A Further Shadow Despite the Darkness

      С того мгновения, как он впервые увидел ее, он понял, что хочет на ней жениться. Теперь он знал имя, которым мог называть этот образ женского совершенства.       — Итарилле не присоединится к нам, — сказал Тургон, входя в приемную. — Она вымыла волосы после вчерашней пыльной дороги, а потом пожелала осмотреть сад.       Итарилле… У этого имени было идеальное звучание, нежное и чистое, которое заставило Глорфинделя улыбнуться, несмотря на известие что причина, ради которой он пришел вместе с Фингоном в приемную, здесь не покажется. Но на какое-то время ему было достаточно и имени.       Он сел возле Фингона на одну из мягких кушеток, ожидая пока двое подчиненных Тургона внесут большой дорожный сундук. Прямо напротив него сидел Тургон, искусно избегая даже единого взгляда в его сторону, а справа от Тургона расположился Финголфин. Финголфин, к облегчению Глорфинделя, не упоминал об их разговоре прошлым вечером, и вел себя так, словно ничего не случилось. Точно так же он не получил выговора и от Фингона. Пока они шли сюда, Фингон не сказал ничего, кроме краткого комментария о планах на день, и Глорфиндель не искушал судьбу, задавая лишние вопросы. Он с благодарностью принял молчание Фингона как знак прощения.       Справа от Финголфина сидел эльф, которого Глорфиндель старался всеми силами избегать: после впечатляющего свержения Келейроса, он занял позицию любимого придворного короля. Его звали Родхалаир. Глорфиндель видел его в замке, обычно вместе с Финголфином, и думал, что это был нолдорский лорд. У Орофера было такое же впечатление, и он предполагал, что его настоящее имя Росселаиро, а Родхалаир всего лишь скверная попытка синдаризации. Но когда они уселись в приемной, Финголфин официально представил его Тургону как Родхалаира из Дориата, посла, направленного Тинголом чтобы следить за действиями нолдор на севере и обеспечить должный уровень жизни для здешних синдарских обитателей. Занимался ли он этим хоть иногда, было неясно. Судя по опыту Глорфинделя, Родхалаир уважал синдар не более, чем это делали нолдор; доходило до того, что он относился к Ороферу с явной враждебностью в тех случаях, когда их пути пересекались. Единственной обязанностью, которую он исполнял сколько-нибудь регулярно, было обучение Финголфина синдарскому языку в качестве личного наставника. Финголфин, как оказалось, говорил на превосходном Дориатрине. К сожалению, язык настолько отличался от местного северного диалекта, что понять его было почти невозможно.       Лишь четверть или даже меньше из речи Родхалаира была понятна Глорфинделю. Слова, с которыми он обращался к Тургону, когда они беседовали в приемной, звучали как странный гибрид Синдарина и Квенья, не принадлежа ни к одному из этих языков. Некоторые звучали знакомо, но означали ли они действительно то, о чем думал Глорфиндель, или это было случайным совпадением, было невозможно сказать из-за искаженной структуры предложений. Единственное в чем он был уверен, что Родхалаир начинал большинство своих высказываний с фразы «В Дориате…». Похоже то, что следовало за этим, было или жалобой, или едва прикрытым оскорблением.       За речью Финголфина уследить было проще. Ради Родхалаира он говорил на Дориатрине, но произносил звуки со знакомым нолдорским акцентом.       — Я очень польщен что ты решил привезти мне столько подарков, Турукано. — сказал он, когда сундук поставили перед его креслом. — Могу я открыть?       — Конечно же, — ответил Тургон, — с нетерпением жду, когда ты увидишь доказательства наших успехов на побережье.       — Мне тоже не терпится их увидеть, — он поднял крышку и начал доставать предметы из плотно набитого сундука. — А! Как мило, кое-что из твоего прекрасного вина.       — Это не все, само собой, — сказал Тургон. — Мы еще привезли несколько бочек, которые я уже приказал спустить в твои подвалы. А здесь лишь немного в красивом кувшине. Я подумал, что мы можем выпить его сегодня за ужином.       — Очень предусмотрительно, Турукано. Я ценю хорошее вино. Здесь у нас есть только этот черный дикий виноград, который растет вдоль берега реки, из которого местные делают весьма скверный напиток. — Он снова наклонился к сундуку — Уксус! Отлично.       — Полная бочка с ним уже тоже в подвалах.       — В Дориате, — сказал Родхалаир скучающим голосом, — такие вещи в изобилии и едва ли считаются ценными.       По крайней мере Глорфиндель подумал, что он сказал именно это.       — Что ж, нам приходится многое добывать самим здесь, на севере, — ответил Финголфин. Он продолжал вынимать вещи из сундука: шкатулки с драгоценностями, цветные свечи, свертки тканей, и что-то из черного меха, должно быть подарок для Фингона. Финголфин улыбнулся. — Кажется, дела на западе у тебя идут неплохо.       — В Дориате, — сказал Родхалаир, — мы полностью самодостаточны и не нуждаемся в иноземных товарах.       — В Валимаре, — тихо вмешался Глорфиндель, — мы считаем крайне неприличным для гостя оскорблять хозяев.       Фингон закашлялся в рукав, стараясь скрыть смех. Родхалаир, не вполне уверенный что ему сказали, выдал нервную улыбку, пытаясь понять нужно ли воспринимать речь Глорфинделя как обиду. Тургон, который явно не желал ни защищать Родхалаира, ни принимать помощь от Глорфинделя, притворился что не услышал. Он обратил все свое внимание на Финголфина, который продолжал самозабвенно разбирать свои подарки.       — У меня есть еще один дар для тебя, отец. Я не мог упаковать это вместе со всем остальным, поэтому, если позволишь… — он отошел, открыл дверь приемной и подозвал одного из слуг войти. Тот нес большую корзину, обернутую покрывалом, которую поставил на пол в центре комнаты. С широким жестом, Тургон стянул покрывало, и Финголфин, подавшийся вперед чтобы заглянуть в корзину, изумленно вздохнул.       — Во имя звезд, Турно! Кто это?       — Они называются «карликовые шелкошерсты», впервые их привезли к нам из Гаваней с юга, — самодовольно улыбаясь, он достал из корзины одно из самых странных животных, каких Глорфиндель когда-либо видел. Оно было размером с небольшую кошку, но с более толстыми ногами и круглой головой, и полностью покрыто длинной, прямой шерстью цвета слоновой кости. У него были большие черные глаза и короткая морда с черным носом.       — Вот, — сказал Тургон, передавая животное Финголину, — возьми его.       Помедлив мгновение, Финголфин посадил его себе на колени, где оно сразу свернулось в клубок и закрыло глаза.       — О! Очаровательно! Он собирается спать?       Улыбка Тургона стала еще шире.       — Но что это за животное?       — Собака, — сказал Тургон, — миниатюрная собака. Их разводят специально как домашних питомцев, которые обожают, когда с ними играют, гладят, или берут на колени. Смотри.       Он взял из корзины еще одного, на этот раз черного, и повернулся к Фингону.       — Видишь, есть даже черный для тебя.       Он осторожно положил щенка на плечо Фингону. Собачонка лежала на нем совершенно спокойно, пока Тургон достал третью и положил точно так же на плечо Финголфину.       — Как будто держишь ребенка! — рассмеялся Финголфин.       — Да, многие так говорят, — кивнул Тургон.       — Меня это раздражает, — сказал Фингон.       Тургон не обратил на него внимания.       — Здесь шесть собак разных цветов. Четыре самки и два самца, все с разных пометов: достаточно чтобы успешно их разводить.       Глорфиндель наклонился вперед, чтобы заглянуть в корзину. Три маленькие собаки пятнистого окраса, смесь бежевого, черного и коричневого, смотрели на него снизу вверх. Их хвосты забились в ожидании ласки.       — Хочешь подержать? — спросил Тургон. Его голос не был особо дружелюбен, но он уже не был окрашен тем отвращением, которое Глорфиндель слышал прошлым вечером.       — О-о…нет, благодарю.       Собаки, как всегда говорила матушка, были грязными существами, которые пожирают все что найдут и никогда не чистят себя, как кошки. Но искушение потрогать этот лоснящийся мех было слишком велико. Они выглядели вполне чистыми в своем маленьком гнезде. Наверное, Тургон заранее искупал их.       — Наверное я хотел бы их просто погладить, — сказал он.       Родхалаир, морщась от оскорбления что ему не предложили подержать собаку, смотрел, сузив глаза, как Глорфиндель гладил спину пятнистого коричневого щенка.       — В Дориате… — начал было он, но едва слова слетели с его губ, его речь прервал Тургон.       — Что же, отец, уже почти время для обеда, — сказал он громко. — Я проголодался. Неплохо бы сегодня поесть на свежем воздухе, как думаешь? Мы можем взять с собой собак чтобы они поиграли в траве. Они провели в корзине все утро, и конечно будут рады разминке.       — Да… — протянул Финголфин — думаю да, это станет приятным разнообразием. Нам накроют стол на лужайке и собаки смогут побегать.       Он бережно вернул своих двух щенков Тургону, чтобы тот посадил их назад в корзину, и повернулся с извиняющейся улыбкой к Родхалаиру. Родхалаир то ли не заметил этого, то ли не подал виду, упорно уставившись в окно с мрачным выражением лица.       — Могу я быть свободен? — тихо обратился к Фингону Глорфиндель.       — Конечно, — с кивком ответил Фингон. Он взглянул на отца. — Я тоже попрошу меня извинить…       Финголфин нахмурился, что эхом отразилось на лице Тургона.       — Ты не присоединишься к нам?       — У меня назначена встреча с моим целителем.       — Зачем? — спросил Тургон, — На мой взгляд, ты выглядишь совершенно здоровым.       — Нервное расстройство желудка, — ответил Фингон, складывая руки на животе. — Я страдаю от недостатка отдыха и беспокойства, особенно после еды. Он думает, что это из-за того, что я ем слишком много бледной и прозрачной еды, и это плохо сочетается с моей белой от природы сущностью, что вызывает цветовой дисбаланс.       Несколько мгновений Тургон только сжимал и разжимал челюсть.       — Мне действительно давно пора перестать ожидать от тебя серьезных ответов, — наконец произнес он.       — Но это чистая правда, — улыбнулся Фингон. — Цветовой баланс личности очень важен для гармонии и здоровья. Тебе, например, пошла бы на пользу бледно-желтая еда. Я рекомендую тебе тыквенный суп на обед и избегай свеклу. Свекла только усугубит твою банальность.       Сохраняя достоинство, Тургон промолчал в ответ, пока его брат с поклоном покинул приемную. Глорфиндель воспользовался возможностью и последовал за ним. Но когда Фингон свернул в коридор с мужчиной, который ожидал его у двери, своим целителем, Глорфиндель направился прямо к лестнице в башню. Ему нужно было найти Орофера. Где-то в саду бродила Идриль, вдали от бдительного и неодобрительного надзора ее отца. Орофер придумает что делать. ===       Идриль унаследовала миниатюрное сложение от матери, и властность от отца. Или, как выразился Орофер, она была «мелкой командиршей». Он ворчал и фыркал на необходимость следовать за ней по саду, все время соблюдая дистанцию, так как Глорфинделя ужасала мысль что их могут поймать шпионящими за ней, однако эта осторожность оказалась излишней. Она, казалось, не слышала ничего, кроме собственного голоса, весело напевая, перебегая от камня к камню по тропинкам с беззаботной ребячливостью, более подходящей семилетней девочке, чем семидесятилетней девушке. Ее одежда тоже больше пристала ребенку, чем взрослой женщине. Она носила свободное голубое платье с оборками и бантами на рукавах.       Глорфиндель находил это очаровательным. Она была прекрасна и совершенна, со своими прыжками, пением, и ужимками, и он был почти убежден что нужно выскочить к ней прямо сейчас, заключить в свои оберегающие объятия, и бережно отнести на руках куда она пожелает. Он был не особенно силен, но она едва ли была особенно тяжелой. Он был готов отдать все силы до капли чтобы удержать ее.              «Три звучит как грома рокот,       Четыре — мамин тихий шепот,       Пять мрачно как ночи тьма,       А шесть сияет, как звезда» Рифмы ее детской песенки, подхваченные ветром, лениво раскатывались по тропе позади нее.       «На семь все дети собрались,       На восемь взял корону принц,       А девять — это трижды три,       Все элементы собери!»              Она резко остановилась и развернулась, оказавшись лицом к лицу с Глорфинделем и Орофером, которые подобрались слишком близко. Они оба застыли на месте. Глаза Глорфинделя расширились в ужасе, но Идриль лишь наклонила голову, скомкала юбку в руках, и сказала:       — А вы кто такие? — У нее был странно громкий голос для создания столь хрупкого.       — Это я, Лаурон. Из вчерашней пьесы, и еще мы виделись на лестнице по пути на вечерний прием. Ты меня не помнишь? — Он сделал несколько осторожных шагов вперед.       — Ах да, Индис, припоминаю. А он кто? — спросила она, мотнув подбородком в сторону Орофера.       — Ороферно.       — Он из синдар?       — Да, — ответил Орофер в то же время, когда Глорфиндель сказал «нет». Он ткнул Глорфинделя локтем. — Конечно, я синда. По мне же видно, разве нет?       — Ты не говоришь на Синдарине, — объявила Идриль. Ее слова звучали скорее как наблюдение, чем как упрек.       — Как и ты.       — Не очень много синдар умеют говорить на Квенья, — пожала плечами она. — Но я нахожу Синдарин очень интересным. В нем есть смешные звуки. Ты должен разговаривать на нем.       — Прямо сейчас?       — Нет, когда-нибудь потом, я скажу когда.       Затем она откинулась назад, уставившись на облака в небе и задумчиво покачивая головой, словно пытаясь решить стоят ли Глорфиндель и Орофер дальнейшего внимания. Ее заключение, должно быть, оказалось не в их пользу. Мгновение спустя, она повернулась к ним спиной и опустилась на колени в траву, рассматривая в ней что-то: цветок, или насекомое, или яркий камень.       Но Глорфиндель, ободренный тем, что она не накричала на них, поймав на слежке, не собирался сдаваться так быстро, поэтому подошел еще ближе.       — Прекрасный день для прогулки, не так ли?       Идриль промолчала. Прочистив горло, он попытался снова:       — На что ты смотришь?       После долгой и неловкой паузы, Идриль поднялась.       — Ни на что, — ответила она. — У меня ноги болят.       Она приподняла подол, показывая свои босые ступни, испачканные грязью и палыми листьями с неприбранных тропинок.       — Я понесу тебя! — моментально воскликнул Глорфиндель. — Тебе нет нужды возвращаться босиком в башню.       Она осмотрела его оценивающе. Он изо всех сил старался не показывать излишнего рвения, изобразив на лице простое беспокойство о здоровье ее ног. Наконец она кивнула. Очевидно, для нее было меньшим неудобством чтобы ее нес странный полу-мальчик, полу-девушка, чем идти пешком до башни по холодным камням в саду.       — Хорошо, — она протянула руки и позволила поднять себя.       С тех пор как Глорфиндель начал рассматривать эту возможность, он воображал себе что девушки совсем легкие и носить их на руках не составит труда, словно птиц с полыми костями и хрупкими телами. В своем воображении он представлял как героически несет Идриль через сад без малейших усилий. Ведь носил же его Фингон через сцену в пьесе, и казалось, что это было так легко. Но теперь, когда он приступил к задаче, он обнаружил что нести на руках Идриль было больше похоже на мешок с овощами, чем на грациозного лебедя. Она и близко не была такой невесомой и воздушной, как он ожидал. После первых же шести шагов его руки начали болезненно ныть.       Он быстро решил на чем стоит сосредоточиться: тепло ее тела у него на груди, близость ее дыхания и биения сердца, чистый аромат ее кожи, и то как ее волосы сияли в солнечном свете; с близкого расстояния он видел теперь что золото сплеталось с прядями бледного серебра и красноватой меди. Это было то, на что он хотел обращать внимание и помнить, а вздохи оставить на потом, когда он останется один, но реальность грубо вмешивалась в его планы. Он понял, что не способен думать ни о чем, кроме того, что Идриль, казалось, становилась все тяжелее и тяжелее с каждым его шагом; что его ноги начинали гореть от нагрузки и спотыканий об камни; и что ее бедренная кость очень болезненно упиралась в его живот. Мало облегчало его задачу и то, что она беззаботно болтала ногами, нарушая равновесие, и продолжая все это время весело щебетать.       — Не знаю точно какие у моего отца планы на вечер. Вчера у нас был отличный ужин, но он еще не сказал что будет сегодня. Я думаю, у него может быть совещание о всяких важных вещах с дедушкой и дядей Финно. Я не хочу идти туда. Говорить о городах, и законах, и армиях, очень скучно. Здесь у вас есть какие-нибудь хорошие книги? Возможно, я прикажу Мелессэ почитать мне, люблю старые истории о Валиноре.       Глорфиндель, которому приходилось вслушиваться в слова Идриль, пока его разум был занят мыслями как бы не споткнуться, успел лишь наполовину придумать что собирается сказать в ответ, когда услышал голос Орофера. И Орофер сказал именно те слова, которые он хотел бы сказать сам, будь он сейчас способен сконцентрироваться на своей речи, а не на том, чтобы не уронить Идриль.       — Если тебе скучно сегодня вечером, можешь прийти на свадьбу.       — Свадьбу?       — Синдарская свадьба внизу, в роще. Не знаю, похожа ли она на нолдорские свадьбы, никогда на них не был, но думаю, что там будет здорово. Будут песни, и танцы, и угощение.       — О! — воскликнула Идриль, — Звучит просто отлично. Знаешь, я ведь обожаю свадьбы. Думаю что я приду.       — Тогда я буду ждать тебя в коридоре на пятом этаже на закате, чтобы проводить туда, — с ослепительной улыбкой сказал Орофер.       Какую бы красноречивую речь Глорфиндель ни собирался произнести в ответ, она превратилась в утомленное ворчание прежде, чем слетела с его губ. Он качнул Идриль, стараясь сместить ее в более удобную позицию.       — Ай! — воскликнула она, — Ты дергаешь меня за волосы! Они застряли у тебя под рукой!       Орофер отважно бросился на помощь.       — Позволь мне. Кончик твоих волос запутался в его пальцах.       С преувеличенной осторожностью, словно снимая пылинку с лепестка цветка, он освободил локон Идриль. Затем он собрал свободно распущенную копну ее волос, и перекинул через ее плечо, где она была в безопасности.       — Вот так! Теперь не должно быть проблем. Ты должна простить моего друга за это неудобство; он нервничает в присутствии прекрасных дев и ведет себя слегка как болван.       — Болван! — воскликнул Глорфиндель.       Это должно было прозвучать возмущенно, но сквозь запыхавшиеся вздохи слово получилось ужасным глуповатым согласием. Орофер посмотрел на него странно. Идриль откинула голову назад, внимательно разглядывая его лицо, несомненно пытаясь оценить насколько он был болваном. Он старался избегать ее взгляда. Какую бы милую и невинную улыбку он ни попытался сейчас выдать, он был уверен что получится лишь изможденная и перекошенная гримаса. Вместо этого он сосредоточился на цели впереди. Они были на половине пути к основанию лестницы в башню. Продолжай идти, сказал он себе. Шаг за шагом. Мы почти добрались. Продолжай идти, ты сможешь это сделать.       Он готов был рухнуть наземь, когда они достигли начала лестницы, и наклонился с нелепым стоном, чтобы поставить Идриль на ноги.       — Нет! — закричала она, — нет-нет-нет! — Она сцепила руки вокруг его шеи и задрыгала ногами, отказываясь даже пальцем коснуться земли — Ты должен донести меня вверх по ступеням в башню! Эти камни такие холодные, я не хочу идти по ним! Я привыкла ходить только по коврам!       — Но… — простонал он.       — Нет! Ты обещал донести меня и должен донести меня внутрь. А мы до сих пор снаружи! Не хочу здесь больше оставаться!       Тридцать четыре ступени высились перед Глорфинделем огромным каменным препятствием, и невозможно было сказать оставались или нет у него еще силы, чтобы преодолеть их. Однако, ради Идриль, он шагнул на первую ступень и наклонился вперед. Его ноги опасно задрожали.       — Э-м… послушай, — сказал Орофер. — Может быть я теперь понесу ее?       Прежде чем Глорфиндель успел ответить, Орофер подошел и положил одну руку на спину Идриль, а другую ей под колени. Она радостно обхватила руками теперь уже его шею, пока он, без особых усилий, нес ее вверх по ступеням башни.       Глорфиндель отступил назад, прижался к стене и сполз по ней на пол. Если закрыть глаза, он мог попытаться внушить себе что все прошло совсем неплохо. В конце концов, какое-то время он смог побыть в тесной близости со своей будущей женой. Эта мысль была успокаивающей, словно целебный бальзам для его гудящих от боли конечностей. Он все еще сидел там, позволяя сознанию бродить тропинками воображения, когда вернулся Орофер.       — Она заставила меня протащить себя до самого третьего этажа, прежде чем вспомнила что оставила свои туфли в приемной короля, и нам пришлось спускаться за ними, — фыркнул он — Все еще считаешь ее такой распрекрасной?       — Да. Она — само совершенство, — со слабой улыбкой ответил Глорфиндель.       — Что ж, надеюсь она не будет помыкать мной всю ночь на свадьбе, вот и все. А то мне придется влепить ей хорошую пощечину.       — Она не будет помыкать тобой.       — Откуда ты знаешь?       — Оттуда, — ответил Глорфиндель. — Просто послушай: у меня есть отличная идея, благодаря которой никто не будет тобой помыкать или попрекать тебя.       Орофер посмотрел с сомнением:       — И это?..       — Я пойду с ней на свадьбу, предоставив тебе возможность пойти с кем-нибудь еще. С кем захочешь. С какой-нибудь из кухонных девчонок.       Грубо хмыкнув, Орофер отвернулся.       — Конечно. Я так и думал, что ты это скажешь. Извини, не сработает. У меня с ней уговор и я буду соблюдать его.       — Орофер, постой, ты не понимаешь! — в одно мгновение Глорфиндель оказался на ногах — Мне обязательно нужно отвести Итарилле на свадьбу. Если я собираюсь однажды на ней жениться, нужно же с чего-то начинать.       — С каких пор ты собираешься на ней жениться?       — Со вчерашнего вечера, когда впервые ее увидел.       — А она об этом знает?       — Пока что нет. И именно поэтому я должен проводить с ней как можно больше времени. Чтобы она тоже смогла осознать, что мы созданы друг для друга. И эта свадьба будет прекрасной возможностью, потому что наверняка наведет ее на мысли о собственном замужестве.       Орофер покачал головой:       — Да ты совсем спятил. Она не собирается… просто забудь, ладно? Она принцесса с Запада, а ты — это ты.       — Все может получиться.       — Если бы ты сказал, что хочешь пойти сегодня ночью с ней, просто потому что хочешь иметь возможность рассказывать всем потом как ты затащил иноземную принцессу в кусты, это одно. Я бы уступил тебе, сам знаешь. Но хотеть на ней жениться это глупо.       — Нет ничего глупого в браке, — ответил Глорфиндель, сузив глаза — Я люблю ее. И я не буду просто стоять в стороне, пока ты пытаешься «затащить ее в кусты», как ты грубо выразился!       — И как же ты помешаешь мне? — спросил Орофер.       С шипящим вздохом Глорфиндель шагнул вперед и выпрямился. Он сильно вырос за годы, прошедшие с его прибытия в Эйтель Сирион, и теперь имел добрых шесть дюймов преимущества в росте над Орофером. Вскинув подбородок, он мог смотреть сверху вниз весьма угрожающе. Орофер, однако, выглядел не сильно впечатленным. Он стоял на месте, уперев кулаки в бедра и расправив плечи. За годы, проведенные в Барад Эйтель, он вырос лишь немного, но стал значительно сильнее. У него была широкая грудь и мускулистые руки. Даже с высоты своих лишних шести дюймов, Глорфиндель ясно видел что у Орофера будет преимущество в любом поединке.       Орофер повторил свой вызов, издевательски подчеркнув первое и последнее слово:       — Как ты помешаешь мне?       — Я тебе заплачу, — ответил Глорфиндель.       — Сколько?       — Сколько ты хочешь?       Орофер подсчитывал про себя, покачиваясь на ногах, и барабаня пальцами по животу.       — Шесть кулустар.       — Шесть кулустар, ты спятил?!       — А что, разве твоя ненаглядная принцесса не стоит столько? Я ей обязательно это передам.       — У меня нет шести кулустар!       Орофер снова покачнулся, высокомерно ухмыляясь Глорфинделю.       — Пять.       — Пяти у меня тоже нет. У меня… — он засунул обе руки в карманы, вытаскивая маленькую горсть монет, — только один кулуста и немного тельпилинди.       — Этого недостаточно.       — У меня один с собой и может быть еще один в моей спальне. Это все что есть.       — Четыре.       — Этот, плюс серебро, плюс все, что есть в моей комнате, плюс все, что я смогу выпросить у Финно, и все, что я смогу стащить из его стола, пока он не смотрит.       Орофер перестал качаться, вместо этого он провел несколько раз языком по зубам, и сосредоточенно нахмурил лоб.       — Отлично, — сказал он, немного подумав — Я готов принять твою странную коллекцию кулустар. Итарилле твоя. Думаю, теперь я смогу пригласить Эммит вместо нее на свадьбу.       — А разве это не она угрожала выплеснуть на тебя котел с кипящей водой?..       — Да, это была она.       — Точно, — сказал Глорфиндель — А почему ты думаешь что она согласится пойти с тобой теперь?       — Она согласится, когда я дам ей сладостей и побрякушек на четыре кулустар, — ответил Орофер с усмешкой.       — Ты потратишь все мои деньги на подарки для какой-то кухонной девицы?!       — Нет. Я потрачу свои деньги на подарки для самой прекрасной из кухонных девиц. Хочешь пройтись со мной на рынок и помочь выбрать ожерелье побольше?       Глорфиндель ответил ему лишь угрюмым взглядом.       — Собирайся. И я хочу получить свою оплату.       Весь подъем вверх по ступеням башни Глорфиндель хранил ледяное молчание. ===       Ему стоило догадаться что день станет только хуже. После фиаско с Идриль в саду, ему должно бы хватить ума подождать следующего дня, когда звезды будут на его стороне и он мог бы быть уверен, что предстанет перед Идриль в наилучшем виде. Вместо этого Глорфиндель сидел в ванне, почти задыхаясь от удушающего запаха апельсинов, и наблюдая как разбитый флакон парфюмерного масла погружается в воду. Его первой мыслью было что Фингон придушит его за то, что он испортил так много этой очень дорогой субстанции. Его второй мыслью было что Идриль, конечно же, передумает идти на свадьбу в сопровождении того, кто случайно выкупался в парфюме. Вторая мысль была даже более пугающей.       Он вылез из ванны и начал тереть свои руки в слабой попытке убрать масло. Но сверкающие масляные бусины просто впитывались в кожу. Полотенцем удалось лишь еще больше их размазать по себе. Кожа оставалась влажной. Даже когда он уже был полностью одет, его руки и ноги были словно покрыты пленкой, а одежда нисколько не помогала скрывать запах. Он выбрал свой лучший наряд ради Идриль, хотя его плотная тяжелая ткань больше подходила для зимы, и теперь костюм будет испорчен маслом с его кожи. Он чувствовал этот запах до самой глубины своего сознания. Но, по крайней мере, выглядел он хорошо.       Одевшись, он уложил волосы в самую торжественную ваниарскую прическу, какую мог вспомнить, и был уверен, что Идриль оценит это. И он нацепил столько украшений Фингона, сколько мог позаимствовать, чтобы никто не счел это подозрительным. Кольца легко скользнули на его маслянистые пальцы, и блеск их бесценных камней отражался в браслетах на его запястьях. В общем, он решил что облик знатного лорда ему подходит. Он выглядел внушительно в своем богатом костюме, с тщательно уложенными волосами и множеством драгоценностей. Идриль не сможет ему отказать.       Он задержался и прислушался у двери в спальню. Оттуда не доносилось ни звука; Фингон уже ушел чтобы провести вечер со своим братом. Поэтому, убедившись, что он не столкнется ни с кем достаточно авторитетным, кто мог бы отобрать драгоценности, он вышел в коридор.       Пунктуальный Орофер, который в то же самое время вышел из покоев Финголфина, позаимствовав пояс и плащ, замер на месте и уставился на Глорфинделя. И начал хохотать. И не тихим, подавленным хихиканьем, но во весь голос, звенящим смехом, от которого у него подкосились колени, и он вынужден был беспомощно прислониться к стене позади себя. Задыхаясь, он двумя руками накрыл рот.       Глорфиндель вскинул подбородок в дополнение к надменно сощуренным глазам.       — Что?       — Ты выглядишь как… О, звезды! И пахнешь как… что это такое?       — Апельсиновое масло, — ответил Глорфиндель. Он старался говорить как можно более резко, однако подозревал что за своим смехом Орофер этого все равно не заметил.       — Это ты что ли женишься сегодня, весь такой нарядный?       — Нет ничего плохого в том, чтобы хорошо одеваться, Орофер.       — Нет, — фыркнул Орофер, — но ты выглядишь глупо. Решил перещеголять свою принцессу количеством побрякушек? Или надеешься, что вся эта показуха убедит ее, что ты важная шишка?       Нахмурившись, Глорфиндель отступил в дверной проем. Кольца показались неожиданно очень тяжелыми на его пальцах. Двойная золотая цепь неприятно давила на шею, а заколки болезненно стягивали волосы. Даже одежда начала покалывать кожу.       — Ну и говнюк ты, Орофер, — сказал он, — надеюсь, Эммит ждет тебя с кипящим котлом.       Если ругательство и возымело эффект, то лишь в том, что Орофер стал смеяться еще громче. С отвращением Глорфиндель захлопнул дверь ванной, надежно укрывшись внутри. Он сделал глубокий вдох и подошел к зеркалу. Чрезмерное количество украшений отразилось в его поверхности. Возможно, позволил он себе мысль, он был немного излишне наряден для простой свадьбы посреди леса. Он снял все с себя и начал заново, одеваясь на этот раз в свой второй по роскоши наряд, и добавив лишь несколько подходящих украшений Фингона. Орофер был прав, недовольно признал он. Он не должен быть наряднее, чем Идриль.       Как оказалось, ему было не о чем волноваться. Когда он во второй раз открыл дверь, то сразу увидел ее, уже поджидающую в коридоре. На ней была надета непомерно массивная ярко-голубая юбка с оборками и воланами, шириной почти в половину ее роста, усеянная драгоценностями и лентами в форме цветов. Наряд венчала корона из серебра и жемчуга, достаточно большая, чтобы затмить скопление самоцветов размером с кулак на ее шее. На ужасно затянувшееся мгновение Глорфиндель был способен лишь недоверчиво таращиться на эту демонстрацию бесстыдной роскоши. Он открыл и снова захлопнул рот, сглотнул, и с трудом изобразил нечто, как он надеялся, похожее на улыбку.       — Ты выглядишь… прекрасно, моя леди.       Застенчиво склонив подбородок, Идриль улыбнулась в ответ.       — Благодарю. Само собой, это всего лишь третье из моих лучших платьев, потому что мы идем на уличную свадьбу. Оно не такое нарядное как мое самое лучшее, лиловое, гораздо, гораздо более красивое, сплошь расшитое жемчугом. — Она протянула руку, затянутую в голубую с серебром перчатку, которую Глорфиндель предупредительно принял, и подошла ближе, улыбаясь еще шире — И пахнешь ты отлично, — добавила она.       Не доверяя своему голосу, Глорфиндель лишь кивнул. Не важно, насколько искренне это прозвучало, слишком высока была возможность что в словах Идриль о запахе было столько же правды, сколько в его словах о красоте ее наряда.       — Пойдем, — сказал он, направляя ее в противоположную сторону, — спустимся по задней лестнице. Я знаю секретный путь к лесу.       Она с восторгом сжала его руку.       — Отлично! Обожаю секреты!       Глорфиндель ответил ей вымученной улыбкой. Оставалось только надеяться, что любовь к секретности Идриль поможет ее убедить избегать Орофера до конца вечера.