— Ты можешь рассказать всё, что знаешь об этом Праймсе?
Чимин хихикнул.
— Так это же тема моей научной! Конечно, могу!
Но стушевался под хмурым взглядом Тэ.
— Извини, — сконфуженно пробормотал он. Затем прочистил горло, ощутив прилив огромного вдохновения. Всё-таки кто-то по-настоящему интересуется его работой. Он и Сокджину всё рассказывал, и Намджуну… Но впервые нашел реально благодарного слушателя. — До того, как перевестись в Ёнсе — в середине этого семестра, я учился в Пусане. Я специально уехал в другой город, так как хотел побыть независимым. Хотя бы немного вкусить иллюзии, что я обычный, нормальный. Не больной… Конечно же, — с грустью добавил Чимин, — ничего так, как я мечтал, не получилось. Лечение не срабатывало, мне становилось хуже. И твой отец, Тэхен, убедил моего отца, чтобы он вернул меня в Сеул. В итоге мне назначили диализ, и господин Ким пригласил меня пожить у вас. Я знаю, мой отец был недоволен тем, что я согласился. Он говорил, что так делать нельзя, что я злоупотребляю чужой добротой. Что поделать… Я действительно злоупотребил ею. Возможно, поэтому всё так и закончилось.
— Минни, ты говоришь откровенный бред, — перебил его, вздохнув Тэ. — Ну серьезно. Мы все были рады, что ты поселился в нашем доме. Мы достаточно закрытая семья, в том смысле, что у нас крепкие связи между братьями, и между родителями и нами. Старшие братья — лучшие друзья друг для друга. А Джинки… Он тоже как часть нашей семьи. Вообще к нам редко кто-то приезжает пожить. В последний раз, если я не ошибаюсь, у нас какое-то время гостил друг Джуна — Юнги. А это было года два назад. Юнги… он оказался без дома и без семьи, и без человека, который обещал быть с ним. Так что хён пригласил его к нам. А хённим даже выбил для Юнги грант аспирантуры в Ёнсе, и теперь у него есть и работа, и возможность заниматься научной деятельностью, и есть где жить… Я к тому, что у нас редко кто-то гостит. И если отец пригласил тебя, он сделал это не из вежливости и не потому, что рассчитывал, что ты откажешься. Он действительно хотел, чтобы ты провел этот сложный период у нас. И я тоже очень этому рад.
Чимин благодарно улыбнулся. У Тэхена большое сердце и он замечает очень многое, даже если и не говорит об этом вслух.
— Спасибо. Это так круто, что нам удалось подружиться… — он с признательностью сжал ладонь Тэ. — Так вот, когда я учился в Пусане, то узнал о местной уже ставшей легендарной личности. Активиста-райтера по имени Праймс, — Тэхен сделал вид, что уже в двадцатый раз по новой с интересом рассматривает фотографии с граффити. Потому что если бы он смотрел на Чимина, тот конечно же увидел бы, что слегка охреневшее выражение не сходит с лица Тэ. Чонгук тоже приехал из Пусана — плюс один к убеждению, что он и есть Праймс. — Это художник инкогнито. До сих пор нет 100%-ных сведений о том, кто именно скрывался под этой его разрисованной огнем маской. Но о нем знали многие в Пусане, и конечно же, практически каждый, кто там был, видел хотя бы одну его уличную работу. У него был свой канал в сети, где он общался с поклонниками, выставлял свои работы и вообще рассказывал о действительно важных вещах. Около миллиона подписчиков.
— Сколько?! — офигел Тэ, поднимая голову на довольного произведенным эффектом Чимина.
— Около миллиона, — пытаясь скрыть улыбку, повторил тот. — Я тоже был на него подписан.
— И все они были подписаны… только из-за его рисунков?
— Нет, конечно. Праймс много о чем писал. Он очень любил свой город. Замечал вещи, которые его портили. И говорил об этом. Он никогда не молчал. И за ним шли люди. Со временем он стал голосом местных жителей. И каждое его граффити было со смыслом. Знаешь там… критика власти, продажных чиновников, взяточников. Он выступал против полицейского произвола… Поднимал реально важные темы. Как раз поэтому я и выбрал его как инфлюэнсера для своей научной — его действительно слушали многие.
Тэхен пару раз недоуменно моргнул. Этот портрет уж никак не вязался с кроликом, с которым он столкнулся в туалете ночного клуба, который выгуливал доберов его брата и который добровольно согласился надеть колготки в сеточку. Окей, допустим сетка под джинсы — это было частью их эротических игр. Вычеркиваем. Но вот всё остальное… Будто существовало две личности: одна — яркий, уверенный и раскрепощенный Праймс, а другая — Чон Чонгук, который старался не высовываться. Не лез в конфликты, не попадался особо никому на глаза. Дружил с непопулярным мальчиком и сидел в столовой за столом отверженных.
И учился не на том факультете.
Тэхен еще больше нахмурился.
Чонгуку плохо давалась учебная нагрузка, он даже на полном серьезе просил Тэхена, чтобы тот помог ему учиться. Какого хера гениальный андеграундный художник с миллионом подписчиков пошел учиться в Ёнсе на достаточно непопулярный и сложный факультет естественных наук? У них, кстати, в универе есть очень неплохой художественный факультет. И он тоже находится в Синчхоне. Так почему?..
Неожиданно Тэхен вспомнил их единственное общее занятие — еще в самом начале знакомства. И тогда Чонгук конкретно завелся с преподом. Что-то было о зайце, который думал, что если он будет хорошо себя вести, то волки не посмеют его съесть. Он спорил о системе и о роли человека в ней. Неужели в тот момент и проявился настоящий Чонгук, который не смог промолчать на откровенно выбешивающие вещи, что им втирал самовлюбленный препод?
Чимин, видя, что его собеседник крепко задумался, сделал паузу в своем рассказе.
— И он, кроме того раза, больше никогда не показывал, как выглядит? Не рассказывал, кто он? — наконец спросил Тэ, опять рассматривая единственное фото Праймса. Если это не Чонгук, то он сожрет все канцелярские принадлежности Минни. Та же фигура, те же глаза, привычное положение тела… Тэхен вдруг осознал, что за то недолгое время, что он был с ним знаком, он изучил Чонгука до мельчайшей детали. Тот уже прочно был записан в его внутренних файлах с пометкой: «ОЧЕНЬ ВАЖНО».
— Нет, — Чим расстроенно покачал головой. — Он говорил, что его личность не должна отвлекать от его высказываний. Что как только его маска неизвестности будет сорвана, его работы перестанут быть настолько острыми и иметь такую ценность… Не сомневаюсь, что у него были все шансы стать таким, как Бэнкси. Да даже круче! Ты знаешь, кто такой Бэнкси?
— Нет… — Тэхен нахмурился. У него сегодня какой-то херовый день открытий.
— Бэнкси — это британский андерграундный художник-райтер, активист. Самый знаменитый и самый успешный художник стрит-арта в мире. И это его слова: «Если вам есть что сказать людям и вы хотите, чтобы они вас услышали, носите маску». Хотя, думаю, это еще и элементарное желание обезопасить себя. Граффити ведь вне закона.
Поэтому Чонгук скрывается? Но не настолько же оно вне закона, чтобы инсценировать свою смерть, менять город проживания, место учебы, факультет (!) и пытаться вести себя как можно тише и незаметнее!
— Я думаю, Праймс — любитель точных наук, — продолжил Чимин. — Знаешь, это так интересно, но он подписывал свои художества не именем.
— А как?
— Цифрами, — заговорщицки сообщил Чим, придвигаясь еще ближе к Тэ. — Простыми числами. По порядку. Ты знаешь, что такое «простые числа»? — на всякий случай уточнил он.
— Конечно, — уверенно ответил Тэхен.
— Точно?
— Абсолютно нет.
— Простые числа, — принялся пояснять Чимин, — это натуральное число больше единицы, у которого есть всего два делителя: единица и само число. Доходчиво?
Тэхен моргнул.
— Это основа основ математики! — возмутился Чимин, а Тэхен еще раз моргнул. — Распознать простые числа очень легко, — Тэ поморщился на это «легко», но промолчал, — всего лишь по одному свойству — способности делиться только на единицу и на себя. Понятно?
— Ну… в принципе, да.
Вроде как действительно понятно.
— Отлично! — обрадовался Чимин. Может, ему в учителя пойти? — Этих цифр, на самом деле, много. Существует даже таблица простых чисел. Так вот, Праймс подписывал свои работы числами из этой таблицы — по порядку. Его первая картина шла под номером «2». И дальше: «3», «5», «7», «11», «13» и так далее. Это его фишка. Его последнее официальное граффити шло под номером «673». То самое — «Мы будем забыты эпохой. И похуй».
— Последнее официальное? — ухватился за эту формулировку Тэхен. — Могли быть неофициальные?
— Дело в том… — Чимин медлил, так как не знал, верные ли его находки и догадки, и вообще стоит ли это произносить вслух и делать его допущение реальным предположением, которое стоит озвучивать. — В день, когда я попал в больницу, мы с… — он замолчал, а затем с видимым усилием продолжил. — Я был в квартале художников и много там фотографировал. А уже здесь, в больнице, от скуки рассматривал на телефоне те граффити. Так вот, на одном из них, приблизив фото, в качестве подписи я увидел число. «677», — и снова тон Чимина приобрел крайне зловещий оттенок, так как он до невозможного понизил свой голос. — 677 идет сразу после 673. Если бы… если бы Праймс
вдруг — я делаю ударение на этом, потому что это ничем не подкрепленная теория. Но если бы он был жив, то его следующее граффити было бы как раз под номером «677». Ну или, — быстро добавил Чим, — это всего лишь подражатель.
Тэхен подобрался. В подражателя он не верил. А в то, что «погибший» активист Праймс не погиб, а перебрался в Сеул — да.
— Покажи мне то граффити. Под номером 677.
— Сейчас, — Чимин залез в свой телефон, пока Тэхен продолжал офигевать от всей поступающей информации.
— Тигр с кроличьими ушами… — неторопливо проговорил Тэ, посмотрев на фото.
— С кроличьими? — Чимин потянулся и тоже принялся рассматривать рисунок. — Но я думал, что это — уши зайца! И назвал это граффити «Тигрозай»… — он задумался.
— А чем вообще отличаются уши зайца и кролика?
Тэхен еще раз моргнул.
В общем, пришлось гуглить. Затем — сравнивать фотографии зайцев и кролей из инета с рисунком на стене в квартале художников. В итоге они так и не определили, чьи это были уши
— Тэхен настаивал на кроличьих, а Чимин продолжал упорствовать и ставил на уши зайца.
Тэхену подумалось, что возможно Праймс и сам не знал, чьи он уши изобразил — вряд ли он являлся таким уж спецом в зоологии.
Когда его посетитель ушел, Чимин некоторое время задумчиво пялился в стену. Если хотя бы на секунду предположить, что Тигрозая (Тигрокроля) нарисовал Праймс, тогда вся история в корне менялась. Значит, не было падения с высотки и гибели известного райтера. Тогда почему он исчез? Удалил свой профиль, дал всем поверить в собственную смерть?
Тэхен поинтересовался, какие были доказательства того, что Праймс погиб, и Чимин вдруг осознал, что никаких реальных пруфов вообще-то и не было! Только слух, который активно подтверждался анонимными «очевидцами» из сети. Базой, конечно, для того, чтобы поверить во всё это, служило исчезновение Праймса и удаление его паблика, где он активно общался со своими подписчиками, выставлял работы, рассказывал о том, что его волновало или задевало. Получается, вся эта история была создана на фундаменте из обмана? Мистификация? Всего лишь долбанная, придуманная кем-то иллюзия? Неужели Чимин обманулся? И этот райтер оказался не таким уж и героем?
Закусив губу, он так долго размышлял об этом, что не заметил, как провалился в сон. И снилось ему что-то непонятно-тревожное, подпитанное и последними событиями, и непонятками с Праймсом и тихо капающим ему в вену лекарством. Пока с едва слышным вздохом он не сумел вырваться из своих сложных и тягучих сновидений.
Сфокусировал взгляд на силуэте человека, стоящего у окна, прислонившегося к подоконнику и непрерывно наблюдающего за ним. И услышал неторопливое и приглушенное:
— Ты вырос очень красивым. Я тебя помнил. Но не узнал.
Чимин, напрягшись, во все глаза, не веря, пялился на Намджуна. От шока он забыл о том, что нужно дышать и глотать скапливающуюся во рту слюну.
Как у него хватило наглости?..
— Как у тебя хватило наглости… прийти сюда?! — голос сорвался. И Чимин сказал себе, что это только из-за прерванного сна, а не от бури эмоций, схвативших и безжалостно сжавших его внутренности в жесткие стальные тиски.
Вспомнив, для чего нужны легкие, он шумно выдохнул. И вдохнул. И так еще несколько раз, надеясь, что это поможет сдержать и не дать вырваться из груди бившемуся перепуганной птицей сердцу.
На лице Намджуна не было почти никаких эмоций. Он просто смотрел. Смотрел прямиком в его глаза, как будто ему не было стыдно или неловко.
С другой стороны — наверное, так и было. Он выиграл пари, получил свою машину, вернулся к Кихо. Чего ему переживать или стыдиться?
— Зачем… ты пришел? — уже тише и как-то совсем обессиленно спросил Чимин. Кабриолет, пари, Кихо… Всё это яркой и унизительной вспышкой всплыло в его сознании. Это не Намджуну, это Чимину было стыдно.
Джун, помедлив, сделал шаг в сторону кровати, но мгновенно остановился, увидев, насколько из-за этого напрягся Чимин, и какая болезненная судорога прошлась по его лицу.
— Я лишь хотел закончить тот наш разговор,
— очень мягко произнес он. — То, что я не успел сказать, потому что когда я повернулся к тебе… Ты уже лежал на полу.
Чимин вдруг впервые подумал о том, а что было после того, как он потерял сознание? Как повел себя Намджун? Что делал? Как отреагировал, узнав, что Чимин болен?
Джун засунул руки в карманы, хмурился, но своего взгляда от глаз напротив не отводил.
Чимину даже показалось, что он увидел в чужих зрачках волнение. Но, скорее всего, ему просто показалось. Чего Намджуну волноваться?
Он молчал, и Джун, приняв это за разрешение говорить, продолжил:
— Нельзя, чтобы тот наш разговор остался незаконченным. Ты тогда кричал… Ты тогда сказал, что кусок железа важнее для меня, чем ты. Что ты значишь для меня меньше, чем даже вещь, — произносить такое было нелегко, но Намджун продолжал говорить, впитывая в себя всю ту боль и страдание, которые видел в глазах бледного Чимина. — Я не успел тебе сказать, что это не так. Никакие вещи не дороже тебя. Скорее, я тогда подумал, что могу получить всё. Но ведь так не бывает, правда?
— Ты встречался со мной… из-за долбанного пари! — сначала прошептал, а потом закричал Чимин.
— Я встречался с тобой не из-за пари. Оно не имело никакого отношения к тому, что мы были вместе.
Джун старался говорить рассудительно и очень мягко. Но это его видимое спокойствие еще более взбесило Чимина.
— Не прощу тебя! — он дернул рукой, к которой была подсоединена капельница, и Намджун, хотевший было подойти к нему ближе, в нерешительности застыл. — Вещи не могут быть дороже людей и их чувств! Всегда буду тебя ненавидеть! Единственное, что я от тебя хочу — чтобы ты убрал тот дурацкий замóк с моста любви!
— Ты же сам говорил, что его не снять, — Джун старался скрыть тревогу, потому что Чимин с каждой секундой выглядел всё хуже. Блять… Тэхен реально был прав. Минни сейчас нужны только позитивные эмоции. И это, увы, не он. — Давай, — примирительно сказал Намджун, — мы снимем его, когда ты выйдешь из больницы.
— Нет! — Чимин резко качнул головой из стороны в сторону, остервенело дергая рукой с капельницей, и Намджун заволновался еще больше. — Ты сейчас же поедешь к башне Намсан и снимешь его! И не смей присылать мне больше чернику! Как у тебя хватило бесстыдства ее прислать?!
Джун нахмурился.
— Я не присылал тебе чернику.
— Только не ври… — прошептал Чим, прикрывая глаза. Сердце стучало как бешеное. Казалось, оно было уже в горле, перекрывая доступ к кислороду и не давая сделать даже крохотный вздох. — Привези мне замóк.
— Мы выбросили ключ. А ты сам говорил, что дух воды его не отдаст.
— Перекуси замóк болторезом или кусачками. Но я не хочу, чтобы он больше и минуту там висел! Всё — ложь! Он — это насмешка надо мной, над чувствами, над этим мостом…
Чимин уже не мог бороться со слезами. Он повернулся на другой бок и спрятал голову под одеялом, чтобы его бывший парень не стал свидетелем очередного его унижения.
Намджун, поколебавшись, вышел из палаты, осторожно закрыв за собой дверь. Он скорее чувствовал сердцем, чем на самом деле слышал горькие всхлипы и видел дрожащее под одеялом тело, обнимающее себя тонкими руками.
Не прошло и двух часов, как он вернулся.
Чимин сидел в постели, насупившись и что-то читая в большой книге, и делая пометки ядовито-желтым маркером.
Он был собран и неулыбчив, встретив Джуна неприветливым взглядом и вопросом:
— Принес?
Намджун, не говоря ни слова, подошел к кровати и положил на постель срезанный болторезом замóк. Чим замешкался, глядя то на книгу перед собой, то на замóк, ярким пятном выделяющийся на больничном одеяле. Наконец, собрав всю свою волю, потянулся и взял в руки насыщенно розовый замок с нацарапанными именами.
После чего поднял взгляд на молча наблюдающего за ним Намджуна.
— Выбрось его.
— Почему я?
— Ты его принес, тебе и выбрасывать.
Джун даже не пошевелился, тогда Чим, задумчиво пожав плечами самому себе на какие-то свои мысли, швырнул замóк в мусорное ведро, стоящее недалеко от кровати.
— Метко, — пробормотал Ким.
Некоторое время в палате стояла полнейшая тишина.
— Что? — рассерженно бросил Чимин, так как Джун продолжал смотреть на валяющийся в урне замóк любви.
— Это… Это были мои первые отношения. Так что… Немного странные ощущения.
— В смысле «первые»? — рассердился Чим. — Зачем ты продолжаешь мне врать? — он бросил гневный взгляд в окно, внутри всё колотило от ярости. — Я хочу, чтобы ты больше никогда не попадался мне на глаза!
— Это будет сложно сделать, — бесстрастно заметил Намджун. — Учитывая, что мы живем в одном доме.
— После того, как я выйду из больницы, я сразу же от вас съеду.
— Да… Вот только мы учимся в одном универе.
— Но в разных корпусах! — стиснув зубы от появившегося внутри раздражения, прервал его Чимин. — Мы не будем пересекаться.
— Но обедаем-то мы там за одним столом, — всё так же очень терпеливо возразил Джун.
Чим сделал глубокий вдох, чтобы погасить в себе эту ярость. А затем устало покачал головой.
— Неужели не понятно? Я больше не буду с вами обедать.
— Нет, — тут же произнес Намджун. — После операции я не позволю тебе быть одному или непонятно в какой компании.
— Это тебя уже не касается.
— Теперь меня касается всё, что касается тебя.
— Почему это?
Но Джун ничего не ответил, и этот вопрос повис в воздухе.
Пока Намджуна не было, Чимин привел мысли в порядок, сумел расставить всё в своей голове по нужным полкам и отсекам. И ему, как и его бывшему, тоже было что сказать.
— Послушай… Ты унизил меня. Сравнил с вещью, и в этом сравнении я проиграл. Использовал меня и мои чувства, чтобы получить то, что ты хотел. Когда я смотрю на тебя, я снова и снова ощущаю себя униженным. Я не хочу тебя больше видеть. Не приходи, не присылай ничего и даже не вспоминай обо мне. Иначе я буду чувствовать себя замаранным даже твоими мыслями… В аду есть специальный котел для тех, кто обманул чужое доверие. Я… — Чимин замолчал. Ему казалось, что в это мгновение он был весь соткан из боли. Каждая клеточка болела по своему — безнадежно, остро и отчаянно. — Я буду ненавидеть тебя до конца своей жизни. Или до конца твоей. Это уж как кому повезет.
Намджун кивнул и даже постарался улыбнуться. Он смотрел долгим взглядом на подобравшегося в напряжении Чимина, в его полные ненависти и раздражения глаза, после чего, не прощаясь, ушел, тихо закрыв за собой дверь.
К вечеру появился еще один нежданный-негаданный посетитель. Они что, сговорились все??
— Сокджин-хён… — пробормотал Чимин, в очередной раз стараясь привести свои мысли и эмоции в норму. Жаль, что Джинки, который заглянул к нему почти сразу после ухода Джуна, уже уехал. Придется выдержать непростую беседу еще с одним накосячившим братом семьи Ким.
Джин выбрал тактику делать вид, что ничего такого не произошло.
Не самая лучшая тактика, конечно. Но если честно, Чимин в этот момент был даже благодарен ему за это. Потому что он бы не выдержал еще раз сегодня поднимать эту тему, в очередной раз бороться с чувством унижения, что-то выяснять или кого-то в чем-то обвинять.
Но теперь он смотрел на всё и всех здраво — понимал, что и Намджун, и Сокджин общались с ним не по доброте душевной, и не потому, что он им понравился. А из-за пари.
Он кивал на какие-то пространные рассказы Джина, который вальяжно расселся на стуле для посетителей, закинув ногу на ногу, и делал вид, что не замечает, что его визитер вел себя преувеличенно радостно и беззаботно.
Жаль, не быть им друзьями. А ведь Сокджин ему действительно понравился.
В какой-то момент Джин посерьезнел.
— Почему твой отец не может быть для тебя донором? — спросил он. — Ведь он самый идеальный для тебя вариант.
— У нас это наследственное и почки отца не подходят.
Говоря это, Чимин поморщился, так как не хотел обсуждать тему своей болезни, и Сокджин очень чутко это уловил.
— Кстати! Как тебе мой небольшой подарок? — поинтересовался он, возвращаясь к образу беззаботного и веселого посетителя.
— Какой? — не понял Чимин.
— Я отправил тебе немного черники. Отец говорил, что ты ее очень любишь. Так что я посоветовался с твоим доктором, и он сказал, что тебе ее можно. Лучший сорт, отборные ягоды, прямиком скорым рейсом из Норвегии — всё для нашего самого очаровательного и самого любимого гостя!
Чим ощутил, что его щеки стали еще бледнее (хотя, куда уж больше?). Последняя кровь отлила от его лица.
Значит, это был не Намджун.
Когда поздно ночью Чимин засыпал, он отчего-то ощущал грусть. Казалось, он должен был радоваться, что эти чернильные сочные ягоды были не от Джуна. Что тот не влез настолько беспардонно в его жизнь после всего, что натворил. Но ему всё же было очень грустно. Ведь это означало, что Намджуну на него действительно было плевать.
***
— Ты когда-нибудь видел падающую звезду? — Юнги глотнул какао и вернулся к своему рисунку, пока Чонгук жадно наблюдал за каждым движением его карандаша. — Не отвечай. Конечно же, видел — хотя бы в детстве, когда ещё смотрел на небо. Мы все раньше смотрели на небо — во времена, когда еще верили в чудеса. А потом отвыкли. Смотрим только себе под ноги — чтобы не упасть. Потому что чудес в жизни оказалось значительно меньше, чем падений. А ты загадывал хоть раз желание падающей звезде? Уверен, что да. Но скажи, хоть раз твоё желание исполнилось? — и вновь он, не дождавшись ответа второкурсника, продолжил: — Возможно раз или два. Но точно не все. Я вот часто загадывал желание, когда видел падающую звезду. И исполнялись только те, которые и должны были исполниться. И я сделал важный вывод: звезды ничего не меняют. И желание, которое не способно сбыться, они не исполнят. Тогда я и понял: звезды — абсолютно бесполезная составляющая в этом мире.
— Они красивые, — возразил Чонгук. — И без них было бы темно ночью. Может они желаний и не исполняют, но смысл в них всё же есть. Как твоя бусинка? — сменил Чон тему разговора на ту, что явно должна понравиться Мину.
— Налопалась своих любимых консервов и спит. У нас уговор — вечером, после нашей прогулки, я здесь рисую, а она дрыхнет. Потом я возвращаюсь и мы вместе смотрим аниме. Сейчас у нас как раз по плану «Атака титанов». Второй сезон.
Юнги улыбнулся, и даже стали видны его десны. И Чонгук вдруг осознал, что он уже весомый промежуток времени не видел, чтобы аспирант улыбался. Кажется, после того, как он сообщил Мину о новом преподавателе, тот вообще перестал быть расслабленным и веселым. Не из-за Чон Хосока ли Юнги настолько пренебрежительно относится к звездам?
— Что случилось между тобой и преподавателем Чоном? — впервые рискнул задать он этот вопрос. Не хотел вмешиваться в чужие истории — ему бы со своими разобраться. Но всё же.
Улыбка, как по мановению волшебной палочки, мгновенно стекла с лица аспиранта. Стоило догадаться, что так и будет.
— Знаешь, Чонгук-а, — в конце концов сказал Юнги, вернувшись взглядом к своему альбому, но не торопясь продолжать рисовать декоративный кувшин, в который стекала вода из ручья, — иногда у меня создается ощущение, что всем выдали методичку, как жить в этом мире. А мне ее выдать забыли. И приходится постоянно шифроваться, чтобы никто об этом не догадался. О том, что я нихера не понимаю. И кажется, пройдет совсем немного времени, когда все вокруг осознают, что я вообще-то не из этой тусовки. Как какой-то долбанный окунь на суше. Двигаюсь только на своей запредельной интуиции. У всех всё получается, и только у меня в жизни сплошные косяки.
— Не только у тебя, хён, — возразил Чонгук, уже понимая, что Юнги на заданный вопрос ему не ответит.
— Ты принес мой скетчбук? — задал Мин уже ставший традиционным вопрос.
Чонгук тяжко вздохнул. Если бы Чон Хосок только знал, как он постоянно его перед аспирантом подставляет!
— Хён, я обещаю, что в следующий раз ты получишь свой скетчбук. О, и еще… — он покопался немного в своем рюкзаке и достал записку, которую дал ему препод. — Преподаватель Чон просил передать тебе.
Юнги, поколебавшись, взял этот небольшой кусок бумаги, глядя при этом на него с таким видом, будто он был как минимум радиоактивным.
Мин не стал открывать записку перед студентом. Хотя внутри всё колотило от мысли, что Хосок ему что-то написал.
Когда второкурсник ушел, когда Юнги вернулся в свою небольшую квартирку в преподавательской общаге, когда его бусинка уснула после четырех подряд серий любимого аниме — только тогда он открыл записку.
И потом очень долго плакал, пряча лицо в мокрую от слез подушку, чтобы не разбудить своего развалившегося на соседней подушке шпица. И слезы продолжали катиться, даже когда он засыпал, сжимая в руке ту самую записку, где было всего одно слово.
«Прости»
***
Эту процедуру он делал миллион раз — выгулять псов, привести их домой, снять намордники, вытереть лапы, вычистить шерсть после диких игр в парке, поменять ошейники на домашние, накормить. Немного почесать массажной щеткой спины доберов, пока они будут довольно урчать и от наслаждения закатывать глаза.
Хотя еще недавно это всё делала одна бисексуальная цыпа.
Все, кто были после Чонгука, исчезали, как утренняя дымка над морозным озером — в тот же день.
Так что…
— Мелкий, выгуляешь сегодня Бана и Тана? С меня, как всегда — наличкой.
И так практически каждый день.
Всё, что Тэхен делал — почти что каждое его движение — всё напоминало ему о Чонгуке. Ведь еще какое-то время назад нахальными и неугомонными доберманами занимался он.
Милый кролик. Немного напряженный, очень закрытый и крайне недоверчивый. Боялся, что кто-то залезет в его вещи, не желал быть никому ничего должен, не хотел, чтобы к нему прикасались, но тянулся к ласке и прятал лицо на груди Тэхена в поисках защиты и утешения, когда ему было очень плохо.
Иногда для того, чтобы кого-то спасти, его надо обнять. И Тэхен Чонгука обнимал.
Кролик исчез, и вместо него появился холодный и раздраженный Чонгук. Который не гей, который не хочет иметь с Тэхеном ничего общего, и который ведет себя абсолютно омерзительно.
А потом исчез не только кролик, но и Чонгук, и вместо них появился…
Праймс.
Дерзкий, яркий, умный, талантливый. Борец за справедливость.
Так какой из этих троих — настоящий Чон Чонгук? И что он скрывает? И главное: от кого скрывается?
— Брат!
Намджун, выбираясь из своей машины, тут же оглянулся на оклик.
— Тебя долго не было, — Тэхен подошел ближе. — Как твои курсы?
И смотрит так внимательно, будто точно знает, что Джун сегодня был у Чимина, а не на своих долбанных, давно опостылевших ему курсах.
Он вздохнул.
— Как Бан и Тан? — вместо ответа задал вопрос о своих крошках.
— Норм. Ждали тебя, но уже уснули. Ты в порядке? — поколебавшись, спросил Тэ. У старшего брата такой… непонятный взгляд. Как будто он очень и очень не в порядке.
— Конечно, — мгновенно ответил. — А что может быть не так?
Захлопнул дверцу своего авто и направился к выходу из гаража, звеня ключами в своей руке. Но задержался, когда проходил мимо Bentley.
Он так ни разу и не садился за руль этой машины. И Сокджин не садился.
Стои́т себе такая сияющая, новенькая, дорогая, привлекательная. И даже представления не имеет, сколько из-за нее всего сломалось, разрушилось, исчезло.
Джун застыл возле вызывающе-красного кабриолета, полностью погрузившись в свои мысли. И даже забыл, что Тэхен рядом, наблюдает за ним и всё больше хмурится.
— Хён… Я тебя не спрашивал. И возможно, зря. Но… что у тебя произошло с Чимином?
Намджун мгновенно вскинулся. Имя их гостя резануло больно и без ножа.
— А ты разве не в курсе?
— В курсе. Но знаю только официальную версию. Я хочу узнать твою.
— Моя версия такая же, как и официальная, — буркнул Джун, возобновляя свое движение.
— Хён! — вновь позвал его Тэ. И когда тот нехотя повернулся, быстро продолжил: — Джинки кто-то избил. Возможно даже, что в нашем универе. Ты ничего не слышал об этом? Я очень переживаю за него. У нас с ним обычно нет секретов друг от друга. И если он молчит… Не знаю, но мне это очень не нравится.
— Ничего необычного не вижу. Мог нарваться.
Тэхен помрачнел от подобного неприятного комментария в сторону Джинки.
— За что? Он очень хороший. И у него нет врагов.
Джун слегка насмешливо сдвинул брови.
— Ты в этом так уверен? Не думаешь, что слишком уж идеализируешь своего друга? Мне кажется, он адски недостоин твоей подобной безусловной привязанности к нему.
— Не знаю, почему ты его недолюбливаешь. А вот ты ему очень нравишься. Он всегда хотел с тобой подружиться. И ты не прав, он достоин всего, что только есть в этом мире. И он никому не причиняет зла.
— Серьезно? — Намджун не сдержался, всё же издевательски фыркнув. Он прислонился плечом к косяку двери. Он устал, а Тэхен со своим Джинки уже конкретно его подзаебал. — А скажи-ка, как ты узнал о пари?
— У Чимина в кармане была салфетка с условиями, — недоуменно ответил Тэ. А это-то здесь при чем? — Думаю, Минни узнал обо всём так же, как и я.
Намджун в непонимании уставился на брата.
— Разве не Джинки тебе рассказал?
— Джинки знал?! — охренел Тэ.
Джун глядел на него настолько обалдев, что у Тэхена внутри что-то очень нехорошее зашевелилось, а потом старший брат, больше не говоря ни слова, развернулся и быстрым шагом вышел из помещения гаража в дом, даже забыв повесить ключи от своей машины в металлический бокс.
Вечером Тэхен сидел на кровати в своей комнате, нацепив большие красные наушники и под Imagine Dragons без устали сёрфил интернет-пространство. Он нашел много всего о Праймсе. Но Чимин был прав — много чего было и подчищено.
Тэ даже обнаружил фото стены с последним его граффити под номером 673, которую почти сразу зарисовали уродливой болотно-зеленой краской.
Об этом граффити никогда бы не узнали, если бы Праймс, закончив работу, по привычке сразу же не загрузил его фотографию в свой блог. Так что случилось после этого?
Каким образом
Чонгук Праймс исчез на два месяца, а материализовался уже в Сеуле?
Когда Тэ засыпал, в его голове вертелась настоящая чертова карусель — из Чонгука, кролика, Праймса, избитого Джинки, печального Чимина и странного Джуна.
В момент, когда Тэхен уже почти погрузился в сон, память вдруг отчетливо подсунула ему лицо Чонгука там, в обсерватории. В то мгновение, когда он запрокинул голову к усыпанному звездами сияющему небу и тихо произнес:
«Для меня звезды теперь всегда будут напоминать только тебя… Я запомню эту поездку навсегда».
По щеке засыпающего Тэхена сбежала быстрая и очень горькая слеза.
***
— Приветики-минетики!
Чонгук медленно и неверяще повернулся на это язвительное, чтобы увидеть абсолютно наглую ухмылку подпирающего стену принца Ёнсе.
Тэхен ждал Чона возле аудитории, в которой должна была проходить его первая пара. Значит, узнал его расписание. Значит, целенаправленно искал встречи.
— Мне казалось, на той вечеринке ты поставил окончательную точку, — стараясь скрыть недоумение, произнес Чонгук. — Разве нет?
Тэхен, у которого настроение находилось в режиме: «Испорти кому-то настроение! Не все заслуживают хорошего дня! Будь токсичен!» сладко улыбнулся.
— Нет, мой милый кролик. Тебе показалось.
И Чонгук неосознанно вздрогнул от напоминания этого ласкового обращения в бытность, когда они еще были вместе.
— Нам не о чем говорить, — бросил он, отворачиваясь. Скоро начнется занятие и не хотелось бы, чтобы ему впаяли пропуск.
— Праймс, — спокойно произнес Тэхен.
Чонгук закатил глаза и вновь повернулся к Киму.
— Ну и что это значит? К чему это стоп-слово сейчас?
Тэ подарил ему еще одну сладчайшую улыбку.
— Но я сказал не стоп-слово, — возразил он. — Я обратился к тебе по имени. Райтер Праймс.
У Чонгука дыхание сбилось, едва он услышал это. Напрягся, а в глазах бегущей строкой застыл шок. Не ожидал, что кто-то его узнает. Не ожидал, что этот «кто-то» будет Тэхен.
Ну что ж, последние сомнения отпали — реакция кролика была красноречивее любых слов. Тэхен издевательски хмыкнул.
— Что, надоело быть героем и решил свалить в закат? Переступил через свою совесть и убеждения? Ты еще больший лжец, чем я думал.
Так как на них уже и так обращали внимание другие студенты — Тэхена знали в лицо многие, Чонгук подхватил Кима под руку и потащил за собой. В то время как Тэ не переставал ухмыляться — как всё поменялось, и теперь Чонгук, а не Тэхен, тащит его в выручай-комнату.
Для этого им пришлось перейти в другой корпус, но Чон был настроен решительно. О пропущенной паре он уже даже не вспоминал.
Только когда дверь комнаты была закрыта на замок, он повернулся к Киму, наконец-то отпуская его из своего захвата.
— Что конкретно в просьбе не лезть в мою жизнь ты не понял? — грубо поинтересовался он. Губы сжаты в одну тонкую полоску, глаза мечут молнии, едва сдерживается, чтобы от бессилия, что ничего не получается, с размаху не въебашить кулаком в стену. Не только Юнги, но и Чонгуку не выдали методичку, как жить в этом грёбанном мире.
— Всё?
Тэхен продолжал сладко улыбаться, хотя, если честно, ему очень хотелось Чону врезать. За ложь, за все эти тайны, за тупое поведение, за девицу на вечеринке.
— Классно тогда потрахался?
Чонгук вздохнул, отступая на шаг назад, потому что к Ким Тэхену хотелось прикасаться.
— Послушай, я ни с кем не трахался. У меня за большой промежуток времени никого не было. Только ты, — сдержанно сообщил он. Уже и так было понятно, что его план держать Тэхена как можно дальше от себя с треском провалился. Даже больше — тот раскопал о нем то, чего знать ему категорически не надо было.
— Это такая честь! — не забыл съязвить Тэхен.
— Чего ты хочешь?
Чего Тэхен хочет? Злость свою выкинуть — вот что хочет. Двинуть Чонгуку по яйцам очень хочется. Коленом, сильно и с размаху. Чтобы Чон грохнулся на пол и корчился от боли так же, как Тэхену больно каждую ебанную минуту и как корчится он от боли внутри себя. Как ему плохо было на той вечеринке. Когда Чонгук проходил мимо него с той девушкой. Хотелось, чтобы хотя бы на одну минуту тот ощутил ту невозможную боль.
— Въебать тебе хочу, — абсолютно честно ответил он.
Чон кивнул, швырнул рюкзак на пол, в самый угол, и встал прямо перед Тэ и даже слегка развел руки в стороны — как бы, давай, бей, мешать не буду.
Тэхен слегка нервно облизал губы. Разбить бы Чону лицо… Но он сам нежными поцелуями еще недавно залечивал на нём раны от чужой ненависти. Ударить между ног — но не будет ли ему самому при этом так же больно, насколько больно будет Чонгуку? Вырвать бы его лживое сердце и швырнуть в качестве игрушки Бану и Тану. Но способен ли он вообще причинить своему кролику боль?
— Давай, — поторопил его Чонгук, пока Ким в нерешительности замер. В глазах Тэхена было столько всего, что Чонгук, тоже замерев, наблюдал за этим быстрым и ярким калейдоскопом: злость, неуверенность, нежность, ярость, боль. Тэхен даже не пошевелился, хотя его пальцы были сжаты в кулаки — так, что даже костяшки побелели. — А знаешь, что я хочу сделать? — помедлив и проигрывая внутри себя все возможные битвы, спросил он.
Чонгук сделал шаг, чтобы подойти к Киму вплотную, сжал его запястья, подтолкнул напряженное тело к стене, прислонил к ней, а затем очень мягко прикоснулся губами к ране на чужой губе. Сделал то, что очень хотел сделать еще на той вечеринке.
Рот Тэхена удивленно приоткрылся, выпуская из груди прерывистый выдох. И Чонгук, уже не сдерживаясь и полностью отпуская себя, прикрыв глаза, жадно впился своими губами в манящие, сладкие, мягкие и очень аппетитные губы напротив.
