***
— Они целуются! — округлив глаза, десятилетняя Сьюрин вбежала к Чимину в кабинет. — Пап-пап, Джини с Ханылем целуются. Так фушно, по взрослому. — Фушно? Как это? — омега отложил чертёж и повернулся к дочери. — Ну противно, дурацко так, — пояснила очевидное та. — Они закрылись в комнате, сидят на полу и целуются! — Погоди, а как ты узнала раз комната закрыта? — Подсмотрела, — опустила глаза Рини. — Шпионила в замочную скважину? — серьезно переспросил Чимин. — Ага, они от меня убежали. Я думала прячутся, вот и подсмотрела. Я не специально. — Хорошо, — кивнул омега и посадил дочь к себе на колени, — ты же знаешь, что подсматривать нельзя. Если человек закрылся, значит он хочет уединения. И имеет на это право. — Но ведь они… — Они истинная пара, Рини, — поглаживая девочку по длинным гладким волосам, терпеливо говорил Чимин, — они могут быть наедине сколько им нужно. А то что целуются… я думаю в этом нет ничего страшного. Противно может, да, — он стал чуть щекотать ее, переходя на игривый тон, — дурацко и фушно, но если им нравится, то это их дело. А потом началась свалка прямо на полу. Девочка извивалась от смеха, а папа продолжал щекотать её бока, шею и коленки до тех пор, пока сам не выдохся от смеха. Да, им нравилось. В смысле Джину с Ханылем. И целоваться фушно нравилось, и обниматься, и даже трогать друг друга везде тоже очень нравилось. Они очень рано начали проявлять такой интерес друг к другу и родителям, на этот раз Чимину с Феликсом, пришлось провести ту самую беседу немного раньше, чем со старшими мальчиками. Несмотря на свой характер и постоянные пошловатые шутки, персиковый омега был довольно строгим родителем и Ханыль всегда прислушивался к словам папы. Самое главное двое истинных уяснили по-своему: нельзя вот это вон туда, пока не исполнится хотя бы лет шестнадцать, чтобы не навредить друг другу и нормально развиваться. Ну и что бы всякие малявки не завелись между делом. Окей, нельзя так нельзя. А руками можно? А целовать друг друга? На это взрослые омеги лишь развели руками, мол: главное будьте аккуратными и не забывайте, что помимо всего этого увлекательного есть еще и реальная жизнь. — И если скатишься на плохие оценки в школе, — пригрозил Феликс сыну, — мы опять обернем вас пелёнками и вы не сможете даже обниматься. Чимин серьезно кивнул, поддерживая друга. Но потом оба прыснули со смеху. Этой бородатой шутке было уже больше десяти лет, а она по прежнему их смешила. Джин с Ханылем переглянулись, мысленно покрутив пальцами у виска и попросили разрешения уйти в комнату. — Хорошо, — махнул рукой Феликс, — Мы с папой освободимся через полчаса. Потом домой пойдем. — Ладно, — крикнул Ханыль, мчась по лестнице вслед за своим омегой. Их ждали целых полчаса. Волшебных полчаса после разговора, который открыл им глаза на многие непонятные штуки. Но еще несколько лет все эти любовные дела были для них скорее баловством и мальчики частенько вообще забывали о том, что они пара, как альфа и омега. Они были друзьями или даже братьями. Они ходили в один класс, играли вместе со всеми Минами и друзьями семьи, иногда гуляли с бабушкой и Саран в парке, но бывали моменты, когда им очень хотелось быть только вдвоем. Тогда они прятались в комнате Джина, которую он делил со Сьюрин, забирались вглубь шкафа и сидели там, включив маленький фонарик. Чего только не придумывали эти двое в том шкафу. И спасались от пиратов, и летали в космос и даже делали подкоп из замка Иф. Там же они научились целоваться по-взрослому. Чуть позже, когда Чонгук с Тэхёном переехали в свою квартиру, для Сьюрин сделали отдельную, девчачью комнату. И с тех пор для того, чтобы побыть вдвоем, мальчики больше не прятались в шкафу. Они даже на замок почти никогда не закрывались, потому что в семье было принято уважать личное пространство и, как минимум, стучаться прежде чем войти. С самого раннего детства Сокджин любил выступать. На всех праздниках в садике, на представлениях в школе и просто дома перед семьей и гостями кафе. Он зачитывал монологи или с помощью братьев, которые жутко стеснялись, пытался разыгрывать сценки. А Ханыль, который был первым и самым преданным фанатом его таланта, рано научился придумывать те самые монологи и сценки. Это детское увлечение переросло в настоящую одержимость и тогда родители подыскали им театральную школу. Те пошли туда в четырнадцать. Джин хотел научиться актерскому мастерству, а его альфа — режиссуре и сценарному делу. Так они стали проводить вместе еще больше времени. Но ни одноклассники, ни соученики-театралы не знали что Джин с Ханылем пара. Они сразу решили держаться на дружеской дистанции, чтобы никто не мог их уличить в отношениях, какими бы те невинными пока не были. Слово «репутация» уже давно знакомое Джину по газетам и журналам о кинозвёздах, слишком хорошо усвоилось в детском мозгу. Ханыль не возражал. Ему было достаточно того, что после занятий они прибегали к нему домой или к Минам и проводили несколько часов занимаясь уроками, компьютерными играми и любовью. Той самой, которой заниматься было можно, иначе папка возьмется за пелёнки. Но однажды их конспирация вышла боком. Начать надо с того, что Сокджин был очень красивым омегой. Прекрасные выразительные глаза, чувственные губы, стройная фигурка. Всё при нём. А созревая, становился всё краше и даже не влюблённые в него с рождения альфы, могли подолгу многозначительно засматриваться. Когда же у него стал появляться запах — летний аромат цветущей липы — то тянуться к высокому красавцу стали даже омеги. На одной, довольно напряженной репетиции Джин много спорил с режиссером, доказывая свою точку зрения на персонажа. Тот пригрозил вообще выгнать его из состава этой постановки и заменить на первого попавшегося на улице омегу. — Никто не согласится учить столько текста и при этом стоять столбом, — выдал Джин, всё еще красный от досады. Ханыль сидел в зале и сомневался, стоит ли вступиться за любимого. Он мог, но боялся, что при этом выдаст их близость. — Никто не сможет сыграть так, как Сокджин! — вдруг громко сказал один из молодых актеров. Это был высокий альфа, который уже несколько лет занимался в этой школе и был на хорошем счету. — Ни один из наших, а тем более людей с улицы, не вытянет эту пьесу, если из нее уйдет Джин. Хотите убрать его, уберите и меня. А если нет, то прислушайтесь к нему и пусть играет, как чувствует, а не по вашей устаревшей указке. Альфа выступил перед возмущенным Мином и расправил плечи. Актёр, что с него взять. Но смотрелось это эффектно. Ханыль невольно нахмурился. — Что это за бунт?! — воскликнул руководитель. — Совсем совесть потеряли? — Нет, просто нам виднее, — сказал Джин. — Да, ведь это мы перевоплощаемся в героев, — поддержал его альфа, метнув доверительный взгляд, — а не вы! В итоге режиссеру пришлось согласиться на небольшие поправки в расстановке. Сделали еще один прогон и все согласились, что так постановка смотрится гораздо лучше. Уставший, но довольный, Джин вышел из общей омежей гримерки, попрощался с консьержем на проходной и хотел было уже нырнуть за угол театра, где его по обыкновению ждал Ханыль. Как вдруг тот самый альфа-актёр встал у него на пути. — Ну что, цветочек, сделали мы их? Парень был чуть старше и гораздо выше. От него исходил какой-то древесный запах. Но в целом он нравился Джину, как коллега — всегда работал на совесть и вживался в роли всей душой. — Да, отлично получилось. Спасибо, что поддержал. Омега глянул через плечо собеседника. Силуэт Ханыля напряженно замер. — Я тут подумал, — начал альфа, делая шажок навстречу, — а что это мы только на сцене влюбленных разыгрываем, давай и в реальности сходим куда-нибудь? — Я не встречаюсь с альфами, извини, — покачал головой Джин. Он не собирался объяснять почему. — С омегами что ли спишь? — усмехнулся тот, касаясь аккуратного подбородка Джина. Это действие привело в движение отдаленный силуэт. — Не твоё дело. Ответ: нет, — холодно отрезал омега и резко отстранил чужую руку от лица. — Дай пройти! — Да брось, я же вижу какой ты на самом деле, — не уступал альфа. — Так играешь на сцене, что я ни за что не поверю, что ты девственник. Никто с такой аппетитной задницей и цветочным ароматом не стал бы беречь себя до такого возраста. Сколько тебе? Шестнадцать-семнадцать уже? — Я же сказал-не твоё дело. Уйди, иначе будет хуже! — Хуже? — засмеялся тот совершенно очаровательно, но при этом отвратно. — Да что ты мне сделаешь? Не вредничай, Джини, пойдем ко мне. Или погуляем, если ты любишь всё это романтичное дерьмо. Ханыль был уже в трёх шагах от них и готовился вмазать этому нахалу как следует. Сокджин увидел своего любимого и улыбнулся ему, а актёр воспринял эту реакцию на свой счет и протянул руку, чтобы обнять омегу. И в этот момент произошло сразу несколько важных событий в жизни истинной пары. Нет, не то в котором наглый ухажер отлетел к стене с вылупленными от удивления глазами. И даже не то, в котором вышедшие как раз этот момент коллеги увидели как Джин ныряет в объятия своего начинающего сценариста. Важным стало то, что на фоне повышенной злости, ну или стресса, как не назови… у Ханыля резко прорезался его запах. Да так сильно, что все в радиусе десятка метров смогли ощутить его настрой «держись подальше». Острый, жгучий и немного сладковатый имбирный аромат резанул по наглецу так, что тот невольно преклонил колени. Ханылю досталась папина мощь запаха и, как выяснилось через минуту, и его командный голос. Несмотря на то, что альфа никогда еще не пользовался басом, он смог сразу же применить его на этом жалком куске актерского чем бы он там ни был. — Больше к нему не приближайся! — сказал Ханыль тихо. Но при этих словах воздух будто завибрировал и альфа у стены опустил голову еще ниже в подобострастном поклоне. Он не хотел этого делать, но тело, в режиме самосохранения делало это самостоятельно в обход рассудка. — Да кто ты тако… — начал было он, но Ханыль коротко рыкнул и сделал маленькое движение в его сторону, даже не шаг, просто переступил с ноги на ногу, и тот вновь припал к земле. — Ханыль, — жалобно позвал Джин. Всё это недолгое время, он стоял зажав рот рукой. Не потому что ему было страшно или еще чего-то там. Он хотел кричать от брутальности своего альфы, пищать и визжать, как влюбленная школьница в первом ряду на концерте Джареда Лето. А потом этот дикий восторг резко сменился острой болью внизу живота, а по внутренней стороне бёдер под спортивными штанами потекло что-то горячее. — Джини… — Ханыль резко изменился в лице. — Что с тобой? Твой запах… Ты… Он огляделся в поисках решения. Что делать? Схватить на руки и бежать домой? Далеко. Обычно они целый час прогуливались до «Мини». Если бежать, то полчаса. А Джину больно так, что Ханыль и сам готов был выть от эмпатического спазма. — Такси, — пискнул омега, сгибаясь пополам. — На той стороне у остановки иногда стоят такси. Подхватив любимого на руки, Ханыль быстро направился мимо ошарашенных коллег к противоположной улице. Там и правда стояло несколько свободных машин. — Эй, что с вами…? — водитель, к которому они подсели вытаращился на них. Не удивительно, ведь от обоих слишком сильно пахло. — Простите. Нам нужно срочно домой, — альфа назвал свой адрес. — Откройте все окна, возьмите с нас тройную оплату, но пожалуйста, — его опять скрутило от боли омеги. А тот вообще весь превратился в белое полотно. — Пожалуйста, отвезите поскорее. Водитель и правда несмотря на прохладный весенний ветерок опустил все стекла и погнал по вечерним улицам по указанному адресу. — Пап, — как только они оказались дома, Ханыль позвонил родителям в «Мини», — а Чимин, это Вы. У Джини… у него резко началась первая течка. Я думаю это она, потому что ему очень больно и запах такой сильный. — Подожди, не тараторь так быстро, — попросил омега на другом конце. — Вы дома? — Да. — Ты же знаешь, что нужно делать? Про метку, успокоительный… ах, у тебя же еще нет запаха… — Есть, — выпалил Ханыль радостно, обеспокоенно и гордо одновременно. — Уже есть. — Правда? Как это у вас так одновре… У вас вообще всё одновременно в жизни происходит! — восхитился взволнованный родитель. Потом крикнул куда-то в сторону: — Феликс, Хамсу, подойдите к телефону. — Чимин, — Быстро сказал Ханыль, пока не подошли родители, — не беспокойтесь за Джини, я буду с ним очень аккуратен. — Я не сомневаюсь, дорогой. Уверен, что вы со всем справитесь. Хамсу удостоверился, что сын помнит, как правильно поставить метку. Феликс быстро объяснил где лежат обезболивающие средства, презервативы и бутылка вина. — Если вдруг вы захотите и будете в состоянии отметить, — хмыкнул омега. — Мы с отцом купили его лет десять назад, специально для этого дня. — Ой, пап, ну ты чего? Мы не будем пить… — Ханыль улыбнулся, представив резко скисшее лицо любимого родителя и быстро добавил, — без вас. Когда всё закончится, тогда вместе и откроем, договорились? — Ай, ты мой молодец! — радостно воскликнул Феликс. — Горжусь тобой, сын! Будь самым лучшим и заботливым альфой на свете! Понял?! Как твой отец. Он всегда сначала делает приятное мн… — Чимин закрыл ему рот ладонью и оттащил от телефона. Пара посетителей, которые сидели у стойки и могли слышать часть разговора, переглянувшись захихикали. — В общем, слушайте самих себя и друг друга, Ханыль, — сказал Чимин в трубку. — Всё будет хорошо. И он, как всегда, оказался прав. Всё у них прошло хорошо. Не считая первые полчаса сильной боли. Под воздействием лекарства, а потом и альфьих феромонов, состояние Джина пришло в норму. Если не считать того сильного желания от которого он не находил себе места. Все попытки Ханыля удовлетворить своего омегу при помощи ласк и поцелуев оборачивались мольбами. Джину хотелось настоящего, полноценного обладания своим альфой. — Но мы ведь хотели, чтобы это был особенно романтичный момент. А сегодня, — альфа покачивал омегу на коленях и гладил по спине, — сейчас это, вроде как просто необходимость. Не будешь жалеть потом? — А ты будешь? — стараясь держать себя в руках, спросил Джин. — Нет. Я хочу тебя постоянно с четырнадцати лет, сам знаешь. — Тогда и я не буду. К чему вся эта дурацкая романтика? Кто ее вообще придумал? Омега поёрзал на бёдрах любимого, напрашиваясь на то, чтоб он уже перешёл от слов к делу. Но альфа всё еще сомневался. Они с Джини уже много раз бывали в миллиметре от полноценной близости, но каждый раз откладывали, потому что момент был недостаточно красив, спокоен или безопасен. Сейчас всё могло быть идеально. Вот только омеге хочется поскорее, а Ханылю нужно немного времени на обдумать и всё подготовить. Смекнув, как лучше всего отвлечь Джина, альфа повалил его на свою кровать и, окончательно раздев, без спроса закинул ноги к себе на плечи. Омега от возбуждения и возобновившейся боли слегка терял связь с реальностью, поэтому не сразу сообразил, что альфа вместо ожидаемого проникновения, уже во всю ублажает его языком. — Так не честно, — простонал он. Обида в его тоне быстро перетекла в блаженное «о-о». Потом он и вовсе перестал возмущаться, потому что Ханыль свое дело знал и делал с таким удовольствием, что омеге оставалось только постанывать и завидовать самому себе. Усыпив любимого после громкой развязки, альфа натянул штаны и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. — Алло, Чонгук, привет! — он решил посоветоваться со старшим другом, ведь тот уже несколько лет живет с Тэ и у них наверняка до фига романтики. — Привет! Ты чего это? — удивился старший, шумно втянув воздух. — Я слышал у вас сегодня… плотный график. — Да, Джини заснул, — быстро сказал Ханыль. — Слушай, может подскажешь, как из подручных средств сделать для омеги романтику? — Эээ… Мой брат что, выпендривается там? Условия ставит? — Чонгука это явно веселило, потому что он прокряхтел что-то невнятное. — Нет. Наоборот он готов и без этого обойтись, но я вроде как… ну, обещал когда-то. А если не сдержу обещание - всю жизнь себя ругать буду. Ты просто расскажи, что например Тэхён любит, а я придумаю уже тут по месту. — Что любит Тэхён? — задумчиво протянул старший. Как-то уж слишком протяжно это прозвучало. Но потом видимо вспомнил и заговорил четко: — Тэтэ у меня всякую ароматную ерунду для ванн любит, цветы, свечи, масла там. А еще музыку можно включить. Джин вроде от инструментальной тащится. Так, что же еще? Массаж хорошая штука, но в течку от него проку нет-утечет твой омега и глазом моргнуть не успеешь. Капец, — опомнился Гуки, — рассказываю альфе, как собственного брата красиво в постельку уложить! — Спасибо тебе за это! Последовала пауза наполненная странными звуками то ли шепота, то ли шуршания поцелуев. — Так, — вновь бойко заговорил Гуки, — я вспомнил самое главное, от чего Джини всегда балдеет. Да ты и сам знаешь. — Ты про еду? — Ага. Есть у тебя что-нибудь приличное? — Хм, сейчас гляну. Подождёшь? — Ага, я сегодня уже никуда не спешу, — отозвался Чонгук и, отдалив телефон от лица, глянул вниз, где Тэхён, стоя на коленях, медленно и с удовольствием облизывал альфий член. — Ты не можешь немного подождать, малыш? — спросил Чонгук, прикрыв ладонью динамик микрофона. — Нет, — омега качнул головой, от чего влажная вершина головки скользнула по приоткрытым губам. — Ох, Тэхёни, — простонал альфа, наблюдая за тем, как тот соблазнительно облизнув губы, вновь обволакивает ими упругую плоть. — Ты меня с ума сводишь… Дашь договорить? Это важно. У Джини сейчас будет первый раз. — Хорошо, — омега высвободил член мужа и отклонился немного назад. — Тогда я пока в спальню пойду. Посуду тут сам помоешь, как договоришь. — Не уходи, — попросил Чонгук и, сдавшись своему любимому манипулятору, привлёк его обратно к себе легким касанием к подбородку. — Ты правильно выбрал, — проворковал Тэхён и возобновил свои изысканные ласки, а точнее измывательства над беззащитным мужем. — Да, — раздался в трубке голос Ханыля. — Точнее, нет. У меня в холодильнике почти ничего путного. Могу омлет сделать, рамён сварить, хлеб есть и несколько яблок. — Офигенно, — невнятно протянул Чонгук, — то есть, я хотел сказать: хреново. Ладно, о еде не парься. Сейчас всё будет. Пока готовь обстановку. У Феликса наверняка всякие масла есть, цветочные хернюшки. — Да, у папы пол шкафчика в ванной забито таким. — Вот и отлично. Свечи? — Найду. — Поглубже… — Что? — Я говорю, ванну наполняй горячей водой, да поглубже, побольше воды, в смысле. — Аа, хорошо. Спасибо, Гуки! — Не за что. Удачи! — Чонгук готов был с хрустом сжать трубку в ладони, но она нужна еще для одного звонка. — Ну что, всё устроил? — Тэхён приподнял на мужа томный взгляд. — Нет еще, ягодка, — извиняющимся тоном ответил тот и стал набирать другой номер. — Еще минутку. Нужно еды для мелкого раздобыть. — Нужно. Джини любит покушать. Он у нас умничка. Кивнув в знак одобрения, омега требовательно прошелся ладонями по бёдрам альфы и, обхватив его мошонку, несколько раз сжал в руке. — Мингу? — голос предательски скакнул вверх на пол октавы. — Гуки? Что случилось? Я как раз закрываю ресторан. Ты едва меня застал. — Да, я очень рад. Слушай, тут такое дело… — Гук быстро рассказал о ситуации и в конце попросил: — Ты не мог бы завезти домой к Хамсу пару пакетов готовой еды? Осталось у вас что-нибудь? — Много всякого, да, — Мингу оглянулся на кухню, где работник укладывал контейнеры в холодильник. — Им лучше мясного побольше или овощей, сладостей? — Всего побольше, — хохотнул Чонгук, поджимая пальцы ног от невыносимо отвлекающего ощущения в паху. Тэхён уже во всю разошелся и набирал ну о-очень глубокую ванну. — Хорошо. Сейчас завезу… А нет, постой, кажется Намджун еще здесь. Ему по пути будет. — Вообще отлично. Передай, пусть там потише, Джин только заснул вроде. — Ладно, — хохотнул Мингу, — всё сделаем. — Спасибо, брат! Хосе и малышам привет. — Обязательно. Пока Гуки. Чонгук откинул телефон. — Ну всё-о! Ты доигрался, ягодка! — прорычал он, подхватил издевателя на руки и, закинув на плечо, как мешок с мукой, поспешил в спальню. — А посуду… - заливисто засмеялся Тэхён. — Плевать, сама помоется если ей так надо. Как и было обещано, Намджун завез Ханылю несколько объемных бумажных пакетов с разнообразной едой из ресторана зятя. — Ну как вы тут? — поинтересовался он шепотом, переминаясь с ноги на ногу в прихожей. — Да, всё хорошо. Джин спит еще. Спасибо Джуни! Неудобно так вышло, — признался младший альфа, — всю семью на уши поставили своим первым разом. Вроде это нужно по-тихому делать, чтоб никто не знал… а мы. — Ничего страшного, — Намджун похлопал друга по плечу, — по-тихому не всегда получается. — У тебя тоже так было? — Нет, но у меня был другой косяк, похлеще вашего. Так что не переживай. — Ты про Хёнджина? — Ага, всех взбаламутил и в армию ушел. Герой, блин. — Да, папа ваш тогда сильно переживал. Зато теперь ты вон какой, — младший окинул взглядом высокую, крепкую фигуру друга с легкой завистью. — Не жалуюсь, да, — Намджун не стал вдаваться в подробности о том, что ему по-прежнему одиноко и спасается он только работой. Из комнаты послышались какие-то звуки. — Ладно, я поеду. Удачной вам романтики. — Спасибо, что заехал, — Ханыль тепло пожал руку старшего и закрыл за ним дверь. Все ингредиенты для прекрасной романтичной ночи были готовы. Но когда Джин показался в коридоре, обнаженный, заспанный, взъерошенный, и тихонько позвал альфу в постель, Ханыль и думать забыл обо всех приготовлениях. Так что их первый раз случился в обычной полутёмной спальне. Без свечей и музыки, под звуки их собственных шепчущих голосов, тихие стоны и неповторимый липово-имбирный аромат.***
С тех пор прошло больше года. Джин и Ханыль закончили школу, поступили в театральный ВУЗ и по-прежнему по вечерам занимались в студии. Правда уже в другой. Свои отношения они решали больше ни от кого не скрывать и пришли в новый коллектив, как пара истинных. Хотя демонстративных объятий и чувственных поцелуев от них всё равно никто так и не дождался. Все проявления нежности они оставляли до момента, когда останутся наедине. Вот и сегодня, как и предсказывала Сьюрин, Ханыль пришел заранее, чтобы успеть провести хотя бы час со своим омегой до учёбы. — А я вам завтрак приготовила, — помахала девушка молодому альфе, который придержав дверь для родителей, вошел в «Мини». — Нам? — обрадовался Феликс и чмокнул Рини в щеку, как делал со всеми детьми Минов. — Конечно нам, — подхватил Хамсу и, легонько дернув девушку за косу, направился за мужем в кухню где их ждал очередной рабочий день. — Не вам, — отозвалась та, привычно перетерпев их дедовские знаки внимания, — идите куда шли. Подобное, с виду грубое общение со старшими, на самом деле было чем-то на подобии признаниям в любви. Рини любила этих людей, как родных дядьев и значит могла позволить себе некоторые вольности. А те были совершенно не против, потому что обожали эту энергичную, забавную девчонку. — Спасибо, Рини, — подошел к ней Ханыль, — сейчас я быстренько схожу за Джином, ладно? Ему явно не терпелось поскорее увидеть своего истинного. Но девушка знала чем обернется это «быстренько» — остывшим завтраком и наспех застёгнутыми на ходу штанами. — Нет уж, я сама позову. А после еды можете идти и любоваться друг на друга сколько влезет. Не дождавшись ответа, девушка усадила альфу за столик, на котором красовалась свежая яичница, блинчики и четыре больших чашки с разным кофе. — О пап, доброе утро! — сказала она, быстро пробегая мимо, только что спустившегося Чимина. — Садись, завтракай. Я за Джини. — Осторожно на лестнице, ураганное создание! — выкрикнул ей вслед омега. — Доброе утро! — поприветствовал омегу Ханыль. Феликс, появившийся уже в белоснежном фартуке, махнул рукой из-за стойки. — И правда доброе, — отозвался Чимин, присаживаясь напротив молодого альфы. Непривычно яркое для начала октября солнце заливало весь зал. Утренняя тишина нарушалась только звуками готовки из кухни. И каждый из присутствовавших, казалось, чувствовал эту особенную атмосферу и не спешил нарушать ее разговорами. Даже Сьюрин с Сокджином спустились почти бесшумно. — Ты сегодня спал? — через некоторое время спросила Чимина дочь, подозрительно нахмурив бровь. — Да, я вчера закончил проект почти сразу после ухода Намджуна и уснул, как убитый. — Теперь расскажешь, что за проект? — спросил Джин, довольно помуркивая от вкуса еды. — Нет пока. Сначала покажу на работе. Пусть коллеги перепроверят, а потом уже в дело пущу. — В смысле? — удивилась Сьюрин. — Как это «в дело»? Это разве не заказ который ты отправишь клиенту? — Ничего не скажу, пока всё окончательно не будет готово. И смотрите, чтобы отцу ни слова!