***
Сообщения остаются прочитанными, но не отвеченными. Деймон сидит за рулем на парковке прямо перед входом в замок, держа пальцы у зажигания. Сейчас нажмет и поедет, и в Гавань вернется разве что на чьи-нибудь похороны — может, даже лишь на свои уже. Пока девчонка еще молода и может забыть все это, пока природа их отношений не стала общественным достоянием. Но никуда он не едет. Рейнира в зале отдаёт телефон Харвину, который на таких мероприятиях обычно помимо своей основной работы исполнял роль её сумочки. К сожалению, в вечерних платьях карманы обычно не предусматривают. — Спасибо, — вообще-то, они меняются: он отдаёт ей бокал шампанского, за которым присматривал, пока она писала Деймону. Уже второй раз за последнюю четверть часа. Рейнира возвращается в зал, лавируя между гостями и использую бокал у рта как повод не разговаривать: она даже не знает, приедет ли он. В последнюю их встречу они разошлись почти что молча — Деймон мог быть сейчас на другом конце земного шара. Она нервно дотрагивается до ожерелья: сегодня в чёрном, как и должно, в пол. Шелк приятно холодит кожу, расходится от правого бедра вырезом. Только рубины переливаются кровью на его подарке, и это, кажется, единственное яркое пятно в ней сегодня. В зале так ярко, что впору ослепнуть. Черная рубашка под черным же пиджаком, две верхние пуговицы небрежно расстегнуты, а передние пряди волос завязаны на затылке. Деймон видит ее, как только проходит арку дверей. Все вокруг сверкает, а она — в черном. И все равно сияет ярче снегов на солнце. Рубиновое ожерелье, которое он так долго выбирал, кажется еще ярче на бледной коже. — Выглядишь хуже, чем я ожидал, — четыре года не видел старшего брата и так и не смог выдавить для него хоть одного хорошего слова. Деймон разговаривает с Визерисом, а наблюдает за тем, как вокруг Рейниры верной собачкой бегает взрослый мужчина. Челюсть крепко сжимается сама собой. Он хлопает брата по плечу и оставляет, кажется, толком и не завершив разговор, подходит к племяннице хищником, без спроса берет ее ладонь в свою руку и, наклонившись, целует бледные костяшки. Никто так лет сто уже не делает, должно быть. — Принцесса. — Дядя, — Рейнира делает вид, что не наблюдала за ним с того самого момента, как он появился в дверях; не выглядывала украдкой из-за голов гостей. Она стоит прямо, когда он целует её — хоть ноги и подкашиваются, Рейнира только незаметно сжимает его руку, прежде чем им предстоит разомкнуть касание. Рейнира молча передаёт бокал из свободной руки Харвину и опускает ладонь на предплечье Деймона, уводя его дальше, в глубь зала. — Тебе предстоит перездороваться с еще по меньшей мере дюжиной людей, — она улыбается, не переставая глядеть по сторонам. Она сжимает пальцы, — но я рада, что ты здесь. — Рад служить Вашему Высочеству, — кажется, за свои почти сорок лет жизни он впервые произносит эти четыре слова подряд. Деймон рад бы никогда больше не видеть ни правую руку Визериса — Хайтауэра, ни остальных благородных лордов, живущих на плодах того, что взрастили их предки. Их разговоры пусты, а лицемерие так ощутимо в воздухе, что ни одно открытое окно не поможет проветрить помещение. — Ты выглядишь ослепительно, Рейнира, — когда они останавливаются среди толпы, Деймон касается подаренного им украшения пальцами, чуть отнимая его от теплой кожи, и дергает губы в довольной ухмылке. — Вообще-то, я заготовила этот комплимент для тебя. Хотела дождаться, когда… Будет не так людно. — Здесь, на глазах у сотни — не меньше — людей, каждое прикосновение и каждый взгляд кажутся ей едва ли не откровенно неприличным, но она всё равно засматривается на его довольную ухмылку. — Вокруг тебя не мальчишка Стронгов бегает? — он отпускает ожерелье, поднимая взгляд от шеи принцессы к ее глазам. — Да, — Рейнира на мгновение оборачивается, удостоверяясь, что Харвин всё еще где-то недалеко. — Желание короля и мое воинственно настроенное сопровождение на официальных приёмах. Вы знакомы? Она еще раз оглядывается по сторонам, подмечая, что двери на королевский балкон пока еще открыты. В голове зарождается план и она уже строит траекторию движения, которая включала бы в себя как можно меньше неприятных встреч. Но его мнение всех этих лиц, пришедших поздравить Визериса с тем, что он до сих пор не умер, перестало волновать очень давно. Оставивший амбиции занять место брата, он, наконец, избавился от большой части того, что его тяготило. А вот Рейнира волновать не перестала. — Едва, — Деймон смотрит в ее глаза прямо, стоит на месте, как будто тут нет вокруг сотни любопытных глаз. — А вы, кажется, довольно тесно. Рейнира хочет что-то сказать, но её обрывают на полуслове. Ловко появившаяся из ниоткуда Леди Аррен, почтенная вдова бывшего верховного лорда Долины и мать настоящего, облизывает Деймона так явно, что даже Рейнире хочется её встряхнуть, напомнив о приличиях: она не может. Поэтому до поры до времени не прислушивается к разговору. — Наблюдать вас — редкое удовольствие, принц Деймон, — Аррен доверительно наклоняется, чтобы сказать это, а Рейнира глубоко задумывается над хитросплетением слов: практически не подкопаться. Но если у скуки может быть лицо, то именно оно застывает в выражении Деймона при коротком разговоре с леди Долины. Старая — хотя, вообще-то, примерно его возраста, но у него свои взгляды, — богатая вдова. Деймон говорит что-то о ее платье, которое Аррен явно долго подбирала так, чтобы ее обвисшая грудь выглядела достойно, и на том заканчивает с любезностями. На балкон она вырывается крайне недовольной. — Вот же старая потаскуха, — ворчит, прислоняясь к перилам и еще какое-то время буровит взглядом двери в зал, за которыми, наверняка, уже застыл Харвин, знающий порядки. Она раздражена: леди Аррен, и еще бог знает сколько подобных ей дам, оказались чрезвычайно взбудоражены его приходом — все это напомнило ей, и без того нервной, пчелиный улей. Его губы дергает ухмылка. Наблюдать за этой ворчливой ревностью — одно удовольствие. Рейнире нужен кокс — мука, если говорить словами Деймона — плевать, как бы это не называлось. Поэтому она отворачивается от двери и достаёт из декольте шершавый пакетик, тут же сжав его в руках. Бросает взгляд на Деймона, — всё ведь по правилам? — Рей, — в голосе лишь нотка разочарования. Он хмурит брови, упираясь рукой в каменные перила балкона. Неприятные воспоминания параллелями всплывают в голове сами собой. Она идет его путем. Не смелостью, а зависимостью. Деймон берет запястье ее руки, сжимающей пакетик с наркотиком, обнимает его ладонью. — Деймон, — Рейнира просит, сводя брови на переносице. — Давай не сейчас. С прошлого раза прошло четыре дня. Я всё еще не наркоманка, ты же знаешь, — она подходит ближе, не пытаясь вырвать руку. — И ты здесь. Что может случиться? — Четыре — это много? — дней или лет. Еще одна неприятная параллель. Деймон не сжимает ее запястье, не отбирает наркотик, только мягко ведет большим пальцем по запястью к низу ладони. Она наклоняется и целует его руку, мягко проходясь губами по костяшкам. — Деймон. — Тебе правда нужно это сейчас? — он наклоняется к ней, и шум вокруг затихает, становится совершенно не важен. Есть только они двое. — Ладно, — Рейнира разжимает руку, оставляя пакетик на его ладони и отходит подальше. — Потом. Подержи пока у себя. Деймон кладет пакетик с порошком во внутренний карман пиджака в надежде, что тот не будет обжигать грудь осознанием, что у него есть, чем закинуться. Наркоман не бывает бывшим. Доверие Рейниры его подкупает. А она уверена, что могла бы его дожать: немного больше усилий и она взяла бы своё. Но помимо того что Деймон был прав в слове "сейчас", — это действительно было не лучшее место — ей еще ужасно не хотелось его разочаровывать. Поэтому Рейнира ведет плечами, вновь прислоняясь к перилам. — Ну и как это — выходить в люди? — Неожиданно веселым тоном интересуется, заглядывая в его лицо. — Аррен смотрела на тебя, как на чупа-чупс. — Утомительно, — он чуть ведет головой и смеется, вжав подбородок в шею. — Уверен, с ее опытом, она бы высосала меня до последней капли во всех смыслах этих слов. Я вот не сильно уверен в том, что ее лорд-муж умер своей смертью от сердечного приступа в свои неполные тридцать пять. Деймон достает из кармана брюк железный портсигар, а из него — сигарету в коричневой бумаге, едва ли не такую же дорогую, как весь его костюм вместе с ботинками. — Не говори так, — Рейнира закатывает глаза, не находя ничего смешного в том, что кто-то собирался высосать её Деймона. Она вдыхает дым: он кажется ей приятным и очень знакомым. Вскидывает голову, намекая, что тоже не прочь затянуться. Деймон прислоняет к ее губам холодные пальцы, позволяя затянуться, совсем как на ее пятнадцатый день рождения, когда Рейнира жаловалась, что ее все еще не воспринимают взрослой. Она глубоко затягивается, а когда выдыхает, понимает, что это был за запах. Запах Деймона, словно напоминание из далекого прошлого — в последний раз он курил рядом с ней еще до того, как уехал. — По опыту знаю, на каждом таком вечере происходит как минимум три попытки заключить договор о браке, — едкий дым поднимается в воздух. — Кого Визерис тебе сегодня пытается подсунуть? — Он пока слишком занят для такого, — Рейнира улыбается настолько довольно, насколько способен только человек последние пару лет упорно и успешно избегающий брака. — А вот ты зайти не успел, как приписал мне скандальную интрижку. — Скажи, что я неправ, — пепел падает на камень с резными узорами. — Не осуждаю. У каждой королевы были свои фавориты, — Деймон слишком хорошо знает ее, чтобы не понимать, что ревности она от него и ждет, и потому не дает ей того, что та хочет — изводит. Она улыбается, принимая правила его игры, и склоняет голову. — Это правда. — Она протягивает руку, чтобы поправить лацкан его пиджака, — хочешь секрет? Расскажу, если ты расскажешь, как догадался. Деймон чуть наклоняет голову к плечу, рассматривая ее лицо в поисках мельчайших жестов. В ее королевской, выученной сдержанности всегда мог найти истину. — Он смотрит на тебя так, будто ты — его, — пальцы ладони, все еще держащей сигарету, касаются ее бледного лица, дым оседает в уложенных волосах, когда он убирает с широкого лба те, что падают на него. — Еще не предложил руку, сердце и плащ? — Не посмел бы, — она поджимает губы, отводя взгляд. — Поэтому он мне и нравится. — Харвин Стронг был прост и добродушен. А еще абсолютно безопасен. — Он единственный, с кем я спала, — признаётся в ответ, возвращая к нему взгляд. — Кроме тебя. Играть не получается. Рейнира побеждает его, не прикладывая и малейших усилий. Деймон делает глубокую затяжку, дым оседает в легких едко и горячо, но все равно не вытесняет ее запах. Чем бы он себя не глушил. — Не могу порадовать таким же признанием, принцесса, — он тушит бычок о камень перил и упирается в них руками с обеих сторон от Рейниры, наклоняясь так близко, что Визерис сам ему голову отрубит, если увидит. И, конечно, если сможет поднять топор. Рейнира улыбается, оказываясь в кольце рук — пусть сюда и могут войти в любой момент. Она поднимает голову, чтобы посмотреть на него, нависшего над ней, и понемногу теряет уверенность. Конечно, она не ждала что Деймон всё это время хранил целибат, но и точных цифр ей знать как-то не хочется. Поэтому она не спрашивает. — Давно? — Почти сразу, — отвечает, перед этим на миг задумавшись о том, чтобы соврать. Не решается. — Береги его. Четыре года несгибаемой верности без обещания большего... — Деймон скользит осязаемым взглядом по ее лицу и ключицам. Если Рейнира заставила его прийти сюда, он не откажет себе в удовольствии пользоваться этим моментом. — Да его наградить надо. Знать хочется до скрежета под кожей, как будто ломка. Он наклоняется ниже к ее аккуратному бледному уху. — Думала обо мне? Рейнире отчего-то больно это слышать. — Каждый день, — заверяет, срываясь на крепкие, совсем как в детстве объятия. Она прижимается к его груди, уже не думая о том, что им могут как-то помешать. Здесь, у ее виска, бьётся сердце Деймона, которое никогда не поймёт: ей на самом деле никто кроме него не нужен был. Ни тогда, ни сейчас. И это выбивает из него воздух, дух и всю спесь. Понимание теплом бежит по груди. Таким теплом, что горько становится. Деймон кладет подбородок на ее светлую голову, вжавшуюся в его грудь совсем так же, как годы назад. И, совсем также, как эти годы назад, он обнимает ее за худые плечи, обволакивая теплом и силой, заботой. Какой может. Так обнимал ее после смерти Эйммы, после новой свадьбы Визериса. — А я — о тебе, — признание ложится в белую макушку тяжелым выдохом. Абсолютно честное и самое болезненное на свете. Он наклоняет голову, носом зарываясь в эти валирийские волосы. Она окончательно проваливается в их прошлое, когда она получала эти объятия каждый день, в любом месте, где хотела. Немного завидует той девочке, которая могла себе позволить куда больше, чем она сейчас. Рейнира вдыхает его запах: ртом, как в детстве — чтобы съесть. Скользит ладонями к плечам, перед тем как немного отстраниться. — Я правда рада, что ты здесь. Такой красивый, и, — она поднимает взгляд к его волосам и улыбается, — с очаровательным хвостиком. И отец рад. Деймон отдал бы все, что угодно, чтобы здесь не быть, и все же вот он — на празднестве в честь дня рождения брата, который лишил его стольких вещей, что жизни не хватит сосчитать. Как минимум — те же пакетики, что Рейнира сама отдала ему в руку. Бежать бы не к ней, а от нее. — Будет рад куда менее, если поймает, — он разжимает объятия и разворачивается на пятках, рукой крайне галантно указывая на дверь в зал, за которой играет классическая музыка. Если бы это были другие времена, он бы попросил ее у Визериса, когда понял, что за чувства испытывает — годы назад. Но даже Цитадели уже не скрыть того порока — народ знает, народ презирает эти традиции. — Матрешки решили сделать перерыв на танец, — комментирует Рейнира, благодаря его жесту наконец обратившая внимание на музыку в зале. А затем подтверждает, улыбаясь в кивке. — Папочка будет недоволен. — Твой щенок стоит под дверью, да? Она отлипает от перил, но не собирается пока уходить. — Собираюсь проигнорировать твое грубое замечание, в котором ты снова прав, и выполнить одну из твоих старых просьб. Согласен? — Я многого просил, — теперь уже он облокачивается о перила локтями, окидывая Рейниру еще одним ощутимым взглядом. Черное ей к лицу, как ни крути — как любому Таргариену. Предки что-то знали в стиле, когда выбрали этот цвет своим символом. — Но я не на всё соглашалась, — парирует, поворачиваясь к двери в зал спиной. Рейнира запускает ладони под вырез на бедре, просовывая большие пальцы под резинку нижнего белья. — Может, это сделает твой вечер не таким унылым. И ты не сбежишь раньше времени вместе с моим коксом. Деймон скоро четвертый десяток разменяет, а впечатлен как мальчишка, впервые увидевший женскую грудь. Даже дыхание спирает — она стягивает трусики, цепляя их с пола каблуком, а затем, перехватив их в ладонь, подходит почти вплотную, чтобы спрятать их в карман его брюк. Улыбается, как ребенок, довольный своей выходкой. — Видел бы тебя папочка, — он подцепляет подаренное им же украшение двумя пальцами и тянет Рейниру к себе, зная, что та поддастся, потому что дорожит ожерельем — иначе не надела бы. Смотрит на ее губы, вот-вот коснется их. — Не того Таргариена они порочным называют, — и правда касается — но щеки. Поцелуем семейным и жестоким в своем тепле. Отпускает Рейниру, поправляя подол пиджака, чтобы скрыть за ним выпуклость у кармана — тонкое белье все равно создает подозрительный бугорок. — Найдешь меня в тронном зале в конце вечера. У меня для тебя тоже есть подарок.***
Она находит: она же не дура. Вечер проходит спокойно — почти скучно — если не считать присутствие Деймона как основной повод для разговоров. Несмотря на явное неодобрение характера этих перешёптываний, Рейнира всё же была довольна, что он наконец показался. Он исчез порядком раньше многих гостей. — Ваш дядя вышел в левые двери около десяти минут назад, — сдержано сообщил Харвин, видимо, приметив, что она ищет его глазами. Она всё же дождалась ухода последних гостей: зал уже заполнялся прислугой, когда она наконец отлипла от дальней стены. Харвин тенью прошелся за ней до главного коридора и куда-то пропал на последнем повороте. Тронный зал встретил её непривычной темнотой. Рейнира выглянула из-за двери, пытаясь разглядеть что-то: в высокие окна немного пробивался лунный свет, но этого было недостаточно. Она закрывает за собой дверь, ступив внутрь, но не решается куда-то двигаться, пока глаза не привыкнут к темноте. — Деймон? Рейнира слышит его голос в глубине зала, и только мгновением позже различает и его силуэт. Он сидит на троне, вальяжно вытянув ноги, а в руках держит желто-золотое яйцо, которое достал из-под охраняемого стекла — понимает, вскидывая брови, но ничего не говорит. Визерис даже не удосужился поменять код от сигнализации. То ли не верит в злую волю людей, то ли слишком занят мечтами о большой дружной семье. Она идёт к трону и какое-то немыслимо долгое время звук её каблуков, отдающий эхом к потолку, становится единственным живым в помещении. — Как думаешь, почему вымерли драконы? — Может, перестали рождаться нужные Таргариены, ваша светлость? — Рейнира останавливается у ступеней, обращается к нему как к королю и не решается подойти ближе. Драконью яйцо заманчиво поблескивает в его руках — она никогда не видела его без препятствия в виде стекла, а теперь не может оторвать взгляда. Его губы трогает впечатленная, довольная улыбка. Рейнира умна. Думает его мыслями. — С языка сняла, — он небрежно слегка подкидывает яйцо в руке всего на несколько сантиметров и тут же ловит его, как будто прицениваясь. В зале мало света, но скорлупа сияет в нем, как ничто иное. — Никогда не брал его в руки. Вроде не пластик, — Деймон задумчиво ведет большим пальцем по древнему артефакту и переводит взгляд на Рейниру, стоящую у трона, словно подданная. Её трусики греют карман, напоминая об одном очень важном обстоятельстве происходящего. — Потрогай. Она поднимается, придерживая подол платья, чтобы не споткнуться — его загадочный блеск толкает её вперед, когда она останавливается у трона. Рейнира опускает ладонь на яйцо, прощупывая текстуру. Ощущения необычные — ей почему-то казалось, что оно будет холодным — но оно как-будто едва теплое. — Больше похоже на камень, — делает вывод, а затем поднимает его, подхватив снизу другой рукой. — Тяжелое. — Она рассматривает его, крепко прижимая к себе, чтобы не уронить: в блеске скорлупы как будто что-то мелькает, но это только кажется — Рейнира смаргивает налет таинственности и улыбается. — Мало верится, что из такой крошки мог вылупиться кто-то типа Черного Ужаса. — Может, его яйцо было больше, — Деймон ведет плечами, разглядывая Рейниру, держащую в руках драконье яйцо. Много столетий Таргариены не знали такой чести, и семейная история обратилась в легенду. Историки не находили ни останков драконов, ни кладок, пока его отец не принес это яйцо Неведомый его знает, откуда. Принцесса с ним выглядит... правильно. — Бейлон, твой дед, подарил его мне много лет назад как награду за победу в поединке на мечах. Я его отдал Визерису на хранение, а теперь дарю тебе. Оно твое, — он снова откидывается спиной на жесткую спинку трона, проводит пальцами по холодным подлокотникам, ощущая рельеф тысячелетия назад сплавленных вместе мечей. Еще одно косвенное доказательство существования драконов. — Думаю, тебя оно и ждало. Рейнира крутит яйцо в руках, будто пытаясь высмотреть хоть одну трещинку — глупо. Она хмыкает, переводя взгляд на Деймона. — Милый жест, — Рейнира наклоняется, опуская драконье яйцо — бесценное, возможно, единственное в своем роде. — И неоднозначный. — Подумав, она тоже опускается. Касание колен к полу словно подсказка от неё, жившей тысячу лет назад. Садится у его ног, поднимая глаза. Деймон опускает голову за ней и внимательно смотрит. Сидеть на троне — одно щекочущее нервы удовольствие. Видеть ее в своих ногах — совершенно другое. — И всё таки: что будет, если спустя столько времени вылупится новый дракон? Деймон касается ее подбородка сгибом пальца, чуть приподнимает. — Таргариены воссияют, как в былые времена? Вернётся наездница, что объединит земли дальше Узкого моря? По заветам Эйгона Завоевателя, — он ведёт большим пальцем по ее щеке к виску. — Можно и другие его традиции вернуть. — И сжечь всех несогласных, — заключает мыслью, которую он не высказал, но имел ввиду. Она опускает голову, касаясь щекой его колен, дотрагивается ладонью до твердой кожи ботинка. Валирия подарила своим детям яркие глаза, серебряные волосы и развращенные сердца, готовые на безумства ради своих желаний. — Ты бы пошёл на это? — Величие не принимают как дар, — рука с щеки принцессы скользит к ее волосам, бледным, белее звёзд — последний подарок мертвой Валирии, что Таргариены смогли уберечь, несмотря на смешение крови с чужой. — Его берут, — это все блажь и лепет, возможно, но он все равно будоражит кровь. Деймон наклоняется к ней, снова касается подбородка, поднимая к себе лёгким, но уверенным движением. — И я готов взять свое. Она смотрит на него, на этот раз не отводя взгляда — за его спиной сотни мечей, а в глазах драконье пламя. Сердце пропускает удар, Рейнира уверена: оно знает больше, раз её кровь так отчаянно стремится к его. Она перехватывает его руку, раскрывая, и оставляет поцелуй на ладони. Когда-то Таргариенам поклонялись, как богам. Если их предки были похожи на Деймона хоть в чём-то, она, сидящая перед ним на коленях, точно могла бы это понять. — Знаешь, что? Ты — моя, — напоминает Деймон тихо прямо в ее лицо, когда тянет к себе и тянется самостоятельно, чтобы поймать ее губы в крепкий и чувственный поцелуй. Рейнира отвечает, поднимая ладони к его груди — под левой отдаётся тихое шуршание прибереженного эйфоретика и она на мгновение замирает, отвлекаясь. Его губы всё еще касаются её губ, он склоняется к ней с трона, будто предлагая выбор: Рейнира сжимает пальцы, продавливая ногтями ладонь с внутренней стороны, а затем поднимает к плечам, опираясь на них, пока забирается к нему на колени. Она откидывает волосы с лица и целует его сама, обнимая пальцами лицо. Просидеть так вечность — не самая плохая идея, но рано или поздно воздух заканчивается, заставляя её прервать самый долгий и необходимый поцелуй в жизни. — Если и сидеть на троне, то только так, — она целует его еще раз, на этот раз в подбородок. Маленькая, порочная, покорная и своевольная в равной степени, она, безусловно, сможет возродить драконов, подмять под себя весь мир — что того стоит, если она уже проделала это с ним? — Есть еще как минимум один интересный способ, — Деймон с лукавой улыбкой ведет руками по изгибам ее талии, обтянутой черным платьем, из-за чего то слегка поднимается наверх, скользит ладонями на ее спину, оттуда — на напряженные ягодицы, обволакивая их теплом прикосновения. Какое неуважение к символу власти. Рейнира улыбается в сильную шею, подтягиваясь ближе под его прикосновениями. — Ужас, — она ведет носом по его щеке к виску, где игриво прикусывает ухо. — Ты хочешь трахать меня на отцовском троне? — Шепчет, проскальзывая ладонями вниз, к ремню. — Это аморально, ты просто отвратителен. — Я не хочу, — в ответ на укус он наклоняет голову к шее Рейниры и касается щекотным поцелуем впадинки под мочкой уха, облизывает ее, прекрасно помнящий, как она реагирует на эти касания. — Я оттрахаю тебя на отцовском троне, — ладони, лежащие на круглых ягодицах, крепко сжимают их, чуть разводя в стороны, тянут красивое, но совершенно не нужное сейчас платье наверх, задирая его к поясу. — Деймон, — она растягивает гласные, тут же покрываясь гусиной кожей, и довольно выдыхает, подставляясь под поцелуи. С ремнем справляется быстро, но не вытягивает из петель полностью. Рейнира улыбается, бросая на дядю быстрый взгляд, но тут же торопливо возвращается к его ширинке. Пуговица поддаётся, но замок, не оценивший спешки, застревает. Она дергает язычок, нетерпеливо ёрзая — ничего не выходит. Рейнира недовольно простанывает, предпринимая еще одну попытку, — сделай с этим что-нибудь, черт. Да, конечно. Разве может все быть просто? Деймон неспокойно выдыхает в ее шею, изрядно раззадоренный касаниями в области паха, и отпускает ее потрясающую задницу, потому что ее же потрясающие ручки не справились с молнией. — У тебя с детства страсть к разрушению, — он улыбается в ее тонкие губы, срывая с них быстрый поцелуй, когда, напрягая руки так, что становятся видны жилы, расстегивает ширинку, возможно, вовсе ломая ее. Потом разберется. Может, с виду кажется, что его не волнует ничего, кроме собственного удовольствия, но это только отчасти правда. Удовольствие Рейниры его волнует не меньше, как и ее желания. Он вытаскивает из кармана квадратик презерватива нужного размера — тот, что был у них в пещере, едва налез. У неё сердце, кажется, ребра пробивает, когда он вытаскивает презерватив — она снова забыла, он — вспомнил за неё. — Откроешь? — Рейнира, отрывающая зубами аллюминевую пленку презерватива, кажется, надолго засела в его памяти. Она наклоняется, прикусывает край пленки и аккуратно вытягивает её из его руки, чтобы тут же взять в свою и оторвать четко по линии. Она раскатывает презерватив по члену обеими руками, после чего возвращает их на место — на его плечи. И если бы стояк можно было схватить дважды, он бы его схватил. Она немного приподнимается, но не чтобы сесть на него, как бы ей того не хотелось, — Рейнира только трется, двигаясь вверх-вниз и вызывая в себе забавные не к месту ассоциации с детскими аттракционами. Деймон проводит широким языком по худой шее практически от ключиц до мочки уха, когда она дразнит его. Он ведь тоже это делать умеет. Горячие ладони касаются таких же горячих бедер, задирая спадающее платье, рука скользит под него, большой палец ложится на влажный клитор. — Рейнира, — звучит не жалобно, но просяще под самым ее ухом, мочку которого и прикусывает. Её имя с его языка обычно слетает словно рычание, но только не сейчас. Горячие пальцы под её юбкой — решительный аргумент прислушаться, поэтому она останавливается, тяжело выдыхая. — Сейчас, дядя, — она опускает ладонь вниз и привстаёт, направляя его в себя. Садится достаточно резко и до конца, пропуская неожиданно громкий полу-стон полу-крик, разрушивший тишину зала. Рейнира виновато жмурится, поджимая губы, и снова обнимает его плечи. Она целует его, раздвигая языком губы, начинает медленно двигаться, катаясь на его коленях и почти не выпуская из себя член. Боги, покажите ему что-то более правильное, чем Рейнира верхом на его члене на троне Семи Королевств. Вряд ли получится. Он не стонет, но сдавленно выдыхает, снова ощущая ее теплую узость вокруг себя, гладит пальцем клитор, перекатывая его подушечкой, сгибая и разгибая запястье вместе с движениями ее бедер. Поцелуй выходит глубокий, такой, что разорвать будет надругательством над чем-то божественным. Деймон переносит обе ладони на талию Рейниры, поднимает их к маленькой груди, полностью накрывая теплом, мнет мягко, практически нежно. Она наслаждается каждым моментом. Движением, касанием, выдохом и вдохом, каждой эмоцией, хоть на долю секунды мелькнувшей на его лице. Это так естественно — и вместе с тем каждый раз ощущается, как в последний. — Дядя, — вырывается, когда она отпускает его губы, ускоряя темп. Рейнира поднимается и опускается, всё быстрее и быстрее, пока бедра не начинают гореть от активности, а его касания становятся все ощутимее, пальцы впиваются в круглые ягодицы, рисуют узоры на пояснице, сжимают худые бедра, бока, грудь — Деймон хочет быть везде и сразу, дотронуться до каждого участка желанного тела, от которого смог сбежать телом, но не разумом, раз за разом возвращаясь к воспоминаниям о той единственной ночи. Она касается пальцами его лица, те прыгают по жестким губам, мажут по подбородку, она заводит ладонь за шею, путаясь в его волосах. Задыхается. Боится, что если остановится сейчас, обратно вернуться не выйдет — а она уже так близко. — Убери, — она тянется к своему платью, пытаясь ухватиться за язычок замка: расстегни, порви, сожги, делай, что хочешь. Стоит ей попросить, и ладони скользят по теплой спине вверх, Деймон прижимается к Рейнире грудью, чтобы удобнее ухватиться за края по обе стороны от язычка застежки, но тот не слушается. Ткань рвется под напором его рук, и он обещает купить ей десять новых, выцеловывая, искусывая бледную шею. Когда он снова выпрямляется, одно из лезвий трона рвет его пиджак, рубашку и даже кожу на спине под лопаткой. Столько лет, а еще острые. Обращать внимание на это сейчас он не собирается, разве что шипит в теплую шею. Она вдыхает полной грудью, когда ткань с треском расходится на спине — но не останавливается, пока он сам не подхватывает её под бедра, придерживая в одном положении, и толкается в нее сам, быстро, почти грубо, влажные и глухие звуки эхом отбиваются от стен пустого зала. Они не первые, Деймон уверен. Рейнира сжимается на нём и вокруг него, что есть силы сжимая ладони в кулачки на его груди. Если в нем течет та же кровь, что и в предках, они точно трахались на этом самом месте, как на символе собственной власти и вседозволенности. Это нездоровое желание овладеть ею во всех смыслах сжигает изнутри, заставляя сражаться с собственными мыслями, чего он делать не привык. Он хочет покрыть ее, залить спермой, держать на себе, каждой клеточкой тела ловя послевкусие оргазма — это больные мысли, приходящие в голову любого мужчины на грани пика, когда и телом и разумом управляет член. — Черт, Деймон, — она упирается лбом в его, не выдерживая напряжения, готового, кажется, расплескаться через край. Она сжимает его коленями и тяжело дышит под ощущение подкатывающего оргазма. В голове проскакивает мысль за мгновение "до" и она жмурится, прикусывая до крови собственные губы, чтобы избежать очередного громкого стона. Внутри всё распадается на уже знакомые атомы и она всё же мычит, не сдержавшись. Но Деймон продолжает двигаться и она слабо хлопает его по плечу, отстраняя, — стой, стой, — Рейнира дотрагивается до его лица, пытаясь отдышаться. Рейнира дрожит над ним, и ему надо еще немного, совсем чуть... Деймон останавливается, когда она просит — в то же мгновение, тяжело дышит в ее плечо, все еще закрытое тканью платья. Целует под подбородком влажно и горячо, опаляя кожу горячим выдохом. — Давай в рот. — Хорошо, — он берет ее за подбородок пальцами и ловит во влажный, ласковый поцелуй, шлепает ладонью по неприкрытой тканью ягодице, предлагая встать. Рейнира, отсасывающая ему на Железном Троне. Кажется, он кончит, даже если просто представит это. Она не слишком ловко поднимается, чувствуя, что ноги совсем отказываются слушаться: благо, снова опускается на колени, но уже на свои — перед ним. Стягивает презерватив, который скручивается, обнажая член, кладёт ладони на его бедра и двигается ближе, опускаясь ртом на влажную от смазки головку. Рейнира не крепко обхватывает его ладонью у основания и начинает сосать — быстро, не останавливаясь, берет в рот почти до конца, хрипит, когда головка немного утыкается в горло. Выпускает, несколько раз проводит рукой по всей длине, слизывает с губ слюну и смазку, чувствуя, как он начинает подрагивать в руке. Она снова берет в рот, предварительно пройдясь мягким языком по всей длине. Он отзывается горячей пульсацией во рту — Рейнира закрывает глаза, отвечая на это стоном. Она снова выпускает его изо рта и улыбается, глядя вверх, на Деймона. Он прислоняется плечами к холодной железной спинке, наблюдая Рейниру меж ног у его члена и выплавленные из мечей врагов их семьи подлокотники трона. За спиной девочки — зал, где тысячелетиями лорды и леди склоняли колени перед их величием, а Рейнира сосет его практически голодно. Он запрокидывает голову, шумно, рвано выдыхая через рот, и снова опускает на нее взгляд — это нельзя пропускать. Он изливается в рот горячими, вязкими порциями, с гортанным рыком, эхом проходящим по залу, сжав пальцами сталь трона, и сам выскальзывает из ее влажного рта, вытирая головку о припухшую от поцелуя нижнюю губу. Деймон наклоняется к ней, берет за подбородок, приподнимая к себе, чтобы посмотреть на блестящие от слюны и смазки губы, наблюдать за тем, как она сглатывает его семя. — Очень хорошая племянница, — он ведет пальцем под ее нижней губой и поднимает взгляд выше, к глазам. — Тебя нельзя упрекнуть в нелюбви к семье, — губы Деймона трогает ухмылка, когда он наклоняется вперед и прижимается губами к ее лбу в неуместном трепетном поцелуе. Если он способен испытывать любовь, то это она. — Считаешь себя смешным? — Рейнира закатывает глаза, но всё же улыбается. Она выдыхает, не находя сил подняться. Платье безнадежно разорвано. волосы, наверняка, всклокочены. Хорошо, если тушь не потекла — Подними меня, пожалуйста, с пола. И придумай как мы будем отсюда выбираться. — Сейчас, — это небольшая ложь, потому что сначала Деймон заправляет член в штаны и пытается их застегнуть, но ширинка оказывается безнадежно сломаной. Нельзя сказать, что он не медлит нарочно, разглядывая Рейниру в столь интересном антураже. — Тебе я отдам свой пиджак, а любопытным глазам скажешь, будто замерзла, — он помогает принцессе встать, взяв ее под локти, поднимается на ноги сам, оказываясь в каком-то подобии ее вынужденных объятий. — А я постараюсь пройти через замок с расстегнутой ширинкой и не стать предметом обсуждения на весь грядущий месяц. Может, боги будут милостивы, и мне по пути не попадется леди Аррен, — хорошо, конкретно это была провокация ради провокации, потому что не мог не. Деймон отнимает руку от локтя Рейниры и приглаживает её волосы, выбившиеся из прически. — Могу донести на руках, если ноги не держат. Притворишься пьяной, никто и слова не скажет. — Ну нет, — она сбивает его ладонь, трогающую её волосы, и, отвернувшись возмущенно поправляет их сама. — Ты пойдёшь со мной. Рейнира заканчивает с волосами и вновь смотрит на него — издевающегося. — Там явно уже не так много людей, а если на кого наткнемся — можешь распугать их своими дурацкими шуточками. — Она улыбается, довольная своей шпилькой, а потом прислоняется к его груди, заглядывая в глаза. — Я хочу, чтобы ты остался у меня. Идея плохая, с какой стороны не посмотри. Деймон наклоняет голову, вжимая в грудь подбородок, касается губами лба принцессы, а носом — линии роста волос, думая над ее словами. Просьбой. Приказом? Помимо того, что утром уйти из замка будет сложнее и опаснее, чем сейчас, это — ночь в одной постели, — новая плоскость их нездоровых взаимоотношений. Впрочем, десять минут назад он пообещал ей свою верность в решении сжечь дотла всех противников, а это, кажется, куда более серьезный шаг. — А утром из окна буду прыгать? — он усмехается на выдохе, зная, что уже согласился. — Избалованная принцесса. Деймон скользит пальцами по ее локтю к запястью, а оттуда — к ладони, чтобы обнять своей. — Это для тебя проблема? — Рейнира улыбается, заведомо зная, что он все равно сдастся. — Уйдёшь через проход в стене. Или спустишься с балкона. Или станешь монстром под моей кроватью. — Она задумчиво гладит его грудь свободной рукой. — К тому же на посту сейчас Харвин, а он точно ни… — Она останавливается, вдруг улыбнувшись и снова вскинув на него взгляд. — Кстати, о нем. Не хотелось бы опускаться до шантажа, но ты сам сказал сегодня, что он достоин награды. Так что кто знает, если ты отпустишь меня одну я ведь могу и бросить кость своему щенку. Ее попытки заставить его ревновать кажутся Деймону по меньшей мере очаровательными. Но ей он того не скажет, разрешая радоваться своей победе, когда целует в макушку, вдыхает запах волос и, отпустив ее руку, снимает с себя черный пиджак и помогает Рейнире его надеть, чтобы скрыть разрушенное на спине платье. — Значит, придется стать монстром под кроватью. Что с яйцом будешь делать? — Возьму с собой, чтобы тебе не было скучно под моей кроватью, — она смеётся, довольная, что он всё же идет вместе с ней, а затем делает пару шагов, подбирая его с пола. — Теперь это мой ребенок. И спать он будет со мной. Она снова гладит скорлупу, не поспевая за бликами в ней, и прижимает яйцо к себе. — Еще помнишь дорогу до моих спален? Помнит ли он, как шел по темным коридорам в ее комнаты четыре года назад, абсолютно трезво намереваясь совершить нечто непотребное? Ещё как. — И в темноте найду, — Деймон берет ее за свободную руку, коснувшись мизинцем мизинца в каком-то юношеском жесте, и вместе с Рейнирой покидает тронный зал. Яркость коридоров первые мгновения слепит глаза. Рейнира уже открывает дверь в спальни, когда замечает, что Деймон не шевелится: она выглядывает обратно, чтобы глянуть, что его так задержало, и выдыхает. У дверей в спальни принцессы, действительно, верным псом стоит Харвин, и Деймон останавливается тоже, чтобы словить его взгляд. Смотрит испытующе, долго, не потому, что хочет напугать. Ему интересно. Что Рейнира нашла в нем? Что он сделает, глядя на то, как его принцесса ведёт к себе другого мужчину? — Спокойной ночи, Харвин, — она смотрит на Стронга, который не отрывает глаз от невидимой точки в стене перед собой, как и полагается королевской страже. — Доброй ночи, принцесса, — сдавленно отвечает, все так же не отводя взгляда. Рейнира перехватывает Деймона за руку, теперь полностью вкладывая ладонь в его, и затягивает его, наконец, в комнату, где в первую очередь кладёт яйцо на подушку у камина. — Ну и чего ты там стоял? — всё же решает уточнить, недовольно стягивая с себя его пиджак.