Самое тупое в мире решение огнем горело на губах Тэхена, под жаркие поцелуи и мягкие укусы растекалось по телу изысканным топленым нектаром, едва слышно и протяжно постанывало от чужих властных рук на своих ягодицах.
Да. Определенно, это самое тупое решение в мире.
Тупо было так страстно и пылко отвечать на поцелуй, млеть от чужой мучительной нежности и ласки, поддаваться этому раскаленному, жгучему желанию, мягким воздушным облаком окутавшему всё его тело.
Тэхен так сильно любил Чонгука. Он настолько невыносимо скучал по нему.
И сейчас окончательно осознал, какая же большая любовь в нем живет. Огромная, безудержная, больше него самого, больше этого мира и всей, нахрен, Вселенной. Она распирала его изнутри, разрывала грудную клетку. Хотела вырваться, чтобы показать всем вокруг, насколько же она необъятная.
Быть в этих крепких бережных руках — это как быть дома. Там, где можно больше не играть, не цеплять никакие маски, где можно выдохнуть, расслабиться и просто быть собой.
И да, ему было так же больно, как и Чонгуку, когда он двинул ему коленом между ног.
И не открывал свои веки, эфемерно продолжая ощущать легкий, будто дыхание, поцелуй, поддерживая охнувшее и мигом ослабевшее тело, — только бы не видеть боли в чужих глазах.
Их последний поцелуй. Если в прошлый раз он не знал об этом, то теперь был к этому готов.
— Больше так не делай, — едва слышно прошептал. — Иначе снова въебу.
Но всё же открыл глаза, ощутив, что Чонгук, видимо справившись с болью, прикрыв веки, уткнулся губами в его шею и застыл. Ресницы Тэ протестующе вздрогнули. Слишком бережно, слишком интимно его обнимали. Слишком нежно. Как будто любили.
Он попытался оттолкнуть Чонгука, но тот прижался к нему еще крепче.
— Дай мне минуту, — тихо попросил, мягко поцеловав Тэхена куда-то в висок, и путая свои пальцы в его темных волосах. — Дай мне всего лишь это одно последнее мгновение… Мне это очень… очень надо.
И Тэ в его объятиях застыл. И даже не дышал при этом. Настолько Чонгук вжался в него, пряча в нем свое лицо.
Потом он отстранился.
— Прости за это. Больше такое не повторится. Обещаю, — он отошел на пару шагов от взволнованного, пребывающего в разорванных чувствах Тэхена.
— Ты вообще как, нормальный? То отталкиваешь меня, посылаешь нахер, а потом сам же обнимаешь. Я не понимаю, что происходит, но если я тебе чем-то не подхожу, если стоит выбор между мной и кем-то еще — иди нахуй. Я не игрушка и не запасной вариант.
— Ты во всём прав. Я еще раз говорю: больше такое не повторится. И я очень прошу: не надо ни во что влезать и ничего обо мне раскапывать. Наши дороги — не одно целое.
Они стояли друг напротив друга и молчали. Занятие уже началось, за окнами было тихо, студенты рассредоточились по своим аудиториям, вкушая нудные лекции и мечтая о быстрой перемене.
— Я это уже и так понял, — наконец негромко произнес Тэ. — Скажи мне только одно.
Чонгук колебался. Почему же так тяжело поставить точку? Каждый раз получается только чертово многоточие.
— Что? — в конце концов спросил он.
— Это уши зайца или кроля? Под номером 677?
Некоторое время удивленный Чонгук молчал, внимательно разглядывая Тэхена. Затем коротко, едва заметно, но очень нежно улыбнулся, поднял с пола рюкзак, закинул его на плечо, открыл замок двери и ушел.
Так что Тэхен убедился, что Праймс такой же спец в зоологии, как и они с Чимином.
Выйдя из выручай-комнаты, которая для него теперь навсегда будет ассоциироваться с Чонгуком и с этим их прощальным поцелуем, полным муки и отчаяния, причем, с обеих сторон (а это значит, он добровольно больше никогда не переступит ее порог), Тэ некоторое время стоял, не зная, что ему делать дальше.
На занятие идти не было никакого желания. Тем более, его посещаемость и дисциплина в последнее время оставляли желать лучшего, так что можно было не париться и продолжать катиться по наклонной.
Он вышел и пошел по выложенной брусчаткой дорожке, медленно прогуливаясь по кампусу, внимательно и даже с интересом рассматривая всё, что попадалось ему по пути. А раньше он как-то и не замечал ни этих высаженными замысловатыми узорами цветочных полян, ни резных белоснежных лавочек, ни ровного ряда высоких и стройных деревьев с острыми кронами, тянущимися к солнцу, ни большого растянутого между двумя столетними деревьями полотна, позволяющего смотреть фильмы и обучающие передачи на открытом воздухе.
Кажется, там, чуть дальше — японский Сад утраченной любви. Видимо, туда ему и дорога. Он потерял свою любовь, так и не успев ее даже толком распробовать. Но перед падением, хотя бы на миг, всё же был полет.
Какой-то из идущих ему навстречу студентов, остановился, чтобы смущаясь, указать в другую сторону и сообщить, что Тэхену срочно нужно что-то увидеть.
Оказалось, что это «срочно» было у стены, которую Тэхен уже не раз красил. Возле нее столпились студенты — хихикая, они снимали ее на свои телефоны. У многих из Ёнсе в этот день сторис будут слишком однотипными: университетская стена, на которой огромными буквами было выведено:
КИМ ТЭХЕН — ШЛЮХА
Тэхен, почему-то застыв, тоже вместе со всеми смотрел на нее. Только разве что на телефон ее не снимал.
Потом прибежал разгневанный Джинки — уже с ведерком краски (где он только его достал?), и принялся спешно закрашивать надпись.
А Тэхен продолжал стоять и смотреть на эти грязные слова, понемногу скрывающиеся под вызывающим белым цветом.
Только бы старшие братья об этом не узнали.
Сокджин чем-то обеспокоен и взволнован в последнее время. Он вроде здесь, и в то же время не здесь. А Намджун после истории с Чимином вообще стал очень странным, плотно уйдя в себя и закрыв дверь на три замка и железный засов.
Утренние лучи игриво пробежались по лицу Тэ. Он даже зажмурился на мгновение, как будто солнце его ласкало — вместо Чонгука, который больше не будет.
Тэхен скользнул пустым взглядом по слегка поредевшей толпе студентов. И рвано вздохнул, увидев в ней... Чонгука. Тот тоже, видимо, не пошел после выручай-комнаты на занятие. И ему также, скорее всего, сообщили о ярком шоу у одного из корпусов.
Чонгук стоял и, как и Тэхен, смотрел на стену. Тэ отвел от него глаза, проследив за парочкой торопливых движений Джинки, который наконец-то полностью закрасил эту унизительную надпись. А когда вновь посмотрел на то место, где ранее стоял Чон, его там уже не было.
— Этот ебанат доигрался! — злился Джинки, когда после занятий вез Тэхена домой. — Скажи Намджуну, пусть оторвет ему руки, ноги и яйца!
Тэ хмыкнул. Казалось, он совсем не переживал о случившемся. Бездумно вертел в руках свои солнцезащитные очки и через лобовое стекло просто смотрел вперед. Хотя были большие сомнения, видел ли он что-либо перед собой. Потому что мыслями Тэхен явно был совершенно в другом месте.
— Ты же вроде как против насилия.
— Я передумал, — буркнул Джинки. — Или давай соберем легион!
— О, нет! — мгновенно возразил Тэ, даже повернувшись к насупленному водителю. — Тебе уже хватит. Ты и так непонятно где отхватил свою порцию синяков!
Он замолчал, так как в душé опять шевельнулось понимание, что кажется, он знает, кто поднял руку на Джинки.
— С этим полудуроком надо решить раз и навсегда! — между тем продолжал бушевать тот. — Нельзя подставлять щеку, если тебе сносят голову! Он портит твою репутацию! Пора уже заняться препарированием этой идиотической лягушки!
Тэхен вновь хмыкнул. Джинки определенно переживал из-за этой надписи намного больше, чем сам Тэ.
Наверное потому, что никакие оскорбления от людей, цена которым — мешок мусора, не способны перекрыть ту муку от десяти минут в выручай-комнате.
— Отвечать таким людям, — негромко произнес он, — это их легитимизировать. Дать понять, что они — ровня тебе. Подобных индивидуумов нужно либо не замечать, либо уничтожать. И в том, и в другом случае надо идти до конца. Не дрогнуть. Я легитимизировал этого говноеда в тот момент, когда ёбнул его мордой в суп. Так что не переживай: на полпути я не остановлюсь. Кан Юджэ взвешен, признан легким и очень скоро этому еблану придет конец.
День был теплым, настроение — дрянным. И Тэ, подлизавшись к Джинки, уговорил его зависнуть сегодня в каком-нибудь ночном клубе.
— Я выгуляю доберов, и ты сразу после этого подхватишь меня, — бросил на прощанье он, выбираясь из машины.
Привычные вещи лучше всего отвлекают, когда тебе максимально хуево. Не надо думать, просто делаешь то, что делал уже сотни раз. Так что прогулка с Баном и Таном прошла почти что весело и беззаботно.
Один раз Тэхену показалось, что он увидел вдалеке Чонгука. Конечно же, это было не так — что Чон мог делать в парке для выгула собак? Но в груди сжало от одной только мысли, что это мог быть он.
После прогулки, закончив все необходимые процедуры, Тэ поднялся в свою комнату и быстро переоделся — какие-то яркие и облегающие шмотки, сделанная в кои-то веки укладка и даже подведенные черным глаза.
Тэхен мельком взглянул на себя в зеркало — с каким бы безразличием он не относился к своей внешности, но не мог не признать — выглядел он охрененно.
Решив предупредить кого-то из старших братьев о том, что скорее всего не придет ночевать, Тэ сначала проверил рабочую комнату Сокджина, но там было пусто. Посмотрел на кухне и в гостиной. А подумав, что к этому времени Джун уже мог вернуться с курсов, постучался в его комнату и, не получив ответа, спустился в домашний спортзал, который обычно использовал только Намджун.
И да, удача — тот был там. Причем, не один, а со старшим братом. Они о чем-то негромко переговаривались — Джун сидел на тренажере для прокачки пресса, но не двигался, хотя был в одежде для тренировки. А Джин прислонился спиной к беговой дорожке и что-то мрачно вычитывал младшему брату.
Тот угрюмо молчал, и даже не пытался ему возразить.
Тэхен нахмурился. Что вообще происходит?
Он подошел немного ближе, зная, что остальным его не видно.
Сокджин немного нервно постучал пальцами по металлу тренажера.
— Если бы ты не завелся тогда с этим четвертым братом — ничего бы не произошло! Ты сам виноват, что сочинил историю и прикрывался своей "обидой", чтобы заниматься в школе всякой хуетой! Я даже не представляю, какого лешего тебе вообще тогда поверил!
Намджун что-то пробубнил в ответ, но его слов было не слышно. А Тэхен в это время нахмурился еще больше. Четвертый... брат?
— Я ее не сочинил! — уже громче повторил Джун. Он злился, что брат ему не верил. Как еще убедить его, что тот разговор между родителями — не придуманный, а самый настоящий? — Это правда! — почти крикнул он, с головой окунаясь в главную обиду своего детства. — Отец нагулял ребенка на стороне! И мама знает об этом. И скорее всего, он изменял ей, когда она была беременна мной!
— Неправда, — медленно проговорил Тэхен, тем самым обнаруживая себя. Оба брата быстро повернулись в его сторону. И Сокджин раздраженно закатил глаза — ну вот надо было, чтобы Тэхен такой бред услышал! Теперь будет переживать, что эта сказка Джуна — правда.
— Тэхен-и, забей, — быстро произнес он. — У Намджуна очередная его теория заговора. Не обращай внимания.
Джун, который тоже очень не обрадовался, что младший брат услышал подобное, молчал, хотя в другой ситуации принялся бы доказывать Сокджину обратное.
— Это неправда, — повторил Тэхен. Он запустил пальцы в свои волосы, не заботясь о том, что разрушает созданную с таким трудом укладку. Кажется, его руки даже легонько подрагивали. Какой же сегодня сложный день. — Это неправда. Мама тогда была беременна мной.
— Что?.. — не понял Сокджин. Ему показалось, что он ослышался. Потому что... — Что?
— Я говорю, — уже громче произнес Тэ, — что когда у отца случился роман на стороне, мама была беременна мной.
Оба брата в абсолютном непонимании уставились на него. Тэхену казалось, что он в этой звенящей тишине отчетливо слышит взволнованный стук трех сердец.
— Откуда ты это знаешь? — обескураженно поинтересовался Джун. Он бы в жизни не предположил, что кто-нибудь кроме него, знает об этой постыдной семейной тайне. Да он был уверен, что сам несет этот гнёт! И очень не хотел, чтобы братья так же, как и он, страдали из-за осознания лживого благополучия их семьи.
— Просто знаю.
— Я был уверен, что один в курсе этого.
— Это не так... А вот я даже представить не мог, что ты тоже об этом знаешь. И как давно? — задал вопрос Тэ.
— Лет пять-шесть. А ты?
— Десять.
— Сколько?! — Джин выругался. Хотя обычно не любил в своей речи использовать крепкие словечки. Привыкаешь к ним, а потом мысль свою без них не в состоянии сформулировать. А ему, как будущему главе огромной компании, такого допускать было нельзя. Но, БЛЯТЬ, он что, единственный во всей их семье не был в курсе этого?! — И может, ты еще знаешь, где сейчас этот ребенок? — немного нервно добавил он. То, что Сокджин считал ложью, оказалось правдой. А правда — самой что ни на есть настоящей ложью. Не самый простой момент в жизни.
"Сказка" Джуна перестала быть сказкой. И в этот самый миг в их домашнем спортивном зале начинался абсолютно новый этап их жизни, когда многое встает с ног на голову. Или... наоборот, наконец-то находит свою правильную позицию — чтобы стоять осмысленно, уверенно, крепко и на обеих ногах.
— Знаю, — очень спокойно произнес Тэхен. Он тоже это ощущал — начало новой эры. И собирался в своих откровениях в этот раз идти до конца. Ведь сколько за эти годы было моментов, когда он почти всё им рассказал. Но всегда останавливал себя на полпути. Потому что пообещал очень дорогому человеку об этом молчать.
Да, это была именно та ситуация, когда однозначно правильного выбора просто не существовало. Когда нужно сойти с пути общепринятых норм и переходить на рельсы собственного внутреннего понимания, что в этой ситуации для себя ты считаешь правильным. А Тэхен считал, что правильным будет сказать правду. Оба старших брата уже знают о четвертом. Значит то, когда они поймут, кем он является — это уже дело времени и случая. И лучше, если правда будет озвучена им самим.
— Кто? — быстро спросил Намджун, в нетерпении подскакивая на ноги. Его колотило изнутри — от всего. От того, что Тэхен знает, что он знает обо всём давно. Что сам Джун — не сумасшедший, когда-то придумавший горькую и мучительную для себя историю. И что у него может появиться возможность посмотреть в глаза тому призраку, которого он всем сердцем ненавидел.
Тэхен неосознанно прикоснулся кончиками пальцев к месту на ребрах, под сердцем, где находилась татуировка цветущего розового куста, в котором каждая из четырех роз крепко сплеталась с остальными. Четыре розы, четыре брата. Тэ всегда надеялся, что однажды они все будут очень близки. Как и должно быть.
— Джинки, — и когда напряженная, раскаленная пауза стала уже неприличной, а лица его братьев успели выдать весь существующий спектр эмоций, добавил: — Ну как, хён? Говорил, что никогда не поднимешь руку на брата? — не сдержался от упрека он. И то, что шокированный Намджун не возразил, горечью отдалось в его рту и ноющей болью в сердце. Всё-таки правда. Всё-таки это он ударил их самого младшего брата.
— Я тебя по всему дому ищу! — возмущенно выдал Джинки, практически залетая в зал. А увидев, что Тэхен там не один, в нерешительности застыл. — О, ты занят... Я буду в машине, — он скользнул быстрым взглядом по лицам своих старших братьев и вышел. Пока Сокджин и Намджун ошарашенно наблюдали за его удаляющейся спиной.
— Что с братьями? — поинтересовался Джинки, выруливая на подъездную дорогу. — Они так странно на меня смотрели.
— Оу... — произнес Тэ, не спеша застегивая ремень безопасности, искоса при этом наблюдая за Джинки. — Они так смотрели, потому что теперь знают.
— Что именно?
Джинки на него даже не глядел, раздумывая, в какое место лучше всего отвезти Тэхена, чтобы тот расслабился после той истории со стеной, но не влип при этом в неприятности (а он мог!).
— Знают, кто ты.
— А кто я? — не понял Джинки.
Тэхен вздохнул. Как же иногда тяжело говорить правду.
— Ну, то, что ты... их брат, — медленно начал, но быстро закончил он, стараясь звучать при этом как можно более небрежно и расслабленно. Хотя, какая там, нахер, небрежность и расслабленность, если Джинки смотрит на него так, будто тот у него на глазах ест тараканов и запивает их кровью младенцев.
Шины взвизгнули, когда он со всей дури вдавил педаль тормоза в пол.
— Ты же шутишь?! Это не смешно!
Тэ еще раз в высшей степени удрученно вздохнул. Он обожал своего младшего брата, и каждый раз ему хотелось затискать эту бурчащую плюшку. Но сейчас эта плюшка, судя по всему, ему нехило накостыляет.
— Ты же понимаешь, что рано или поздно это должно было произойти?
— И ты решил сделать это рано?
— Ну... Десять лет — это не так и рано... — несмело попытался возразить Тэхен. Конечно же, в глазах Джинки он абсолютно виновен — пообещал молчать и не выполнил своего обещания.
Почему-то в этот абсолютно неподходящий для такого момент в его голове всплыло воспоминание о том, как Чонгук рассказал Намджуну, что Тэхена шантажировала эта мразина Лиён. Интересно, он ощущал в тот момент то же, что чувствует сейчас Тэ? Уверенность, что сделал абсолютно правильно, хотя и неприятно было видеть обиду и непринятие в чужих, доверившихся ему глазах?
Но братья должны были обо всём узнать. Джун, ударивший Джинки, Сокджин, который самого младшего брата практически никогда не замечал. Момент давно пришел. Это Тэхен его слишком оттягивал.
Джинки между тем щелчком кнопки разблокировал замки, перегнулся через Тэ и рывком распахнул пассажирскую дверь.
— Выходи, — мрачно бросил он, не глядя на него.
Тэхен не шевелился. Его булочка разозлилась и вышла на тропу войны.
— Отец купил тебе машину, чтобы ты меня возил! — вместо этого возмутился он.
— Он такого не говорил!
— Возможно, — легко согласился Тэ. — Но сути это не меняет. Ты должен меня возить.
— Тэхен, выйди.
Тэ больно ущипнул себя за бедро. Видеть такого растерянного, обиженного, взволнованного и рассерженного Джинки было мучительно и неприятно. Особенно, когда осознаешь, что все эти эмоции на блюдечке принес ему лично ты сам.
Поколебавшись, он выбрался из машины. А Джинки нажал на газ сразу же, как только Тэ захлопнул за собой дверь.
Они отъехали совсем недалеко от дома Кимов. Но были как раз на безлюдной узкой дороге.
Ну что ж... Тэхену уже не впервые приходится топать с растерзанной душой домой пешком.
Он в нерешительности постоял еще несколько минут, и уже когда повернулся, чтобы возвращаться, послышался рев, а следом появилась затормозившая рядом с ним желтая акула.
Тэ облегченно выдохнул, быстренько забираясь в салон авто.
— Я правильно тебя воспитал, — сообщил он по-прежнему пребывающему в мрачном расположении духа Джинки, градус злости и обиды которого не снижался ни на миллиметр. — Ты бы никогда не бросил своего хёна одного на обочине.
Джинки промолчал, газуя, чтобы через четыре минуты с ревом затормозить у дома Кимов. Впервые при этом не заезжая на его территорию.
— Выходи, — опять бескомпромиссно потребовал он. Но Тэхен не двигался. Так что некоторое время оба сидели и смотрели: Джинки — невидящим взглядом в окно, Тэ — на Джинки. — Они возненавидели меня?
— За ту минуту, что прошла от того момента, как я им сказал, и до твоего прихода, я ненависти не заметил, — осторожно проговорил Тэхен.
— Ну, уже к этой минуте они меня точно ненавидят.
— Не поверю, что кто-то на полном серьезе может тебя ненавидеть! — не согласился Тэ. — Отец обожает тебя. Ты его самый любимый сын.
— Не говори хуйни! — раздраженно заметил Джинки и тут же получил легкий подзатыльник за матерное слово.
— Отец подарил тебе квартиру, а мне — нет.
— Это потому что я — нагулянный. Поэтому мне и перепадает больше. Но нет. Я не любимый.
Тэхен нахмурился, с неудовольствием рассматривая абсолютно безэмоциональное лицо младшего брата.
— Вот скажи, как после этого не надавать тебе? Отец тебя очень любит. И я люблю. И твоя мама тебя любит. И моя мама тебя любит. И твой отчим тебя любит.
— Вот только старшие братья меня терпеть не могут.
— Потому что ты не дал им возможности узнать, кто ты на самом деле! — запальчиво возразил Тэхен. Сколько раз у них уже был подобный разговор? Да не сосчитать!
— Я им не нравлюсь даже как твой друг. И они бы никогда меня не приняли как брата. И всегда бы ненавидели и презирали меня. Потому что я — вечное напоминание предательства их отца.
— Я понял, ты опять загоняешься.
— Выходи, Тэхен.
Тэ понимал, что его младшему брату необходимо время — то, чего Джинки всегда страшился, всё же произошло.
Он всю свою жизнь был уверен, что как только Сокджин и Намджун узнают о нем правду, они его возненавидят. И никто за много лет так и не сумел переубедить его в обратном.
— Что бы ни произошло, что бы дальше ни случилось, я всегда буду на твоей стороне, — напомнил Тэхен, со вздохом открывая дверь акулы. — До завтра, моя любимая булочка.
Конечно, как только Тэхен вышел, Джинки тут же дал по газам, и желтое пятно, истерически визгнув, скрылось из вида.
Тэ проводил машину долгим взглядом.
Когда он получит права, он тоже будет так же гонять. Даже еще круче.
***
— Ваш чай, господин Ким, — секретарша отца поставила перед Сокджином белоснежную фарфоровую пиалку. Перед его братом — крохотную чашечку с эспрессо. Хотя тот ни о чем ее не просил — он практически всё время молчал, накачиваясь под завязку своей внутренней, годами копившейся злостью. Кофе для брата заказал Джин, надеясь, что привычные ритуалы — вроде кофепития — помогут Намджуну не забыть, что он находится среди людей.
После ухода Тэхена и Джинки, некоторое время они оба молчали. Потом Намджун начал кричать и крушить всё, что видел перед собой. Он практически рычал, швыряя вещи, пока Джин переживал эти же эмоции, только внутри — наедине с самим собой.
Потом они, даже не переговариваясь, сели в машину Джина (Сокджин бы в жизни не пустил Джуна в подобном состоянии за руль) и отправились в офис отца.
На въезде на территорию деловой высотки, на проходном пункте, их остановил отец Чимина. Он улыбался, что-то им рассказывал, восхищался, какими прекрасными людьми они выросли. И Намджун, в итоге, бледнел еще больше. В этот раз — от стыда.
А дальше им пришлось ждать, пока отец освободится — у него было какое-то жутко важное совещание.
— Настроение, — пробормотал Джин, меланхолично вглядываясь в глубину янтарной жидкости, — добавить алкоголь в чай. У вас есть алкоголь? — обратился он к секретарше, и та в ответ несмело улыбнулась. — Когда я стану главой, здесь обязательно будет алкоголь для особо взволнованных посетителей, — доверительно сообщил он ей. И бедная девушка едва в обморок не грохнулась решив, что ее уже увольняют.
— Хватит! — Намджун резко поднялся на ноги, и секретарша запаниковала еще ощутимее — точно увольняют! — Я не собираюсь больше ждать!
Он в два шага пересек приемную и рывком распахнул дверь.
— Заседание окончено! — громко обратился он к удивленным присутствующим. А Сокджин в это время перехватил секретаршу, которая ринулась было вслед за ним.
— У нас важный разговор с отцом. Всё нормально. Проследите, чтобы никто не заходил, не звонил и никаким образом нас не прерывал.
Господин Ким, безусловно, был шокирован происходящим. Но, стоит отдать ему должное — ничем не выдал своих эмоций. Будто так и надо было — чтобы молодой разъяренный парень в черных джинсах, тяжелых ботах и черной футболке с изображением какой-то рок-группы агрессивно попросил всех застывших в замешательстве присутствующих на выход. А особенно медлительных даже лично подгонял.
Отец только молча, нахмурившись, наблюдал за тем, что происходило, но не вмешивался. Он бы никогда не подверг репутацию своих детей публичной порке.
— Я надеюсь, ваше объяснение того стоит, — заговорил он, едва за последним возмущенно уходившим закрылась дверь.
Джун подошел практически вплотную к стоящему посреди своего кабинета отцу.
— Ли Джин-ки! — не сказал, а выплюнул практически ему в самое лицо.
Господин Ким смотрел в эти полные ярости глаза, уже понимая, что простой беседы не получится.
— Почему мы об этом не знали? — встрял Джин, решив сохранять видимое спокойствие и благоразумие, садясь в одно из кресел для посетителей и закидывая ногу на ногу. — Зачем ты скрывал?
— Это было не мое решение. Я наоборот очень хотел открытости и публичного признания Джинки моим сыном.
— А чье? — не понял Джин. В то время как Намджун, услышав это "
моим сыном", словно весь сдулся. Реальность оказалась такой же страшной, как и его опасения, что подобное однажды произойдет. Он отвернулся от отца и отошел в другой угол.
— Таким было желание Джинки, — пояснил господин Ким. — Мы дали ему возможность выбирать и делать так, как он считает нужным. Джинки и так оказался заложником чужих решений и чужих ошибок. И меньшее, что мы все можем для него сделать — это больше не принимать решения за него.
— "Мы"? Это кто?
— Хм. Я, мама Джинки, ваша мама, Тэхен.
— Мне просто... — Сокджин сделал паузу, потому что горло изнутри клевало стадо прокаженных ворон. Какое-то уродское шоу. Все всё знали, и только они с Намджуном, как два идиота, ни о чем даже не подозревали. — Просто скажи, почему Тэхен? Почему он был в курсе, а мы — нет?
— Я же уже сказал. Это было решением Джинки — рассказать обо всём Тэхену. Однажды Тэхен-и пришел ко мне и сказал, что мальчик, который время от времени со своими родителями гостил у нас, сказал ему, что он — его брат. И спросил, правда ли это. Я подтвердил. Джинки нужна была защита и опека, потому что в те времена, в детстве, он был неуверенным в себе. В младшей школе ему пришлось очень несладко. Он всех сторонился, у него не получалось заводить друзей, другие дети его обижали. Он даже плохо учился, потому что не мог сконцентрироваться на учебе из-за всего этого. И я сказал Тэхен-и, что с этой минуты он будет защищать своего младшего брата. И он всегда это делал. Джинки сам выбрал, кому он захотел довериться.
— Так он младше Тэхена? — уточнил Джин, у которого всё, что он сегодня узнавал, не помещалось в башке и стремилось оттуда сбежать.
— Да. Для того, чтобы они с Тэхен-и могли быть вместе, Джинки серьезно взялся за учебу и перешел в среднюю школу на год раньше, чем должен был. С тех пор они всегда вместе. После окончания школы Тэхену трудно было оставить Джинки. Так что он даже поступил в Ёнсе на факультет, который его не интересует — только бы не отпускать своего младшего брата в университет одного. Он сильно за него переживал. И я очень благодарен Тэхену за всё то, что он сделал для Джинки. Того, чего я в силу многих обстоятельств, не мог для него сделать.
— Прелестно... Но почему он не захотел рассказать нам?
— Джинки считает... — отец сделал паузу — ему очень не хотелось это озвучивать, — что когда вы обо всём узнаете, то будете к нему плохо относиться.
— Это бред... — негромко проговорил Сокджин, а Намджун, который всё еще был чернее тучи, медленно и напряженно повернулся к отцу лицом. — В смысле "плохо относиться"? Что это вообще значит?
Отец пожал плечами.
— Будете вести себя с ним свысока. Ненавидеть за то, кто он. Считать его виновным во всём. Унижать. Это его слова, не мои.
— Подожди! — Джин выставил вперед руку. — Ли Джинки и Пак Чимин — два хороших милых мальчика. И оба не хотели, чтобы мы знали о том, что у них не такое уж и высокое происхождение, и всеми силами скрывали это от нас, — он в шоке уставился на отца. — Серьезно, как вообще люди воспринимают меня?
— Мне кажется, ты уже сам ответил на свой вопрос, — неторопливо заметил господин Ким.
Намджун зло хмыкнул, впервые встряв в беседу.
— Мне нравится, отец, что ты всё выворачиваешь так, чтобы в итоге обвинить всех вокруг, но только не себя. Но это ты виноват во всём! Это ты не мог быть нормальным человеком! Ты изменял! А затем врал, что ты весь такой благородный и правильный! Ты сделал ребенка на стороне, а после этого спокойно возвращался в наш дом, целовать своих детей на ночь, целовать свою жену... Ты омерзителен!
— Джун-и, — попытался остудить пыл своего брата Сокджин. Хотя честно: он был согласен с тем, что тот говорил.
— Ты всегда нам врал! — не унимался Намджун, снова подходя ближе к отцу и критически повышая голос. Сокджин подумал, что секретарша скорее всего уже в курсе их семейной драмы. — Говорил о жизненных ценностях, но сам нихрена их не придерживался!
— Я не думаю, что кто-то должен судить меня вместо меня самого и людей, которые из-за меня пострадали. У меня был свой сложный путь в семейной жизни. И насколько мог, я все свои ошибки исправил.
— Да пофиг! — бросил Намджун, отворачиваясь и быстро выходя за дверь. Ему хотелось в отчаянии схватиться за голову. К чему вообще эта беседа, если всё равно отец не признает, что когда-то полностью наплевал на свою семью и свои обязательства?
— Идеальных людей не существует, — немного волнуясь, тихо сказала секретарша Джину, едва он следом за братом вышел из кабинета отца. — Даже лучшие люди делают ошибки.
— Спасибо, — пробормотал он, уставившись на брошку на ее пиджаке в виде гортензии. — Я постараюсь это запомнить.
Намджуна он не нашел — его брат оказался быстрее и скрылся, не дожидаясь Сокджина.
Так что Джин, покинув здание, сначала долго общался с отцом Чимина, который показал ему все возможные фотографии Минни, рассказал о нем все истории и похвастался его успеваемостью в школе. Затем пошел гулять, в итоге надолго залипнув на фонтаны на площади. Бесцельно стоял и смотрел на прыгающую воду, на то, как много маленьких капель собираются в одну большую и выстреливают в воздух, чтобы затем эффектно там замереть. Красиво.
***
Тэхен как раз насупленно вглядывался в подъездную аллею, держа в руках свою термокружку и два посыпанных коричневым сахаром рогалика, когда, торопясь и на ходу застегивая пуговицы на своей идеально выглаженной рубашке, из дома выскочил Сокджин.
— Ты чего так рано? — удивился Тэ.
— Да вот... — старший брат тоже принялся вглядываться вперед. — Еще не приехал?
— Нет... — буркнул Тэхен, осознав, о ком его спрашивал Джин. — Странно. Уже 7.35. Этот мелкий зануда никогда не опаздывает.
Он сунул брату рогалики и кружку, достал телефон и набрал Джинки.
— Ты где? — сразу же спросил, едва тот ответил. — Колесо пробило или что?
— Я не приеду. Пусть тебя кто-то из братьев отвезет.
— Почему не приедешь? — не понял Тэ.
— Не хочу к вам заезжать.
— Ну так подхвати меня за воротами, — не сдавался тот.
— Тэхен, я уже в универе.
И положил трубку. Охренеть.
— Хённим, — со вздохом обратился Тэхен к Сокджину. — Отвезешь?
— Рогалик дашь?
— Нет, — Тэ покачал головой. — Это для Джинки.
Он отобрал рогалики (на всякий случай), и они вернулись в дом, чтобы оттуда пройти в гараж.
— Вы вчера общались с отцом? — поинтересовался Тэхен по дороге в Ёнсе.
— Да, — говорил Сокджин с неохотой. Он даже толком эту ночь не спал. В голове была какая-то отвратительная каша. Он так в итоге ни в чем и не разобрался. Ни в том, что именно произошло много лет назад, ни в своем отношении к отцу. Единственное, что он точно понимал, что у него есть еще один брат. — Ты очень необычный человек, Тэхен. Когда общаешься с тобой, такое чувство, что ты — раскрытая книга. Но в такие моменты я осознаю, что совсем тебя не знаю. Скажи, как ты простил отца?
— Простил? — не понял Тэ. — А за что?
— За измену.
Тот, казалось, удивился.
— Ну так изменял же он не мне. А как отец он отличный. Мне кажется, в таких вопросах пары должны разбираться сами, без посторонних.
— Ну а то, что он ходил налево, когда мама носила тебя — это что, тебя вообще не задевает?
Сокджин как раз поворачивал на дорогу, которая упиралась прямиком в Ёнсе, бросая быстрый взгляд на брата.
— Ты знал, что у наших родителей — договорной брак? — вопросом на вопрос ответил Тэхен. — И отца женили против его воли?
Удивленный, Сокджин лишь покачал головой и недовольно поджал губы. Эта каша еще долго не рассосется в его голове. Он припарковался на университетской стоянке, на месте, которое никто никогда не занимал, хотя таблички, что это место застолбил за собой Ким Сокджин, отродясь не было. Все просто знали — здесь парковаться нельзя.
— Так он поэтому наделал столько ошибок?
— Ошибок?.. Надеюсь, при Джинки ты не будешь использовать это слово, — Тэхен выбрался из машины, всё еще аккуратно держа рогалики. — Хённим, — он повернулся к молча наблюдавшему за ним брату, не спешившему глушить двигатель, — Джинки — не ошибка.
Тэхен почти дошел до своего корпуса, где он планировал найти своего младшего брата и хорошенько его отчитать за то, что тот настолько бездушно бросил своего хёна, когда его позвали — едва ли не тот же чел, что и вчера. И снова Тэхену посоветовали посмотреть на стену.
Пока Тэ со своими рогаликами, кипя от раздражения, быстрым шагом шел к ненавистной стене, он придумывал на ходу самые изощренные пытки для мудилы Кан Юджэ. Ни минуты, блять, покоя!
Но оказалось, что с Юджэ разобрались и без участия Кима.
И Тэхену второе утро подряд снова пришлось в шоке (в этот раз — в нереальном шоке) стоять в огромной и шумной толпе и пялиться на стену.
На которой на всё, мать его, пространство, был нарисован огромный портрет Тэхена! В профиль, с дорогой королевской короной на голове. Из его глаз капали драгоценные слезы. И надпись большими буквами: "Принц Ёнсе".
Какой-то заунывный скулеж отвлек внимание Тэ, всё еще в обеих руках державшего по рогалику, от стены.
Он с таким же шоком осмотрел голого и зареванного Кан Юджэ, привязанного к дереву, с заклеенным ртом, которого никто не спешил развязывать (он давно в высочайшей степени достал весь универ), отметив, что у этого говноеда очень маленький член.
А затем, подумав, подошел к стене ближе, чтобы на своем портрете в самом его низу увидеть подпись.
"683"
