Праймс

      Чимин с легкой полуулыбкой наблюдал за ворчащим Джуном — тот пытался зубами открыть неподдающуюся упаковку с засахаренными миндальными орешками.       Он ничего не мог с собой поделать — этот грозный зверь его бесконечно умилял. И Чим не понимал, неужели он единственный, кто видит его настоящим?       Они уже час гуляли по очень необычному месту. В Сеуле есть квартал, неофициально именуемый кварталом художников. Он небольшой и холмистый, и в нем изукрашена самыми разными граффити практически каждая стена, каждый проулок. Настоящая уличная картинная галерея. Только без гордых авторов, расхаживающих возле своих полотен — граффити вне закона.       Это самые обыкновенные переулки из битого бетона, с бурлящим водоворотом снующих туда-сюда людей, с handmade поделками, с жаровнями с фирменной уличной едой и вкусным домашним лимонадом. Но они стали местом встреч разных культур, разных стилей живописи и разных творцов.       За эту неделю Намджун и Чимин объездили столько невероятных мест, напитавшись их вдохновляющей атмосферой. Джун забил на свои курсы (даже понимая, что ему за это может здорово влететь от отца), Чимин, хотя и осознавал, что делает неправильно, забил на свои дела. Он не мог поступить по-другому.       Эти дни были лучше, чем вся его жизнь. Хотя Чим всегда в обязательном порядке старался найти в каждом дне хорошее, и говорил, что все его дни — прекрасные, но только сейчас, впервые в своей жизни, он мог не сочинять и не преувеличивать — эти дни действительно были лучшими. Такое не забывается, не стирается со флёром времени, такое всегда в твоей душе — когда ты любишь и когда ты с тем, кого ты любишь.       Новоиспеченная парочка с неподдельным интересом ежедневно изучала этот невероятный город с историей длиной в две тысячи лет, в котором ультрасовременная архитектура изящно соседствовала с древними храмами и дворцами. А бетонные джунгли десятимиллионного мегаполиса утопали в природной зелени и огромном количестве островков спокойствия и тишины.       Во дворце Кёнбоккун (дворце, благословленном небесами) они гуляли почти весь день (40 га, на секундочку, а это около полутысячи зданий в окружении садов и прудов с лотосами), и пока никто не видел, им даже удалось в тронном зале три секунды посидеть на огромном позолоченном и украшенном драгоценными камнями троне. Их заметили, конечно, и выгнали. Но всё равно было очень весело и смешно. Особенно, когда Джун вдруг в одном из переулков чмокнул не ожидавшего такого Чимина в нос.       И как добирались по живописной канатной дороге к башне Намсан. И да, они оставили там замочек любви (они ведь парочка!). В конце концов, вешать замóк у башни Намсан — одна из классических традиций каждой уважающей себя корейской парочки, как символ их взаимных чувств. Замкóм и ключом их любовь скрепляется навечно (ок, Чимин понимал, что мрачный принц вряд ли в него влюблен, и скорее всего это продлится недолго, но всё же…).       — Если мы однажды захотим расстаться, — Чимин очень мимолетно скосил свой взгляд на Джуна, который всю церемонию покупки, нанесения на металл их имен, вешания замка́ и выбрасывания ключа в воду только посмеивался, — замóк нужно снять. Но это нелегко, — предупредил он, — придется потрудиться: его нужно будет еще найти среди миллиона других, и открыть. А для этого ключ надо будет выпросить обратно у духа воды. А тот так просто его не отдаст.       — Это какой-то хитрый план, чтобы мы никогда не расстались? — ухмыльнулся Намджун, когда они спускались вниз, чтобы купить по рожку с мороженым и гулять по залитым ярким солнечным светом тротуарам.       Чимин только с хитрой улыбкой пожал плечами, тихонечко наблюдая за своим высоким, красивым и таким уверенным в себе парнем.       Всё, что для него было важным, таинственным и воодушевляющим, для Джуна было только лишь веселым и необычным времяпровождением. Намджун постоянно посмеивался над Чимином, который восторгался буквально каждой мелочью.       — Я хочу что-то парное! — уже в который раз ныл Чимин, Джун же специально игнорировал этот крик души — ему нравилось поддразнивать своего парня. Тот слишком мило дулся, капризно надувая губы. Да, эта сценка уже превращалась в традицию, от которой получали удовольствие оба.       — Смотри, какой тигрозай, — Чим указал на рисунок ярко-оранжевого тигра с длинными заячьими ушами. — Обожаю, когда рисунки говорят. Когда художник изображает на бумаге не только то, что существует, и что можно срисовать. А когда создает свое. Обнажает для всех то, что у него внутри, что его волнует и что болит. И как он видит этот мир. Мне кажется, те, кто умеют рисовать, когда-то на небесах были поцелованы ангелами.       Чимин фотографировал буквально каждый рисунок, каждое граффити. Даже залез в нишу, где прятались коты, чтобы запечатлеть там крохотный набросок. И Намджуну за руку пришлось уводить этого фотографа-любителя из квартала, хотя тот упирался, как мог.       В итоге они зависли в торговом центре в небольшой кофейне и пили черничные молочные коктейли, потягивая их из разноцветных трубочек. Намджун не помнил, когда он в последний раз в торговом центре пил молочный коктейль, но ему нравилось видеть это в глазах Чимина — настоящий детский восторг от их, на самом деле, простеньких подростковых свиданий. И его благодарность за любой, даже самый маленький и практически незаметный знак внимания.       Но после каждой прогулки они выходили из подросткового возраста, потому что заезжали в какой-нибудь ближайший мотель и трахались до сорванного голоса Чимина и в кровь расцарапанной спины Джуна. До синяков на бедрах и опухших после минета и жарких поцелуев губ. И лежали на залитых спермой и смазкой простынях, хихикая и заставляя себя подняться, помыться и вернуться в дом Кимов.       Это было какое-то безумие. Чимин окончательно и бесповоротно потерял голову, отодвигая в сторону всё, что только могло помешать ему наслаждаться этим счастьем здесь и сейчас. И ему казалось, что Джун, хоть и не признает этого, хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть, но тоже потерял голову.       Их кружило в какой-то быстрой, безудержной и веселой карусели. Где утром Намджун отвозил их на занятия, по дороге обязательно трогая и лаская своего парня. В обед перекладывал куски мяса из своей тарелки в его (Сокджин каждый раз мрачнел, наблюдая подобное, а Джинки поджимал губы). Джун прогуливал свои курсы, и они просто ехали, куда глаза глядят. И Чимина настолько всё это захватило — чувства, любовь, свобода, секс, что он без башки нырнул в этот абсолютно сумасшедший, дикий и неудержимый водоворот.       Ну и что, что ему звонили? Он трубку не брал. Потому что не хотел возвращаться в тот мир, в котором уже давно и прочно жил. Сказка была предпочтительней реальности.       Он хотел до онемевших губ целоваться с Намджуном, медленно раздеваться, обнажая свое тело и обожаемые Джуном татуировки фаз луны. Сколько отелей они сменили за эти дни? Он и не вспомнит. Чимин, как капуста, листочек за листочком, оголял для Намджуна не только свое тело, но и свою душу.       Он любил этого зверя, любил их секс, их беседы, их жаркие дискуссии, шутки и подколки, прогулки и марафоны поцелуев. Он тонул в нем, в их стремительных и ярких отношениях. И да, Чимин не сомневался — не только он потерял голову.       — Давай возьмем Тэхену что-нибудь очень вкусное, — предложил он, раскрывая меню на странице с тортиками, пирожными и другими сладостями. — Тебе не кажется… что он в последнее время какой-то… странный?       Намджун неопределенно повел плечами — он Тэхена в последнюю неделю почти и не видел. Его младший брат даже перестал обедать с ними — вроде у него какие-то серьезные учебные нагрузки.       Чим заказал официанту малиновые пирожные с собой. Хотя и понимал, что Тэ свои вкусняшки увидит не скоро — после кафе они с Джуном поедут в мотель, и когда в итоге доберутся к дому Кимов, было непонятно.       И едва Чимин об этом подумал, как волны томления электричеством пробежались по всему его телу — от кончиков пальцев на ногах и до самой его невысокой макушки. И только он хотел поделиться своими ощущениями с Намджуном, как воздух прорезало громкое и переливистое:       — Джуунии!       К их столику спешила изысканная фея в белом коротком, облегающем все самые интересные изгибы тела платье.       — Кихо… — Намджун, не ожидавший этой встречи, всё же улыбнулся и поднялся на ноги, чтобы ее поприветствовать.       Они расцеловались в обе щеки, пока Чимин, помешивающий трубочкой свой коктейль, молча за ними наблюдал.       — Кихо, это Чимин. Чимин — это моя подруга Кихо.       Чим кивнул, но предпочел не вставать. Почему его резануло, что обращался Намджун прежде всего к Кихо, представляя их друг другу? Как там по этикету, кого надо первым представлять? Имеет ли это вообще значение? Кихо — давняя подруга. А кто такой Чимин? Почему Джун его никак не представил? Конечно, он не мог сказать правду (хотя Чимину очень бы этого хотелось), но мог сказать, что он тоже друг. А то получается, что Чимин — непонятно кто.       — …Ты слушаешь? — Чим быстро поднял голову от коктейля. Всё, как обычно — он задумался и вообще выпал из разговора и всей ситуации в целом. Интересно, эта Кихо тоже быстро уходит в свои мысли и перестает замечать всё вокруг? Вряд ли. Вряд ли у нее вообще есть мысли.       Чимин в шоке распахнул глаза, осознав ход своих ужасных размышлений. Почему он вообще оскорбляет незнакомых ему людей?..       Не потому ли, что Кихо уже присела за их столик, при разговоре касалась руки Намджуна, и даже хихикая, попробовала его коктейль, прикоснувшись своими ярко накрашенными красными губами к трубочке Джуна?       Со всё более возрастающим шоком Чимин наблюдал, как Намджун, что-то ей рассказывая, тоже взялся губами за трубочку.       Непрямой поцелуй?..       Показалось ли Чимину, что Кихо, тоже наблюдающая за этим, улыбнулась? Как бы с намеком?       Не может быть. Не может этого быть…       Намджун уже несколько раз бросал на Чимина недоуменные взгляды — тот совсем не принимал участие в беседе и постоянно хмурил свои брови.       Они сидели напротив него — такие статные, привлекательные, дорогие. Чим на фоне этих двоих выглядел как непослушный обиженный подросток в своих синих широких затертых джинсах, белоснежной полотняной блузе с васильковой вышивкой по краям и с множеством звенящих браслетов на руках. Они точно подходят друг другу. А Чимин?..       Эта Кихо… Она, или такие, как она, были у Намджуна до Чимина, и будут после него. И возможно даже, что и во время.       Чим, всё так же, не слушая разговор, потянулся за своей сумкой, но она выскользнула из ослабевших пальцев и упала на пол. Нагнулся, чтобы ее поднять, и так и застыл: под столом творилось самое интересное. Ладонь Кихо лежала на бедре Джуна, поглаживая его. И Намджун ее не убирал. Он говорил, будто ни в чём не бывало, пока рука этой девушки уже почти добралась до его ширинки.       Побледневший Чим поднял-таки сумку и выпрямился. И то, как Кихо ему улыбнулась, не могло иметь второго значения — она знала, что он всё видел.       — Джуни, — пропела Кихо, — твой друг очень, ну очень красивый. Где ты берешь таких симпатичных друзей? — кокетливо спросила она, подмигнув Чимину и снова прикоснувшись к лежащей на столе руке Намджуна.       — Да, он такой. Он очень красивый, — мягко проговорил Джун, глядя Чимину прямо в глаза.       В то время как его бедро ласкала чужая рука.             — Просто прелесть! — Кихо потянулась через стол и потрепала бледного и напряженного от ужаса ситуации Чимина за щеку. — Он прямо как девочка. Тебе так не кажется? — обратилась она к Намджуну. — Может, — и снова перевела взгляд на Чима, весело ему при этом подмигнув, — хм… уединимся втроем? Я бы этого очень хотела. Ты очень красивый.       Чимин ощутил, как волна тошноты поднимается к самому его горлу. Потому что ему показалась, что Джун при этом хмыкнул.       — Извините… — пробормотал он, подрываясь на ноги так резко, что его стул с грохотом перевернулся, и все в помещении тут же уставились на него, такого нелепого, такого неловкого. Смертельная бледность залила щеки Чимина, он побелевшими пальцами до боли сжимал ремешок своей сумки. Ему было до ужаса стыдно и неприятно, потому что все смотрели только на него. Особенно, эти двое. — Простите… Простите… Я сейчас…       Развернулся и выскочил из кафе, ринувшись в толпу снующих в торговом центре людей.       Чимин не знал, как он вообще нашел туалет, как туда забежал и даже успел закрыться на защелку, прежде чем упасть на колени и обхватить унитаз обеими руками. Его рвало так сильно и обильно, вперемешку со слезами боли, что ему казалось, он сдохнет здесь же, в этой крошечной кабинке общественного туалета. У него уже не было сил. Он всё время держался. Но больше сил не было.       Потом полулежал, скрючившись на грязном полу, и пересохшими губами шептал в телефон:       — Пожалуйста… Забери меня…       Сказать, что Намджун разозлился — это ничего не сказать. Чимин так и не вернулся в кафе, а свой телефон выключил.       Вначале Джун оббегал весь торговый центр, проверил все туалеты и все магазины. Потом, понимая, что отыскать его нереально, вернулся домой. Он очень надеялся, что Чимин уже там, вот только оказалось, что его в доме Кимов не было.       Тенью в проеме мелькнул Тэхен, и Намджун, вспомнив, что говорил Чимин — о том, что младший брат в последнее время странный, окликнул его, но тот даже не обернулся.       В итоге Джун, кипя от возмущения, уселся в гостиной с пивом, каждые пять минут набирая номер телефона Чимина, и без интереса щелкая пультом.       Дома они были только вдвоем с Тэхеном — Джин уехал в свои обожаемые лаборатории в Вонджу, а это уже до самой ночи, а трудоголики родители торчали на своих работах, руководя своими любимыми бизнесами.       Было уже почти шесть вечера, когда входная дверь хлопнула, извещая о чьем-то прибытии. Намджун устало потер виски́ — если это не Чимин, он точно, когда появится, конкретно выгребет за свое исчезновение.       Но это был Чимин. Правда, не один.       За талию, за его прекрасную тончайшую талию, Чимина обнимал Ли Джинки, что-то весело рассказывая, и улыбаясь своей самой милой и самой яркой улыбкой.       Бесит этот кадр.       Убери, нахрен, свои грабли с моего парня!       Джинки, бросив быстрый взгляд на Джуна, и уловив этот зашкаливающий уровень чужой агрессии, руку всё-таки убрал (инстинкт самосохранения — великое дело), а затем, извинившись, пошел по знакомому с детства маршруту в комнату Тэхена.       — Слушай, мы с Кихо давно знакомы. У нее очень своеобразная манера общения, — пытался донести Намджун до Чимина истину, пока тот, насупившись и вцепившись руками в свою сиреневую тканевую сумку, как всегда перекинутую через одно плечо, упрямо молчал. — Я не знаю, что именно ты себе придумал, но ты ошибаешься, — Джун нависал над ним, почти вжав их гостя в стену. — И ты поступил некультурно. Серьезно, твое поведение было очень некрасивым. А потом мне пришлось искать тебя и переживать, что с тобой могло что-то случиться. Зачем ты отключил телефон? Почему не подумал обо мне, прежде чем бросать меня одного и встречаться с этим Ли Джинки?       Был бы это другой человек, Намджун бы уже давно орал на него, и кулаком бы в стену угрожающе двинул, чтобы доходчиво объяснить, что может случиться с людьми, которые не ценят потраченное на них время Ким Намджуна.       Но с Чимином так не хотелось. Его хотелось сначала шлепнуть пару раз за непослушание по его вертлявой и аппетитной попке, которую Джун целовал, ласкал и трахал каждый день. А потом крепко его обнять — потому что Намджун реально испугался.       Конечно же, у Кихо не своеобразная манера общения. И конечно же, она имела в виду именно то, что и понял Чимин. И руку он ее убрал, и отругал потом, когда Чим убежал. Но уже ничего нельзя было изменить.       — Ну что, мы договорились? Больше так не поступай… — шептал Намджун, зацеловывая покрасневшее ушко, и прижимая тонкое тело к себе. Ну и пофиг, если увидят Ли Джинки или Тэхен. Бесящему другу Тэ будет полезно стать свидетелем подобного. Чтобы на чужого парня глаза боялись даже посмотреть. А если увидит Тэхен — ничего страшного. Младший брат всегда на его стороне, и родителям своего любимого хёна не выдаст.

***

      — Я, кажись, кого-то вчера трахнул?       — Подушку ты вчера свою трахнул, трахальщик, блин, — Джинки, бормоча возмущения, бросил в Тэхена бутылкой с комбучей. — Это антиоксидант, он защитит твою печень, — Джинки поморщился, наблюдая за валяющимся на постели помятым, страдающим похмельем Тэхеном. — Возможно поможет… — всё же поправился он. — Если ты и дальше будешь вести такой образ жизни, тебе уже нихрена не поможет.       — Так что вчера было?       — Ты набрался и мне пришлось тащить твое пьяное тело в машину. Хорошо, хоть один парень мне помог. Он, кстати, оставил тебе свой номер телефона.       — Красивый?       — Телефон?       — Парень.       — Да. Но ты назвал его Чонгуком и он забрал свой номер обратно.       — Мда… Нескладушки, — Тэ открыл бутылку и сделал несколько глотков напитка, который принес ему Джинки. Сушняк, конечно, был еще тот. — Ну ничё. Будем искать.       — Стену опять разрисовали.       Тэхен перестал пить, раздраженно прикрывая веки.       Стену здания, которую он по приказу декана Сонга красил синим, уже в третий раз разрисовывали вандалы.       Ну как «вандалы» — Кан Юджэ, как пить дать. Кто бы в этом сомневался?       В первый раз Тэхен, жестко матерясь, снова ее покрасил. А потом забил и вообще престал приезжать в универ. Джинки, как мог, прикрывал его по всем фронтам, делал за него домашку, сдавал проекты, умолял старост не отмечать его прогулы и всем говорил, что Тэхен где-то на территории кампуса. По вечерам они вдвоем куда-то ехали, и Тэхен надирался, а Джинки доставлял его домой, и тот потом полдня после этого отсыпался.       Во второй раз кто-то неизвестный ночью покрасил стену снова в синий. Так что Тэхену не досталось от преподобного, и еще одного наказания не последовало. И вот уже третий раз эта падла Кан Юджэ опять портит стену.       Если в первые дни Джинки заговаривал о том, что Тэхену надо еще раз пообщаться с Чонгуком, то потом говорить об этом перестал.       Потому что всё же нашел его сам.       — Привет. Я — друг Тэхена, — очень вежливо начал он их беседу. — Помнишь меня? Я как-то отвозил тебя в общагу. Мы можем поговорить?       Чонгук окинул его уж очень прохладным взглядом.       — О чем? Передай ему, чтобы не приближался ко мне. Это всё, о чем мы можем с тобой говорить.       — Чонгук… — сделал попытку Джинки, хотя уже чувствовал противный запах своего полнейшего провала. — Я не знаю, что между вами произошло, и могу только догадываться... Но я хочу, чтобы ты понимал, что то, что он веселый и яркий, не значит, что он — легкомысленный. Вероятно, ты его совершенно не разглядел. Он заботливый, добрый и очень ранимый. И ты его сильно ранил. Мне кажется, ты всё не так понял…       Вот только Чон, казалось, абсолютно не впечатлился словами своего неожиданного собеседника.       — Я всё так понял, не переживай. У него таких, как я, ещё много будет. Найдет себе очередного выгульщика. Или посудомойщика. Ну, или на крайняк к Лиёну может вернуться. Или с тобой утешиться.       Чонгук практически не вздрогнул, когда Джинки со всей дури врезал ему по лицу. Только кивнул.       — Спасибо, — он даже почти улыбнулся.       — Я думал, может дело в нем, возможно ты не сумел понять, насколько тебе повезло… Но теперь я понимаю, что всё дело в тебе. Просто ты — дрянь.       — Вот видишь, как хорошо, что мы со всем разобрались.       Чонгук кивнул ему на прощание и ушел. На этом их общение и закончилось.       Тэхен потом долго охал над синяком на его костяшках.       — Мы же легион! Почему ты не позвал меня на драку?       Пришлось говорить, что драка того не стоила, чтобы ради нее собирать целый легион. Но рука, сука, болела. И Джинки очень надеялся, что челюсть у этого мудака — тоже.       — Сегодня ты дома, — сообщил он Тэхену. — Мы никуда не поедем. Вот, почитай лучше эти конспекты.       Он пихнул в руки поморщившемуся Тэхену кипу тетрадей, блокнотов и разноцветных папок, после чего ушел.       В гостиной на диване развалился Намджун, так и оставшийся там после своей непростой беседы с Чимином. Бан и Тан лежали рядом и лениво отбирали друг у друга красный игрушечный мяч.       Джун окинул проходящего мимо гостиной Джинки раздраженным взглядом. И тот, почувствовав его, ускорил свой шаг. «Правильно, — удовлетворенно подумал Намджун, — убегай».       Тупая ситуация, но Джун был уверен, что Чимин до завтра полностью отойдет. Хотя уже сейчас он извинился за то, что отключил телефон и пообещал больше такого не делать. Намджун в итоге выкинул из головы всё, что мешало расслабиться, найдя интересный футбольный матч, и залипнув с пивом на его просмотре.       Чимин и сам понимал, что поступил по-детски. Но в тот момент он не мог думать рационально, ему было очень плохо и ему надо было сбежать. И единственное, что он сумел придумать в этой ситуации — это позвонить Джинки.       Жаль, что всё сложилось именно так. И до отеля они с Намджуном в итоге не добрались, хотя Чим очень хотел снова оказаться в теплых и надежных объятиях своего парня.       Он принял душ, переоделся в домашнюю одежду и засел за учебу. Но голова работала плохо, и он решил расслабиться, что-нибудь почитав. Взял стопку книг, которую уже давненько одолжил у Джуна, но в итоге так ни одну и не открыл. Что поделать — он был занят падением в пропасть своей яркой и обжигающей любви.       Провел кончиками пальцев по пестрым корешкам. Выбрав одну — с красочной, хотя и потрепанной обложкой, сам себе улыбнулся.       Чимин и сам не понимал, зачем взял у Намджуна книгу стихов Джанни Родари. Что-то из детства, что давно не читал, но о чем много теплых и приятных воспоминаний. Неожиданно захотелось снова окунуться в этот прекрасный мир сказок и чудес. В эти далекие и удивительные истории.       Он открыл на странице с закладкой и с интересом пробежался глазами по витиеватым буквам.       У лунного моря       Особый секрет —       На море оно не похоже.       Воды в этом море       Ни капельки нет       И рыба не водится тоже.       В волны его       Невозможно нырнуть,       Нельзя в нем плескаться,       Нельзя утонуть.       Купаться в том море       Удобно лишь тем,       Кто плавать       Еще не умеет совсем!       Дочитав, он снова улыбнулся, вспомнив, когда в последний раз слышал этот стих.       Лунное море, в котором совсем нет воды. В котором никто не живет. Интересно, ему бывает одиноко на этом далеком и затерянном спутнике?       Каково это — прогуляться по Луне? Проплыть в ее невесомости? «Искупаться» в лунном море? Очень бы хотелось такое испытать. Скорее всего, если бы поделился своими мыслями с Намджуном, тот бы посмеялся над его странными желаниями.       Хотя Джун всегда — и этого у него не отнять — очень внимательно выслушивал все, даже самые бредовые его размышления. Наверное, Чимина никто в жизни так внимательно не слушал, как Намджун.              Чим провел пальцами по рисунку огромной желтой и улыбающейся луны.       Луна горит ярко, отражая солнечный свет. Но сама света не дает. Наверное, как и Чимин, который тоже на это неспособен.       Он любил луну и не просто так выбрал для своих татуировок ее фазы. Они, как никто лучше, изображали саму Жизнь. Ее начало, ее цветение и ее конец.       Чим задумчиво сжимал в руке салфетку, которая служила в книге закладкой, затем, опомнившись, что портит чужую вещь, положил ее на стол и быстро разгладил.       Возможно, он бы не прочитал того, что там было написано, если бы его глаза с удивлением не зацепились за собственное имя.       Намджун почти уснул под равномерный шум футбольного матча. И вынырнул из этого состояния лишь в тот момент, когда ему с противным шлепком прилетела звонкая и ощутимая пощечина.       Еще даже не открыв глаз и не разбираясь, кто и что, он схватил чужую руку, с силой ее сжал и дернул нападавшего на себя. И Чимин, охнув, упал ему на грудь.       — Ты что делаешь? — охренел Джун, осознав, кто его атаковал.       — Ненавижу! — крикнул Чимин, вырываясь из захвата.       Разъяренный Джун тоже вскочил на ноги.       Чимина было не узнать — его лицо приобрело какой-то странный оттенок, опухло и покрылось пятнами. Видимо, он очень долго плакал. Грудь быстро вздымалась и опускалась, ему не хватало воздуха, чтобы надышаться после сильных рыданий. Его рот открывался, но из него вырывались только хрипы.       — Ненавижу! Никогда тебя не прощу! — наконец со всей силы крикнул он.       — Объяснись! — рявкнул Намджун, теряя терпение и засовывая руки в карманы домашних штанов. — Я думал, мы уже всё решили насчет Кихо!       — Ты поспорил на меня! На машину… — прошептал Чимин, ощущая, что стремительно теряет все свои силы. — На чертову машину… Я… не важнее куска железа… Для тебя я значу меньше, чем даже вещь… Не прощу тебя… Ненавижу… До самой смерти буду тебя ненавидеть…       Доберманы уже были в боевой готовности — на их хозяина нападали. Они рычали, обнажая острые клыки, из их пастей на пол капала горячая слюна.       — Чимин, давай только без драмы, — тон Намджуна утратил свою агрессивность, потому что он уже понимал, что стало причиной истерики его парня. И злился, что всё вышло наружу настолько тупо. Знать бы еще, кто ему всё рассказал. — Это было когда-то, — максимально спокойно произнес он, хотя внутри от злости всё переворачивалось. — Теперь всё по-другому. Надеюсь, ты это понимаешь.       Он повернулся к доберам.       — Место! — жестко скомандовал. Не хватало еще, чтобы псы довели Чимина до еще большей истерики. Чимина надо успокоить, обнять, поцеловать и покончить с этой идиотской ситуацией раз и навсегда. Не таким он планировал сегодняшний день.       Усмирив Бана и Тана, Джун повернулся обратно к Чимину. И застыл, после чего бросился к лежащему на полу без чувств парню, упав перед ним на колени.       — Ты чего?.. — он легонько потрепал его по щекам. Безрезультатно. Помедлив, подхватил на руки и бережно уложил на диван.       Чимин такой тоненький, маленький, в коротких домашних шортах и длинной белой футболке с принтом какого-то мультяшного героя. А еще он холодный, а на его лбу проступили крупные капли пота. Какого хрена?.. Это из-за истерики? Люди вообще падают в обморок из-за истерики?       Намджун в нерешительности застыл, размышляя, что ему делать дальше. Как-то не доводилось раньше иметь дело с людьми, потерявшими сознание.       В это время Тэхен выбрался из своей берлоги и поперся на кухню за новой порцией чипсо-мороженого. Но вынужден был сменить свой маршрут, увидев в проеме растерянное лицо старшего брата. Он стянул с головы большие наушники, через которые пробивались жесткие басы.       — Ты чего? — просипел он. Похмелье — жестокая штука.       — Да вот… — сбитый с толку Джун повернулся к Тэ. — Он в обморок упал.       Тэхен перевел взгляд туда, куда указывал Намджун.       — Может полотенце намочить и на лоб положить? — продолжил говорить Джун. Кажется, он подобное видел в каком-то фильме или сериале.       Но побелевший Тэ отшвырнул наушники, подскочил к дивану, уставившись в мертвецки бледное лицо гостя.       — Быстро заводи машину! — крикнул он. Намджун стоял и не двигался. — Быстро, блять!       Он подхватил почти что невесомое тело Чимина только когда брат отмер и метнулся к гаражу.       Не прошло и двух минут, как Тэхен усаживал на заднее сидение Чимина, который всё еще был без сознания.       Джун газанул сразу же, как только Тэхен закрыл дверь.       — Я пил пиво… — пробормотал он.       — Похуй, — бросил Тэ. — Ну же, где он… Тысяча браслетов! — укоризненно произнес Тэхен, обнимая Чимина и пытаясь отыскать среди десятка браслетов на руках Чима тот самый, медицинский.       Он набрал номер, указанный на браслете и сообщил оператору данные нужного доктора. Когда его подключили, тут же быстро протараторил:       — Доктор Лим, у меня Пак Чимин. Он без сознания, мы везем его в ближайшую к нам больницу, — Тэхен назвал ее адрес. Но то, что затем сообщил ему доктор, заставило его оцепенеть. — В смысле он пропускал диализ? Перестал придерживаться диеты?.. Минни, почему?.. — Тэхен в непонимании уставился в бледное лицо Чимина.       «Минни»… Это имя отозвалось каким-то очень далеким воспоминанием, но Намджуну сейчас некогда было рыться в памяти и пытаться вспомнить.       Он гнал уже вне всяких правил. Точно заберут права. И будут они вдвоем с Тэхен-и без колес. Хотя, возможно, Джун уже давно заслужил это. То, что когда-то Тэхен взял на себя его вину, вину Намджуна не отменило.       Едва они подъехали к главному входу в больницу, к ним сразу же бросились работники с каталкой. Чимина осторожно уложили, пока Тэхен быстро говорил подоспевшему доктору всё, что знал.       А Намджун заперся в курилке, зажигая сигарету за сигаретой и выкуривая их до самого фильтра. В курилке менялись люди, все они цеплялись взглядом за странного парня в домашней одежде и с абсолютно диким взглядом, но никто не рискнул к нему подойти. И правильно. Наверное, в тот момент он бы убил каждого, кто бы с ним заговорил.       Прошло больше часа, когда в задымленное помещение зашел Тэхен. Он молча взял из рук Джуна почти пустую пачку и тоже закурил, внимательно наблюдая за братом.       Из глаз Намджуна текло. Он постоянно размазывал слезы, тёр красные воспаленные веки и продолжал курить, удерживая сигарету дрожащими пальцами, и ошалелым взглядом пялясь куда-то в пустоту.       — Он умирает, — помедлив, произнес Тэхен.       Намджун кивнул, будто это была абсолютно нормальная, обычная фраза. Будто это было тем, о чем говорят часто. Будто он уже был в курсе этого.       — Наш отец давно оплачивает его лечение. Чимин жил в нашем доме, пока ждал своей очереди на пересадку.       И снова Джун кивнул, будто это было обыденной, безынтересной и маловажной информацией, продолжая застывшим взглядом таращиться в стену.       Ну что ж, тайна раскрыта. Теперь можно не переживать, что гость находился в их доме ради каких-то корыстных и нехороших целей.       Тэхен смотрел на брата, сжимая в кармане салфетку, на которой твердым размашистым почерком было прописано, а двумя подписями заверено: «Кто первый нагнет Пак Чимина, тому достанется кабриолет».       У всего есть своя цена. Так сколько стоит твоя душа, Ким Намджун?       Цена за кабриолет — душа, 1 шт.