***
— Ну почему-у-у? — без устали ныл Хоши уже почти двадцать минут кряду. Чонгук только посмеивался над своим в крайней степени расстроенным университетским приятелем. А сам постоянно оглядывался по сторонам — вдруг Тэхен снова на него втихаря смотрит? — И когда ты переводишься? — задал Хо волнующий его вопрос. — Еще точно не знаю. Самое позднее — со следующего семестра. Но в идеале, конечно, как можно быстрее. Да хоть с завтрашнего дня. Чонгук нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а его взгляд стал острее — Тэхена он не запеленговал, а вот Кан Юджэ — да. Тот, засунув руки в карманы, в одиночку шел к дальнему корпусу, так что оставив Хоши продолжать ныть, Чонгук пошел следом, чтобы без свидетелей немного с ним побеседовать. На перемене, между второй и третьей парами, он заглянул к преподавателю Чону. Тот как раз пытался в своем кабинете передвинуть массивный шкаф. Вдвоем у них получилось это значительно качественнее и быстрее, и Хосок в благодарность дал Чонгуку еще одну книгу по астрономии (из своей личной коллекции) и угостил его питательным батончиком с белым шоколадом и орешками макадамия. — Но почему только со следующего семестра? — Чонгук раскрыл рюкзак и сунул батончик туда, не отрывая при этом пытливо-возмущенного взгляда от Хосока. В то время как преподаватель нахмурился, увидев то, что было в рюкзаке его студента. — Ты вообще уверен в своем решении? — вопросом на вопрос ответил он. — Чонгук, ты очень умный, и я уверен, что приложив усилия, ты сможешь осилить курс и даже привнести многое в науку. Но я задам тебе тот же вопрос, который задавал уже не раз. Ты уверен, что ты на том факультете? Упрямство, смешанное с откровенным неудовольствием на лице Чонгука было лучшим ответом. Но Хосок всё же сделал еще одну попытку. — У Кимов есть ежегодный грант. Его дают самым одаренным студентам. Этот грант покроет полностью всю учебу на все последующие курсы, а не только на этот, и все твои расходы, включая оплату жилья. Ты не хотел бы… — Преподаватель Чон, — прервал его уже слегка раздраженный Чонгук, — я вас безмерно уважаю. Но давайте только без Кимов и без того, чтобы влезать в мою жизнь. Я выбрал правильный факультет. Да, многое из учебной программы сейчас мне дается непросто. Но я буду много учиться и все каникулы проведу за учебниками. Я нагоню то, чего пока не знаю. И я очень хочу перевестись из кампуса Синчхон в любой другой. Я надеюсь на ваше понимание и поддержку. Хосок молча и абсолютно безэмоционально выслушал своего рассерженного студента. Что ж, он хотя бы попытался. — И еще, — вспомнил Чонгук, — прежде чем я уеду отсюда, я бы очень хотел вернуть Юнги-хёну его вещь. Хосок с видимым безразличием пожал плечами и отвернулся, чтобы расставить книги, упавшие после того, как они с Чоном передвигали шкаф. — Я же говорил тебе: скажи ему правду. Что скетчбук у меня. — Преподаватель Чон, вы издеваетесь? Да он убьет меня! — Да, Юнги может хорошо врезать, — с неким удовольствием сообщил Хосок. — У него, кстати, неплохо поставлен удар левой. Чонгук уловил эту странную нежность, с которой было произнесено имя аспиранта. — Вы говорили, что сами вернете ему скетчбук. Вы с ним еще не виделись? — сделал он попытку образумить препода. — Нет. А где… — Хосок поколебался, прежде чем спросить: — Где его вообще можно найти? Чонгук едва сдержался, чтобы от облегчения не заорать. — На самом деле я даже не знаю, на каком факультете он работает. Я всегда вижусь с ним только в одном месте — по вечерам он сидит в японском саду… — сказав это, Чон засомневался — за все разы, что он приходил туда, он так и не определил, что это было за место. — Или что это, не знаю… Но там камни и… — Это сад утраченной любви, — ровным голосом произнес Хосок, прекратив перекладывать книги на полке и уставившись в одну точку — в царапину на стене. — Он был подарком Ёнсе от Токийского университета. Идея японского сада — это подражание природе. И его созерцание помогает найти правильное решение и обрести душевное равновесие. Японцы считают, что камни и вода наделены магическими свойствами. Камни символизируют силу и стойкость. А вода — жизненную энергию. Проводить время в таком месте — значит, напитывать и исцелять свой разум и свою душу. То, что нужно для студентов. — Я и не знал об этом, — Чонгук задумался, воссоздавая в мыслях картинку того сада, в котором он так часто за последние почти что два месяца бывал. — А почему «утраченной любви»? — Говорят, на том месте много пар рассталось, — с неохотой пояснил препод. — И со временем этот сад стал очень непопулярным в студенческой среде. — Поэтому аспирант Юнги там и проводит свое свободное время, — догнал Чонгук. — Потому что туда, кроме меня и него никто не приходит. Хосок, помедлив, повернулся к своему студенту. — И он там… бывает каждый вечер? — Да, почти всегда. Сидит и рисует. И обязательно приносит с собой в термосе какао и горячие пирожки. Но он их не ест… Я ем, — признался Чонгук. И снова, как это было уже не раз, когда Чонгук обсуждал с ним Юнги, Хосок побледнел. — Чонгук, — спустя какое-то напряжение мгновение, произнес он. — Ты можешь идти. И опять Чон, как и все разы до этого, во время своего общения и с преподом, и аспирантом понял, что сболтнул лишнего. — Стой! — остановил своего студента Хосок, когда тот уже был у двери. — Подожди. Я хочу, чтобы ты кое-что передал Юнги. Чонгук наблюдал, как препод быстро подошел к своему столу, взял отрывной листочек и что-то написал. После чего отдал его Чонгуку и отвернулся, давая понять, что их беседа завершилась. Чонгук повертел сложенную вдвое бумажку — видимо, Чон Хосок доверял ему настолько, чтобы быть уверенным, что тот ее не откроет и не прочитает. Затем сунул ее в рюкзак — к батончику с орешками макадамия. Между третьей и четвертой парами, во время самого длительного перерыва, все голодные и уставшие студенты ползут по направлению к университетской столовой. И Чонгук, выйдя из аудитории после занятия по геофизике, некоторое время пребывал в нерешительности. Если пойдет в столовую, там будет Тэхен. С другой стороны, если его не переведут до конца семестра — это значит еще месяц в Синчхоне. И они точно еще не один раз столкнутся. Поэтому, поразмышляв, Чон всё же решил пойти на обед. — Как послать человека нахуй, чтобы он не обиделся? — встретил его вопросом Хоши, «незаметно» кивая в сторону одного из неформалов, у которого был высокий изумрудный ирокез и по кольцу в каждой из ноздрей. — Скажи ему: «Пошел нахуй. Не обижайся». — Мне кажется, он на меня запал! — с паникой в голосе сообщил Хо. Чонгук хмыкнул и сел за привычный стол, понимая, что уже прикипел к этой странной и сумбурной обстановке, и скорее всего будет по ней скучать. Приехав в Сеул и поселившись в Ёнсе, он даже не догадывался, что всего через пару месяцев настолько прочувствуется этим местом. Что оно вытянет, выплеснет из него столько разных эмоций. А ведь еще какое-то время назад ему казалось, что у него ни одной эмоции не осталось. Но стоило только… Чонгук шумно сглотнул — потому что в горле пересохло — и бросил мимолетный взгляд на стол Кимов. Там были только старшие — Сокджин и Намджун. И Джун, заметив его внимание, кивнул ему. Чонгук, слегка стушевавшись, кивнул в ответ и отвернулся. Он неожиданно осознал, что скучает по паре ехидных проказников — доберманам Бану и Тану. Хоши, быстро пережевывая сельдерей, взял со стола стопку флаеров и передал один из них Чону. — Сходим? Расслабимся немного. Пока ты еще здесь, — с грустью закончил Хо и максимально умоляюще посмотрел в глаза своего друга. Если Чонгук уедет из Синчхона, Хоши снова останется один, как это было до его приезда. Иногда так тяжело найти человека, с которым тебе будет легко, просто и комфортно. Но как только ты его находишь, он обязательно почему-то очень быстро уходит с твоего пути. И ты снова остаешься один. Чонгук вместо ответа с шумом выдохнул. Он не знал, что это — особое внутреннее ощущение, аромат парфюма, который сумел долететь к их столу отверженных, или то, что многие подняли от тарелок глаза и уставились на вход в столовую. Но Чонгук просто знал — пришел Тэхен. Он не повернулся в ту сторону и видимо никак не отреагировал. Но есть больше не хотелось, поэтому он откинулся на спинку стула и продолжил слушать уверения Хоши в том, насколько же круто они проведут сегодняшнюю ночь. Сокджин, внимательно читающий что-то в своем iPad и монотонно пережевывающий пищу, не сдержался от подколки, едва к столу подошел его младший брат и его друг. — Извини, что я не спросил у тебя разрешения, прежде, чем начать есть, — елейным тоном проворковал он. — Всё нормально, хённим, можешь есть, — буркнул Тэ, бросая на стол свою сумку и с шумом отодвигая стул. Джин фыркнул. Младший брат всегда всех переиграет. Мог бы ради приличия смутиться или возмутиться — так нет, говорил с таким видом, будто Сокджину теперь и вправду нужно спрашивать у него разрешение на каждое свое действие. Его невообразимо задевало то, что Тэхен, всегда беспрекословно восхищавшийся ими и уважавший их, в одну минуту перестал это делать. Разочаровался. И в тоже время Сокджина не могло не восхищать, насколько же Тэхен, даже не сомневаясь, выступил против братьев — против обоих за раз. Тэхен, от которого никто ничего особо не ждал, проявил все качества сильной и здравомыслящей личности. Джину всегда было обидно и непонятно, почему отец настолько недооценивал Тэхена. Он будто… забил на него. На Джина было возложено до хера обязательств и ожиданий. Намджун даже в своих сложных отношениях с отцом, тем не менее в будущем получит свою собственную юридическую контору. Но Тэхен… Такое чувство, что отец никаких ожиданий или чаяний на его счет не питал. И это было абсолютно необъяснимо. Потому что в самом младшем представителе семьи Ким было много особенностей и черт, которые лично Сокджина в нем восхищали. Вот, к примеру то, как он повел себя в этой откровенно херовой ситуации, взяв всё в свои руки. — Заведу себе другого ребенка, — проворчал он. — Послушного, — Джин перевел взгляд на Джинки и ахнул. — Мать моя! А с тобой что случилось? — он молниеносно взглянул на Тэхена, страшась увидеть и на нем следы побоев, которые не заметил при первом взгляде на подошедшего к столу брата. К счастью, Тэхен-и выглядел абсолютно нормальным. Если считать нормальным его как обычно взлохмаченные и приглаженные пальцами темные волосы, надутые после нудных пар губы и увы, добавившееся в последнее время отсутствие огонька в его глазах. Сокджин скосил взгляд на стол, который занимал экс-выгульщик, чтобы стать свидетелем, как Чон Чонгук совершенно беззаботно болтал со своим другом, расслабленно при этом жестикулируя. Потом посмотрел на своего погасшего младшего брата. Да уж… Всыпать бы люлей этому выгульщику. Жаль, Намджун — откровенная слепошара и нихера не предпримет. Он не заметил ни романа Тэхен-и с его работником, ни того, что они, судя по всему, расстались. — Со мной всё в порядке, — негромко заверил его Джинки, как можно аккуратнее садясь на свое место. Намджун вчера ему неплохо двинул по ребрам и по почкам. — Он не колется, — обиженно сообщил Тэ, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто знает, может, он лез не в свои дела, — мрачно проговорил Джун, напомнив всем о своем присутствии. Он ковырялся в своем протеиновом обеде и не мог понять, как не раскусил диету Чимина. Тот ежедневно раскрывал перед ним контейнеры со своей специально заказанной едой. И Намджуна ни разу ничто не царапнуло. «Раньше я был не таким, как сейчас. У меня были большие щеки, и веса было чуть больше… Сейчас мне не совсем комфортно смотреть на себя в зеркало. И намного удобнее надевать одежду оверсайз…» Намджун, беззвучно выругавшись, со злостью отодвинул от себя тарелку. А Тэхен застывшим взглядом смотрел на его разбитую правую руку, до крови сбитые костяшки. На одну ужасную, жуткую секунду он подумал о том, что Джун мог поднять руку на Джинки. За те насколько отвратительно-страшных мгновений у него точно прилично добавилось ранней седины. Но затем включился мозг, отодвигая панику на задний план, указывая и доходчиво объясняя, что сильно разбитая рука его хёна не идет в сравнение с теми травмами, что получил Джинки. Рука Джуна была слишком разбита. Тэхен поколебался (у них с Намджуном теперь странные отношения — после того, как он узнал, что тот натворил), но всё же заметил: — Хён… Тебе бы к врачу. Возможно это что-то серьезное. — Этот долбоящер отказывается, — вставил замечание Джин, возвращая всё свое внимание недочитанной в iPad статье, и уже размышляя о результатах введения искусственного интеллекта в медицину. — Но я глянул — вроде ничего страшного. На Джуне как на собаке всё заживает, — поставил он своеобразную точку в этой беседе. Этот день можно было бы назвать днем, когда не смотрели в глаза. Джун не смотрел на Джинки и Тэхена. Тэ не смотрел на Чонгука. Чонгук не смотрел на Тэхена. А Джинки — на Намджуна. И только Сокджин мог спокойно на всех смотреть, но его больше интересовала статья в его продвинутом гаджете. Уже когда все четверо поднялись со своих мест, чтобы разбрестись по своим учебным корпусам, Джинки, воспользовавшись тем, что Тэхен и Сокджин ушли далеко вперед, приблизился к Джуну и дернул его за рукав. Тот молниеносно повернулся (его реакция всегда была на высоте). И не смог скрыть удивления, осознав, что бессмертный, настолько беззастенчиво трогавший его — это Джинки. Глаза Джуна отливали безмерным арктическим холодом, когда он взглянул на него, опасно подняв свою бровь. А Джинки молча сунул руку в карман, достал кастет и вложил его в ладонь Кима. Намджун стиснул зубы настолько сильно, что было видно, как заходили желваки под его высокими скулами. Поколебавшись, он засунул его в один из многочисленных карманов своих штанов и, ничего не говоря и даже не глядя на Джинки, развернулся и ушел. Тэхену надо было успеть добраться в другой корпус, поэтому он нервничал, пытаясь понять, куда делся идущий следом за ним Джинки. — Мистер Краш Ёнсе, — послышалось рядом слегка робкое. Тэ без интереса повернулся на звук. Прямо возле него был один из неформалов — тот, который постоянно ему подмигивал. Но Тэхен не успел ничего сказать — ему в руки сунули флаер и со скоростью света испарились. Нахмурившись, Тэ перевернул листовку титульной стороной и прочитал: «19.00 хорни friday time! С тебя — присутствие! С меня — пиво!»***
В понимании корейских студентов устроить вечеринку — не значит надраться до того состояния, чтобы вырубиться на полу в луже пива и чего-то там еще, бегать голышом по лужайке или засасываться по самые гланды с первым встречным (привет, четыре части «Американского пирога»). В конце концов, корейцы более закрыты, с множеством рамок и границ, которые им щедро выставляет общество с самого первого дня их появления на этом прелестном свете. Но это совсем не значит, что студенты этого не делают — не напиваются, не вырубаются, не бегают голышом и не засасываются с таким же бухим незнакомцем/незнакомкой. Возможно, Тэхену не надо было в тот вечер туда идти. Но как раз смысл студенческой вечеринки и был его главной целью: напиться и забыться. Всё точь-в-точь согласно той мудрости, которую впихнули ему старшие братья много лет назад. Джинки отвез его к дому Кимов и уехал к себе домой, а Тэ, даже не сказав ему о вечеринке, переоделся, вызвал такси и отправился по адресу, указанному в флаере. Оказавшись на месте, он ничего такого, чего нельзя было бы предугадать, не увидел — раздалбливающая барабанные перепонки музыка, море еды и алкоголя. Кто-то драл горло в караоке, кто-то абсолютно развязно и бесконечно неумело под без меры выпитое бухлишко танцевал, кто-то по пьяни творил позорные вещи, которые потом будут сниться ему в кошмарных снах. Так что да — на этой вечеринке было всё, как обычно. — Ты знаешь, что встретить свою идеальную половинку — это 1 к 285 тысячам? Нехило, да? — при входе в дом какой-то тип с жутчайшим запахом изо рта наклонился к самому уху Тэ и даже приобнял его за талию. — Чем больше нас сюда придет, чем больше набьется в это корыто, тем больше шансов ее встретить. Тэхен тоже придвинулся к нему ближе и шепнул: — Если ты сейчас не уберешь свои грабли, у тебя уже никогда не будет никаких шансов никого встретить. Не успел он избавиться от одного кадра, как появился другой. — Мистер Ёнсе, ты в опасности? — развязно поинтересовался он, хватая Тэхена за руку и демонстрируя ему свою легкую и самодовольную ухмылку. — Я не в опасности, чел. Я сам — опасность. Тэ соорудил на своем лице зверский оскал, и желающий закорешиться с младшим принцем семьи Ким от него отстал. — Ебанутым нет покоя, — вздохнув, пробормотал Тэхен, наконец-то заходя в дом. Да, он мог предугадать всё, что будет на стандартной студенческой вечеринке. Кроме одного. Что там будет Чонгук. Земля круглая. Не важно, как далеко ты уйдешь. В конце концов, всё равно вернешься к началу. Об этом размышлял Тэхен, наблюдая за Чоном, который завис в своем телефоне и совершенно не обращал внимания на то, что творилось вокруг него. Просто сидел на высоком барном стуле, как будто он был не на крутой и разнузданной вечеринке, а у себя в общаге учил параграф по какой-нибудь геофизике или астрономии. Спустя пару минут к нему подошел его друг, с которым Чон обычно обедал (тот, который ранее мечтал о чьих-то красных труселях), и впихнул ему в руку запотевшую жестянку пива. Чонгук поднял голову, спрятал телефон и открыл банку, без улыбки о чем-то переговариваясь со своим приятелем. Делая глоток, он обвел задумчивым, полуотсутствующим взглядом заполоненную людьми комнату. Но в один миг его зрачки расширились, едва он уткнулся в лед глядящего на него с противоположного конца помещения Тэхена. Эти режущие острые омуты цвета выдержанного ирландского виски всматривались в самую его душу. И казалось, знали о нем всё. На одно короткое мгновенье Чонгук опустил взгляд — появления здесь своего бывшего любовника он точно не ожидал. И конечно же не послушался бы увещеваний Хоши и не приехал сюда, если бы знал, что Тэхен тоже будет здесь. Но спустя это короткое мгновение он снова поднял глаза, чтобы, не колеблясь, встретиться с чужими. Неизвестно, сколько бы длился этот поединок взглядов, в котором никто не собирался уступать, если бы к Чонгуку не подошла девушка и слегка застенчиво что-то не прошептала ему на ухо. Он внимательно ее выслушал, а она указала рукой куда-то дальше — прямиком на другую девушку, стоявшую у стены и ждавшую его положительного ответа. Чонгук, выдержав паузу, кивнул, после чего улыбнулся той девушке у стены. И она, довольная, сразу же направилась к нему. Тэхен бесстрастно наблюдал, как типичная миленькая студентка с длинными высветленными локонами и в облегающей короткой юбке, выгодно подчеркивающей ее стройные ноги, о чем-то весело щебетала Чону, а тот слишком заинтересованно ей кивал и крайне внимательно ее слушал. Она села рядом, на такой же барный стул, аккуратно закидывая ногу на ногу. А Чонгук за этим наблюдал, глядя прямиком на ее голые ноги. Затем ее рука, как бы невзначай, коснулась его бедра, и там и осталась. И Чон никак на это не отреагировал, определенно давая ей зеленый свет. Они еще минут десять болтали, не обращая никакого внимания на Хоши и другую девушку — но те тоже нашли друг с другом общий язык. В итоге собеседница Чонгука что-то с манящей улыбкой сказала ему, и он снова кивнул. Они поднялись и направились в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. В хозяйские комнаты, где можно было уединиться. Путь туда лежал мимо места, где стоял Тэхен, по-прежнему наблюдающий за ними. Он видел, как девушка взяла Чонгука за руку, и даже услышал обрывок фразы, что-то вроде: «Ты мне с первого взгляда понравился…». И Тэхен едва слышно фыркнул. Ему вот Чонгук тоже с первого взгляда понравился. Как оказалось, их таких много. Когда Чон проходил мимо Тэ, между ними было каких-то жалких сантиметров сорок, не больше. И вполне можно было протянуть руку, схватить его и, нахрен, прибить. Но Тэхен ничего не сделал. А Чонгук на него даже не взглянул. Тэхен допил свое пиво, проводив взглядом их спины — до тех пор, пока они были в поле его зрения, выбросил пустую банку в самодельную урну, которая когда-то была дорогой китайской вазой, развернулся и вышел на улицу. Дышать было нечем. В груди всё камнем застыло. Уже на улице Тэхен попытался вдохнуть полной грудью. Он медленно прошелся по двору, осматривая это место. Видимо, чьи-то родители уехали, а почувствовавшее свободу дитё созвало вечеринку. Интересно, что потом с ним сделают родаки? Измерив подъездную дорожку шагами, Тэ завернул за дом, где обнаружил небольшой пустой бассейн. Удивительно, но здесь никого не было. В ряд стояло несколько шезлонгов, но Тэхен прошел мимо них и уселся на край бассейна, свесив туда ноги. Ну что ж. Напиться и забыться не получилось. Получилось только вогнать нож еще глубже в сердце. Но даже сейчас и даже здесь Тэхену не удалось испить свое горе залпом и до дна — его окликнули. Причем, знакомо-противным голосом. Он раздраженно закатил глаза. Кан Юджэ. — Здесь что, весь Ёнсе? — недовольно бросил он. Только этого придурка к полному счастью и не хватало. — Перестань портить стену, мудак. И вернулся к созерцанию бело-голубых ромбиков на дне бассейна. — Нравится подчищать за мной? — послышалось злобно-вкрадчивое. Тэхен, не оборачиваясь, хмыкнул. — Вы только посмотрите, как эпично сдулся этот гандон в последние несколько недель. Всё, что ему остается — только марать похабными словами стену. На большее он, упс, уже не способен. Тебя в универе больше никто не боится. Прекрасная история падения очередного морального урода. Когда тебя попрут с Ёнсе, я попрошу чашечку кофе и место в партере. Кан Юджэ был накален до предела. Его высмеяли, его унизили, он потерял свой лоск и пугающий облик как для ранее обходивших его десятой дорогой студентов, так и для своих друзей, с которыми своими ботинками они посчитали ребра не одного первака. И всё это из-за одной твари в красной куртке. Ким Тэхена. Юджэ приблизился к бассейну, стараясь сдержаться и раньше времени не взорваться, так как от ярости его буквально трясло. — Вы ведь педики, да? Тэ в непонимании неторопливо повернулся к нему. — Чего? — Он прессует меня из-за тебя, а ты прессуешь меня из-за него. Принц Ёнсе того, да? Гей? — увидев, как вытянулось от неожиданности лицо Тэхена, Кан Юджэ уже более уверенно продолжил: — Я в этом и не сомневался! Всегда знал! Ты со всеми ебешься? И с братьями тоже? Поэтому они тебя так защищают? Ты — их маленькая принцесса? Юджэ не успел даже пальцем пошевелить, как Тэ пантерой набросился на него и повалил на землю. — Некоторые абсолютно не понимают, когда нужно заткнуться! — прошипел Тэхен в лицо этого придурка, крепко прижимая его к земле. — Полнейшее отсутствие инстинкта самосохранения. И мозгов. Тот изловчился и заехал Тэхену по губе, после этого они пару минут молча боролись, стараясь лягнуть друг друга как можно больнее, и пытаясь сбросить соперника в пустой бассейн, пока их не разняли какие-то хмельные гуляки. Тэхен, отряхивая свои измазанные брендовые джинсы, с трудом поднялся на ноги, кляня, нахрен, всё на этом свете. Веселая вечеринка получилась, ничего не скажешь. Тот неформал, который всучил ему злополучный флаер, стоял чуть поодаль и обнимал себя руками — оказалось, это он позвал на помощь, чтобы спасти обожаемого им Мистера Краш Ёнсе. Тэ кивнул ему, сплюнул кровь от разбитой губы на землю и побрел обратно в дом. Нашел кухню, залез в чужой холодильник и достал из морозилки упаковку какой-то замороженной хрени — то ли зеленого горошка, то ли стручковой фасоли. И присел на подоконник, прислонившись затылком к стеклу, запотевшему от диких паров алкоголя, прижав холодный «компресс» к губе и устало прикрыв веки. — Что с тобой случилось? Тэхен не спеша открыл глаза. Прямо перед ним было взволнованное лицо Чонгука. Видимо, он услышал о драке с участием Тэ. Выгнал всех из кухни и закрыл на защелку дверь. Тэхен зло прищурился. — А тебе разве не всё равно? Что здесь делаешь? Уже потрахался? — Послушай… — Не хочу! — в ярости бросил он. — Слышишь? Я не хочу тебя слушать. Что может быть хуже, чем видеть безэмоциональное, холодное лицо Чонгука? Когда его кролик возвращается. Как сейчас. Взволнованный, ощупывает Тэхена быстрым взглядом, сдерживает себя, чтобы не прикоснуться. — Тэхен… — Вау, ты помнишь, как меня зовут? — съязвил Тэ. — Дам тебе совет, — он перевернул упаковку другой стороной, так как та уже горела, потому что горел сам Тэхен. — Не нужно каждый раз хватать мимо проходящую девушку, чтобы доказать, что ты не такой, что ты — нормальный. Можешь табличку себе на грудь повесить. Ну или тату сделать — на весь твой нахрен лоб. Это даже лучше. «Я НЕ ГЕЙ». Может хоть так сам в это поверишь? А то гляжу на тебя, и знаешь, хочется заорать: «Не верю!». Плохо играешь. Старайся лучше. Чонгук сглотнул и отступил на шаг назад. Потому что желание притронуться к Тэхену становилось уже невыносимым. — Наши дороги разошлись, — только и сказал. А глаза такие теплые, такие встревоженные, и от этого еще хуже. Знать, что его Чонгук всё еще там есть — под этой коркой льда. — Дороги расходятся, а воспоминания остаются. Ты не сотрешь того, что было. Как бы ты ни старался. — Мы, если помнишь, друг другу ничего не обещали. И я тебе… ничего не должен… — Просто заткнись, хорошо? Почему же так больно… Тэхен отнял упаковку от губы и отбросил ее в сторону. Да похер. — Мы разные, — сделал еще одну попытку Чонгук. — Ты — миллионер и гей. А я… А я — не миллионер, и не гей. Тебе нужно поменять всё. Переключи своё внимание на кого-то другого. — Переключить… своё внимание? По-твоему, для меня это на уровне переключить своё внимание? Да пошёл ты нахуй! — Тэхен пылал от ярости и от этой ёбанной жизни. — Каково это — смотреть в зеркало и знать, что ты — долбанный лжец? Единственный человек, которому никогда нельзя лгать — это ты сам. Потому что если ты врешь сам себе — это уже пиздец. А ты врешь самому себе. Ты был счастлив со мной, ты хотел быть со мной, и я не знаю, что тогда произошло — после приезда в Сеул. После обсерватории. Я не знаю, какого хера ты решил перечеркнуть всё… Я не понимаю. Но единственное, в чем я точно уверен, что ты — грёбанный лжец. Ты предал самого себя. Закрыл глаза на правду, как трус. И выбираешь охренеть насколько неправильный путь. И мне вот просто тупо жаль тебя. Но на этом всё. Не подходи и не спрашивай в порядке ли я. Я не в порядке. Я НЕ В ПОРЯДКЕ! Из-за тебя. И я попытаюсь вернуть себя. Но не с твоей помощью. Важнее всего, что я честен с собой. И с тобой. Ты собираешься убраться из Синчхона? Вот и отлично. Убирайся и не смей никогда попадаться мне на глаза. Ты мне, выгульщик, больше не интересен. Нет, не мой брат, а я нахрен переломаю тебе ноги и разобью лицо. Если ещё хоть раз тебя увижу. Этот ком в горле уже нельзя было игнорировать. Пора было ставить окончательную точку и уходить. Тэхен так и сделал. Не оборачиваясь, и не прощаясь. Настоящие чувства горят красиво, гордо, смело. Сжигают. А по-другому и не может быть. Если чувства — настоящие. Судьба тасует карты, а мы играем. И иногда на руках у нас слишком херовый расклад. Тэхен вышел из дома и просто пошел вперед. Ровная спина, холодный, бесстрастный взгляд. Он всегда уходил красиво. Первое время из-за слез, с каждой минутой плотно застилавших его глаза, он даже не понимал, куда именно идет. Потом осознал, что не в ту сторону. Те часы, что он шел домой — возможно, они были худшими за все его двадцать лет. Потому что с каждым шагом отламывалось и терялось где-то на дороге по кусочку от его сердца. Нет ожиданий, нет разочарований. Нет любви, нет боли.***
На следующее утро Тэхену хотелось исчезнуть отовсюду. Посовещавшись сам с собой, он решил исчезнуть пока только из универа. Было уже десять утра, когда он зашел в комнату, которую временно занимал Чимин, и по врученному ему тщательно составленному и пронумерованному списку собрал всё, что Минни просил. Из одежды — практически ничего. Но зато: лэптоп, шестнадцать книг, тринадцать тетрадей и блокнотов разных размеров, органайзер, пенал с карандашами и ручками, еще один с маркерами, коробочка со скрепками и кнопками, степлер, ножницы, три ластика в виде овощей, точилка, бутылёк с клеем, разноцветные стикеры для заметок, пухлый ежедневник, перевязанный синей лентой, корректор, несколько больших заполненных чем-то конвертов и две линейки. Всё это, охеревший от веса учебного процесса Тэхен, еле-еле затащил в больничную палату на шестом этаже. Хорошо, что она у Чимина была большая, просторная и одиночная, и соседям не будет мешать его бурная исследовательская деятельность. После недавнего приступа своего подопечного господин Ким полностью взял на себя организацию и полный контроль лечебного процесса. Взглянув на Чимина, Тэ решил, что тот всё же выглядит немного лучше. Хотя скорее всего, он лишь пытался сделать вид, что всё хорошо, и особо ничего не случилось. Не было предательства, записки, отказа почек и необходимости находиться в больнице. Но Тэ решил, что даже если и так — это уже хороший знак. Ведь хуже было бы, если бы он рыдал в подушку или находился в состоянии апатии и нежелания что-либо делать. Хочет Чимин цветными маркерами рисовать какие-то свои графики и вешать их на стену кнопками с анимешными мордашками — ну и отлично. — Моя спина! — ворчал он, выгружая всё, что притащил из дома, пока радостный Чимин распаковывал и раскладывал на тумбочке свои вещи. Дальше они поели — опять диетический рацион (вегетарианский суп, вареное мясо и фруктовое желе) и спорили о том, кто победит — Халк или Супермен. Сошлись на том, что битву выиграет Супермен благодаря большему количеству своих способностей. — Знаешь, иногда я чувствовал себя в вашем доме, словно Золушка, — задумчиво проговорил Чим, продолжая тему супергероев и сказок. Тэхен фыркнул. — Извини, конечно, но ты капец насколько не тянешь на Золушку. Во-первых, она убирала золу. А у нас нет золы, — Чимин, доедая желе, рассмеялся. — А во-вторых есть? — Конечно. Во-вторых, у тебя между ног болтается кое-что, чем Золушка точно не могла похвастаться. По крайней мере, в оригинальной версии. Они как раз ржали, как не в себе, представляя Золушку с увесистыми причиндалами под нежно-розовыми пышными юбками, когда в дверь постучали. Оказалось, это была одна из медсестер — Чимину доставили что-то в подарочной коробке. Когда Тэхен открыл ее, оказалась она до краев была наполнена… черникой. — Ух ты… Кто-то прислал тебе чернику. Она ведь хороша для почек, ведь так? — задумчиво спросил Тэ, рассматривая сочные ягоды. Он за последнее время много разной информации изучил и о почечной недостаточности, и о диализе, и о специфическом питании, и о трансплантации — с тех пор, как Чимин рассказал о своих критических проблемах со здоровьем. — Обратного адреса или записки нет. Он вернулся к кровати и протянул коробку Чимину. Но вместо того, чтобы с сияющей улыбкой взять ее — как и должен был сделать Чим — тот поморщился, отодвинулся и категорически отказался брать ее в руки. Обескураженный Тэхен наблюдал, как тот в одну секунду помрачнел, побелел и затем протестующе поджал свои губы — а ведь буквально две минуты назад они ржали как ни в себе! И были уверены, что медсестра пришла их приструнить — чтобы они не мешали остальным пациентам. — Не хочешь есть сейчас или вообще? — Вообще. — Мне ее совсем убрать? Или… — Совсем. Так что Тэхену пришлось закрыть коробку и отнести ее к стойке медсестер. Когда он вернулся обратно в палату, Чимин отсутствующим взглядом пялился в окно. Тэхен сел на стул, но Чим его даже не заметил. Тэ наблюдал за ним, пока Минни без шансов упорхнул в свои мысли. Знать бы, что у него произошло с Намджуном. Но если вспомнить условия пари и то, что Джун его выиграл… Тэ обессиленно прикрыл глаза. Джун-и, ну нахуя ты это сделал?.. Только бы у Чимина не было никаких чувств… И еще один укол внутри. Конечно же, Минни не лег бы в постель к кому-то просто так. Не потерял бы голову настолько, что наплевал на свое здоровье. И так бы горько не плакал, узнав о предательстве. Блять, Джун-и, нахера? — Как считаешь… — прервал тишину Чимин. — Когда человек говорит, что вы — пара, но не хочет при этом никаких парных вещей. Это же было знаком, что для него всё… несерьезно? Я должен был это понять, ведь так? Как вообще действуют эти механизмы? Есть какой-то кодекс, некий алгоритм, который помогает распознать такие вещи? Что ты человеку неинтересен, и он просто… играет? Тэхен куснул себя за щеку. А Чимин, всё так же, не поворачивая головы от окна, продолжил: — Я ведь отстал от жизни. Он говорил, что я не так всё понимаю. Что нормальных в моем понимании отношений не существует, что люди — просто корабли, встречаются, расходятся, и каждый думает только о себе и своей выгоде… Так это и есть отношения? Те самые? А как же любовь? Ее тоже не существует? Если да, то почему так болит? Тэхен тоже посмотрел в окно. Уголки его губ застыли в горьком изломе. Хотел бы он сказать Чимину что-то умное и очень глубокомысленное. Хотел бы он, чтобы его тоже не болело. — Ты рассказывал о своей важной научной, — вместо ответа на вопрос Чимина напомнил Тэ. — Да… — Чим потянулся и взял один из пухлых конвертов. — Я готовлю доклад об одном инфлюэнсере. О нем я узнал, когда учился в своем прошлом университете. Он был просто охуенным художником. Каждая его работа была настоящим событием в андеграундном мире. Но он рисовал не полотна. Нет. Он был райтером. — «Райтером»? — переспросил Тэ, высыпая содержимое конверта на кровать. — Да, так называют тех, кто рисует граффити. Райтер, граффист… Есть еще любители — их называют «тей». Но он точно не был любителем. Он мыслил масштабно и творил неординарно. Дерзкий, остроумный и бесспорно очень талантливый. Жаль, что всё так закончилось… Тэхен перебирал множество фотографий с рисунками на стенах. На одной из них он задержался дольше. Привлек текст, краски, экспрессия и даже какая-то выплеснутая в окружающий мир злость. «Мы будем забыты эпохой. И похуй» — Глубокомысленно, — пробормотал Тэ, рассматривая плотную вязь букв. — О, да… — Чимин удрученно вздохнул, и черты его лица заострились еще больше. И сразу стало видно, насколько темные круги под его глазами, как сильно впали щеки и насколько тревожная бледность. — Это последнее его граффити. — Последнее? А что с этим райтером случилось? Чим нахмурился. — Он успел сделать свою работу, — и кивнул на фото, на котором было выведено: «Мы будем забыты эпохой. И похуй». — Но вот убежать от полиции не успел. Это было ночью, на крыше высотки. За ним давно охотились, и вот нашли… Он сорвался вниз. Говорят, он держался кончиками пальцев, и они соскальзывали, — тон голоса Чимина понизился до зловещего. — И полицейские могли его спасти. Но не сделали этого. — Жуть… — пробормотал Тэ на эту страшилку, продолжая перебирать полароидные снимки. — Праймс, — сказал Чимин, и не заметил, как Тэхен при этом застыл. Короткое слово ожидаемо отозвалось болью в его сердце. — Что ты сказал? — внутренне похолодев, и стараясь скрыть свое напряжение, переспросил Тэ. Вряд ли Чимин мог знать стоп-слово в их с Чонгуком сексуальной жизни. — Его звали Праймс, — пояснил Чим. — Означает «простые числа, простота». Сердце стучало, как бешеное. И Тэхен постарался успокоить его неистовый галоп двумя подряд глубокими вздохами. — А это кто? — спросил он, беря очередной снимок. Чимин наклонился и посмотрел на фото, которое взял в руки Тэ. Человек на фоне стены с граффити извергающего пламя дракона. Его лицо было скрыто за черной разрисованной маской, а на голову, полностью закрывая лоб, был накинут капюшон темной толстовки. — А, так это и есть Праймс. Единственная существующая его фотография. Хотя… Здесь даже не разберешь, как он выглядит. Если бы с него хотя бы что-то снять… Маску или капюшон… — ворчливо заметил Чимин, давно бившийся над истинной личностью Праймса. Но Тэхену и не нужно было ничего с его лица снимать. Он и без этого узнал глаза Чонгука.