дети мертвой валирии

Деймон все еще держит Рейниру за руку, то и дело сминая ее в своей, перехватывая удобнее, когда они спускаются по серпантину в сторону пляжа. Ночью прохладно, и жители Гавани или сидят по домам, или греются друг о друга в клубах — вряд ли найдутся сумасшедшие, желающие спуститься к дикому пляжу в полночь. — Так ты проводишь время? — в голосе не слышно осуждения. Он хочет узнать о жизни Рейниры то, что упустил за те годы, что сторонился семьи и в особенности ее. Даже в редкие созвоны с Визерисом старался не спрашивать о ее делах, чтобы себя не терзать — разве что время от времени видел в слитых фотографиях папарацци. Она взрослела, хорошела и падала на то же дно, с которого он поднимался больше десяти лет. — Хожу ночью вдоль трасс? — Рейнира улыбается, останавливаясь на мгновение, чтобы снять босоножки: очень красивые, но жутко неудобные. Ступни касаются неровной дороги и она облегченно вздыхает — раскаленный за жаркий день серпантин еще не успел остыть, отдавая приятным теплом. Рейнира цепляет босоножки, не готовая бросать их здесь, затем возвращает руку Деймону. — Нет. Деймон решает не уточнять, уловивший нежелание Рейниры говорить о ее жизни. Хорошо, пусть так. Он протягивает руку, забирая из нежных рук принцессы тяжелые босоножки. — Береги ножки, иначе мне придется нести тебя на руках. Она заглядывает за холм, который им еще предстоит обойти — за ним не слышно всплесков волн. Наверняка, вода сегодня тихая. — Но мне нравится этот пляж. В этом месте вода очень теплая, а еще никогда никого нет. Мама рассказывала в детстве, что раньше здесь держали драконов, — Рейнира фыркает и случайно толкает Деймона, увлеченная разговором: такое с ней часто случается. — А еще там есть одна пещера, очень красивая, — она поднимает голову, заглядывая ему в лицо, — я хочу ее тебе показать. Мимо по трассе на дикой скорости проезжает чей-то мустанг, кажется, и он успевает дернуть Рейниру, прижав к себе. Кто бы там ни был, их на такой скорости сложно опознать. — Веришь в драконов? — он обращает на нее взгляд, ловя ответный, перехватывает ладонь покрепче. — Ведите, Ваше Высочество. Рейнира неопределенно пожимает плечами, глядя вслед стремительно исчезающей машине. — Мне иногда снится, — только не смейся — что я летаю на одном, — Рейнира прибавляет ход, когда понимает, что они уже близко, и спускается к пляжу прямо с невысокого холма, где трава сменяется на песок. Она тянет за собой Деймона, отпуская, только когда понимает что вокруг и правда нет ни души. — У него ярко-золотая чешуя. — Назвала его? — он и не смеется, кажется, слушая серьезнее, чем мог бы любой другой. — Твой дед считал, что у нас в роду были провидцы с вещими снами. Как знать. Может, будешь первой наездницей за тысячу лет. Рейнира обгоняет его на несколько шагов и поворачивается, продолжая идти спиной вперед. Эти разговоры о фантазиях, крови, чем-то отвлеченном — как будто из другой жизни. Даже не четыре года назад, куда больше, и от этого ощущения на душе грязно — хотя, серьезно, можно ли вообще говорить о душе Деймона Таргариена? — потому что Рейнира, которая засела в его голове, в его легких, запахом, который не перебить ни одним другим, вдруг превращается в девочку, которую он носил на плечах. Вот буквально смотрит на нее, идущую спиной вперед, а видит ребенка. Ребенка, которого он оттрахал и оставил на несколько лет. — Бросай их здесь, — она кивает на свои босоножки и протягивает ему обе руки. — Мы почти на месте. Берег был идеальным местом для любого, кто хочет одиночества — скрытый с одной стороны холмом, а с другой высокими скалами, он оказывался открыт только с моря. Рейнира приходила сюда с матерью, затем — без неё. А однажды случайно обнаружила проём в месте, где край холма упирается в скалы. Внутри него пряталась пещера с отсутствующим (или со временем обвалившимся) потолком, а в ней — маленький природный бассейн с до ужаса — так говорила мама — горячей водой. Рейнира оставляет Деймона осматриваться, а сама торопливо раздевается, прежде чем залезть в исходящую паром воду. Ныряет один раз с головой, а затем подплывает к нему, оказываясь на уровне его ботинок. — Так только кажется, что она горячая, — Рейнира улыбается, протягивая ему руку. — Иди сюда, дядя. — Пар ненастоящий, значит? — он едва кривит уголок губ в ухмылке, размышляет с несколько мгновений и целует протянутую ему руку. Пиджак падает на пыльный камень, за ним — рубашка и все остальное. Кожа у Рейниры даже не розовеет, а лунный свет, падающий через дыру в потолке пещеры, подсвечивает и волосы, и лицо почти что волшебно. Деймон спускается к ней и убирает с ее мокрого лба налипший волос. — Знаешь, почему вода для тебя не горячая? — Почему же? — Рейнира улыбается, не думая отворачиваться, пока он спускается — поднимает ладони к плечам, когда он оказывается в воде. Уровень здесь доходит ей почти до подбородка, но еле доходит до его груди. Она подтягивается ближе, оставляя на ней поцелуй. — Потому что в нашей крови — драконья кровь, — Деймон почти шепчет, опуская сильные руки на ее талию под водой, обнимая ладонью каждый бок, чуть давит большими пальцами на живот, гладит его. Вода горячая, возможно, и вовсе кипяток, но боли он не приносит — огонь его никогда не ранил. — И потому что ты горячее, — он и не задумывает это как фразу для съема или соблазнения — скорее смешит, хмыкнув над девичьим ухом, втягивает запах ее мокрых волос, притягивая к себе за пояс ближе. — Я тоже верю в драконов. Деймон наклоняется, его волосы щекочут её лоб — Рейнира смеётся, крепче обхватывая его шею. — В таком случае у меня уже есть дракон, — Она тычет носом в его щеку, заглядывая в глаза. — Может, я не хочу быть ничьей больше наездницей. Он наклоняется, на мгновение уходя под воду до шеи, только потому, что подхватывает Рейниру под бедра и приподнимает над собой. В воде она еще легче — все равно, что кукла. Деймон улыбается ей, глядя снизу вверх. С волос Рейниры капли воды стекают на его плечи и грудь. Он не знал ее такой ни годы назад, ни сейчас. Действительно, краше и краше. — Думаешь, приручила дракона? — Он тянется к ее губам, шепчет, задевая нижнюю своими. Рейнира обнимает его ногами, скрещивая ступни за спиной, чтобы было удобнее. Влажными руками зачёсывает волосы назад, чтобы лучше было видно лицо. И молчит. На мгновение кажется, что ей хотелось бы стать обычной девушкой, проводящей время с обычным мужчиной. Но Деймон Таргариен не обычный мужчина, он — как минимум, — её дядя. И за это она хочет его себе только больше. — Думаю, что я готова ответить на все твои вопросы. Деймон молчит. Довольно долго. Рейнира была, пожалуй, единственным человеком, чьи чувства и состояние заботили бы его — пусть со временем он и очерствел, закрывшийся в себе окончательно. Он хочет знать все то, что упустил за эти годы. Хочет знать, он ли это с ней сделал — привел к наркотикам и случайному сексу. Но любой вопрос об этом будет звучать упрёком, да и так ли уж нужно отвечать на тот, что волнует больше всего? Истина на поверхности. «Это из-за меня?» «Они причиняют тебе боль?» «Чего ты добиваешься?» — Простишь меня? — Деймон даже чуть голову откидывает назад, чтобы посмотреть на нее. Рейнира обнимает ладонями его светлое лицо, обращенное к ней, и не знает, как выдавить из себя хоть слово. Его сейчас освещает только яркий лунный свет — ей впервые за четыре года хочется что-нибудь запомнить. — Я очень испугалась, когда ты уехал, — признаётся, в ужасе от того, что говорит об этом вслух. — Думала, ты во мне разочарован. Боялась звонить, — Рейнира жмурится, боясь сказать что-то лишнее: она помнит, очень хорошо помнит, как подолгу оставалась у себя, помнит издёвки Алисенты, которых сама не до конца понимала. А еще помнит трясущееся от гнева лицо отца, на следующий день как потеряла сознание в душе. Ощущение пустоты внутри. Она была глупым ребенком, который и заподозрить не мог, что в нем живет еще один. Рейнира улыбается, снова возвращаясь к глазам Деймона, и наклоняется к его губам, желая для себя еще один поцелуй. — Да. Я думаю, что смогу. Деймон едва качает головой, не давая себя поцеловать, закрывает глаза, почти жмурится, напряженный. Он не часто жалеет о своих поступках. Почти никогда. Жить дальше – это не то, что девиз, это кредо. Только об одном жалел, и так и не понял, о чем именно: о том, что ушел, или о том, что посмел ее взять. – Я боялся тебя, – он открывает глаза, снова слегка отстраняясь, делает пару шагов вперед, прижимая Рейниру к рельефной стене пещеры, теплой от поднимающегося пара. – Боялся того, что с тобой сделаю, – легкий поцелуй ложится меж аккуратных грудей признанием. — Перестань, — Рейнире не нравится копаться в прошлом: слишком много сожалений или ужасное их отсутствие сильно давят на мозг. Она обещала быть честной, но не хочет чтобы он продолжал смотреть на нее как на сломанную им игрушку — может, Деймон только сейчас начинает осознавать что тогда произошло, но она уже давно свыклась с этой мыслью. – Все равно не уберег, – и это он тоже признает, ведя кончиком носа по контуру нежных ключиц, задирает подбородок, и его носом тоже касаясь. От его прикосновений сбивается дыхание — Рейнира послушно поднимает подбородок, лениво поглаживая его плечи, и улыбается. Шея всегда была ее слабым местом. — Прекрати, пожалуйста, если не собираешься трахаться в воде, — Рейнира сжимает его коленями, привлекая ближе к себе. — Но если собираешься — продолжай. Деймон улыбается в ее грудь и проводит по мокрой коже широким, горячим движением языка, выдавая это за ответ. Он удобнее перехватывает ее бедра, сжимает их пальцами и, покрепче прислонив Рейниру к своду пещеры, чтобы та не упала, ведёт руками вверх к ее ягодицам и обратно, все ещё не роняя. — В воде — нет, — целует над грудью, ближе к ключицам. — Захлебнешься, — Деймон тянется к её шее и клацает зубами у теплой кожи, но так и не касается. Рейнира смеётся, впечетлённая самым настоящем клацаньем — стены пещеры теплые и скользкие, а потому она скользит, когда инстинктивно отшатывается. Подтягивается обратно, крепче перехватывая его плечи и поднимает ладонь к лицу, касаясь большим пальцем губ. — Нелепая бы смерть вышла, — Рейнира проводит подушечкой по нижней губе, немного оттягивая. Деймон ведет головой чуть вперед и прикусывает подушечку чужого пальца, разглядывая чуть вытянувшееся лицо Рейниры как будто впервые за много лет по-настоящему. — Представляешь заголовки? — Я бы спас тебя дыханием рот-в-рот, — он отнимает принцессу от стены, чтобы посадить на выступ, у которого сам стоял перед тем, как окунуться в горячий источник, касается поцелуем ее мокрой кожи меж ребер, но вряд ли это ощутимо — не хватает контраста. А вот холодный кончик носа, уперевшийся там же, точно ощутим. — Тем более, что мы его уже проходили. — Не помню, — Рейнира вскидывает подбородок, глядя сверху вниз на Деймона, застывшего меж её грудей, — Покажешь еще раз? — Она поудобнее устраивается на выступе, теперь намного острее чувствуя, как он касается её — она запускает одну ладонь за его шею, притягивая поближе к себе. Рейнира нащупывает ступнями еще один выступ, но уже под водой, и улыбается — но все же не шевелится, пока не получит, что хотела. — Деймон, — она повторяет, немного наклоняясь к нему, — поцелуй меня. Со свету сживет. Деймон тянется вверх — необычное для человека его роста движение, — и срывает с губ Рейниры один медленный, практически бережный поцелуй. Когда он целовал ее в замке после секса, это было клеймо, сегодня — признание. В собственном бессилии перед ней, возможно, потому что ни его, ни ее от этой связи не спасло и не спасет уже ничего. А затем целует еще. И еще, и еще раз, прерывисто и неглубоко, пока, наконец, не стучится собственными зубами о ее, касается кончиком языка верхней губы, устраивая ладони на боках под самой грудью. Ей хочется улыбаться сквозь поцелуй, но она останавливает себя, отдаваясь ему полностью. Он горячий, горячий настолько, что, кажется вода в маленьком бассейне забурлит от касания их тел. — Мне достался лучший рот семи королевств, — шепчет ему в губы, а затем опускает голову, приподнимая кончиком носа его подбородок. Он сдавленно смеется, задирая подбородок под ее легкими, совсем не настойчивыми касаниями, ведомый чем-то большим, чем физическое воздействие. Рейнира целует основание шеи, жалея, что не может толкнуть его на шелковые простыни и расцеловать всего — она все равно старается, пытаясь объять широкие плечи хотя бы ладонями. Деймон не отказал бы, заяви она, что хочет домой — или просто в ближайшую постель, но она уже слишком возбуждена для любых путешествий. Поднимается с поцелуями выше, к самой линии челюсти — там прикусывает, притягивая еще ближе. Она немного отстраняется, опираясь ладонью о пол позади себя, пытаясь отдышаться. — Сиракс, — внезапно отвечает, подтягивая к себе колено и касаясь ступней его торса, — я назвала её Сиракс, — Рейнира не смотрит ему в глаза, предпочитая наблюдать за тем, как нога медленно скользит к плечам. — Думаю, это девочка. — В честь мертвой богини? — Деймон ведет ладонью от талии Рейниры к ее бедру, оглаживая изгибы молодого тела, щекотным движением касается под коленом, когда, обняв за икру, поднимает ее ногу на свое плечо снова — только совсем не так, как часом ранее. Рейнира улыбается, разглядывая его. Дрожь берет от того, как он её касается — сердце замирает, когда он такой: мягкий, ластящийся, растворяющийся в ней. Совсем не тот Деймон, что в гневе может обрушить на нее небеса. Он касается мокрой кожи у коленки поцелуем, проводит по ней зубами, потому что это будет ощутимее, притирается щекой. — Помнишь яйцо, что стоит в замке у трона? — Таргариены не давали проверить его на подлинность, сохраняя интригу — подделка это или последний осколок древней магии, оставшийся в мире. — Может, в нем твоя Сиракс. — Да, — отвечает, не двигаясь: его лицо у её коленки вставляет не хуже пары дорожек, и она инстинктивно дергается, когда он касается чувствительной кожи зубами. — Ты правда в это веришь? — В книгах Таргариенов сквозит предание: огонь не может убить дракона; сие — сказка, Рейнира знает, пламени не доверяет и — предпочитает не использовать в качестве демонстрации своего величия. Но правда в этих затхлых словах всё же есть. — Принятый в себя однажды огонь дракон не забудет, — валирийский звучит здесь по-особенному. Рейнира думает, что он привычен этим стенам больше общепринятого. — И ни одно пламя в мире боле его не опалит, — с тех пор, как он последний раз обращался к языку такому же древнему и такому же мертвому, как сами драконы, прошло много лет, он даже как-то щекотно ощущается на губах. — Другие бы сварились здесь заживо, — это он заметил довольно давно, но не горит желанием объяснять Рейнире, откуда знает, что не всем не страшен огонь. Деймон скользит по её ноге дальше, прохладным кончиком носа касаясь внутренней стороны ее бедра, по ней зубами тоже проводит, но дальше не ведет — не удобно. Прикусывает мягкую кожу разве и целует сразу после того. — Деймон, — она касается его руки в мягком жесте, — вернись домой. Рейнира просит, очень хорошо понимая, чего именно. Его место в Гавани, как бы он не пытался от этого сбежать, а бесконечные склоки с отцом никогда не прекратятся, если они и дальше будут видеться раз в пару лет. Деймон был прав, конечно, когда говорил что его там не жалуют — но кого это волнует, пока он принц? Рейнира смотрит снизу вверх на своего дядю — высокого, сильного, самого лучшего; так она считала еще в детстве, еще до того, как захотела его себе. Она знает, что просит слишком многого. Слишком многого даже для нее — избалованной принцессы, долгие годы бывшей единственным ребенком любвеобильного короля. Деймон шумно выдыхает и вовсе не от того, что ее маленькая ладошка ложится на его член, пусть это касание и не может не вызывать в нем ответную реакцию. — Просишь такого и ожидаешь стояк? — криво усмехается уголком губ, находя ногой уступ под водой, на который встает, оказываясь выше — вода теперь едва ли доходит до пояса. Он поднимает ее подбородок сгибом указательного пальца, рассматривая светлое и прекрасное во все-таки не убитой жизнью наивности лицо. Рейнира смеётся, послушно поднимая подборок. Она не останавливается, ведя рукой по всей длине — как он учил. Она медленно спускает ногу с его плеча и придвигается ближе, ведя ладонью по торсу вниз. — Мы ведь семья, — шепчет в лицо, подняв голову, когда ладонь ложится на член, поглаживая мягкую плоть. — Это не честный ход, Рейнира, — шепчет Деймон в ее губы. — Мужчине сложно сказать "нет" той, кто буквально держит его за член. У каждого Таргариена есть своя символическая монетка: еще в детстве она слышала, как про Деймона шептались во дворце — будто его легла ребром. Рейнира точно знает: на обеих сторонах её монетки его имя. — Я могу отпустить, чтобы ты подумал, — она пожимает плечами, немного давит большим пальцем на головку, после чего обводит её подушечкой. Она льнет к нему, касаясь губами груди, лижет твердый сосок, опаляя после дыханием. Свободная рука ложится на левый бок, притягивая еще ближе. — Помнишь, ты спрашивал, сколько стоят принцессы? Он твердеет в ее неопытных, но самых желанных руках, зная, что она снова повторяет за ним — как учил. Как раньше. Только, если годы назад он показывал ей, как не следовать вечным указкам Визериса, то в этот раз Рейнира учится приносить удовольствие мужчинам. — Нашла цену? — Деймон сдавленно выдыхает над ее ухом, притягивает к себе теснее, заставляя проехаться голыми ягодицами по влажному камню, ведет ладонями от ее пояса вверх, к груди, обводит нежные соски большими пальцами в зеркальном отражении ее собственных касаний. Рейнира кивает, прижимаясь виском к его подбородку — немного слабеет под его руками, не сразу находит нить разговора. — Хочу, чтобы ты вернулся, — упрямо повторяет, ведя ладонью вверх, к его затылку, заставляет наклониться ниже, коснуться лбом лба. Рейнира жмурится, пытаясь улыбнуться, — Не оставляй меня больше одну. В прошлый раз он купил ее за два пакетика кокаина, а сегодня не знает, может ли позволить отдать то, чего она просит — эта инфляция, дери в седьмом пекле, страшна. Он молчит. Стоят так, держа друг друга в руках, и вместо желанной близости — тяжелые размышления. Молчание затягивается и Рейнира открывает глаза, чтобы рассмотреть его лицо: оно полно болезненных раздумий и она сжимается, не уверенная, что он не оставит её прямо сейчас. Время замирает в маленькой пещере на задворках Гавани, глубоко под сводами дворца — она не дышит, получая ответ, на который боялась даже рассчитывать. — Хорошо, принцесса, — сдается, поверженный ее волей. От этого и бежал, собственно. Визерис, старший брат и его король, не имел на него столько влияния, как маленькая наследница. — Хорошо, — повторяет Деймон, кивая, и снова целует ее, пока не затребовала новых невозможностей, на которые он, безусловно, согласится. Рейнира с готовностью отвечает на поцелуй, отпуская себя полностью и уже не рассчитывая забрать назад: она убирает ладонь с члена, который теперь упирается ей в живот и притягивает Деймона к себе уже обеими руками. Он успевает опрокинуть ее на теплый камень и нависнуть сверху, выбравшись из горячей воды и почти добравшись — до желанного тела, когда она снова открывает свой потрясающий девичий рот, способный дарить столько удовольствия и столько боли одновременно, что это кажется невозможным. — И, конечно, ты придешь на именины короля, — толком не отдышавшись, спешит сказать принцесса, пока он не растерял всю свою покладистость. Хотел целовать нежную шею, но вместо того упирается лбом меж разъехавшихся в стороны грудей, выдыхая сдавленно, шумно, чем мокрую кожу холодит. — Ты — моя погибель, Рейнира, — это не флирт и не шутка, Деймон серьезен, как редко бывает. Он прижимается так еще с несколько секунд, а затем мягко прикусывает нежную кожу под ее грудью, берет за влажные бедра и дергает на себя, приподнимая. — Разрешишь получить обещанное прежде, чем попросишь погасить солнце? Ты драматизируешь — хочется сказать ей, но она не говорит, наблюдая за тем как капли воды скатываются с его волос, разбиваясь о её грудь. Камень под её спиной кажется прохладным по сравнению с его телом и она громко выдыхает, стоит ему взять её за бёдра. — Я думала, ты никогда не предложишь. Когда он входит в нее — о, боги, — жар пещеры ощущается холодом дальнего Севера. Смешной кажется мысль, что Рейнира была с другими мужчинами — это попросту невозможно. Она подходит лишь ему. Деймон не медлит, как в прошлый раз, не терзает — берет и отдает свое, дышит ее дыханием, не целуя и не отстраняясь. Он берет ее плавно, любовно и глубоко, встречая скользкую влажность готовности. Рейнира сгибает ноги в коленях, поднимая выше. Проникновение сопровождается хриплым стоном, который она уже не сдерживает: здесь их услышат, наверное, только боги. Она мажет губами по его лицу, в попытке поймать губы. Не выходит. — Ты моя, слышишь? — и снова не целует, кусает аккуратную нижнюю губу. Рейнира освобождает руки, протягивая их под его руками за спину и сжимая на влажной коже. — Да, дядя, — она слышит: услышала раньше, чем было произнесено. Глубокое чувство принадлежности наполняет её каждый раз, как она видит его лицо. — Скажи это, — он мажет губами по ее щеке, упираясь локтем в рельефный пол около копны мокрых волос. Её хриплый стон эхом отражается от сводов пещеры, проходит по коже бризом волнения. Чтобы быть с ней, ему не нужны наркотики — Деймон отдаст все, что имеет, за возможность трезвым вкусить это первородное наслаждение. Целует где-то под челюстью уже сухую кожу, там, где пахнет Рейнирой, а не влагой пещеры. — Я твоя, дядя, — Рейнира не испытывает никаких проблем с повтором: ей нравится, как это звучит. Тем более, не хочется спорить, когда тебя трахают на полу богом забытой пещеры. Хорошо трахают. Она касается своей груди, сжимая в ладони, а затем той же рукой ведет ниже: туда, где касаются их тела. Рейнира разводит пальцы, чувствуя, как он раз за разом входит в неё — будто снова умирает, не сильно вонзаясь ему в спину ногтями другой руки. «Дядя», слетающее с ее губ вместе с полустоном, слаще любого эйфоретика. Деймон награждает ее смазанными широкими поцелуями в шею за такое послушание, хотя они оба знают, кто на самом деле покорен чьей воле. — Деймон, — звучит жалобно и просяще, но она не знает, чего просит. Там, где держали драконов, их потомки сливаются воедино, растворяясь друг в друге, в собственной крови. Если есть на свете что-то святое, оно — здесь. Меж их сплетенных друг с другом тел. Он дышит в ее ключицы тяжелее, а от стен отлетают не просто вдохи — быстрые, влажные, хлюпающие хлопки кожи о кожу. — Деймон, — повторяет, будто в бреду, обнимая руками за шею — подтягивается ближе, сокращая всякое расстояние. Грудь к груди, щека к щеке, Рейнира почти не касается спиной камня, вжимаясь в его тело в попытке проникнуть под ребра. Она сжимает его внутри себя, чувствуя, как опасно стали сокращаться мышцы. — Деймон, — еще один раз, после влажного, смазанного толчком поцелуя в плечи. — Презервативы. Снова забыла — Рейнира не думает о том, что с каждым разом вспоминает все позже. Стоит ему её коснуться и она забывает обо всем на свете — так что пока она еще в состоянии вспомнить, пусть и запоздало, все хорошо. На этот раз он останавливается. Шумно выдыхает с гулким то ли рыком, то ли стоном во влажную грудь, выходит из нее, потому что уже опасно напряжен. Целует ключицы, кажется, извиняясь за то, что не слышал. — Мои в машине, — Деймон приподнимается над ней на вытянутой руке, вглядывается в лицо, улавливая неясную, непонятную ему тревогу. — Мои со мной, — Она привстаёт, садясь рядом с ним на колени, и тянется к сумочке, лежащей там же, где она скинула вещи. Рейнира вытягивает оттуда пакетик, срывая упаковку зубами, — это потому что я заранее спланировала, что трахну тебя в темной пещере. Она улыбается, сметая нервозность, и целует его губы, раскатывая презерватив по длине члена. Деймон молча следит за ней, думая, что спросит ее об этом. Потом. Не ломать же столь сладкий момент. — С того же места, где остановились? — А где мы остановились? — Деймон снова нависает над ней, и снова же бедрами дергает на себя, упираясь головкой меж влажных губ, задевает ей напряженный бугорок клитора, пока устраивается удобнее. — Ах, да, — и снова заполняет собой, сразу до конца, так глубоко, что вжимается бедрами в бледные ягодицы. — Я собирался вытрахать из тебя дух, — это уже шепотом ложится на ухо и висок Рейниры, когда Деймон исполняет обещание. Несколько мгновений мерных и плавных толчков, чтобы вернуться на дорогу, которой шли, и снова не секс — нечто более грязное и святое одновременно. У него правда получается — Рейнира тут же забывает об улыбочках и шутках, концентрируясь только на ощущениях: его тяжести на себе, чувстве заполненности, щемящей, разрывающей сердце привязанности. Это навряд ли что-то здоровое, Рейнира уверена, что у её психотерапевта нашлось бы для нее пару слов, характеризующих эту болезнь — если бы она вдруг решила признаться, что трахается с дядей. — Деймон, — еще раз, финальный. Рейнира таки ловит его губы в последний момент, простанывая в них свои мысли: прыжок с обрыва, волна тепла, дрожь по телу перед волной спокойствия, накрывающей с головой. Она сжимается вокруг него спазмами, волнами, дрожит всем телом, расслабляется, за ней не угнаться. Деймону хватает пары толчков, чтобы мышцы под руками Рейниры напряглись почти болезненно, а он издал гулкий стон, пропавший где-то в диафрагме, вжимаясь губами в ее подбородок. Он целует ее щеку, шею и плечо, спина ходит вверх-вниз под тяжелым дыханием. Деймон выходит из горячего тела, снимает грязный презерватив и откидывает его в сторону, садится рядом. — Сама как драконица, — он ведет костяшками пальцев по ее влажному впалому животу, чуть улыбнувшись. — Горячая. Рейнира поднимается на локтях, подминает под себя колени и с трудом садится, переводя дыхание. — Яйца ведь вылуплялись в колыбели, — она смотрит на Деймона, который снова напоминает ей о старых разговорах. — Если драконы правда были, почему их перестали класть рядом с новорожденными? — Она рассматривает его голые плечи, насчитывая пару родинок, и придвигается ближе, чтобы дотронуться до каждой. — Ты тоже горячий, к слову. Для своего возраста. — Режешь острее ножа, — он, впрочем, улыбается, качая головой, наклоняет голову к ее рукам и целует теплые пальцы, касающиеся его плеч. Она тянет его к себе сильнее, чем магнит — железо. Сильнее, чем дно — утопленника. — Обмельчали? Боялись? То яйцо, что в замке, нашли в пещерах на Драконьем Камне лет тридцать назад. До этого их веками не видели, — и вот он снова рассказывает ей что-то, как будто не голые в пещере сидят, а над книгами с семейным древом. — Может, драконы перестали плодиться. А может, их никогда и не было, и то яйцо твой дед заказал у ювелиров, чтобы подогреть интерес к королевской семье. Рейнира задумчиво касается пальцами губ, которые только что её целовали, и улыбается. — А слухи о кровосмесительстве? Эйгон Завоеватель действительно прибыл на материк чтобы ему было где спокойно трахать своих сестричек? — Она осторожно подтягивает к себе колени, пытаясь сохранить тепло в теле на подольше. Рейнира вдруг улыбается, наклоняясь ближе, — к слову, возраст тебе к лицу. Ты, конечно, совсем не мой типаж, но я просто не могу игнорировать этот магнетизм. — Хочешь совесть успокоить? — Деймон находит ее руку своей, ведет от локтя до запястья, до пальцев у собственных губ, обнимает своими, гладит костяшки. — Если ты думаешь, что я настолько старый, что застал это, чтобы свечку держать, то у меня есть серьезные вопросы к твоим манерам и преподавателям, — впрочем, думать о том, что это нездоровое, тянущее, желанное до болезненности — ген крови, немного успокаивает даже. Так он и говорил себе последние годы. Может, традиции крови, может — мутация, болезнь, которую, на самом деле, хорошо бы изолировать, запретить плодиться, чтобы не распространять. И Рейнира находит в его глазах мысли, точно являющиеся отголосками её собственных. Надежда на то, что выйдет переложить ответственность манит, но с каждым днем все больше тает — она смотрит на их сцепленные руки, понимая, что ей вообще нет дела до всего остального. — Думаю, были. Кровь мешали и после них. Не представляешь, сколько денег Корона занесла в Цитадель, чтобы там правили родословную. — Многовековая история виртуозной лжи, — она собирается подняться, чтобы одеться — холод ночи берет своё независимо от теплоты камней. Но остаётся на мгновение, чтобы еще раз взглянуть в его глаза под лунным светом. — Спасибо. Здорово знать, что ты такой не первый. Рейнира права, складывая всю полноту ответственности на его плечи. Он знает это. Всегда знал, даже когда спорил с ней, говоря, что ей то нравится само. И все же оно ржавым лезвием режет... что-то. Не сердце — того у него не водится. Он бежал от нее во имя них обоих и вернется тоже — во имя. Потому что она попросила. Обратно к машине Деймон поднимается снова держа ее за руку, открывает пассажирскую дверь. — Домой или дальше гулять поедешь? Могу завести в клуб, если скажешь. — Домой, — отвечает, устало садясь на пассажирское. Он закрывает за ней дверь и она опускает босоножки на пол, забираясь на сидение с ногами и подтягивая к себе колени. Деймон садится за руль и она бросает на него взгляд, в конец убеждаясь, что с ним что-то не так с момента выхода из пещер. — Деймон?

 Она привлекает внимание, протягивая к нему руку. 

 — Что случилось? — Ты просила напомнить тебе не разговаривать со мной, когда у меня не стоит, — Деймон отвечает беззлобно, даже с каким-то подобием улыбки, выруливая из разговора, какое совпадение, за руль машины. — Я приду на именины Визериса, раз ты просишь, — как уже сам себе признался — перед ее волей он капитулирует. Добровольно, но не без скрежета. Мустанг может гнать безумно, но Деймон ведёт спокойно, выруливая обратно на серпантин. — Давно не видел его лица, указывающего мне, что делать. Рейнира кивает и отворачивается к окну, уже давно смирившись — ей не понять, что происходит в этой голове. Может, его смутило что она сравнила себя с Таргариенами-кровосмесителями? Ему не нравится думать об этом так? Она бездумно крутит кольцо на пальце, выводя простенькое уравнение: у них с Деймоном хорошо получается только трахаться. И то, что она даже не хочет об этом говорить, только доказывает это. Рейнира бросает взгляд на часы над приборной панелью — шел третий час ночи, и ей уже не уснуть. Сейчас она примет душ, включит какое-нибудь глупое шоу и уляжется в кровать со снеками. Рейнира снова возвращается к его рукам на руле, не решаясь привлекать внимание, заглядывая в лицо. В другой жизни Деймон мог бы к ней присоединится. Когда-то в другой жизни, несмотря на разницу в возрасте и опыте, Деймон, действительно, наслаждался разговорами с Рейнирой. Её любознательность его не раздражала, и рассказывать небылицы, что рассказывали ему, сплетничать о благородных лордах, приходящих в замок, ему нравилось. Учить принцессу видеть сквозь напыщенность потомков древних домов. Годы шли, а его аппетиты все увеличивались, пока то, что он называет болезнью их крови, не взяло верх. Четыре года прошло. Его принцесса ходит по клубам и долбит наркоту, и как подступиться к ней, он не знает. Деймон поворачивает к ней голову, окидывает взглядом и переносит одну ладонь с руля не на бедро, как до этого, а на ее руку, обнимает своей. — Спасибо, что приехал, — всё же подаёт голос Рейнира, решив, что хуже всё равно не будет. — Я бы точно наделала бы там глупостей. — Меня все равно не обгонишь, — вряд ли бы кто-то назвал этот спазм в уголке его губ улыбкой. — Не забудь свой подарок.