Rolling in the Deep

Март 2008 года. — Это всё твоя вина, — сказал в первую очередь, стоит полиции покинуть их скромную обитель. Сора согласна с отцом. Несмотря на то, что ей удалось отмыть руки от крови, она все еще чувствует его жар. Ран оставался в сознании до самого закрытия дверей скорой помощи перед её лицом. Собственное лицо в крови. И губы красные от запекшейся крови на них. Чужой. У Рана уже странная привычка следить за порядком на её лице. От этого абсурдного факта ей хотелось смеяться. Нервно. Невменяемо. Потому что Сора медленно сходила с ума. Она не знает, что думает о ней Риндо, но примерно представляла. Младший Хайтани не стал ей ничего отвечать. Бросил трубку сразу после названного адреса. Всё — чего она заслужила за этот день. Вместо похвалы, Сора вынуждена на коленях слушать от отца: — Это всё только твоя вина. Ты нажила себе врага, совершенно позабыв о своих близких. Ты привела его в наш дом, а теперь он в нем расхаживает, как хозяин, и стреляет в людей. Это твоя вина. Как собираешься исправлять? Кровь ты смыла, но она всё равно останется на твоих руках, Сора. Вот она — честность, которую так требовала от других. Отец всё правильно говорит. Но почему тогда внутри такая злость вскипает? На коленях просила прощения, совершенно не раскаиваясь. Люди поступают так, как было необходимо в ситуации лично для них. И испытывать сожаления по поводу «если бы я не» Сора всегда считала глупым. Как оказалось, это довольно эгоистичная позиция. От незнакомых мужчин она слышит: — Слушайся своего отца. Никто так не любит своих отпрысков, как он, а ты с таким неуважением относишься к нему. За такое палками бьют, а будь ты членом клана — отрубили бы фалангу. А ты!.. Это унижение прерывает отец: — Ты понимаешь, в чем твоя вина? — Что подвергаю близких опасности, на которую пошла по личным соображениям, — не разгибая спины, отвечает Сора, — Я должна разбираться со своими проблемами самостоятельно, не вовлекая в это непричастных. — Хорошо, — сказал отец потеплевшим голосом, — Можешь поднять голову. Возмущение поднимается за его спиной, но мужчина не поддается на давление. Он сидит без верхней одежды, обнажая росписи на теле. Отрубленные головы. Остальные собравшиеся не стали обнажать свои рисунки, из-за чего Сора не могла понять, к какому положению относятся в клане. У них не было отрубленных пальцев — значит, действующие якудза. Друзья отца. — Будь готова, что пострадают еще дорогие тебе люди. Тетсуо тебя не убьет, ведь за тобой стою я, — отец показал большим пальцем на себя и отрубленную голову на груди, — Ведь если наследник Айдзу-котецу-кай решит навредить тебе, это будет повод для кровной мести. — Клан вступится за твоего отца, — сказал один из мужчин по правую руку от Господина Ватанабе, — Но это чревато последствиями. Поэтому, Сора, ты должна разобраться с этим без объявления открытого конфликта. — Поняла. — Какое твоё первое действие? А Сора поднимает глаза на отца, полные твердой решимости в своем выборе, и отвечает: — Отправиться к своим союзникам. И извиниться перед ними. — Покаяние — это хорошо, но что насчет более веских шагов? Не знает она! Ничего не знает! Злость вновь вскипает в венах, даже лицо перекорёживает и зубы скрипят. Ей нужно знать состояние Рана. Ей нужно извиниться перед Риндо. Ей нужно всё рассказать Какучо. Ей нужно бежать туда — где сердце больше всего болит. А не быть на коленях перед мужчинами с рисунками на теле. Не просить прощение за то, на что не может повлиять. Но Сора должна признаться, подобная групповая терапия помогла справиться с шоком. Не закрыла глаза, не пряталась в самом дальнем темном углу, как кот, а распахнула глаза, чтобы увидеть ситуацию под новыми углами. Только вот в голове у нее не было ни единой мысли. Вагон метро покачивается мерно, проносясь сквозь темноту сгустившихся сумерек. Столько людей не подозревает, что на руках её кровь. Что сегодня выстрелила в человека. Как хорошо, что удалось избежать обыска полиции, иначе бы обязательно нашли бы гильзу, закатившуюся под шкаф. Пусть и остается там лежать, — думает Сора, — и пускай больше не попадается на глаза. Так будет лучше. Оказавшись на пороге больницы, в голове — звенящая пустота. Ей бы надо придумать слова, которые скажет Риндо. Оправдания. Жив ли он? Куда она бредет? Никто не останавливает её. Никто не обращает на нее внимание. Сора идет тихо по этажу, мимо медсестер и посетителей, надеясь найти знакомую блондинистую макушку с голубыми прядями. Сору должно всё это волновать только по одной причине — собственной безопасности. Риндо сдержит обещание, если с Раном и правда это случится, он убьет её. Сора должна переживать за себя. Но видя сгорбленную фигуру младшего Хайтани, Сора совсем не думает о себе. Костяшки пальцев побелели — так сильно Риндо сжал кулаки. Он хочет пустить их вход, когда замечает на горизонте Ватанабе. Тело не слушается хозяина, парень поднимается с стула в едином порыве ответить обидчику. Только вот этот самый обидчик — беспомощная Сора. Внутри себя Риндо кричит — не подходи. Потому что так хотелось выместить злость на ней. Как брат. Оставить следы её поступков на её собственной коже. Хотелось проделось дырку в брюхе, точно такую же, как у Рана. И быть может, эта боль уйдет. И Риндо кричит. Что? Сам не знает. Наверное, что-то обидное. Злое. Как он прямо сейчас. Пытается спугнуть. Не получается. Сора обнимает Риндо. Без лишних слов. Без глупых оправданий. Без обиды на его слова. Просто прижимает голову к своему плечу. Чувствует напряжение в его теле, сковавшее каждую мышцу. Чувствует злость внутри него. Пусть бьет — она готова. Потому что Сора знает, что нежность в такие моменты куда более невыносимая, чем боль. Её ладони гладят сутулую спину. Напряженные плечи и шею. Оглаживает волосы. У самой сердце бьется быстро-быстро. Ей страшно, когда чужие сильные руки появляются на собственной спине. Когда прижимают ближе. Только вот вместо боли, Сора слышит шёпот с отчаянным вопросом: — Почему ты это допустила? Ей тут же хочется вылить свою боль в ответ. Спросить — не хотят ли её пожалеть тоже? Она только что встретилась со своим ночным кошмаром! Но вместо этого горячие слезы вновь побежали по лицу. В носу защекотало, и Сора громко шмыгает носом, лишаясь шанса спрятать свою слабость. Она не давит на жалость, правда, она не хочет. Риндо пытается отстраниться, но Ватанабе вцепилась за него, как за спасательный круг. — Прости меня. Я правда не хотела этого. Я испугалась! Тянула время, чтобы Ран успел его поймать, но у Тетсуо… — Мы не носим огнестрел. Но видимо, придется после этого носить. — Прости… — Не скули, — уже почти без злобы отвечает Риндо, — Живой он. Операцию уже закончили. Всё будет хорошо. Что такое счастье? Оно в её мокрых глазах. В её трясущихся губах и недоверчивом вопросе. Оно в ослабевших ногах и новом потоке слез. Оно в объятиях. Боль Риндо чуточку утихает при виде радости Соры за спасенную жизнь Рана. Никто в этом проклятом мире не радовался этому так же сильно, как Ватанабе. Ну, помимо Риндо, разумеется. А Сора всё плачет и плачет. Уже даже медсестры приходят с платками, пытаясь успокоить девушку. Риндо тихо улыбался. Разумеется, младший Хайтани злился на нее. А еще на брата, который сдурма побежал за Тетсуо с голыми руками. И на себя Риндо злился, потому что оставил брата без надежного тыла. Много можно найти причин случившемуся, но лучше порадоваться за то, что все остались живы. — Какая же ты шумная, — говорит Риндо больше в шутку, чем в укор. Потому что оказывается слушать её лучше, чем сидеть в тишине наедине со своими мыслями. Это открытие приходит к Риндо, когда стоит перед автоматом, ожидая, когда бутылка воды упадет вниз. Она холодная. То что нужно, чтобы убрать опухлость с её лица. — Спасибо, — благодарит его Ватанабе, тут же прикладывая холодную бутылку к глазам. А Риндо падает рядом. Как же он устал за этот день… — Что сказали врачи? — спрашивает осторожно Сора, — Как долго будет проходить реабилитация? — Неделю где-то. Затем сам отходить будет. Стрелял не на поражение. Сейчас Какучо разбирается с дневным делом и, возможно, завтра соберут внеплановое собрание. Саус недоволен случившимся. Ран очень важная шишка в «Рокухара тандай». У тебя как? Девушка даже вздрагивает. Отнимает бутылку от лица, испуганно смотря на Риндо, который, как оказалось, уже до этого скосил на нее свой взгляд. — Папа сильно разозлился, — Сора неловко вертит бутылку в руках, отворачиваясь от Хайтани, — То, что Тетсуо пришел с оружием в наш дом, может повлиять и на дела клана. Если коротко резюмировать, отец сказал разбираться с этим самой, не вмешивая в это его. Риндо натужно вздохнул, протирая горящие глаза. — Есть какая-нибудь более оптимистичная новость? — Я тест семестровый хорошо сдала. — Молодец. — Стараюсь. Риндо, а ты чего ждешь? Если Рана уже прооперировали, и сказали, что всё нормально… — Хотел дождаться, когда придет в себя. — У него же наркоз. Долго будет. — Мне так же сказали. А ты чего сидишь? — Я на своем месте, — и улыбается. — Просто так и скажи, что домой не хочешь идти, — усмехается Риндо в ответ. А Ватанабе дуется. Поймали. Его так забавляет каждая эмоция на припухшем лице, её переменчивость, что Риндо поддается этом порыву и спрашивает, — Пиво пьешь? Хлопает ресницами. — Конечно. И Риндо улыбается в свойственной ему манере. Либо он собрался делать какую-то шалость, либо убивать её. Давно Сора не бегала за алкоголем так быстро. Из-за того, что Ватанабе, как оказалось, боится высоких скоростей, им пришлось потратить на дорогу домой на пол часа больше. А что это значило? Что до окончания разрешенного времени на продажу пива оставалось двадцать минут. Ватанабе буквально врывается в круглосуточный, чуть не снеся стеклянные двери. Даже корзину брать не стала. Бедная кассирша испугалась тайфуна по имени Сора, которая просто смела полку холодильника с жестяными банками. Риндо тем временем спокойно доставал водительское удостоверение на кассе. Он даже бровью не повел, когда пробивали последнюю десятую банку. — Алкоголичка. — Отстань, — нервно бросила Сора, всё поглядывая на часы. Ровно в одиннадцать входная дверь за ними закрывается. Риндо сразу проворачивает все замки, пока Ватанабе, не выпуская заветный пакет из рук, снимала ботинки. Прихожая совсем маленькая, вдвоем на этом пяточке было совсем тесновата, а с учетом положения Ватанабе так вообще не пройти. — Отодвигай свою огромную задницу. — Да погоди ты! У меня особо важный груз. Разумеется, Риндо не мог себе отказать в удовольствии смачного шлепка. Девушка вскрикнула, резко выпрямляясь, круглыми глазами уставившись на Хайтани. А тот только забирает пакет с пивом из рук да уходит на кухню к холодильнику. — Возмутительно, — только и оставалось шипеть Ватанабе. Куртку оставляют на крючке. Каким был дом Хайтани? Соре по учебе как-то приходилось погружаться в эту тему. Про обстановку на рабочем месте или дома, не так важно, можно определить, каким был человек. Например бардак — не признак расхлябанности зачастую, а беспорядка в мыслях. Или, например, теплые тона в интерьере признак активных жильцов и многое-другое. Всё равно что по одежде определить человека. Так всё же, каким был дом Хайтани? Он был… Удивительно пустым. Разумеется, когда человек всю жизнь живет в одном помещении, оно обязательно обрастёт свойственными для хозяина вещам. Постерами, картинами, полками, цветами. Но гостиная оказалась совсем не захламлённой. Серый диван, столик перед ним, на стене висит телевизор, а рядом с подлокотником стоит торшер с двумя ответвлениями лампочек. Кухня находилась здесь же. Островок заменял обеденный стол. Кухонный гарнитур стандартный, только если у самой Соры он белый, то у Хайтани серый, под цвет дивана. Видимо выбирали в пару. — Есть будешь? — спрашивает Риндо, доставая из холодильника контейнеры. — Конечно! Голодная, как волк. Ты тоже не ужинал? — Слушай, да какая тут еда с этим всем… — Согласна, — Сора опускается за островок на высокий стул, поджимая под себя ногу, — Ты сам готовил? — Да. — То-то ты так обозлился на стряпню мамы. — Да не, на самом деле не так уж и плохо. Просто выглядит реально не очень. — А ты типа любитель сосисок осьминожек и на омлете картины вырисовывать. А, и конечно веточку зелени сверху. — Сейчас дошутишься. Без еды оставлю. — Ладно-ладно, молчу. Просто буду знать, если придется тебе готовить, поработать над оформлением. — Надеюсь никогда до такого не докатимся. — Вообще-то я хорошо готовлю. По крайней мере мне нравится. — Учитывая твои специфические вкусы… — Ой, иди ты! Пиво открывают мастерски одним движением. — Ты знала, что женский алкоголизм не лечится? — в последний раз предупреждает Риндо, поставив на стол последнюю закуску. — Я не уверена, что доживу до момента, когда моя печень даст о себе знать, потому такими мыслями себя не обременяю, — палочки удобно ложатся в руку, — Спасибо за угощение! — Приятного, — отозвался Хайтани, тоже принимаясь за еду. В их маленькой семье Риндо давно привык ко вкусу своей еды и давно перестал получать какие-либо отзывы от брата. Разумеется, будет вкусно, можно сказать сносно, и Риндо знал, что это трезвая оценка. Но наблюдать, как довольная Ватанабе уплетает, громко причмокивая так еще и пивом всё это запивая, создавалось ощущение… Уюта. Косметики на её лице давно нету. Теплый большой свитер, рукава которого закатала до самых плеч. Гипс не мешал орудовать палочками. Челка постоянно лезла в глаза, ей приходилось заправлять за ухо. Риндо тоже уже успел переодеться из формы в домашнее. Черный свитшот да штаны широкие, ничего особенного. Разве что линзы наконец снял. Теперь на его лице вновь появились очки, прямо как у Гарри Поттера. Под глазами залегли тени. Устал. Голос Ватанабе звонкий. Она такая яркая, даже слишком, но от нее веяло чем-то очень родным. Сора была такой открытой, словно знакомы были не месяц, а все десять лет. Словно они настоящие друзья. На второй банке Сора начала рассказывать о своей семье: — Ран сегодня возмущался по поводу моей семейки, — начала говорить, покачивая банку с пивом, — Нет, я, конечно, его понимаю, не первый раз сталкиваюсь с такой реакцией, но я думала, что будет это как-то… Помягче. Для его психики. Риндо поправил очки. — А ты на первом свидании или при знакомстве, всегда говоришь, что ты дочь якудза? — Да не якудза он уже… На самом деле это было раньше большой проблемой. Сначала учителя не любили в школе, потому что они знали, чем занимается мой отец, и, разумеется, было ко мне предвзятое мнение. Ха-ха! Какие же у них были лица, когда я одноклассника стулом огрела. Вот ты был в школьные годы гопником? — Странный вопрос. — Значит был. Ну вот. Если девочки любят плохих мальчиков за то, что они строят из себя крутых, то каких девочек любят вот эти самые плохие мальчики? Разумеется, у которых крутые отцы. Вот и находились некоторые индивиды, которые додумывались через меня выйти на якудзу и якобы выбить себе место под солнцем. Ну а я, дурочка такая, как-то раз повелась. Думала это я понравилась. А нет. Вот мне и его друзья как-то проболтались. В итоге — жуткая драка. — Сколько костей сломала? А Сора смеется: — Ну сотрясение мозга он получил знатное. Вот как раз стулом. Меня хотели уже на учет после этого ставить. Зато больше никому такое в голову не приходило. — У кого какие проблемы, как говорится. — Ками, я так рада что выбралась из этой школы. Правда, думала уже не вывезу, поубиваю нахрен всех на выпускном. Но я отомстила им знатно. Папа мне дал кнопки, ну такие, для пробковой доски, и я их в обувь незаметно всем запихнула. Криков было… — Да ты грозой школы была. — Ага, дух возмездия. Риндо задумчиво отхлебнул пива: — Получается, ты всегда была такой мстительной? — Да. Я сначала душу на распашку человеку, а он моего доверия и заботы не оценивает. И вот стоит только оступиться, как-то меня обидеть, всё… Хана ему. Вот тебе пример — Тетсуо. — Да врешь ты все. Ты быстро остываешь. — Это вы просто меня еще так сильно не обижали. — Что, Ран плохо старался? — а Сора в ответ молчит. Вместо ответа только пьет еще пива, чтобы голова точно не прояснялась. На запястье новые синяки от рук старшего Хайтани. Риндо почему-то почувствовал необходимость извиниться за брата, — Он злится на тебя, потому что мы не привыкшие к такому общению. Все девушки, с которыми мы общаемся, либо на одну ночь, либо просто пустышки, а, ещё девушки наших знакомых, но это вообще в расчет не берем. — Ну ты же так себя не ведешь, как Ран, — с обидой ответила Сора, — Я понимаю, что в нашем обществе положение женщины крайне незавидное, а я лезу, куда не надо, но я ведь правда стараюсь. Неужели я мало делаю, Риндо? А у нее глаза — прямо как у щенка. Влажные, большие, с бликами лампочек на потолке, больше похожие на звезды. — Он меня вообще не простит за сегодня… — Дура ты, — буркнул недовольно Риндо в банку. — И ты теперь туда же! — Да потому что у тебя мысли вообще не в ту сторону идут. Ты думаешь обо всем, все варианты просчитываешь, но перед собой ничего не видишь! — Чего я не вижу? Что я вам нужна только ради мести Тетсуо? Я понимаю, что чего-то большего мне не заслужить, но хотелось бы… Не знаю… Уважения? — Ты сидишь в нашем доме, пьешь пиво за мой счет и ешь еду, приготовленную мною. Тебе мало уважения? Умерь свои аппетиты, Ватанабе! — Да потому что!.. — но слова застревают в глотке. Она не настолько пьяна, чтобы проболтаться о таком страхе. Это слишком личное. Это слишком уязвимое. Сора и так слишком много рассказала, слишком много показала, — Дай мне еще банку. А Риндо сидит неподвижно на месте, надменно вздернув нос и смотря на сжавшуюся на стуле Ватанабе. — Тебя реально надо учить манерам. То, что дают — не ценишь. Ни элементарного «спасибо» и «пожалуйста». И ты еще чего-то от нас требуешь. Ты жуткая эгоистка. Сора спрыгивает на пол, недовольно ворча: — Сама достану. Но Риндо с громким звуком сминает банку прямо в руке. Показывает свою силу. Сора замирает. Держится за столешницу, боясь, что, если отпустит, обязательно упадет. Алкоголь упал в ноги, растекся теплом и остался жаром на щеках. — Попроси. Нормально. Вновь этот тон. В ней алкоголь подпитывает желание пойти наперекор, взбунтоваться, показать характер, но взгляд фиолетовых глаз слишком серьезный. Если Ран в основном был расслаблен, с насмешкой и чувством превосходства, безразличия ко всему происходящему, то Риндо… — Пожалуйста. — «Пожалуйста», что? — Риндо… — Учись говорить свои просьбы ртом, а не оставлять внутри. Сама же говорила. Мысли читать не умеешь, говорить тебе прямо. Отвечай за свои слова, Сора. Вновь на нее давят. Вновь это желание убежать. Что за идиотизм? Она просто хочет выпить столько, чтобы мыслей и совести не осталось. — Зачем ты так стараешься? Риндо это надоедает. Ему не хочется видеть вновь это кислое лицо. Вместо слов младший Хайтани подходит к холодильнику и, громко хлопнув дверцей, прижимает холодную банку ко лбу Соры. Она удивляется. Дергается, поднимая испуганные глаза на него. А в ответ — спокойствие и уверенность. — Ты стараешься ради меня с Раном, и мы будем стараться ради тебя. Поэтому выкинь его образ из головы. Забудь его слова, и запомни мои. Вспоминай их каждый раз, когда вновь будет казаться, что ты делаешь недостаточно. Мурашки бегут по её спине. Риндо отступает первым. Делает шаг назад, оставляя банку на столе. А затем уходит. Сора не останавливает, это его квартира, его дом, и вряд ли Риндо правда куда-то уйдет на совсем. Когда парень скрывается из виду, ей наконец удается вдохнуть. Так испугалась, что даже дыхание задержала. Алкоголь обрушивается на нее головной болью и слабостью. Ни о какой очередной банке не идет речь, с нее хватит, но Сора всё равно берет в руку. Холодная. Этот холод она прижимает вновь ко лбу. Голова остужается. Как и бесконечный поток мыслей и страха в ней. Вдох. Выдох. Увидеть цель. А этой целью становится банальное желание больше никогда не терять таких людей, как Риндо. Потому что Сора вновь ему поверила. Всем сердцем. Без остатка. Почему-то только в него Сора верит настолько сильно. Что он её не оставит. Они её не оставят. — Мне знакомо это чувство, — вновь возвращается Риндо, кидая на диван одеяло и стопку одежды, — Как я не буду стараться, я остаюсь младший Хайтани. Его высочеством №2. Но я знаю, что без меня Ран бы не достиг таких высот. Я знаю, что он ценит меня, а я его, и порознь мы бы не стали Королями Роппонги. Ты тоже ищешь человека, ради которого могла бы стараться, и кто бы эти старания ценил. Наблюдая за тем, как Риндо всё убирает со стола, Сора невольно улыбается. Слушает его голос. Старается понять его слова и чувства, которые парень испытывает. И понимает, что действительно с ним похожа. От этого улыба становится еще более широкой. Начинает клонить в сон. — Неужели алкоголь и тебе развязывает язык, — хихикнула тихонько. А Хайтани возмущается. Едва ли тарелки в раковину не кидает от злости: — Я её поддержать пытаюсь, а она?!.. — Спасибо, Риндо. Ох, это оказывается приятным. Парень даже слегка засмущался, судя по покрасневшим ушам. Сора поднимается со своего места, подходя со спины, но продолжая держать приемлемое расстояние. — Я помою посуду. — Вот это уже заманчивое предложение. Девушка вновь смеется. Доброжелательности Риндо нужно учиться. Конечно, полноценное спальное место ей не обломилось, но диван разложенный оказался вполне неплох. Одеяло было одолжено из спальни Рана, как и домашняя одежда. Спросите, почему сразу в комнате Рана не поселили? Без спроса хозяина слишком страшно было. И не комфортно. Поэтому Ватанабе удобно устроилась в гостиной. А еще Сора удивилась тому, что в мужской ванне были все самые любимые уходовые средства для волос её матери. Подобный забавный факт Сора решает оставить до завтрашнего дня. Сора засыпает. Ей снится кошмар. В голове отпечатываются странные детали, которые понять не может. Ран. Привычная черная форма «Рокухара Тандай», чей символ выжигается на сетчатке глаза. Ран недоволен. Сора что-то его просит, буквально умоляет помочь, но Хайтани старший только отнекивается. Не хочет? Чем она так провинилась перед ним? Это больно. Сора ощущает страх. Уже дома. Родители рядом. Их образ прогоняет страх. Комната залита солнцем. Тепло. Скоро лето. Знакомая мелодия звонка. Сора не подозревая беды, берет и слышит мужской голос на той стороне. — Зря вы его обидели, — и сбрасывают. Абсурдность выбранного слова «обидеть» вызывает в ней детский порыву ответить «кто обзывается, так он и называется». И вообще она не виновата, она поступила так, как считала нужным. Сора запоминает этот порыв. Звонок в дверь. Мама идет открывать. Ноги понесли Сору за ней. Вот видит прихожую. Маму, открывающуюся дверь. И человека в черном костюме перед ней. Выстрел. Прямо в голову. Папа кричит. Пытается помочь упавшей матери, а голову у Соры переклинивает. Во сне она запоминает это жуткое, черное нечто, живущее внутри нее. Мир померк. Все краски стали серыми, кроме красного. Цвета крови. Сора не знает, откуда у нее появляется столько сил, но она выхватывает пистолет из рук незнакомца. 9 пуль. Почему Сора запоминает, что выпустила именно 9 пуль? Потому что сразу после, она звонит Рану. И слышит собственный голос: — Ран, он её убил. Он убил маму. Ран… — Где ты? — Ран, я выпустила 9 пуль в него. Почему-то Сора не дожидается, пока Ран придет к ней. Сора берет пистолет, проверяет, что в магазине была еще одна пуля. В конце кошмара, Сора идет с решимостью убить, оставляя за собой истекающую кровью мертвую мать. Просыпается Сора без криков, только мелко вздрогнув. В голове всё еще остается эта картина крови на черно-белом фоне, монстр внутри и собственные слова про «9 пуль». Почему именно 9? Сердце бешено бьется в груди. Только затем она понимает, почему проснулась. Риндо. На кухне. Это ведь Риндо? Сора в едином порыве поднимается и заглядывает за спинку. Действительно он. Сонный, взлохмаченный, большая футболка на нем. Воду пьет из стакана. — Рин? А парень вздрагивает. — Ты чего не спишь? — спрашивает хриплым голосом. Темно, только свет из не зашторенного окна пробирался в комнату. — Кошмар приснился, — отвечает Сора, — А ты? — Уснуть не могу. — За брата переживаешь? Вопрос глупый, потому что и без него было понятно. Но всё же Риндо выдавливает постыдное: — Да. Ей хочется помочь. Но разве она не этой самой помощью всё это время занималась? Просто быть рядом — достаточно для Риндо. Отвлекать его своей болтовнёй, своими проблемами, чтобы о своих переживаниях перестал думать. Эгоистично, но работает. Она ведь правда — эгоистка от мозга до костей. Сон никак не выходил из головы. Сора садится, поджимая ноги под себя, и всё ладонями мнет лицо. Пытается прийти в себя. Лучше проснуться полностью, чем вновь оказаться в это кошмаре. И всё же, почему именно 9 пуль? Может, это просто цифра? — Ты чего? Риндо тревожится. Не понимает эту внезапную перемену в Ватанабе. Она словно стала черной. Краски пропали в полумраке, белые волосы рассыпались по плечам, а взгляд стал темным-темным. Вся напускная радость исчезли, обнажая её уставшую душу. — Ты знаешь, — начинает Сора охрипшим после сна голосом, — Что сны, это переработка пережитого опыта. Эмоций, событий, страхом. Вот сейчас у меня было нечто подобное. Холодные пальцы нервно перебирают пододеяльник. — Ненавижу свою эмоциональность. Одни проблемы. — Ты опять говоришь глупости? — диван рядом прогибается. Риндо ложится рядом, забирая себе подушку, — Ран тоже порой видит кошмары. Он любитель поспать по двенадцать часов, а когда такой долгий сон, обязательно приснится что-нибудь. — Я спала от силы часа три, — ворчит Ватанабе, поворачивая голову в его сторону. Хайтани разлегся со всеми удобствами. Одну ногу согнул в колене, руку под голову. Футболка немного задралась, обнажая черный рисунок, видимый даже в полумраке. А Риндо наблюдает за её бархатным взглядом. За линией плеч. Футболка брата висела на ней плавными линиями. Запах собственно геля для душа осел на тонкой коже. Словно бумага, надави посильней, и обязательно порвется. Как Ран мог быть к ней таким грубым. Волосы не скрывают кольца синяков на шее. Уже постепенно стали уходить, становясь уродливыми разводами на коже. Свежей на кисти левой руки. — Тебе скоро будут снимать гипс? — интересуется Риндо как бы невзначай. — Где-то через неделю. Выпишут Рана и пойду снимать. — Из больницы звонили, — тихо произнес, погружаясь вновь в ночную тишину, — Проснулся. Живой. Привет передавал. — В плохом смысле? — Нет. Расслабься уже. Ложись давай лучше. — Куда? — Ко мне. Куда же еще. Сора улыбается ему. Устало. Мягко. Словно Риндо пошутил очень забавную шутку. Только вот Хайтани не шутил. Не нарушая бархат накрывшей тишины, Ватанабе шепчет: — Разрешаешь опять тебя полапать? Не вынося больше её глупой болтовни, Риндо просто хватает за футболку и притягивает к себе. Сора не противится. Только пискнула немного испуганно, когда Риндо по-хозяйски прижимает ближе, да руку все не убирает. Обнимает. Ками, что происходит?! Сора вновь чувствует себя кроликом в чужих руках. Потому не шевелится. Вдруг шею свернут. Или спину сломают. Это напряжение Риндо, разумеется, чувствует. Своей широкой ладонью он проводит по плечу, лопаткам, гладя спину, а затем возвращается к голове. Перебирает волосы. — Расслабься. Я ничего делать не буду. Сора нервно усмехается: — Меня пугает, как придется расплачиваться за всю твою доброту. Не просто же так ты всё это делаешь. — Просто хочу. — У тебя что, девушки нет? Или там мягкой игрушки? Помогает от тактильного голода, кстати. Проверено. — Сора, ты такая язва. Просто ужас. — Знаю. И как ты только меня терпишь… — Можешь сколько угодно ныть и наговаривать на себя, но я хочу полежать так, и никто меня не остановит от этого. Даже ты. — Ками, да я в рабстве! — Да. А я твой король. Поэтому заткнись и обними меня в ответ. Риндо чувствует её смех через тонкую одежду и кости. А ещё гипс, который опускается прямо на грудь. Словно камень, как надгробие. Другой рукой она его обнять не сможет. И всё равно, Риндо никогда себя так еще не ощущал. Конечно, послужной список у него не так огромен, как у Рана, но всё же, девушек у него было много. Со многими он так лежал, разве что не дома и не на их диване. И точно уж не в одежде. От нее пахнет его гелем для душа и её собственным запахом от волос. Она теплая, а еще сердце стучит быстро-быстро. Ран оказался прав, у нее реально маленькая грудь, которую Риндо отлично чувствует. Она же не мученица, чтобы спать в лифчике. И всё равно. Несмотря на всё. Риндо наконец ощущает покой. А может это он уже просто не выдерживает. Такой был трудный день… Риндо выдыхает ей в макушку. — Рана могли сегодня убить. Ты не дала этому случиться. Нарочно или нет, мне не важно. Может, у зайки и правда счастливая лапка? — Приносила бы эта счастливая лапка еще бы удачу самой зайке, и было бы совсем зашибись. Риндо улыбается. Было тепло.