Один год после войны

      — Госпожа, гости уже прибыли. Чай подан в синей гостиной, как вы и просили. — с поклоном сказал маленький эльф в пошитом с иголочки чёрном смокинге.       — Спасибо, Дирк, а ещё я просила не называть меня госпожой. — тихо и безэмоционально ответила женщина с каштановыми волосами.       — Простите, мадам.- с новым поклоном ответил эльф.       — Мы сейчас подойдём. — сказала женщина, и эльф с тихим хлопком исчез.       Она бегло взглянула на себя в зеркало и быстро заправила за ухо непослушный локон, выбившийся из туго стянутого на затылке пучка. Женщина неспешно подошла к кровати и взяла с неё изумрудный кашемировый плед, чтобы накинуть его на колени мужчины. Убедившись, что плед полностью скрывает длинные ноги, оставляя открытыми только мыски сверкающих ботинок из лучшей драконьей кожи, она склонилась к бледному лицу мужчины и, тепло улыбнувшись, сказала:       — Любовь моя, нас ждут гости. Обещаю, это ненадолго. Гарри сказал, что ему всего лишь нужно, чтобы я подписала пару документов.       Её маленькая ладонь дотронулась до серебристо-белых волос, поправляя и так идеальную прическу. Она быстрым взмахом палочки открыла дверь перед ними и толкнула за ручки инвалидное кресло по направлению к ближайшей к их покоям гостиной Малфой Мэнора.       Примерно после получаса вялого разговора, который отчаянно не хотел клеиться, женщина взглянула на часы и обратилась к эльфу:       — Дирк, принеси, пожалуйста, зелье с моего туалетного столика, Драко пора его принять.       — Конечно, мадам. — эльф замялся и посмотрел на гостью с рыжими волосами и её спутника, ища в их глазах поддержки, и выпалил на одном дыхании. — Простите Дирка, мадам. Дирк думает, что господин Драко хотел бы иной жизни для вас. Хотел бы, чтобы вы действительно жили.       — Я и живу. — бесцветным голосом ответила женщина, уже зная, к чему вероятно приведёт этот бесполезный разговор.       — Нет, милая. Он прав, ты не живёшь. Ты существуешь. Уже двадцать лет прошло… — неуверенно произнесла рыжая и уже более решительно продолжила. — Вы оба словно привидения. Ты ни с кем не общаешься кроме нас, и то это с натяжкой можно назвать общением. Пока была жива Нарцисса, ты хотя бы выходила в сад. Сейчас даже не покидаешь комнаты. А он…       — Он ещё иногда почти узнаёт меня. Мне этого достаточно. — выпалила уже раздражённо кареглазая.       Неужели и последние её друзья отвернуться от неё? Эмоции стали накрывать женщину. Она почти со слезами на глазах посмотрела на мужчину, сидящего рядом с ней. Он смотрел невидящим, абсолютно равнодушным взглядом перед собой. В его глазах не было эмоций, чувств и казалось что даже не было жизни. Они навсегда изменили свой цвет, стали белёсые почти как у привидений в Хогвартсе. Его кожа была бледной и почти прозрачной, обтягивала ещё более заострившиеся скулы и подбородок. Губы, сложенные в прямую линию, практически не отличались от кожи по цвету, правда немного отливали синевой. Когда-то сильные и широкие плечи сутуло поникли. А костюм вновь требовалось перешивать, потому что он опять ещё немного похудел.       — Вы как Блейз предложите мне сдать его в эту богадельню Мунго? Тогда можете отправляться сами туда же, куда я послала этого лживого ублюдка, называвшего себя его другом. — уже с нескрываемой злостью выплюнула женщина.       — Мы не… — попытался возразить, как всегда расстроенный в её присутствии, Поттер, чьи тёмные волосы уже изрядно тронула седина, но она резко его перебила:       — Или как Кингсли предложите дать ему запустить в меня обливиэйт?       Гермиона резко встала и уже было хотела покинуть комнату, ухватившись за ручки на кресле мужа, как внезапно обратилась к Джинни.       — Ты бы захотела жить иначе, случись подобное с Гарри? Отказалась бы от него, если бы он так же, как Драко забыл тебя на твоих же глазах меньше, чем за сутки? Предала бы его и вашу любовь?!       Гермиона кричала, с каждым словом выходя из себя всё сильнее. До этого потускневшие карие глаза, сверкали гневом и бессильной злобой. Почему никто не понимает? Неужели они просто не в состоянии принять то, что она сгниёт заживо, если не сможет его увидеть, прикоснуться к нему? Почему все решили, что она сошла с ума, раз предпочтёт сама запустить в себя Аваду, если не услышит стук его сердца?       — Я бы сделала, что он просил: жила бы дальше, несмотря ни на что, помня его живым и настоящим, таким каким он был, любил, чувствовал и мыслил. Не сделала бы того, что сделала ты, связав себя с ним брачным обетом. Решив всё за него, не дав даже возразить. Ты хоть понимаешь, что из-за этого твоего поступка последнее, что Малфой ощутил — это осознание того, что ты всю жизнь будешь наблюдать за его медленным и мучительным угасанием. — голос Джинни поднялся ещё на одну октаву, она была уже не в силах сдерживать то, что копилось в ней долгие годы. — Он никого не узнаёт, не разговаривает, не ходит, не думает, не чувствует, даже не ест и не пьёт самостоятельно. Представь какого ему было в последнюю секунду понимать, что женщина, которую он так сильно любил, с которой хотел иметь детей и семью, добровольно превратит себя в обезумевшую сиделку.       Гермиона опешила и вздрогнула словно от пощёчины. Сердце больно сжалось от всеобщего непонимания.       5 августа 1998 год.       Она резко открыла глаза и, сбрасывая с себя сонный дурман, стала медленно осознавать, что это был всего-навсего очередной кошмар. Не такой страшный как тот, первый, после которого она проснулась в ледяном поту и её трясло крупной безудержной дрожью, а из глаз лились непрерывным потоком слёзы. После которого она выла несколько часов, как раненый зверь, до тех пор, пока не пришёл Блейз для очередного осмотра Драко и не нашёл её, валяющуюся на полу у изножья кровати. Тогда он, несмотря ни на какие её протесты, напоил её успокоительным зельем и буквально силой влил ей в горло огромную дозу зелья для снов без сновидений. Забини обнимал её и гладил по голове, пока она уже сонно, но ещё плача, бормотала:       — Я видела похороны… Блейз… Его похороны… Лил нескончаемый дождь… Небо плакало вместе со мной…       После того случая кто-нибудь из троих друзей обязательно дежурил в гостиной, больше не оставляя их в квартире одних. В этот раз она не кричала, в этом кошмаре он был жив, а, значит, всё не так страшно. Она уже почти привыкла. Гермиона всё ещё тяжело дышала, когда трясущимися руками дотронулась до тёплой щеки Драко, ощутив под пальцами колючую щетину. Его дыхание и стук сердца успокаивали.       — Диагносто — прошептала она ещё непослушными дрожащими губами заклинание, которому её научил Блейз.       Небольшие сверкающие циферки и буковки взлетели в воздух, подсвечивая тусклое предрассветное марево, пробивающееся в окно. Она всматривалась в них, пытаясь убедиться, что ни один из показателей не изменился.       Сколько дней может длиться эта неопределённость? Сколько дней могут показаться вечностью, когда твоя любовь находится на грани жизни и смерти? Кажется, что и один такой день может свести с ума. Но их было уже пять, и они сменяли друг друга в нескончаемой веренице гнетущей неопределённости. Все эти дни она почти не спала. Стоило ей провалиться в сонную темноту хотя бы на пару-тройку часов, как её сознание заполнялось жуткими кошмарами, вроде того, от которого она проснулась.       Грейнджер взяла со столика маленькую записную книжку и начала сверять уровни гемоглобина, креатинина, лейкоцитов и прочих, несмотря на то, что знала все эти показатели наизусть.       За эти дни стоило лишь одному из них измениться хотя бы на единицу, сердце падало в пятки. Пробивало пол и земную кору, проходя через все слои прямо к самому ядру, отбиваясь о его твердую оболочку как теннисный мячик, и возвращалось обратно в её грудную клетку. Болезненно сжималось в комок. В первые такие скачки она боялась, что больше не сможет вздохнуть, но неровный стук сердца Драко заставлял Гермиону сделать первый глоток воздуха. Затем последующий. В унисон его дыханию. В унисон биению его сердца.       Он дышит. Он жив. Стабилен. Это слово так часто стучало дробью в её мозгу все эти дни. В такт неровным зубцам сверкающей кардиограммы парящей над сердцем Драко, что она сроднилась с ним. Что она даже его возненавидела. Если можно ненавидеть простое слово. Простое сочетание букв. Ненавидела, но цеплялась за него изо всех сил. Настолько насколько могла. Измученная кошмарами, обессиленная, выжатая до сухой корки, но по-прежнему каждую минуту надеявшаяся, что вот-вот он очнётся. Она нестерпимо мечтала об этом и боялась пропустить, поэтому не позволяла Забини больше поить её сонным зельем, всё ожидая этого мига.       Но этого не происходило. Она вновь падала в бездну и пыталась выбраться из неё, цепляясь за стук его сердца, его дыхание, его тепло. Всё это время она пыталась, из последних сил пыталась продолжать надеяться. Окончательно не провалиться в вязкое и липкое отчаяние, которое затягивало её в свою трясину уже по самое горло. И при этом Блейз, вызванный ей в очередной раз из-за чуть изменившегося показателя крови, произносил эти дурацкие восемь букв. И она вновь и вновь стабильно продолжала ждать и надеяться. Умирая, видеть мертвенную бледность любимого лица. Задыхаясь, смотреть на уже чуть желтеющие на белоснежной коже синяки, которые были до этого багрово-чёрные. И каждую секунду продолжала проклинать себя за то, что была такой дурой, что не поняла своих чувств к нему раньше, что не успела сказать ему, что у них было так мало времени вместе. Времени на счастье.       Сколько ещё будет длиться эта пытка? Сколько ещё она сможет выдержать?       Ради Драко она выдержит. Забини обещал. Обещал, что Малфой очнётся. Главное чтобы он очнулся. С остальным они справятся. Ведь она любит его, а он любит её, значит они справятся. Даже если он её не узнает, не будет помнить. Поэтому она ждала и надеялась. Поэтому Грейнджер старалась не покидать Драко ни на минуту, ведь только рядом с ним она могла дышать. Дышать с ним в унисон. Чувствовать, что он ещё живой. Отлучалась лишь на несколько минут и только тогда, когда приходил Блейз, вливая в Драко зелья через капельницу, чтобы они поступали прямо в кровь. Тогда же мулат заставлял её хоть что-нибудь поесть, силой выталкивал принять душ и переодеться. Но после — вновь возвращалась к нему, чтобы вновь почувствовать под своей ладонью его тепло и стук его сердца.       Прошло несколько часов с момента её пробуждения, но она всё ещё неровно дышала и нервно подрагивала, прислушиваясь к тишине в их с Драко спальне, пока сидела в кресле небольшой гостиной. Гарри сидел рядом, сжимал её дрожащую ладонь, в тот момент когда Забини, насколько мог спокойно, рассказывал сидящему перед ними Министру о состоянии Малфоя. О почти сросшихся костях, о медленном восстановлении лёгких, о неотступающей аритмии. И, наконец, о том, что о каких-либо повреждениях мозга можно будет судить только после того, как Драко придёт в себя. Кингсли интересовался всем, с тревогой в темно-карих глазах поглядывая на притихшую и напряжённую Гермиону.       Бруствер нехотя признал, что расследование авроров зашло в тупик, но искренне пообещал, что он не успокоится, пока не докопается до правды. Пока не найдут того, кто стоит за всем этим. Министр настоял на том, чтобы ещё больше усилить охрану Фонда, с пятницы круглосуточно дежурившую на улице возле входа и рассредоточенную по всему району. Ведь пока единственным предположением авроров, за которое они уцепились, было то, что нападение было организовано с целью помешать Гермионе и Драко восстанавливать послевоенную разруху. Именно поэтому он поручил нескольким аврорам начать работать в качестве сотрудников Фонда, отвлекая персонал проектированием большого магического квартала. Аврорат не хотел сеять среди сотрудников панику, тем самым давая возможность тому, кто стоит за покушением, решить, что Фонд прекратил свою работу.       — Я сделал всё возможное… В прессу не просочилось ничего, связанного с нападением. По официальной версии, так же озвученной Гарри для ваших сотрудников, вы с Драко взяли небольшой отпуск… — сказал Кингсли. — Мы считаем, что пока следует держать всё в тайне, чтобы избежать возможности нового покушения… Авроры не связывают попытку отравления и нападение Уизли…       Гермиона выхватывала лишь часть произнесённых собеседниками слов. Поэтому в очередной раз услышав тихий глубокий бас Министра с уже нескрываемыми обеспокоенными нотками, она поняла, что не сказала за весь их разговор не слова. Она сделала над собой усилие, посмотрела в добрые глаза Министра и произнесла:       — Кингсли, спасибо Вам за хлопоты, но я бы хотела побыть с Драко. Извините меня.       Она тихо встала и, ещё раз извинившись, направилась к двери в спальню, больше не в состоянии находиться от него так далеко.       — Всё так плохо, мистер Забини? — обеспокоенно спросил Министр, как только дверь за Гермионой закрылась.       — Боюсь, она держится из последних сил. Не смотря на все усилия, мои и целителей Мунго, Драко не приходит в себя. — печально выдохнул Блейз и плечи его поникли.       Кингсли также тяжело вздохнул, и его взгляд упал на колдографию, висящую на стене за спинами парней, недалеко от двери, за которой скрылась Гермиона. Он медленно поднялся и подошёл к стене. Взял в руки деревянную рамку и снял фото со стены. Гарри проследил за ним взглядом и подошёл к мужчине.       — Гермиона сделала копии этой колдографии, подаренной мне Сириусом, для всех членов Отряда Дамблдора.       — Первый состав Ордена Феникса. — он провёл пальцем по колдографии, задержавшись им на незнакомой Гарри волшебнице, улыбающейся и стоящей рядом с ещё одним незнакомым ему волшебником. — Всем вам пришлось так быстро повзрослеть. Война лишила почти всё ваше поколение юности, безжалостно бросив вас в пучину взрослой жизни.       Какое-то время все трое пребывали в полном молчании. Кингсли был погружён в собственные горькие воспоминания и боролся с накопившимися в голове противоречивыми мыслями, Гарри не хотел тревожить задумчивость Министра, а Забини чувствовал себя немного чужим в разворачивающейся перед ним сцене.       — Мы можем говорить с вами откровенно? — вдруг тихо и серьёзно спросил Министр, всё ещё внимательным взглядом изучая лица людей на колдографии перед ним.       Забини не представлял, о чём именно хочет поговорить этот человек. Поэтому не уставал про себя повторять: перед ними Министр магии — сейчас самый могущественный волшебник во всей магической Британии, бывший мракоборец. А как всем хорошо известно, мракоборцы бывшими не бывают. Но также от внимательного и цепкого взгляда итальянца не укрылось и то, что сейчас он видел перед собой очень уставшего и опечаленного волшебника, в котором просто бушевали тяжёлые мысли, смешанные с воспоминаниями. Поэтому Забини просто кивнул и ответил короткое «да». В то время как Поттер, устало потёр переносицу под дужкой очков, и так же тихо как и Министр ответил:       — Конечно, Кингсли.       — Я не уверен, что стоит говорить с вами об этом, но будь что будет. В общем, когда ты, Гарри, мне рассказал о неожиданной помолвке Драко и Гермионы, поступке миссис Малфой, о планах на создание благотворительного Фонда. Я признаюсь честно, не поверил ни единому слову и не совсем понял, зачем вам с Гермионой защищать Малфоев.       — Но тогда почему…? — начал было Гарри, но темнокожий волшебник прервал его и, не дожидаясь продолжения вопроса, заговорил:       — Это были первые недели после победы. Вы только подумайте, на меня свалилось всё и сразу. Вся неразбериха послевоенного времени: полная разруха; десятки бежавших с поля боя Пожирателей смерти; тюрьма без охраны; Министерство, которое требовало основательной чистки и проверки; аврорат, фактически состоящий только из поредевшего Ордена Феникса и добровольцев; практически пустая казна и прочее, прочее, прочее. Малфои не были на вершине списка моих самых главных проблем, тем более Люциус был мёртв. Поэтому я просто доверился тебе и Гермионе, оставляя их на ваше попечение, так скажем.       Он ещё раз провёл пальцами по колдографии и повесил рамку на место. Министр расправил свою тёмно-фиолетовую мантию и вновь сел на диван. Взмахом палочки на столе появился графин с огневиски и три стакана. Бруствер плеснул янтарной жидкости в каждый из стаканов, один из которых подтолкнул к Блейзу, а второй протянул Гарри. И только после того, как сделал достаточно большой глоток, он продолжил свой сбивчивый монолог:       — Вы даже и не представляете, насколько сильно Министерство нуждалось в деньгах. О восстановлении Хогвартса в мае я даже и думать не мог. Мне нужно было хоть как-то выплачивать крохотное жалование сотрудникам. Заново формировать Визенгамот и собирать практически с нуля Аврорат. Поэтому, встретившись с Драко и Гермионой и выслушав их грандиозные планы, я был немало удивлён и даже обрадован…       — Благотворительный Фонд стал для Вас подарком с небес, способным решить разом множество проблем. — закончил за него Забини, ещё не вполне уверенный в том, что может участвовать в этом разговоре.       Они встретились взглядами, и Кингсли кивнул ему, подтверждая его слова:       — Если честно, то да. Но меня не оставляло беспокойство и недоверие от всей этой показушной затеи с помолвкой и благородным поступком Нарциссы… — он запнулся и быстро поправился. — Миссис Малфой в Запретном лесу. Я помнил Драко испуганным до смерти мальчишкой на астрономической башне Хогвартса и абсолютно не знал, что с ним стало за последний год. Миссис Малфой же была загадкой для всего Ордена Феникса ещё со времён первой магической войны.       — Тогда почему вы пошли на всё это, несмотря на то, что совсем не доверяли Малфоям? — удивлённо спросил Гарри, всё ещё задетый тем, что Кингсли раскусил его идею, даже сильно не утруждаясь.       — Гарри, подумай сам. — ответил за Министра Забини, поняв простую логику его решения, а также осознав, что в этом человеке есть немало черт его родного факультета. Именно поэтому он будет отменным Министром в это тяжёлое для магического мира время. Благородным, но при этом достаточно расчётливым. — Только неделю назад начались первые слушания в Визенгамоте, который сейчас загружен до предела. Сейчас разбирают дела самых приближенных, оставшихся в живых и не бежавших с поля боя: Долохова, Розье и Яксли. После долгих и мучительных разбирательств, в течении которых Драко и Нарциссе пришлось бы провести, наверное, не меньше года в Азкабане, пока до них дошла бы очередь, максимум к чему бы их приговорили — так это к крупным принудительным выплатам на послевоенное восстановление.       Кингсли вновь взглянул на слизеринца и одобрительно улыбнулся от того, что тот очень правильно понял ход его мыслей.       — Совершенно верно. А так я получил молодого лорда Малфоя под присмотром двух героев войны, готового неограниченно жертвовать средства в то, на что у Министерства их просто нет. При этом было вполне понятное объяснение для общественности его оправдания и не привлечения к суду. — Кингсли сделал еще один глоток огневиски и добавил. — Но представьте моё изумление, когда вы втроём просто совершили невозможное за каких-то два коротких месяца. Полностью восстановили Хогвартс, для чего Министерству, вероятно, потребовался как минимум год. Обеспечили жильём всех тех, кто лишился его по вине Тёмного Лорда. Драко помогал аврорам с выявлением Пожирателей смерти, некоторых из которых сейчас практически нереально найти из-за того, что метки исчезли…       — А что насчёт Нарциссы? — перебил его Гарри, поражённый откровенностью Министра и желающий узнать мнение о женщине, ради которой всё затевалось.       Кингсли медленно и тяжело поднялся с дивана. Было видно, как груз ответственности за весь магический мир Британии давил на его широкие плечи и неизменно прямую спину. Бруствер начал прохаживаться по комнате, и оба парня не могли не заметить, как изменилось выражение его лица от этого вопроса, хоть он и попытался его скрыть.       — Я имел удовольствие несколько раз беседовать с ней, и лично убедиться в её непричастности к деятельности старшего Малфоя и искреннего отношения Драко к Гермионе. — коротко и уклончиво ответил Министр, быстро переводя тему разговора. — Я ещё хотел обсудить с вами судьбу Рональда Уизли. Учитывая все его заслуги во время войны, мы с Биллом договорились, и, я надеюсь, вы оба со мной согласитесь. Когда целители восстановят его сознание, и он придёт в себя, его допросят авроры с применением легилименции и веритасерума. Только в том случае, если не останется никаких сомнений, что он напал на вас и Драко по принуждению, а не по своей воле, то он отправится в Румынию к своей семье без права вернуться в страну и будет находиться под присмотром местных мракоборцев. Я не хочу чернить его имя заключением в Азкабане, ведь это бросит тень не только на его семью, и так сильно пострадавшую во время войны, но и на вас с Гермионой. Даже, возможно, даст обществу усомниться в помолвке Драко и Гермионы. А мне бы этого очень не хотелось. Ведь как бы она ни началась, сейчас эти двое любят друг друга.       Бруствер вновь сел напротив Поттера и Забини, и парни могли видеть, как глубоко морщины врезались в его лоб, когда он посмотрел на них и вновь заговорил:       — Я просто хотел, чтобы вы поняли, почему я изменил своё отношение к вашей затее с помолвкой и оправданием семьи Малфой. За это время Драко и Гермиона доказали своими делами, что вместе они могут свернуть горы. Эти двое взяли на себя огромный груз взрослых проблем, и я безгранично им благодарен. И если есть хоть что-то, что я способен сделать для них, то просто дайте мне знать. Особенно, учитывая всю сложившуюся обстановку.       — Есть одна вещь, Министр, которую вы должны знать. — решился нарушить возникшую на миг тишину Блейз. — Его метка. Она стала едва заметной. Я увидел это сегодня на утреннем осмотре. Виден только едва заметный контур, но нет никаких сомнений, что это она. Я не знаю, с чем это связано, и что это значит. Если возможно, я бы хотел изучить имеющуюся у Министерства и Ордена информацию относительно этого.       — Я бы хотел взглянуть. — обеспокоенно отозвался Кингсли.       — Почему ты мне ничего не сказал? — одновременно с Министром воскликнул Гарри, на что получил от Блейза тихое шипение, и парень одновременно показал на дверь спальни.       — Тише ты, я хоть и навёл оглушающие чары на дверь, но она ещё ничего не знает. Видимо, пока не заметила, а я не хотел ей об этом говорить, не обсудив это с вами. — быстро и тихо пробормотал молодой целитель.       — Думаю, ты поступил правильно, Блейз. — отозвался помрачневший Министр, а потом посмотрел обеспокоенным взглядом на юношу и спросил. — Ты абсолютно уверен?       Забини встретил тяжёлый и испытующий взгляд темнокожего волшебника и без колебаний ответил:       — К сожалению, да. Драко показывал мне её в прошлом году. Повторюсь, у меня нет ни малейших сомнений, что это действительно тёмная метка. Насколько мне известно, Тёмный Лорд лично зачаровывал её на предплечье каждого Пожирателя смерти, и в её основе, по большей части, лежит тёмная магия, но также и Протеевы чары, но это всё, что я знаю.       Пока Кингсли находился в мрачной и молчаливой задумчивости, Гарри быстро сказал:       — Когда Гермиона делала для ОД зачарованные галеоны, она тоже сказала, что идея с использованием Протеевых чар пришла ей в голову именно из-за действия тёмных меток Пожирателей. — Поттер поморщился, но всё же добавил. — А ещё, когда Воландеморт возродился, я видел, как он одним прикосновением к своей метке заставил Пожирателей трансгрессировать прямо на кладбище рядом с ним.       Кингсли резко поднялся и быстро заговорил, уже направляясь к входной двери:       — Простите меня, мне немедленно необходимо отправиться в Азкабан. Я хочу лично осмотреть всех содержащихся там Пожирателей. — он на мгновение повернулся и обратился к молодым людям. — Гарри, Блейз, я пришлю вам сову чуть позже, может сам смогу прийти и поговорить. Будьте здесь, пожалуйста. Всё зависит от того, что я увижу в Азкабане, и прошу вас, не говорить пока никому ни слова об этом.       Он вышел за дверь, где на лестничной площадке его всё это время ждали трое авроров.       Тем временем Гермиона лежала, свернувшись в клубок, рядом с Драко и прислушивалась к стуку его сердца. Чудеса несомненно случаются, они сами волшебники, и живут в магическом мире. Но, видимо, они с Драко исчерпали свой лимит настоящих чудес…