Сказание о красной ниточке.

      Уже наступил вечер, когда Се Лянь, обернувшись русалом, приплыл домой от дядюшки Бао. Прошло три месяца с тех пор, как Хуа Чен вернулся. За это время многое изменилось. Се Ляню хотелось тихой, спокойной жизни со своим человеком. Где-нибудь, где могли бы быть лишь они двое, место, где не нужно скрываться от лишних глаз и чувствовать полную свободу. И такое место действительно нашлось — небольшой, но красивый остров, не занятый ни кем, кроме них. С помощью особого заклинания Хуа Чену удалось установить барьер, который скрывал остров, создавая на его месте иллюзию пустоты. Как будто острова и вовсе нет, если поглядеть со стороны. Это место и стало их новым домом, который они вместе и построили. Се Лянь, конечно, мог доплыть до дядюшки Бао и на лодке, однако теперь в этом не было никакой необходимости. Со временем превращения в русала стали менее болезненными. В итоге боль стала терпимой, и Се Лянь научился защищать себя от крупных хищников самостоятельно. Хуа Чен, конечно, часто беспокоится, когда его гэгэ уплывает по долгу в одиночку. Но никогда не давит на Се Ляня по этому поводу.       Взобравшись на деревянный мостик, который служил местом для быстрого доступа в море, Се Лянь лег на спину и закрыл глаза. Нужно было немного передохнуть. Потом, когда хвост превратился обратно в две ноги, юноша небрежно накинул халат на плечи, волосы оставив распущенными, чтобы высохли.       — Гэгэ, уже вернулся? Когда Се Лянь вошел в дом, в нос ударил запах жареного. Показалось, это была свежеприготовленная рыба. Оглянувшись, Се Лянь мигом узнал юношу в красном. Кто же это мог быть, если не Хуа Чен. — Ага, только что. Сань Лан, ты разве не обещал, что как только я вернусь, ты будешь прилежно заниматься. И что в итоге я вижу? Голос Се Ляня звучал так, будто мудрый учитель ругает своего глупого ученика за непослушание. А сам ученик только и рад получать тумаки и выслушивать замечания. — Глупый ученик ослушался своего прекрасного учителя. Можно ли его простить на этот раз? Как только Хуа Чен оказался рядом, то сразу же раскрыл руки для объятий. Се Лянь конечно же, обнял в ответ. — Нет, придется искупить свою вину. Подняв бровь и хитро улыбнувшись, Хуа Чен игривым тоном прошептал. — Оу, мой дорогой учитель, на этот раз можно не так жестоко как в прошлый? Бесстыдные слова юноши так и возжигали в сердце Се Ляня пожар. Если этот огонь не потушить, страшно представить, как далеко он может распространиться. Не сказав ничего в ответ, Се Лянь не сильно оттолкнул от себя юношу. Тот, уже зная, что будет дальше, приземлился на стол с письменными принадлежностями. Ах да, пока его гэгэ не было дома, Хуа Чен пообещал прилежно заниматься каллиграфией. Однако что-то пошло не по плану. Был уже вечер, и Хуа Чен, также как и Се Лянь, надел длинный тонкий халат. И по завершении распустил свои длинные чёрные волосы. В таком домашнем виде он был еще красивее. Ну, правда, у Се Ляня скоро глаза будут болеть от его красоты, тем более от этих разноцветных глаз. Когда он вот так, с раскрытыми руками, растрёпанными волосами и чуть приоткрытой спиной, лежит на письменном столе, не возжелать его просто невозможно. — Гэгэ, если так продолжим, то и сегодня я ничему не научусь. Се Лянь тихо усмехнувшись, прошептал. — Ты и без этого не особо спешишь учиться, велика ли разница. После чего, Се Лянь обхватив уже пылающее от нетерпения лицо Хуа Чена, утянул того в поцелуй. Страстный, полный нетерпения и жгущего желания поцелуй. Протянув руки, Хуа Чен прижал к себе юношу еще сильнее чем прежде. Тот так и охнул когда провалился языком в чужой рот, тем самым углубляя поцелуй. Не отрываясь от сладких губ, Се Лянь схватившись за рукава красного халата резко потянул вниз. Плечи молодого парня под ним оголились и сразу же оказались сжаты сильными руками. Прервав поцелуй, Се Лянь со всей страстью принялся целовать шею, опускаясь на ключицы. Одной рукой спускаясь по телу вниз, юноша добрался до бедер и без прелюдий задрал полы алых одежд. — Ах… Не сдерживаясь, охнул Хуа Чен когда горячая ладонь нагло пробралась под подол его халата. Сжав в руке одно из самых опасных орудий его возлюбленного, Се Лянь принялся медленно водить рукой вверх вниз. Тогда, уже не выдержал Хуа Чен и протянув руки, схватил Се Ляня за затылок прижав к своим губам. Когда юноша в белом одеянии увеличил темп, Хуа Чену уже не хватало воздуха. Он явно задыхался. Хотелось прервать поцелуй и откинув голову, вдохнуть полной грудью. Однако задуманное так и не произошло. Словно-бы прочитав его мысли, Се Лянь только сильнее увеличил скорость, и еще крепче прижал Хуа Чена к своим губам. Тот не смел противиться желаниям своего гэгэ. Его лицо так и воспылало от накатывающих волн, неистового жара. Когда сладкие муки подошли к концу, Хуа Чен тяжело дыша, заключил «виновника» в свои объятья. Се Лянь уложив голову на груди, расслабился и прикрыл глаза. Спустя пару минут лежания на письменном столе, в объятиях друг друга, Се Лянь вздохнув негромко заключил. — Хм, какой это уже по счету раз, когда мы не можем сесть спокойно и просто заняться важным делом? Речь шла о занятиях Хуа Чена. Иероглифы, может, он и знал, а вот с каллиграфией дела были плохи. Если не ужасны. Почти каждый раз, когда Се Лянь приходил посмотреть, сколько же уже написал его русал, все заканчивалось одним и тем же. Конечно, в этом они были равны. Хуа Чен, однако, был тем еще шалуном, и спокойно сесть за перо никак не получалось. — Гэгэ, у меня есть прекрасная идея как заставить себя учиться. Хе-хе. Смешок в конце, немного озадачил Се Ляня, вынырнув из объятий, юноша сел и вопросительно взглянул на поднявшегося вслед за ним Хуа Чена. — И в чем же заключается идея? Вместо ответа, юноша в красном сжав Се Ляня за плечи резко уложил на стол. Перед этим конечно не забыв подставить ладонь под затылок чтобы не ушибся. Се Лянь чуя что-то подозрительное, захлопал ресницами, тут же нахмурив брови. — Сань Лан, неужели снова… Не успел Се Лянь договорить, как его халат на груди оказался мигом распахнут. Виду открылась белоснежная грудь и широкие плечи юноши. Улыбнувшись, Хуа Чен потянулся за кистью для каллиграфии и тушью. Теперь же, сверху на его бедрах восседал Хуа Чен держа в одной руке тушь и кисть в другой. Се Лянь все также вопросительно смотрел на него, дожидаясь объяснений. — Гэгэ, стань сегодня моим полотном и обещаю, я постараюсь из-за всех сил написать красивые строки. Щеки Се Ляня слегка порозовели стоило услышать объяснение. Теперь-то стало понятно, зачем с него стянули одежду. Вот что задумал этот негодник. — Ох, вот как-улыбнулся Се Лянь повернув голову в сторону. Так он выглядел еще соблазнительнее. Также, буквально мгновение назад, перед ним лежал и Хуа Чен. Когда Хуа Чен наклонился и приступил к делу слегка коснувшись кончиком кисти оголенной груди, Се Лянь вздрогнул. Это был только первый иероглиф, а юноша, что стал листом белоснежной бумаги уже не знал куда себя деть. Было щекотно и еще до дрожи приятно. Последовала первая строка. «Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись» Пока одна рука была занята каллиграфией, вторая медленно опускалась по телу вниз. Когда первая строка была выведена, ладонь оказалась на опасно близком расстоянии в районе бедер юноши. Отвернувшись и прикрыв лицо рукой, Се Лянь глубоко вздохнул. — Сань Лан… — Мм? — Не безобразничай, ты обещал. Слова гэгэ — закон. Хуа Чен неохотно, но убрал руку от чужих бедер и продолжил выводить строки на груди своего человека. Это была вторая строка неизвестного стихотворения. «Не интересна мне их красота» Пока Хуа Чен выводил строки, рука так и дрожала, в глазах же так и пылал огонь. Однако, он не мог позволить себе большего, пока стихотворение не будет дописано. «Подмогой в том мне сила духа лишь на половину» Щекотно, была правда слишком щекотно. Эта дрожь в теле только увеличивалась с каждым написанным словом. «А остальное — ты, любовь моя.» На последней строке когда кисть уже остановилась, Се Лянь вдохнул глубже обычного и убрал руку с красного от жара лица. Не успел он открыть глаз, как его руки оказались сжаты в других, чуть более холодных ладонях. — Гэгэ, пойдем к зеркалу. Встав, Хуа Чен потянул лежащего Се Ляня на себя. Тот, от неожиданности, не удержался и подался вперед, но тут же оказался пойман в объятия. Когда они подошли к зеркалу, Хуа Чен встав позади, обхватил юношу, что стоял спереди за талию. Оба обратили взгляд на зеркало. — Сань Лан, это стихотворение… Конечно, почерк стал только хуже. Возможно, от того, как Се Лянь вздрагивал, когда кисть водила по его груди, ничего не изменилось. Почерк был все тот же — кривой, косой и неровный. Но это уже было неважно. Куда большее значение имели написанные строки и смысл, заложенный в них. Эта ночь была куда более беспокойной, чем прежде. Два до безумия влюбленных сердца воссоединились в одно, слившись душой и телом. И все для того, чтобы никогда больше не расстаться.