросился вслед за драконом, готовящимся спикировать к оленю, вернулся в человеческую форму, выхватил меч из ножен, растворился в чёрном дыме и полоснул дракона по передней лапе прежде, чем мир вернулся в привычную форму. Заоблачный предел содрогнулся в яростном вое. — Отрежь! — завопил Могучий Повелитель Небесных Пределов. — Отрежь их! — Шуангоу не справятся! Не такие прочные, — перекрикивал его Тун Цюэ, а затем повернул голову к Алатусу в тот же миг, когда он вернулся в чёрном дыме. — Шисюн, шисюн! Скорее, отрежь рога, у тебя меч может! — Я не… — начал было Алатус говорить о том, что никакой он пока не шисюн, но вовремя прикусил язык. Вообще не время выяснять отношения. — Где? Тун Цюэ указал на то место, где рог выходит из оленьей головы, и Алатус зацепился за костяное ответвление, ловко сползая ниже. Похоже на горные склоны Уван — только там были каменные выступы. — Отвлеки дракона, — бросил он Тун Цюэ, и тот издал испуганный писк, прежде чем обернуться птицей и исчезнуть. Алатус повернул голову к Могучему Повелителю Небесных Пределов. — Будет больно. — Быстрее, демон! Неясно, пытался ли он таким образом вызвать где-то внутри Алатуса злость или раздражение, чтобы тот разрубил рога одним взмахом. Не сработало, в любом случае. Алатус вонзил копьё деревянным концом в стык между камнями, сосредоточился, вспомнил, чему Венти его учил, и отвёл ногу в сторону. Воздух сгустился точно под левой стопой, затем и под правой. Отойдя на пару шагов, Алатус размахнулся со всей силы, обернул меч ветрами, шагнул вперёд для разгона и резко опустил обе руки. Раздалось жалостливое лязганье, рог отвалился от оленьей головы — меч укоротился вдвое; сломался, как ствол бамбука от простецкого ножа. Половина лезвия живо затерялась в гуще сражения под ногами, но к рукояти всё ещё была прикреплена ещё часть. Когда олень подпёр обеими рогами скалы, Алатус держал в руке лишь рукоять с гардой и лезвием длиной в два пальца. Стиснув зубы от лёгкой досады, он размахнулся и бросил остатки своего меча в поредевшую толпу монахов — раздалось характерное хлюпанье, как если бы кому-то перерезали глотку. Настроение улучшилось, но не настолько, чтобы перестать горевать по мечу, с которым прошёл через всё ученичество. В ушах раздавался странный шум — может, это Могучий Повелитель Небесных Пределов стенал и рычал от боли в тех местах, откуда торчали обломки рогов. Алатус не помнил, когда в последний раз находился на подобном поле боя, когда всё происходило одновременно, когда демонов, людей и других существ было до того много, что практически невозможно было за всеми следить. Конечно, Моракс выдал несколько пространную инструкцию с помощью; Босациус с Меногиасом справлялись, огненные волосы Индариас мелькали тут и там, Сянь Юнь в форме журавля пикировала в кучу людей в одеждах цвета багряной яшмы, хватала случайных врагов когтями и сбрасывала с края скалы. Раздался знакомый краткий вопль, и Алатус обернулся. Он видел Бонанас, лежащую на земле; нога её была неестественно вывернута, должно быть, после удара или падения. К ней несколько неуклюжими прыжками приближалась гигантская обезьяна. Он кратко вскинулся, глядя в сторону подпёртых рогами кусков скалы — копьё всё ещё торчало там, не встревоженное. Обернуться дымом, забрать копьё, зацепиться одной рукой за выступ — дело двух секунд. Он размахнулся, прикинул траекторию полёта копья и усилил бросок ветрами. Лезвие плотно и глубоко вонзилось в обезьяний бок. Хоу Дэмин взревел по-обезьяньи, пошатнулся, вырвал копьё одной рукой и отшвырнул в сторону тропы, ведущей на вершину Хулао. Алатус приземлился точно между ним и Бонанас и прищурился. Создать копьё или меч из ветров — он уже делал это раньше. Возможно, ему удастся продержаться до тех пор, пока Бонанас не уведут отсюда. — Глава Уван не боится, что удача отвернётся от него после боя со мной? — ощерился Хоу Дэмин, обезьяньей ладонью оглаживая шерсть в том месте, где кровь из раны сочилась. Алатус дёрнул уголком губ. Бросился вперёд, заученной много лет назад связкой мелких и размашистых шагов уклонился от тяжёлых ударов, полоснул ветряным мечом левую щиколотку, едва успел отскочить назад до того, как его затопчут. Краем глаза заметил — Тун Цюэ опустился подле Бонанас, принял человеческий облик и поднял её на руки. Та взвизгнула, дёрнулась, издала резкий стон от боли в ноге. Хоу Дэмин отскочил, избегая очередного удара ветряным мечом, обхватил хвостом извилистый ствол мэйхуа, вырвал сливовое дерево с корнем. Алатус уклонился, едва не царапнул затылком шершавую кору, швырнул меч, совсем не целясь — знал, что не успеет. Хоу Дэмин отскочил, и в следующий миг со всего Хулао собрался вихрь из пыли. Уши заложило от резкого драконьего рёва, но Алатус не мог задрать голову и посмотреть, что происходит. Может, Гуй Чжун прибыла на помощь. — Отступаем! — взревел дракон с облачной высоты, и битва закончилась. Кто-то пытался догнать несущихся прочь монахов, Богов и других воинов Предместья Лиша, но Адепты остановились, не пройдя и десятка шагов. Алатус, наконец, задрал голову и успел заметить, как Гуй Чжун взмахнула рукой. — Оставьте их, — произнесла она так, что частички оседающей на земле, одежде и волосах пыли передавали каждый её звук. Голос сочился лёгкой усталостью. — Всем нам нужен отдых. Воспользуйтесь возможностью. Гуй Чжун мягко опустилась на землю в половине ли от Алатуса, наклонилась и подобрала его копьё. Отсюда он видел солнечные блики, обернувшие мокрое от пота лицо, но Богиня Пыли не покраснела — наоборот, казалась бледнее обычного. Она прикрывала ладонью окровавленный рукав на плече, внимательно оглядывала поле бывшего сражения, пересчитывала живых и мёртвых. Алатусу было знакомо это выражение лица, ведь наставник обладал таким же, когда в прошлом рассматривал жителей деревни Уван с балкона на верхнем этаже Усадьбы Ночи. Он пересёкся с ней взглядами, приблизился со странной нерешительностью и забрал своё оружие с благодарным кивком. Похоже, Гуй Чжун успела договориться с главой Цинсю об отдыхе для их войск. Алатус не знал, как долго продлится вынужденное и временное перемирие, но принялся озираться в поисках Якс или Сянь Юнь — хотя бы кого-то, с кем был знаком. — Цзинь Пэн-а, — услышал он в голове голос Индариас. — Мы здесь. Он растворился в чёрном дыме, позволил усталому, но по-прежнему звонкому девичьему голосу указать ему путь и очутился посреди поляны, окружённой соснами. Он не мог сказать, в какой именно части Заоблачного Предела находился, но это точно не была гора Хулао. Он сразу увидел Хранителей Якса, сбившихся в одну кучу, и приблизился к ним. Бонанас за плечи держал Босациус, пока та свистящим из-за стиснутых зубов голосом указывала Меногиасу, как наложить шину на её лодыжку. Тун Цюэ лежал головой на её правом бедре, весь залитый кровью, причём совершенно неясно, чьей именно. Его левый рукав был подпален, и носа коснулся тошнотворный запах горелой плоти. — Ху задел, — с напускной бравадой произнёс он, пересёкшись взглядами с Алатусом. Лицом он был бледен и периодически шипел, когда Индариас наносила на страшный ожог лечебную мазь. — Откуда мне было знать, что он огнём дышать умеет? Он же озёрный демон!.. — А цвет его тебе ни о чём не сказал? — язвительно выплюнула Индариас, хотя в голосе её то и дело проскальзывали обеспокоенные нотки. — Ты же обо всём слышал, как этот слушок мимо тебя умудрился пройти? Тун Цюэ недовольно засопел, надувшись, как жаба, готовая квакнуть. — Что-то я ни разу не видел, как господин Моракс камнями плюётся, — пробормотал он и тут же ойкнул — Индариас влепила ему затрещину и вытерла липкую от мази ладонь о собственные одежды. — Шицзе, больно же! — Ничего, потерпишь! Может, научишься голову использовать по назначению, а не как склад для сплетен со всего королевства! Тун Цюэ недовольно забормотал, но Алатус не сумел разобрать даже отдельные слова. Звон в ушах постепенно унимался после оглушительного боя, постепенно к ногам и рукам приливала слабость; не так много времени он провёл в сражении, чтобы валиться от усталости, но почему-то захотелось присесть. Он опустился на землю подле Индариас и скрестил ноги, отложив копьё в сторону. — Всё, уйди, оставь, — замахала руками Бонанас Меногиасу и наклонилась так, что придавила животом голову Тун Цюэ. Тот удивлённо крякнул, но не сдвинулся с места — лишь наблюдал боковым зрением, как она самостоятельно завязывает куски застиранной белой ткани вокруг нескольких досок, используемых в качестве шины. — Чем я могу помочь? — спросил Алатус, откровенно чувствуя себя чересчур обособленным. Обычно он, наоборот, спокойно относился к позиции наблюдателя, но сейчас так и подмывало сделать хоть что-то, чтобы не сидеть без дела. Возможно, где-то глубоко внутри он побаивался, что ни за что больше не встанет, если позволит себе расслабиться. Индариас повернулась к нему и округлила глаза. — Очень важное дело. С ним справишься только ты. — Алатус устремил в её сторону выжидающий взгляд, но решившую выдержать паузу Индариас он не пронял. — Где-то с краю поляны лежит бурдюк с водой. Попей и отдохни. Алатус не сдвинулся с места. Наверное, Индариас так шутила. Та тоже молчала, явственно показывая, что была не в том настроении, чтобы лучиться весельем. Тихо вздохнув, Алатус медленно поднялся на ноги и огляделся. Бурдюк нашёлся у дальней справа сосны в куче других вещей, мешков и сумок. На солнце поблёскивали скрещенные шуангоу Тун Цюэ и цеплялись острыми кончиками за ножны с чжаньмадао Индариас. Подняв полупустой бурдюк из кожи, Алатус надавил пальцами на ту его часть, где внутри плескалась вода, и вытащил из горлышка пробку. Он даже не успел и глотка сделать, когда услышал тихий свист и резко отпрянул. Знакомый до тошноты метательный кинжал врезался в пожелтевшую траву. — Привет, красавчик! Он вырвет ей язык. Алатус бросился в сторону, когда услышал скрип травы и сосновых иголок в десятке мест одновременно. Яксы были позади него, но он знал, что Юй Ся говорила достаточно громко, чтобы все подорвались со своих мест. Как назло, всё оружие лежало именно там, где у последней из Юй Пао был лучший обзор для удара. Она явно не была одна — осталось только выяснить, с кем именно. — Господин Ху и госпожа Гуй заключили временное перемирие! — крикнула Бонанас сзади. — Вы не имеете права здесь находиться! — Совсем скоро ты не станешь об этом беспокоиться, милашка! Яксы позади зашевелились. Алатус услышал, как Меногиас выдавал тихие инструкции Тун Цюэ: отнести Бонанас туда, где она будет в безопасности, оставаться рядом с ней, ведь со своим ожогом он вряд ли им чем-то поможет. Раздался скрип травы, звонкое цыканье. Алатус кратко обернулся — из-за сосен стали появляться люди в монашеских одеждах. Большинство — молодые, явно только-только закончившие обучение. Лучше не попадать под их удары, если Ху Яогуай одним тычком сделал так, что Венти не смог шевелить рукой около часа. — Господин Ху очень попросил нас избавиться от основной силы вашего войска, — заговорила Юй Ся, и теперь Алатус, наконец, видел её. Она выскользнула из тени сосен, попыталась приблизиться к груде вещей Хранителей, но остановилась, как только копьё из ветра вонзилось в землю прямо перед ней. — Может, вы просто… сдадитесь? Давайте не будем усложнять нам всем жизнь. — Сейчас я надену маску, — с неприкрытой угрозой произнёс Босациус, — и о спокойном посмертии ты будешь только мечтать. Юй Ся хихикнула и выбросила вперёд правую кисть — метательные кинжалы сорвались с её пальцев, но Босациус растворился во вспышке молнии до того, как лезвия его коснутся. Алатус не следил за тем, что происходит за спиной — знал, что Яксы вместе справятся с десятком монахов. Сам он бросился вперёд, повалился на плечо рядом со своим копьём, перекатился и вскочил на ноги уже вооружённый. Бурдюк стукнулся о корни сосен, копьё свистнуло в воздухе, но не нашло цели — Юй Ся резко ушла спиной назад, навалилась на руки и перевернулась. Послышалось лязганье мечей — Босациус передал своим оружие. И всё равно всё внимание обратилось к девчонке в нефритовых одеждах, которая и так прожила слишком долго. Та уклонялась от каждого его взмаха копьём, словно успела досконально изучить его техники боя — так и было. Те места на коже, которых касались лезвия кинжалов, горели назойливой влагой, но раны не были глубокими. Надо просто не позволять ей сократить дистанцию. Они и так были слишком близко друг к другу — Юй Ся не рискнёт бросаться кинжалами, ведь знает, что Алатус следит за каждым её движением и уклонится в любой момент. Она ныряла под копьё, пыталась задеть кончиком кинжала, проваливалась в своих намерениях, скользила в сторону. Она перекатилась назад, всё же рискнула — Алатус уклонился, и кинжал затерялся в траве позади. Юй Ся отпрянула ещё сильнее, разбежалась, оттолкнулась одной ногой от сосны, вынимая из рукава ещё один нож и пытаясь атаковать. Алатус легко переместился, взмахнул копьём и почувствовал небольшое усилие — задел девичье бедро. Юй Ся почему-то рассмеялась. — А ты какой-то другой, красавчик, — выпалила она, не прекращая уклоняться и наступать. — Неужели господин Барбатос послушался моего совета? Алатус нахмурился, отпрянув. Кинжал разрезал воздух. — Что? Она резко ушла вправо и попыталась сделать ему подсечку. Алатус подхватил себя ветрами, приземлился почти под самой сенью сосен. — Я как-то сказала ему, насколько ты очарователен в своей неопытности! Что, позволил ему проверить? Он не ответил. Юй Ся звонко рассмеялась, продолжая наседать, и Алатус догадался — она заводила его глубже в лес, туда, где он не сумеет даже притвориться, что следит за остальными. Он услышал вскрик Тун Цюэ, но не посмел обернуться — понимал, что ему не простят это отвлечение. — Признаться, господин Барбатос бывает так остёр на язык, что мне интересно, что он ещё может им сде… Не договорила — Алатус, тихо рыкнув, растворился в воздухе, и в следующий миг слух пронзил хлюпающий звук. Нос щекотали девичьи волосы, собранные в низкий пучок, а по пальцам, стискивающим древко копья у основания, стекала тёплая влага. Он прокрутил оружием, с губ Юй Ся сорвался вскрик, с воздухом смешанный, и она повалилась на колени. Из пальцев выскользнул кинжал, заблестело в траве начищенное лезвие. — Знала бы я, — захрипела Юй Ся, даже не пытаясь коснуться лезвия копья, торчащего точно из середины спины, — как сильно ты распаляешься, когда дело касается господина Барбатоса… Он не видел её лица, но знал — улыбается. Как только он вырвет копьё из девичьей спины, всё закончится. Пускай договорит. — Прошлась бы ещё в тот раз, — выдохнула она со странной горечью, но Алатус не собирался разбираться. Он вырвал копьё, и Юй Ся повалилась на землю. Её мутный взор сверлил корень сосны, о который ударилась головой, а сама она не издавала более ни звука. С губ сорвался последний выдох, и Алатус, наклонившись, стёр её кровь со своего оружия её же одеждами цвета нефрита. И растворился в воздухе, не промолвив ни слова. Юй Ся завела его далеко — звуки сражения едва не оглушили его в тот миг, когда он вновь очутился на краю поляны, но там всё почти закончилось: на ногах остались только Босациус да двое монахов, один из которых прижимал к себе Тун Цюэ и держал кинжал у его горла. Тот не пытался выбраться, безвольной куклой повиснув в чужих руках. Ни единого следа разговора: Босациус был в устрашающего вида маске, но даже так Алатус видел, каким напряжённым взором он сверлил одного из монахов. Три его руки совсем не двигались, а сам он опирался только на правую ногу. Алатус, ни звука не издавая, повернул голову к другому монаху — тот держал ногу на горле Индариас. Полагая, что Босациус его видит, Алатус ткнул пальцем сначала себе в грудь, а потом в сторону того монаха, что прикрывался Тун Цюэ, как живым щитом. Ему повезло появиться у них за спинами, где видеть его мог только один Хранитель Якса. Тот завёл руку с одним дао-мечом назад, и тот монах, которого выбрал Алатус, подобрался. — Брось оружие! — крикнул он. — Я перережу ему!.. Алатус размахнулся и швырнул вперёд копьё. Босациус растворился во вспышке молнии и рассёк мечом горло второму монаху в тот же миг, что грязное от крови Юй Ся лезвие вонзилось в покрытую оранжевыми одеждами спину. Тун Цюэ издал недовольный вопль, когда повалился на землю лицом вниз. Его придавило сверху мёртвым монахом, и, наверное, Алатус мог догадаться, что именно в положении одного из Хранителей Якса казалось тому безрадостным. Он вырвал копьё, ногой отпихнул тело ученика Цинсю, опустился на корточки и перевернул Тун Цюэ на спину. Он видел, как Босациус одной рукой помогал обездвиженной Индариас сесть, и та сглотнула и тут же закашлялась. — Мэймэй?.. — захрипела она, привалившись к груди Босациуса спиной и резко повернула голову, когда услышала вскрик с другой стороны поляны: — Я тут! Ми Ну, ты в порядке? — Готовлюсь исполнять ритуально-эротический танец, — с неприкрытым сарказмом отозвался Меногиас, лежащий в куче монахов. — Думаю, у меня прекрасно получится. Алатус очень сильно постарался не хлопнуть ладонью по лбу и не выругаться. Из всех Хранителей Якса кое-как двигаться мог только Босациус, и это означало, что, пускай все монахи с Юй Ся во главе были повержены, свою задачу они выполнили. В дальнейшем сражении Яксы участвовать не смогут.