***
Чимина выписали даже раньше, чем планировали — господин Ким взял на себя обязательства перед его лечащим врачом соблюдения Чимином постельного режима и всех предписаний. Чим буквально с ума сходил в стенах больницы, а его неугомонная энергия требовала выхода. Новая почка приживалась очень хорошо, и он каждую минуту благодарил того неизвестного ему человека, часть которого теперь жила и в нем. Когда-то Сокджин очень хорошо рассмотрел Чимина — за внешней серьезностью и некоторой зажатостью скрывался тот еще чертенок, в жилах которого бурлило слишком много огня. — Зря я тебя послушался... — не уставал бормотать Джинки, паркуя свою акулу. Минни настоял, чтобы тот из больницы повез его не к дому Кимов, где он и проведет следующие несколько недель взаперти, под неусыпным присмотром всего семейства, а к... башне Намсан. — В следующий раз мне не скоро удастся выбраться куда-то, и я не просто так попросил, чтобы именно ты приехал за мной, — Чимин мило ему улыбнулся. — Ты же мне не откажешь. Ок, Чим буквально сбежал из больницы, потому что полная выписка будет конечно сегодня, но чуть позже. Он честно обещает беречься и быть на страже своего здоровья. Только дайте ему кое-что проверить. Джинки, проявив характер, всё же не разрешил Чимину выбраться из машины, и сам как можно быстрее всё сделал — поднялся к мосту влюбленных, и занялся поиском соответствующего замка. Чимин, который наблюдал за всеми его действиями по видеосвязи, в нужный момент крикнул: "Стоп!" и Джинки замер. — Объясни мне, — попросил он, когда вернулся в машину. — Он сказал, что срезал наш замóк. Но это была неправда. — А как ты догадался? — Хотя бы по тому, что мы вешали красный, а он мне в больницу принес розовый. — Неужели Намджун думал, что ты забыл, какой цвет был у замка, который вы вешали? — Только если он считает, что у меня была полная потеря памяти. Но это не так. — Значит... — Джинки уставился на Чимина. — Он знал, что ты знаешь, что тот замок — фальшивка?.. — Ну да. Мы оба сделали вид, что поверили друг другу. — Я ничего не понял. Но зачем? — Наверное, мы оба хотели, чтобы тот замок остался на мосту. Даже если у нас ничего и не получилось. Чимин расстроенно куснул себя за нижнюю губу. Он рассматривал фото замка их "любви", который сделал Джинки, и который по-прежнему висел там, где они с Намджуном и оставили его в день, когда Чим попал в больницу. К их нацарапанным именам добавилась приписка: "Моя луна ♥". Намджун был там после того, как Чимин попал в больницу. Возможно даже, что в день, когда Чим отправил его к башне Намсан. Вот только притащил Джун ему тогда какой-то абсолютно левый замóк. Едва желтая акула припарковалась у дома Кимов, им навстречу вышел недовольный Намджун, который конечно же был в курсе, что Чимин уехал из больницы раньше, чем планировалось. Джинки помог выйти Чимину, придерживая его одной рукой за талию, вторую же положил ему на плечо. Джун продолжал мрачно за ними наблюдать, сложив руки на груди. Когда Чимин поравнялся с ним, Намджун буркнул приветствие, но тот никак не отреагировал, предпочитая его демонстративно игнорить. Джун открыл перед ним дверь, и Чимин зашел внутрь, по-прежнему делая вид, что никакого Намджуна не существует. А дверь сама открылась, ага. Джун хмыкнул. Он скучал по Чимину, по этой его манере очень палевно "втихую" наблюдать за ним или, как сейчас, игнорировать. Джинки, который задержался у своей машины, поспешил нагнать Чимина. Когда он поравнялся с Джуном, тот и ему открыл дверь, и в качестве приветствия буркнул: — Брат. Джинки, не ожидавший такого, предпочел как можно быстрее прошмыгнуть мимо Намджуна, стараясь спрятать свое мгновенно засиявшее лицо. Сегодня они впервые виделись с того дня, как Джун возил его в свое секретное место. — Походу я невидимый, — сделал вывод слегка офигевший Намджун. — Невидимый привратник. Конечно, было понятно, что их с Джуном больше ничего не связывает — даже несмотря на ту историю с замком. Но если начистоту, Чимину было капельку обидно, что тот ни разу после операции его не навестил. Даже Сокджин приходил и очень искренне попросил прощения. Чимин конечно же простил. А как по-другому? Тем более было видно, что Джин действительно раскаивался. Хоть в свое время Чим пафосно бросил Намджуну, что больше не вернется в этот дом, вернуться, разумеется, пришлось. Пока всё будет заживать и приходить в норму, Чимин будет находиться под наблюдением здесь. Сейчас он на препаратах, его иммунитет очень снижен, поэтому он способен подхватить любую заразу. Из-за этого лучше не рисковать и никуда из дома не выходить. Отец обещал ежедневно проведывать его. А Тэхен уже придумал, как они будут развлекаться во время вынужденного карантина Минни. В комнате Чимина всё было слегка вверх дном — последствия бурного торнадо по имени "Ким Тэхен", когда тот собирал по врученному ему списку вещи в больницу. Двигаться Чимину пока можно было по минимуму, так что он по минимуму всё и прибрал. Но слегка завис на стопке книг, которые когда-то брал у Намджуна. Нет, он точно не будет их читать. Он уже как-то почитал Джанни Родари. Спасибо, но больше нет. И пока Джун вроде как был на улице, а Джинки ушел на кухню, Чим взял курс на комнату своего бывшего парня, решив по-тихому эти книги вернуть. Флешбэки яркими картинами заполонили его голову. Он не раз шел по этому маршруту — из своей комнаты в комнату Намджуна, пока его сердце от волнения отстукивало где-то в горле, а предвкушение неугомонными бабочками увлеченно порхало у него внутри. Да, не стоило конечно настолько бездумно отдаваться своим чувствам... Осторожно Чимин открыл дверь чужой спальни, но сразу же при входе замер. Потому что Намджун был внутри. Потому что он как раз переодевался. Джун, кстати, тоже удивленно застыл. Чимин молчал, глядя на полуобнаженного Намджуна. Его глаза без шансов застряли на аккуратном свежем шраме. Которого еще месяц назад не было. Чимин точно это знал. Потому что целовал там не раз, проводил своими пальцами по чужой коже. Помнил наизусть каждый ее миллиметр. Джун тут же опустил футболку, которую как раз надевал, подошел к двери, закрыл ее и осторожно обнял Чимина. — Ну что ты, глупенький… Не плачь. Ты же хотел, чтобы у нас было что-то парное. Теперь у нас есть что-то парное. — Шрамы... — прошептал Чимин, пряча лицо на чужой быстро вздымающейся груди, и судорожно вцепившись пальцами в ткань одежды Намджуна. — Я хотел брелоки или футболки. — Извини... Я как всегда неправильно тебя понял, — он гладил его по волосам, по подрагивающим плечам, сдерживая себя, чтобы не обнять его крепче, не оставить его в этой комнате — у себя и себе. — Я только хочу, чтобы ты был жив и здоров. И провел долгую и счастливую жизнь. — Я был против... Я думал, этого человека нет в живых! — Поверь, он живее всех живых. Твой отец согласился со мной и моими доводами. — Я не понимаю... — продолжал бессвязно шептать Чимин, всё еще не поднимая головы от его груди. — Зачем ты это сделал? — Когда я совал тебе в рот сладкое, а ты не мог мне отказать. Я говорил, что мы разделим ответственность поровну. И я от своих слов не отказываюсь. — Ты же своей жизнью пожертвовал! — крикнул Чимин, отстраняясь. И Джун с неохотой выпустил его из своих объятий. — Это не так. Мое здоровье по-прежнему крепкое. "Теперь моя жизнь — ты. Так что я ничем не пожертвовал". — Ты говорил, что люди — эгоисты! — продолжал отчитывать его Чимин. "А ты сказал, что любовь меняет людей. И был прав". — У нас одна группа крови — третья. Еще и поэтому было тяжело найти для тебя донора. Тебе подходила только такая же третья группа. Когда я услышал об этом от твоего отца — в ночь, когда мы сидели с ним у твоей постели, я уже знал, что если по остальным показателям подойду, я буду твоим донором. — Ты был возле моей постели? — нерешительно переспросил Чим. В голове царил настоящий сумбур, он ничего толком не понимал. — Да. Чимин нахмурился, опустив свой взгляд. Он смотрел на книги, которые выронил из рук, когда Джун его обнял. Книга со стихами Джанни Родари открылась на той же странице. "У лунного моря Особый секрет — На море оно не похоже..." — Мы читали эту книгу с тобой в детстве, — негромко проговорил он. — Да, я помню. Причем, как раз эту книгу. Ей много лет. — Ты положил салфетку именно в нее. Глаза Намджуна в секунду потускнели. Так вот, значит, как всё было. Ему неожиданно захотелось ее перечитать. В день, когда он придумал пари и поставил свою подпись на салфетке. Неужели он тогда его узнал? Минни, своего единственного друга детства? Что им руководило, когда он затеял всё это? Почему не прекратил, как Сокджин предлагал? Иногда мы ведем себя не так, как обычно, говорим не то, что обычно. И возможно, у этого есть какой-то смысл. — И как отреагировали твои родные? — Чимин отошел на шаг в сторону, пока Джун собирал книги — ему нельзя было наклоняться. — Они же не могли обрадоваться такому. — Сначала я никому не говорил, чтобы меня не отговаривали. Я всё для себя решил, и уговоры ни к чему бы не привели. Только время мое зря потратили. А я не хотел терять время. Сокджину я сказал уже почти перед самой операцией, — тогда, в тренажерном зале. Как раз перед тем, как к ним пришел Тэхен. — Потом сказал Тэхену, — и эти придурки организовали ему пиво с наггетсами на лужайке перед домом. Причем, до его приезда съели всю еду, а пиво пить ему нельзя было. Ночь перед операцией, после того, как они с Тэхен-и расследовали дело Праймса, он провел уже в больнице. — А твои родители? Они знают? — Конечно. Я сказал маме сразу… А потом и отцу. После того, как стала известна личность четвертого брата. После ссоры у отца на работе. После беседы с Джинки. После истории с Чон Чонгуком. В последнюю очередь он всё же решил рассказать обо всём отцу. — Я знаю, ты не поймешь меня и моих мотивов, и не поддержишь… Но я не прошу разрешения. Я ставлю в известность. — Ты не поверишь, но я понимаю тебя и догадываюсь о твоих мотивах... Я видел, что вы делали тогда в машине. И не хотел, чтобы ты приближался к нему. Джун едва не скрипнул зубами от злости. — Почему? — Чтобы тебе потом не было больно. И я не хотел, чтобы он приближался к тебе. Чтобы ты не сделал ему больно. Вы оба нуждались в любви. Но не в любви друг друга. — Боюсь, ты всё не так понимаешь, отец. Мы нуждались в любви именно друг друга. — Ты не должен был этого делать, — повторил Чимин. — 87,9% пациентов проживает более десяти лет после трансплантации. Если орган от живого донора — это улучшает прогноз. — А что будет через десять лет? — Через десять лет я отдам тебе другую свою почку. — Как ты... Как ты вообще можешь такое говорить?! — снова набросился он на Джуна. — Послушай, — Намджун вздохнул, — медицина развивается очень стремительно. Через десять лет всё может быть совсем по-другому. Давай будем решать через десять лет. "Будем"... Как будто он собирается быть рядом с Чимином и через десять лет. — Намджун, то, что ты сделал... Это ничего не меняет, — в конце концов произнес Чимин, обнимая себя руками. — Конечно, — Джун согласно кивнул, отворачиваясь и возвращая книги на свою книжную полку. — Я только хочу, чтобы ты был здоров и счастлив. "Даже если не со мной".***
Субботнее утро встретило Чонгука заспанными соседями, почему-то с утра решившими замутить уборку, и сообщением от старосты с напоминанием сделать взнос за учебники. Еще сто тысяч вон. Чонгук вздохнул. В прошлом семестре он учился на художественном факультете, подрабатывал помощником куратора в местной галерее, а по ночам создавал искусство на городских стенах и был знаменитым стрит-артером, активистом. Но всё хорошее закончилось на той крыше. И теперь найти очередные сто тысяч вон — это уже проблема. Так что Чонгук умылся, оделся, подхватил свой рюкзак и, даже не завтракая, отправился искать подработку. Он прошелся по студгородку, оставил свои координаты в десятке общепитов, сцепил зубы, увидев, что портрет Тэхена был закрашен уродливой серой краской, и даже сам не заметил, как после этого вышел из кампуса. Он не понимал, куда держит курс, пока не очнулся уже на вокзале, почти на все свои оставшиеся деньги покупая билет в Пусан. Его родной город встретил солнцем, солоноватым прибрежным воздухом и собственным граффити под номером "311". Одна из достопримечательностей Пусана, отмеченная даже в путеводителе. Чонгук не знал, как его встретят родители, пустят ли вообще за порог. Поэтому, конечно, удивился, когда и мама, и отец, увидев сына, по-настоящему обрадовались его приезду. Маму он не видел целых два месяца, и обнимая ее, даже прикрыл от эмоций глаза. Будто всё было так, как раньше. Он прошел в свою комнату, бросил рюкзак на пол и лег на постель. Лежал и смотрел на потолок, рассматривал стены. На них раньше были его рисунки, надписи, наброски. На потолке — раскрашенный и прорисованный в стиле Праймса девиз его жизни: «Лучше умереть, чем жить без страсти» "Что может быть хуже унылой жизни?" — спросил его Тэхен, после того, как на скорости сделал ему лучший в его жизни минет. — Поверь мне, не так много". Теперь всё в комнате было закрашено белой краской. Чонгук нехотя поднялся и принялся открывать один за другим шкафы, чтобы зафиксировать, что все тонны его альбомов, эскизов и рисунков, красок, карандашей, маркеров и фломастеров были выброшены. Некогда заполненные полки встретили его пустотой. Чонгук засунул руку за шкаф и достал оттуда припрятанную черную маску с изображением огня. На месте. Не нашли, не уничтожили. Он провел пальцами по яркому пламени, затем сунул маску в карман, подхватил рюкзак и вышел из комнаты. Родители были на кухне — готовили праздничный обед в честь приезда сына. Мама стояла у плиты, папа сидел за столом и листал газету. Всё, как раньше. — Сынок, скоро будем обедать, — с улыбкой сказала мама. Чонгук начал говорить, даже особо не продумывая свою речь. — Мама, папа, я хочу вам кое-что сказать. Это важно. Я влюблен. Я очень люблю одного человека. В жизни я могу много от чего отказаться, но только не от него. Я... я очень надеюсь, что вы это примете. — Отлично... — отец недоуменно стянул свои очки для чтения на самый кончик носа. — Этот человек — не девушка. Это парень. Его зовут Тэхен. Папа, ты видел его, когда приезжал ко мне. Когда ты ударил меня. Тэхен — лучший человек, которого я... Его голова дернулась, потому что вскочивший на ноги отец со всей силы ударил его по лицу. — Я гей, — упрямо повторил Чонгук и получил за это еще один удар. — Мама... — он повернулся к застывшей у плиты матери. — Лучше бы я сделала аборт... — проговорила она. Ее лицо превратилось в застывшую маску. — Чем родила такого урода. — Убирайся! — крикнул отец. — Убирайся из этого дома! Ты родился только для того, чтобы нас позорить! Я всем скажу, что мой сын — мертв. Чонгук кивнул, поправил рюкзак и вышел за порог. В его глазах стояли слезы, когда он уходил из своего дома. В этот раз навсегда.***
Тэхен сидел на траве, пока неугомонные псы кружили по огражденной индивидуальной площадке для выгула. Он бездумно наблюдал за этими проказниками, в то время как его мысли стабильно находились всё там же — возле Чонгука, не отступая от него ни на мгновение. Если бы мысли были материальными, его кролик всегда рядом с собой видел бы Тэхена. Интересно, такое ощущается — когда кто-то постоянно думает о тебе? Неожиданно доберманы как-то неестественно засуетились, а Бан даже принялся слегка попискивать. Тэ удивленно поднял на них взгляд, после чего и сам резко вскочил на ноги. Прямо за сеткой стоял Чонгук и смотрел на него. Кто знает, возможно мысли всё же материальны? Тэхен метнулся ко входу, провел у сканера карточкой и дернул ручкой двери, открывая ее настежь. Они стояли и смотрели друг на друга, а затем Чонгук всё же зашел внутрь и закрыл за собой дверцу. У него добавилась ссадина на виске и много усталости в глазах. — Я знаю, где тебя можно найти с трех до пяти, — пробормотал он, пока Бан и Тан соревновались, кто выше и сильнее запрыгнет на своего любимого выгульщика и особо щедро его оближет. Конечно, Тэхен прикольный, но... — Мне платят наличкой, — так же негромко ответил Тэ, притягивая Чонгука к себе и крепко его обнимая. И пофиг, если их кто-то увидит. Так они и стояли некоторое время — обнявшись. — У меня больше нет семьи, — тихо прошептал Чонгук Тэхену куда-то в волосы. — Я до последнего пытался ее сохранить... Но их непринятие меня таким, какой я есть, сильнее. Тэхен еще крепче прижался к Чонгуку, с силой окольцевав его руками и хотя бы таким образом пытаясь донести, что он не один. И один не будет. — Приехав сюда, я дал себе обещание ни во что не влипать и хорошо проучиться следующие два семестра, — они сидели на траве очень рядышком, касаясь руками и бедрами друг друга, пока доберманы с удвоенной энергией скакали по зеленому полотну. — Но в первый же вечер один тип в туалете заявил, что я — гей, — Чон хмыкнул, — я тогда подумал: только этого мне и не хватало. А потом, когда я стал влюбляться, когда эти чувства лавиной накрывали меня... Родители не хотели принять меня как райтера и как активиста. Но сына-гея они бы точно никогда не приняли. — Если бы ты был откровенен со мной... — укоризненно заметил Тэ. — Хотя бы в чём-нибудь. — Не знаю, видел ли ты себя со стороны, — Чонгук прикоснулся к его волосам и даже заправил непослушную прядь за ухо. — Ты как ураган, фейерверк, сшибающая всё на своем пути стихия. И ты постоянно вёл себя так, как будто всё для тебя было по приколу. Потом, когда я болел, я видел твою заботу, но к тому времени я уже понимал, что это — часть твоего невероятного характера. — Охренеть! — возмутился Тэхен. — Ты думал, я с тобой играю! — Нет, — Чонгук мягко сжал его руку, — я так не считал. Но я понимал, что могу быть для тебя просто увлечением. Сильным, но увлечением. А увлечения имеют свойство быстро проходить. — Ты настолько тупой! Чонгук даже улыбнулся этой горячности Тэ. Если бы не парк, не общественное место, не наблюдающие за ним хитрые доберы, он бы сейчас его очень сладко и очень красиво поцеловал. — Я был так счастлив во время нашей поездки. Но когда вернулся в общагу, там меня ждал отец. Он же выгнал меня из дома, дал только собрать вещи... И те у меня на вокзале сразу же украли. И вдруг он сам приехал, был таким внимательным, сказал, что о многом сожалеет. Что очень рад, что я больше не рисую и что выбрал серьезную науку. Он был уверен, что именно творчество сделало меня бунтарем. И в тот момент... Ради семьи я уже потерял кое-что дорогое — личность Праймса и возможность рисовать. Я сидел тогда с телефоном и понимал, что надо прекращать всё сейчас, пока не стало глубже. — Оно уже было глубоко, — возразил Тэхен. Дышалось с трудом, так как он снова переживал внутри тот ужасный момент. — Когда ты трижды написал "праймс", уже было поздно. — Ты говорил, что мы собрались только ради секса, что это лишь до конца семестра, пока тебе не удастся меня убедить. Я был уверен, что через несколько дней моего мудачества, ты пошлешь меня нахер и забудешь обо мне. Но вдруг тогда, на вечеринке, я неожиданно осознал, что у тебя та же болезнь, что и у меня. То, как ты смотрел, когда я проходил мимо. И потом, на кухне, когда ты говорил. Ты ушел, а я вдруг осознал, что ты меня любишь... Мне было настолько плохо, что я пошел в общагу пешком. Я шел, шел, шел... И больше ничего не понимал. Я не знал, что мне делать. Потому что я люблю и тебя, и своих родителей. В ту ночь на крыше я потерял всё. Свободу, то, что делал и что любил, свою страсть и свою семью. Я — единственный ребенок своих родителей. И в один день они проснулись и узнали, что их сын, на которого они возлагали столько надежд, сидит в тюрьме. Что ему предъявляют много разных серьезных обвинений. Что ему грозит несколько десятков лет за решеткой. Что он — не тот, кем они его считали. Мои родители — не бунтари. Они — законопослушные... маленькие люди. Которые уверены, что есть обязательный алгоритм жизни каждого человека. Родился, отучился, женился и всю жизнь пашешь на нелюбимой работе. Пока не сдохнешь. Их испугало то, что произошло. Что я попытался быть не таким, как все в нашем квартале, как все их знакомые и друзья. И они были уверены, что мое заключение под стражу — логический финал моего абсолютно неправильного поведения. В тот момент они ставили мне ультиматум: моя прошлая жизнь или они. Скажи, ты способен посмотреть в глаза своих родителей и сказать, что твое бунтарство, твои убеждения важнее, чем они? Я сразу даю тебе спойлер: это очень нелегко. Когда они плачут и даже становятся на колени и просят остановиться и больше не бороться. — Я понимаю... Мне очень жаль. — Нет, ты не понимаешь. И я очень надеюсь, что ты никогда не поймешь. Иногда жизнь ставит нас перед ужасным выбором. Когда ты в любом случае будешь проигравшим. И всё, что только можешь сделать — это выбрать, что именно и кого именно предать. Свою семью или свои убеждения. Я не знаю, какой на самом деле выбор правильный. И правильный ли выбор я сделал тогда. Жизнь бывает очень сложная, особенно, если ты борешься со взрослыми. Но я ни о чём не жалею — ни о том, что много лет делал, ни о том, что сдался. Это привело меня туда, где я есть сейчас, и сделало меня тем, кто я есть. И у меня больше не осталось иллюзий насчет моих родителей. Раньше мне казалось, что как сын я много чего им должен. Даже наступив на горло собственному голосу. А теперь понимаю, что наши пути разошлись, когда общественное мнение они поставили выше меня, — и снова в его мыслях всплыл его последний с родителями разговор, когда Чонгук признался, что он — гей, что он влюблен и те ожидаемо его прокляли. — Мне кажется где-то глубоко внутри я уже смирился с этим, ещё до того как это произошло. Наверное, я всегда понимал, что квест под названием "нормальный сын" выполнить не смогу. Но я пытался. Я очень пытался. — Ты можешь мне не поверить, но я никогда в своей жизни так никем не гордился, как тобой. Что ты прошел такой сложный путь. Что боролся. И что ты всё же здесь. Тэхен придвинулся еще ближе и быстро чмокнул Чонгука куда-то в макушку. Тот блаженно прикрыл глаза. — Хочешь, я докажу тебе, что ты — гей? Чонгук, упершись о дверной косяк и сложив руки на груди, наблюдал, как Тэхен вытирал доберманам лапы. Тэ повернулся и окатил Чона каменным взглядом. — Судя по всему, мне в пару достался остряк. — Тебя ждет еще много сюрпризов, — с усмешкой пообещал Чонгук. "Мне в пару"... Он ощутил, как в груди сладко заныло. — А мне вот в пару досталось лучшее, что только есть на всём этом белом свете. Настоящий принц. — Да, — удовлетворенно кинул Тэхен, поднимаясь на ноги. — Чтобы ты знал, меня даже на стенах рисуют, — похвастался он. — Я это учту. И надеясь, что никто их не запалит, Чонгук подхватил его под ягодицы, поднял на руки, уперев спиной в стену и с жаром поцеловал. Тэхен сомкнул ноги на его талии, отдаваясь этой страсти, запредельной нежности и ласке. Они слишком соскучились друг по другу. Пока две плутоватые морды с огромным интересом за ними наблюдали. Уже в комнате, куда Тэ привел своего кролика, Чонгук помедлив, сунул руку в правый карман своих джинсов и достал оттуда пять секс-кубиков. Рот Тэхена приоткрылся, формируя удивленное "о". Он совсем забыл о них. А ведь Чонгук отобрал у него кости в Вонджу, после того, как кубик желаний в очередной раз подкинул ему задачку "Желание", и Чону пришлось надевать чужие штаны с огромными рваными дырами (на задничке в том числе) и блистать перед всем студгородком колготками в крупную черную сетку. Чонгук так же, как и когда-то Тэхен, небрежно бросил их на кровать, и они разбежались по постели. Тэ задумчиво собрал их все, рассматривая нарисованные позы и написанные слова. Пять кубиков с шестью и двенадцатью гранями: Место, Поза, Действие, Часть тела, Желание. Как будто это было в прошлой жизни — они играли с ними и исполняли их эротические прихоти — а не еще месяц назад. — На самом деле впервые я использовал эти кубики с тобой. Джинки по приколу на каждый Новый Год дарит мне по одному. Они пылились у меня в коробке со всякой хренью. Я достал их, когда познакомился с тобой. Мне казалось, что в такой несерьезной форме мне удастся тебя расслабить, вытащить тебя настоящего, узнать, кто ты и какой ты. — Вначале я хотел их тебе вернуть, — признался Чонгук. — А потом... А потом решил этого не делать. Чтобы хоть что-то осталось у меня в память о тебе и о том, что у нас было. Тэхен поднялся, подошел к окну, сквозь неплотно закрытые жалюзи, наблюдая за мерно колышущимися листьями на деревьях. Из приоткрытого окна потянуло прохладным воздухом. Возможно, скоро будет дождь. Он отрешенно перебирал, будто четки, игральные кости в своих руках. — Мне никогда не было так больно как в тот день, когда ты меня бросил. И после этого каждый день становилось всё больнее и больнее. Мне казалось, что я уже весь соткан из этой боли. Что когда открою рот, то из меня вырвется только крик. Крик от боли. Хённым сказал очень верно: мы можем жить дальше. И мы живем дальше. Другой вопрос — что именно это за жизнь. Оба на какое-то время замолчали. Дождь действительно пошел — мелкий и совсем не холодный. И Тэ открыл окно, впуская в себя эту летнюю освежающую прохладу. — Бросай, — сказал Чонгук. Тэ повернулся к нему, удивленно и насмешливо приподнимая бровь. — И почему это? — Ничего не знаю, в предыдущий раз кости кидал я, — безапелляционно заявил тот. Тэхен хмыкнул, и как когда-то Чонгук, взял только одну из них — кубик желаний. И кажется, даже не удивился, когда ему выпало "Желание". Кто знает, может кролик прав, и эта кость действительно какая-то заколдованная? А Чонгук не смог скрыть довольную улыбку. — У меня есть одно, — он сделал эффектную паузу. — Я хочу увидеть, как ты себя растягиваешь. Эта яркая однажды представленная картинка — Тэхен лежит на своей кровати, закусив губу и широко разведя ноги, засовывает в себя большой фаллоимитатор и тихонечко хнычет, чтобы не услышали домочадцы — она никогда не уходила из его головы. Тэхен облизал губы, еще раз хмыкнул и... ушел. Чонгук сначала ни хрена не понял, потом тоже ни хрена не понял, обмениваясь недоуменным взглядом с Джеймсом Дином, подглядывающим за ними со стены. Пока до него не дошло. Тэхен ушел в ванную. Чон куснул себя за внутреннюю сторону щеки, но ничего не мог поделать — на лице расплывалась широкая бесстыдная и очень пошлая улыбка, достаточно ему было представить то, что ждет его дальше. Уже через десять минут Тэ снова был в комнате, на ходу расстегивая ремень на своих штанах и будто двигаясь в такт какой-то только ему слышной томной мелодии. Он делал вид, что в комнате один, как будто показывал своему кролику, как он обычно сам себе доставляет удовольствие. Чонгук, задержав дыхание (на самом деле, он забыл о том, что надо дышать), как коршун наблюдал за ним. Его зрачки расширялись по мере каждого движения Тэ — как тот расстегнул ширинку, спустил штаны к щиколоткам, прикоснулся к своей давно напряженной плоти и сквозь белье немного ее поласкал. При этом бросая из-под опущенных ресниц скрытые взгляды на своего возбужденного кролика, которому собственные штаны уже прилично давили в особо важном месте. Тэхен отбросил брюки, взглянул на Чона, на его выпирающий стояк, в очередной раз хмыкнул, встал на колени и заглянул под кровать, распутно оттопырив задницу, чтобы достать оттуда коробку и вытащить из нее нужную вещь — свой любимый вибратор. После чего стянул черные боксеры, развязно отбросив их куда-то в сторону, удобно лег на кровати, откинув голову на подушку, и развел ноги в разные стороны. Дыши, Чонгук. Он едва сдержал стон от охуенного вида перед собой. Практически на автопилоте приблизился к кушетке возле окна и присел на нее. У него определенно были лучшие места. Тэхен прикрыл веки, усердно, сладко и тягуче разрабатывая игрушкой свой вход. Подключая соски, выглядывающие из-под бесстыдно задранной футболки, поглаживая свой колом стоящий и истекающий пенис и набухшую мошонку, пробегаясь пальцами по чувствительной внутренней стороне своих нереальных бедер. В то время как застывшему Чону казалось, что он перестал не только дышать, но и вообще существовать. И уже в момент, когда Тэ собирался дойти до точки, его приоткрытый от постоянных стонов рот глубоким и жадным поцелуем закрыл Чонгук. Он осторожно вытащил из него игрушку и тут же заменил её собой, закинув одну ногу Тэхена себе на плечо, поглаживая нежную подколенную ямочку и войдя в него сразу глубоко и на полную. Не переставая при этом мокро и грязно его целовать, вбирая в себя все гортанные стоны и всхлипы своего принца. Потом они, всецело и бескрайне счастливые, лежали обнявшись, сплетясь конечностями, и лениво переговаривались ни о чём. Ким как раз собирался предложить им чем-нибудь перекусить, как в дверь нетерпеливо постучали. У обоих синхронно в панике расширились глаза — неужели они были настолько громкими?? Ведь действительно старались вести себя как можно тише! А Тэхен еще некстати вспомнил, что не додумался закрыть дверь на ключ... — Мелкий! — послышалось за дверью. — Я вхожу. Единственное, что успел сделать Тэ — это плотнее накрыть нырнувшего под одеяло любовника. Конечно, конспирация 80 лвл. Намджун, пребывающий в своих мыслях, слегка удивленно оглядел укутанного в одеяло младшего брата. — Заболел? — Да так... — уклончиво ответил Тэхен и едва не взвыл, потому что Чонгук, явно решивший, что он бессмертный, впился зубами в его левый сосок, куснул его, после чего уткнулся кончиком шаловливого языка в набухшую горошину и лизнул ее, а шалевший от ласки и экстремальной ситуации Тэ поспешно сменил тему: — Ты что-то хотел? — Мама в честь выписки Чимина делает тихий семейный ужин. Явка обязательна. Через двадцать минут. — Угу, — Тэ кивнул, надеясь, что брат теперь свалит. Но тот не спешил уходить. — Что-то еще? — немного нервно задал вопрос Тэхен. — Да... — Намджун помедлил, но всё же спросил: — Чимин и Джинки... Между ними что-то есть? — В смысле? — не понял Тэ. Но услышав о Джинки автоматически напрягся. — Они... симпатизируют друг другу? — Тэхен нахмурился, не понимая, к чему этот вопрос. И Джун, видя это, едва не закатив глаза, уточнил: — Они часто куда-то вместе уезжали из универа, а Джинки потом поздно привозил его домой. — А, ты об этом... Так Джинки возил Чимина на диализ. Я же говорил: Джинки очень отзывчивый. — Значит... — ощущая облегчение, но на всякий случай переспрашивая: — Никакого взаимного интереса? — Ты имеешь в виду в плане... романтического интереса? — Тэхен хихикнул. Не только из-за глупости предположения, но и потому что Чонгук его щекотал. — Джинки нравятся девушки. Как раз сейчас он одной очень увлечен, и мы пытаемся придумать план, как к ней подступиться. — Вы? — Намджун поморщился. — Придумать план?.. Извини, конечно, братишка, — фыркнул он, — но знаешь... я лучше сам помогу ему с этим. Он вышел из комнаты Тэхена, но сделал буквально два шага по коридору, как его лупануло в затылок то, что смущало во время разговора — явно еще одно шевелящееся тело под одеялом. Ругнувшись себе под нос, он вернулся к двери, но в этот раз уже не стучал — сразу же широко ее распахнул. Картина, которая предстала перед его глазами, была действительно феерической: полуголый Чон Чонгук верхом на его брате. Первые четыре минуты они его даже не замечали, потому что, хохоча, щекотали друг друга. Джун терпеливо ждал, пока его всё же увидят. А после этого, глядя в шокированные глаза своего экс-выгульщика, сообщил ему: — Тебе пиздец. И вышел, бормоча ругательства в адрес Сокджина, который поставил на то, что у этих двоих роман и выиграл. Блять. Надо заканчивать спорить со старшим братом. — Я, наверное, пойду, — неуверенно проговорил Чонгук, когда спустя двадцать минут страстных поцелуев Тэхен сообщил, что пора ужинать. — Или подожду тебя здесь. Пока ты поешь. — Ты вообще в своем уме?.. — тот, не веря собственным ушам, сверлил своего кролика непонимающим взглядом. Он действительно считает, что теперь Тэ будет прятать его в своей комнате, как что-то, чего он стыдится? Судя по всему, у них впереди еще очень много работы... Насколько же Чонгук чувствует себя одиноким, ненужным и потерянным в этом мире? В одно мгновение утративший всё. И едва не потерявший себя. Но нашедший Тэхена. Который для него и стал теперь всем. Все как раз расселись за столом, когда Тэхен втянул в их домашнюю столовую слегка робеющего кролика. Конечно, все тут же уставились на них. Вернее, на него — на Чонгука. Он, стараясь погасить свой тяжкий вздох, тоже обвел беззастенчивым взглядом присутствующих. Слегка удивленный Джинки. С интересом глядящий на экс-выгульщика Чимин (который еще пока не знал, что смотрит на того самого Праймса). Поднявший брови Сокджин (он сразу же под столом протянул руку в сторону Джуна, чтобы забрать у него свой честно заработанный выигрыш), хмурый Намджун, который взглядом передал Чону сообщение, что угроза пиздеца всё еще в силе. Видимо, мама Тэхена — госпожа Ким, даже отложившая телефон в сторону и приветливо улыбнувшаяся визитеру. Ну, и отец Тэ — лицо которого не выражало абсолютно никаких эмоций. — Всем привет! — Тэхен слегка запыхался, так как надо было тащить за собой упирающегося и отнекивающегося кролика. — Познакомьтесь: это — Чон Чонгук. Мой парень, — он крепче сжал руку Чона. — Это официально. Мы не будем скрываться. Я его люблю, — последнее он сказал, глядя отцу в глаза. Господин Ким от неожиданности крякнул, кашлянул, после чего с шумом отодвинул стул, поднялся на ноги и безэмоционально осмотрел разбитое лицо новоявленного парня своего сына, едва прикрытое волнение в его глазах, руки Тэхена, вцепившиеся в запястье своего возлюбленного, то самое упрямое выражение на его лице. В комнате полыхала, звенела абсолютная тишина. Кажется, никто даже не дышал. Все смотрели только на отца семейства и на прямо, гордо глядящего на него Чона. Господин Ким кивнул и протянул для приветствия руку. — Добро пожаловать в семью, Чонгук.