The Last Legacy

Она очнулась от звука дождя. Капли барабанили по шлему, заглушая остальные звуки. Их и не было, впрочем — тварь ушла, а за ней слепыми мотыльками ушли и хаски, чтобы затаиться и ждать. Эрика хрипло вздохнула, приподнимаясь на стальной руке. На удивление, она ещё была жива и даже смогла встать. Наемница подняла грязное оружие, на автомате проверила термозаряд. —Джозеф, — негромко произнесла Эрика и обнаружила, что внутренняя связь пропала. ВСЁ пропало. Она осталась одна в лесу. С каждым шагом боль пропадала из тела. Женщина быстро ускорила шаг, высматривая в грязи и кустах тело напарника. Она шла совсем недолго, прежде чем лес внезапно снова закончился. Вперёд вела лишь разбитая дорога, петляющая в совсем чёрный горизонт. Женщина опустилась на одно колено, прислушиваясь и осматриваясь. Трудно было поверить, но вокруг действительно никого не было. В одночасье пропали хаски, огромный живой танк, даже страх, исходящий от их приближения миазмами болезни, испарился. Только дождь, темнота и тишина. Она напряжённо размышляла, поглаживая большим пальцем бок винтовки. Спокойствие было обманчивым, а далеко твари вряд ли ушли. Их спугнуло что-то большее? Версия, что они с Джозефом резко перестали быть интересны, право на жизнь не имела. В горящих глазах твари стояла только жажда уничтожить. Лишь на миг вспомнив о них, Эрика ощутила прошивающий ледяными иглами ужас. Решение было бы принято в этот же момент... Но она не могла так поступить. Развернувшись, Уильямс вступила обратно в лес. На внутренней связи теперь непрестанно мигал SOS-маячок, ускоряющийся при приближении к цели с таким же.

***

Все началось с трупа. Глаза, наполненные кровью и водой, смотрели прямо на Рэдмонда и принадлежали женщине. Бледная, с широко открытым ртом и покидавшей ее жизнью, она не могла говорить или кричать, в ужасе уставившись на случайного встречного. За ней появилось оно: существо под три метра ростом. Оно воткнуло в ее живот клешню, пробив органы и позвоночник, а затем вышвырнуло из оврага как пушинку, как до того кинуло сюда. Оно или играло, или желало добить несчастную, поначалу даже не обратив внимания на Джозефа и выползая на крутой берег с невероятной для своей массы проворностью. На секунду ополченец даже оцепенел, не в силах поверить в увиденное. Существо внушало животный ужас. Но все закончилось вместе с тем, как крохотные турианские глаза перевели свой взгляд в сторону, где до того стоял мужчина. Джозефа там уже не было. Джозеф, поднимая грязь, карабкался на противоположный берег так, словно в устье бежала не вода, а кислота. Тварь заметила его только тогда, когда его спина замелькала среди деревьев. Даже если бы оно могло волноваться — это было ни к чему, ведь за существом следовали десятки хасков, охочих до плоти и крови. Рэдмонд не успел даже обернуться, как из-за пелены дождя на него накинулся один из мутантов и едва не сбил с ног. Затем другой, третий. Раздались выстрелы, на которые где-то в овраге обернулась Эрика, и прежде, чем некогда человеческие зубы начали вонзаться в броню и плоть, мужчина успел передать ей свое сообщение. А затем его на землю повалили синтетические трупы, и тварь, напоминающая смесь турианца и крогана, увидела жертву поинтереснее. Полилась кровь. Среди дождя и темноты мелькало лезвие резотрона. То и дело слышался болезненный крик, когда по лишенным щитов броне и коже попадал удар. От ударов железной сестрой из освещенных диодами ртов сыпались зубы, а звуки борьбы поглощал ливень, в котором продолжали мелькать синие огни. Движения дерущихся были одинаково рваными, но в движениях человека мелькало отчаяние. Кто-то из мутантов все же повалил Джозефа на землю, насадившись при этом на раскаленное лезвие, а чьи-то челюсти, наполовину лишенные зубов, сомкнулись на макушке. Это было последним, что сделало синтетическое существо. Если бы не сбитое, шумное дыхание — вокруг стало бы даже тихо. Больше никто рядом не месил грязь босыми стопами, и не пытался на него наброситься. Оттолкнув мертвое тело и ощутив, что ему уже далеко не двадцать пять, Рэдмонд медленно и не слишком уверенно поднялся на ноги. Дождь смывал с рассеченной головы кровь. Ближайшее дерево стало опорой, за которой он спрятался и которую хотел обнять для того, чтобы усталость не свалила его с ног. Лицо исказил болезненный оскал, а взгляд продолжал в панике блуждать по окрестностям, выискивая врагов и тот самый с и н и й свет. Поверить в то, что он выжил, было непросто, и прежде, чем попробовать выйти на связь с напарницей, Рэдмонд услышал вселяющий ужас звук вновь. Трещали деревья, с них сыпались последние листья. То существо, что привело с собой толпу безмозглых тварей, проходило по лесу метрах в тридцати от Джозефа. Последний замер, провожая его взглядом, и перестав дышать на пару секунд. Когда оно скрылось за пеленой льющейся с неба воды, Рэдмонд понял — он остался один. Это осознание напугало его ничуть не меньше, чем та тварь. ⠀ ⠀ SOS. ⠀ ⠀ Я здесь один. ⠀ ⠀ SOS. ⠀ ⠀ Я не знаю, жива ли ты. ⠀ ⠀ SOS. ⠀ ⠀ SOS. Синий — спокойный. Красный — тревожный. Все поменялось местами. Смотря за тем, как алый огонек вновь и вновь вспыхивает на инструметроне, Джозеф испытывал надежду. Он прошел совсем немного, не зная, куда ему идти. Кругом темнота, грязь и вода. Они поглощали все, вызывая отчаяние, и только красный огонек не давал взвыть от безысходности. Рука постоянно искала опору, и в конце концов Рэдмонд перестал даже под ноги смотреть. Он застыл на месте, зажмурился и опустил голову, пытаясь справиться с разбушевавшимися эмоциями. Они с Эрикой прошли совсем немного прежде, чем разделиться. Теперь он даже не знал, жива женщина или нет. Выбраться с Земли… они, черт, даже из леса выбраться не смогли! Во вспыхнувшей ярости мужчина ударил промокший насквозь ствол ближайшего дерева. Ярость снимала усталость и боль, которую не мог притупить отсутствующий у него панацеллин. Джозеф не знал, сколько простоял тут. Но в глаза ударил свет, заставив поднять опущенную голову. Едва завидев стоящее на двух ногах существо, она не бросилась к нему. Недолго понаблюдав, женщина вскинула винтовку и мигнула в его сторону фонариком прежде, чем начать медленно приближаться. Всего один раз. Но она быстро поняла, что под прицелом оказался не враг. Облегчение мелькнуло лишь тенью. Страх, злость и их желание убраться отсюда быстрее были куда сильнее. — Ты как? — едва приблизившись быстрым шагом, спросила наемница. Сама она уверенно стояла на своих двоих, но то наверняка был эффект панацеллина, и долго полагаться на него было нельзя. По крайней мере, на него, а не на просочившийся сквозь герметичную броню дождь, она списывала ощущение липкой влаги на теле. «Белый» — пронеслось в мыслях само по себе. Знакомый голос, а затем и силуэт, показавшийся из-за света фонарика. ⠀ Облегчение накрыло мужчину с головой. Она была жива. В тусклом свете в глаза не сразу бросилось то, насколько пострадала броня Уильямс. Она сама по себе выглядела неважно, но была, черт возьми жива. А вокруг не было ни одной твари. Рэдмонд ведь не встретил никого по пути сюда… Толку было спрашивать? Джозефа хорошо потрепало. Темнота на виске и скуле намекала на то, что его повозили лицом в грязи. Но приглядевшись, Эрика поменяла мнение. Комья грязи на броне быстро смывались дождём, обнажая посеревший всё-таки комбинезон. Но на голове у него сочилась кровь, что свидетельствовало об одном — ране, не запечатанной пленкой медигеля. — Жив. Ты… — Джозеф наконец бросил взгляд на броню, а затем перевел его на бледное женское лицо, — ты что, встретила его? Жива. Но почему? Где все остальные существа? Во внутренностях будто поселилась холодная змея, огибающая орган за органом. Что-то неестественное было в этом всем. Встреча несла радость и тревогу, так же как и тишина, прерываемая только звуком бьющихся о листву и землю капель. — Как ты… Как ты? Тебе удалось… Убежать? В голосе не было уверенности. На мгновение возникло предположение, что Эрика могла убить того монстра, но ведь Джозеф видел его расхаживающим среди деревьев. Или это был другой? Господи, лишь бы их не было двое. — Господи, мать твою, как ты только жив ещё, — вместе с несколькими чертыханиями на ополченцев, которые были беднее безработных ворка, наёмница резкими движениями отодвинула бронеплиту на бедре. Обнажился миниатюрный патронташ, с той разницей, что в ячейках вместо термозарядов скрывались капсулы с панацеллином. В руку мужчине была впихнуто две такие с обезболивающей и обеззараживающей плазмой. — Я задаюсь этим вопросом всю свою жизнь, в особенности с того момента, как тебя встретил, — ответил он и прикоснулся к раненой макушке. Надежда на то, что ему не сняли скальп оправдалась вместе с тем, как пальцы дотронулись до следа от зубов, а лицо исказила болезненная гримаса, последовавшая сразу после короткого смешка. В произнесенной фразе уставшее сознание уловило великолепную иронию происходящего: несмотря на сказанное, отсутствие рядом Уильямс и перспектива ее смерти испугали Джозефа. Кажется здесь имели место нездоровые отношения. Взглянув в голубые глаза Эрики, мужчина оставил эту мысль на попозже. Дожидаясь, пока Джозеф установит хотя бы одну на положенное место, наёмница заговорила. — Я думала, он убил тебя. Побежала дальше по канаве. Последнее, что помню — он схватил меня, и я отключилась. А потом… Просто оставил. — Сама того не заметив, Эрика дернула плечом в погнутом наплечнике. Что вместе с не слишком-то уверенным тоном могло трактоваться как сомнение в только что сказанном. — Я вышла на дорогу. И никого. Вообще никого. Она огляделась. Всё ещё никого. Вдруг появилось желание глотнуть воды. Женщина подавила глупый порыв — она уже и так потеряла элемент брони посреди чуть не убившего её леса — вместо этого открыв карту местности. Хоть яркость и была приглушена, но даже так свет был… непривычен. Умом Эрика понимала, что он мог привлекать хасков. Но легко тронувшее ощущение безопасности от того, что она снова видела окружающее не только в серо-чёрных сырых тонах, а хотя бы ещё и в тёмно-коричневых и зелёных, всё же возникло. Женщина подошла ближе, скрывая инструментрон между собой и Рэдмондом. — Нельзя идти по открытой местности. Надо переждать дождь, а потом передвигаться только короткими перебежками, — произнесла она, рассматривая местность. Тон не был командным, оставляя место для комментариев. Движения пальцем вырисовывали маршрут. — Смотри, тут заправка аэрокаров. Можно укрыться. От неё полчаса по дороге — и тут начинается город. Быстрый взгляд по сторонам и… Всё ещё никого. Эрика подумала, что к этому можно было быстро привыкнуть. Стоило нужным капсулам проникнуть в старенькие системы «Феникса», как боль наконец стихла. Мысли собрать в кучу стало значительно легче. За всеми манипуляциями Рэдмонд заметил, что во время рассказа о столкновении с той тварью в голосе напарницы, в ее движениях — во всем промелькнули сомнения. На лице еще оставались следы крови. Он видел это, ведь шлем исчез. Броня теперь больше напоминала консервную банку. В памяти тут же всплыло перекошенное лицо женщины, которую существо использовало как игрушку. Почему Эрика смогла пережить эту встречу? Может быть она в чем-то лгала ему? Такое было бы не впервой. Но все же Джозеф чувствовал, что собеседница как минимум верит в то, о чем говорит. Сомневается, но верит. — В чем бы ни была причина — стоит воспользоваться тем, что здесь никого не осталось, и хаски не стоят на каждом шагу. План. План — это хорошо. Рассматривая возникшую голограмму, Рэдмонд потер запястье родной руки, обдумывая предложение. Ему отчаянно хотелось достичь пункта назначения уже сегодня. Ставшие родными просторы Франции отныне таили в себе слишком много неизведанного, и изучать местность в поисках безопасного укрытия могло стать ошибкой. За ошибки же нынче слишком дорого платить. — Мы могли бы воспользоваться дождем… нет. — Он тут же опроверг то, что сказал. — Уже попробовали. Я бы шел до тех пор, пока не наткнемся на препятствия в виде мутантов или… черт, не знаю на что еще. Но если наткнемся — местность, скорее всего, все еще будет открытой, и прямого столкновения мы не переживем. Словно в подтверждение своих слов, Джозеф бегло указал сначала на Эрику, а затем на себя, намекая на внешний вид и соответствующее состояние товарищей по несчастью. Затем он поднял испачканную сумку, которую умудрился не потерять во всем произошедшем хаосе. — Сделаем как ты сказала. Заправка, а дальше по обстоятельствам. Стоило сделать шаг вперед — как Рэдмонд остановился. Нечто вертелось у него в голове и на языке, и в отсутствии боли вновь напомнило о себе. Он плотно сжал губы, обдумывая, как лучше выразить это. В конце концов мужчина посмотрел на Уильямс, слушая, как вдалеке все еще раздается грохот выстрелов и взрывов. — У меня такое чувство, будто все и должно быть так. Никак иначе. Что твои пять и мои десять лет — передышка. И что мы заслуживаем того, что с нами происходит. А мы как Пыжаки — не можем безоговорочно принять такую судьбу, и постоянно приспосабливаемся. Помнишь тех маленьких попрыгунчиков из джунглей Шаргея? Это и есть Пыжаки. Одного такого мы, кажется, съели. Рэдмонд отвел взгляд, к концу видимо мало понимая, к чему все это сказано. Вместо отдаленных выстрелов раздался грохот грома, который его даже не смутил. Вскоре они двинулись к заправке. Временное укрытие встретило их парой сгоревших Х3М, огонь с которых только чудом не добрался до топливных баков. Здесь, как и во многих местах на земле, не было видно следов недавнего присутствия разумной жизни. Кое-где лежали трупы людей, омываемые дождями и высыхающие под ярким солнцем уже месяц. От стеклянных витрин осталось только название — нынче на их месте были зияющие дыры, ведущие в темное помещение. Когда-то здесь было светло, а теперь повсюду был мусор и грязь. Стоило войти внутрь — шум дождя, ставший привычным спутником, поутих, уступив место отзвуку шагов. — Никого. Слово, несшее в себе надежду на перерыв. По пути сюда Джозеф никак не мог отделаться от ощущения, что вот-вот, но они наткнутся на хаска или ту мерзкую, хищную тварь. Что за обломком космолета, сбитого в самом начале вторжения, будут новые, доселе невиданные существа. Что стоит обернуться — и женщина с раскрытым в ужасе ртом и залитыми кровью и водой глазами будет смотреть на них, провожая в путь. Но ничего из этого не произошло. Натянутая струна напряжения была перерезана пустотой заправки, от которой в нынешнее время никому ничего не было нужно. Разве что крыша. Подчиняясь любопытству, Рэдмонд подошел к стойке, оснащенной адаптивным интерфейсом. Не ожидая отклика, он провел над ней интруметроном. Вместо реакции техники, мужчина получил новый громовой разряд, заставивший его дернуться и кинуть быстрый взгляд на улицу. В окружении легко воспламеняющихся материалов ему было не слишком комфортно. Щека, опаленная при штурме ангаров с ЯО, все еще напоминала о себе в те моменты, когда он не был на обезболивающих. Покрасневшая кожа была будто натянута на барабан и очень быстро реагировала, если лицо ополченца прикладывалось о чей-то кулак или камень. — Полчаса до города… — в задумчивости произнес Джозеф. Одна мысль о предстоящем пути вселяла усталость, которой и без того было достаточно. На улице стемнело уже не за счет туч и дыма, а из-за близости ночи, дождь не желал прекращаться, а мышцы и кости (а Рэдмонд подозревал, что его ребрам досталось больше всего) вопили и молили об отдыхе. Место ему не нравилось. Взгляд пробежался по отсутствующим витринам, открывающим широкий и свободный вход любому желающему, а мысли обратились к хранящемуся сразу за порогом топливу. Но… Джозеф прислушался к телу. Затем посмотрел на Уильямс, находящуюся неподалеку. Сумка с термозарядами и вещами упала на пол, заставив разбросанные осколки стекла звякнуть. — Мы устали. Вспышка снаружи, на миг осветившая их, заставила повернуть голову. Нет, всего лишь гром. Вздохнув, наёмница убрала ставший за последние полчаса естественным продолжением руки пистолет. Вскоре на пол шлёпнулась сумка мужчины. Наёмнице осталось лишь поджать губы и согласно кивнуть на предложение отдохнуть. Её штурмовая винтовка превратилась в тяжелый металлолом, и, глядя на погнутый тварью приклад и отломанные наствольные накладки, она всё меньше верила, что удастся вернуть оружие в рабочее состояние. Их побили, они ушли слишком далеко, а усталость не давала сосредоточиться. Оружейных комплектов здесь не было. Насосы, домкраты, омыватель, антифриз, лампочки для фар и дрели едва ли могли помочь. Снова критически оглядев «Мстителя», Эрика вытащила из него термозаряд и отложила на полку к товарам. Вдруг кому-то пригодится. Такому же заблудшему. Внимание женщины привлекла меньше всего тронутая стойка с товарами, едва ли полезными случайному водителю. Мягкие игрушки, книжки-раскраски, наборы фломастеров и несколько небольших мячиков. Они напомнили ей о Лие. Подкинув на руке плюшевого мишку, припорошенного пылью, Уильямс вспомнила о завалах таких в детской комнате дочери. Хотя, наверное, вряд ли подростку понравятся настолько детские вещи. Мужчина тем временем оперся на неактивную стойку. Глаза изучали пародию на мрамор, которой украсили неработающий инструмент. — Лучшего места для передышки может и не быть. Он посмотрел на напарницу, одним взглядом говоря, что заправка в качестве ночлега ему не нравится настолько же, насколько она может не нравиться Эрике. Но здесь была крыша и хороший обзор на случай, если кто-то или что-то будет проходить или проезжать мимо. — Сколько идти непосредственно до места отправки биотиков? После того, как пересечем городскую черту или отсюда… Его прервал внезапно оживший интерфейс. Загорелся голоэкран, на котором в автоматическом режиме стала проигрываться запись с камер, расположенных на улице. Из 7-ми доступных работало только две, и обе были направлены в сторону города. Свет в помещении также предпринял робкую попытку включиться, но она оказалась провальной. Не ожидая того, что техника может работать, Джозеф быстро отключил систему. Он застыл, всматриваясь в темноту снаружи и гадая: видел ли кто-то свечение? Напряжение вернулось. Над головой вдруг загудела лампа, даже мигнула пару раз, но решила, что пара путников не стоят усилий. Эрика обернулась на напарника, глядя с очевидным вопросом. Но и без неё он успел понять, что идея включать сейчас освещение была очень глупой. Возмущение вышло шумным выдохом. Поняв, что в напряжении сжала игрушку в кулаке, она с внезапным на себя раздражением откинула ту обратно и схватила пистолет. На некоторое время люди замерли… Затихли, вглядываясь в ливень снаружи. Но понемногу отмерли обратно. — Не очень далеко. Академия построила учебный центр на границе города. Студенты там жили, учились, а после постройки станции центр стал транзитной точкой. Мы его быстро заметим. И ещё... Мне не нравится то, что ты сказал. Это упадническое настроение. С треском, по неожиданности сравнимым с очередным раскатом грома, порвалась упаковка белкового энергетического батончика. Содержимое рюкзака при наличии припасов вокруг осталось нетронутым. Парой шаркающих движений расчистив пол от стеклянных осколков и прочей грязи, Эрика опустила свой рюкзак рядом с сумкой Джозефа, приземлилась на него и прислонилась спиной к стеллажу. — Ты знаешь, почему я не вернулась. Работая со «Светилами», я чувствовала, что заслужила это. Но это был мой выбор, а не выбор обстоятельств. На тюрьму налетели люди, а не… Я даже не знаю, что в хасках осталось от людей. Наёмница говорила, через каждое предложение откусывая батончик и запивала сухую снедь вытащенной с соседней полки минералкой. Кусок в горло, через которые проходили не слишком будничные слова, всё-таки лез. Кокос и шоколад в нём заслужили десятка секунд молчания. На прилавок к Джозефу, повинуясь меткому броску, полетел такой же вместе с найденной мазью от ожогов. — В мирное время я держалась от них подальше и сама лезла в самое пекло. А теперь пекло повсюду. Моя семья, скорее всего, оказалась в нём. И я ищу её. Потому что они не выбирали быть убитыми. Или превращенными в мутантов. Или ещё что похуже. — Она коротко посмотрела в сторону Рэдмонда. Её лицо закаменело, только рот на секунду искривился от злости. — Только попробуй сказать мне, что Элейн и Леон тоже такого заслужили. Она отвернулась, зная, что речь вышла очень ободряющей, уж нихера себе какой. Но попытка Джозефа отобрать у неё хоть каплю веры в то, что так не должно было быть, глубоко внутри воспринималась как нападение. Не на неё. На себя ей было плевать. А на всех, кто их окружал и о чьей судьбе они до сих пор ничего не знали. — Только попробуй, — теперь уже тише, под нос, скорее с разочарованием. Громче был хруст разламываемого пополам снека. Глядя на ливень снаружи, женщина автоматически отметила, что теперь батончик был со вкусом банана. Как они были всё-таки примитивно устроены. Немного еды — аномально вкусной, — немного тишины и темноты, и вот снова подступает обманчивое чувство безопасности. В хрусте батончика, прерываемого словами, Джозеф теперь слышал хруст собственных костей. — В том и дело. Они этого не заслужили. И мы об этом прекрасно знаем. Чего мы не знаем, так это то, где они. Что с ними. Живы ли они вообще. И от этого боли побольше, чем от сломанных костей и разорванного мяса, да? Лучшая пытка. Лицо мужчины разгладилось. Оно больше ничего не выражало, застыв как маска, будто ответная реакция на то, что сказала Уильямс и как она на него смотрела. — Когда-то ты считала, что это будет идеальным наказанием для кого-то вроде меня. А сейчас, оказавшись по итогу едва ли лучше, бросая своего мужа и ребенка ради жестоких развлечений, думая о том, что война — твоя натура и страсть, получив ее наконец и смотря на то, как горит мир… ты отрекаешься от этой идеи. Вот оно, субъективное восприятие. Эрика де Гиш согласилась бы со мной. Ксавия же, в отличии от нее, пыжак. Едва ли это был лучший момент для того, чтобы заставить напарницу смотреть на мир с его точки зрения. Впихнуть в свои ботинки, на пару размеров больше, и все же подходящими идеально. Но, черт, они в ближайшее время никуда не собирались. — Впрочем, и с Эрикой все было не так просто, верно? — Джозеф скрестил руки на груди и слегка наклонился, смотря в лицо собеседницы. Он наклонился, глядя на неё снизу вверх. Позиция когда силы, а когда насилия. И как она подходила под речь... Веки на секунду устало опустились, точно Эрика что-то для себя поняла и слушала дальше не ради новых открытий, а потому что Джозеф не умолкал. — Она тогда не понимала, что есть те, кто не заслуживает наказания за то, кто является их родней. Жены, дети… нерожденные тоже. Я бы посмотрел, как наемница Ксавия общается с лейтенантом де Гиш. Закончилось бы плохо, но я бы отдал последние кредиты на то, чтобы взглянуть хоть одним глазком. Он понял, что его заносит. Что напряжение, страх и усталость, копившиеся с начала вторжения, выплескиваются на Уильямс, превращаясь в бесконтрольный поток злобы. В глазах промелькнуло осознание вместе с тем, как Джозеф отклонился назад и приложил руку к переносице. Повисло недолгое молчание, пока мужчина напряженно, с закрытыми глазами сидел на стойке. Его рот открылся только для того, чтобы начать медленно исторгать из себя слова. — Нет, они этого не заслуживают. Какими бы родителями, женой или мужем мы ни были — это не их выбор. И им не повезло любить нас, отчего найтись — наш лучший вариант все сделать правильно. Не для себя, а для них. Элемент брони с голени слетел в тот момент, когда в завершение своих слов Рэдмонд ожил, излишне резко сорвав его. Человек, которым он стал за месяц, не нравился ему. Этот человек должен был исчезнуть, уступив место Джо Нюквесту. Но вместо этого он упорно цеплялся за жизнь, то и дело выползая наружу. — Извини. — Это прозвучало уже тише. Взяв батончик и мазь, мужчина сполз на пол и сел рядом с Уильямс. Его лицо явно расслабилось, голова опустилась. — Я устал. И говорю… всякое. В голове бардак, тело не слушается, и… Джозеф махнул рукой, наконец замолкая и сползая ниже. Зашуршала упаковка из-под батончика. 15 лет. 15 лет, а он ещё помнил ужас и неверие, когда доктор Йенсен подтвердила его страх: «У Элейн случился выкидыш». Помнил ярость, когда понял, что доктор могла это исправить... Но она получила приказ от Эрики. 15 лет, и всё равно всё смирение летит к чертям собачьим. — Не извиняйся. Ты всё ещё злишься на меня. Женщина произнесла это спокойно, но уверенно. Неосознанно повторила полуулыбку, поворачивая только откинутую голову к Джозефу. Подняв уголки губ, она даже тронула лучиками морщинок уголки глаз… оставив те всё ещё уставшими и понимающими. — Я бы сказала, что как всё закончится — я твоя, — наёмница вытянула перед мужчиной руки, имитируя движение рук готовящегося быть закованным в наручники человека. — Но… — убрала руки. — Мне показалось… Может, только показалось. Ты понял, что злиться на то, что уже не изменишь, на того, кто уже ничего не сделает — самому отравиться ядом, который предназначался для другого. Она убрала руки и сделала сразу несколько глотков. — Ксавия теперь думает о последствиях. Не о тех, которые придут через секунду, а о тех, что проявляются спустя годы. Она бы не убила Эрику. Они же, в конце концов, одно и то же тело делят, — женщина вдруг запрокинула голову, захлебнувшись сухим смешком. Её плечи содрогнулись, она выдохнула, беззвучно сотрясаясь. — Они… Ты понял? Джозеф, мы долбанные сумасшедшие. Не у одного тебя в голове бардак. По-твоему, это мы заслужили? — безнадежная улыбка резала ножом. — Ну, если мир сошел с ума, то глупо не следовать за ним Эрика снова выдохнула смешок в потолок, на этот раз истеричный в своей искренности. Плевать, что он подумает. — Мне жаль. Вдруг смех прекратился. Улыбка свернулась кислым молоком. — Я не могла забыть об этом. Мир сходил с ума, потеряв последние границы социально допустимого. Она должна была молчать. Должна была. Знала наперёд, что после её слов либо повиснет нелепейшее молчание, либо он вцепится ей в горло и придушит прямо здесь. Знала, что не станет душить в ответ. Знала, что провоцирует. Возможно, вскрывает нарыв. — Просто не могу представить, как вы это пережили. Это… Тюрьма, символизирующая искупление перед обществом. «Ксавия, о чем вы хотите сегодня поговорить?». Скрыться, чтобы вредить только самой себе. Пьяные слёзы, стекающие в молчании на разбитое фото. Год нелепой неистовой веры, принесший только разочарование. Цветы на могилах. На счёту остается минимум денег за заказ, чтобы было на что прожить до следующего, излишки отправляются в какой-то благотворительный фонд. Чёрт с ним и с тем, кому он помогает, лишь бы помогал. Постоянный привкус стыда. Она позволила раненой Элейн потерять ребёнка, потому что боялась Джозефа Рэдмонда. Боялась, что террорист, которым он был, останется жить в виде нового человека. Каков отец, таков и сын — это она уяснила крепко. — Единственное, за что я ещё не попросила прощения. «Джозеф. Джо-зеф, Джоз..зеф.» — слова, больше похожие на сиплый стон. Комната, укутанная мраком. Дорожки непрекращающихся слез, оставшиеся на щеках Элейн. Ее руки, обхватившие его, и его, обхватившие девушку в ответ. Кружка, разбившаяся о кафельный пол в тот момент, когда доктор Йенсен заметила его появление на кухне. Она была в ужасе, знала, зачем он мог прийти? За окном тогда уже давно играл рассвет. Они с Элейн были вместе всю ночь, всю ночь, которую его будущая жена и женщина, которую он искренне полюбил испытывала невероятные муки. Его Элли. «Я слишком боялась, что когда вы покинете её… Что ж. Вы и так уже знаете. Вы прошли через это на «Харвесте». Вы уже сделали это с Эмили.» «Если бы Йенсен не получила указание от меня, этого бы не произошло.» Его крики и осколки остатков посуды, разлетающиеся по плитке. Эрика, выхватившая пистолет в ответ на разбитую тарелку. И клятва, что Элли никогда не узнает о том, что с ними сделали. Джозеф посмотрел на Уильямс, сидящую рядом, широко раскрытыми глазами не веря в то, что слышит. Не желая этого слышать. Комната заходила ходуном, затряслась перед глазами вместе с тем, как его взгляд буквально пожирал каждое микродвижение мышц лица собеседницы, каждое движение зрачков, едва различимых в темноте. Он молчал несколько секунд, может быть даже львиную долю минуты. — Она так и не узнала.— Короткое предложение, с трудом прорвавшееся через стиснутое в спазме горло. — О том, что это было твое решение. О том, что ее «мать» тебе помогла. Она так и не узнала. Иначе… она бы не пережила. Каждый раз, глядя на Лию, я думал о том, что она могла бы и не родиться. Что будь я хотя бы на каплю так же уверен в своей «благодетельности», как была уверена ты, принимая такое решение — она бы не родилась. К концу голос осип, и Рэдмонду пришлось вновь сделать паузу. Длилась она значительно меньше предыдущей. — Вся та боль, все отчаяние и разочарование. Сомнения. Вы ведь улетели тогда, и не видели, чего ей это стоило. Чего стоило молча смотреть на то, как моя жена страдает и винит себя. Нет. Не проси прощения за то, что осталось в прошлом и то, что исправить ты никак не можешь. Я не прощаю. Как вообще можно надеяться на то, что такое возможно простить, Эрика? Вопрос не требовал ответа. Смотря на Уильямс широко раскрытыми глазами еще некоторое время, Джозеф ждал. Ему было важно увидеть в ее глазах понимание того, что поднятая тема — черта, которую не стоит переступать. Прошло больше пятнадцати лет, но ту ночь и последующее за ним утро он запомнил навсегда. Тогда он, возможно, проявил самый большой акт милосердия, на который был способен, и не был уверен, что повторить этот подвиг ему по силам. — Я не надеялась на это. Потому что ты хороший человек, Джозеф. Он хотел взгляд — он его получил. Глаза женщины были пустыми, точно зеркало. Немного честности — это очень много. Несколько крохотных слов были созданы из материала очень странной плотности. Три раздавили грудь свинцовыми плитами. Слишком много боли. Слишком. Некоторое время после произнесенной Эрикой фразой они смотрели друг на друга, после чего Джозеф отвернулся и мотнул головой. Сказанное напарницей сбивало с толку, заставляя гадать: говорит она искренне или пытается смягчить ситуацию. В любом случае, ком застрял в горле, а желание говорить и дальше пропало. Она не сказала больше ничего: ни про Йенсен, ни про оправдания, ни про собственного ребёнка. Раздалось одно короткое «спи, потом поменяемся» тоном, не терпящим возражений, вместе с тем, как наемница поднялась одним плавным движением. Дальнейшие тоже были простыми и подчинёнными одной цели за раз — поднять рюкзак, взять с полки вместо воды энергетик, взять снятую вместе с бронёй винтовку Джозефа, перешагнуть остатки разбитой витрины, опуститься уже на асфальт там, где Джозеф её не видел. Вскрыть банку. Отпить, чувствуя только шипение во рту от пузырьков, но не кислотного вкуса. Смехотворно мнимое одиночество, созданное преградой в виде стеллажа, приняло её, не смотря в спину блестящими глазами. Она не собиралась будить Рэдмонда до самого утра. У Ксавии был большой опыт в ожидании, и не было разницы, есть стены камеры вокруг или нет. Камера создавалась вокруг молчанием и однородным шумом дождя. Хотя бы Рэдмонду не нужно было приказов для того, чтобы улечься на покрытый паутиной трещин пол, дожевывая батончик, и уставиться в темнеющий над головой потолок. Некоторое время он лежал и смотрел в него, обдумывая короткий диалог и вспоминая события из прошлого; прислушиваясь к дождю и звукам в помещении, которые могли бы дать подсказку о том, чем занимается Эрика. Но понадобилось совсем немного для того, чтобы глаза закрылись, а дыхание успокоилось. В следующий раз мужчина поднял веки только тогда, когда за разбитыми витринами было видно полосы утренней зари. Ливень прекращался, и мир замирал. Утро неохотно приняло на себя обязанности, чувствуя отвращение к миру, в котором ему приходилось появляться. Ночное небо синело, становясь цвета берлинской лазури. Но и эти чернила стекали на запад, в то время как на востоке небо становилось цвета пергамента. Грязного и пыльного. Ксавия наблюдала за изменениями, сжимая между колен очередную банку бодрящего напитка. Она не ощутила ни облегчения, ни тяжести от мысли, что ночь прошла. Может, виной тому была сонная вата в голове и характерное тепло, разлившееся по конечностям вместе с поднятием и потягиванием. Наемница разбудила напарника и, едва тот принял пост, подложила под голову рюкзак, и через пару секунд отключилась. Словно по будильнику, через полтора часа открыла глаза. Мало, но батарейка внутри с нуля процентов поднялась хотя бы до двадцати. К тому времени темнота почти окончательно отступила, свежесть в воздухе напоминала о заканчивающемся лете. Стянув перчатку брони с мягкой руки, Эрика умылась водой из бутылки. Прислушалась к ощущениям и вылила остатки на голову, чтобы после этого резко вздрогнуть и разметать в стороны брызги, часто задышав. Волосы были зачесаны назад парой расчесываний пальцами. Сильнее стало заметно, что из брони она не вылезала уже целый день, а плёнка панацеллина окончательно усохла, ощущаясь при движениях. — Нужно идти, — хрипловато после сна сообщила Эрика. Она не была настроена на контакт — все еще влажное лицо словно обострилось и побледнело сильнее прежнего. — Ты ничего не заметил? — Нет, ничего не было. Только дождь прекратил поливать. Солнце окончательно поднялось, из-за дыма тускло освещая покрытую лужами и грязью дорогу, проходящую мимо заправки. Она была артерией, по которой им с Эрикой предстояло дойти до сердца: города, покинутого людьми и наполненного солдатами врага, бездумными или нет. Отсутствие движения за ночь не только радовало, но и удивляло: казалось бы, всего в паре километров от них был лес, кишащий хасками и той… В воспоминаниях слишком хорошо сохранилось лицо существа, напавшего на них там, и эта память отразилась короткой хмуростью, промелькнувшей на лице. Рэдмонд надевал «Феникс», про себя отметив то, что не видел как снимала и надевала броню Эрика. Даже когда играла отбой, а видит бог — нет ничего более неудобного, чем спать в этих «латах». Однако, пусть и посчитав это странноватым, мужчина спрашивать не стал. В эти дни сложно было сказать, что происходит в собственной голове, не говоря о чужих. После того, как Джозеф переложил вещи в найденный здесь рюкзак (нести свое барахло так было гораздо удобнее, а в бункере выбором он не располагал), напарники двинулись в сторону города. При свете было хорошо видно то, как сильно пострадали здания, и что источников дыма было как свечей в церкви. Дорога, что в мирное время отняла бы у них два часа, заняла все четыре. Они привыкли к тому, что пустота обманчива. Что за разбившемся аэрокаром или траком, за полосой деревьев или домов, стоявших здесь еще до их рождения, может показаться враг. Оба вглядывались к горизонт, пытаясь высмотреть угрозу издалека. Но они будто отталкивали опасность. Будто были прокаженными, хотя город приближался, и здание академии было различимо сквозь дымку пожарища. Пустота не обманывала. Что они могли сказать друг другу? Только перебрасывались взглядом, вопросительным или напряженным. Нельзя было верить в то, что остаток пути будет простым. Но он таким был. И вскоре здание Академии было не на горизонте, а стояло прямо перед ними. Оно окружило себя бетоном и арматурой, упавшими с ближайших строений. Кое-где окна заменили дыры, а то и вовсе отсутствовала внешняя стена. Пахло гарью. И, что самое главное: здесь тоже было тихо. В отдалении все еще громыхало, но этот грохот не стал ощутимо ближе или четче. — Выглядит пустым. Произнесенное не требовало ответа, и было направлено скорее на то, чтобы разорвать порочный круг из сменяющих друг друга молчания и красноречивых взглядов. Впрочем, еще один такой Джозеф все же подарил Уильямс, когда стало понятно: чтобы попасть внутрь здания, им нужно подняться на второй этаж по обломкам. Основной вход был завален, а там… что ж, там не было двери, но и куска стены тоже не было. — Твои наниматели… были уверены, что ученики не покинули землю. Верно? Они начали взбираться по скользким после прошедшего ливня обломкам частично обрушенного здания. Джозеф медлил местами, опасаясь того, что нога попадет в разлом или кусок бетона, выбранный для опоры, свалится и придавит их обоих. Однако они все же достигли цели, оказавшись в помещении, предназначенном когда-то быть кабинетом. Его хозяин или случайная жертва, оказавшаяся не в то время и не в том месте, тоже был здесь. Его ноги торчали из-под обломков стены, выделяясь на сером с коричневом, цвета засохшей крови, фоне. Под ботинками захрустела бетонная крошка и стекло. Даже разбитое, покореженное и местами обрушившееся здание сохраняло в своих остовах причудливость старой земной архитектуры. В мирное время оно не выглядело и строгим безликим учебным заведением или казармой. Вокруг легко представлялись деревья и скамьи, солнечный свет заливал верхние этажи и аудитории, а по коридорам ходили на равных ученики и преподаватели. Этим, а не обилием трупов, Эрика объяснила себе пробравшийся по спине холодок. Никакое учебное заведение без своих учеников не было… собой. Гомон голосов во время перемены, тишина во время занятий, блеск детских глаз — без этого Академия была мёртвой. Мертвее, чем любые здания, мимо которых они прошли. Она вспомнила собственные годы учёбы в стране немного южнее Франции, проходя мимо стеллажа с грамотами и фотографиями, сейчас разбитого. Но после того, как они с Рэдмондом ушли вниз, ощущение настоящей смерти отступило. Технические коридоры не были учебными аудиториями, рекреациями для отдыха и работы. Они мало чем отличались от бункера, в котором они впервые оказались. Сезон осенних дождей так же оказал свое влияние. Чем ниже они с Эрикой спускались — тем больше пахло сыростью, а под ногами чаще появлялись лужи. Когда перед ними возникли двери, ведущие в технические помещения, пол уже был подтоплен. Небольшое здание, лишенное систем своего «жизнеобеспечения», начинало умирать и гнить. И тишина… здесь не было слышно того отдаленного грохота, что разносился снаружи. Порой им на пути попадались тела: чья-то рука или голова мелькали в белом свете, молча приветствуя пришельцев. Атмосфера давила и сгущалась вокруг словно удушающий газ. Джозеф толкнул двери, на которых, естественно, не светился круг интерфейса. Они заскрежетали по полу, но не поддались. — Хм. — Мужчина поправил рюкзак, а затем предпринял еще одну неудачную попытку открыть проход. — Чем-то подперли. Изнутри. Взгляд обратился к Уильямс. Если кто-то заблокировал проход оттуда… В следующий раз рюкзак уже не висел на плечах, а руки были свободны от винтовки. Даже щиты замерцали голубоватым светом. На всякий случай. Один удар. Второй. Металл трещал, и что-то внутри двигалось вместе с тем, как увеличивалась щель между дверьми. Третий. С грохотом упал стальной шкаф, которым заблокировали проход. Наконец перед Эрикой с Рэдмондом предстало помещение слишком темное для того, чтобы сразу что-то разглядеть. И не успел луч фонарика осветить его — что-то вспыхнуло в его глубине, затем хлопнуло, и Джозеф ощутил, как его ударило в грудь. Ноги оторвались от земли, до ушей донеслись крики «они уже здесь». Звуками наполнилось все вокруг, а лестница почему-то оказалась перед глазами в тот момент, как тело достигло ступенек, шлепнувшись о них мешком. Походило на слабый биотический заряд. — Стойте! Мы люди! Мы не причиним вам вреда! — едва вдохнув, женщина тут же потратила выдох на крик. Она болезненно поморщилась, держа руку у рёбер. Мир перед глазами потемнел. Удар о стену не был сильным, но наложился на едва-едва переставшие напоминать о себе ранения от твари. Наёмница закашлялась, но удержалась от желания пустить новую дозу панацеллина. За едва раскрытыми дверьми стало тихо. Топот ног прекратился. Спрятались, должно быть. — Кто вы? — донесся голос из-за захлопнувшихся дверей. Даже в двух словах можно было услышать страх. Голос мужской, но слишком молодой. Эрика держала руку на пистолете, всё ещё не решаясь встать. Ей всё равно не хотелось снова переть прямиком на тёплый приём, а говорить можно было и отсюда. — Мы узнали про сигнал бедствия. Мы из Альянса. — Женщина приподнялась, глядя на Джозефа, которого опередила со словами. Броня была основательно помята, и теперь действительно идентифицировать принадлежность наёмницы было сложно, но местами она всё ещё была синей. Действительно, в цветах доблестного. В то время, как со стороны Эрики донеслись осмысленные слова, со стороны Джозефа раздался стон, смешанный с непонятным набором слов родного языка. Фразы, произнесенные после того, как спина ударилась о ступени лестницы, не поддавались никакому переводу. Ясно было одно: он не рад тому, как все обернулось. Конечно, это не худший исход встречи с испуганными детьми, обладающими перспективой разрывать своих врагов с помощью биотики. Но будь за дверьми не подростки, а настоящие солдаты — им с Уильямс пришел бы конец. Рэдмонд начал медленно подниматься, когда услышал свою напарницу снова: «мы из Альянса». Лицо на мгновение скривилось от того, насколько далеко это было от правды. Альянс для этих детей означал бы надежду. Спасение. А они с Эрикой были сами по себе и однозначно не в состоянии оказать необходимую поддержку. Женщина не могла не увидеть его реакцию на подобного рода ложь. — Подойдите к дверям. Без оружия и фонарей! И… И тут четыре биотика, мы вас убьём, если вы решите напасть! На губах Эрики мелькнула едва ли веселая ухмылка. Шумно втянув воздух через нос, она выпрямилась и убрала пистолет. После чего медленно, не двигаясь с места, толкнула двери. — Урок первый — не говори противнику, сколько вас, — произнесла женщина, поднимая безоружные руки. — Нужно чуть больше этого для того, чтобы нас убить, — тихо сказал Джозеф и поднял руки, повинуясь требованиям. Они с Уильямс приблизились к помещению, внутри которого 4 пары испуганных глаз смотрели на них сквозь рябь биотического щита. Пока Эрика брала на себя переговоры, Рэдмонд рассматривал учеников академии. Если бы на его плечах была забота о детях — он бы стоял впереди, готовый выстрелом взорвать головы непрошенных гостей. Так где же старший? Перед ними и вправду стояло четверо. На вид всем не больше 17-18 лет, все в обычной одежде вроде худи и джинс: двое парней стояли наготове в окружении переливающейся морскими волнами ауры, девушка раскинула руки, поддерживая биотическую преграду от стены до стены. Оставался ещё один парень, должно быть, тот, что говорил с ними. Он поддерживал щит. Наёмница почувствовала приятное удивление. Щит защищал от гранат, что нападающие могли закинуть в помещение. Свечение, исходившее от подростков, яснее очертило обстановку. Помещение оказалось широким, но всё же коридором со множеством дверей. Наверное, туда убежали остальные студенты. — Вы можете опустить щит, — негромко произнесла Эрика, всё ещё держа руку на рёбрах. Ей показалось, что перед столь юными даже не солдатами, проявление небольшой слабости не повредит. Может, помогло оно, а может, студенты и вправду поверили. Она шагнула вперёд, выпрямляясь. — Простите, — произнёс с явным облегчением поддерживавший щит парень. Они не спешили приближаться к напарникам, но и с места не сходили. Подросток включил фонарик и опустил руку, давая свету светить в пол. Неверные тени плясали, отражаясь от тонкого слоя воды и едва дрожа на лицах и стенах. У девушки оказались светлые волосы и мягкие черты лица. Вместе с двумя русыми биотиками, одетыми в кожу и металл, она выглядела куколкой. Говоривший с ними парень был облачен в бесцветную серую футболку и брюки. Он больше всех из них походил на студента в форме. Они все были разными, но одинаково перепуганными. И странно худыми. — Мы думали, они… Прорвались, — голос юноши заметно осел на последних словах. — Мы и вправду могли оказаться хасками или кем похуже, — чуть склонила голову Эрика. — Осторожность сейчас похвальна. — Где старшие? Кто-нибудь из них выжил? Только к концу своих вопросов Рэдмонд повернул голову к биотикам, изучая того, кто показался ему старше всех. Ответа не последовало, взгляды потупились. Они и правда были здесь одни. — Ясно. Только четверо? Как давно вы здесь сидите? Сначала все молчали. А затем тот парень, что держал щит, начал свой рассказ. Пока шесть человек стояли в бесконечной луже, в которую превратился пол этого помещения, и голос паренька эхом отбивался от бетонных стен, некоторые двери в коридоре начали открываться. Любопытствующие и испуганные до смерти подростки могли увидеть то, как пришельцы и их старшие встали кругом, обсуждая пережитое. Совсем тезисно, потому что об этом было страшно говорить. Больно говорить. То, что для Эрики с Джозефом едва ли не стало нормой жизни… война, смерть… для этих детей только начинало обретать свою чудовищную форму. Превращалось в нечто реальное, выползшее из учебников истории или сказок. Смотря где они впервые его повстречали. Трупы наверху для Уильямс и ее напарника были всего лишь телами. Для них — учителями и наставниками. Конечно, кого-то они могли недолюбливать, а кого-то и не знать, наблюдая в еще целых коридорах академии мельком. Но видеть их вот так, безжизненных, сожженных в пламени бойни — это много для неокрепшего разума. Среди множества лиц, освещаемых в отраженном от воды свете фонарей, появилось еще одно. Поглядывая в сторону наблюдавших за ними биотиков, Джозеф не сразу увидел его. Оно принадлежало девушке, укрывшейся в одной из самых дальних комнат. Сначала поблескивали отражения в ее зрачках, а затем на свет явились лицо, волосы. Взгляд Рэдмонда все чаще обращался к глубине коридора, когда до него наконец дошло: он знал эту девчонку. Руки, до того легшие на бедра, опустились. Какая-то фраза, которую он начал, завершилась на середине, и теперь взгляд буквально впивался в лицо Лии Уильямс, запертой здесь с другими учениками с самого начала вторжения. «Невозможно» — говорило сознание. «Возможно» — говорили глаза. Тело бросило в жар. Стальные пальцы обхватили плечо напарницы, привлекая ее внимание. Лицо на мгновение накрыла тень тоски: она не должна была быть здесь. Должна была улететь и быть в безопасности, должна была стать стимулом для Эрики помочь ему найти своих родных и убедиться уже в том, что они целы. Но она была здесь. Здесь. Все это время… в пекле. ⠀ — Лия?