— Нет!
— Тэхен, послушай...
Сокджин в который раз с шумом вобрал в свои легкие приличную порцию воздуха, чтобы затем с силой вытолкать его оттуда, попытавшись вложить в свой голос все крохи своего еще пока чудом оставшегося терпения.
Нежнее лилии, тверже стального клинка.
Так отец однажды охарактеризовал Тэхена.
Красивый, утонченный, сострадательный, с тонко чувствующей душой. Вот только его не прогнуть.
— Я не буду этого делать! Ты совсем ебанулся?! — бушевал Тэ. И тут же получил подзатыльник. Легкий, конечно.
— Ребенок, послушай меня... Это то, что тебе придется сделать. Без этого никак.
Тэхен мрачно сложил руки на груди, всем своим видом выражая всеобъемлющий и безграничный протест.
— Нет.
— Ты хочешь когда-нибудь сесть за руль? Если нет — то без проблем. Но если всё же хочешь — у тебя есть только один шанс всё, нахрен, исправить! Если бы ты проделывал свои дела втихаря, в темном переулке, этого бы не произошло. Захотел стать звездой TikTok и всех университетских хроник? Отлично. Но теперь расплачивайся.
Он просканировал хмурого младшего брата цепким взглядом, после чего кивнул на массивную дверь в кабинет преподобного Сонга. Тэхен, стиснув зубы, рывком ее открыл.
В комнате, кроме декана Сонга, был и вернувшийся на учебу Кан Юджэ, освещающий всё вокруг своим запредельно жалобным взглядом.
Интересно, с чего это психанутый на всю голову хулиган вдруг решил примерить образ жертвы?
— Ким Тэхен, — декан сперва пересекся с холодным и надменным взглядом в нереальной степени раздражающего его Ким Сокджина, и тот подарил ему небрежный кивок, и только затем соизволил посмотреть на провинившегося студента. — Надеюсь, отстранение пошло тебе на пользу и охладило твой пыл. Ты из безгранично уважаемой семьи, одного из главных меценатов и покровителей университета Ёнсе. И пятнать ее репутацию, позорить подобным поведением в высшей степени безрассудно и неуважительно с твоей стороны! — голос преподобного гремел, пробегаясь по подоконнику, отбиваясь в стеклах и оседая рядом с пылью на верхних полках шкафа с грамотами, кубками и наградами. — Чтобы исчерпать этот крайне неприятный и болезненный для нас всех конфликт, будь добр, покажи себя истинным представителем своей семьи, признай свою вину и извинись перед студентом, которого ты публично жестоко избил и оскорбил.
Тэхен взглянул на Юджэ, уголки губ которого, пока ни декан, ни Сокджин на него не смотрели, поднялись в откровенной насмешке.
Кто-то бы испугался Кимов. А кто-то — максимально долбанутый, вроде Кан Юджэ, собирался поиметь из случившегося максимум.
Так вот, значит, как? Тэ постарался сдержать бушующий в груди шторм от такой неприкрытой и бьющей в глаза несправедливости — получалось, что правда была на стороне этого ублюдка, и даже старший брат тоже был на стороне Юджэ, вынуждая Тэхена признать свою вину.
Да, он заслужил наказание. Он этого и не отрицает. Вот только и Кан Юджэ его тоже заслужил. Но по факту, как оказалось, виновным будет только Тэхен. А ублюдок, терроризирующий студентов уже почти три года, выйдет абсолютно сухим из воды. Да еще и поимеет при этом одного из Кимов.
Пауза затянулась, Тэхен молчал, продолжая стоять у самой двери, сжав свои руки в кулаки. И Сокджин его подтолкнул.
— Ну же, давай, извинись. Тебе ведь жаль?
— Да, жаль, — спустя затяжной промежуток молчания проговорил Тэ, и Джин с огромным облегчением выдохнул. — Мне жаль, Кан Юджэ, что ты — мерзкая дрянь. И что такая дрянь учится в одном из величайших университетов страны, в который моя семья вкладывает вот уже почти столетие.
— Это не было извинением, — после звенящей и оглушающей тишины, прикрытых в отчаянии глаз Сокджина и уязвленности, обещающей скорую месть, полыхнувшей в лице Кан Юджэ, заметил декан, выдавив из себя слегка нервный смешок.
"Это точно не было извинением..." — обреченно подумал Джин.
После этого Юджэ закатил глаза, отыгрывая сценку праведной оскорбленной невинности, декан с тройной силой принялся орать на Тэхена, а Сокджин лишь молча сверлил младшего брата укоризненным взглядом.
В итоге преподобный Сонг выпер Тэхена и Юдже из кабинета, чтобы перетереть с Сокджином случившееся без лишних ушей и глаз.
И пока они оба были в приемной декана и ждали его решения, Тэхен из-под опущенных ресниц внимательно наблюдал за этим придурком. Хищник. Но очень мелкого и абсолютно некрутого разлива. Гиена, питающаяся падалью и ехидно ржущая над всеми вместе с такими же жалкими падальщиками.
Такой себе Волдеморт на минималках.
У красивых людей куча комплексов, у умных — вечные сомнения, у талантливых — постоянные творческие кризисы. И только у недалеких — чувство собственного превосходства и ноль сомнений в своей исключительности.
Вот как тот же Кан Юджэ. Природа не наградила его ни особым умом, ни красотой, ни какими-то невероятными талантами. Но он сполна компенсировал всё это наглостью, тщеславием, жестокостью и полным отсутствием эмпатии.
Тэхен этого Юджэ до того, как тот решил прессануть Чонгука, особо и не замечал. Видел периодически знаки буллинга с его стороны по отношению к тем, кому очень не повезло. Но, как и все, просто отводил глаза.
Почему? Тэхен даже внятно и не объяснит. Братья сказали ему не вмешиваться, он и не вмешивался. Но лишь сейчас осознал, что гиены поднимают головы и творят то, что творят, только потому, что остальные молчат.
И то правило Кимов — не вмешиваться в подобное — хуйня это, а не правило. У них столько влияния, столько авторитета, их трое. А они вместе со всеми отворачивались, когда видели, как слабого унижают.
Нельзя поощрять зло — зло должно быть наказано.
— Кимы не вмешиваются! Разве нет? — прошипел Юджэ, как будто знал, что Тэ в эту минуту как раз об этом мысленно и рассуждал.
— Теперь вмешиваются, — сухо произнес Тэхен. — Один так точно. Так что запомни, уёбок: если тронешь еще хоть кого-то в Ёнсе, тебе не жить.
Юджэ прищурился, черты его лица исказились от гнева. Он пружиной подскочил на ноги, хотя до этого расслабленно сидел, максимально вальяжно развалившись в кресле. Тэхен же предпочел всё это время стоять, подпирая плечом стену у двери.
— Это всё из-за того новичка, ведь так? Из-за того, что я выложил запись, где видно, какой же он ёбанный слюнтяй и чмо? — и ухмыльнулся, увидев зажегшееся пламя ярости в чужих глазах. — Всё с тобой понятно. Ненавидишь меня за это?
Тэхен засунул стиснутые до побелевших костяшек кулаки в карманы своих брюк.
— Кан Юджэ, ты слишком высокого мнения о себе. Ненавидят сильных. Слабых — таких как ты — презирают. Сам по себе, без своих дружков и без того, чтобы нападать сзади — ты нихера не стоишь. Слабак. Ты никому не нравишься, потому что ничтожный, и завидуешь всем. Так что... Нет. Я не ненавижу тебя. Ты не стоишь настолько сильных эмоций, да и вообще моего внимания. Я тебя презираю.
Разъяренный Юджэ буквально подпрыгнул на месте и в два шага приблизился к оппоненту, обеими руками его толкнув. И в момент, когда потерявший терпение Тэхен схватил этого слизня за воротник его рубашки, дверь кабинета открылась, и на пороге, от развернувшейся перед ними сцены, застыли декан Сонг и Сокджин.
— Вы видели?! Видели это?! — тут же заорал Юджэ. — Он опять это делает! Снова безосновательно нападает на меня!
Преподобный ахнул, а Джин полоснул брата раздраженным взглядом. Нет, ну реально! Тэхен может конкретно доиграться!
— Тэхен-и, наш отец доверил мне решить эту проблему, — втирал он, когда увел Тэ из приемной, и они спускались по длинной узкой лестнице на первый этаж. — И если он узнает о том, что случилось сегодня в кабинете декана, нам обоим конкретно влетит.
— Тебе не влетит. Ты у него на очень высоком счету. Так что не переживай. А я сам буду отвечать за свои поступки.
Сокджину очень хотелось отвесить младшему брату подзатыльник за подобное упрямство и такую беспечность. Ему пришлось использовать некоторые ресурсы, чтобы приструнить преподобного, но Тэхен своими сегодняшними выходками их практически обнулил. Доказательств против Кан Юджэ нет — на видео не видно его лица. А из-за того, что он из влиятельной семьи, пришлось отозвать Намджуна и пока повременить с нанесением придурку еще более тяжких телесных. Сначала надо полностью освободить Тэхен-и от всех обвинений, а всё остальное успеется потом.
— Тебе назначили исправительные работы, — сообщил Джин, доставив брата прямиком к аудитории, где уже началась первая пара по истории дипломатии. — Пока что твое возвращение на учебу не окончательное. Ты будешь учиться и отрабатывать свое трудовое наказание. Если больше не доставишь никаких проблем и будешь делать то, что тебе скажут, обвинение в нападении будет снято полностью, без занесения в личное дело. Блин, прошу тебя, Тэхен, не упрямься. И ради всех святых ежиков — не приближайся больше к этому ебанутому!
— Чимин! — Намджун поднялся на ноги, увидев приближающихся к их столу Чимина и Джинки. Он кивнул на незанятое место рядом с собой, после чего скользнул своим пренебрежением по лучшему другу Тэхен-и.
А вот Сокджин, ставший свидетелем этой сцены, скосил на него недовольный взгляд. После того как Чим, оставив вещи, пошел забирать свой заказанный обед, он с силой лягнул младшего брата по ноге, а добившись его внимания, жарко зашептал ему на ухо:
— Какого хера ты творишь??
— О чем ты?
— Я поверю тебе на слово, что ты победил. Мне сейчас тупо некогда заниматься этой хуйней. Хотя чтобы ты знал, я тебе полностью подарил победу, потому что толком нашим пари и не занимался. Так что молодец, поздравляю, — фыркнул он.
— Но имей совесть — перестань морочить этому мальчику голову! Оставь его в покое!
— Сокджин, блять, не вмешивайся. Я же сказал, — Намджун повысил голос, — держись подальше от Пак Чимина и моей тачки! Ясно?
Джинки, услышавший его последние слова, произнесенные достаточно громко, да еще и с изрядной дозой раздражения, поднял голову от учебника, который как раз читал, и взглянул прямиком Джуну в глаза. И тот, почувствовав этот острый, будто лезвие, взгляд, недовольно с ним пересекся, ощутив, как полоснуло от чужого презрения.
— Чего смотришь? — бросил он. — Ешь, учись, и не лезь не в свои дела! Иначе больше за этот стол не сядешь!
Джин удивленно посмотрел на брата и зарядил ему еще один ощутимый тычок по ноге. Сейчас придет Тэхен-и, который уже прилично задерживался из-за встречи с куратором, и опять начнется ругань в защиту его лучшего друга.
Тэхена действительно задержали — пришлось отчитываться перед их куратором за свое почти двухнедельное отсутствие и пообещать больше не приносить их факультету проблем.
Он очень переживал, что не успеет, и Чонгук закончит свой обед раньше. Поэтому после встречи с куратором практически бежал в корпус, где размещалась их столовая.
Но Чонгука еще (или уже?) не было. Его друг был на месте, но стул рядом с ним пустовал.
Тэхен пробежался глазами по шумному помещению, чтобы найти еще одного интересующего его персонажа. Кан Юджэ, как всегда, сидел за большим столом вместе со своими дружками и местными звездами-баскетболистами. А какой-то первак как раз тащил им груженый поднос с едой. Юджэ, между тем, не мигая, смотрел прямиком на Тэ, всем своим видом давая понять, что самого младшего Кима он не боится.
А Тэхену подумалось, что тот слишком беспечный. Потому что уверен, что он ничего не расскажет Намджуну.
"Это правда", — вынужден был признать Тэ. Он ничего не расскажет своему старшему брату. А Юджэ не сомневается, что с одним Тэхеном он точно справится.
"Ну и зря, чмо", — фыркнул про себя Тэ, отворачиваясь от него, чтобы стать свидетелем того, как в столовую зашел Чонгук.
Тэхену показалось, что он даже дышать перестал, наблюдая, как тот идет к столу неформалов, а его друг — Хоши — машет ему рукой.
Чонгук, поставив свой поднос с обедом, сел с ним рядом. Вот только (впервые) спиной к столу Кимов. Раньше он так не садился.
Знакомый Тэхену неформал, обнаружив интерес Мистера Краш Ёнсе к их столу, даже помахал ему рукой и подмигнул, но Тэ продолжал безэмоционально разглядывать Чонгука. Он без интереса ковырялся палочками в каком-то блюде, вкуса которого даже не ощущал, и отстраненно слушал, как Намджун предлагал Чимину поехать на какую-то выставку, а тот бормотал, что у него дела. Но в итоге под напором среднего брата Чимин сдался.
Наверное, Тэхену надо было бы заинтересоваться неожиданно вспыхнувшим желанием Джуна общаться с их гостем. Но сейчас он только и делал, что пялился на Чона, практически не отрывая от него взгляда, и как коршун следя за каждым его движением.
Чонгук ел быстро, даже поспешно, без устали о чем-то болтая со своим другом. Затем поднялся, выбросил мусор в урну, поставил на специальный стол поднос и направился к двери. Так ни разу на Тэхена и не взглянув. Хотя Тэ и на секунду не сомневался, что затылок Чону от его жадного взгляда должно было жечь охренеть насколько сильно.
Тэхен тут же вскочил на ноги.
— Я сейчас, — бросил он удивленным сотрапезникам и поспешил следом за своим кроликом. Кажется, тот круто нарывается.
Он нагнал его же почти при выходе из корпуса — Тэхен не сомневался, что Чон специально уходил очень быстро, надеясь скрыться.
Но от Тэхена не скрыться.
— Чего тебе? — недовольно бросил Чонгук, когда Тэ схватил его за руку и силой развернул к себе.
— Поговорить хотел. О праймсах. Но не здесь.
Он буквально потащил напряженного Чона за собой. Тот даже пытался сопротивляться, но как-то вяло. Конечно, он понимал, что с таким заведенным Тэхеном необходимо поговорить. Иначе он от него не отстанет.
— Ну и? — Чонгук сложил руки на груди, когда Тэ закрыл на защелку дверь в выручай-комнату. Тэхену было похер, что они оба точно опоздают на занятие — если надо, они здесь всю следующую пару проведут. Даже если ему потом и влетит за это. А вот Чон задерживаться здесь надолго не собирался.
— Какого хера, Чонгук? — тут же ринулся в бой Тэхен. Раньше они всё обсудят, раньше эта нелепая ситуация закончится. — Что значат твои праймсы? Нахрена ты меня заблокировал? А в столовой даже не смотришь. Это какая-то издёвка? Пранк? Проверка?
— Мне кажется, ранее мы всё обсудили, — после насыщенной эмоциями паузы начал говорить Чонгук. Они стояли в паре метров друг от друга. Среди сломанной мебели, сваленных в углу ящиков с бракованной канцелярией и пыльных плотных занавесок. Оба были напряжены, оба сверкали глазами. — Три праймса — и ты окончательно от меня отстанешь. Ты сам это предложил. И я не понимаю, какие вообще у тебя могут быть ко мне претензии?
— Какие... О чём ты вообще? — Тэхен во все глаза уставился на Чона. Он не узнавал его. Тот, кто два дня назад прощался с ним у гаража, и тот, кто говорил сейчас всё это — это было два разных человека. В глазах Чонгука двухдневной давности горела жизнь и сияли звезды. А этот... Губы плотно стиснуты, язык в щеку каждые две минуты упирался, выдавая нервозность и недовольство. Смотрел холодно, раздраженно. Хотя нет, он даже ни разу по-настоящему не посмотрел в его глаза. Куда-то в макушку или даже над ней.
— Что-то произошло? — помолчав, спросил Тэ. — Когда ты ушел в воскресенье — что-то тогда случилось?
— Тэхен, — собственное имя прозвучало для Тэ каким-то скрипом несмазанной замочной скважины на давно заброшенном чердаке, — мне кажется, ты чего-то не понимаешь. Мы собрались, чтобы ты доказал мне, что я — гей. Но ты не доказал. И я отдал все три праймса, чтобы поскорее всё это закончить. Я не хочу ждать конца семестра. Мне и так уже всё предельно ясно.
Тэхен сначала застыл, следом понимающе кивнул, а из его груди вырвался язвительный смешок.
— Ты это... серьезно? После всего, что было в Вонджу?
— Именно. После всего, что там было. Мне не понравилось.
— Хватит, — Тэхен нахмурился. — Хватит говорить откровенную хрень.
— Я не гей.
— Ты — гей.
— Я. Не. Гей. — Чонгук сцепил зубы, буквально выцеживая из себя каждое слово. Его глаза сузились от гнева. — Я признаю, — всё же примирительно добавил он, — что был момент реального интереса к тебе. Но потом, когда мы всё сделали, когда дошли до самого конца, я понял, что это вообще не мое. Я не хочу продолжать и ждать до окончания семестра. Я хочу поставить точку. И отдаю все три праймса за это одно "нет".
— Так вот в чём дело, — медленно проговорил Тэ. — А я уже себе всю голову сломал, пытаясь понять, что с тобой могло случиться, и что я сделал не так. А ты просто струсил. Слушай, я знаю что многим подобное дается с большим трудом. Осознание настоящего себя — это нелегко. Я... Наверное, я неправильно поступил после того, что случилось в Вонжу. Ты вернулся, остался наедине с собой, и тебе стало страшно...
— Стоп, Тэхен. Не нужно этого делать.
— Чего не нужно делать?
— Пытаться как-то всё оправдать. Сделать картинку для себя удобной и красивой. Не нужно верить в то, чего нет. Слушай не свои фантазии, а мои слова. Я говорю тебе: я не хочу, мне не нравится, я всё прекращаю. Ты обещал, что докажешь, что я — гей. Так вот: ты не доказал.
Чонгук отвернулся, взявшись за ручку двери.
— Я тебе не верю, — ударило ему в спину тихим, но уверенным голосом. — Я не знаю, что произошло...
Чонгук, закусив губу, глубоко выдохнул и повернулся обратно к нему.
— Я не хотел этого говорить. Но ты меня вынуждаешь. Когда я сказал "Хочу", когда я приехал на квартиру твоего брата, я собирался трахнуть тебя и для себя понять: нравится мне это или нет. Ты долго увиливал. Но потом, когда я всё же это сделал, когда тебя поимел, я окончательно осознал, что мне не нравится. Ты мне больше неинтересен. Не преследуй меня и не унижайся. Тебе такое не идет.
Тэхен так же, как сегодня утром Кан Юджэ, в два шага сократил расстояние между ними. Он схватил Чонгука за его футболку — ту самую, которую они вместе покупали в Вонджу — и со всей силы прижал его к стене.
— Ты вообще ёбнулся?! — рыкнул он. Но не успел и охнуть, как они поменялись местами, и его самого прижали к стене, с силой в нее впечатав. Одной рукой Чонгук обхватил его горло.
— Я всегда был с тобой честен. Я ничего тебе не обещал. И ты мне, кстати, тоже. Мы собрались ради секса. А теперь ставим точку. Не подходи ко мне больше и найди себе кого-то, кто такой же, как и ты. Кто твоего поля ягода. И даже если ты в отместку натравишь на меня своего ебанутого братца — похер. Пусть переломает мне руки и ноги и оторвет всё, что захочет оторвать. Главное, сам ко мне не приближайся.
— Иначе что? — хрипло прошептал Тэ, потому что голос его предавал, а чужая рука на горле не помогала.
— Иначе я расскажу всем.
Их лица были в тридцати сантиметрах друг от друга. Но Чонгук всё еще смотрел куда-то выше его глаз.
— Что расскажешь?
— Что ты... — Чон сделал паузу. — Педик.
После этих слов он наконец отпустил Тэхена, открыл замок и вышел за дверь, больше не оглядываясь.
Чонгук ушел, а Тэхен так и остался стоять на том же месте.
***
Джинки нашел Тэхена возле одного из заброшенных корпусов, где тот последний час занимался покраской здания. Одежда, руки и даже лицо — всё было в насыщенном синем.
— Как твоя трудовая повинность? — спросил он, с интересом осматривая результаты.
Тэхен лишь устало повел плечами, но промолчал. Он переставил стремянку и поднялся чуть выше.
Декан Сонг лично привел его к этому месту и дал самую крошечную из существующих на всём белом свете кистей.
— Пока не закончишь работу — не уйдешь домой. Договорились? — кажется, преподобный едва не напевал, настолько ему нравилось всё то, что происходило. Надо будет познакомить его с Долорес — охрененная пара двух токсиков-социопатов получится.
Джинки достал из своей сумки валик для покраски и несколько кистей с удобными ручками — разного размера, с длинной щетиной и коротким ворсом.
— Выходил за территорию кампуса, нашел нужный магазин. Держи контрабанду. А то ты до завтра будешь этой свистулькой мазать.
Но Тэхен не взял кисти побольше, продолжая механически красить стену той, что вручил ему декан.
— Ты чего? — нахмурился Джинки.
— Не хочу, чтобы претензии были, — буркнул Тэ, даже не оборачиваясь.
— Я помогу тебе, — но едва Джинки начал закатывать рукава, как Тэхен его остановил.
— Кто-то увидит, и мне не зачтется. Я сам.
И Джинки, хоть и сомневаясь, но всё же сел на траву в двух метрах от Кима (чтобы краска не долетала) и принялся наблюдать за действиями Тэ.
— Что не так? — в конце концов, спросил он. Джинки слишком давно знал Тэхена, чтобы не замечать, насколько неестественно напряженным тот был.
— Внутри болит, — буркнул Тэ, зная, что тот от него всё равно не отстанет.
Джинки помолчал.
— А ты знаешь, что викинги перед боем пили отвар из мухоморов? Он притупляет боль.
— Ты предлагаешь мне выпить отвар из мухоморов? — Тэхен даже повернулся, чтобы окинуть Джинки хмурым взглядом. — Ты настолько меня не любишь?
— Ну так я же говорю... — обиженно проворчал тот. — Боль притупляет.
Тэхен вздохнул.
— Ну хорошо, — согласился он, поворачиваясь к стене и продолжая свою унылую и монотонную работу. — Найдешь отвар из мухоморов — тащи мне.
— Я принес поесть, — спустя еще какое-то время сообщил Джинки и полез в свою сумку, но Тэ в очередной раз его остановил.
— Не ищи. Я не голоден.
— В смысле? — не понял Джинки. — У тебя всегда есть аппетит! Даже когда болеешь. Даже когда очень болеешь — у тебя лошадиный аппетит!
— В жизни всякое бывает, — философски заметил Тэхен, делая особо крупный мазок и любуясь своей работой.
— В жизни всякое бывает, но такого, чтобы у тебя не было аппетита — такого не бывает.
Следующие четыре часа Тэхен практически без перерывов красил, а Джинки зачитывал ему какие-то нудные параграфы для завтрашнего теста.
Было почти восемь вечера, когда они подъехали к дому Кимов.
— Найди какой-то растворитель и помойся им — ты весь в краске, — посоветовал Джинки, скривившись от вида разрисованного синим Тэ. Аватар, мля.
Тэхен кивнул, и уже собирался выбраться из машины, когда его остановил заданный прямиков в лоб вопрос:
— Дело ведь в Чон Чонгуке? Я прав?
Тэ напрягся и, помедлив, опять откинулся на сидении.
— Почему ты так решил?
— Он даже ни разу не посмотрел на тебя в столовой. А потом ты побежал за ним. Что случилось?
Конечно, можно было бы не отвечать и просто уйти. Но Тэхен всё же ответил.
— Он меня бросил.
— Почему? — тотчас же уточнил Джинки, не желая пока делать никаких поспешных выводов. Может, тупо недоразумение? Один не то сказал, а второй не в то поверил?
— Не знаю. Просто взял и бросил, — и когда его собеседник в непонимании насупил свои брови, Тэхен добавил: — Сказал... сказал, что хотел трахнуть. А когда это сделал, дальше ему стало со мной неинтересно. Говорит, что он не гей.
— Вот же ж мудло! — взорвался Джинки. — Говнюк! Пиздо...
— За языком следи! — тут же шикнул Тэ.
Джинки нахохлился, но следом озвучил пришедшую в его голову мысль.
— Возможно твой Чонгук не понял тебя... — неуверенно проговорил он, огорченно поджимая губы. — То, что для тебя это серьезно. Он же тебя, наверное, и не знает совсем... Ты постоянно ведешь себя так... будто тебе всё нипочем. Наверное, он не понимает какой ты. Иначе бы такого не сказал.
— А какой я?
— Ранимый. И он тебе не безразличен. Тэхен, я не знаю его... Но если ты пытался быть с ним кем-то другим и не раскрывал, что чувствуешь, он мог решить, что ты... пустышка, и что тебя легко можно бросить.
— Может, я и есть пустышка, — пробормотал Тэхен, с трудом выбираясь из машины. Его тело отчаянно ныло после этого насыщенного трудодня. Нет, карьера маляра точно не для него.
Расстроенный Джинки подождал, пока Тэ зайдет в дом, и только тогда завел мотор своей желтой акулы. В своей голове он уже сделал пометку: в обязательном порядке пообщаться с этим Чон Чонгуком. Ведь точно между этими двумя какое-то недоразумение. Люди не умеют друг с другом говорить. Особенно, если у них есть чувства.
***
— Ты когда-нибудь любил? — спросил Юнги, даже не глядя на второкурсника, и пытаясь по памяти нарисовать куст желтой форзиции, растущий возле его общаги, и стабильно привлекающий его внимание.
В мыслях Чонгука сразу же возникло красивое лицо Тэхена, но он с силой его прогнал.
— Нет, — твердо ответил.
— Когда двое встречаются, каждый в чем-то изменяет другого, — аспирант продолжал быстро черкать карандашом в своем альбоме, а Чон очень внимательно за этим наблюдал. — Так что, в конце концов, на выходе получается два абсолютно новых человека. И если бы ты полюбил, рядом со мной сидел бы совсем другой Чон Чонгук, а не тот, которого я здесь увидел впервые... Любовь нас меняет. Я имею в виду не увлечение, не интерес, не то, что мы принимаем за любовь, а конкретно та самая любовь. И не может быть такого, чтобы ты до нее, во время нее и после нее был тем же человеком. Ты никогда больше не сможешь откатить себя назад. До заводских настроек или до последнего обновления. Особенно если не удержал и потерял того, кого любишь.
— А ты любил?
— И любил, и терял... — пробормотал Юнги. Он скосил глаза на полный бумажный пакет с рисовыми пирожками. — Ты чего не ешь? — удивился Мин. Обычно он не успевал предложить свою еду второкурснику, как тот ее уже доедал — за ушами трещало. А сегодня даже не притронулся. — Ты в выходные не приходил. Куда-то ездил?
— Да... — Чонгук настолько прокусил изнутри свою щеку, что почувствовал металлический привкус во рту. — Ничего особенного.
— Кстати, — вспомнил Мин, — ты принес мой скетчбук?
Здрасьте, приехали. Чонгук очень надеялся, что тот не вспомнит. Он спецом сегодня заходил к преподавателю Чону — попросить отдать скетчбук аспиранта. Тот не отдал, конечно. Кажется, даже хмыкнул. Да еще и сказал: "Расскажи ему правду".
У Чона было стойкое ощущение, что если он расскажет правду — о том, что скетчбук у Чон Хосока — Юнги его прибьет.
Но он хотел закончить эту историю, потому что...
— К слову, хотел сообщить, что собираюсь переехать отсюда, и буду учиться в другом кампусе.
Юнги прекратил рисовать и поднял глаза на Чонгука.
— Вот так новости... И куда именно?
— В Вонджу или Ильсанский, — вообще Чонгуку было без разницы, только бы подальше отсюда. — Я собираюсь делать профильным астрономию. Там есть обсерватории, а здесь — нет.
— Но мы сейчас находимся в главном кампусе Ёнсе, в центре Сеула. Никто в здравом уме не будет отсюда переводиться. И у нас, если я не ошибаюсь, находится вся кафедра астрономии. Тебе лучше учиться здесь, а на практику всегда можно съездить в другие кампусы. Но переводиться отсюда... — Юнги недоуменно покачал головой. — Это тебя твой препод убедил? — вскинулся он, как только ему пришла в голову мысль, что это Хосок постарался.
— Преподаватель Чон меня поддерживает. Он очень хороший человек и крутой препод. Он помог мне, когда я попал в больницу. Привез меня к себе домой, дал мне ночлег.
Юнги хмыкнул. Движения его руки стали резкими, карандаш глубоко впивался в бумагу, уже не рисуя, а отчаянно царапая. Чонгук, наблюдая за подобным отношением к рисунку, нахмурился.
— Ну как, познакомился с его семьей? — через силу задал вопрос Юнги.
— С какой семьей? — Чон с трудом отвел глаза от испорченного рисунка. Жаль. А ведь начинал аспирант свою зарисовку очень даже неплохо.
— У него жена. И ребенок. Счастливая такая себе семейка. Как они тебе?
— Серьезно?.. Я был у него дома и никаких следов ни жены, ни ребенка не заметил. Разве что они прятались в шкафу, рядом с футоном, — пошутил Чонгук.
Юнги прорезал его настолько жестким взглядом, что студент тут же смутился.
— Не смешно, да?.. Ну, в общем, он живет один. Точняк. И вообще, в такой крохотной квартире и без мебели...
— Наверное, они переедут позже, — буркнул Мин.
— Наверное, — неуверенно поддакнул Чонгук.
— И что, никакой мебели? — поинтересовался Юнги, зацепившись за ту фразу второкурсника. Удивительно, Хосок всегда любил комфорт.
— Почти никакой. Кровать, стул, небольшой шкаф. Книг, правда, много — по углам стопками на полу. А еще там была фигурка — единственное, за что мог зацепиться глаз. О, скорее всего, это игрушка его ребенка! — Чонгук не заметил, насколько побледнел его собеседник. Вся краска отлила от лица Юнги, едва он представил Хосока — счастливого, в обнимку с красавицей-женой и маленьким ребенком на руках. Идеальная картинка. Но его легкие закупорило без шанса вздохнуть, когда Чонгук увлеченно продолжил свой рассказ: — Такая, знаешь, фигурка гномика в синей рубахе и красной шапке. Смешной, в общем. Да, наверное, это его ребенок оставил.
Больше Юнги уже ничего не слышал. Ему хотелось кричать, его внутренности от боли раздирало на части.
Зачем Хосок это делал? Зачем продолжал издеваться над ним? Почему сохранил ту игрушку? Почему не выбросил ее так же, как однажды выбросил из своей жизни и Юнги?
Мы все застряли. Кто-то в прошлом, кто-то в лабиринте мыслей, кто-то в другом человеке. А кто-то — в себе. Юнги застрял во всем этом сразу.
"Я буду любить тебя всегда"
"Никогда больше не показывайся мне на глаза"
Между этими словами Хосока всего один день разницы. День, разделивший жизнь Юнги на "до" и "после".
Больнее всего нас ранят те, кого мы любим. Кого пустили в свое сердце и кому дали все права. А они... Наследили, посмеялись и ушли.
Почему сильнее всех нас ранят люди, которые, как нам казалось, по-настоящему нас любили?..
***
— Мелкий, выгуляешь Бана и Тана?
Тэ с трудом отвел глаза от ровной спины Чонгука. Тот снова сел в столовой спиной к Кимам и, казалось, был очень расслабленным, когда о чем-то оживленно беседовал со своим блондинистым другом.
Бессонная ночь дала свои плоды — Тэхен выглядел осунувшимся и напряженным, под глазами разлилась синева. Пока на щеках держалась бледность.
— А твой выгульщик? Он еще не вышел на работу? — надо, чтобы тон был максимально небрежным, тогда никто ни о чём не догадается. Кроме Джинки, который с тревогой смотрит то на него, то на смеющегося Чона.
— Он уволился, — сообщил Намджун. — Сказал, что будет учиться в другом кампусе. Ну так что, займешься доберами? — и дождавшись растерянного кивка младшего брата, обратился к Чимину: — После занятий не уезжай, я сам отвезу тебя домой, будем работать над твоей научной, — проигнорировав при этом недовольный взгляд Сокджина и прищурившегося Джинки.
И вновь Тэхен резко поднялся, когда на ноги встал и Чонгук. Но следом не пошел.
Чонгук молодец. Вычеркнул Тэхена из всего, будто его и не было. Послал нахер, добавил в черный список, планирует свалить из кампуса. Обезопасил себя со всех возможных сторон. Чтобы, не дай Бог, сердечко не заболело. Чтобы геем снова не захотелось стать.
Тэхен хотел получить ответ, Тэхен его получил. И он до банального прост: Чонгук испугался.
Испугался быть не таким, как все. Испугался человеческого осуждения. Непринятия. Ему страшно, что придется свою личную жизнь всегда скрывать и всем врать. А если быть откровенным, то страшно видеть в глазах других отвращение и презрение.
Никогда. Никогда бы Тэхен не подумал, что Чонгук из тех. Из трусов. Трусливо сбежал, по максимуму наследив. Надеясь, что всё постыдное оставил далеко позади.
Лжец, трус и предатель самого себя. Лжет, что не понравилось. Боится быть не таким. Предал то, что было у них под звездами.
Принял решение за них двоих. Конечно, когда бросают, легче всего тому, кто бросает. Ведь он уже принял свое взвешенное решение, всё обдумал и уверенно уходит куда-то вперед. В то время как второй ошарашенно остается стоять позади.
Тэхен обессиленно опустился обратно на свой стул.
Бан и Тан весело прыгали по изумрудной траве. Покусывали друг друга, лаяли от безудержного удовольствия и счастья, языки алыми тряпками вместе с майским ветром летали за ними следом.
В Вонджу Тэхен себе придумал, что по приезде они с его кроликом будут выгуливать доберманов вместе. Тогда не пропустят ни единого мгновения, когда можно совершенно легально побыть вдвоем. Незаметно приобнять, взять за руку, переплести пальцы, а возможно даже, что очень быстро поцеловать.
Тэхен лежал на траве, и слезы медленно струились по его щекам. Когда он в последний раз плакал? И не вспомнить.
Перед глазами лежащего навзничь Тэ нарисовались две любопытные морды. Они смотрели на своего человека, который плакал. Бан лизнул по одной щеке, стирая слезы, а Тан — по другой. Тэхен попытался им улыбнуться, но получилось только еще больше расплакаться.
Чонгук принял решение, исполнил его и ушел. А Тэхен так и остался стоять.
