Rolling in the Deep

      Mood: Дарья Виардо — Ангел похоронитель Посмертие мало чем отличается от обычной жизни. Разве что хозяин сменился. — Очень грустно, что так вышло, — выдохнул нервно дым Фукуда-сан, стряхивая пепел в большую хрустальную пепельницу, — Но ничего уже не сделаешь. Победа на одном фронте — сокрушительное поражение на другом. Сумиёси-кай уничтожили остатки Айдзу-котецу-кай. Теперь у Киото новые хозяева, а именно Фукуда-сан. У Соры тоже новый хозяин. Вышеупомянутый. У них всех. Вердикт Ватанабе слушала с пустым лицом. Лишь ногу на ногу закинула, да ладони сцепила между собой. На спинке кресла расшитым рукавом на показ лежал белый плащ «Свастонов-канто». Ровно напротив нее сидел мрачный Какучо. Их разделял маленький кофейный столик, но даже его наличие придавало Ватанабе большую уверенность выйти отсюда живой. Какучо пускай и порой тугой на тему преданности, но Сора надеется, что парень не винит лично её во всём случившемся. Ещё хуже было от безразличного лица Вакасы и Такеоми, что сидели по левую руку от нее, на диванчике. На них всех всё еще остались грязные следы насилия. Позеленевшие синяки, почти сошедшие отёки. На её лице повязка. Сломанный нос вправили, даже обещали горбинки не оставить, но боль продолжала резать глаза. Дышать тяжело. Даже если она вдохнет чистого воздуха, тот не останется в её мертвом теле надолго. Глава Сумиёси-кай сделал еще одну шумную затяжку. Раздумывает над их судьбами: — Официально, порядок Трёх Небожителей упразднен. Мы предоставим выбор рядовым вступить к нам или же пойти своей дорогой. Но верхушка и все причастные к убийствам перейдут под наше руководство. Вердикт давно повис над их головами дамокловым мечом. Никто не удивился, а Сора лишь закрывает припухшие от слез глаза. Она давно перестала краситься, лишь оставив на губах кровавую помаду. Словно себе в наказание напоминание. Последний кровавый поцелуй. Такеоми нервно потер ладони: — Фукуда-сан, позвольте мне дерзость… — Мы согласны вступить в Сумиёси-кай, только Сенджу не ввязывайте в это, — внезапно выпалил Вакаса. Мужчина в ответ лишь посмеялся: — Не волнуйтесь, несовершеннолетних девочек мы не обязывает ни к чему. Пусть живет спокойно. Ключевое слово спокойно. Без причастности к уличным бандам. Разумеется, зачем ему девчонка именно сейчас. Больше проблем, чем пользы. Не то, что Ватанабе Сора. Она понабралась опыту, совершила тотальную ошибку и теперь будет вынуждена всю жизнь служить новому хозяину. Её родные повязаны цепью с ее ошибкой — и каждый теперь несет поруку за её проступок. За окном ярко светит солнце. Его жаркие лучи прожигают кожу. В помещение прохладно, когда на улице плавится асфальт. После шторма наступило солнце. Только вот ничего хорошего по окончанию бури не пришло. — Остатки «Ужасного поколения» согласны вступить, — говорит за всех товарищей Какучо. Остатки… Какое жуткое слово. К призракам былой славы теперь приписано новое имя. Риндо Хайтани. Мир не будет прежним. Остатки будут существовать по накатанной. Просто делать свою работу. Просто жить. Без цели или надежды. Про выбор самой Соры никто не спрашивает. Её губы лишь просят за другого человека: — Коконой отказывается. Он уходит из криминального мира. Коко не должен платить по ошибкам, к которым даже не причастен. Он не просил денег, ему не интересна карьера. Лишь покой. Покой… Им только снится. А выспятся они после смерти. — Жалко терять такой потенциал… Но ничего не поделать. Он свободный человек. Мысли мужчины легко прочитать. Фукуда-сан успел почуять инстинктом нужного человека. Однако, прямо сейчас, при собравшихся, свои слова скомпрометировать не мог. Разумеется, ведь Хаджиме ничего ему не должен. Звание финансового гения полностью оправдал. В долги не ввязывается. Собравшиеся обсуждают еще несколько организаторский вопросов по облегчению перехода людей под тяжелую руку Сумиёси-кай. Соре страшно представить, насколько же за ту ночь разросся клан якудза. Провести перепись имеющихся душ еще предстоит сделать, но Ватанабе уже предчувствует тяжесть такой огромной машины. Фукуда-сан не молод. Только в его руке сходятся все поводки. Сможет ли всех сдержать? Мужчине амбиций не занимать. Когда все стали расходиться, Ватанабе передают собственные указания: — Проследи, чтобы Манджиро Сано не сбежал. Я не намерен его отпускать просто так. Слишком много вложено в мальчишку. — Сделаю всё от себя возможное, Глава, — склоняет голову Сора. Вот она — безысходность. В прошлый раз Майки смог оборвать поводки и самому взобраться на вершину. Теперь же Сора здесь, в полном отчаяние и растерянности. Служить ей не так противно, как быть под постоянными угрозами своим близким. — И ещё, — сигарета прогорела до фильтра, — Постарайся Рана привести в чувства. Я всё понимаю, но горе делу не поможет. Он мне нужен здесь. Сора покорно склоняется голову. Конечно, о её собственном горе забывают. Все думают, что за этой белой маской ничего нет. Что Ватанабе действительно настолько сильная, что сразу после похорон возьмется за разбор всех навороченных проблемы. Это не так. Шаги о дорогой глянцевый пол отдают эхом в голове. В ушах всё ещё стоял шум собственного крика. Организацией всего занималась Норайо. Рэн закрылся в себе, отсек все возможные подходы и всячески делал вид, словно не было у него никогда родного сына по имени Риндо. Когда не причастен к этому делу проще забыть о своем горе. Норайо похоронила мужа и теперь хоронила чужого сына. Собирала все заключения, через Сумиёси-кай улаживала дела с полицией и мед учреждением, договаривалась с монахами по поводу кремации. Обычно, проводить в последний путь покойника приходят родные, но в этот раз были позваны все друзья. Потому что из родных никто не смог прийти. Шион обычно строящий из себя клоуна был хмур и молчалив. Какучо не смог сдержать слез. Мочи ему постоянно подпихивал носовые платки. Пришли даже главы отрядов, которые находились непосредственно в подчинении братьев. Верные рыцари Королей Роппонги. Рана оставили дома. Уговорили не смотреть на мертвое тело брата. Позже, когда всё закончится, когда выздоровеет… На самом деле обе Ватанабе боялись за психику Хайтани. Он ведь мог просто не выдержать такого. Хотя… Ран уже был сломан. Сора помнит этот день. Как встречала гостей вместе с матерью. Собирала соболезнования и постоянно отвечала на вопрос «а где же Ран?». Когда же пришло время войти в большие двери… Сора не смогла. Она видела открытый гроб и всё. Ноги гвоздями пришпилили в полу. Державшаяся до этого стойко Ватанабе дрогнула и упав на колени, заревела в голос. Ей пытались подбодрить, поднять, подвести ближе, но сил в себе не нашла. Она помнит ускользающее тепло его тела. Помнит запах и голос. Помнит ещё. И от того вновь увидеть «спящим» просто не имела сил. И Сора кричала, рыдала, билась головой о стену и себя по плечам кулаками. Церемонию провели без нее. Лишь слыша за тяжелой дверью её убитый горем вой. За ту роковую ночь были убиты: Саус Терано, Акаши Харучиё, Риндо Хайтани и Такемичи Ханагаки. Последнего должны были придавать огню сегодня. Через несколько часов. Из кабинета Главы Сумиёси-кай Сора выходит последней. За дверями её ожидала мама, облаченная в строгий черный костюм. — Как всё прошло? — интересуется женщина с натянутыми губами. Радоваться здесь было нечему, но подбодрить дочь хотелось. — Как запланировано, — ёмкий ответ, — Сейчас поеду пытаться найти Манджиро Сано. Но до этого заеду домой. Проверю Рана. — Ясно, — так же коротко, — Если понадобиться помощь, звони. Я всегда на связи. Мягкая материнская ладонь мазнула по спине. Женщина исчезает за дверями кабинета, а Соре хотелось отзеркалить слова. Потому что помощь заслуживала лишь Ватанабе Норайо. Под ребрами шевелились черви, стоит только увидеть этот сальный взгляд Фукуда-сана на её матери. Чтобы подумал отец, видя всё это? Он был бы в ярости? Нет, отце бы был в горькой печали, узнав, что жертва оказалась напрасной. И от этого новый порыв расплакаться встал поперек горла. Нужно идти. Выполнять свою работу. Закрыться от жестокого мира за поставленными задачами. Отвлечься на что угодно, кроме собственных мыслей. — Акаши-сан! — окликнула мужчину девушка, когда тот вместе с Вакасой собирался заходить в лифт, — Вы не против, если я проедусь с вами до первого? — Конечно, — предсказуемый ответ. Двери захлопываются. Механизм стал быстро опускаться внизу. Сора всё же открывает рот: — Фукуда-сан не хочет опускать такую как Сенджу. До совершеннолетия может он и будет держать слово, то после он может вынудить её вернуться. Через вас в том числе. Будьте на стороже. За его словами всегда второе дно. У них не было оснований ей доверять. Она давно прославилась репутацией крысы. И всё же мужчины вникают в её слова. — Почему предупреждаешь? Улыбаться тяжело, в особенности, когда повода никакого нет. Только защитная реакция, перекрыть отчаяние и пустоту. — Я виновата перед вами. Большим отплатить не могу, — лифт почти завершил свой путь, — Простите. Мне правда жаль. На кой черт им твои извинения? Харучиё это не вернет. Как, собственно, и Риндо. Ей не жаль погибшего Санзу, ей жалко его родственников. Как Сенджу, будучи пустым местом для Санзу, так отчаянно пыталась достучаться до брата. Как Такеоми, не имея сил спасти, вынужден лишь мириться с близостью с убийцей младшего. И пускай Сора формально не убивала Хару, вину возложили на её плечи. Ответом ей была тишина. У выхода из небоскреба ожидает черный автомобиль. Её любезно подбросят до дома, прямиком к подъезду Рана, а дальше уже своими ногами брести по этой бренной земле. На улице невыносимо жарко. Солнце плавит асфальт. И в такой жаре курить было просто невыносимо. Невыносимость существования — их общее кредо. Потому Какучо откладывает зажигалку в карман и кричит. — Ватанабе! — окликнул, выпуская дым. У обернувшейся девушки он спрашивает, — Ты поедешь? Не трудно догадаться, о чем шла речь. Внутри пробежал холодок. Сора сомневается, что голова будет открыта. Майки настолько сильно избил бедного Такемичи, что от его лица ничего не осталось. — Нет, извини, — выдавливает из себя Ватанабе, — Мне нужно найти Майки. — Он тоже не поедет? Какучо определенно хочет поговорить, раз вопросы всё сыплются на её голову пеплом. Сора не против. Даже губы кривит в легкой усмешке. Подходит ближе, улавливая запах дешёвых сигарет вместе с солнечным жаром. — Не думаю, что убийцу будут ждать там, — ответ подходящий и про Манджиро, и про Сору. Парень кисло усмехается на тот же манер. — Ясно. Как Ран? — Без улучшений. — А ты? — Аналогично. Короткие точные ответы. Могут показаться раздраженными, на самом деле минимальное давление на собственное сердце. Ответить что-то, быстро и легко, до момента появления комка в горле. Несмотря на перевязанный нос и опухшие глаза, Ватанабе выглядела превосходно. Черные брюки, черная жилетка, белая рубашка под которой скрываются синяки. Волосы некогда длинные выстрижены в короткое каре. Теперь без куцых кончиков, а точный пробор и срез. Точеная осанка. Сдержанные движения. — Ты органично смотришься в этой роли, — не удержался от комментария Какучо, — Ещё в первую встречу это подметил. Не сочти за грубость, но утоли моё любопытство. Тебе же нравится такой образ жизни? — Я делаю лишь то, что у меня получается делать. Главное… чтобы рядом с ними. Её ответ родился в груди совершенно естественно. Из мириад прожитых дней, событий и разных версий. В ускользающем счастье. — Спасибо за ответ. Уже у открытой двери автомобиля, Сора всё же крикнула: — А зачем тебе нужно было знать? Какучо служил своему Королю, и Ватанабе такая же рабыня своих королей. Вместе с Королем куда угодно. Но теперь Король мертв, и слуга вынужден бродить по свету неприкаянной душой. — Да так. Думал я один такой. А ты такая же. Поезжай уже! — махнул на прощание. Бычок давят под ногами. Пепел растерт по горячему асфальту. Разумеется, она поедет. Сядет в машину и будет взглядом черным провожать мимо летящие небоскребы. В салоне будет тихо. В её голове тоже. И лишь у самой себя Сора будет спрашивать. А правдив ли был ответ? Нравится ли ей жизнь рядом с Хайтани? НравиЛАСЬ. Потому что и самих Хайтани больше нет. По ярко-синему небу плывет пылающий шар. Прикрывая веки, под ними видит его красный отпечаток на сетчатке. Тьма рассеялась, но светлее от этого жизнь не стала. Так в чём же её проблема? Где она оступилась вновь? Почему вся её жизнь вот такая? Соре очень хотелось услышать совет отца. Пускай отругает её, за что сама не знает, а затем просто обнимет. Да, простых объятий ей стало так катастрофически не хватать. Что самое странное, обнимали её физически очень часто. Мама одной рукой, Ран во сне обеими, Рюгуджи за шею. Только вот всё равно хотелось чего-то. От того Ватанабе порой сама себя обнимает руками. И пытается сдержать набегающие слезы. Война окончена. Сора выжила в этой бойне, но живой с поля боя не вернулась. Часть её умерла вместе с Риндо в том темном ангаре. Услышать бы совет хоть от монстров в голове, но те хранили молчание в память об умерших. Что ей делать? Как быть? Как просто жить? Все враги повержены, любимые страдают, а шанс на изменение утрачен. Был бы Такемичи жив, смог бы он хоть что-то изменить? А может это настоящий их финал? Сора проворачивает ключи в замке и входит без стука. В солнечных лучах витает пыль. Душно, надо бы включить кондиционер, или хотя бы закрыть шторы. Туфли небрежно сбрасываются в прихожей. Обычно, переступая порог названного дома, испытываешь облегчение. Только не здесь. Вселенская тяжесть обрушивается на нее с щелью приоткрытой двери в комнату Риндо. Впущенная полоска света лизнула голые ступни собравшие простыни. Внутри Сора ожидаемо находит спящего Рана. Ей чудом удалось уговорить его не заливать горе выпивкой или тяжелой наркотой, вместо этого пичкала успокоительными. Врачи говорят, что это лишь временное решение, но это лучшей, чем бесконечные кошмары. Мужчины могут плакать, и Ран рыдал за них двоих. Ему снился Риндо, но подсознательно Ран уже понимал — это лишь сон. Настоящий Риндо мертв. И от этого факта его разрывало на части. Непобедимый Ран Хайтани, один из Небесных Королей, сыпался по кускам. Успокоительные лишь продлевали его время рядом с ней. Бесшумно Ватанабе проскальзывает в комнату. Дверной механизм щелкнул, выключая лучик солнца. На ощупь Сора ползет к нему, скользя ладонью холодной по его длинным ногам. Слышится потяжелевший вздох. Но Сора всё равно вновь оказывается рядом, на узкой кровати. Здесь всё хранит его ускользающий запах. Сора нашла одеколон Риндо, но его аромат слишком сильно отличался от запаха его кожи и волос. От того Ран почти не выползал из кровати младшего. Кровать давно потеряла его тепло, но запах… Слышать голос на кассетных записях было слишком больно. — Сора?.. — Да. Это я, — тихо отвечает девушка. Их разделяет скомканное одеяло. Ей неудобно лежать на самом краю, но это лучше, чем сейчас прикасаться к нему. Казалось, стоит их телам подобраться так близко, и общая боль сольется в одно большое горе. И оба захлебнутся в ней, без возможности выбраться. Потому Сора заталкивает свою пустоту поглубже в глотку. — Ты ел? — осторожно интересуется. Судя по тяжелому вздоху, нет, — Ран, нужно есть. Ты же сам всё понимаешь. — Ты тоже всё понимаешь, — возвращает хрипловата Хайтани. Сора вынуждена прикусить язык. Она совершенно не эмпатичная, не понимает людей и как им помочь. Риндо был другим, он знал, что нужно ей в тот или иной момент. И Рана он лучше знал. Но теперь его нет, а методички по общению с Раном Хайтани тот, к большому сожалению, не оставил. И теперь ей приходится топтаться на месте, тыкаясь в пустоту словно слепой котенок. Где мама? Где покой? — Фукуда-сан приказал мне вернуть тебя на службу, но я хочу послать его нахер. Если этот старик еще раз коснется моей матери… — Сора, они ровесники. — К черту. Ты знал, что оказывается мой отец и Фукуда-сан сражались по молодости за внимание моей мамы? Только из-за оставшихся теплых чувств к матери Фукуда-сан меня продолжает держать рядом. А теперь, когда мама вынуждена была вернуться на службу… Мне мерзко… Мне страшно, что меня может ждать такая же судьба. Я не хочу такой жизни. Хватит с меня. Девушка зарывается лицом в мягкое одеяло. Хлопок пододеяльника поглощает влагу слез. Ей стыдно смотреть в глаза напротив. А Ран спокоен. Может из-за таблеток, или же: — Ты еще можешь думать о будущем. Сора точно улавливает укор. Ведь Хайтани будущего не видел. Для него оно умерло вместе с Риндо. Он не сможет никогда оправиться от этой потери, и Сора эту пустоту собой не заполнит. Познавший лишения Ран всегда боялся потерять еще, и вот Ватанабе своими собственными руками уничтожила его стержень. Да, по неосторожности, но это не отменяет факта. Смотря на Сору, Ран видит виновника. Эта боль проскальзывает именно в таких фразах. Его гнев на нее можно было бы списать на стадию гнева в горе… Но это не тот случай. — А что мне тогда делать? — Ватанабе не хочет новой ссоры, но вопрос сам собой вырывается. — Я откуда знаю? Ран тоже не хочет вступать в конфликт. В нем убойная доза успокоительного разного вида, но даже сквозь его стальные путы неприятное давление появляется в груди. Раздражение. Желание выплеснуть всё накипевшее. Почему Сора не может просто выплакаться вместе с ним? Было бы у него больше сил он бы прижал её к себе и не выпускал так долго, насколько может. Но Ран мертв внутри, и спасти утопающего навряд ли сможет. — Делай что хочешь. Ты свободный человек. Хочешь, подчиняйся приказам. Не хочешь, не делай. Что с тобой вообще стало?! Где твоя непоколебимая вера в свои поступки?! — Ты точно хочешь знать где?! Они начинают переходить на повышенные тона. — Моя вера в могиле отца, в девяти пулях в Тетсуо в моём вспоротом животе и… здесь. Каждый мой шаг привел к проигрышу. Как ты думаешь, Ран, где моя вера в саму себя?! Живые слезы словно застоявшийся гной. Что-то больное, нездоровое. Сора не выдерживает пристального взгляда и поднимается. Опускает ноги на пол, хватаясь за свою голову. А в ней бесконечная тишина. Больше ей не на кого перекладывать ответственность. — Я просто… Устала. Внутри больно. Слезы побежали по лицу, впитываются в пластыри на повязке. Сора плачет спиной к Рану, лишь бы не показать свою слабость. — Может, тогда пора отдохнуть? И Сора взрывается. Она просто бежит. Прочь из этой комнаты потерянных надежд, прочь от глупых речей Рана, прочь от собственной слабости и банального страха. Сора бежит не долго. Находит свои разбросанные туфли и в срочном порядке вставляет в них свои стоптанные ступни. В зеркале у выхода она видит своё испуганное лицо. И со злостью срывает повязку. Боль немного отрезвляет, но недостаточно, чтобы остановить её. Сора убегает из дома потерянных надежд, оставляя разбитого Рана одного. Им всегда было тяжело достичь взаимопонимания. Их переводчиком служил Риндо. И теперь они, говоря на разных языках, повторяют одни и те же слова. Но не имея возможности понять друг друга.

***

      Mood: Isolated - Òra Ей не пришлось искать Манджиро. Он сам прислал ей короткое сообщение:

«Встретимся в Ханами»

Без лишних церемоний. Ни привет, ни пожалуйста. Словно очередной приказ. Словно ей вновь не оставляют выбора. Взведенная до предела Ватанабе уже не выдержала. Сорвалась на человеке, который её истерик меньше всего заслуживает. Вина наваливает на нее тяжестью, и черная злость вновь заслоняет взор. Перед глазами лишь экран раскладушки и это гребанное сообщение. Хруст. Сора просто разламывает телефон пополам. Пластик сыплется, больно осколки вгрызаются в руки, но пластик всё рушится, рушится и рушится. Обломки Ватанабе выкидывает в ближайшую мусорку. Роппонги в солнечных лучах напоминают ей только об очень далеком прошлом. Когда у нее были ярко выкрашенные волосы, длинные до пояса. Отсюда всё и началось. Зима закончилась. Наступило жаркое пекло. А Сора вновь идет одна по знакомым улицам. Картинная галерея, блеск токийской телебашни между небоскребов. Клубы закрыты, по улицам снуют туристы. Иноземная речь сливается в одно большое месиво. По этим дорогам Сора бегала, счастливо заливаясь смехом. Бегала в ужасе от своих потенциальных убийц. Шагала по талым лужам на встречу со своей судьбой. Меняется свет и декорации, но суть остается та же. Закрытые двери в «Ханами». Следов взлома не было. Но внутреннее чутье подсказывало, что внутри её уже ожидают. А может говорит об этом просто включенное освещение. Дверь действительно заперта. Ключи проворачиваются в замке. Сора проходит внутрь, сразу же погружаясь в розовый полумрак. Прохлада мягко опутывает тело. Дверь позади закрылась. Могла ли Сора когда-нибудь подумать, что от вида цветущей сакуры под потолком она будет испытывать тошноту? Здесь всё началось. Те же стены и та же тишина. Такое же отчаяние. Сора не знает, что делать, и потому идет на зов судьбы, который был на самом деле — чужим желанием. Ведь теперь перед ней сидел не черноволосый Тетсуо в своей большой кожаной куртке, а Манджиро Сано. Церемониться в этот раз Ватанабе не собирается. От того жестко произносит: — Как ты сюда пробрался? Юноша ожидаемо поднимает голову. В его руке стакан для виски. Янтарная жидкость морской пучиной бьется о хрустальные стенки. — Через пожарную лестницу. Там и «Бабу» поставил. — Хочешь сказать, что еще разбил окно? — намерений вести добрую беседу не осталось. Только вот Манджиро с недоумением поднимает взгляд. Хлопает ресницами, позабыв совсем о выпивке. С таким выражением лица Майки походил больше на обычного растерянного подростка, нежели на убийцу. Недоумение перерастает в злость: — Ты что, дорожишь этим местом? Серьезно? — Честно, мне сейчас так плевать на твои слова. В ней слишком много гнева. Боль пытается вырваться наружу, ранить близких. Быть хоть как-то прожитой. И Майки идеальный кандидат. Если бы только в этих черных глазах не видела саму себя. — Что ты здесь забыл? — решает все же вернуться к делу, — Какого черта вломился в мой ресторан, так еще и выпивкой угощаешься? Это уже перебор даже для тебя. — А? — вновь растерялся Майки. Он опускает взгляд на свои руки, словно только сейчас находя в них стакан, — А. Так это тебе. — Чего? — её взгляд пронзает знакомые рисунки на стекле, — Ты издеваешься? Нет. Не издевается. Ведь Манджиро со всей искренностью отвечает: — Я слышал, ты виски обычно пьешь. Вот я и… Рывок. Вырванный из его рук стакан бросают в сторону. Звон бьющегося стекла. Ватанабе нависает над ним едва не с зубным скрежетом. От дыхания грудная клетка широко расправляется. А кулаки сжимаются от желания ударить. — Я ненавижу тебя, Майки. Но смотря в детские глаза Манджиро, только у нее самой сжимается в груди. Она ощущает себя неправильно, словно родителем, который ругался на страшный проступок своего чада. Но перед ней — убийца. Смотря в черные глаза напротив, Сора видела лишь себя. — Я знаю. — Если знаешь, тогда исчезни из этого мира. Меньше всего на свете мне сейчас хочется отдавать такое чудовище в лапы этого старого упыря. Просто исчезни, будто тебя и никогда не существовало. На самом деле всё это Сора говорит про себя. С каждым словом слезы все больше набухают, они топят её, размывают четкость. Дыхание прерывается. Девушку скручивает. Первый всхлип поскакал по голосовым связкам. И слезы вновь полились на землю дождем. Если бы в этом самом месте Сора отказала Тетсуо… Если бы только нашла себе силы развернуться и уйти… Однако она вновь здесь. Говорит точно такие же слова. Где её была ошибка? Как ей всё исправить? И возможно ли вообще что-то изменить теперь? — Мне действительно стоило исчезнуть. В самой первой временной линии я умер. Но я оказался слишком дорог своим близким. И из этой любви родилось моё проклятье. Когда я огораживал от себя — мои близкие страдали. Когда сдерживал «Импульс» — мои близкие страдали. И когда полностью на него положился… Дорогие мне люди умерли. Я сам своими руками убил Такемичи. А ведь он лишь пытался выбить из меня это дерьмо. — И как? — истерично задает вопрос Сора, — У него получилось? — Похоже… Именно это и нужно было «Черному импульсу». Кровь близкого. — Хах… — её разрывает на куски, — И какого жить свободно?! Свобода такой ценой не приносит желанного покоя. Ему стыдно это произносить вслух. От того лишь голову склоняет, опираясь на собственные колени. Манджиро добровольно подставляет шею своему палачу. Сора была бы рада перерубить шейные позвонки. Одним махом. Одно движение. Но внутри всё рвется. Трещины вновь обрели ход, пронизывая её насквозь. И Сора глупо плачет, злясь на саму себя и этот мир. Потому бьет стекло. Она бросает стулья. Переворачивает столы, истошно крича. Звон обрушивающейся реальности глухо отражается от цветущую сакуру под потолком. Манджиро будет слушать её вопли и наблюдать со стороны, как Ватанабе разрушает всё в округе. — Ненавижу! — повторяет как в забытие. Вот бы призрак Тетсуо её услышал. Поглядел, как его возлюбленная рушит подаренный им шанс. Что на самом деле ей не это было нужно. Среди разбитой мебели, ступая каблуками по разбитому стеклу, Сора идет в сторону барной стойки. Из холодильника, прямо голыми руками, берет кубики льда. В больнице ей рассказали, что лёд успокаивает нервную систему. И она набирает полные ладони льда, прикладывая его к загривку. Мороз кусает кожу. Колодные капли бегут по спине. Но это помогает. Нестерпимое пламя уходит. Контроль возвращается в её полные льда руки. — Ты пришел просто поговорить? — уже куда спокойнее. — Наверное, — совсем неуверенный ответ, — Сегодня ведь… Такемичи… — Да. Какучо спрашивал про тебя. Но я так и ответила. Ты туда точно не сунешься. Сама Ватанабе тоже туда не пойдет. Иначе бы не стояла здесь, в этом проклятом месте. И Манджиро об этом знает. От того подбирает каждое слово с титаническим трудом, переходя на обрывистые фразы. Боялся её праведного гнева. — Фукуда-сан хочет, чтобы ты вернулся на службу. Он тебя так легко не отпустит. Но я не хочу этого. Такемичи не ради этого умер, чтобы ты продолжил убивать. Будучи знакомой с Ханагаки гораздо более короткий срок, чем Майки, Сора испытывает по его потери печаль. Похожую боль. Ведь такой, как Такемичи, не заслуживал смерти. Он один единственный на всем свете должен был жить самой счастливой жизнью. Однако, он выбрал другую судьбу. Он делал всё возможное, чтобы спасти своих близких. Себя не щадил, верил непоколебимо. Соре действительно пора вспомнить, что значит быть уверенной в своих желаниях и решениях. — Знаешь… — внезапно срывается с губы, — Какие были последние слова Такемичи мне? Он понимал, что не справится. Что ты его убьешь. И передал эстафету мне. Сказал делать то, что считаю нужным. Лед неумолимо таит в руках. Холод мурашками бежит по телу. И сердце замедляет темп. Стекло под ногами Сано хрустит. В его черных глаза появляется уверенность. Решимость услышать нужный ответ. — А всё, чего я сейчас хочу — это чтобы всё сгорело адским пламенем. Манджиро подходит к барной стойке и сразу находит водку с абсентом. — Хорошо, — только и отвечает Сано, шагая с бутылками к разбитой мебели, — Тогда пусть всё горит. Алкоголь льется на дорогую мебель. Поначалу Сора удивляется. Не сразу доходит до её уставшего мозга мотивация его поступков. Но затем, когда кубики льда окончательно растаяли в её руках, став водой на коже, Сора принимает происходящее. — Когда «первое поколение» сожгли магазин Шиничиро, я разозлился. Очень сильно. Но затем понял… Пустота внутри — это облегчение. Словно он окончательно умер. Может быть, тебе тоже полегчает. Взаправду предать всё огню. Уничтожить это проклятое место. Сжечь все мосты к прошлому. Да, это был не верный шаг. На этот раз Сора поступит правильно. Потому что она в это верит. — Хорошо, — вторит ему Ватанабе, — Тогда пойду отключу пожарную сигнализацию. И пусть всё горит. Бутылки с алкоголем бьются о пол. Едкий запах спирта заменяет аромат цветущей Сакуры. Сора дорожит не этим местом, а своими усилиями. Здесь она многому научилась. Здесь многое произошло. И глупо так просто отказываться от своих затраченный усилий. Опыт есть опыт. Не проживи этот ад, Сора бы не стала той, кем сейчас являлась. Манджиро тоже прошел очень большой путь. Все они уставшие путники. Избитые судьбой, с кровоточащими ранами на сердцах. Но порой нужно сжигать мосты к прошлому, чтобы идти смело в будущее. А где настоящее? Затерявшееся в бесконечных сожалениях и в страхе неверных поступков. Манджиро протягивает ей бензиновую зажигалку. Её огонек сильный, яркий, отражается в черных глазах Ватанабе. Сделать последний шаг должна она сама. Ей протягивают руку, ей помогают, но всё же нужно самостоятельно. Принять это решение. От зажигалки идет тепло. Замёрзшие от льда ладони изголодались по жару. И он кусает, возвращая в её жилы пламя. Давай же, Сора, пора идти дальше. Зажжённая зажигался упадет на пол. И Сора улыбается. Впервые за долгое время, как раньше. Широко, с блестящими глазами. В них отражаются звезды. Пламя обдаст теплом. И в груди, вслед за искусственной сакурой, сгорают её прошлые сожаления. Из пепла родится новая сакура. Уже настоящая. Улыбка не сходит с её лица. Самая настоящая. Искренняя. Как раньше. Без горечи. — И как тебе? Манджиро будет стоять рядом с ней на другой стороне дороги. Уже успел подогнать «Бабу», облокотившись на байк поясницей. Они будут наблюдать, как струйки дыма побегут из всех щелей. Люди обеспокоенно завозятся. Совсем скоро пожарные окажутся на месте. А внутри всё будет гореть. Жадные огонь поглощать матерчатую основу цветов под потолком.       Mood: Spirited Away - One Summer's Day Солнце. Лето. Пожар. — Я рада. Сора, наконец, чувствует, что сделала правильно. И пускай это не вернет всех погибших, это избавило в первую очередь саму Ватанабе от груза. От камня, тянущего её на дно. — Больше я не совершу подобной ошибки. Нужно было просто сказать о своих чувствах. Ей нужно было сказать отцу, как сильно она переживает из-за его долгов. Ей нужно было сказать Тетсуо, как сильно её ранило это молчание и это внезапное появление. Что всё, в чем она нуждалась, это в поддержке. Пошла бы Сора по этому пути в ущерб своей учебе? Если бы всё было немного по-другому? Нет конечно. Она бы не рвала себя на части ради того, чтобы почувствовать себя нужной. Сора бы просто хотела поговорить с Тетсуо. Не стрелять, а выслушать. Постараться найти другой выход. Если бы всё было по-другому, Сора бы сошлась с Хайтани? Кто знает. Ей бы хотелось искренне постараться ряди них, дать того, чего они заслуживают, но в отношениях большую долю играет чужое желание. Обратили бы братья Хайтани на нее внимание, не всплачи их железной цепью общее желание мести? — Я рад, что мне удалось тебе хоть чем-то помочь, — внезапно отзывается Манджиро. — Спасибо. Просто постарайся впредь не творить всего этого дерьма, — шутливо добавляет Ватанабе. — Я-то постараюсь. Главное самому не надумать вновь всякой чепухи. И постараться больше никому больно не сделать. — Про себя не забудь, ладно? Сора улыбается. Она улыбается ему, всему миру, и в первую очередь себе. Смотря на огонь, на солнечные блики в окнах, она чувствует в себе изменение. — Знаешь, мне Ран посоветовал отдохнуть. Перестать бежать за будущем. Может, тебе тоже пора отдохнуть? Манджиро издал смешок: — Пожалуй, поеду тогда на источники. Люблю пооткисать в теплой водичке. — Хорошая мысль, — кивает Сора, — Мне нравится. А я, пожалуй, пойду куплю клубнику в стекле. Голодная, как волк. — Клубника вкусная, но я всё же люблю тайяки. — Так они с клубникой есть. Это ты только с фасолью ешь. — Ну если в тайяки, тогда ладно. Найду, попробую. Тогда скажу. — Тогда удачи в таком важном деле. Сора протягивает руку. — Вроде бы кроличья лапка приносит удачу, — прищуривается Манджиро. — Чем тебе рука не лапка? — пожала плечами девушка, — Жалко, что если сама себе лапку пожму, мне удачи не прибавится. Так что, ты должен мне спасибо сказать! Я не каждый день такая щедрая. — Ладно, ладно. Манджиро касается её холодной ладони. — Спасибо. …что помогаешь исправить ошибки прошлого. Пламя позади сжигает мосты. То, что было пройдено, исчезнет, словно никогда не происходило. Но внутри их пройденный путь останется. Стоптанные ноги придут в начало, поняв, как на самом деле нужно было поступить. И пускай Судьба будет к ним чуть более мягкой.

Они заслужили.

Удача и искреннее желание.

Исправить свои ошибки.

Потому что в следующий миг, вместо ладони беловолосой девушки в его руках оказывается сломанная модель сверхзвукового самолета. Трещат цикады от жары. От деревянного пола под ногами идет влажная прохлада. Недавно кто-то мол полы. Удивительно, у кого сегодня такое хорошее настроение, чтобы, наконец, убраться в доме. Сидящая на коленях Сенджу всё плачет. Её трясет от страха. Пышные ресницы слиплись от слез. Её губы дрожат. — Прости… — повторяет неуверенно маленькая девочка. А слезы внезапно сами собой появляются на глазах. Пустое выражение лица Манджиро наполняется эмоциями, словно на белом холсте, неуверенными мазками, появляется краска. Теплое летнее солнце. Прохлада родного дома. Разбитый пластик. Губы по памяти хотят произнести страшные слова. Не своим голосом спросить виновника. Но внутри больше нет злых голосов, и внутри него нет гнева. Лишь блаженная пустота. Которая заполняется горячими детскими слезами. — Майки… — поражённо выдыхает Сенджу. Та никогда не видела, чтобы Майки плакал. Никто никогда не видел. Он давно запретил себе это проявление слабости. Но сейчас… Теперь… — Ничего… — хнычет Манджиро, — Я его починю. И Сано заревел в голос. Акаши-младшая в ужасе отшатывается. В её маленькой голове ничего не укладывается. Детская психика не выдерживает и девочка, крича, побежала звать взрослых. Потому что рыдающий Майки — это не нормально. И дом наполняется топотом. Крики, испуганные голоса. Даже Баджи высунул голову со двора, удивленно распахнув свой клыкастый рот. А Майки всё продолжает рыдать, неуклюжа утирая слезы руками. — Я починю… Я смогу починить… — Манджиро! Длинные руки обнимают его. — Манджиро, ты чего? Что случилось?.. Моделька сломалась. Ничего. Я тебе еще куплю! Ещё сделаем! Лучше будет! Я тебе зуб даю! Ну ты чего… Ледяными от ужаса ладонями Манджиро хватается за длинные руки Шиничиро, словно за спасательный круг. Слезы впитываются в хлопок белой футболки. От него пахло привычным бензином и машинным маслом. — А еще меня плаксой называл, — смеется старший брат. С улицы запуганно показал голову Харучиё. Тот, разумеется, услышал шум, и в особенности напуганную до чертиков Сенджу. — Что тут происходит? Баджи только плечами пожал: — Похоже, Майки совсем с катушек съехал. А Манджиро улыбается сквозь слезы. Не важно, безумие ли это его, фантазия или быль. Просто не останавливайте это мгновение. Пускай Шиничиро, живой и здоровый, будет трепать его по голове. Где-то недовольный дедушка будет ругаться на поднятый шум. Со второго этажа спустилась Эмма. Мирно спала, пытаясь переждать нестерпимую жару.

Когда Сора открыла глаза, она увидела небо.

Синее небо, похоже на драгоценный сапфир. В нем вкрапления редких облаков. Солнце слепит, но вмиг исчезает, когда большое облачко его закрывает. У каждого такого белого барашка яркая кантовка. А за ним всё еще светит солнце. — ЭЙ! Со-чан! Давай, слезай уже. Так не честно! Мы тоже хотим покататься. Дети кричат и веселятся. Выходной, знакомая детская площадка. Сора поднимает голову с пластиковой горки. Затылок немного побаливает, неудачно ударилась во время спуска. Она ладошкой потирает наливающуюся шишку. Ей в спину продолжают кричать ребята. — Со-чан? Ты чего? Сильно ударилась? — заботливо интересуется подружка. Давно забытое обращение. Полное имя ей всегда намного больше нравилось. — Нет, всё хорошо, — престранно отвечает Ватанабе, всё же освобождая путь. Гравий детской площадки. Белые босоножки. На коленках синяки и ссадины, прикрытые цветастыми пластырями. Большие легкие шорты пропускают летний ветерок. Единственное спасение в такую страшную жару. Сердце пропускает удары. Длинные черные волосы, небрежно собранные в хвостик, покачиваются на ветру. Облака над головой берут дальше. Солнце возвращается, ослепляя Ватанабе своим божественным светом. И тут до нее, наконец, доходит. Шумят дети. Родители прячутся в тени беседок. Мама сегодня была вынуждена выйти на работу, неотложные дела, от того папа теперь отвечал за дочку. Ну а с подросшим ребенком, которого одними яслями уже не удовлетворить, мужчине в доме тяжело совладать. От того мужчина выбрался с дочкой на детскую площадку, ведя легкие беседы со своими соседями. В их стране отношение к безопасности обычных граждан — одно из величайших достижений. В их менталитете заложено, что с детьми на территории площадки ничего не случится. Ну упадут, ну коленку разобьют. Даже подраться могут. Но ни о какой краже среди белого дня и речи не шло. Сегодня. Прямо сейчас. Сора видит знакомый черный минивэн. За его тонированными стеклами ничего не увидеть, но внутри она ощущается страх. И помнит, как люди в черных костюмах, скрывающие под собой цветные татуировки, распахнут шумно дверь. Машина качнется от вышедших из нее парочки мужчин. Для поимки одного ребенка много народу не нужно. Минивэн завел мотор. — Папа… — ослабевшим голосом произносит Сора. Солнце в тот день было таким ярким. В этот раз она не будет стоять. Она не попытается отбиться сама. Сора не будет геройствовать, ведь великим шагом для напуганного ребенка было закричать. Просто завизжать. Громко, срывая голос. И Сора кричит, просит о помощи, убегая скорее к папе. Мужчина подорвется с места, держа на голове свернутую в панамку газету. — Что случилось?! — воскликнул Мурата, вместе со всеми мамочками всполошившись. Сора бежит через всю площадку. Очень вовремя, потому что похитители уже перешагнули ограду. Её не догонят. Её поймают отцовские руки. Мурата сразу подхватит напуганную дочку, прижмет к себе, а сам глазами черными-черными стрельнет в сторону мужчин. Похитители еще подумают, замрут посреди детской площадки и кричащих детей. Те будут бегать, как ни в чем небывало, и только маленькая Ватанабе будет судорожно держаться за отца. — Папа… — шепчет дочка позабытые слова. — Всё хорошо, — ответил Мурата, поглаживая по растрепанной голове, — Ничего не бойся. Я рядом. Молодец, что ко мне побежала. Ты такая умница. Сора тоже плачет. Навзрыд, будучи окруженной всеми жильцами дома. Дети непонимающе выпучат глаза, девочки посмешат успокаивать, а мальчишки плеваться от этих глупых соплей. — Папочка, я так сильно тебя люблю! Прости меня. А Мурата будет обескураженно смотреть на свою плачущую дочку, не имея никаких возможностей её успокоить. Через час вернется Норайо, в черном костюме и полном ужасе. Мурата будет постоянно сидеть на телефоне. — Что было бы, если им удалось?! — шипит Норайо бледная от пережитого стресса. Сора знает, что было бы. Но этого не произошло. Один единственный шаг. Один единственный поступок. — Сора, ты всё сделала правильно, — в объятиях повторяет мама. Да, Сора. Ты всё сделала правильно. В этот раз. И во все последующие разы тоже.