Праймс

      — Праймс! — крикнул Чонгук, быстро выпутываясь из чужой хватки.       Тэхен закатил глаза, хотя нехотя и отступил в сторону от Чона на шаг.       — Ты обещал этим не злоупотреблять!       — Ничего я тебе не обещал!       — Мы еще даже толком не начали!       — Ты обслюнявил мою шею!       — Но тебе ведь понравилось!       — Нет! — соврал Чон, быстро касаясь пальцами шеи и стирая чужие следы. — И вообще, знаешь, я передумал!       Чонгук схватился за ручку входной двери, но застыл, когда услышал сзади небрежно-презрительное:       — Трус.       Чон рвано выдохнул, с шумом выпуская через ноздри воздух, а после стиснул зубы — настолько сильно, что они предупредительно скрипнули, и медленно повернулся. Ким Тэхен способен вывести из себя и святого. А Чонгук святым не был.       — Что ты сказал? — с тихой угрозой переспросил он.       — Кролик-трусишка, — насмешливо произнес Тэ, ничуть не испугавшись предупреждения, красными лампочками мигавшего в зрачках его визави. — Боишься посмотреть правде в глаза. И постоянно сбегаешь. С первой нашей встречи убегаешь практически после каждого разговора. Меня уже конкретно подзаебало наблюдать твой поспешно удаляющийся затылок. Я начинаю подозревать, что ты меня... Как бы это помягче сказать... — он хмыкнул. — Боишься. Или же что ты — трус. Ну, или и то, и другое.       — Бояться типа в красной кожаной куртке? — Чон фыркнул. — Тоже мне, бунтарь без причины. Ты много на себя берешь.              Но Тэхен ничуть не смутился подобной насмешке.       — Может, ты и не боишься, что я тебя побью. Но боишься, — он ухмыльнулся, — что я тебя соблазню. И тебе это понравится. И захочется еще. Еще и еще. Бесконечно.       — Бесконечно мне может хотеться только того, чтобы ты заткнулся. Мне кажется, я тебе говорил это раз двести. Но так и быть, скажу еще: ты мне не нравишься. И ты меня раздражаешь.       Тэ кивнул.       — Конечно. Именно поэтому свой пятничный вечер ты проводишь в чужой квартире хер знает где и со мной.       И прежде чем Чонгук успел выдать что-то еще более язвительное, он добавил:       — Я заказал нам ужин. А у хеннима должен быть хорошо упакованный бар. Мы оба застряли сейчас здесь. Ну, так что?       И очень в тему в этот момент послышалась резкая трель звонка домофона.       — Доставка, — сообщил Тэ хмурому Чонгуку, подходя к двери, чтобы впустить курьера.       Тэхен особо не был в курсе кулинарных предпочтений их выгульщика, поэтому взял то, что способно понравиться практически каждому — два вида пиццы (сытную баварскую с охотничьими колбасками и четыре сыра с вкуснейшим соусом Бешамель), несколько упакованных в мелкую тару закусок и мороженое с шоколадной крошкой.       А из реально отлично загруженного бара Сокджина достал сразу несколько бутылок — какой-то ягодный ликер, красное вино и ви́ски.       Они разместились в гостиной, почти молча поглощая пищу, подливая друг другу огненный ви́ски и переговариваясь практически ни о чем.       — Это неестественно, — неожиданно произнес Чонгук, и так как до этого они ничего такого не обсуждали, то Тэ, слегка удивившись, уточнил:       — Что именно неестественно?       — Пихать член в задний проход. Я гуглил, — нехотя добавил он.       Тэхен забросил в рот оливку, которую выковырял из баварской пиццы, и поинтересовался:              — Ты занимался когда-нибудь анальным сексом с девушкой?       — Ну.       — Что "ну"? Нахуя ты это делал? Это же неестественно. И секс, наверняка, был во время ее месячных. Нет? — Чон промолчал, и Тэ хмыкнул. — Это, между прочим, тоже "неестественно".       — У девушек вагина хотя бы предназначена для этого, — проворчал Чон, беря еще один (последний) кусок сырной пиццы. Вкусная, зараза.       Так странно, но за всё то время, что он живет в Сеуле, Чонгук впервые ужинал не один.       — Тогда зачем мужчинам дана напичканная нервными окончаниями простата? — резонно заметил Тэ. — Мне кажется, природа более сложная и изобретательная, чем многие хомо сапиенсы привыкли думать. И не забывай о таком крутом понятии как "эволюция". Развитие и качественное изменение — двигатель всего. Ну, типа, когда-то у нас были хвосты, а теперь вместо хвоста — копчик. Так что... Изначально природа создала вариант попроще. Потом она немного поразмышляла, пораскинула мозгами, покумекала и четко осознала, что ее размах как-то уж слишком мелковат. Чересчур много рамок. А это нереально скучно. Вот она и расширила свои же возможности, — на лице Тэхена промелькнула озорная ухмылка. — И создала меня.       И Чонгук тоже не сумел сдержаться, растянув свои губы в улыбке. Он прекрасно догадывался, что Ким Тэхен нравится буквально всем. Он легкий, веселый, смешной, забавный и нереально красивый.       — Как ты осознал что ты... Ну...       Чон замолчал, и Тэхен после продолжительной паузы всё же сжалился, увидев его неловкость и продолжив за него:       — Гей? Любитель аппетитных упругих булочек? — он развратно подмигнул Чону и тот едва не покраснел от настолько явного намека — буквально полчаса назад массивный болт Кима по-хозяйски упирался в задницу Чонгука. — Сначала, конечно, не знал. Дрочил, как и все, на всяких красоток. И не догадывался, что может и должно быть по-другому. А однажды как-то втихаря перебирал коллекцию порнухи хена на его компе. А там, кроме всех прочих, были и видео с мальчиками. В общем... Включил для интереса. Сначала думал: что это за хрень?? Но продолжал смотреть. А потом меня как накрыло... Башню сорвало напрочь. Так яростно в своей жизни я еще не дрочил. Чуть из своего члена огонь не высек, — Тэ усмехнулся, но Чонгук не улыбался. Потому что это было именно тем, что случилось с ним ночью в душе общаги после просмотра видео, на котором Тэхен сидел на хрене своего омерзительного бывшего. И вроде видно было, что это охуеть насколько не девушка, и возбуждение в виде набухшего эрегированного члена Кима было налицо, но... Чонгук хотел, чтобы Тэхен сидел на нем, кончал от его члена внутри себя и надеялся еще хотя бы раз увидеть это бесконечно мечтательное выражение на его лице. — После этого порнуху с натуралами ни разу не включал. Вернее, включал, но себя уже не ласкал. Не вставляло, да и интересно больше не было... Мы все разные, Чонгук, — последнее предложение Тэхен произнес серьезно, и Чону эта серьезность тоже передалась. В конце концов, Ким Тэхен настолько редко демонстрировал свою глубокую и рассудительную сторону, что за этим обязательно что-то скрывалось. Как тогда, когда он убеждал его не относиться к Намджуну с предубеждением. — И мы созданы не под копирку. Есть только приблизительный эскиз, а дальше у каждого уже свой рисунок получается.       Возможно Тэхену легко было о таком говорить, потому что он давно своими извилистыми тропами этот путь прошел. Но всё, что у Чонгука сейчас было в голове — это отборнейшая и абсолютно безвкусная каша.       — Я это уже говорил тебе в выручай-комнате, — продолжил Тэ, внимательнейшим образом наблюдая за каждой мелькнувшей на лице Чона эмоцией, — но с подобным лучше разобраться как можно раньше. Чтобы не похерить свою жизнь. И не поиметь в дальнейшем свою душу. Я дам тебе возможность получить ответ на один очень важный вопрос. Кто ты.       После этих слов Кима Чонгук помрачнел еще сильнее.       Он не знал, кто он. С недавнего времени весь его мир перевернулся с ног на голову. И сам он теперь тоже живет будто вверх тормашками. Ему пришлось выбирать. И Чонгук не знал, правильный ли выбор он сделал. Аспирант Юнги был прав: бывают ситуации, когда правильного выбора попросту не существует. Есть просто выбор между одним дерьмом и другим. Между одной правильной вещью и другой правильной. Между одним долгом и другим.       — Так что вот мое предложение, — Тэхен, заметив сумрачное состояние Чона, подлил ему еще ви́ски и отдал свой нетронутый кусок сырной пиццы, переложив на его тарелку. — Срок — до конца семестра. Я покажу тебе настоящий секс и настоящее удовольствие, а не то недоразумение, которым занимаются натуралы. И после окончания семестра ты мне скажешь: убедил я тебя или нет. Ну, что думаешь?       Чонгук думал, что в это дерьмо вмешиваться не стоит. По-хорошему ему надо распрощаться с Тэхеном здесь и сейчас, оставить работу выгульщика доберов и взять пару смен официантом в одном из общепитов Ёнсе. Учиться усиленно надо, потому что естественные науки — это охереть насколько сложно. И постараться исправить все свои проёбы. Стать геем — это совершить еще один нереально огромный проёб, который по своим масштабам перечеркнет все предыдущие.       Поэтому да, ему надо подняться со своего места и распрощаться с Ким Тэхеном. А не медленно кивнуть, проговорив:       — Ну... Тогда давай... попробуем. Только если обманешь меня!.. — Чонгук не договорил, но взглядом дал понять, что шуток с такими важными вещами он не допустит.       Тэхен довольно хмыкнул, будто и не сомневался в решении Чона, после чего залез в правый карман своих кожаных брюк, достал две игральные кости и бросил их на стол. В ответ на недоуменный взгляд Чонгука, из левого кармана достал еще два кубика и снова кинул их на стол, и они разбежались и спрятались между блюдцами с закусками. После чего из нагрудного кармана достал еще одну кость, любовно чмокнул ее и тоже бросил на стол.       — Что это? — с явным неудовольствием поинтересовался Чонгук. Он постоянно ждал от Кима какого-то подвоха (и справедливо ждал!)       — Игральные эротические кости, — с готовностью пояснил Тэ. — Пять кубиков с шестью и двенадцатью гранями. Первые два кубика: Место + Поза. Следующие два: Действие + Часть тела. Ну и последний, пятый кубик — Желание. Бросать их можно в любой комбинации и в любом количестве. Главное — обязательно исполнять то, что там указано.       — Праймс.       Тэхен недовольно зыркнул на него.       — Что опять не так?       — Я только напоминаю, что у меня есть право вето. Если мне не понравится то, что я должен буду сделать, я им воспользуюсь.       — Слушай, а давай ты не будешь играть в недотрогу! Отныне у тебя есть только три права вето! Так что, мой милый выгульщик, используй их с умом.       Чон насупился, но всё же не возразил. Его заколебало, что Тэхен так просто кидался словами вроде "трус". Чонгук не боялся. Чонгук опасался. А это всё же разные вещи.       Тэ кивнул на кубики.       — Бросай.       Чонгук хмыкнул, помедлил, еще раз хмыкнул и, как бы сомневаясь (но ни хрена не сомневаясь!) и не отрывая своих глаз от смеющихся зрачков Кима, он, чтобы не брать кубики с нарисованными трахающимися телами, взял кубик с желаниями и бросил его на стол.       Они оба одновременно склонились над столом, чтобы прочитать выбитое на одной из граней игривым курсивом:       "Нежные поцелуи"       Тэ поднял правую бровь.       — Хорошее начало, — он довольно кивнул. — Начинай.       — Что начинать? — не понял Чонгук.       — Начинай нежно меня целовать.       И пока Чон охеревшим взглядом таращился на него, Тэхен довольно мило улыбался в ответ. Затем развел руки, как бы приглашая исполнить указанное на игральной кости действие.       Они стояли почти рядом, и Чонгук, стиснув зубы, потянулся вперед и быстро чмокнул его в губы.       — Ты же шутишь?.. — возмутился Тэ. — Давай, нормально нежно целуй!       — Это и был нормальный нежный поцелуй! — проворчал Чон, ощущая жуткую нервозность. — Теперь ты бросай.       Тэхен прищурился и некоторое время разглядывал Чонгука, демонстрирующего в этот момент абсолютную невозмутимость.       — Будешь должен, — в конце концов, сдался он. — Или заберу одну из трех твоих возможностей наложить вето. И ты вряд ли захочешь использовать его на подобную мелочь. Впереди, — он хмыкнул, — еще много всего гораздо более увлекательного.       Тэ выловил со стола первые три попавшихся на глаза кубика и, продолжая ухмыляться, с легкой ленцой бросил их на стол.       И Тэхен, и Чонгук, тут же с интересом прочитали на первых двух:       "Ласкай"       "У стены"       Третья же игральная кость после небрежного броска Кима плюхнулась в широкий низкий бокал Чонгука, наполненный дорогим выдержанным ви́ски Сокджина.       Поспешив заглянув в него они увидели:              "Попку"       Тэхен выпрямился, даже не пытаясь скрыть свою широченную ухмылку. Он был любимчиком фортуны, что в очередной раз и было доказано.       Видимо, мать ее карма или что там движет этим вертящимся шаром, на котором они все застряли, жаждала продолжения зрелища. Она и попкорном запаслась, и кресло-качалку притащила, а тут такой облом.       Так что Тэхен, совершенно не смущаясь, взял бокал Чонгука и сделал глоток крепкого напитка, захватив в рот и плавающий там развратный кубик. После чего, обсосав его со всех сторон, медленно вытащил, с удовольствием чмокнул теперь уже его любимую игральную кость, и кивком головы указал Чону на стену.       А Чонгук смотрел на все его действия расширившимися глазами.       Не от смущения, не от злости, не от отторжения всего происходящего.       А потому, что ощутил сильную волну возбуждения, пробежавшуюся по его телу после этого: "Ласкай у стены... попку". После того, как Тэхен, не отводя своего порочного взгляда от его застывших в тщетно скрываемом предвкушении зрачков, обсосал этот блядский кубик, поласкав его напоследок розовым кончиком этого абсолютно бесстыжего языка. После того, как властно кивнул на стену.       Чонгук медленно, словно во сне, как будто не он руководил своим телом и своей волей, поднялся и подошел к стене в гостиной, и там в нерешительности застыл.       Он так и стоял и смотрел на Тэхена, пока в глазах Кима разжигалось адское испепеляющее нахрен всё живое пламя.       Если Чонгук будет настолько покорно и добровольно следовать его желаниям, он кончит только от одной мысли об этом и только лишь наблюдая за ним. А если при этом Тэхен еще и притронется к нему — точно сдохнет от передоза эмоций.       А Чон стоял и прямо, почти без смущения смотрел на Тэ, ожидая его дальнейших действий.       Тэхен с силой куснул себя за нижнюю губу, чтобы приструнить рвавшееся изнутри сжигающее всё под самый корень желание. Он хотел этого строптивого кролика с их первой встречи. Поэтому и доставал его.       Тэ, так же не спеша, поднялся со своего места, подошел к Чонгуку вплотную и, не разрывая их поединка взглядов, проделал это еще раз — резко развернул Чона к себе спиной, прислонив щекой к стене.       И Чонгук позволил ему это сделать.       Тэхен сглотнул, потому что покорность Чона сбивала, сшибала с ног покруче ви́ски, который они сегодня пили, похлеще самого термоядерного шота.       Он зажмурился, чтобы затем медленно провести руками по бокам Чонгука, залезть пальцами под его футболку и легонько ущипнуть.       Кожа у Чонгука гладкая, горячая и подрагивает, когда Тэхен ее касается.       Он продолжал мягко оглаживать бока, изредка пробираясь к хорошо подкачанному прессу (и Чон, ощущавший каждое такое касание тысячью горячих игл, простреливающих у него внизу живота и между крепко сведенных ног, хотел сказать, что это вне правил, заявленных игральной костью, но промолчал). А когда Тэ вытащил свои руки из-под его футболки, то вообще едва не попросил вернуть их обратно. Возможно, ему было легче смириться со всем тем, что сейчас происходило, потому что он ничего не видел, только ощущал. И мог не прятать свои эмоции — его полураскрытые в беззвучном стоне губы и расширенные от возбуждения зрачки видела только абсолютно безмолвная стена.       А Тэ, между тем, уложил свои большие ладони на оба его округлых и твердых полупопия и с силой их сжал.       "Их бы обнажить и искусать", — промелькнуло в его голове. Но он отогнал от себя эту шальную мысль. Не потому, что она ему не понравилась, а потому, что всему свое время.       То, как напрягся при этом Чонгук, только еще больше распалило Тэхена, и он принялся мять ягодицы, щипать их, проскальзывая пальцами между этими упругими булочками и касаясь напрягшегося члена и мошонки. И лившееся из уст Чона прерывистое и загустевшее дыхание было лучшей и самой возвышенной музыкой для меломана Тэ.       Поэтому, недолго думая, он притянул Чонгука за пояс к себе ближе, пока его шаловливые пальцы расстегивали замок на чужих джинсах. Рывком стянул к щиколоткам штаны и трусы Чона, и легкая попытка помешать ему в этом не стоила ничего — Чонгук, если бы хотел, оттолкнул бы его, избил, выпотрошил из него душу. Но он не хотел. И Тэ это отлично понимал. Так что эта робкая и жалкая потуга воспротивиться даже не учлась Тэхеном как что-то стоящее внимания.       А Чонгук, ощутив прохладу воздуха на своей обнаженной коже, едва бесконечно развратно не застонал. Всё внутри него орало, чтобы он ни в коем случае не показывал Киму, насколько это заводит его, в какой степени каждое, даже самое легкое касание, ощущается, как будто тот ему уже неистово дрочит, а не просто трогает и гладит.       Тэхен вновь накрыл своими ладонями подрагивающие ягодицы, ощущая чистейший, без каких-либо примесей кайф, касаясь голого зада Чонгука. Мать его, кто же создал эту красоту?? Округлые и твердые, а когда мнешь — так и пружинятся. А какие же красные следы на молочном белом остаются, после того, как ущипнуть! И вновь захотелось укусить, но Тэхен сдержался. Но не от того, чтобы не сделать увесистый шлепок по правой полупопке. И когда Чонгук на это действие напрягся и всхлипнул в стену, но не отстранился и ничего не сделал, Тэхен с силой шлепнул и по левой. Облизал пересохшие губы, жадно наблюдая за расцветающими яркими и соблазнительными алыми цветами на местах шлепков.       Чонгук, оттопырив свою задницу, дышал глубже и порывистее, всё еще возбраняя себе стонать, пока Тэ, продолжив касаться его кожи, скользил ладонью по внутренней стороне бедра, всё увереннее лаская и раздразнивая. Пробежался кончиками пальцев по шовчику, соединяющему анус и мошонку, уверенно и настойчиво поглаживая там, но оставляя, тем не менее, ствол Чона без внимания.       — У тебя охуенная жопа, — шепнул он ему на ухо. — Кости знали, что предложить. Зашли, так сказать, с козырей.       Чонгук лишь прерывисто вздохнул, потому что то, что должно было его возмутить и возможно даже, что разозлить и оскорбить, завело еще больше, терпким сиропом уверенно пройдясь по его поплывшим от желания мозгам. Он беспрестанно касался своим членом стены и от этого незначительного, практически невесомого трения от ощущений сходил с ума.       И следующее, что Ким сделал — это тихонько вжикнул молнией на своих штанах, достал давно уже налитый кровью и тяжелый от возбуждения член. Пришлось в очередной раз до крови прикусить губу, чтобы сдержать себя, и всего лишь провести влажной от истекающей соком головки между ягодицами Чона, не сделав ничего более.       Еще и еще раз. Он дышал так же тяжело, как и Чонгук.       Чон дернулся.       — Что ты... Чем ты?..       Тэхен не ответил, сглотнул и раздвинул ягодицы, проведя головкой по панически сжатой дырке. Осторожно, на пробу, трогал анус, наслаждаясь тем, как этот вход в рай сжимается и разжимается, тяжело пульсируя, ничего еще не понимая, но уже нуждаясь в заполненности. Он пачкал его своим членом, уже не скрываясь и плотно касаясь входа и даже имитируя вхождение и толчки.       В какой-то момент Чонгук подался своим задом на ствол Тэ, прогибаясь в спине и слегка покачивая бедрами. И честно — тяжело было в этот момент не наплевать на всё и не трахнуть эту оттопыренную попку.       Тэхен продолжал имитировать вхождение, и очень скоро Чонгук сильно задрожал, его бедра непроизвольно дернулись, живот поджался, он всхлипнул, зажмурился и обессиленно прижался лбом к стене. Его глаза жгло от влаги, прочно скопившейся в них и требующей выхода. Тяжело дышал и не понимал, какого хера, даже не допуская для себя права позорно при этом заскулить.       А Тэхен, между тем, обжигая своим горячим дыханием, прошептал ему на ухо:       — Ты кончил, даже не касаясь себя, потому что другой парень дразнил твой анус и почти запихнул в него свой член. Ты всё еще считаешь, что ты — не гей? И если позволишь...       Он несколько раз провел своим возбуждением между ягодицами Чона, продолжая раззадоривать собой эту сладкую дырку, после чего, быстро надрачивая свой член, спустил на всё еще подрагивающую после незапланированного оргазма задницу Чонгука, пачкая ее своей спермой.       Когда Чон, в конце концов, нашел в себе силы и повернулся к Тэхену лицом, его глаза были мутными и поплывшими. В то время как в зрачках Тэ всё еще плескалось никуда не девшееся возбуждение.       — Кубик сказал, что только ласкать... — пробормотал Чонгук.       — Так я и ласкал! — почти возмутился Тэхен. — Своим членом.       — Я обкончал твою стену.       — Всё норм. Это стена Сокджина, — Тэ ухмыльнулся. — А мы ему не скажем.       После того, как они приняли душ (по отдельности, хотя Тэхен и предлагал сэкономить Джину счет за горячую воду), переодевшись в домашнюю одежду Сокджина, Тэ предложил своему гостю побаловаться игрой в Playstation, протянув удивленному Чонгуку игровую консоль.       Чон, хоть и окинул Тэхена пристальным и задумчивым взглядом, консоль принял.       А Тэ хмыкнул.              — Это один из несомненных плюсов встречаться с парнем.       Чонгук немного неуверенно посмотрел на Кима. Потому что "секс" и "встречаться" — это, как бы, разные вещи...       Они увлеченно резались в приставку до самой ночи, успешно прикончив оставшуюся пиццу, мороженое и вино с ликером, пока Чонгук вдруг совершенно неожиданно не осознал, что уже давно за полночь, а общественный транспорт, вообще-то, курсирует по городу далеко не круглосуточно.       — Оставайся, — тут же предложил Тэ, верно интерпретировав мгновенно появившуюся растерянность на лице своего недавнего партнера по ласкам членом у стены. — Я точно буду ночевать здесь. А завтра с утречка и разъедемся. А можем и не совсем с утречка. В конце концов, суббота, не грех и поспать.       Чонгук задумчиво кусал губы, пока Тэ с интересом залипал на этом.       — Ты на своих колесах? — в конце концов, спросил Чон. Тэхен отрицательно качнул головой.       — У меня нет прав, — а в ответ на недоумение, тут же живо нарисовавшееся на лице Чонгука, лишь безразлично повел плечами. — Возьму такси или Джинки заедет, и подброшу тебя до общаги. Ну, так что?       — Только разные комнаты! — заявил Чонгук.       — Иногда ты бываешь таким забавным, — с улыбкой заметил Ким, даже не собираясь спать не в одной кровати с этим насупленным и постоянно ожидающим подвоха кроликом.       — Но футболку не дам снять! — почти прошипел Чон в ответ на попытки Тэ раздеться.       Тот только закатил глаза, но свой незапланированный стриптиз всё же не продолжил.       И как бы Чонгук ни переживал, что Тэхен притащит в постель эротические игральные кости и заставит их бросать, но тот утомленно завалился на подушки и почти сразу же вырубился.       Вначале Чон предполагал, что это может быть какая-то уловка (с Ким Тэхеном всегда следует держать ухо востро!), но по факту оказалось, что тот реально очень быстро и очень крепко уснул. Хорошо, хоть не храпел.       Чонгук еще немного поковырялся в своем телефоне, но затем, тоже утомленный этим неровным по своей эмоциональной шкале днем, выключил свет и почти сразу окунулся в липкий и удушающий сон.       Проснулся он раньше Тэхена. Сквозь занавески пробивались первые робкие утренние лучи, тут же оседая на всех поверхностях спальни Ким Сокджина.       Чонгук нехотя разлепил веки и, помедлив, повернулся к Тэ.       Паршивец всё-таки снял ночью футболку, и теперь светил полностью обнаженным торсом. Так что следующие пару десятков минут Чон потратил на то, чтобы самым внимательным образом рассмотреть спящего Тэхена.       Сейчас, пока Ким спал, его черты полностью разгладились. Исчезло это насмешливое выражение, эта вечно проскальзывающая язвительность, эта готовность в любой момент выкинуть какую-то проказу. Он выглядел намного моложе, намного юнее, еще изысканнее и еще прекраснее. Будто нежный, изящный и бесконечно одухотворенный ангел, сошедший с картин Боттичелли, Рафаэля или ожившая скульптура Микеланджело. Такое лицо и такое тело рисовать бы и рисовать, отбрасывая исчерченный мазками лист, чтобы начать всё по новой.       На ребрах, под сердцем, находилась изящная татуировка цветущего розового куста, где каждая из роз сплеталась с остальными.       Эти выпирающие под медовой кожей ребра будто были созданы для того, чтобы целовать их, оставляя там бесконечные фиолетовые засосы, соперничающие по насыщенности с чернилами выбитого под сердцем рисунка.       Иногда очень хочется поддаться соблазну. А Чонгук за последние дни будто разучился держать себя в руках и говорить себе "нет". Поэтому он подвинулся ближе к Тэ, наклонился и осторожно, едва ощутимо прикоснулся губами к этим цветам, нарисованным на безусловно самом роскошном холсте, который Чонгук только видел в своей жизни. Он захватил губами теплую кожу и какое-то время ее не отпускал. После провел кончиком языка по татуировке, и даже слегка засосал кожу, пока не почувствовал своими губами нетерпеливое шевеление. Он поднял взгляд и увидел, как нехотя затрепетали ресницы Тэхена, избавляясь от сладости недавнего сна.       Когда Тэ открыл свои затуманенные глаза, Чонгук выпрямился, но только для того, чтобы наклониться к самому его лицу, утопая в этой дымке нежности и мечтательности, всё еще плескавшейся в зрачках Тэхена, и коснуться его губ своими.       — Нежные поцелуи, — прошептал он. — Я задолжал тебе нежные поцелуи.